Здесь и сейчас
Ты сказал это: "Я люблю тебя. Я не хочу жить без тебя. Ты изменила мою жизнь." Ты сказал это. Строй планы, выбирай цели, иди к ним, но время от времени смотри по сторонам. Прими жизнь всем существом. Потому что она здесь и сейчас. Завтра ее может и не быть.
Утром прошёл дождь, и ещё зелёная трава была влажной. Столбик термометра показывал восемнадцать градусов тепла, лёгкий ветер был тёплым, а воздух свежим. Природа упорно продолжала заботиться о тех, кто давно перестал с ней считаться. Прекрасно зная, как тяжело дышится людям на похоронах, она посылала им свежий, но нехолодный ветер, давая возможность сделать такие необходимые вдохи. Реджина стояла чуть поодаль от остальных; всё же она знала Стивенс не так хорошо, как все те, кто жил с ней, работал, любил её, но и проигнорировать просьбу Мередит прийти она тоже не могла. Ведь из их случайного знакомства, нелепого предположения Грей о том, что Реджина — любовница Голда, а после — искренних извинений, совершенно неожиданно возникла крепкая дружба. Друзей не бросают одних на похоронах. Стоя в стороне и царапая ногтями свою сумочку-клатч, девушка наблюдала за другими. Мередит стояла, крепко держа за руку Дерека и положив голову на его плечо. Лицо Кристины не выражало никаких эмоций — впрочем, Реджина никогда не видела Янг эмоциональной, та всегда была спокойна и сосредоточена. Лицо Карева тоже не отображало эмоции, но он выглядел иначе. Если Кристина и впрямь была безэмоциональной, то Алекс просто скрывал чувства глубоко внутри себя. Кто знает, чего ему хотелось, когда гроб с телом Иззи опускался в землю — кричать? Крушить всё, что только попалось бы ему под руку? Прыгнуть в яму? Вместо всего этого он, еле заметно пошатываясь, с абсолютно каменным лицом подошёл и бросил на крышку три горсти земли. Рыдать он будет потом, когда останется один, в тёмном пустом углу своей комнаты. Это неправда, что человек умирает лишь однажды. Однажды умирает его тело, а душа погибает каждый раз, когда теряет близкого человека, и степень близости в данном случае даже неважна. Это может быть отец, который любил тебя больше всего на свете, или отчим, которого все, кроме тебя, считали тираном. Жена, которую ты знал более десятка лет, или девушка, с которой толком не объяснился. Неважно, насколько вы были близки, какова степень вашего генетического родства и сколько раз вы произнесли слова любви — когда гроб погружают в землю, больно всегда одинаково. Выразить соболезнования Реджина подошла одной из последних и, понимая, что от общепринятых «я соболезную» толку нет никакого, — ведь то, что ей жаль, для него ничего не изменит, — просто тронула Алекса за плечо и тихо спросила: — Как ты? — Не знаю, — честно ответил тот. — Должен быть убит горем, но убит ли? — Ты ничего не должен, Алекс. Каждый проживает горе, как может. — Что теперь будет? — спросил Карев, будто ожидая, что она распишет ему по порядку все стадии скорби, но на деле ему нужно было не это — ему нужен был конкретный ответ, что происходит после того, как тебя навсегда покидает тот, кто делал тебя лучше. — Я всегда был засранцем, а она — тем человеком, кто старался делать меня лучше. Она всегда говорила, что хирурги, которые предпочитают скобки швам — лентяи. Что, если съесть пачку масла, пока тебя никто не видит — не потолстеешь. Она совершенно искренне верила в разные вещи, и эта вера помогала ей жить, помогала нам жить. А теперь что будет со всеми нами?.. — Вы научитесь, — произнесла Реджина, терпеливо выслушав его. Ей действительно было важно всё, что он говорил. — Не знаю, рассказывала тебе Мер или нет... В этом году семь лет, как умерла первая жена моего мужа, тоже от рака мозга. И ты знаешь, порой мне кажется, что легче ему так и не стало, но жить он научился. И ты сможешь. Алекс дёрнул плечом и уставился на бугорок свежей земли, слабо веря в правдивость теории Реджины, но выбора у него все равно не было. Права она или нет, покажет время. Лишь одно он знал теперь наверняка: не стоит тратить время, если любишь, а стоит сказать об этом. За минуту до того, как Стивенс потеряла сознание, он успел. Он сказал это. — Я люблю тебя, ты изменила меня, ты изменила мою жизнь... А минуту спустя, глядя, как Бейли и Янг пытаются вернуть её к жизни, Карев жалел только об одном — что не сделал этого раньше и большее количество раз. Это откровение пришло к нему позже, чем хотелось бы. Стоит говорить о чувствах, даже если существует риск быть отвергнутым. Стоит совершать поступки, строить планы, выбирать цели и идти к ним. Жизнь стоит принять всем своим существом, потому что она здесь и сейчас, завтра её может не быть. Откровение, пришедшее к нему с опозданием, ещё поможет ему в жизни, а пока он развернулся и просто побрёл в свою больницу, хоть его все и отговаривали. Но ему очень хотелось, чтобы сегодня, в самый худший день его жизни, чья-то другая жизнь смогла измениться к лучшему.***
Смерть девушки, с которой он был так недолго, многое изменила для Алекса Карева, а вот для Лукаса Ферраза ничего не изменила даже смерть жены, с которой он прожил двадцать лет. Уход Маизы так и не смог сподвигнуть его на перемены, он так и не смог осознать ценность и скоротечность жизни, а лишь продолжал влачить жалкое существование. Прошло три года с тех пор, как умерла Маиза, пропала Мел, а Жади вернулась в Марокко, а он по-прежнему жил по давно отлаженному графику, с собранным чемоданом в шкафу, и всё ждал каких-то перемен, которые никак не хотели происходить. Хотя нет, кое-какие изменения его жизнь всё же претерпела: в его навигаторе появился новый маршрут. Примерно раз Лукас Ферраз приезжал на могилу своей жены. Удивительно, но за один такой визит он говорил ей больше слов, чем за год успевал сказать ей при жизни. Вы можете полжизни прожить под одной крышей и даже не замечать друг друга, но, оказывается, стоит умереть одному, и другому захочется поговорить. Не то чтобы он говорил ей нечто важное — одно и то же от месяца к месяцу. О том, что их дочь всё ещё не нашлась, и что с их внуком, он тоже не знает. Не помогли даже связи отца, а после того, как Ивети родила, его отцу и вовсе стало не до того. Ферраз-старший будто решил начать новую жизнь, оставив старшего сына вместе с его проблемами позади, а Лукас, который почти никогда не принимал самостоятельных решений, растерялся и, не зная, что делать, решил не делать ничего вовсе. Лукас приходил к могиле жены, потому что она вдруг оказалась той единственной, кто слушал его в любое время, не перебивая. Возможно, и при её жизни было бы так же, если бы он хоть раз поговорил с ней без скандалов, но этого Лукас уже никогда не узнает наверняка. Он приходил к ней примерно раз в месяц, но сегодня не появился. Сегодня, закончив дела на фирме, Ферраз, никого не предупредив, достал из шкафа чемодан, собранный три года назад, и отправился в аэропорт, на ближайший рейс до Марокко. Лукас пребывал в уверенности, что наконец поступает правильно и что Маиза была права — Жади всё ещё ждёт его. Самолёт отрывался от земли, а там, на другом конце света, Лукаса ждала не Жади, а истина, открывшаяся Кареву накануне утром — всё стоит делать вовремя, а его время прошло целую жизнь назад…***
Стоит говорить о чувствах, даже если существует риск быть отвергнутым — возможно, это так, и, идя в дом Хотчнера, Джей-Джей тоже так думала, но нашла Хотча в луже крови, и стало уже не до того. Больница, бессонная ночь, поиски Фойета и всеобщая паника, которую каждый старался не демонстрировать. В этой сумасшедшей круговерти Джеро решила отложить подобные разговоры до лучшего времени, вот только наступит ли оно? Девушка вернулась домой, и прямо с порога её волной окатило очень странное чувство — ноющая в груди тревога сменилась устойчивой паранойей; ей показалось, что в её отсутствие кто-то побывал в её квартире. Она достала из-за пояса оружие, которое, ввиду повышенной опасности после нападения на агента, разрешили временно носить с собой, и медленно, шаг за шагом, прошлась по всем комнатам. Все вещи были там, где она оставила их утром, ни на сантиметр не изменив своего положения. Ничто не подтверждало её мыслей о том, что в квартиру кто-то проник, кроме внутреннего чутья. Проверив всё повторно, она решила, что на ней таким образом сказались стресс и накопившаяся усталость. Приняв душ, Дженнифер открыла форточки, дабы помещение наполнилось свежим осенним воздухом, и, забравшись в постель, постаралась уснуть. Едва над Сиэтлом поднялось солнце, в городе начался сильный ветер, и Дженнифер проснулась от хлопка форточки. Она тут же вскочила, чтобы закрыть все окна. Шторы надулись, как паруса, сквозняком со стола сдуло бумаги, которые она небрежно бросила пару дней назад. Джеро опустилась на корточки, чтобы собрать их, и тут же застыла в оцепенении. Страх словно набросили удавкой на шею, и каждый новый вдох был сложнее предыдущего. Как она оказалась в бюро, Дженнифер не помнит. Как оделась, как вышла из дома и добралась. Она очнулась лишь в кабинете Голда, под его строгим вопросительным взглядом. А как ещё он должен был посмотреть, когда одна из его подчинённых без стука распахнула дверь и буквально вбежала внутрь в расстёгнутом плаще, размахивая листком бумаги. — Фойет, — прохрипела она спустя несколько секунд. Голд, прислонившись к своему письменному столу, стоял и всё всматривался в послание, оставленное Потрошителем. А Дженнифер, уперев руки в бока, нервно ходила по его кабинету, время от времени зачем-то дуя на свою чёлку. — Не говори Аарону, — произнесла она, остановившись, а он снова устремил на неё взгляд, полный вопросов. — Я не могу понять, почему ты? — Кристиан решил начать издалека, с более мягкого и тактичного вопроса, надеясь, что она даст ему объяснение. Джеро молчала, то ли не желая говорить, то ли, не зная, с чего начать, и Голду пришлось задать прямой вопрос. — Между вами что-то было? — Да, — она стыдливо опустила голову вниз. Мужчина громко стукнул тростью об пол, девушка вздрогнула. Обойдя свой стол, он опустился в кресло. Джеро по-прежнему стояла, гладя в пол, рассматривая красное пятно на ворсе коврового покрытия. После увиденного в квартире Хотча все красные пятна ввергали её в ужас. — Робин… — А? — Джей-Джей наконец подняла глаза. — Робин пролила сок, когда в один из выходных сидела со мной в офисе, — пояснил Кристиан, и Джеро немного расслабилась, но его следующие слова вновь вогнали её в ступор: — Я тоже занимаюсь сексом. У меня есть жена, и я занимаюсь с ней сексом. Это не то, о чём нужно кричать, но этого не стыдятся. — Он посмотрел на неё — щёки залиты краской, полный недоумения взгляд. — Об этом просто не говорят, но не в этой ситуации. — Но… — Во-первых, перестань так смотреть, будто я тебя сейчас за неподобающее поведение уволю. Близкие отношения между людьми — это нормально, но в данном случае это риск. Один из вас должен был сказать об этом, и не потому, что мне интересна ваша личная жизнь, а потому, что ты — потенциальная жертва. Тебя надо поместить под охрану. — Не нужно. Всё запутанно и сложно... — Она стала теребить пальцами серёжку на правом ухе. — Не хочу, чтобы Хотч знал. Достаточно того, что он переживает за Хейли и Джека, и потом, ты же знаешь, я могу пригодиться. И ведь иногда даже от нашей усиленной охраны нет толка — вспомни Элл… Голд тяжело вздохнул. Она была права, и от этого ему становилось тошно. Они призваны защищать людей, но порой их собственная, на первый взгляд совершенная, система не может защитить даже тех, кто обучен защищать других. — Будь предельно осторожна, слышишь? — произнёс он после тяжелого вздоха, посмотрев на неё по-отечески. — Хорошо, обещаю. — Иди. — Он секунду помолчал. — И Реджину позови, пожалуйста. Голд снова встал со своего кресла, прошёлся по кабинету и встал напротив окна. Там, внизу — бурлящие потоки людей. У каждого из них свои проблемы: начальник-самодур, недопонимание с мужем, ссора с родителями, вынужденный аборт, ложь... Есть те, кому в эту самую секунду кажется, что хуже некуда. Думают ли они, что среди них бродят серийные убийцы, насильники и хуже совершенно точно бывает? Но любая система защиты небезупречна. Думая об этом, он достал из кармана телефон и набрал номер. После нескольких гудков трубку сняли. — Мистер Голд, рад слышать, — произнёс весёлый голос на той стороне. — Звоните просто поболтать или?.. — Клаус, я надеюсь, твоя семья не откажет мне в просьбе? — Отказать человеку, так на многое закрывшему глаза... Мы чудовища, но не настолько. — Майклсон продолжал шутить. — Моя жена в опасности. Если кто и сможет защитить её… И детей… — Я слушаю. — Клаус мгновенно стал серьёзен.***
— Ты звал меня? — Реджина вошла, едва Голд закончил разговор. — Да, — он по-прежнему смотрел в окно. — Фойет был дома у Джеро… — Мы все в опасности? — спросила она прежде, чем он успел продолжить. — Да, поэтому иди домой и собери вещи для себя и детей. Вы уезжаете. — Мы? Ты не оговорился? — она сдвинула брови. — А… — Я нужен своей команде. Я должен поймать его. — Я без тебя… — Я люблю тебя, — произнёс Кристиан, кажется, окончательно поняв эту истину про «здесь и сейчас» и готовый принять эту жизнь всем своим естеством. Реджина, услышав это, не успела договорить. Он произнёс эти слова едва ли не впервые за столько лет, вот так вот просто, ни секунды не сомневаясь в себе и сказанном. Её же слова застряли в горле вместе с воздухом. — Я люблю тебя. — Мужчина обернулся и посмотрел на неё. — И не хочу потерять. — И куда ты нас отправишь? — пробормотала Реджина растерянно, готовясь услышать что-то вроде «я не буду этого знать», но ответ у её мужа был. — В Новый Орлеан.