Я буду ждать следующего танца
Танец — поэма, в ней каждое движение — слово. (Мата Хари)
Когда Реджина спустилась утром, пахло блинчиками и свежезаваренным кофе. На одном из стульев, поджав одну ногу в колене, сидела Ребекка. На ней был пушистый свитер и смешные тапочки. Волосы заплетены в косу, лежавшую на правом плече. Реджина подметила, что сегодня подруга выглядит особенно по-домашнему. — Доброе утро. С днём рождения! — Реджина поцеловала именинницу в щёку. — Доброе, спасибо, — Ребекка зачерпнула джем из вазочки маленькой серебряной ложкой. Послышался плач Хоуп, и Майклсон поставила вазочку на стол, опустила ногу, нащупала тапок, поднялась со стула и опустилась обратно; спустя секунду плач прекратился. — Всё время забываю, что мы не в Сторибруке и нянек здесь полно, — с грустью в голосе произнесла Ребекка. — Однажды мне придётся отдать её. — Но ты ведь никогда не расстанешься с ней, ты всегда будешь её любимой тётей, — приободрила Миллс. — Садись, кофе ещё горячий. Реджина огляделась. На столе был накрыт завтрак. Хрустящий багет с черникой, круассаны, вишнёвый джем. — Прямо французский завтрак. — Маноск, — пробубнила Ребекка с полным ртом и, прожевав, пояснила удивлённой Реджине: — Небольшой городок во Франции. Элайджа грезит этим местом, зовёт его раем. В тяжёлые времена по три раза на дню клянётся, что бросит всё и уедет туда. — И? — Миллс присела напротив Ребекки. — И каждый раз остаётся. Зачем ему рай, если там он будет один? — Сколько лет вашему дому? — спросила Реджина, аккуратно придерживая крышку кофейника и следя за тем, как напиток заполняет чашку. — Триста почти. — Сколько? — Миллс была удивлена настолько, что крышка кофейника задрожала синхронно с её пальцами. — Дому столько, сколько и городу. Эта одна из первых построек на новоорлеанской земле. Наш отец любил выделяться, но знаменитым его сделал не дом, а привычка убивать людей. — Девушка встала из-за стола и не спеша прошлась по холлу. — Дом столько пережил — пожары, наводнения, нашествия нашей семьи, но по-прежнему цел. Он помнит и видит всё, что происходит в городе, включая пожар во Французском квартале. И бережно хранит всё, что происходит с нами. Ребекка присела на корточки, скрутила лежащий на полу ковёр и рукой подозвала Реджину, та взяла чашку и двинулась в указанное место. Она тоже присела на корточки и увидела бурое пятно на плитке. — Здесь умерли наши родители, — она закатала ковёр и кивком головы позвала Реджину следовать за ней, — а здесь я пробила голову. — Она пальцем указала на первую ступень главной лестницы. — Когда впервые бросилась защищать Ника. — Тебе не было страшно? — с дрожью в голосе спросила Реджина. — А если бы отец навредил и тебе? — Было, но за Ника я всегда боялась сильнее, — дёрнула плечом блондинка. — Я люблю каждого чокнутого постояльца нашей психушки. За каждого из них я буду бороться до конца, но Ник — я люблю его так сильно, что иногда мне даже жутко. Майклсон шла по дому, продолжая демонстрировать Реджине следы всего, что выпадало на их долю за эти годы. Миллс даже поймала себя на мысли, что этого хватит на полноценный роман ужасов в нескольких частях. — Вот, присмотрись. На портрете отца можно разглядеть затёртые следы крови Клауса… Здесь, куда ни ступи и ни глянь, всюду малые трагедии нашей семьи, но вместе с ними здесь соседствует наша счастливая жизнь. Братья в детстве играли в футбол прямо здесь. Кол так пинал мяч, что он то и дело залетал на лоджии верхних этажей. Мы любили лежать на полу и смотреть на звёзды сквозь стеклянный потолок. Счастливые воспоминания дом тоже запомнил и сохранил. Девушки вернулись за стол. Реджина отломала кусок от хрустящего багета, но, по счастью, не успела откусить, иначе, услышав вопрос Ребекки, непременно поперхнулась бы. — Откуда ты знаешь Стефана Сальваторе? — Можно я не буду отвечать? — Почему? — Просто, мне кажется, он важен для тебя, Ребекка, и то, кто он на самом деле, разобьёт тебе сердце. — Я знаю, кто он, — она взяла чашку в обе руки и сделала глоток почти остывшего напитка. — Он такой же, как мой отец. Девушки вроде меня не западают на хороших парней, они просто вне моей зоны доступа. Что произошло? Миллс опустила голову, разглядывая узоры, которые остались на фарфоре от кофейной гущи; кажется, ещё немного, и она смогла бы разгадать тайные послания, но поднять голову и произнести это вслух сил не было. Реджина чувствовала на себе пристальный взгляд Ребекки, но лучше так, чем оказаться перед ней совершено голой, а так бы она себя и ощущала, если бы во всём призналась. — Я надеюсь, он сидит в тюрьме? — вдруг спросила Ребекка, откуда-то догадавшись. Реджина встала из-за стола и, став спиной к Ребекке, уставилась на одну из многочисленных картин на стене; смотреть на живого человека было невыносимо — ей казалось, что её осудят. — Я не… У меня не было доказательств, да и мама сама пригласила их с отцом на ужин, и в суде она бы свидетельствовала против меня, и, возможно… — Нет, нет, нет! — Ребекка подскочила со стула и, обойдя Реджину, неожиданно встала перед ней. Она взглянула прямо в глаза подруги, и осуждения в них не было. — Это не твоя вина, слышишь? Ты не виновата, как и мы не виноваты в том, что нам пришлось пережить. Но почему ты не заявила? — Кто я, а кто он… — Корпорация Сальваторе — двенадцатая по величине и стоимости в стране, а наша — четвёртая. Мы превосходим их на восемь позиций. — А говорила, что семейный бизнес тебе неинтересен, — на лице Реджины мелькнула улыбка. — На такси я тоже не езжу, но расценки знаю, — буднично заметила Майклсон. — Против любой силы найдётся другая. Ник!!! Ребекка крикнула, и Реджина уменьшилась в размерах — именно это чувство и называется "за секунду до катастрофы". Она представила, как сейчас все узнают о её позоре, и пожалела сразу обо всём — и о том, что приехала сюда, и о том, что тогда, год назад, не спрыгнула с моста. Ребекка тем временем вертела головой в поисках брата, и вот его силуэт возник на одном из балконов второго этажа. — Скажи, мы ведь могущественнее, чем Сальваторе? — Я бы сказал, в десяток раз, — подмигнул Клаус. — А если я попрошу, ты их уничтожишь? — Я сожгу этот город дотла, одно твоё слово, — Майклсон лукаво улыбнулся. — Ты же знаешь, сестра — любой твой каприз. — Я не стою того, чтобы ввязываться в войну, — стыдливо прошептала Миллс. — Стоишь, — отрезала Ребекка тоном, не терпящим возражений. — Держу пари, Елена была так себе, но Трою всё-таки сожгли, — саркастично подметила Ребекка, но дело было в другом. С детства Майклсоны усвоили одну истину: каждый человек стоит борьбы. Её стоила Фрейя, брошенная матерью, её стоил Клаус, которого истязал отец. Каждый стоит того, чтобы его защищали. — Но сейчас не об этом. Забыли о Стефане… — Ребекка опустилась на стул. — Кол! — донеслось откуда-то с верхних этажей. Голос Фрейи был настолько гневным, что Реджина и Ребекка синхронно вздрогнули, было ощущение, что сейчас и им перепадёт. — Кол Майклсон! В следующую секунду молодой человек стремительно сбежал по лестнице вниз, надеясь уйти от погони, но старшая сестра настигала его. — Кол! Стой! — крикнула Фрейя. — Бекс, скажи ей, чтобы отвалила! — Отстань от него, Фрейя, — послушно выполнила просьбу младшего брата Ребекка. — Что мне ещё сделать? — она упёрла руки в талию и сверкнула недобрым взглядом. — Оберегать и защищать нас. Быть на нашей стороне, даже если мы не правы. Больше ничего не нужно. — Серьёзно? — Да, чёрт возьми! — Ребекка снова подскочила на ноги. — Ты ходишь и вопишь на каждом углу, что ты старшая, что ты заменила нам родителей. Ты так геройски взвалила на себя ношу забот о семье. Тащишь её и всё ждёшь, когда мы будем благодарны! Я люблю тебя, но ты невыносима! Защищать и оберегать — вот что должны делать родители! После Ребекка схватила Реджину за руку и потащила вверх по лестнице. После минуты ступора Фрейя погналась за Колом, а Никлаус усмехнулся, наблюдая за этим с балкона. — Она невыносима! Но она не виновата, — бубнила Ребекка, поднимаясь по лестнице. — Эстер и Майкл, вот кто во всём виноват.***
Весь день дом гудел, как муравейник. Фрейя, спрятавшись за одну из колонн на первом этаже, наблюдала за непрекращающейся суетой. Люди в униформе одного из лучших ресторанов города сновали туда-сюда. Фрейя время от времени зевала. После утренней перебранки она старалась проявлять терпимость и стать менее невыносимой, но выходило не всегда, они словно проверяли её на прочность. — Четвёртый? — воскликнула Фрейя, глядя, как двое парней везут мимо неё очередной огромный торт из нескольких ярусов. — Зачем твоей сестре четыре торта? Вопрос был адресован Колу, который сотый раз за минуту успел пожалеть, что не прошёл мимо незамеченным. — Ну, ты же знаешь Бекс. Настроение меняется по сто раз на дню. И ты же знаешь Ника, — протянул Кол, — который готов сотню раз на дню потакать её настроению. Фрейя, понимая, что ей нечего сказать, просто тяжело выдохнула. К девятнадцати часам всё было готово. Дом напоминал королевский замок, в нише под двумя главными лестницами расположились музыканты во фраках. Были накрыты несколько столов с самой разнообразной едой и напитками. Повсюду были вазы с живыми цветами. В назначенный час заиграла музыка, и сёстры Майклсон возникли на вершине двух лестниц. У подножья ожидали их кавалеры. Ребекка на правах именинницы шла первой. Волосы растекались по плечам крупными кудрями, губы поблёскивали розовым, немного румянца на щеках. Кофейное платье из лёгкого шёлка, в пол, без рукавов, затянутое корсетом на спине. Она ступала аккуратно, придерживая подол. Клаус, терпеливо ждущий внизу, смотрел на неё с восторгом и обожанием. С восторгом на всё это смотрела и Реджина — сие и вправду напоминало бал в королевском замке, на который она, словно Золушка, попала совершенно случайно. — С днём рождения, сестра! — Клаус поцеловал ей руку, когда Ребекка спустилась. Следом по соседней лестнице шла Фрейя, её внизу ждал Элайджа. На старшей сестре было короткое платье из синего бархата, волосы снова уложены в аккуратную причёску, неброский макияж. В начале, по традиции — танец именинницы со старшим братом, и уже потом начали произносить тосты, поднимать бокалы, танцевать и веселиться. — Опять Франция… — протянула Ребекка, услышав первые аккорды песни «Malade» в исполнении Лары Фабиан. Реджина же, когда в очередной раз зазвучала красивая романтическая композиция, отошла в сторону и присела на край одного из диванчиков в холле. Стараниями подруги девушка выглядела не хуже именинницы. Красное платье с открытыми плечами, пышный подол. Волосы завивались в мелкие локоны и, уложенные на правую сторону, были закреплены заколкой с драгоценным камнем. Немного туши на ресницах; Ребекка сказала, что её чёрные глаза и так достаточно ярки, а вот на красной помаде в тон платья Ребекка настояла, хоть Реджина и не любила яркие оттенки. И, конечно, девушка не осталась незамеченной и оказалась не обделённой мужским вниманием. Она как раз наблюдала за хаотичным движением пузырьков в бокале с шампанским, когда почувствовала, что за ней наблюдают. Реджина подняла глаза и увидела Элайджу — тот стоял прямо перед ней и протягивал руку. — Позволь тебя пригласить. — Должна предупредить — это рискованно, я не танцевала очень давно... Они вышли в центр холла. Одну руку она вложила в ладонь Элайджи, другую положила на его плечо, и они задвигались в такт музыке. Реджина не танцевала уже давно и боялась, что со стороны она выглядит, как слон в посудной лавке, но, к её удивлению, всё давалось легко. Особенно доверие к почти что незнакомому мужчине, а ведь с доверием к мужчинам у неё дела обстояли плохо. Но Элайджа вёл, а она просто следовала за ним. Шаг за шагом, изгибами тела, ритмом дыхания и мыслями. Она даже не слышала музыки, лишь в самом начале она успела расслышать французские слова. Ощущения, которые она испытывала, были новыми для Реджины, раньше она танцевала только с отцом, и это было совсем иначе. Сейчас она словно нырнула в воду и плыла, подчиняясь то спокойному течению, то бушующим волнам, а когда мелодия достигала накала, её и вовсе будто выбрасывало на берег. — Я прошу прощения за те склоки, что ты наблюдала. Элайджа заговорил с ней, и она вынырнула из воды, вдохнув полную грудь воздуха. — Ничего, недопонимание есть в любой семье, но главное я успела разглядеть. — И что же, по-твоему, главное? — Майклсон сдержанно улыбнулся, напомнив Голда с его вечной полуулыбкой. Реджина, сама не зная почему, смутилась. Улыбнувшись, обнажила ямочки на щеках и на краткое, почти незаметное для себя и других, мгновение прижалась к Элайдже настолько, что щека коснулась щеки. Затем, отстранившись, девушка произнесла: — Если однажды мне придётся рассказать о вашей семье своим детям, я знаю, с чего начну. — С чего же? — Элайджа действительно был заинтригован. — Всегда и навечно, — ответила Миллс. В этот момент музыка стихла, в сознание девушки разом вернулись сторонние звуки и голоса. Майклсон поцеловал ей руку и произнёс: — Я буду ждать следующего танца…