Допустимая жертва
Мы осуждаем насилие, так как боимся стать его жертвой; когда мы становимся его жертвой, мы начинаем с ним бороться.
Ей было не по себе с самого утра. Стоило Реджине открыть глаза, как она ощутила в воздухе липкий страх, словно её ночной кошмар не испарился с рассветом, а плесенью осел на стенах. Едва встав с кровати, девушка открыла окно, чтобы порыв ветра прогнал прочь остатки дурного сна. Сентябрь почти закончился, листва начала желтеть и бесшумно опадать под ноги горожан. Приближался октябрь, а значит, минул почти год после её случайной встречи с Голдом. Год, за который её жизнь изменилась так сильно, что она до сих пор не могла это осознать. День был тёплым, красивым и солнечным, но у Реджины он не задался с самого утра. Кофе из турки устремился на волю с адским шипением; нарезая бутерброды, она порезала палец, а после разбила блюдце. Что-то было не так, что-то мешало, зудело, раздражало. Миллс ждала подвоха. Хотя бы потому, что понедельники редко бывают выходными, да что там — у них вообще не бывает выходных. А так, чтобы четверо из команды вместо того, чтобы выехать на дело, решили устроить чаепитие… Такого вовсе никогда не бывало. Всё это казалось Реджине очень подозрительным, а с некоторых пор неизвестность очень её пугала. Но, к счастью, гадать ей больше не пришлось: дверь распахнулась, и в дом, тихо постукивая тростью, вошёл Голд, а за ним Эмили и Дженнифер. — Реджина! Девушка обернулась на зов мужчины и уже собиралась поприветствовать подруг, совсем не ожидая дальнейших событий. — Прентисс и Джей-Джей приехали, чтобы провести с тобой когнитивное интервью, — Голд наконец раскрыл карты, и Реджине его козыри пришлись не по душе. Миллс не стала задавать дополнительных вопросов, она и без того поняла, что он имеет в виду. Кристиан хотел погрузить её разум в тот самый день. В день, в который она ни за что не хотела возвращаться. Реджина отрицательно закачала головой и попятилась назад, через несколько шагов упершись спиной в стену. — Нет, нет! Я не буду! Им троим понадобилось около часа времени, львиная доля терпения и дюжина аргументов, чтобы убедить Реджину в необходимости происходящего. И вот Миллс сидит напротив Эмили за столом, рядом с ней Джей-Джей. Прентисс крепко обеими ладонями сжимает холодную руку Реджины. — Вот видишь, я держу тебя крепко! Я буду рядом. — Уйди, пожалуйста, не хочу, чтобы ты это слышал, — дрожащим голосом попросила Реджина. Эмили обернулась, посмотрела на Голда, что стоял за её спиной, и тот одобрительно кивнул головой. Кивнув ему в ответ, Эмили повернулась к Реджине. — Сделай глубокий вдох, закрой глаза и расскажи первое, что ты помнишь… — Гостиная нашего дома… — подсознание Реджины, будто против её воли, погружало её в кошмар.***
Просторная гостиная в тёмных тонах, антикварная мебель, обшитая красным бархатом, всё в стиле двадцатых годов прошлого века. Мама обожала всё антикварное и старательно изображала истинного ценителя, хоть и не разбиралась в этом вовсе. Наверное, это и стало точкой соприкосновения между ней и Джулианом Сальваторе — он тоже считал себя ценителем, только не мебели, а красивых кукол, и у Коры было что ему предложить. — Я этот дом никогда не любила, мне больше нравился дом отца здесь, в Сторибруке. Он светлый, а тот дом всегда казался мне жутким, — шептала Миллс. Прикрытые веки подрагивали, а Эмили чуть крепче сжала её руку и просто слушала. Чёрный замок злой Королевы — так Реджина про себя называла дом матери в Сиэтле. Он всегда был мрачным, и ей в нём было неуютно. Сегодня это чувство усилилось в разы, и девушка весь вечер ёрзала на диване, временами пытаясь чем-то себя отвлечь — запахами, звуками вокруг. Пахло фруктами, изысканными сырами и дорогим вином из погреба. Аппетита совсем не было, а алкоголь она не любила, поэтому Реджина не притрагивалась ни к чему, что было на столе. Она прислушивалась, но уловить суть беседы так и не могла. В память врезался лишь притворный смех Зелины. Реджина иной раз даже завидовала умению старшей сестры. Зелина могла запросто изображать любые эмоции — смеяться, если ей не смешно, быть учтивой и вежливой даже с теми, кто ей ненавистен. Она, как и их мать, так часто и ловко меняла маски, что Реджина уже стала забывать, какие их лица на самом деле. Вот и сейчас старшая сестра так задорно и весело смеялась над плоскими шутками Джулиана, что в её смех искренне верилось, в то время, как у Реджины даже улыбка выходила весьма натянутой. Но вдруг смех Зелины прекратился, сменившись кокетливым голосом матери. — Мистер Сальваторе, — обратилась Кора к гостю, — не хотите ли посмотреть мою коллекцию вин? — О, это было бы кстати, — обрадовался мужчина, подмигнув сыну. — Зелина, идём с нами, — улыбнулась Кора, — пусть они побудут наедине. — Мам… — встревоженно окликнула Реджина спешно уходящую Кору. — Не бойся, детка, мы ненадолго, а ты пока пообщайся со Стефаном, — улыбнулась Кора. Улыбка матери была той самой улыбкой из детства. Что-то внутри зудело, упрямо подсказывая, что она не вернётся. Но этот мир устроен слишком хитро. Мама — это первый человек, которого мы чувствуем и узнаём в жизни. Поэтому подсознательно мы верим ей до последнего. Даже если веры уже нет.***
— Нет-нет! — Реджина предприняла несколько попыток выдернуть свою руку, но Эмили держала её крепко, тогда девушка распахнула глаза: — Нет, всё, стоп!!! — Она не вернулась, да? — прошептала Дженнифер, сглатывая острый ком. Похоже, сколько бы лет ни прошло, к монстрам и к тому, что они среди нас, привыкнуть будет невозможно. — Нет… Она знала, что будет дальше, и не вернулась! — А что было дальше? — спросила Прентисс, хоть у неё уже был ответ; она понимала, это нужно Реджине, ей нужно наконец это выплеснуть. Миллс отрицательно покачала головой, Джей-Джей успокаивающе погладила её по спине и тихо произнесла: — Нужно продолжать. Тебе это нужно.***
Когда они со Стефаном остались вдвоём, Реджина наконец оторвала взгляд от портрета отца, что висел на стене, и посмотрела на того, кого мать прочила ей в суженые, и обнаружила, что внешне он очень даже привлекателен. Тогда она ещё не знала, как он уродлив внутри. Тёмные волосы, широкие плечи. Довольно мужественные черты лица, волевой подбородок, слегка нахмуренные брови, серо-зелёные глаза. Взгляд пронзительный, если присмотреться, можно увидеть хитрые недобрые искры — такие же, как в глазах у Майкла и Никлауса Майклсонов, и именно поэтому они и привлекли однажды Ребекку. Подсознательно девочка всё равно выберет того, кто похож на главного мужчину в её жизни. Обычно это отец, в случае Ребекки — брат. Однако всего этого Реджина тогда не знала и просто старалась быть вежливой. Натянуто улыбаясь, она перебирала варианты, о чём бы заговорить, но у Стефана, похоже, план уже был. Подсев ближе к девушке, Сальваторе аккуратно положил свою ладонь ей на колено и медленно сдвинул лёгкую ткань платья вверх. Реджина вздрогнула всем телом, и Эмили Прентисс где-то там в реальности ощутила это. Миллс вздрогнула и обмерла, она совершенно не представляла, как ей стоит сейчас себя вести. Она вновь посмотрела на портрет своего отца, ища той поддержки и защиты, которую он ей всегда давал, но в то же время понимая, что на сей раз отец на выручку не придёт. Миллс отчаянно искала правильный выход из положения, способ сгладить ситуацию. — Стефан, я думаю, что нам пока не стоит… — Снова сдавленная улыбка, и Реджина отодвинулась на край дивана. — Свадьбы ведь ещё не было… — робко произнесла она, в душе надеясь, что её и не будет. — Всего лишь формальность, — улыбнулся он той самой обманчивой улыбкой, вера в которую зачастую обходится дорого. — У родителей всё решено, приготовления почти завершены. Парень снова придвинулся ближе, и Реджина осознала, что отодвигаться ей уже некуда; она уперлась в подлокотник и попыталась встать, но рука Стефана сильно и грубо схватила её за запястье. Реджина вскрикнула и поёжилась — никто никогда раньше не применял к ней силу. Попытки высвободиться ни к чему не привели, и тогда она, в надежде воззвать к его здравому смыслу и человечности, тихо попросила: — Пусти, пожалуйста, мне больно. Парень отрицательно покачал головой. Обманчивая улыбка сменилась сначала хитрой ухмылкой, а затем оскалом хищника. Резко дёрнув Реджину за руку, Стефан заставил её опуститься на диван. Девушка дрожала от страха и неизвестности. А Стефан буквально упивался этим, её испуг пробуждал в нём инстинкты чудовища. Серийного убийцы, которого годы спустя назовут новым Потрошителем. Тогда Реджина ещё не знала, что ей пришлось стать его первой жертвой — просто потому, что Кэтрин Гилберт и Ребекка Майклсон, бывшие с ним до неё, на роль жертвы никогда не подходили; скорее, это он боялся их, а не они его. Она снова попыталась встать и уйти, но Стефан схватил её за запястье и развернул к себе лицом. — Советую привыкать! Когда мы поженимся, отказы приниматься всё равно не будут. — Не надо, мне больно, пусти! — жалобно взмолилась Реджина. Проигнорировав все просьбы, молодой человек с силой толкнул её, и девушка упала на диван. Она была напугана и растеряна, а когда немного пришла в себя, решила, что стоит воспользоваться ситуацией и бежать со всех ног, но только она попыталась подняться, он навис над ней. Она увидела в его глазах хищника, в котором нет ни капли человечности, лишь животный инстинкт. Стефан всем телом придавил её к дивану, от тяжести ей стало трудно дышать. — Мама, — прохрипела Реджина, тратя на напрасные призывы о помощи драгоценный воздух в лёгких, — мамочка, помоги…***
В реальности Эмили зажмурилась и на мгновение, кажется, уменьшилась в размерах. Она была младше, чем Реджина сейчас, когда она тоже молила маму о помощи, но та от неё отвернулась, решив, что аборт в столь юном возрасте — допустимая жертва во имя хорошей карьеры и безупречной репутации. Прентисс не разочаровала мать и всё равно выросла достойной дочерью. Свободно говорила на многих языках, занимала престижную должность. Уходила с головой в работу, но боялась сближаться с людьми, чтобы однажды не стать для своих детей такой же равнодушной. Все мы — чьи-то первые жертвы, и после идём на контакт неохотно, не желая кого-то сделать уже своей первой жертвой. Реджина дрожала, и Эмили вновь сосредоточилась лишь на ней…***
В первые минуты она боролась рьяно и самоотверженно. Миллс так старалась высвободиться из цепкой хватки Сальваторе, что за первые пять минут этой схватки сломала почти все ногти. Кожа под ногтями закровила и защипала так сильно, что девушка заплакала, боясь даже представить, какая боль ожидает её дальше. — Зелина! Зелина! — Реджина надеялась, что сестра ещё не до конца очерствела душой, вот-вот в ней проснётся что-то, и она поможет ей, но нет — никто на её зов не шёл. Поняв, что только она сможет себя спасти, Реджина стала извиваться всем телом, пытаясь противостоять. Она пыталась брыкаться руками и ногами. — Тихо! Не дёргайся! — приказал Стефан, нанося первый и не последний удар. Он ударил девушку по лицу и рассёк верхнюю губу, навсегда оставив ей маленький, еле заметный шрам. Сначала лицо обожгло огнём, потом она ощутила вкус крови и, вскрикнув, зарыдала. Стефан же, услышав её крик, почувствовал, как напрягается его член, и самодовольно усмехнулся. Нельзя было передать словами, как сильно его возбуждала её беспомощность. Он мечтал сделать это ещё с Ребеккой Майклсон. Каждый раз, когда он нежно и терпеливо ублажал её, ему хотелось вцепиться ей в глотку и начать душить, перекрывая приток кислорода, чтобы она прекратила смотреть так гордо, а глядела затравленно, как жертва, которой не избежать расправы. Но Стефан был жесток, а не глуп, понимая — одна слеза Ребекки, и жертвой станет он. Жертвой бесстрашного Никлауса Майклсона. Поэтому он неимоверным усилием воли подавлял свои желания. Вспомнив об этом, Сальваторе решил претворить в жизнь свою давнюю фантазию. Он ведь мечтал сделать это не только с Ребеккой, но и со своей матерью; всё, что помнил шестилетний Стефан — как она уходила, глядя с вызовом, гордостью. Лили Сальваторе и вправду была горда собой: она вырвалась из лап деспотичного мужа и бежала прочь. То, что в заложниках у зверя остаются двое маленьких сыновей, Лили посчитала допустимой жертвой, пообещав однажды за ними вернуться… Реджина кричала так сильно, что у неё у самой от крика в ушах закладывало, но в одночасье крик прекратился вместе с потоками воздуха. Сильная рука сжала её горло, вены на лице вздулись, сознание затуманилось; словно сквозь вату, она слышала треск ткани её платья и нижнего белья, а после — лязг пряжки ремня… Миллс понимала, что он собирается с ней сделать и что это неизбежно. Она совсем не так представляла себе свой первый опыт с мужчиной и была даже рада, что потеряет сознание. Однако совсем неожиданно хватка ослабла, и внезапная порция воздуха вызвала надрывный кашель. — Ты что, думала, я позволю тебе отключиться и не запомнить, как ты стала женщиной? — после Стефан резко, одним движением вошёл в неё до упора. Реджина снова закричала так сильно, что, кажется, стены дома вздрогнули, как при землетрясении, а на улице залаяла соседская собака. Боль, которую она сейчас испытывала, нельзя было с чем-либо сравнить. Он выходил из неё полностью и тут же входил до упора, крепко сжимая руками хрупкие бёдра. Её узкая, сухая, ещё не знавшая мужчины плоть отвечала на каждое движение его члена обжигающей болью. Эта боль расходилась по всему телу, отзывалась в каждой клетке. В какой-то момент девушка просто обмякла, совсем перестав сопротивляться…***
— Я не помню, что было дальше, и сколько это длилось, не помню… — Реджина открыла глаза. От мнимого крика, звучавшего в её памяти, голос девушки будто осип. — Она обещала не бросать меня и не вернулась. Я ненавижу её! Она была в доме, она не могла не слышать меня! Может, Кора всё время провела в винном погребе, чтобы не слышать криков дочери и не мучиться — хотя способна ли она вообще на муки совести? А может, всё слышала, но посчитала происходящее допустимой жертвой во имя благополучия в будущем. Голд подошёл ближе, и Эмили встала со стула, уступая ему своё место. Бывалому агенту и то было не по себе — в тёмных глазах Прентисс читался ужас, она то и дело нервно сдувала чёлку и заправляла за ухо чёрную прядь. Кристиан тем временем присел напротив Реджины. Одного взгляда на неё хватило, чтобы нутро сильного мужчины просто сжалось в один маленький комок. Он видел это десятки, если не сотни раз. Когда что-то или кто-то однажды делает нас монстром, но мы сопротивляемся и изо дня в день стараемся быть хорошими. Борясь с ненавистью и жаждой мести. Такими были Майклсоны, а теперь стала и она. Такие люди обречены вечно балансировать на грани добра и зла, и жизнь их не бывает лёгкой. — Всё будет хорошо, я больше никогда не дам тебя в обиду, — заверил Голд, взяв её за руку. — Реджина, скажи, ты знаешь, кто это был? — Стефан Сальваторе, — кивнула она. — Что — Стефан Сальваторе?.. Все присутствующие синхронно обернулись к источнику звука и только сейчас заметили Ребекку Майклсон. Никто не мог сказать точно, как давно она здесь стоит…