Ты всегда будешь мне нужна
Я падаю с неба сгоревшей кометой, Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета, Твой смех на повторе в моем диктофоне И важное что-то ты просто не понял. И запах сандала, и запах скандала, Пустое шоссе, пять минут до вокзала, Мы страны делили все поровну вместе, Но в них без тебя мне неинтересно. Зачем мне теперь красота? Я без тебя сирота… Диана Арбенина ©
Они проехали Сиэтл, а спустя пять минут чёрный джип Клауса затерялся среди ярких деревьев, листва уже стала разноцветной, но сбрасывать её деревья не спешили. Камилла молча смотрела в окно на пробегающие мимо стволы, терпеливо ожидая, когда они прибудут к месту назначения. Клаус иногда позволял себе на мгновение отвлечься от дороги и бросить на неё полный восхищения взгляд. Дорога была утомительной, но Камилла не засыпала его кучей вопросов и не уточняла каждые десять минут, куда они едут и долго ли ещё. Она ему полностью доверяла. — А ты и вправду смелая барменша — с мужчиной в машине, посреди пустынной лесной дороги, — хитро улыбнулся Клаус, прервав молчание, — и даже не спрашиваешь, куда мы едем. Я сын серийного убийцы, не забыла? — Все твои эмоций написаны у тебя на лице, ты не контролируешь гнев, но остываешь быстро, — она одарила его такой же хитрой улыбкой. — Ты мало походишь на маньяка, а вот Элайджа, сдержанный, застёгнутый… — Ками рассмеялась. — Я передам брату, что ты считаешь его серийным убийцей, — Клаус усмехнулся. Камиллу действительно снедало любопытство, какую тайну Майклсон может прятать в глуши. Но она приняла на веру и не торопила события.***
О’Коннелл была не единственной, кто утратил сон и аппетит, терзаясь тягостным ожиданием. Реджина одна жила в огромном особняке отца и не могла найти в нём места, ей всюду было тесно и душно. Прошло две недели с тех пор, как Миллс призналась во всём Голду. А он никак не отреагировал, просто обнял, погладил по спине и не сказал ни слова. А утром, как обычно, они встретились на работе. Кристиан говорил о чём угодно, но не об этом. Не задавал вопросов, не пытался узнать подробности, просто вёл себя, как ни в чём не бывало. А Реджине было невыносимо. Ей казалось, что с того момента, как она во всём призналась Голду, она ходит перед всеми нагая, все смотрят на неё, тычут пальцем, но укрыться ей негде, ей холодно, но согреться нечем. Так девушка провела две недели и, поняв, что ещё немного, и она сойдёт с ума, решила хотя бы попытаться переключить своё внимание на что-то другое. Этим воскресным утром Реджина вышла в сад, и её взгляд вдруг зацепился за Ребекку Майклсон. Обычно улыбчивая и яркая, сегодня она была на себя не похожа. Бледная и задумчивая, словно кто-то старательно стёр с её лица все эмоции и оттенки чувств. Реджина не спеша подошла к соседке, то ли решив со своих проблем переключиться на чужие, то ли разглядев в ней саму себя, отчаянную и познавшую отчаяние. Кто ещё сможет понять её? — Ребекка, что-то случилось? — поинтересовалась Миллс, осторожно тронув подругу за плечо. Майклсон сидела на крыльце своего дома, опустив голову вниз. Белокурые локоны скрывали её лицо, но когда, услышав голос, она подняла глаза, Миллс невольно отступила на шаг. Слишком много в глазах Ребекки было страха, неподдельного животного страха, такой обычно ощущается физически, витает в воздухе. Такой обычно испытывают люди за шаг до смерти, но то, что сказала Ребекка дальше, к апокалипсису отношения не имело. — Сегодня Клаус привезёт Камиллу. — Это же хорошо? — спросила Реджина, дёрнув бровью, и добавила совсем неуверенно: — Или нет?.. — Все женщины, которых Клаус и Элайджа впускали в нашу жизнь, ранили нас, — Ребекка глубоко вздохнула, ощущая фантомную боль под рёбрами. — Я не хочу чувствовать это снова. А если даже и нет… Если Ками примет Хоуп, они станут жить своей семьёй, — Майклсон была готова расплакаться, — семьёй, в которой… — Тебе не будет места, — закончила за неё Реджина, присаживаясь рядом. — Ты боишься, что будешь ему не нужна, — произнесла Миллс шепотом и закусила губу; сейчас она говорила не только о Ребекке. — Я так долго хотела вырваться из-под его контроля, а как вырвалась, поехала колесить по миру. Мне часто говорили, что моя красота откроет любые двери и весь белый свет будет у моих ног. И вправду — этот мир чудный, яркий и огромный, и я, наверное, смогла бы покорить его, если бы захотела. Но без Ника все чудеса и красоты мне быстро наскучили. Без Ника я не знала, где моё место в нём. Оно годами было лишь рядом с ним, — она набрала побольше воздуха в лёгкие, будто собираясь сделать признание, на которое раньше не решалась. — Оба моих родителя умерли, но я никогда не чувствовала себя сиротой. А вот без брата я сирота, и красота мне без него ни к чему. Реджина, не зная, что ответить, а, скорее, даже понимая, что слова сейчас не нужны, взяла подругу за руку и улыбнулась, стремясь вложить в эту улыбку как можно больше поддержки. На первый взгляд, они были слишком разными и между ними не может быть ничего общего, но оно было. И это общее позже перерастёт в крепкую дружбу. А годы спустя доктор Грегори Хаус, который однажды заверил Реджину, что причины жить ещё будут, подметит то самое общее между ними. — Просто они обе настолько же искалечены внутри, насколько красивы снаружи, — произнесёт мужчина, отправляя в рот очередную таблетку наркотика. Даже годы спустя Хаус так и не смог отказаться от лекарств, хоть и признавал, что он наркоман. Никто никогда не узнает, был ли Хаус прав или родство их душ состояло не в этом. Но Реджина ощущала то же самое: она была красива, но без него ей ни к чему была её красота. Без него она при живой матери — сирота.***
Люди всеми силами пытаются искоренить наркотические и алкогольные зависимости, курение. А что насчёт зависимости от окружающих — как знать, может быть, чрезмерные привязанности так же пагубны для нас, как и никотин? Быть может, нам было бы куда проще и легче жить, если бы мы не боялись утратить связь с тем, кто нам дорог. Быть может, мы были бы свободнее и счастливее, если бы семейные узы не сковывали нас, если бы нам было достаточно только нас самих? Однако наши привязанности порой формируются незаметно для нас. Иногда кажется, что человек ничем не значим и что, не будь его, нам было бы легче, и только утратив эту связь, мы осознаём в полной мере, как он был важен. Дом Ферраз онемел, за последние две недели здесь крайне редко звучали людские голоса. Каждый молчал о чём-то своём, не желая делиться или чтобы делились с ним. И люди, и стены дома жили в ожидании пугающей неизвестности, а тишина вдруг стала такой вязкой, что все предметы в доме казались липкими, и Лукасу то и дело хотелось вымыть руки. На протяжении двадцати лет он воспринимал Маизу, как фоновый шум в доме, но сейчас её голоса ему не хватало. Он никогда раньше не присматривался к ней так внимательно и не наблюдал за ней так часто. Сейчас же Лукас буквально видел, как её кожа каждое утро меняет оттенок, становясь всё бледнее, как она худеет на глазах. Он вдруг заметил, как болезнь буквально вытягивает из неё жизнь. И ведь это началось не вчера и даже не две недели назад, а задолго до. Он просто ничего не видел или не хотел видеть. Был слишком занят, жалел себя и свою потраченную впустую жизнь, не удосуживаясь замечать происходящее. Ни то, как она меняется, ни то, с какой скоростью опустошаются пузырьки с обезболивающим. Сегодня за завтраком Лукас не сводил с неё глаз, пытаясь наверстать всё упущенное за два десятка лет. Маиза, в свою очередь, допив свой утренний кофе, молча встала из-за стола и куда-то ушла, не обронив ни единого слова. Она не хотела говорить о своей болезни, а другие не хотели говорить ни о чём, кроме этого. Поэтому лучшим выходом ей казалось молчание. Да и какой смысл в словах, если в конце концов всё будет кончено? Маиза ощущала себя кометой, которая весь свой век летала в холодном небе, так и не найдя своего места, а теперь сорвалась и падает, чтобы догореть, коснувшись земли. Лукас смотрел жене вслед до тех пор, пока она не скрылась из виду, оставив с ним ощущение, что нечто важное он так и не понял. Леонидас, который всё это время сидел во главе стола и так же молча наблюдал за невесткой и сыном, вдруг произнёс: — Ее карту посмотрели лучшие из лучших, и в Рио, и за его пределами, — мужчина бросил на стол пухлую папку с бумагами. — У всех вердикт один: если бы обратились раньше… — он с укором посмотрел на сына. — Она ничего не говорила, откуда я мог знать? — попытался оправдаться Лукас и тут же понял, как нелепо это звучит. — Просто она никогда не была нужна тебе! — Ферраз повысил голос и приподнялся со стула. Лукас ничего не ответил. Он просто вдруг понял, что она всегда была ему важна, и чтобы озарение пришло, нужно было, чтобы все врачи вынесли неутешительный вердикт. Привязанность возникает даже к тем, кого мы годами пытаемся игнорировать, но ощущаем мы её лишь тогда, когда она рвётся и натянутые до предела нити ранят нас.***
Машина притормозила. Клаус вышел и, открыв дверь, подал руку своей спутнице. Камилла огляделась. Тихое предместье. Дети бегают по дворам, где-то ворчит соседка преклонных лет, кто-то гуляет с собакой. Обычный тихий городок, где все друг друга знают по именам. И маленький домик, похожий на кукольный, будто для Барби, затерянный в деревьях с жёлтой листвой… Подумав о куклах, Ками невольно вспомнила о Ребекке и улыбнулась своим мыслям. Каково же было её удивление, когда спустя мгновение дверь дома открылась и на пороге появилась Ребекка — но больше всего смелую барменшу потрясло то, что блондинка была не одна. На руках у младшей Майклсон сидела малышка в белой кофточке, укутанная в розовое одеяло; на вид ей было не более полугода. — Позволь познакомить тебя с той, к кому я сбегаю из Нового Орлеана, — Клаус заговорил прежде, чем Камилла успела что-либо спросить. — Это моя дочь Хоуп Ребекка Майклсон. Сестра любезно помогает мне растить дочку после того, как её мать подбросила нам её. О’Коннелл несколько минут ошарашенно смотрела то на малютку, что улыбалась и размахивала руками, то на возлюбленного, то на его сестру. Глаза девушки всё больше и больше округлялись от удивления, губы были приоткрыты, а мысли разбросаны, и она никак не могла связать их в слова. Пока они с Клаусом ехали сюда, она настроила тысячу предположений, но такого среди них не было. Лишь годы спустя она признается, что первой её мыслью было сбежать, не оглянувшись. Но малышка вдруг потянулась к ней и, повинуясь каким-то внутренним инстинктам, неведомым ей до сих пор, Камилла в ответ протянула руки к ней. Клаус, словно заворожённый, наблюдал за тем, как прямо на его глазах, кажется, зарождалась новая крепкая связь, разрывая уже существующую. Осторожно передав Хоуп Камилле, Ребекка вдруг ощутила пустоту внутри, будто бы она снова лишилась своего места в жизни. Младшая Майклсон улыбалась, но внутри её душили слёзы. — Здравствуй, Хоуп, меня зовут Камилла! — девушка наконец отмерла и заулыбалась. — Клаус, она чудо, очень похожа на тебя! Ками с Хоуп на руках скрылась в доме, а Ребекка продолжала стоять на пороге, будто бы не в силах решить, стоит ли ей входить внутрь и куда ей вообще теперь деваться. Видя смятение сестры, Никлаус приблизился к ней и, положив ладонь ей на затылок, притянул к себе. С минуту он смотрел ей в глаза и где-то внутри красивой и сильной женщины видел маленькую девочку, что отчаянно боится грозы. Мужчина заправил волосы ей за ухо и зашептал: — Никто и никогда ни встанет между нами, я не позволю, — Клаус прикоснулся к её лбу своим и заговорил, выговаривая каждую букву и разделяя паузами слова: — Ты всегда будешь мне нужна, сестра. — И навечно, — прошептала она в ответ.***
Хотч нагнал его в полупустом коридоре ФБР. Голд чувствовал, что за ним кто-то идёт, и даже догадывался, кто. В воскресенье мало особо инициативных, не все хотят добровольно выходить на работу и разбирать бумаги. Либо это те, у кого нет семьи, либо те, кому настолько плохо в семье. — Почему ты на работе? — поинтересовался Голд, когда Хотчнер поравнялся с ним. — Сходил бы в парк с Хейли и Джеком. — Но вы же тоже не с Бэем, — парировал Аарон; это оказалось проще, чем объяснять, что от его брака, похоже, только видимость осталась. — Я по делу, к Эмили и Дженнифер, — невозмутимо ответил Голд, стуча об пол тростью. — Кстати, насчёт Джей-Джей, — Хотч был безмерно благодарен тому, что Кристиан сам заговорил о ней, — её переводят? — Тебя это беспокоит? — Голд остановился и, посмотрев на Хотча, дал понять, что ему немедленно нужен честный ответ. — Она ценный сотрудник, такие нужны отделу… Голд вздохнул и, отвернувшись, пошёл прочь. Он помнил то чувство, когда время ощущалось, как песчинки в часах, как он физически чувствовал, как они ускользают. И теперь его всегда злили люди, тратящие его впустую. — Она действительно нужна отделу, я её никуда не отпустил! — выкрикнул Кристиан отставшему Хотчнеру, и гулкое эхо разлетелось по пустому коридору, а затем Голд повернулся и сделал несколько шагов в сторону Аарона. — Но тебе пора сказать ей, что она нужна тебе. Не думал, что она ждёт этого, не думал, что ей важно это знать? Хотч молчал, не сумев подобрать нужные слова; он боялся думать о том, что это может быть взаимно, потому что боялся быть разочарованным. — Ты с наслаждением слушаешь её смех, будь твоя воля, ты бы поставил его на повтор, но главного ты так и не понял? Например, что тоже ей нужен? — спросил Голд, не ожидая ответа.***
— Ребекка сегодня грустная… — вдруг задумчиво произнёс Бейлфаер, увидев соседку с братом во дворе, когда проходил мимо, и подметил, что сегодня она не так улыбчива, как обычно. — Просто ей страшно, — Реджина остановилась и, присев на корточки, посмотрела на мальчика. — Все боятся стать ненужными тем, кто нужен им. — Можешь не бояться, — твёрдо произнёс малыш с абсолютной уверенностью в голосе, — ты будешь нам нужна всегда.***
Наши привязанности формируют нас. Нередко они причиняют боль, становятся оковами, которые мы мечтаем сбросить, и иной раз, лишь сбросив их, мы понимаем, что человек, с которым нас ничего, кроме боли, не связывало, на самом деле значит очень много. И иногда нам кажется, что лучше для нас было бы никогда никого не любить. Тогда бы совершенно точно никто бы ни ранил нас, не предал и нам не нужно было бы бояться, что близкий человек однажды просто исчезнет из нашей жизни. Но стоит освободиться, как нам открывается совсем другая истина. Даже если в нашем распоряжении целый мир, и даже если мир этот ярок и интересен, он быстро наскучит нам, если не с кем будет разделить его красоту. На карте огромного мира у каждого должны быть координаты, в которых нас ждёт человек, которому мы будем нужны всегда.