Обещания
И как я ни боюсь, как ни противлюсь я, обет не быть с тобой я все равно нарушу
Обещания… В течение жизни мы даём их себе и другим сотни тысяч раз, но сколько из них выполняются? Иной раз кажется, что клятвы приносятся лишь для того, чтобы их нарушать. И существуют ли те, кто не нарушил ни одного данного слова? И какая сила заставляет людей нарушать свои же обеты? Кристиан Голд однажды дал себе слово, что больше не впустит в свой дом женщину. Чтобы не предавать всё лучшее, что у него было, и чтобы терять больше не пришлось. Хоть он и был человеком чести, но ему, пожалуй, впервые в жизни не удалось выполнить обещание. Подходя к дому, мужчина знал, что сейчас откроет дверь, и его там встретят сын и женщина с ребёнком на руках. Видимо, с самого начала у Бога, в которого он никогда не верил, был план, и, надо признать, весьма неплохой. Видимо, доктор Бреннан, несмотря на свою бестактность, действительно обладала блестящим умом и почти не ошибалась. И когда говорила, что нет неповторимого события или момента, тоже была права. Его жизнь сейчас такая, как он представлял её когда-то, просто рядом другая женщина. Размышлять о том, почему это не Белль, ему больше не хотелось — ответа не будет. Ему нужно заботиться о жене и растить детей, а не тратить жизнь на поиски истины. Истина была в том, что его жизнь изменилась, темнота, окутавшая его, оказалась не вечной. Дети уснули, и Голд спустился вниз. Реджина сидела на кухне. Была включена только лампочка над раковиной, и всюду царил полумрак. Девушка была задумчива; как и все последние дни, её всё время терзали какие-то мысли. — О чём ты думаешь? — спросил Голд, поймав себя на мысли, что этот вопрос он задаёт ей чаще других. — Я в детской отрыжке, — девушка указала на пятно в районе плеча. — У меня есть муж, дети, дом. А если бы я спрыгнула с моста? — она подняла глаза и посмотрела на него. — Это всё ты. Даже в полумраке мужчина смог разглядеть, а главное, прочувствовать этот взгляд. Глаза чёрные, как угли, но теперь они не тлели, догорев. Теперь из них можно было разжечь новый огонь. И это и вправду сделал он? Но разжечь пламя может только искра живого сердца. А значит, он всё ещё жив, сердце не просто перекачивает кровь, оно чувствует, живёт. — Ты тоже сделала немало. Ты смогла заставить меня стать живым. Смогла заставить меня нарушить свой же обет — дожить остаток жизни в одиночестве. — Это хорошо или плохо? — Хорошо, — улыбнулся Кристиан. — Я точно знаю одного человека, который благодарен тебе за это. — Он накрыл её руку ладонью. — Идём спать, сейчас главное — спать, пока спит Робин. Реджина встала, убрала остатки еды в холодильник, протёрла столешницу. Мужчина, наблюдая за ней, подумал о том же — что, если бы он застрелился? Лишил бы сына той жизни, которой он заслуживал, в полной семье… Самоубийство — это, пожалуй, один из самых эгоистичных поступков, это предательство по отношению к тем, кто дорожит нами или кто только должен прийти в нашу жизнь. Мы можем давать и нарушать обещания, но одну клятву мы должны чтить— клятву жить, несмотря ни на что. У Бога для каждого из нас есть запасной план, нужно лишь верить, что он хороший, и Всевышний всё придумал правильно. Придёт весна, и цветы распустятся сами.***
Асли тоже давала себе обещание ни за что не сближаться с Ферхатом. Она то и дело припоминала себе то свои, то его слова на этот счёт. — Я никогда не полюблю тебя, — кричала она. — Мы никогда не будем настоящими мужем и женой, только подписи будут стоять, — обещал он. И до недавнего времени свой собственный обет она соблюдала почти с лёгкостью, не замечая, как Ферхат, словно капли воды, высыхающие на коже, проникает в кровь. Она видела в нём злодея, не пытаясь разглядеть в нём что-то, кроме тьмы. Пока однажды он не сделал то, чего она так хотела — отпустил её. И в этот момент Асли поняла, что ей некуда идти, и свобода, о которой она так мечтала, ей не нужна. Она не послушала его, впрочем, как всегда, и никуда не уехала, даже не подозревая, что это была не попытка прогнать её — так он хотел спасти Асли от расправы Намыка, которая вскоре её настигла. Когда подосланный Эмирханом паренёк направил на неё пистолет, она, закрыв глаза, уже успела проститься с жизнью и произнести в мыслях всё то, что так и не смогла сказать Ферхату, но неожиданно прозвучавший выстрел не убил её. А следом раздался второй и третий, и тут она, всё осознав, закричала так громко, как только могла: — Ферхат! Аслан снова пришёл за ней, снова привёл в свой дом. И делал вид, что они продолжают свою игру, но она видела, что правила давно изменились. — Почему ты меня оставил? — Тогда так было нужно. — Вот как, — она сглотнула вишнёвую косточку обиды, — тогда зачем ты меня снова привёз? Вместо ответа мужчина положил руку ей на затылок и, мягко притянув к себе, поцеловал. Не имея достаточно времени для принятия взвешенного решения и повинуясь инстинкту, Асли ответила на поцелуй. Лишь только спустя пару минут она, упираясь ладонью ему в грудь, отстранилась. — Я тебе говорила — никогда не целуй женщину, которую не любишь, — произнесла Чинар, пытаясь восстановить предательски сбившееся дыхание. — Ты обещал так не делать. Он продолжал молчать, рисуя подушечкой большого пальца узоры на алых губах, она продолжала тянуться к нему, проклиная себя за нарушение собственных клятв. Асли, глядя в глаза мужа, мысленно умоляла его снова поцеловать её, и через мгновение её молитвы были услышаны — Ферхат прикоснулся губами к её губам, и для неё это было словно вынырнуть из-под воды и глотнуть воздуха. Игнорируя кричащий разум и сигналы «sos» здравого смысла, девушка подчинялась своему телу, пальцам, которые в этот момент тянулись к краю его свитера… Мужчина поднял руки, чтобы помочь жене освободить себя от детали гардероба, а Асли спустя мгновение ощутила ладонями тёплую кожу его обнажённой спины. Нет, она и раньше прикасалась к нему, делая перевязки, но сейчас всё было иначе. Теперь от этих прикосновений она чувствовала еле уловимые электрические разряды, уходящие куда-то вглубь её сознания. Она боялась и противилась, но, несмотря на это, нарушила своё же слово и позволила себе утонуть в объятиях мужчины, который ещё тогда, в самом начале, обещал, что настоящими супругами они никогда не будут. Ведь где-то в глубине души она понимала, что хочет их сближения настолько же сильно, насколько боится, и вот сегодня запретные желания победили страх. «Мы никогда не станем настоящими мужем и женой. Только подписи будут стоять», — теряя рассудок от того, как сейчас она близка к нему, Ферхат припомнил себе свои же слова. Доктор понравилась ему сразу, ещё там, в машине скорой, поэтому ему так сложно было нажать на курок, и он изобрёл способ избежать этого. Однако Аслан никогда не был глуп и понимал, что они совершенно разные. Он знал, что они вряд ли когда-то сблизятся по-настоящему, и иллюзий не строил. Но сейчас она рвано дышит, а он сдвигает края платья с её плеч, миллиметр за миллиметром обнажая кожу и вдыхая её пьянящий запах…***
— Джей-Джей, не стоит сильно надеяться. Три дня в океане… — произнёс он, наконец подойдя ближе. Хотчнер долго смотрел, как она ходит из стороны в сторону, не может успокоиться, переживая за судьбу последней жертвы. Наблюдая за этим, Аарон даже допустил мысль, что перевод для неё — лучший выход. Может, там, на новом месте, она не будет так терзать себя. — Она хорошо плавает, ещё есть шанс! — Она не сдавалась, это в её характере. Хотч понял это ещё в самом начале, когда Голд спускал на неё всех собак, но она не сдавалась. Не сдавалась и спасала этим жизни. Спустя полчаса Аарон Хотчнер с грустной улыбкой наблюдал за тем, как успевшие почернеть от горя родители радостно обнимали Дженнифер, которая сообщила, что их дочь жива. Хотч понял, что лучший выход для неё обернётся худшим для отдела и для него лично. Её место здесь. Она нужна команде, нужна ему. Жалюзи были приоткрыты, и через стекло они наблюдали за милой семейной сценой в одной из больничных палат. В коридоре было темно, лишь где-то мерцали две лампы, и тихо. Хотч и Джеро этой тишины тоже не нарушали, стояли молча. — Ты молодец, — наконец произнёс он. — Я? Почему я? — поинтересовалась она, теребя кулон на шее — Аарон давно заметил, что она делает так, когда нервничает. — Ты настояла, чтобы её продолжили искать. — Это моё последнее дело, хотела сделать всё…***
Частный самолёт ФБР достиг земли. Джей-Джей осталась в салоне одна, но никак не могла подняться и уйти. Через пару дней вместо всего этого её ждёт один из кабинетов Пентагона, но к лучшему ли такие перемены? Привнесут ли они в её жизнь нечто новое, заставят ли измениться? Ведь здесь она выросла, стала другой, стала лучше, чем была прежде. — О чём думаешь? — Раздавшийся над ухом голос Аарона заставил девушку вздрогнуть. Она в недоумении подняла глаза, точно помня, что из самолёта он вышел. Вернулся? Но зачем? За ней? — О том, что впереди… — Надо верить, что только лучшее. Пойдём, отвезу тебя домой. — Он протянул ей руку, и она вложила в неё свою ладонь. Джип Аарона Хотчнера двигался по ночным улицам Сиэтла даже медленнее разрешённой скорости. Он просто хотел продлить эти минуты с ней наедине. Она смотрела на ленту дороги сквозь лобовое стекло, тихо радуясь тому, что они ещё не приблизились к её дому. Дженнифер так боялась и так противилась сближаться с ним, хотя сама не могла понять, почему. Не хотела разрушить брак, но разве можно разрушить то, что и так было сломано? Боялась повторения истории Белль и Голда? Но ведь никто не может знать наверняка, какая его ждёт судьба. Вместо поисков уже бесполезных ответов на уже бессмысленные вопросы она просто взяла его за руку. — Зайдёшь? — тихо спросила Джеро, кивая в сторону крыльца своего дома и, в общем-то, не надеясь на положительный ответ. Ответа и вправду не было. Он просто положил руки ей на талию и, легонько притянув к себе, прильнул губами к губам. За несколько дней до разлуки, руша запреты и нарушая обеты. Возможно, они оба пожалеют наутро после того, как всё случится, но, если ничего не произойдёт, оба пожалеют совершенно точно. Дженнифер запустила пальцы в его волосы, прерывая поцелуй на мгновение, чтобы сделать краткий вдох. Его прикосновения и поцелуи были для неё, словно глоток воды после многих дней мучительной жажды, они будто вдыхали в неё новую жизнь. Она не знала, что ждёт её дальше, но сейчас жалела только о том, что раньше не нарушила эти запреты — всё же некоторые из них мы создаём лишь для того, чтобы потом нарушать, главное — не сделать это слишком поздно.