Шаг в темноту
В последние дни жизнь Линетт Скаво была настоящим стрессом и не вызывала ничего, кроме беспокойства. Загруженность на новой работе, недопонимание с Томом, трудный возраст старших мальчиков... Но если бы её беспокоило только это, то она бы просто ждала, когда всё пройдёт. Ей ли не знать, что все неприятности проходят? Однако куда большее беспокойство, чем всё вышеперечисленное вместе, у неё вызывала соседка. Все жительницы Вистерия Лейн в разное время, но всё же заметили, что и без того молчаливая и немногословная Реджина изменилась. Про Голдов в шутку все говорили «муж и жена — одна страна», а всё потому, что вторая супруга улыбчивого, но «закрытого» Кристиана была тоже немногословна, как и её супруг; однако после того, как Реджину выписали из больницы, все стали замечать, что Голд и то более разговорчив, чем его молодая жена, а ещё через какое-то время это стало вызывать беспокойство. Все помнили, чем закончилось молчание Мэри Элис, хотя в её случае они даже и не догадывались, что что-то не так, пока однажды не раздался роковой выстрел. Со смерти Мэри Элис прошли годы, но никто так и не знал, что именно заставило её пойти на этот шаг, и, конечно, никто не хотел повторения катастрофы. И вот дамы с Вистерия Лейн вновь оказались в этой ситуации, когда искренне хочешь помочь, но не знаешь, как. Так уже было после смерти Белль — все хотели помочь Кристиану, но даже у всезнающей Бри не было такого волшебного средства. Как можно помочь человеку, который не просил о помощи — не сделаешь ли ты еще хуже? Может быть, твои слова, которыми ты надеешься излечить, только разбередят свежие раны и причинят куда более сильную боль... Уже потеряв Мэри Элис, они так хотели уберечь Реджину от подобной роковой ошибки и одновременно боялись её к этому подтолкнуть, глубже вогнав в депрессию. Впрочем, какие слова они могли подобрать, если сами не пережили этого? То, что они слишком усердно молились о наступлении тепла, жители Сторибрука поняли ещё в первый день июня. Лето началось с небывалой жары. Линетт ехала в машине от супермаркета до дома и буквально боялась задохнуться; даже открытые окна никак не спасали. Поэтому, когда женщина наконец выбралась из жаркого плена, она схватила продукты, лежащие в багажнике, с огорчением обнаружив, что один из пакетов протекает, и помчалась прямо в дом, мечтая только о том, чтобы скорее оказаться под холодным кондиционером. Когда до крыльца оставалось буквально пятнадцать шагов, что-то заставило женщину остановиться. Она вдруг пристально посмотрела на соседку, стоящую в своём дворе. Реджина стояла на своём газоне у песочницы, которую смастерил Голд для дочери и Хоуп. Линетт насторожило её состояние: она смотрела будто бы на Робин, но в то же время как будто бы и нет — куда-то сквозь, совершенно отрешённым взглядом. Женщина коснулась рукой мокрого дна протёкшего пакета с продуктами, а после, обтерев мокрую руку о брюки, поняла, что испытывает дежавю. Однажды в точно такой же ситуации она просто спросила, всё ли в порядке, и, получив односложный дежурный ответ, отправилась по делам, которые, по её мнению, были неотложными. Линетт часто видела Мэри Элис во сне и каждый раз, просыпаясь утром, снова давала себе обещание, что, будь у неё хотя бы один шанс, она бы всё сделала по-другому. И вот, кажется, пришло время сделать что-то иначе. Поставив пакеты на землю, женщина подошла. По мере того, как расстояние между ними сокращалось, она возвращалась в прошлое, в тот день, когда, успокоив себя простым «да, я в порядке», она пошла прочь; что было бы, если бы она бросила свои дела и подошла? — Реджина, — Скаво осторожно тронула девушку за плечо. — Возможно, я лезу не в своё дело, но однажды я уже прошла мимо и теперь только и делаю, что думаю, что было бы, если бы я остановилась — может, тот роковой выстрел не раздался бы... — Я где-то слышала фразу: «Лучшие дни кончаются выстрелом», — горько усмехнулась Реджина. — Не думаю, что сегодня такой день. Девушка подняла на соседку глаза, и та ахнула. Они напоминали угли, тлеющие угли, но женщина так старалась разглядеть в них спасительную искру. — Никто из нас не знает, каково тебе — никому из нас, к счастью, не довелось этого испытать, но все мы хотим тебе помочь. Ты только скажи, как! Девушка лишь пожала плечами — она не знала, какая ей нужна помощь, да и вообще можно ли помочь? — Не бойся, — тихо проговорила Реджина в надежде, что её слова успокоят соседку, — выстрела не будет. Я живу в доме, в котором едва ли не каждый угол напоминает о том, как ценна жизнь, и я не настолько глупа, чтобы добровольно с ней расстаться. — Заходи на покер в пятницу, — только и смогла произнести Линетт, попросту не отыскав каких-либо других слов. Женщина развернулась и уже собралась идти к своим пакетам, подозревая, что яйца, лежащие в них, уже успели поджариться на раскалённом асфальте, но вдруг махнула рукой, видно, решив, что это не так уж и плохо — на ужин будет яичница, и возиться не придётся. — Ты не знала Мэри Элис — она погибла за год до того, как ты приехала сюда, — вдруг заговорила Скаво. Реджина лишь повела бровью, не понимая, к чему это; она и так знала обстоятельства её смерти, это трагедия Вистерия Лейн. — Я так же ехала домой, жутко уставшая, в багажнике протёк пакет… Я спросила, всё ли хорошо, она ответила «да», и меня это устроило. Теперь она мне снится, и во сне я бросаю пакеты и иду к ней. Прошу, чтобы она позволила её спасти, но я уже не могу, а тебя ещё можно уберечь... После Линетт наконец подобрала свои покупки и скрылась из виду, очень надеясь, что, прежде чем схватиться за табельный пистолет, Реджина прибегнет к помощи. Наблюдавший за этой сценой через окно в кухне Кристиан тоже надеялся на это. На то, что она прибегнет к помощи близких — ведь он никак помочь уже не мог; она отдалилась, стала спать в комнате Робин, как в первые дни их брака, когда она ещё даже боялась к нему прикоснуться. Они вернулись к началу.***
Беспокойство вызывала не только Реджина — в последние несколько дней Клаус волновался о жене. Камилла из добродушной хохотушки превратилась в молчаливую задумчивую женщину. Даже на сто тысяч вопросов Хоуп она отвечала не с первого раза, а всё свободное время тратила на попытки что-то найти в своих многочисленных тетрадях по психологии. Её явно что-то терзало. Через неделю, кажется, стало ясно, что она так и не отыскала того, что ей было необходимо. Ответа, который бы прекратил её терзания. Клаус застал жену в кабинете, который они делили на двоих; она стояла со своими папками и тетрадями в руках над мусорным ведром, а затем, после минуты, по всей видимости, тягостных раздумий, положила их на стол. — Неужели ты посмела бы их выбросить — всё, над чем ты так долго трудилась? Всё, чему научилась?.. Майклсон подошёл к жене и, обняв её за плечи, прижал к себе. Женщина с удовольствием облокотилась спиной на сильный торс мужа. Тот вдохнул запах её волос и подметил: — У вас с Хоуп волосы пахнут одинаково. — Тебе кажется. — Так что с книгами? — В них нет никакого толку, — горько вздохнула женщина, и в этом вздохе была сокрыта неугодная правда. Правда, которую хотя бы раз в жизни постигает каждый из нас. Однажды всё, к чему мы стремимся — наша карьера, наши достижения и цели, всё то, что было поводом для гордости — в один миг может оказаться бесполезным. Как правило, мы оказываемся к этому не готовы — именно это ломает нас. Наверное, это и есть окончательный этап взросления, когда мы перестаём мечтать, как дети, вдруг осознав, что мечты ни к чему не приводят. Именно в этот самый момент нужно не дать себе упасть, нужно приложить все силы, чтобы не сдаться — именно это откроет новые горизонты и новые пути. Как раз в этот миг мы становимся кем-то ещё, кем-то новым, кем раньше ещё не были; это больно, но без боли никто не рождается. — От них нет никакого толка, — повторила Камилла, положив ладонь на обнимающую её руку мужа. — Просматривала их, пытаясь помочь Реджине. Пыталась вспомнить, чему нас учили на такой случай, и вдруг поняла, что всё это бесполезно. Нельзя помочь человеку, если ты сам не испытал этого и не знаешь, каково это. Но самое страшное не это, Клаус, — она повернулась лицом к мужу и схватила его за грудки, как утопающий за спасательный круг. — Мне страшно, Клаус, потому что я могу испытать это. Однажды я могу лишиться своей дочери. Что, если мать Хоуп одумается и придёт за ней! Клаус обнял жену и, крепко прижав её к себе, прошептал прямо на ухо: — Ты Камилла Майклсон, мать Хоуп Майклсон. Никто никогда не разлучит тебя с дочерью, я не позволю. Камилле так и не придётся узнать, что спустя больше десятка лет Хейли Маршалл и вправду объявится, предъявив на почти взрослую Хоуп свои права, и не потому, что всё осознала и хочет заслужить прощение дочери — её просто испугала перспектива умереть в одиночестве.***
Этот день был лучшим среди многих за последнее время — хотя бы тем, что сегодня его жена улыбалась впервые после выписки из больницы, и это заставляло Кристиана самого радоваться жизни. Сегодняшнее дело обошлось без жертв; такое крайне редко бывает при их работе и не может не служить поводом для радости. Реджина, пребывая в хорошем настроении, постучала в приоткрытую дверь его кабинета. — Я готова, можем ехать! — Мне осталась ещё пара бумаг, можешь подождать, — он поднял на неё взгляд, — а хочешь, иди на парковку. — Пойдём вместе, — Реджина подошла к окну; снаружи бурлила жизнь. Дверь пиццерии Скаво, устроенной в баре, что достался ей от отца, не закрывалась, люди входили и выходили. Врачи из больницы перебегали дорогу, что вела к другому бару, «У Джо» — их рабочий день был закончен, и им хотелось отдохнуть. Летние дни — как повод наполнить эту жизнь воспоминаниями, которые будут согревать нас в холода, что непременно наступят после тепла. Это жизнь, в ней всё циклично. Вдруг её взгляд зацепился за силуэт в окне. К главному входу, на который оно выходило, двигался женский силуэт, до боли знакомый. В этот самый момент Реджина поняла, что, кажется, в принципе не создана для счастливых воспоминаний — ведь, как бы она ни старалась и что бы ни делала, главный монстр в её жизни всегда будет настигать её. Кристиан не мог видеть, как изменилось выражение её лица, но он буквально почувствовал, как изменилось её настроение и атмосфера в помещении. В следующую секунду его жена выбежала из кабинета, да так быстро, что он не успел что-либо спросить или хоть как-то отреагировать, и всё, что ему осталось — это просто пойти за ней. Не смогла окликнуть Реджину и Эмили, которая вместе со всей командой стояла недалеко от выхода, пытаясь в пылу дружеского спора решить, куда бы им пойти в этот замечательный вечер пятницы. Однако миссис Голд промчалась мимо них с такой скоростью, что они, проводив её взглядом, лишь растерянно развели руками, а вскоре они тоже вышли за ней. Когда Голд наконец оказался на улице и увидел всё, что там происходило, ему вдруг пришлось признать, что Линетт, которая опасалась, что рано или поздно Реджина схватится за табельное оружие, была не так уж и неправа. Перед взглядом мужчины предстала следующая картина: его жена держала в руках пистолет, который был направлен дулом прямо на её мать. Первое, о чём он подумал: «Сегодня был лучший день за последнее время, а лучшие дни кончаются выстрелом. Не так ли говорят?» Минуту спустя в спутанные мысли спецагентов стали проникать звуки, и первым из них был голос Коры: — Ты вот так вот просто направишь оружие на родную мать? — издевательски усмехнулась Кора. Только знавшие её слишком давно Голд и Дейв уловили в этом смешке нотки страха. Впрочем, Кора, как всегда, оказалась неправа: просто её дочери совсем не было. Пистолет, направленный на мать, был в разы тяжелее, чем обычно. Рука подрагивала, вытянутый локоть начинал ныть, но палец всё теснее прижимался к спусковому крючку. Она пошатывалась, словно земля качалась под ней, как раскачиваются весы Фемиды. Реджина, словно в замедленной съёмке, видела, как пуля летит и пронзает грудь её матери. У той подкашиваются ноги, и она падает наземь, истекая кровью. Эта картинка была такой яркой и ясной, что девушке казалось, будто она уже видела это раньше. Вот только Реджина не могла понять, станет ли ей легче после того, как она лишит свою мать жизни. — Был бы Клаус, я бы у него спросила, — неожиданно произнесла она вслух. — Ты не вмешаешься? — наконец пришедший в себя от неожиданности Росси толкнул друга локтем в бок. — Нет, — ответил Кристиан; тот был, как всегда, спокоен и скрывал истинные эмоции за многозначительной полуулыбкой. — Если она сейчас выстрелит... — испуганно подхватила Эмили. — Если она сейчас выстрелит, у нас у всех будут проблемы, — спокойно проговорил Голд, — с опекой, с работой... Лишат должности; возможно, заберут Робин, — невозмутимо закончил за неё Кристиан, словно во всём, что он перечислил, не было ничего необычного или пугающего. — Она должна сама сделать этот выбор. Она должна сама удержаться в шаге от тёмной стороны, как в своё время каждый из нас. Голд повернулся к своей команде, которая, боясь даже дышать, стояла за его спиной, и, обведя взглядом каждого, увидел в их глазах понимание. Каждый из них осознавал, что он прав, поэтому оставалось только ждать, чем всё закончится, но это ожидание было мучительным, ведь им лучше других известно — шаг в темноту занимает мгновение, путь обратно — целую жизнь. Они все любили Реджину, и никто ей этого не желал. — Больше всего на свете мне хочется тебя пристрелить, как последнюю собаку!!! — кричала Реджина; её крик был смешан то ли со смехом, то ли с плачем. — Но знаешь, что самое паршивое? — Теперь её голос больше напоминал плач. — Что я точно знаю, что, даже если я нажму на курок, легче мне всё равно не станет. Это не принесёт мне ничего, кроме проблем. — Она утёрла проступившие слёзы рукавом другой руки. — С работой, с мужем... Даже твоя смерть может навредить моей жизни. Такое ощущение, будто ты создана, чтобы ломать мою жизнь! Реджина на мгновение замолчала, а Кора, не упустив возможности использовать паузу, в голос засмеялась. — Я растила тебя себе подобной, сильной и властной. Ну в кого ты такая дурочка?! Всё, что я делала, было для твоего блага. Ты бы родила наследника могущественной империи Сальваторе и ни в чём бы не нуждалась ни сейчас, ни в старости, а теперь что? Кора брезгливым жестом указала на Кристиана, акцентировав внимание на его трости. — Калека, в разы тебя старше, с бедненьким домиком в маленьком городишке и работой, на которой его рано или поздно убьют. Что он даёт тебе? — Так, мелочь, — хмыкнула Реджина, — настоящую любовь, и я её чувствую. Впрочем, тебе не понять, поэтому я рада, что не такая, как ты. Было не место и не время, и до Кристиана не сразу дойдут её слова, но несколько дней спустя он их вспомнит — она чувствует его любовь, а это означает, что они справились вместе. — Этой чушью вроде любви сыт никогда не будешь. Предпочитаешь голодать? — Кора не желала сдавать позиции даже под угрозой оружия. — Я никогда не буду голодать! — произнесла Реджина, опуская руку с пистолетом, причём она сказала это с той же уверенностью, что была присуща героине популярного романа «Унесённые ветром» по имени Скарлетт, что однажды вернулась в своё некогда богатое поместье и пообещала себе, что никогда голодать; у Реджины откуда-то тоже была эта уверенность. — Я никогда не буду голодать, мои дети этого не позволят. Моя семья, которая придёт мне на помощь в любой ситуации, потому что семья — это всегда и навечно. Кора поморщилась, словно пыталась прожевать лимон; Реджина, не обращая на неё внимания, продолжала говорить. — И тебе никто не позволил бы голодать — у тебя есть внуки, старшему скоро одиннадцать лет; у тебя есть семья, и она не позволила бы тебе быть голодной. — Она подняла пистолет. — Я тебя не убью. Ты умрёшь сама, голодной и одинокой. После этих слов Реджина повернулась к своей команде и спросила, решили ли они, в какой пойти бар, не обращая никакого внимания на свою мать, словно той не было вовсе.***
Это было в июне две тысячи шестого года — в этот день миссис Голд видела свою мать в последний раз. Она никогда не будет интересоваться её жизнью и даже не будет знать, когда та умерла. Кора Миллс проживёт ещё семнадцать лет и умрёт в две тысячи двадцать третьем, в одиночестве и нищете, от которой она так стремительно пыталась убежать. Она уйдёт тихо, сидя в кресле в маленькой комнатушке, как раз в день, когда за огромным столом соберётся одна большая семья, чтобы отпраздновать крещение её первого правнука. Семья Голдов, Майклсонов, Хотчнеров, будет среди них даже одна Сальваторе. И несмотря на разные фамилии, все они будут одной семьёй. Корни их общего семейного древа переплетутся самым причудливым образом, и только ей, Коре Миллс, которая всю жизнь так стремилась обрести могущество и власть, не будет среди них места. Однажды оттолкнув от себя дочь, она так и не смогла понять, что всё, что было ей нужно — это дать своим дочерям простой материнской любви, и тогда бы годы спустя дети и внуки обеспечили бы ей самую достойную жизнь и никогда бы не позволили голодать…***
Вскоре среди любимой команды за весёлыми разговорами, перебиваемыми научными лекциями Спенса, Реджина и думать забудет о своей матери, а Голд будет ей бесконечно горд за то, что ей хватило сил не нажать на курок. Радуясь тому, что всё сложилось так, а не иначе, Кристиан тогда ещё не знал, что роковой выстрел раздастся на следующий день в больнице неподалеку….