Я нашел бы тебя
Души незримо присутствуют в нашей жизни в надежде на то, что живые оставят обиду и гнев, печаль и сожаление. В надежде на то, что мы вспомним даже в минуты отчаяния — жизнь так прекрасна…
Буквально все ощутили эту приторную недосказанность, повисшую между ними. Она ощущалась и по дороге, и на месте преступления. Все, кажется, думали не о деле, а о том, когда от Реджины последует реакция и какой она будет. Реджина, конечно же, всё услышала, и её, конечно, это задело. Просто она знала, что это произойдёт, просто дала себе слово не бояться, даже если раз за разом он будет отталкивать её, пусть и неосознанно. Кристиан даже не понял, как это произошло. Он не сошёл с ума и прекрасно мог отличить день от ночи, жену от Реджины. Просто на пару мгновений ему стало дико страшно, он вспомнил свою жену, которая тоже никогда не желала быть в стороне, и свои угрызения совести, что не уберёг её. Подумалось, что если бы он был настойчивее и не позволял ей абсолютно всё, то, может, всё сложилось бы иначе? Он не знал, как это вышло и как это исправить; она не знала вообще ничего — ни как себя вести, ни что с этим делать дальше, поэтому сосредоточилась на работе.***
Джордж Фойет родился в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году в одном из районов Бостона. При мысли о Потрошителе Гидеон отчего-то вспоминал Клауса Майклсона. Их судьбы были схожи — обоих в детстве сильно бил отец, а мать пыталась защитить, но была недостаточно сильна. Мальчик возненавидел беспомощность матери и стал считать всех женщин слабыми. В конце концов, он сломался и убил их обоих, когда ему было девять лет, каким-то образом сумев подстроить всё, как автомобильную аварию, в которой ему чудом удалось выжить. После мальчик был усыновлен богатыми и бесплодными родителями. Дальше его судьба разительно отличалась от судьбы Клауса Майклсона, и, по мнению Гидеона, Клаусу повезло куда больше, даже если он был виновен в смерти одного или обоих родителей. Он не стал продолжать и взял под контроль своих демонов, что давало ему шанс на нормальную жизнь. В то время, как для Фойета убийство родителей стало первым, но не последним. Его первые убийства в роли Бостонского жнеца произошли между девяносто пятым и девяносто восьмым годами и выпали, как раз на годы болезни Белль, поэтому в памяти Голда сохранились далеко не все детали. А вот Хотч всё помнил отчётливо и ярко, это было его самое первое дело… Тогда Потрошитель работал помощником учителя в средней школе. Том Шонесси, в то время ведущий детектив по этому делу, вызвал подкрепление, и это было первое дело Хотча, которое он получил в качестве выпускника БАУ. К тому времени Фойет убил уже двадцать человек, однако, несмотря на такое количество жертв, у властей не было никаких зацепок, кроме приблизительного описания Фойета. А потом убийства по необъяснимым причинам вовсе прекратились, и Хотча отослали. Аарон и не думал, что столкнётся с этим делом так скоро.***
На сей раз Реджина даже была благодарна тому, что их работа настолько ужасна. Девушка с перерезанным горлом и сорока шестью колотыми ранами, её парень с пробитой головой, и машина, на двери которой нарисован кровавый знак, прекрасно отвлекали от насущных мыслей о Голде и обо всём, что с ним связано. Хоть и было весьма жутковато. — Хотч, почему его так и не поймали? — спросила Миллс, когда коллега оказался рядом с ней. — Профиль составить было невозможно. Его жертвы — мужчины и женщины разных рас и возрастов. У него нет мотива или ритуала, ему просто нравится убивать… — И как мы его найдём? — У Гарсии есть адрес, его подбросили сегодня под дверь Бостонского отдела, что там может быть Фойет. Возможно, это ловушка, но… — вздохнул Хотч. — Выбора всё равно нет. — Почему мы не поехали сразу туда? — Нужно закончить здесь.***
Белый полуразвалившийся дом, стоящий на отшибе и окружённый высоким железным забором, выглядел ещё более жутко, нежели место преступления, которое команда покинула более часа назад. Освещения почти не было, лишь один подвесной фонарь, тусклый, скрипучий и временами гаснущий. Можно сказать, агенты передвигались почти наощупь. — Прямо дом ведьмы-детоедки из сказки про Гензеля и Гретель, — произнесла Реджина, когда тусклый блик фонаря в очередной раз осветил строение. — Любимая сказка Бэя. — Только сейчас узнал, что любимая сказка моего сына — про каннибализм и сожжение заживо, — вздохнул Голд. Несмотря на возражения и явные протесты, дамам было приказано оставаться на крыльце, а мужчины, выбив хлипкую дверь, вошли внутрь. Конечно, в доме никого не было. Впрочем, никто особо и не надеялся на то, что неуловимый Потрошитель спокойно пьёт чай в ожидании агентов, а когда те придут, устроит им радушный приём и спокойно позволит сковать себя наручниками. Однако было принято решение всё хорошенько осмотреть в поисках улик. Жилище было двухэтажным, ещё имелся чердак. Девушки остались внизу, а мужчины отправились наверх. Никто не скажет, сколько прошло времени — пять минут или полчаса, каждый был сосредоточен и погружён в свои мысли, — как вдруг во всём доме погас свет, и следом послышался крик и звуки борьбы. Всего за минуту мужская половина команды прибежала вниз. Свет уже вновь горел, Эмили и Джей-Джей лежали на полу без сознания, Реджины нигде не было. Растерянность накрыла всех до единого одновременно. Понимая, что нужно действовать, никто не мог двинуться с места. Отмереть присутствующих заставил громкий звук — трость Голда, которую он выпустил из рук, ударилась об пол. Хотч и Морган тут же подбежали к Дженнифер и Эмили. Те уже начали приходить в себя. — Как ты? — спросил Хотч, помогая блондинке подняться на ноги. — Нормально, — прошептала та, морщась от боли и прижимая ладонь к месту удара на голове, — просто чем-то оглушил… Хотч взглянул на неё и понял, что на несколько минут его парализовал страх. Он испугался за неё, причём, видимо, не просто как за члена команды. Аарон, по обыкновению, был слишком занят, чтобы задуматься об этом раньше, но, похоже, не только между Голдом и Реджиной происходило нечто большее. — Где она? — в этот самый момент Голд напомнил о себе, прохрипев два слова, будто раненый зверь. — Где Реджина? Росси взглянул на друга. Неестественно бледный, на лбу выступил пот, губы растянуты в хищном оскале. Дейв вдруг понял, что Голд не подпускал Реджину близко не только потому, что не хотел предать память жены. Ещё он не хотел, чтобы рядом с ним снова возник кто-то, кого он может потерять. Ему было достаточно страха за сына. — Где Реджина? — снова повторил Кристиан, будто присутствующие знали ответ, но не хотели говорить. — Я здесь, — в этот самый момент она, задыхаясь и согнувшись, вошла внутрь, — я хотела его догнать, но… Голд без трости, прихрамывая на одну ногу, подошёл к ней и крепко прижал к себе, прежде чем Миллс успела закончить фразу. Она уткнулась носом в его плечо, а он провёл рукой по волосам. — Что же ты делаешь?! А если бы он убил тебя? — зашептал Голд. — А если бы с тобой что-то случилось? — Прости, — вдруг произнесла она. Кристиан чувствовал, как двигается её грудная клетка, как часто она делала глубокие вдохи, отчаянно подавляя слёзы. Просто раньше никто, кроме отца, не боялся и не боролся за неё. — Прости. Я здесь. — Ты меня тоже прости, я не знаю… — Всё нормально, — она сразу поняла, за что он пытается извиниться. — Давай не будем об этом, ладно? В ответ Кристиан легонько поцеловал её в висок и высвободил из объятий. — Смотрите, — Морган привлёк к себе всеобщее внимание и протянул Росси листок бумаги, которого, кажется, не было на столе, когда они только вошли. «Рад был повидать вас снова, агенты. У вас в команде много новеньких — прелестные барышни. И, как я понял, та, что с родинкой над губой, и блондинка весьма значимы для Голда и Хотчнера. Прошу прощения, что в этот раз не получилось увидеться лично, но уверяю, наша встреча состоится. И когда я отниму у вас всё, вы пожалеете, что не поймали меня.» Дэйв передал листок Голду, а тот, пробежавшись взглядом по строкам, со злостью скомкал его.***
Она пришла в родовое гнездо Майклсонов без приглашения и, в общем-то, не по собственной воле. Час назад ей позвонила Ребекка и неожиданно попросила об услуге, причём просьба её звучала весьма необычно: не допустить очередной ссоры между Клаусом и Элайджей. Пока Фрея занималась бизнесом и растила Кола, трое других жили сами по себе, и взаимоотношения этой троицы никак нельзя было охарактеризовать, даже назвать их сложными и запутанными было бы мало. Снедаемый чувством вины за то, что не вступился за брата, он теперь всеми силами пытался заботиться о Клаусе, но того такая забота только раздражала, что становилось поводом для вечных взрывоопасных стычек между братьями, и буфером меж ними всегда служила Ребекка. Клаус, в свою очередь, всевозможно опекал Ребекку, и когда уже той претила забота старшего брата — Элайджа не давал им сцепиться. Вот таким вот довольно странным образом они несколько лет поддерживали баланс в семье. Однако именно сегодня занятая переездом и маленькой племянницей Ребекка никак не могла остудить пыл братьев и, недолго думая, решила прибегнуть к помощи той, кто, по её мнению, мог успокоить гнев Ника. — Уверена, ты найдёшь, что ему сказать, — утверждала Ребекка, прячась от ливня, что бушевал уже не первый день, под крышей маленькой сувенирной лавки, — тебя он послушает. — Твой брат — параноидальный нарцисс с нестабильным настроением, который не контролирует свой гнев, — одной рукой Ками держала трубку, другой убирала с барной стойки пустые стаканы. — С чего ты взяла, что он станет слушать меня? — Ты ему нравишься, — произнесла Ребекка и тише добавила: — Я думала, ты и так уже это поняла. Ты ему нравишься — аргумент весьма сомнителен для того, чтобы лезть в разборки двух братьев, но, тем не менее, она здесь. Смелая барменша стояла в холле самого большого дома в городе, слушала, как журчит декоративный фонтан, и выглядела весьма растерянной. Она, похоже, явилась в самый разгар драки. Они что-то кричали друг на друга, впечатывали в стены один другого и ломали мебель. Ками не знала, как его окликнуть, но он первым обнаружил чьё-то присутствие. Клаус обернулся; взгляд его был пустым и холодным, он скалился, словно волк. Она впервые видела его таким. Первым желанием было признать, что, похоже, окружающие правы — ей определённо стоит его бояться, а затем убежать прочь. Но Камилла стояла неподвижно, глядела прямо. — Тебе не стоило сюда приходить, а то и тебе попадёт. — Я не боюсь, — произнесла она. Об пол стукнул каблук, Ками приблизилась на шаг, сокращая расстояние между ними. — Ты не причинишь мне вреда, я с самого начала это знала, с самой первой встречи. Слегка загорелая кожа, серое платье и летний розовый плащ поверх. Пшеничные локоны слегка завиваются, касаются плеч. Клаус зол. Ками — то ли дура, то ли и вправду смелая — делает ещё шаг. Она совсем близко, он может уловить тонкие цветочные нотки её парфюма, настолько стойкого, что даже не смыло ливнем, и он знает его название — так пахнет слабость. Она не боится — боится он, глядя в её глаза, будто там, в самой их глубине, спрятана его слабость. Думая об этом, Клаус чувствует, как разом начинают болеть все шрамы, оставленные Майклом. Он не слабак. В доказательство этого Никлаусу дико хочется взять и просто сломать её, хрупкую, пополам, чтобы точно уяснила: его стоит бояться. Вместо этого Клаус делает ещё шаг, кладёт руку ей на шею, чувствуя пульсацию вены ладонью. Ками ощущает дыхание на губах, а секунду спустя Майклсон быстрым шагом покидает родовое гнездо, оставив её и брата в недоумении.***
— Болит? — спрашивает Хотч, подойдя к Джей-Джей и видя, как она потирает место ушиба. — Так, просто шишка, пройдёт, — улыбается она совершенно искренне. — Держи, — Хотчнер протягивает ей кружку с кофе. — Спасибо, — благодарит блондинка, протягивая руку. Их пальцы на мгновение соприкасаются, и по телу пробегает ток, будто бы сотни тысяч мелких мурашек забрались под одежду и щекочут. Она опускает взгляд, сосредотачиваясь на тёмной жидкости в кружке. Оба несвободны. У неё парень, у него — жена и сын. Оба ощущают эту неловкость, но никто из них не может отпустить руки… Пока Дженнифер смотрит в кружку, Хотч слушает чужие голоса. Где-то Голд терпеливо уговаривает Реджину: — Поспи, нам несколько часов лететь, а я пока сыграю в шахматы. — А если я… — Я тебя разбужу, — Голд не дожидается, пока она договорит, а после легонько прикасается к её губам. Самолёт набрал высоту и уверенно движется к Сиэтлу, разрезая крыльями облака. Хотч и Джей-Джей прячутся друг от друга по разным концам салона. Рид что-то рассказывает Моргану, а тот то ли слушает, то ли спит. Эмили читает, устроившись на небольшом диванчике. Рядом с ней спит Реджина, заботливо укрытая пледом, напротив через проход Голд с Гидеоном играют в шахматы, а Росси наблюдает за ними. — Вы же знали, что так будет? — спрашивает Кристиан, пока Джейсон делает ход. — Что ты не будешь один? — в свою очередь интересуется Росси и добавляет уже утвердительно: — Да. Она была не только красавицей, но и упрямицей, — Дейв будто бы неожиданно сменил тему, — она не хотела, чтобы ты был один, и не сдалась бы ни за что. — Так что, — Гидеон передвигает шахматную фигуру по доске, — может быть, не тогда и не там, но ты бы нашёл её.***
Новый Орлеан едва начинает пробуждаться, улицы полупусты. Пусть солнце сильно печёт, прохлада после вчерашнего ливня ещё ощутима. По переулкам бродят лишь местные жители и самые неугомонные туристы. До открытия бара ещё час, но, услышав из подсобки звон колокольчика над дверью, Камилла поняла, что кто-то решил проигнорировать табличку «закрыто». Взяв коробку со спиртным, барменша пошла в зал, полная решимости выдворить наглеца. Но её решимость вмиг улетучилась, стоило ей увидеть его. Клаус сидел на высоком стуле у барной стойки. — Бурбон семьдесят восьмого? — произнёс он, глядя на надпись на коробке, что была у Ками в руках. — Отличный год. Давай откупорим одну? Камилла поставила коробку на пол, достала из неё одну бутылку и, встав напротив Клауса у стойки, стала разливать жидкость по стаканам. Мужчина, в свою очередь, вынул из бумажника мятую стодолларовую купюру и положил перед ней. Увидев это, девушка усмехнулась. — Когда я только приехала, ты вручил мне такую же. — Она отхлебнула из стакана. — Я как раз сменила другую девушку. Если бы не это, перед тобой сейчас могла бы стоять другая. Клаус, хитро улыбнувшись, поднял стакан вверх и тут же осушил его залпом. — Спасибо, ты первая, кто смог усмирить мой гнев, раньше это под силу было лишь сестре. И, знаешь, — он поставил стакан и облизал губы, — я предпочитаю думать иначе. Если бы не та ночь, не этот бар, не та купюра, — он приблизился так близко, как никогда раньше, и Ками отчего-то трудно стало дышать, — тогда мы бы встретились у картины на модной выставке или рядом с саксофонистом на улице. Я нашел бы тебя… Камилла смотрела прямо на него, делая вдохи через раз, и ждала поцелуя. Клаус на сей раз не обманул её ожиданий. Накрыв губы девушки своими, Майклсон ощутил терпкий привкус бурбона и подумал о том, кто из них пожалеет об этом первым.***
Голд был бы очень удивлён, случись ему узнать, что его с Клаусом мысли в то утро совпадали, он тоже задавался вопросом: кто из них пожалеет об этом первым? Машина тихо въехала в сонный город со стороны кладбища, а не со стороны ратуши, как обычно. Проезжая мимо, Кристиан покосился на кладбищенские ворота. Затем он бросил взгляд на Реджину, кажется, крепко спящую на соседнем сидении. Сей поступок выглядел весьма неприглядно и не по-джентельменски, но, позволив себе оставить её дремать в машине, Кристиан брёл по непросохшей от утренней росы траве к ней. Мужчина встал напротив памятника, сложив одну ладонь на другую, опирался на трость и совершенно не знал, с чего начать. — С добрым утром, моя красавица. Ты знаешь… Я, конечно, не знаю, что из этого выйдет, — он закашлялся, будто слова застряли в горле, — но, кажется, я больше не один… И мне нужно знать, что ты… что всё нормально… Что это нормально. Голд не мог видеть, что она стоит прямо напротив него и улыбается своей неповторимой, немного детской улыбкой. — Всё хорошо, Кристиан. Тебе это нужно, нужно продолжать жить. Ты не умер, из нас двоих мертва только я. Ты испугался за неё, а страх присущ только живым — а значит, ты готов жить. Кристиан не видел её и не слышал всех этих слов, только листва деревьев задорно шумела на прохладном ветру, что к полудню обернётся изнуряющей жарой. Мужчина оторвал взгляд от надгробья и заметил её. Реджина стояла прямо напротив, видно, проснулась, пока его не было. Девушка выглядела испуганной, она растерянно переминалась с ноги на ногу, словно боясь сделать лишний шаг и нарушить его личные границы, влезть туда, куда ей запрещено. «Ты можешь подойти, если хочешь», — прочла Реджина в его глазах, но с места сдвинуться так и не решилась, она лишь протянула ему руку. Тут шалунишка-ветер подлетел к нему и прикоснулся прохладой. Голду вдруг почудилось нечто знакомое в этом мгновении. Когда-то жена так же, целуя на прощанье, легонько прикасалась губами к щеке, а затем вытирала след от помады. Белль и вправду поцеловала мужа в щёку, попрощавшись. И, оставшись незримой для этого мира, наблюдала за тем, как они уходят с кладбища. Бросив машину, они решили пройтись пешком. Улица уже просыпалась. Соседи выходили из своих домов и отправлялись на работу. Линетт с Томом опять что-то не поделили, МакКласки ворчала у мусорных баков, и прямо в пижаме и тапочках им навстречу бежал мальчишка. — Реджина! — Бэй нёсся прямо со всех ног; пушистый тапочек, явно не предназначенный для бега по улице, вот-вот грозил потеряться. — Реджина! Девушка бросилась к нему и, подхватив на руки, закружила. — Как он вас увидел, ума не приложу — бросил завтрак и… — отчитывалась Голду Бри, попутно пытаясь отдышаться. Спонтанная утренняя пробежка явно не входила в её планы. Реджина присела на корточки и, поставив мальчика на землю, крепко его обняла. Маленькие ручки в ответ тоже обвили её шею, да так крепко, что казалось, не разжать. Помимо почти удушающих детских объятий, Миллс ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Нет, девушка, конечно, знала, что позади неё стоят Бри и Голд и наверняка смотрят на неё, но… Это будто бы был взгляд кого-то незнакомого. Реджина хотела покрутить головой по сторонам, но что-то внутри настойчиво подсказывало — она никого не увидит. Девушка поднялась на ноги и выпрямила спину, развернув Бэя спиной к себе. Ей отчего-то хотелось думать, что если уж она и смотрит на неё, то пусть смотрит прямо в глаза — может, сумеет прочесть в них что-то важное, например, что Реджина не лжёт, она действительно любит её сына и мужа. Белль и вправду была прямо перед ней, она сидела на корточках и любовалась маленьким сыном, что рос её копией. — Надо же, от Кристиана почти ни одной чёрточки, — она погладила мальчика по голове, а он почувствовал, как волосы треплет ветер. Реджина и правда ощущала её взгляд на себе, хотя можно было всё списать на обжигающие лучи солнца, что падали прямо на неё. — Ты можешь ему доверять. Расскажи ему, что с тобой случилось… Они незримо присутствуют в нашей жизни. Те, кого у нас отняла смерть. Рядом с нами. Всегда. Они утирают наши слёзы, отпирают для нас закрытые двери, оставляют подсказки. Они не держат обид и зла. Если мы счастливы, они радуются за нас. И, хоть и знают, что мы не услышим их, надеются, что в минуты отчаяния мы разгадаем их тайные знаки. Ощутим, как прекрасна жизнь, и поймём, что готовы жить всему вопреки.