А потом ты выходишь из дома, а мира нет
А потом ты выходишь из дома, а мира нет. Вроде тот же асфальт, те же люди, но всё пустое. Ты идёшь на вокзал и берёшь в никуда билет. Все вагоны битком, и приходится ехать стоя. И ты смотришь в окно, и летят за окном столбы, и не ясно, кто едет: они, или всё же поезд. Ты бы вышел, но жутко мешает частица «бы», и ты едешь вперёд, за полярный и южный полюс. Поезд мчит тебя в пункт без конкретных координат. Не заметный на глобусе и на пунктирных картах. И ты едешь туда, и вернуться нельзя назад. Это пункт вне пространств, вне понятий «вчера» и «завтра». На конечной — перрон, на перроне — туман и сыро. Ты выходишь. Асфальт под ногами хрустит ледком. На ледке каждый шаг оставляет сквозные дыры. Ты идёшь в никуда, очень долго идёшь пешком. А потом ты приходишь. Ты видишь луну и солнце. И следы на снегу, как на карте, ведут пунктир. Пустота умирает. Ты смерти ее не бойся, а почувствуй, как свет заполняет по-новой мир. #МальвинаМатрасова
Удивительно, но в преддверии праздников «У Руссо» был полупуст. Видно, даже у завсегдатаев в канун Рождества находятся дела поважнее. Работы было немного, и Ками неторопливо рассматривала малочисленных клиентов. Тот одинокий мужчина за столиком у окна то и дело подливал себе в стакан виски из почти уже опустевшей бутылки и залпом выпивал. На его мрачном лице не было и тени предрождественского волшебства. Его что-то терзало. Камилле было это знакомо. Так бывает — в один день ты выходишь из дома, а мира нет, и ты идёшь либо напиваться в бар, либо летишь на другой конец страны. С ней однажды это тоже произошло. Самым обычным утром она прихорашивалась, чтобы отправиться по делам, и уже почти вышла из дома, но, переступив порог одной ногой, девушка вдруг услышала трель телефонного звонка. Несколько секунд поколебавшись, она решила взять трубку — вдруг что-то важное? Внимательно выслушав мужчину, который представился агентом ФБР О’Конелл, повесила трубку и, как и собиралась, вышла из дома, а мира нет. Ей сообщили, что её брат Шон убил несколько своих сокурсников, а затем покончил с собой, и в жизни Ками мгновенно не стало смысла. Ведь Шон был не просто братом — он был её близнецом и тем единственным, кто у неё остался, — а к чему тебе этот мир, если в нём ты один? Словно по инерции, девушка поехала в аэропорт и первым же рейсом прибыла в Новый Орлеан. Уладив формальности и похоронив брата, вопреки даже собственным ожиданиям, Камилла не покинула город. Сняв небольшую квартирку во Французском квартале, она устроилась в бар и каждый вечер ходила одна на кладбище, отмывать могильную плиту брата. Девушка не теряла надежды однажды найти правду, но раньше нашёлся он. В ту ночь она только сменила другую девушку, и перед ней возник он. Нахально улыбнувшись, бросил ей мятую стодолларовую купюру и попросил: — Дорогуша, налей им самого лучшего виски. Она тогда даже понятия не имела, что перед ней тот самый Клаус Майклсон, просто сделала свою работу. О’Конелл в большинстве случаев даже не запоминала лиц тех, кто подходил к стойке — наливала напитки, подавала закуски, считала деньги, — и его она тоже не запомнила, но он запомнил её. — Ночью, одна на кладбище? — Клаус нагнал её на последнем повороте к кладбищу. — Не страшно? Ками лишь отрицательно покачала головой. Незнакомец посреди ночи на почти безлюдной улице пугал её куда больше. — Ты смелая барменша… Наверное, в тот самый момент почти разрушенный и исчезнувший мир стал снова приобретать очертания, пусть и нечёткие, и потом постепенно выстраивался снова, кирпич за кирпичиком. Она разгадала загадку: мира нет, пока в нём нет никого, кем ты можешь дорожить.***
У Хотча сегодня был выходной, но он всё равно взял рабочий портфель и ушёл. Ему нужно было остыть и о многом подумать, а в присутствии Хейли это было уже невозможно. Он вышел из дома, а мира нет. На вид всё как прежде, но всё пустое. Мужчина не знал, куда идти, и пошёл в бюро. Накануне вечером они с Хейли долго ссорились, а потом почти одновременно произнесли эти слова: — Давай разведёмся? Аарон не мог похвастаться крепкой семьёй и счастливым детством, впрочем, как и все, кто попадает в бюро — за ними всеми следуют призраки прошлого. И, как и все, для своего сына он хотел совсем другого — крепкой и дружной семьи, чтобы с выпускного бала и до старости… Но не вышло. Наверное, её не устраивало всё с самого начала, просто сперва ей мириться с происходящим помогало понимание, что у мужа такая работа, и кто-то должен делать её. Но с каждым днём понимания было всё меньше, и Хейли от отсутствия мужа уставала всё больше. Ситуация была почти классической: она хотела того, чего он ей дать не мог — или не хотел? Думая об этом, Хотчнер и сам не заметил, как уже шёл по пустому коридору бюро. Здесь было непривычно тихо, от размеренных шагов к потолку поднималось эхо. Не ожидая никого встретить, агент вдруг заметил, что дверь одного из кабинетов приоткрыта. Среди стопок бумаг, сложенных на столе, Аарон не сразу её заметил. Дженнифер сидела, склонив голову над одной из папок, и сосредоточенно вглядывалась в содержимое. Она не справилась с потоком работы за неделю и вышла в свой выходной, чтобы поработать в тишине — в этом не было ничего необычного. Удивляло другое: ему некуда было идти, и он пришёл туда, где была она… Если ты вышел из дома, а мира нет, главное не впадать в панику. Нужно взять билет на поезд или самолёт, или просто идти. Просто идти вперёд, делая целью сами шаги. Вскоре ты разглядишь маяк, его свет и пунктир из следов на земле укажут верный путь. Иди, и однажды ты окажешься там, где есть тот, кто давно тебя ждёт. Краски вернутся, солнце взойдёт, оно всегда всходит.***
Вот ты выходишь из дома, а мира — нет. Кристиан Голд уже и сбился со счёта, сколько раз за последние годы он ощущал это — сотню, тысячи, миллионы? Ты выходишь из дома — и мира нет. Чернота, пустота и холод. Но каждый раз, открывая дверь, Голд выходил из дома, а мир оставался прежним. На самом деле, мир оставался прежним всегда. После великих войн, беспощадных эпидемий, всевозможных разрушений и потерь мир в конце концов остаётся таким, как и был —меняются люди. Вот и сейчас Голд неспеша вышел из дома, а перед ним — всё тот же Сторибрук, посыпанный снегом, будто сахарной пудрой; ёлки во дворах наряжены, и каждый дом украшен гирляндами и рождественским венками. Жители Вистерия Лейн запаковывают подарки и загадывают желания. Удивительно, но каждый год люди загадывают желания, и даже если одно из них так и не сбылось, не теряя веры в чудо, они пытаются снова. Из мыслей Голда вырвал скрежет, весьма неприятный звук. Мужчина повертел головой и нашёл его источник. МакКласки, расчистив дорожку у дома, волочила по асфальту лопату для снега, по обыкновению, что-то бормоча себе под нос. — Карен! — он окликнул её и подошёл ближе. — Чего тебе? — всё так же ворча, обернулась старушка. — Ты загадываешь желание на Рождество? Ты вообще мечтаешь о чём-нибудь? — ему вдруг стало жизненно необходимо получить ответ на этот вопрос. Её муж умер, единственного сына она похоронила ещё ребёнком, большая часть её жизни в прошлом — о чём она мечтает, чего ещё ей хотелось бы, какого чуда она ждёт? — Конечно! Я же всё ещё жива! — в голосе старушки слышалась обида, её словно оскорбил вопрос Голда. — Это покойникам ничего не нужно, а живым всегда есть чего желать! — Она поправила шапку и гордо вскинула голову. — И прекрати уже наконец делать вид, что это не так! После она вновь подхватила свою лопату и со скрежетом поволокла к двери гаража, через несколько шагов обернулась и прокричала: — С Рождеством, Голд! И это были не просто слова, это витало в воздухе — ощущение волшебства, наполненного людскими надеждами и чаяниями. Людской верой в лучшее. Они украшали дома, пекли ароматные пироги, варили какао с корицей, украшали дома. Во все уголки земли летели разноцветные открытки, а телефонные линии были перегружены стремлением людей быть ближе к друг другу. Все вокруг чего-то желали, но чего хотел он сам? Пару дней назад, когда сотрудники института Джефферсона улетали, он пришёл проводить Кэм, хотел спросить, изменился ли её номер, и предложить как-нибудь встретиться не при таких обстоятельствах, но так и слова не произнёс, засомневавшись, стоит ли входить дважды в эту реку спустя пятнадцать лет. Уж слишком много воды утекло… Кристиан просто подошёл, встал рядом с ней, и они стали молча наблюдать за очередным спором Бреннан и Бута. Агент тряс напарницу за плечи. — Между ними что-то произошло прошлым вечером, и теперь я даже боюсь к ним подходить, — произнесла Кэм, увидев Кристиана боковым зрением. — Как он мог уйти от тебя к ней? — спросил мужчина спустя десять минут. — Как и ты когда-то, — Сароян грустно улыбнулась, — и в обоих случаях никто не был в чём-либо виноват, просто банально не по пути. — Она кивнула в сторону Бута. — И он не к ней ушёл, а от меня. Как и ты… Голд в ответ лишь стыдливо закашлялся. И потом они просто молчали, думая каждый о своём. Спустя какое-то время Кэм первой нарушила это молчание. — Знаешь, я столько всего хотела сказать, если ты вдруг придёшь проститься, но… Она действительно многое хотела ему сказать. Хотела поведать, каково ей было после их расставания, когда всё, что имело ценность, оказалось пустым и неважным; как спешно она покинула Сиэтл, взяв билет на паром, самолёт и поезд, убегала куда глаза глядели… Однако в последний момент женщина решила, что он и так пережил слишком много, ни к чему ещё и это. Да и, к тому же, подобные признания явно запоздали примерно на пятнадцать лет. — Я тоже, — усмехнулся мужчина — и все слова растерялись. — Как это было? — спросила женщина, собрав всю смелость, что только в ней была. — Как конец света, — мужчина без пояснений догадался, о чём она. — Выходишь из дома, а мира нет, вместо него пустота. — Ты же знаешь, кто мы, Крис, — она заправила волосы за ухо. — Мы каждый день сталкиваемся со смертью. И сколько таких, поглощённых горем, мы видели? Но однажды мы встречаем их на улице, вполне радостных и счастливых, а значит, они сумели заполнить пустоту новым смыслом… — Не дожидаясь ответа, она быстро перевела тему разговора. — Пора ехать, можем опоздать в аэропорт — я не хотела вмешиваться, но придётся. — Пойду попрощаюсь с агентом Бутом, — произнёс Голд и бодро зашагал в сторону напарников. Кристиан застал Бута и Бреннан врасплох, у обоих от слёз блестели глаза, и они быстро отвернули лица. Голд не стал выяснять подробности, он сам больше всего не любил, когда к нему лезли в душу даже самые близкие люди. Поэтому мужчина сдержанно поблагодарил коллегу за помощь и пожал ему руку, а вот подошедшая Сароян от комментария не удержалась. — Что произошло? — Она отвергла меня, снова, — ответил Бут, и в последнем сказанном им слове будто слышалась вся боль этого мира — мира, который вот-вот исчезнет для ещё одного человека. — А я ведь с первой встречи знал… Дальше договаривать эту фразу Сили Бут не стал, и, возможно, никто никогда не узнал бы, что это значит — то, что он с самого начала знал, что из-за её боязни сближаться с людьми у них ничего не выйдет, или что-то иное, но тут Голд сделал смелое предложение: — Это всегда так: хватает одного взгляда. Ты видишь её, проходит минута, и тебе всё становится ясно… — Если спросить у того, кто прожил с женой сорок или пятьдесят лет, как он понял, что она та самая, то он просто ответит: «Я знал». — Бут закончил мысль Голда, и они оба виновато посмотрели на Кэм, ведь для каждого из них она не осталась «той самой». — И теперь вы больше не будете работать вместе? — Кэм подняла правую бровь, стараясь не замечать взглядов мужчин. — Будем, но я двигаюсь дальше — я должен найти кого-то, кто полюбит меня на тридцать, сорок или пятьдесят лет… После Бут сел в служебное авто, и Кэм, кивнув Голду на прощание, последовала его примеру. Кристиан улыбнулся, так и не сказав того, что собирался.***
И вот теперь он стоял посреди заснеженной улицы и снова ощущал это. Мира нет. Тот же асфальт, дома и знакомые люди вокруг, но всё пустое. Но на самом-то деле мир никуда не исчез, и он даже не застыл. Время шло, планета кружилась, готовилась праздновать и сменить цифры календаря. Секрет прост: что бы ни происходило вокруг, с миром всегда всё в порядке, и, несмотря ни на что, он продолжит жить. Это с людьми что-то не так. Ломаясь от боли и захлёбываясь горем, мы застываем в одном мгновении. Это не мир, это мы исчезаем с радаров и систем координат. Голд вдруг осознал, что больше не хочет так жить, не хочет отнимать у себя, а, следовательно, и у сына радость жизни. Белль была бы первой, кто осудил бы его за это, ведь она всегда абсолютно во всём умела находить свет. За два дня до Рождества, за семь дней до Нового года Кристиан Голд стоял на заснеженном перекрёстке посреди маленького городка. Наблюдал, как по мере сгущения сумрака зажигаются иллюминации на домах, разгоняя тьму пока ещё слабым, но всё же светом. Мужчина, вдохнув прохладного воздуха, поднял голову и вдруг увидел, как стрелка часов, тех, что над библиотекой, которые навечно застыли для него в день смерти Белль, дёрнулась. Календарь вот-вот сменит год, стрелки часов пошли на новый круг, а Кристиан Голд наконец-то был готов жить.