ID работы: 10570869

Мера человека / Measure Of A Man

Гет
Перевод
NC-17
В процессе
2525
переводчик
Middle night сопереводчик
- Pi. сопереводчик
Asta Blackwart бета
-lyolik- бета
Коготки гамма
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 830 страниц, 22 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2525 Нравится Отзывы 1689 В сборник Скачать

Глава 6. Не король

Настройки текста
      10 апреля 2011 года       Перси Уизли никогда не наносил светских визитов.              По крайней мере, Перси Уизли не наносил светских визитов без цели.              Это была бы пустая трата его времени, а он был не из тех, кто разбрасывается столь важным ресурсом.              В некотором смысле они были близки, ведь дружили много лет — разумеется, через Рона, но и не только. Перси занимался всеми её юридическими делами: документацией, проблемами и вопросами. Он также держал её в курсе происходящего в Министерстве и за его пределами, но на этом всё. Перси был осторожен в этом вопросе, просто на случай, если у кого-то возникнут к ней вопросы.              Поэтому, когда Перси вышел из её камина после девяти, пока она месила тесто для хлеба, Гермиона посмотрела на него с озадаченным выражением, которое сменилось чем-то настороженным, когда она заметила его повседневный костюм.              — Ты в порядке? — спросила она, слегка наклонив голову. — С Артуром и Молли всё хорошо?              — Да, конечно. — На Перси были серые брюки и клетчатая рубашка, но с таким же успехом он мог быть в пижаме.              Очень странно.              Все стало ещё более странным, когда Перси вымыл и вытер руки, прежде чем встать слева от неё, излучая готовность помочь.              Гермиона выгнула бровь.              — Ты вообще умеешь печь хлеб?              — Нет, но я делаю отличный баноффи.              Это хорошо.              Он принялся замешивать тесто, пока Гермиона подготавливала хлебопечку — подарок самой себе после нескольких неудачных попыток. Перси работал молча, его мысли, казалось, были где-то далеко. Сковорода была готова ещё до того, как он закончил, и ей пришлось мягко стукнуть его по плечу, чтобы привлечь внимание. Смущение отразилось на его чертах, заставив покраснеть уши, что так сильно напомнило ей Рона, заставив фыркнуть. Он отошёл в сторону и позволил ей закончить, и к тому времени, как она вымыла руки от муки, его руки тоже были чистыми, а сам он сидел на кухонном островке. Они не могли почувствовать запах результата своих усилий, было ещё слишком рано.              Гермиона любила запах печёного хлеба.              Это пахло домом.              Она закончила вытирать руки, все ещё стоя к нему спиной.              — Я знаю, что это не дружеский визит, — затем она оглянулась через плечо на рыжеволосого, который снова задумался в повисшей тишине.              — Ты права, — Перси всегда был прямолинейным.              — Что-то большее?              — Конечно.              Гермиона присоединилась к нему у кухонного островка, но только после того, как взяла Скьяву из холодильника и призвала два стакана. Пока она садилась рядом, он налил вино, и они оба покрутили бокалы, прежде чем спокойно выпить. Оно было прекрасно. Сладкое, как ягоды и сахарная вата. Она выбрала его, потому что, в то время как Перси утверждал, что предпочитает Мерло или Кьянти, Гермиона знала о его страсти к более сладкому сухому вину, которое было лёгким и элегантным.              — С чего ты хочешь начать? — Гермиона повернулась к нему лицом. — Можно с бизнеса. Как твой личный «проект»? — она многозначительно посмотрела на Перси, мало что зная о нём, помимо его существования.              Умышленное неведение.              — Медленно приходит в действие, — его ответ был легкомысленным. — Я пытаюсь организовать посещение Кембриджской библиотеки с секретной, частной магической секцией. Всё хочу получить доступ к ней последние четыре года, — бровь Гермионы приподнялась в молчаливом любопытстве при одном упоминании о секретной библиотеке. — В ней есть записи примерно со времён Визенгамота и формирования Министерства. Чем меньше ты знаешь, тем лучше.              — Верно, — Гермиона не могла не удивиться. — Я не знала, что кто-то из вас работал над этим «проектом». Или что вы по-настоящему знали друг друга за пределами того места, где вы все встречаетесь для заговора.              — А мы и не знали. Мы все связаны общей целью. Просто так случилось, что я работаю с этим человеком.              Гермиона продолжала потягивать вино. Прошло совсем немного времени, прежде чем запах свежеиспечённого хлеба начал наполнять кухню.              — Что-то ещё?              Вновь совершив нехарактерный для него жест, Перси вместо того, чтобы насладиться, допил вино двумя глотками и снова наполнил бокал. Что бы ни беспокоило его до сих пор, оно не прояснилось в его сознании. И для такого, как он, это было неприятно. Гермиона могла понять. Этот вопрос был сложнее, потому ответ — уклончивее. Гермиона почувствовала в Перси всё то, что так свойственно человеку.              У него тоже были личные темы.              Гермиона не могла припомнить, когда в последний раз они говорили друг с другом о чём-то подобном. Наверное, около двух лет назад, когда Пенелопа Кристал сбежала с известным американским игроком в квиддич. Но Перси с лёгкостью перенёс удар, а её дом стал неким убежищем от чужих любопытных глаз и ворчания матери по поводу того, когда он собирается остепениться.              Сегодня всё было по-другому.              — Только одно. — У Перси были все признаки человека, на плечи которого что-то тяжело давило. Он выдохнул последние остатки того, что сдерживало его, и столкнулся с вопросом лицом к лицу, как гриффиндорец, которым он и был. — Пэнси.              Это заставило Гермиону тоже допить свой бокал.              Она нуждалась в ещё одном, чтобы решить эту конкретную проблему.              И они оба их наполнили.              — А что с ней? — осторожно спросила Гермиона, наливая вино и поглядывая на него краем глаза. Он растерянно провёл рукой по своим уложенным волосам, взъерошив их. Затем он попытался вернуть их прежний вид, но вышло не то же самое. Перси... потерял равновесие. Излучая неуверенность, он был одновременно и взволнован, и спокоен так, как мог быть только он. И, конечно же, она знала причину — ту, которая проникла ему под кожу после одной лишь встречи.              По правде говоря, это было долгое общение, которое продолжалось ещё после ужина.              Они перешли от стола к дивану в оранжерее, потом к качелям на улице. Беседа не была непрерывной болтовнёй — она помнила, только обрывки разговоров. Но взгляды Пэнси говорили о её любопытстве громче, чем о равнодушии. Минуты, когда Перси, сбросив свою толстую маску, стал собой и смеялся над тем, что она сказала. Маленькие улыбки, брошенные друг другу, служили подтверждением появления тонких нитей связи.              Гермиона была свидетелем большей части их обмена взглядами с того места, где она, Гарри и Рон пили и разговаривали, пока не стали смеяться просто так.              И даже сквозь опьянение, даже время от времени смахивая руку Рона со своего колена, она всё ещё видела, что Перси, казалось, был не в себе.… таким непринуждённым, каким Гермиона никогда бы не поверила, что он может быть, если бы не видела этого своими глазами. Он был гораздо менее отстранён и гораздо более увлечён, чем она когда-либо помнила его с любой другой женщиной, с которой он встречался. Более того, в тот вечер в воздухе вокруг Перси чувствовалось какое-то неподдельное удовлетворение, которого она никогда не испытывала с человеком, не являющимся её близким другом или псевдо-членом семьи.              Гермиона была вполне трезвой, чтобы понять, что с ней, скорее всего, ничего подобного никогда не случалось. Точно так же, как она знала, что вряд ли она смогла бы неосознанно показать настоящую себя, как это сделал Перси в ту ночь рядом с Пэнси.              На самом деле Гермиона поняла, что он глубоко увяз, задолго до того, как Гарри хорошенько вгляделся и рассмеялся, огласив увиденное.              — Как давно вы с ней дружите? — Перси явно старался не выдать своего желания узнать больше о ней.              — Пару лет. У нас есть договор о перемирии.              — В прямом или переносном смысле?              — И то и другое, — Гермиона слегка пожала плечами и провела рукой по волосам. Перси выглядел столь же смущённым, сколь и заинтригованным. Мягко покачав головой, она слегка ухмыльнулась. — Мы прошли долгий путь от споров о цветах кухонных шкафов. Мы не такие разные, как я когда-то думала, — она сделала паузу. — Я научилась ценить это.              — У неё есть история, — он нахмурил брови. — Наверное, не тебе об этом говорить.              — У каждого есть своя история, но легко увлечься тем, что, по нашему мнению, может быть историей человека, когда на самом деле мы понятия не имеем о ней, если они не поделятся ею с нами. Но ты прав. Не мне рассказывать тебе о ней. Я и сама всего не знаю, — но так как Гермиона была хорошим другом и очень уважала его, она была с ним откровенна. — Тем не менее, я могу дать тебе небольшой совет, если он тебе нужен.              — Сомневаюсь, что я был бы здесь, если бы мне не нужно было немного инструкций.              Они обменялись взглядами, прежде чем Гермиона прочистила горло, в то время как Перси потягивал вино. Это было далеко за пределами её зоны комфорта, но он попросил — так же, как она предложила.              — Анютины глазки… яркие и нежные. — Гермиона провела пальцем по ободку бокала. — Простые, но красивые. Они живут в тех условиях, в которых большинство растений бы погибло. — оглянувшись, она увидела, что Перси пристально наблюдает за ней, словно запоминая её слова. Он действительно хотел понять; это было так мило, что она немного смягчилась. — Как и её тёзка, Пэнси может и не выглядеть так, но она жёсткая и упрямая. Она не сдалась, пережила суровые условия и не нуждается в тебе для своего дальнейшего выживания.              — Это вовсе не звучит устрашающе.              — Это так же просто, как и нет. — Гермиона поёрзала на стуле. — Пэнси должна хотеть тебя. Она должна выбрать тебя. Она должна рассмотреть каждый из своих вариантов, каждую из своих причин, чтобы сказать «нет», и решить сказать «да», несмотря ни на что. И ты должен быть терпеливым, пока она принимает решение.              Перси задумчиво помолчал, прежде чем отпить еще вина.              — Это объясняет, почему она игнорировала все мои письма. Сегодня я даже послал ей розу. Персиковую… за искренность, — он чувствовал себя неловко, просто обсуждая это, краснея, но Гермиона улыбнулась, когда он положил локоть на стол, а затем подбородок на кулак; она не ожидала, что такой человек ему понравится.              Это было ей близко.              В тот момент Перси был не только бронёй, уверенностью и участником безмолвной войны. Он был просто мужчиной, который не понимал женского сердца. Или что-нибудь ещё о ней, если уж на то пошло.              — Я даже не уверен, понравилось ли ей это.              — Ты получил его обратно? — спросила Гермиона.              — Нет.              — Значит, ей понравилось, — это она знала наверняка. Пэнси могла спокойно отвергнуть кого-то. Её молчание говорило громче её самой. — Она чертовски колючая, так что будь стойким, но не навязывайся. Не загоняй её в угол. Пусть дышит. У неё есть свои собственные проблемы, но позволь ей рассказать тебе о своей истории, потому что она делает её такой, какая она есть… Такой, к которой тебя тянет.              Вспышка улыбки, которую она увидела, была немного мальчишеской для кого-то настолько серьёзного, и она исчезла прежде, чем Гермиона смогла её отметить. Перси откашлялся, выпрямился, и она поняла, что он обдумывает план.              — У меня много работы, — это был не вопрос, а просто утверждение. Перси выглядел решительным в своей целеустремлённой манере.              — Да, и это будет нелегко. Арифмантика может быть проще.              Перси прокашлялся.              — Что ж, хорошо, что у меня по ней «Превосходно».              Гермиона рассмеялась и посмотрела на часы. Хлеб скоро будет готов.              — Ты знаешь, Гермиона… — он говорил уверенно, что свидетельствовало о целенаправленном изменении в их разговоре. — Ты хорошо умеешь давать советы, особенно для той, кто не ходит активно на свидания.              Пожав плечами, она сделала глоток вина.              — Так уж случилось, что у меня есть знания именно по этому предмету.              — Отношения?              — Нет, Пэнси.              Перси усмехнулся, выглядя более непринуждённым, гораздо более расслабленным и приземлённым, чем когда он только приехал. К сожалению, он был достаточно уверен в себе, чтобы переключить внимание на неё.              — А как насчёт отношений? Мой младший брат снова кружит… — на этот раз он бросил на неё понимающий взгляд.              Гермиона осушила второй бокал, чувствуя прилив опьянения.              — Кажется, все знают. Ни у кого нет лучшей темы для разговора? Джордж и Анджелина? У них все серьёзно.              — Именно поэтому все обращают на него внимание.              — А ты — нет? — она приподняла бровь.              Перси закатил глаза.              — Я был немного занят, пытаясь восстановить правительство. Видимо, это всё ещё недостаточно хорошее оправдание для моей матери.              Гермиона рассмеялась, а затем прикрыла рот рукой, пытаясь подавить смех, когда он нахмурился.              — Поверь мне, моя мама такая же. По крайней мере, твоя понимает, какое добро ты пытаешься сделать. Моя же… — она печально поморщилась. — Будь её воля, я бы уже была замужем за Роном и имела двоих детей.              В ответ он лишь усмехнулся.              — Я думаю, что и моя мать желает тебе того же. Рон тоже не стал бы возражать, — его тон стал осторожным, голубые глаза изучающими. — А как же ты? В чём ты сама нуждаешься?              — Точно не в этом.              — Никогда?              Гермиона задумалась.              — Я не скажу «никогда», но только не с Роном.              Перси выпил вино и позволил молчанию между ними ненадолго повиснуть.              — Ты знаешь, что не ответила на вопрос, и никогда не говоришь о том, чего хочешь. Только то, чего нет. Я не буду возражать. Просто хочу узнать тебя лучше.              Она глубоко вздохнула, выдыхая признание.              — Честно говоря, я не слишком задумывалась о своих желаниях. — Так оно и было. Вкупе с доверием, которое она питала к нему, вино начало притуплять чувства, и её стены опустились ниже. — Я могу утверждать, что у меня есть всё, что я хочу, и больше мне ничего не нужно. Мне вполне комфортно. Я довольна. Да, у меня есть проблемы с Пожирателем Смерти и оборотнем, но я…              — Выживаешь, — Перси бросил на неё взгляд, от которого Гермионе стало не по себе. — Да, я знаю. Но ты также лжёшь себе, если считаешь, что не хочешь большего, — разумеется, он был прав. Неужели он разговаривал с Гарри? — Ты, несомненно, одна из самых умных людей, которых я знаю, но более того, тебя невозможно остановить. Такие люди, как ты, всегда в погоне. Ты готова к каждому вызову, который бросает тебе жизнь, но, когда приходит время, ты продолжаешь продвигаться к следующему уровню совершенства. Это не в твоей природе — замереть и сидеть, но так и есть.              — Я могу не давить на себя сильнее, чем это необходимо.              Он поднёс бокал к губам и сделал несколько глотков.              — Конечно, когда дело доходит до долгой работы или общения с друзьями, ни в коем случае не дави. Однако, когда речь о самореализации, определения того, чего ты хочешь, что ищешь и что сделает тебя счастливой — или даже кто — тебе нужно инвестировать в это время.              В глубине души она знала, что Перси был прав — не нужно было размышлять, он просто был. И это было... так же трудно принять, как и исправить. Правда заключалась в том, что не было ничего, кроме её собственного самосознания, чтобы подтолкнуть вперёд.              Но этого было недостаточно.              Перси откашлялся.              — Продвигаясь дальше по пути того, чего ты хочешь, мой брат цепляется за идею, что придёшь в себя и поймёшь, что он прав и что вы двое созданы друг для друга.              — И ты думаешь, что это так?              — Нет. У Рона… Ну, Рон всё ещё пытается понять, чего он хочет. Но это отличается от того, что происходит с тобой, потому что он-то знает. Он просто больше нигде не искал, чтобы найти что-то другое, и пока он не найдёт, он всегда будет возвращаться к тому, что знакомо, — к тебе. Он постарается сделать тебя подходящей для него, если ты не сделаешь этого.              Но это просто не сработает.              Они с Роном всё те же люди, просто новые слепки того, кем были когда-то. Изменённые опытом и обстоятельствами, их контрасты теперь ещё больше бросались в глаза. Снаружи всё выглядело так же, но внутри — по-другому. Обновлённым. Иногда то, что когда-то работало, просто... больше не может функционировать. Или, может быть, это срабатывало тогда, но со всеми перемещениями и лепкой части просто перестали подходить друг другу.              Гермиона это поняла. Но Рон? Не полностью.              — Это не делает меня подходящей — не была ответом в первый раз, и на этот раз тоже не буду. Я не знаю, что ещё я могу сделать, чтобы заставить его понять.              Перси кивнул и, покрутив в бокале остатки вина, сделал ещё глоток.              — Я понимаю, — это было прагматичное начало, но Гермиона знала, что это еще не всё. — Но ты тоже не знаешь. Я имею в виду то, что ищешь. То, чего ты сама хочешь.              — Я пойму, когда увижу это, — она встала и пошла проверить хлеб, но тот ещё не был готов. С таким же успехом она могла бы надуть губы из-за того, как раздражительно она себя чувствовала и звучала.              Его смех был низким и мягким, пронизанным весельем.              — Мы очень похожи, Гермиона. И, говоря, как человек, который всё ещё пытается отделить логику от догадок и принять мудрые решения о человеке, которого едва знает, я могу с уверенностью сказать, что ты этого не сделаешь.              Она оглянулась через плечо на мужчину, сидевшего на кухонном островке.              — Прежде всего, тебе нужно время, чтобы твои эмоции пришли в норму. Ты никогда не сделаешь ни одного шага, предварительно не проанализировав каждый, чтобы определить, стоит ли вообще его делать.              Это правда. Совершенно верно, но Гермиона не могла не заметить изъяна в его рассуждениях.                     — Хорошо, но ты делаешь шаг навстречу Пэнси. Наверняка, ты не закончил свои расчёты после одной встречи.              — На самом деле, закончил.

***

      11 апреля 2011 года              Гермиона всегда была ранней пташкой. Она ценила тихие утренние часы, когда мир погружён в темноту, тишину и покой. Утро — её возможность подумать, спланировать день и подготовиться.              Но это утро выдалось особенным.              Сегодня — первый официальный день работы в качестве личной целительницы Нарциссы Малфой, и поэтому Гермиона дала себе дополнительное время в качестве дани уважения новой цели. Это будет нелегко — такие терминальные состояния, как у Нарциссы, найти сложно, даже на стыке маггловского и магического мира.              Гермиона просматривала заранее распечатанные статьи, готовясь к непростому пути и мысленно пробуждая в себе необходимое терпение и выносливость, которые ей определённо понадобятся на первых этапах работы. Работы, которая, независимо от её усилий и успехов в оттягивании неизбежного, в конечном итоге завершится. Но Гермиона постаралась отбросить эту мысль.              Не будет никакого толка, если она начнёт, заранее думая об исходе.              А что она знала?              Возможно, её подробные записи о заболевании Нарциссы однажды помогут исследователю, который в конечном итоге сможет найти лекарство. Когда она смотрела на это с такой точки зрения, Гермионе переставало казаться, что вся её предстоящая работа обречена на провал. К тому же, не все неудачи сами по себе отрицательные. Иногда они помогают человеку найти силы, чего не может дать успех. Она хорошо это знала, потому что именно неудачи — а не любая из её побед — научили Гермиону смирению, силе, настойчивости.              В тихие предрассветные часы она смотрела из окна своего кабинета на небо и задавалась вопросом, какие уроки удастся извлечь из нового опыта…              Она, определённо, училась чему-то новому постоянно и поэтому гордилась своей способностью узнавать новое и бросать вызов своим же взглядам на мир. Даже если ей не суждено понять культуру чистокровных, частью которой была Нарцисса Малфой, Гермиона должна была узнать хоть что-то новое из этого опыта.              — Что ж, — смеясь подумала Гермиона, пока направлялась на кухню, — по крайней мере, удастся расширить свой список возражений на нагло высказанное мнение Нарциссы.              Полезно быть готовым ко всему.              Обычно она проводила утро, ухаживая за растениями в зимнем саду, а после восхода солнца — снаружи, или же читала для собственного удовольствия. Но этим утром, погруженная в мысли о вкусовых предпочтениях Нарциссы и о том, что ей придётся наблюдать за ней в течение всего дня на предмет любых реакций на зелья, Гермиона начала собирать все, что ей могло понадобиться. Она аккуратно упаковала достаточное количество ингредиентов для трёх приёмов пищи (Гермиона и мысли не допускала о том, чтобы есть блюда, приготовленные домашними эльфами), а также всю свою посуду и кухонные принадлежности — она сомневалась, что у Малфоев нашлась бы подходящая кастрюля для приготовления… ну, вообще чего-угодно без магии.              Полчаса спустя, Гермиона обнаружила, что мысленно сверяется со своим списком во второй раз. Теперь уверенная, что она взяла все необходимое, девушка потянулась к летучему пороху.              Пункт назначения? Поместье Малфоев.              Она вышла из камина как раз перед тем, как стукнуло шесть. Освещение включилось автоматически, когда чары признали её, и Гермиона почувствовала знакомое тепло волшебства, покалывающее кончики пальцев. По правде говоря, до этого она не уделяла особого внимания чарам, да и обстановке в целом, — в свой прошлый визит она была сосредоточена на следовании своему графику.              Но сейчас у неё было время взглянуть не только на расстановку мебели.              Гермиона не решилась выйти за невидимые пределы открытой гостиной и кухни, но позволила себе подойти к панорамному окну, с собранными серыми занавесками с каждой стороны, которое открывало вид на сад. Небо начинало просыпаться. Довольно скоро, с восходом солнца, тёплые оттенки розового и оранжевого закрасят весь горизонт. Было бы прекрасно насладиться таким видом прямо на газоне, сразу за белой уличной мебелью, стоящей перед окном.              Она с долей интереса отметила телескоп в глубине участка.              Декор, возможно?              Оттуда Гермиона, придерживая расшитую бисером сумку, двинулась дальше, медленно обходя идеально чистую гостиную. Она обратила внимание на мраморную лестницу у стены и длинный холл, ведущий далеко за пределы кухни; магия зажигала свет один за одним, словно зазывая её продолжить исследование.              Гермиона не приняла приглашение.              Вместо этого она скрестила руки на груди и, хмурясь, окинула взглядом обстановку.              По правде говоря, она осматривала их дом совсем не из желания показаться назойливой или потешить своё любопытство — ну, лишь отчасти. Гермиона всегда осматривалась в домах своих пациентов, потому что таким образом она узнавала многое, особенно то, что нельзя было получить никаким другим способом. Осмотр дома — самая простая возможность узнать о привычках и манерах хозяев, которые в конечном итоге формировали всю личность, и в итоге могли пригодиться ей для определения их натуры, характера, мотиваций.              Это облегчало ей работу в длительной перспективе.              И хотя неожиданно современный стиль дома Малфоев вызывал множество вопросов, на которые она не могла даже начать искать ответы, невозможно было закрыть глаза на одну мелочь, которая так и норовила занять все её мысли…              Дом был стерильным, обезличенным — по сути совсем не дом… музей.              Не было ни бросающихся в глаза деталей, ни украшений, ни книжных полок, которые обозначили бы круг интересов хозяев. Ни гобеленов с лицами. Никаких портретов — даже тех, которые бы прокляли её всеми возможными способами за одно только существование. Не было вообще никаких изображений членов семьи, только абстрактные картины, которые можно было найти где угодно, — конечно, дорогие и искусные, но в конечном итоге лишённые индивидуальности и теплоты.              Это немного… озадачивало. Гермиона нахмурилась, не скрывая своих ощущений, а потом нахмурилась ещё сильнее, завидев пустые кухонные столешницы. Этот дом не говорил толком ничего о Малфоях. И об отдельных представителях семьи тоже.              Она знала о Нарциссе не больше, чем до своего выхода из камина.              Хотя это было не совсем так.              Их дом определённо сказал ей одно — Малфои были крайне скрытными, но это должно было быть очевидно.              Гермиона прошла на кухню и положила сумку на кухонный остров. Она продолжала задумчиво рассматривать безупречную, но невзрачную гостиную, подперев подбородок указательным и большим пальцами.              Их дом сказал ей ещё кое-что: Малфои не хотели иметь ничего общего с тем, кем они были до войны. Обстановка кричала о превосходстве, но не было ни намёка на богатую историю семьи, которой они когда-то гордились.              Семьи, чьи корни всё ещё горели почти тринадцать лет спустя под куполом чар и магии.              Только в этот момент Гермиона поняла, что в доме к тому же не было ничего, что могло бы хоть как-то намекать на существование Скорпиуса. У Гарри было трое детей, но даже когда Джеймс был единственным, в доме всё говорило о присутствии ребёнка. Здесь же не было прикреплённых на холодильник рисунков. Никаких разбросанных игрушек. Никаких пятен или клякс, с которыми бы уже не справлялась никакая магия.              Но встреча со Скорпиусом — пусть и кратковременная — показала, что удивляться было нечему.              Гермиона отложила эту мысль в сторону. Разгадать все тайны Малфоев за одно утро было невозможно. Семья всегда была сложным элементом в процессе ухода за неизлечимо больным пациентом, но пока у Гермионы было немного времени, прежде чем ей действительно понадобится их участие. Сейчас же ей нужно было сосредоточиться на том, почему она здесь. А это — замедлить ухудшение состояния Нарциссы.              Цель не получится достичь без помощи зелий, а они, в свою очередь, требовали завтрака.              Осмотревшись в поисках подходящей посуды — и не найдя таковой, — Гермиона мысленно поблагодарила себя за предусмотрительность. Она положила скоропортящиеся продукты в холодильник и принялась за работу.              Завтрак был простой: каша и салат из свежих фруктов с орехами пекан, семена чиа, несколько видов ягод, нарезанные яблоки и свежевыжатый апельсиновый сок. Она приготовила и на себя, но всё ещё оставалось лишнее, что было бы уже тяжеловатым для первого дня лечения. Поставив чайник, Гермиона достала утренние зелья для Нарциссы и практически закончила с приготовлениями, как услышала покашливание за спиной.              Гермиона подняла голову, и взгляд упал на Малфоя, которого, казалось, смутило её присутствие на кухне.              Что ж, она разделяла его эмоции. Гермиона была сбита с толку, увидев его.              Во-первых, он только что побрился — вероятно, знак его примирения с мнением матери, — но, во-вторых… он был в очках.              Чёрная квадратная оправа и… С каких пор он вообще носит очки?              Раньше он их не носил.              Она бы запомнила.              — Малфой, — Гермиона поприветствовала его, опустив взгляд на свежий Пророк и книгу кроссвордов в одной руке и на ручку в другой. Его внешний вид явно показывал, что лучше отвалить. Как банально. С его бледной кожей и уложенными волосами, он с таким же успехом мог повесить на себя табличку, гласящую «не подходить» для тех глупцов, которые не поняли сообщение с первого раза.              Малфой был в чёрном, будто цвет был создан специально для него, что было полной противоположностью Нарциссы, не скупящейся на цвета в одежде. Тем не менее Гермиона не сильно была удивлена его выбором. Чёрный был символом силы, элегантности, и, видимо, его предполагаемого превосходства над остальными. Гарри однажды упомянул, что бывший слизеринец редко появлялся в тёмно-синей мантии, которая подчёркивала бы его должность и ранг. Он просто отказывался.              Никто с ним не спорил.              На секунду Гермиона позволила себе позабавиться мысленным представлением его гардероба: ряд за рядом чёрные костюмы, рубашки, мантии, галстуки. Чёрное всё. Или, может, у него было семь комплектов на каждый день недели, а на полу — семь пар одинаковых чёрных туфель, выстроенных в ряд. Чопорный гардероб для такого же чопорного мужчины.              Её мысли разом остановились, будто кто-то нажал на кнопку паузы, когда Малфой поприветствовал её кивком, столь же холодным, как и его пронзительный взгляд.              — Грейнджер, — возможно, ей показалось, но Гермиона была готова поклясться, что видела, как его глаза опустились вниз, прежде чем снова посмотреть на неё. Она моргнула, и он снова смотрел на неё бесстрастно. — Ты выглядишь… нормально.              Это заявление пробудило в ней инстинкт защититься; Гермиона почувствовала резкий прилив энергии, который заставил её сердце быстрее качать кровь к мышцам. Она чувствовала то волнение, обычно наступающее перед боем. Однако она понятия не имела, почему, и обнаружила, что не может сдержать свою реакцию на заявление, которое в обычном случае её бы даже не тронуло.              — И что это должно значить?              О, и его комментарий определённо не заставил Гермиону пересмотреть свой выбор одежды — джинсы и простую чёрную рубашку. Это было бы не просто нелогично, но и противоречило бы всему в её образе, которым она дорожила и за который не собиралась извиняться.              — Полагаю, твоя лодыжка прошла, — ответ Малфоя больше походил на попытку отклониться от ответа, чем на сам ответ.              Это вообще не было ответом.              Гермиона совсем забыла о травме; она вылечила её сразу, как только покинула дом Малфоев. Но она не собиралась признаваться в этом только потому, что его появление её напугало.              — С моей лодыжкой всё было в порядке.              В ответ он ничего не сказал, только подошёл к ней походкой, которая умудрилась быть деловой и эффектной, но в то же время небрежной. Энергия, исходящая от него, была особой и несколько острой, такую сложно объяснить или проигнорировать.              — У тебя не очень получается врать, Грейнджер, — сказал тихим голосом Малфой, проходя мимо.              Рука Гермионы дёрнулась, на мгновение колеблясь из-за… чего бы то ни было, а его уже не было рядом. Она не была уверена в том, что делала, и обнаружила, что её немного смущает собственная нервозность. Гермиона следила за движениями Малфоя, как он положил газету, кроссворды и ручку на столешницу, а после подошёл к верхнему шкафу, в который она ещё не заглядывала. Он протянул руку, но остановился на полпути, повернув голову в её сторону и кинув пронзительный взгляд.              — Тебе чем-то помочь?              Гермионе не составило труда догадаться отвести глаза, но теперь она сосредоточила слух на том, как он выполнял свою рутину. Параллельно ему, она возобновила свою — Гермиона достала палочку и очистила кухонный остров от всех следов готовки, а также наложила заклинание, сохраняющее температуру еды.              К тому времени, как она закончила, снова раздался звук шагов по деревянному полу. Не в её сторону, а в обход, за остров.              Гермиона проследила за ним глазами и заметила, как он положил лист бумаги рядом с маленькой миской и ложкой. Она была так сосредоточена на этом, что дёрнулась из-за звука открывающегося холодильника. Контейнер с молоком поплыл по воздуху и приземлился перед миской, прямо рядом с коробкой… хлопьев?              Брови Гермионы поднялись так высоко, что вот-вот скрылись бы за остальными волосами; а потом ещё выше, когда она увидела, как Малфой аккуратно расставляет приборы на столе, куда с большей заботой, чем того требовали обстоятельства.              Теперь у неё официально было больше вопросов, чем ответов.              — Я отсюда слышу, как работает твой мозг, Грейнджер. Если тебе так важно знать, хотя это и не твоё дело, — несмотря на то, что он говорил тихо, голос отлично передавал его раздражение через всё пространство между ними, — мать разрешает моему сыну хлопья по понедельникам, если он хорошо вёл себя на прошлой неделе.              Это заявление, определённо самое странное во вселенной, разрушило все её базовые представления о Драко Малфое. Он тем временем достал свою палочку из пиджака и наложил собственное заклинание сохранения температуры.              Ей следовало промолчать, но это была бы не Гермиона.              — Его выбор хлопьев на удивление…              — Магловский? — серые глаза устремились на неё. Лёгкое напряжение челюсти намекнуло на его раздражение, и, хотя оно и было едва заметно, Гермиона всё равно обратила внимание. — Как неудивительно, что ты осуждаешь. Хотя я ожидал лучшего.              Его комментарий вышел коротким — всего в несколько слов, — но таким же жестоким, как и его испепеляющий взгляд. Губы сжаты в тонкую полоску, а линия челюсти острая и более выраженная, особенно сейчас, когда он был гладко выбрит.              Малфой был одет, вооружён и готов нападать.              И именно из-за его реакции Гермиона тоже подготовилась к битве.              Она снова вспомнила его голос, когда он обратился к ней по имени. Сейчас же Малфой звучал, как та самая непреклонная задница, как часто называл его Гарри, и Гермиона гадала, не было ли это галлюцинацией.              Она скрестила руки на груди в попытке отвлечься от того, как сильно его тон, слова, выражение лица и всё присутствие тянули её к точке невозврата — чего она всеми силами хотела избежать. Ей нужно было снова чувствовать твёрдую почву под ногами. Вздох, ещё секунда, прежде чем она почувствовала, что её волнение отступило, и она готова обороняться.              — Это не осуждение, а простой факт.              — Ты именно так себя успокаиваешь? — Малфой убрал палочку в пиджак и отступил от столешницы. Гермиона, потревожив его утреннюю рутину, почти надеялась, что он уйдёт, но он сел на противоположной от неё стороне острова, и, призвав свою газету, книгу с кроссвордами и ручку, щёлкнул пальцами… на его лице отразилось понимание чего-то, что Гермиона ещё не осознала.              У домового эльфа был выходной.              Малфой вздохнул.              По какой-то неизвестной причине, она заговорила.              — Я поставила чайник… если хочешь.              Он поправил очки.              — Нет, спасибо, — его ответ был кратким, как и ожидалось, а после он открыл незавершённый кроссворд, над которым, очевидно, работал раньше. О присутствии Гермионы успешно забыли, как только ручка оказалась в руке.              Любопытство не позволило ей уйти.              Гермиона, так уж получилось, любила кроссворды. Помимо того, что это было своего рода задачкой для мозга, очень ценящейся её академической натурой, кроссворды сами по себе были систематичными, упорядоченными. Для каждой ячейки был только один правильный ответ. Предопределённость, дарящая глубокое удовлетворение. Оставалось только одно «но»…              Он использовал ручку, и её это просто ужаснуло.              Это было смело. Дерзко. Высокомерно.              Более того, Малфой, казалось, успешно пробирался от одной строки к другой, в то время как Гермиона смотрела на него, выжидая, пока он не совершит ошибку.              Он не ошибался.              Прошло несколько минут. Гермиона перестала ожидать от него чего-либо, и вместо этого переключила своё внимание на мелочи, как, например, то, что Малфой был левшой, а его почерк совсем не сочетался с образом — довольно неаккуратный и трудный для чтения.              Перфекционист в её голове заставил девушку прочитать подсказку вверх ногами.              — Четвертое по вертикали — конъюнктура.              Его рука замерла над двенадцатым словом по горизонтали, прямо над недописанной буквой. Малфой сжал ручку чуть сильнее.              — Я знаю, — вот оно, знакомое ей растягивание слов. То, что она помнила и ненавидела. Гермиона отказалась извиняться. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем Малфой раздражённо выдохнул и захлопнул книгу с кроссвордами. — Не сомневаюсь, что тебе есть чем заняться.              Конечно, у неё было чем, но теперь, с ним на кухне, она поняла, что это отличная возможность обсудить лечение его матери. Возможно, ей стоило побороться с пламенем, которое она добровольно разожгла.              — Я… — Гермиона забыла всё, что хотела сказать, когда Малфой развернул газету в попытке скрыться от её взгляда. Единственное, что она могла видеть, — фотографию Министра и Главы Визенгамота на первой полосе, прямо под заголовком «Министерство празднует седьмой экономический профицит».              Это тревожило.              Большая часть денег Министерства уходила на содержание департаментов, помогающих восстанавливать и обеспечивать стабильное будущее экономики; куда меньше шло на обеспечение самого будущего. В этом не было смысла, но совсем немногие действия Министерства были логичными, — не делалось ничего, кроме того, что могло помочь достичь своих личных целей и набить карманы.              Они радовались экономическому профициту, но не могли обеспечить оборотней аконитовым зельем, не могли помочь тем, кто остался без средств к существованию после войны и атак Пожирателей Cмерти, происходящих уже годами, не могли предоставить Гарри бюджет, которого хватало бы на подготовку новых авроров. Или на переобучение старших, уверенных в том, что знают всё. Не было средств и на новых сотрудников Оперативной Группы.              Оперативная Группа, по словам Гарри, функционировала ещё хуже, чем Аврорат. Туда понабрали бывших ударных магов, вынужденных работать долгими часами, за совсем небольшую плату и с риском угрозы для жизни. И именно Гарри сообщил ей, что Малфой работал без зарплаты. Она снова оглянулась. Не то чтобы ему нужны были деньги, но всё же…              Гермиона нахмурилась, глядя на волшебный снимок на первой полосе — как снова и снова мужчины пожимали друг другу руки и сурово улыбались. Она отвела взгляд на сервированный для Скорпиуса стол.              Как и работа без оплаты, его приготовление стола для сына выглядело несколько… милым, что никак не сочеталось с нахальной, высокомерной личностью, скрывающей глаза за газетой, лишь бы забыть о присутствии Гермионы.              В тишине раздался громкий свист чайника.              Гермиона не спеша достала две чашки, оставив одну для Нарциссы, когда та спустится к завтраку, рядом с плитой. Во второй она заварила себе зелёный чай без каких-либо добавок. Мысленно поставив себе напоминание в следующий раз взять электрический чайник, вместо обычного, девушка прислонилась к стойке.              Она держала чашку в одной руке, а второй опускала пакетик, не отводя взгляд, и думала, как начать разговор о Нарциссе Малфой.              Из-за газеты раздался низкий, сухой голос, разрезавший тишину.              — Это… вмешательство в мою утреннюю рутину станет обыденностью или сегодня особый случай?              Гермиона замерла.              Теперь это был настоящий Драко Малфой — тот, кого она знала, а не незнакомец в его одежке и с его голосом, — поэтому она вовремя опомнилась. Гермиона могла справиться с этим человеком, потому, сузив глаза, окинула его обжигающим взглядом, достаточным, чтобы в его руках загорелась газета.              — К сожалению, в обозримом будущем мы будем нарушать покой друг друга. Я буду работать целительницей Нарциссы.              — Она мне сообщила, — он соединил два конца бумаги, чтобы перевернуть страницу. Два пролистывания, и он, всё ещё скрытый за газетой, вернулся к чтению. — Признаюсь, удивлён, что ты приняла её предложение после столь решительного отказа.              Она надеялась, что эта тема больше не всплывёт. По крайней мере, она не рассчитывала объясняться в очередной раз.              Как оказалось, она поторопилась.              — Я вполне вправе изменить своё мнение после небольшого изучения.              Малфой сложил газету пополам, и, наконец, посмотрел на Гермиону. Затем, сложив «Пророк» ещё раз чёткими уверенными движениями, провёл по складке большим и указательным пальцами.              — После вмешательства Пэнси, если быть точнее, — любопытство внутри затрепетало. Как и когда он об этом узнал? Но её список вопросов о его личности уже был слишком длинным, и она не хотела себя перегружать, добавляя новые. Кроме того, он явно не закончил. — Как долго ты работала целителем? В последний раз я слышал только то, что ты продвигаешься по карьерной лестнице Министерства.              — Уже шесть лет. Твоя информация сильно устарела.              — Хм, — его уклончивый ответ повис в тишине, пока он не продолжил. — Это довольно интересно, что ты построила карьеру на своих благотворительных проектах… хотя и не удивительно.              Инстинкт защититься был несильный, едва заметный, но, судя по тому, как слегка изогнулась его бровь над оправой очков, он всё же заметил её реакцию прежде, чем она смогла её скрыть.              Это только пробудило в ней раздражение.              — Мои пациенты — люди, а не проекты. Сомневаюсь, что тебе бы понравилось, отнесись я к твоей матери как к проекту.              — Проект или человек, для меня совсем не важно, что ты о ней думаешь. Меня интересует только то, как ты выполняешь работу, за которую она платит баснословные деньги.              — Работа, о которой ты так легкомысленно говоришь, — отслеживание и возможное замедление её деменции. — Гермиона изучала лицо Малфоя на хоть какую-то реакцию, но он не выдал ничего, крепко закрывшись внутри. Дафна была права. — Я думала, что из всех людей, это будет важно для её сына, — он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Гермиона прервала его. — Кроме того, устанавливала зарплату не я, а твоя мать. Не знаю, на что ты намекаешь, но…              — Я ни на что не намекаю, Грейнджер. Простая констатация факта, — он поправил свои очки. — Моей матери свойственно разбрасываться деньгами. Это не имеет значения, — он на мгновение отвёл взгляд, пожав плечами. — Меня не волнуют условия вашего договора, но мне интересно, почему ты согласилась после такого категоричного отказа, — Малфой положил газету на столешницу, в его голосе сквозило подозрение. — Почему ты передумала?              Гермиона сделала шаг от стойки, приблизившись к острову, за которым он сидел. Она заметила, как его внимание сужается на ней.              — У меня есть причины.              — Это не ответ.              — Почему тебе это важно?              — Я считаю своей обязанностью знать вещи, касающиеся члена моей семьи, — она снова заметила, как изогнулась бровь над оправой его очков.              — Нарцисса… не простой человек. Какие у меня, по-твоему, должны быть скрытые мотивы, чтобы согласиться на работу с ней?              Он сложил руки и посмотрел прямо на неё.              — Это ты мне скажи, — если не его слова, так скрытый в них подтекст раззадорил Гермиону.              — Неужели я похожа на человека, который будет эксплуатировать твою мать? Более того, разве она похожа на того, с кем удастся такое провернуть?              — По крайней мере, не на данном этапе, — у Нарциссы было впечатление, что ему плевать, проживёт ли она хоть на секунду дольше. Но его едкий ответ заставил Гермиону усомниться в этом. — Что касается остальных вопросов, я полагаю, это дело характера… и я не думаю, что так хорошо знаю твой.              — Туше.              — Мой же характер не имеет ничего общего с тем, как ты сработаешься с моей матерью, — Малфой звучал так же нервно, как чувствовала себя Гермиона. Вот и хорошо. Она заметила скованность в его плечах и зажатость в челюсти, но решила отложить очередные вопросы в дальний ящик.              — Безусловно, но твой характер имеет прямое отношение к тому, насколько хорошо сработаемся мы, когда ей станет хуже. Мы…              — Это не имеет значения. Мы не будем работать вместе.              Гермиона поставила чашку на остров и скрестила руки на груди, копируя его позу.              — Любопытно, — причём по многим параметрам. Малфой сильно заблуждался, если думал, что ему не придётся принимать в этом участие в определённый момент. В любой момент, вообще-то. — Независимо от того, что ты думаешь и какие у вас отношения в семье, наступит время, когда тебе придётся вмешаться. Тебе придётся иметь под рукой план действий, ведь её магия будет становиться всё более нестабильной, и она начнёт забывать всё, включая тебя. У неё будут галлюцинации, проблемы с координацией, перепады настроения, она будет агрессивной. Она может аппарировать в момент приступа и пострадать от расщепления. Есть столько всего, что ты просто не сможешь игнорировать. Да, у неё есть целители, но именно тебе придётся принимать решения за неё, когда она уже не сможет.              — Я прекрасно знаком со своими обязанностями, Грейнджер, — его голос был пугающе мягким и одновременно с этим стальным. — Мне постоянно о них напоминают.              Благодаря тому, что она так внимательно следила за любыми деталями, ей удалось это заметить. Под толстым слоем льда его слов было что-то, что заставило её остановиться, пересмотреть собственные высказывания и даже тон…              Она буквально услышала его моральное истощение, пробравшееся до самых костей.              Гермиона глотнула зелёный чай, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. Это не помогло.              — Я… — она откашлялась. — Я отказала твоей матери из-за того, что мы знакомы, а это против моих правил. Вот и всё. На мое первоначальное решение не повлияли никакие другие факторы. Что касается вопроса, почему я передумала… Что ж, не только Пэнси вступилась за твою мать, но и Гарри.              Она заметила долю интереса в его глазах, но решила изучить это позднее, в какой-нибудь дождливый день.              — Зачем Поттеру…              — Гарри сказал, что согласился бы на моём месте, — в ответ Малфой только моргнул, а после отвернулся, немного нахмурившись. — Работать с Нарциссой должен был Роджер Дэвис, но в конечном итоге решение было за мной. И я твёрдо решила, что я — лучший целитель для такого формата лечения, в котором нуждается твоя мать.              Повисшая тишина не успокаивала. Но Гермиона почувствовала своего рода облегчение от перерыва в разговоре.              — Как очаровательно, Грейнджер, — судя по его тону, Малфоя не сильно тронули её слова. Что отлично, ведь это была правда. — И твоя история с моей семьей никак не повлияет на её лечение?              — Мало того, что я давала клятву, когда стала целителем, но я бы и не стала соглашаться на работу, если бы знала, что не смогу быть беспристрастной. Я понимаю причину твоего беспокойства, мы все вынуждены сталкиваться с угрозами. Но неужели ты такой параноик?              Когда он не ответил, она тихо вздохнула, пытаясь скрыть раздражение.              — Твоя мать получит лучший уход, который я только смогу предоставить, учитывая её собственные требования, — его лицо по-прежнему ничего не выражало, поэтому она попыталась ещё раз. — У тебя есть вопросы по поводу её плана лечения? Я могу предоставить копию…              — В этом нет необходимости. Как я уже сказал, в настоящий момент я не собираюсь заниматься заботой о матери.              Это всё меньше и меньше походило на то, что его безучастие основывалось на недоверии к плану лечения, и больше на то, что ему действительно просто наплевать. Эта апатия не совпадала с тем, как он неоднократно спрашивал, почему она приняла Нарциссу в качестве пациента.              Вообще мало что совпадало с тем, каким она его знала.              И Гермиона не понимала, что думать по этому поводу.              Вместо того, чтобы задаваться очередным вопросом, она позволила мысли ускользнуть, хотя знала, что это ненадолго. Фундаментальные вещи, не имеющие, как ей казалось, смысла, никогда не уходили слишком далеко. Гермионе нужно было затронуть проблему, которой в будущем придётся заняться намного серьезнее; но сегодня она едва ли не обходила её стороной, словно запуганный оленёнок.              — Твоя мать нуждается в поддержке.              — В моей поддержке? — Малфой не выглядел удивлённым.              — Она не… — переживёт это. Но Гермиона воздержалась от слов. Что было к месту, ведь Малфой ещё не закончил высказывать своё недальновидное мнение по этому вопросу.              — Если ты думаешь, что мы будем сидеть здесь и обсуждать свои чувства по поводу её жизни и смерти, то ты, очевидно, не знаешь мою семью.              — Нет, не знаю, — призналась Гермиона. — Однако мне кажется немного странным, что ты больше заботишься о том, чтобы рядом с Нарциссой всегда была охрана в случае нападения Пожирателей, чем о болезни, которая прямо сейчас её убивает.              Маска на его лице стала ещё твёрже. Твёрже, чем разделяющий их кухонный гранит.              — Не думай, что за один день ты узнала, как устроена моя семья.              — Я никогда ничего не предполагала. Это простое наблюдение.              — Твоё наблюдение чересчур похоже на осуждение, на которое у тебя нет абсолютно никакого…              — Наблюдение, Малфой, это нейтральное получение информации. Осуждение же включает в себя формулирование собственного мнения относительно ценности рассматриваемого объекта. Если и собираешься использовать два этих слова, то должен знать, что они значат, и что они не взаимозаменяемы.              Суровый взгляд из-за очков заставил Гермиону выпрямить спину. Она была готова посмотреть на него так же смело.              — Чушь, Грейнджер.              — Нет, неправда. Это…              Малфой усмехнулся.              — Ты не умеешь отделять наблюдение от предположения и осуждения. Ты наблюдаешь за чем-то и сразу же формулируешь свою интерпретацию, и на основе этой интерпретации принимаешь решение. В конечном счете — предположение.              — Это не так.              — Посмотри на ситуацию с выбором хлопьев моего сына, — Малфой взглянул с вызовом. — Ты видишь эти хлопья и делаешь предположение, что, поскольку мы чистокровные, то ничего не знаем о культуре магглов; не говоря уже о том, что у моего сына есть что-то из их мира. Всё это лишь подтверждает мою мысль.              Гермиона попыталась возразить, но заколебалась, потому что…              Что ж, возможно, он был в чём-то прав.              Выражение его лица изменилось. Он почувствовал свою победу, но Гермиона ещё не была готова ему так просто её отдавать.              — Хорошо, тогда помоги мне понять. Я буду лечить и заботиться о твоей матери в обозримом будущем, и, независимо от того, понимаешь ты это или нет, её лечение — намного большее, чем просто набор зелий для облегчения симптомов. Речь идёт о том, чтобы в первую очередь понять её стремление в получении помощи, о том, чтобы я могла поддерживать мотивацию продолжать бороться, даже когда всё станет намного сложнее. Семья — вот её мотивация, и всегда была. Именно поэтому она обратилась ко мне, и понимание того, с чем я работаю, значительно облегчит этот путь.              Малфой пристально смотрел на неё, слегка наклонив голову, что в итоге было похоже на недоумение. Гермиона не могла его раскусить. Не было никакой зацепки, чтобы даже начать разгадывать его.              За исключением Хогвартса, конечно, но это был такой же искажённый ориентир, как и любой другой — Малфой больше не ребёнок. И его ответ это подтвердил.              — Моя мать — твой единственный пациент. Тебе следует об этом помнить, — перед тем как уйти, он указал на тарелку с кашей, всё ещё под чарами сохранения тепла. — Так, в интересах оказания помощи, — он усмехнулся на последнем слове, что сильно напомнило ей второй курс, — желаю тебе удачи, Грейнджер. Она определённо тебе понадобится, чтобы заставить мою мать съесть эти помои.              Наблюдая, как он выходит из кухни, Гермиона ненадолго задумалась о том, чтобы испытать свою удачу и проверить, сможет ли она попасть этой тарелкой прямо в его голову.

***

      К сожалению, Малфой оказался прав.              Нарцисса уставилась на тарелку с кашей, будто она была её личным оскорблением. Или как будто она неожиданно заговорила. Или будто Нарцисса пыталась определить, что это, не задавая прямого вопроса. Гермиона не была полностью уверена в том, какая из её догадок была верной, пока лицо хозяйки дома, казалось, отражало широкий спектр эмоций, прежде чем остановиться на выражении крайней подозрительности.              Она терпеливо вздохнула и взглянула на часы.              Прошло почти полчаса с тех пор, как Нарцисса, одетая в длинную лавандовую мантию с простым золотым ожерельем, элегантно вошла на кухню. Должно быть, она уже была готова к полуденному чаепитию с гостями (как раз перед приемом послеобеденных зелий) — тот час, когда Гермиона будет не нужна.              Этим утром симптомы Нарциссы не бросались в глаза, но всё же присутствовали. На её лбу виднелся лёгкий блеск пота, который она упорно продолжала смахивать, несмотря на дрожь в руках. Она выглядела глубоко разочарованной тем фактом, что не припомнит, где оставила свою любимую брошь, забыла ответ на один из вопросов Гермионы и была взбудоражена из-за плохого сна.              Гермиона надеялась, что следование плану приёма всех зелий поможет, но пройдут дни или даже недели, прежде чем они смогут заметить результат. Она наложила несколько видов чар на один из браслетов Нарциссы, чтобы постоянно отслеживать её жизненные показатели. Данные появлялись в реальном времени на зачарованном пергаменте, который Гермиона регулярно собиралась проверять.              Ещё она тихо наложила отталкивающие чары, на случай если однажды Нарцисса решит, что хочет всё снять. Этого нельзя было допустить.              Вторая чашка чая Гермионы была почти пустой — её еда давно закончилась, миска и ложка вручную вымыты и расставлены по местам. Она поймала себя на том, что притворяется, что не смотрит на Нарциссу. Гермиона пробежалась глазами по калорийности на коробке хлопьев, которая всё ещё была там, где её оставил Малфой… рядом с молоком, миской и ложкой, аккуратно разложенными напротив того места, где сидела она.              Содержание сахара было немыслимо огромным.              Нарцисса деликатно потыкала кашу ложкой, пока Гермиона снова не вернула свой взгляд на неё. Тихий кашель заставил хозяйку дома оглянуться.              — Она не так плоха, дайте ей шанс, — Гермионе казалось, что она разговаривает с капризным ребёнком. Подозрительный взгляд напротив стал еще очевиднее.              — Обычно я не завтракаю.              — Вот поэтому я и приготовила кашу. Это начало. Вам придётся поесть, иначе утренние зелья будут вызывать тошноту, — к тому же, Гермиона ранее заметила, как Нарцисса, заводя разговор о смене штор, пыталась скрыть дрожь в руках.              В её организме не осталось ни капли зелий, и, хотя для Гермионы было полезно увидеть исходное состояние Нарциссы, она не хотела наблюдать, каких усилий ей стоило держать в руке ложку.              — Возможно, если я выпью чай…              — Этого недостаточно, — Гермиона сложила руки на груди, демонстрируя, что её терпению есть предел, — Возможно, если составить список того, что Вы стали бы есть на завтрак…              — Можно создать очень длинный список того, что я предпочла бы этому, — она снова ткнула кашу ложкой.              — Вы даже не попробовали, — Гермиона нахмурилась, обдумывая, стоило ли ей приготовить традиционный английский завтрак.              — Выглядит крайне неаппетитно, — ведьма ложкой подцепила чернику в фруктовом салате. — Салат, по крайней мере, выглядит неплохо, но у меня нет желания его есть, пока он комнатной температуры.              — Я хорошо знаю, что Вы любите пироги, которые, по своей сути, такие же тёплые фрукты, — Гермиона закатила глаза. — Я могу сделать Вам смузи.              Казалось, что это было невозможно, но лицо Нарциссы исказилось сильнее.              — Это звучит ещё более отталкивающе.              — Откуда Вам знать?              — Я знаю, потому что у меня очень тонкий вкус, мисс Грейнджер.              Она собиралась возразить в ответ, но услышала новый звук шагов по деревянному полу. Слишком быстрый, чтобы это был Малфой. Или любой другой взрослый. Что означало…              Гермиона повернулась как раз в тот момент, чтобы застать появление Малфоя-младшего.              — Не забывай о манерах, Скорпиус, — Нарцисса даже не подняла голову от каши, которую, наконец, зачерпнула ложкой.              Её слова заставили мальчика остановиться на пороге, но его глаза продолжали искать что-то по всей кухне. Безуспешно. Его плечи поникли от разочарования… пока он не заметил Гермиону, беззастенчиво разглядывающую младшего Малфоя и поражённую тем, как сильно он был похож на своего отца.              Ну, если не учитывать мелкие различия.              В Хогвартсе Драко всегда был немного выше Гарри, но Скорпиус был ниже Альбуса. Тот, в свою очередь, был выше Джеймса в его возрасте. Гермиона не знала, с кем ещё она могла его сравнить. Это был худощавый мальчик с бледной кожей, чьи волосы, скорее блондинистые, чем просто белые, были разделены ровным пробором слева и гладко зачёсаны назад. Он был одет, как школьник, в чёрные шорты, белую рубашку, тёмный пиджак, высокие носки и кожаные туфли. Судя по тому, как он ничего на себе не оттягивал и не дёргал, это была его повседневная одежда.              Или, может быть, это было не в его характере — вести себя так по-детски.              — Можешь подойти, — официально сказала Нарцисса, что показалось Гермионе странным. Это всё же был её внук, а не незнакомец.              Гермиона слышала много историй о том, как обожает своего сына Нарцисса, и не раз была свидетелем бесчисленного количества сладостей, которые он получал ещё во время учебы в школе. Поэтому Гермионе показалось удивительным, что Нарцисса была так строга со Скорпиусом. Дошло до того, что она чуть не засмеялась над абсолютной нелепостью этой ситуации, но не смогла. Это не было шуткой.              Это была настоящая жизнь.              Такая манера пробудила в её памяти слова Дафны, прозвучавшие несколько дней тому назад.              Особенно сейчас, когда Скорпиус послушался и осторожными шагами прошёл на кухню. Его подбородок был слегка приподнят, а спина прямая; плечи держались в таком идеальном положении, что он больше напоминал робота, чем ребёнка.              Натренированный — первое слово, пришедшее ей на ум.              Гермиона снова отвернулась к ещё горячему чаю и сделала большой глоток, пытаясь избавиться от странного чувства, которое вызвало это слово. Скорпиус остановился рядом с Нарциссой, ожидая, когда к нему обратятся.              Гермиона с тихим звоном поставила чашку на блюдце.              — Как тебе спалось? — спросила Нарцисса у внука.              Она ждала какого-то типичного для ребенка ответа, чтобы понять, похож ли его голос на тот, что был у Малфоя в детстве, но, когда молчание затянулось, вспомнила кое-что чрезвычайно важное:              Он не говорил.              Гермиона повернула голову и… встретилась с самыми голубыми глазами, которые ей только удавалось видеть. Проницательные и яркие, они не были похожи на глаза его отца, но она уловила в них упрямство и ум, унаследованные именно от него. А также то детское любопытство, которое ей удалось заметить ещё в офисе Тео. Когда она вежливо улыбнулась в знак приветствия, его уши покраснели, и он тут же опустил взгляд.              Улыбка Гермионы стала ещё более искренней по одной только причине:              Скорпиус был очаровательным.              Не такой жёсткий, как его отец; Скорпиус был мягче. Не таким холодным. На самом деле, чем дольше она смотрела на него, тем больше видела теплоту внутри, несмотря на такое воспитание Нарциссы.              Она заметила, что Скорпиус уставился на новую гостью, и поспешила его отчитать.              — Ты не должен так пристально смотреть, Скорпиус. Это невежливо.              Маленький мальчик снова посмотрел вниз в подобии застенчивого извинения. Затем он, должно быть, опомнился, потому что тут же встал прямо — как его учили, — отведя взгляд. Но это продлилось всего мгновение, потому что Гермиона повернулась к нему на стуле и, немного наклонившись, протянула руку для приветствия.              — Я Гермиона.              Скорпиус смотрел на её ладонь пару секунд, но, как и в случае с Тео, не сделал ни малейшего движения, а только поднял взгляд. Пусть это формально и был отказ, таковым он не ощущался, потому что Скорпиус продолжал смотреть на неё так, как это обычно делали дети.              С любопытством.              Потому что он хотел узнать.              Она была чем-то новым для его мира.              Беглый взгляд, обращённый на Нарциссу, заставил его вспомнить о своих манерах, поэтому он вежливо поклонился, прежде чем сделать шаг назад. Гермиона проследила за его движениями до самого конца стола. Её улыбка угасала, превращаясь в нечто более задумчивое, пока он снимал свой пиджак, предварительно похлопав по карманам, и сел за стул. Он был зачарован, чтобы автоматически подняться на нужную высоту и Скорпиусу было удобнее сидеть за столом.              Гермиона не сталкивалась с подобным волшебством раньше, но Скорпиуса это совсем не удивило.              Видимо, это было для него нормальным.              Его рутиной.              Было странно видеть, как ребенок спокойно и методично готовится к завтраку. Скорпиус знал, где всё находится, и даже не взглянул туда, куда потянулся рукой — за листом бумаги, который оставил Малфой.              «Записка» — мозг Гермионы работал быстрее её самой.              Драко Малфой оставил своему сыну записку.              Не то чтобы это было необычно для отца; но то, как Дафна описывала его отдалённость от воспитания сына, не совпадало с реальностью. Гермиона задумалась над этим, наблюдая, как Скорпиус разворачивает лист бумаги и внимательно изучает его голубыми глазами. Как будто он…              — Скорпиус умеет немного читать, но я сомневаюсь, что он разберёт почерк Драко. Он просто кошмарный.              Будто по команде он повернул голову немного в бок, все ещё пытаясь разобрать послание. Гермиона подавила смех, замаскировав его под кашель, который, на самом деле, никого не мог обмануть. Нарцисса нахмурилась и снова посмотрела на Скорпиуса, чьё задумчивое лицо напоминало Драко.              — Он довольно застенчив, мисс Грейнджер, — Нарцисса выразительно посмотрела на мальчика, который снова был занят запиской от отца, прежде чем налить молоко в его миску с хлопьями. Она ненадолго вышла из-за стола и вернулась с небольшим стаканом сока, поставив его справа от Скорпиуса. Он выглядел озадаченным при виде напитка, но, что не удивительно, промолчал. — Постарайтесь не оскорбляться тем фактом, что он молчит. Я всегда разговариваю с ним нормально, даже если знаю, что не получу ответа.              Что ж, Дафна её предупреждала, но всё это было настолько странно, что Гермиона смогла выдавить из себя только «О».              — И не заблуждайтесь, мисс Грейнджер, он может говорить. Просто упрямо предпочитает этого не делать.              Скорпиус посмотрел на Гермиону, словно подтверждая слова своей бабушки пустым выражением лица. Затем он взял ложку левой рукой — ещё одна мелочь, унаследованная от отца — и принялся за сладкие хлопья, с такой аккуратностью и манерами, не свойственными не просто для ребёнка его возраста, но и для большинства взрослых.              Нарцисса деликатно попробовала кашу. Она не схватилась за салфетку, чтобы тут же выплюнуть её, но, судя по выражению её лица, она была близка. Через несколько секунд её лицо сменилось со скептического на слегка удивлённое.              — Не так плохо, как выглядит.              — Я рада, — в голове Гермионы произошло короткое замыкание от количества поступающей информации и её быстрой обработки. Не только о том, что Нарциссе понравилась каша, но в первую очередь о… тихом мальчике, который аккуратно ел свои хлопья, не отрывая взгляд от записки. Он очень напоминал маленького Драко Малфоя, читающего газету.              Лишь без очков и холодного нрава.              — Скорпиус, — после долгого молчания, за которое Гермиона успела допить чай и отложить анализ наблюдений на потом (стараясь не делать предположений), Нарцисса мягко отчитала внука. — Не сутулься.              Она стала есть кашу ещё медленнее, когда мальчик обратил на неё внимание и стал ей подражать. Гермиона покашляла, в попытке вернуть завтраку нужный ей темп.              — Вам нужно поскорее закончить. Я хотела бы следовать расписанию приёма зелий, и время скоро выйдет.              Этого было достаточно, чтобы отвлечь Нарциссу от дальнейшего разговора.              Скорпиус, задержав ложку у рта, некоторое время смотрел на неё с выражением, которое пока Гермионе было сложно понять, и мгновение спустя вернулся к завтраку. Завтрак пошёл быстрее, лишь с небольшими перерывами на замечания Нарциссы и её наблюдения за молчаливым Скорпиусом. Как только она закончила, Гермиона внимательно следила за реакцией ведьмы на зелья, каждое из которых она запивала чаем.              Видимо, они были довольно отвратительными.              Гермиона наколдовала несколько диагностических чар, поразивших Скорпиуса, судя по его широко распахнутым глазам. Она встала из-за стола, чтобы прибраться, после того как проверила результаты на зачарованном пергаменте.              — Не беспокойтесь об этом, мисс Грейнджер, скоро придёт няня, чтобы всё убрать. Обычно она подменяет Зиппи по выходным или во время отпуска.              — Мне совсем не сложно, — Гермиона принялась за работу: взяла пустую чашку и тарелку Нарциссы и направилась к раковине. Повернувшись спиной, она концентрировала слух на любых происшествиях, которые могли произойти, пока она мыла посуду.              Сбоку неожиданно появился Скорпиус, вежливо протягивая ей свою пустую миску и чашку с ложкой внутри.              Он помогал.              Гермиона любезно улыбнулась.              — Спасибо, Скорпиус.              Мальчик медленно кивнул так, словно сейчас на его месте был сам Драко Малфой, что было почти комично.              Но от этого не менее странно.              — Скорпиус, — когда Нарцисса позвала его, Гермиона осталась наблюдать, как он возвращается к своей бабушке.              Она быстро вымыла его тарелку и всё высушила, на этот раз воспользовавшись магией, а после отправила каждую вещь на свое место, делая вид, что не слушает разговора за спиной. На самом деле она пыталась уловить каждый обрывок информации, который дал бы ей представление, в какой ад она попала.              — Ты вчера отлично себя вёл. Давай проведём ещё один день без инцидентов, — в её тоне был такой холод, что Гермиона почувствовала его на своём позвоночнике. После её слов последовала пауза, видимо, Скорпиус ответил привычным странным кивком. — У тебя есть несколько минут, твой учитель уже ждёт в библиотеке.              Гермиона обернулась как раз в тот момент, чтобы застать его напряжённый выход из кухни. Она подождала, пока он совсем не скроется с виду, чтобы отойти от раковины.              — Сколько ему лет? — Конечно, она знала ответ, но ей нужно было как-то начать разговор. Ей хотелось услышать, что думает о нём Нарцисса, когда Скорпиуса нет рядом.              — Пять.              — Он очень… хорошо себя ведёт.              Это было огромным преуменьшением. Скорпиус больше походил на взрослого в маленьком теле, чем на настоящего ребёнка.              За исключением нескольких моментов…              — Для этого мы платим хорошие деньги.              Гермиона захотела сменить тему из-за отстранённости в её голосе.              — В Вашем расписании указано, что позже пройдёт чаепитие. Найдётся ли для меня место, где я бы могла спокойно почитать и никого не потревожить?              — Раз Вы планируете следить за мной в течение каждого дня на протяжении следующего месяца, думаю, Вы можете расположиться в кабинете Драко. Он в конце коридора, — она указала в том направлении, где совсем недавно исчез её внук. Гермиона поняла, что в доме было несколько лестниц. Одну она точно видела из гостиной. — Вам должно подойти.              Гермиона рассеянно кивнула, подмечая про себя некоторые изменения в её симптомах с момента принятия утренних зелий. Её глаза казались ярче.              — Как Вы себя чувствуете? Утренние зелья должны дать Вам немного энергии.              — Значит, они работают. Я действительно чувствую себя… — Нарцисса склонила голову, будто сама не могла поверить своим следующим словам. — Довольно неплохо.              Либо успех, либо эффект плацебо.              Только время покажет.              Если бы Гермионе пришлось предсказывать, как будет выглядеть кабинет Малфоя, она бы предположила, что он похож на весь дом: современный, чистый, в нейтральных тонах, с аккуратной обстановкой и абсолютным отсутствием личности. Окутанный тайной.              Тогда она получила бы только половину баллов из максимально возможных.              Кабинет Малфоя во многом напомнил ей её собственный. Он был примерно того же размера, не слишком большой, даже уютный, а на столе из темного дерева беспорядок, свойственный всем. В кабинете не было растений, зато был огромный выцветший турецкий ковёр, больше похожий на гобелен. Некрасивый, если быть совсем честной. Перед камином стоял чёрный кожаный диван и небольшой стеклянный столик.              Над камином Гермиона увидела богато украшенный семейный портрет Нарциссы, Драко и Скорпиуса — все в чёрном и с жёсткими лицами. Лицами семьи Малфоев. Гермиона предположила, что портрет был написан совсем недавно — рама была новой. Рядом с большим портретом висело два маленьких. На одном из них Драко, хмурясь, стоял в одиночестве на фоне своего кабинета. На втором были Нарцисса и Скорпиус, видимо, это был тот же день, когда писался большой портрет. Руки Нарциссы были на плечах её внука, который выглядел так, будто мечтал оказаться в другом месте.              Печальная картина.              Гермиона отвернулась, окинув взглядом стену, полностью заставленную книжными шкафами до самого потолка, все полки которых были забиты книгами, в какой-то своей определённой системе.              Но это не совсем то, что привлекло её внимание.              На первый взгляд кабинет говорил о хозяине лишь то, что это был консервативный мужчина, что и ожидало от него общество. Книги говорили о его интеллекте, портрет о его приверженности своему долгу хранить честь семьи, а обстановка, достаточно дорогая, напоминала гостям о его огромном богатстве. Но когда она преступила порог и смогла оценить всё настоящим, глубоким взглядом, она заметила детали, доступные только самым наблюдательным людям.              Сами книги были симбиозом из того, что общество знало о Драко Малфое, каким он был для всего мира, и личности человека, который, судя по беспорядку на его столе, проводил много времени в своем кабинете. Не все они были посвящены магии или написанными магами. Никаких работ по тёмным искусствам и рукописей каких-либо приверженцев радикальных взглядов. Вместо этого она увидела книги по химии, геологии, ботанике и физике, философии и истории искусств. Буддизм. Бланшо, Деррида, Толстой, Ницше. Классическая проза. Несколько автобиографий. Поэзия.              И это было только то, что она могла видеть.              На верхних полках могло найтись столько нового, оставалось только взобраться по чёрной подвесной лестнице, но Гермиона сдержалась. К пустому кабинету у неё был только один вопрос:              Кто такой Драко Малфой?              Ничего не имело смысла. Ни дом, ни тем более люди, живущие в его стенах.              Ничего из этого не помещалось в маленькую коробочку, которую она создала в своей голове на основе крошечных частей из того, что говорили другие, более крупных фрагментов того, что она уже знала, и куда больших — из разговора с Нарциссой. Гермионе нравились вещи, имеющие смысл, они вносили порядок в хаос. Но всё это разрушало её мировоззрение.              Проще всего было бы относиться к ним как к до ужаса банальной чистокровной семье, свести их личности к тому, кем они должны казаться, но как, чёрт возьми, ей это сделать?              Особенно сейчас, когда слова Малфоя всё ещё слышались на задворках её сознания, да так громко, что ей пришлось помотать головой из стороны в сторону, чтобы они утихли.              Особенно сейчас, когда ей пришлось категорично рассмотреть свой неидеальный ход мыслей и задаться вопросом… в том числе и на свой счёт.              Гермиона заставляла расширить своё же мировоззрение, напоминая себе, что нет в мире системы, которая бы измерила людей. На самом деле, в глубине души она это уже знала, но какая-то часть её отказывалась применять эту истину к сложным Малфоям.              Возможно — ладно, скорее всего — всему виной была её предвзятость.              Эта упрямая всезнающая частичка Гермионы просто знала, что она всех раскусила и не могла ошибаться насчёт того, какими людьми они были. Эта часть, которая…              Гермиона смиренно вздохнула.              Часть, которая осуждала.              Вот.              Она призналась.              Гермиона могла признаться самой себе в том, что дала им несколько искажённых оценок. Ну, своего рода отрицательная черта её характера. Изменилось ли что-то сейчас, когда она стояла посреди самой сложной комнаты этого дома?              Нет.              Но она имела возможность сделать то, что, на самом деле, следовало сделать уже давно — ещё в тот момент, когда она решилась принять Нарциссу в качестве пациента.              Начать заново.              По-настоящему начать с самого начала, так, как она делала с каждым своим пациентом. Ей нужно выбросить из головы всё, что она знала о Малфоях, и начать с чистого листа. Гермиона могла признаться себе, что, когда вопрос заходил о них, она редко обращалась к глубине своего сознания. У неё не было ни малейшего представления о том, кем они являлись, и она понимала, что изучать их следовало бы тщательнее и аккуратнее.              Только в таком случае она бы смогла отбросить свою предвзятость, и помогать Нарциссе на протяжении всей болезни беспристрастно, не причиняя вреда и не делая выводов из одних лишь собственных убеждений. Несмотря на то, как относился к этому Малфой, она действительно лечила всю семью. Давала им время. Как бы сильно он не хотел вмешиваться, как бы часто не утверждал, что ему всё равно, Малфою придётся смириться с тем, что его мать умирает, и с этим ничего нельзя было сделать.              Это было неизбежно.              Но, как её целительница, Гермиона поставила себе задачу заботиться о Нарциссе и пройти этот путь со всеми, помогать на каждом этапе… до самого конца.              И она не могла начать свой путь, толком их не узнав.              Особенно Малфоя. Единственного ребёнка Нарциссы. На которого тяжелее всего обрушится горечь утраты.              Гермиона отобрала все свои предположения, откопала свои бессознательные мысли, отступила от всего, что знала о них, и осталась… ни с чем. Разумеется, она не выбросила всё из головы, — всё равно всё рано или поздно норовило вернуться — но больше она не собиралась полагаться на уже имеющийся опыт, ожидания и предположения, чтобы принимать решения относительно новых наблюдений. Она тщательно обдумает каждое.              Уловив более оптимистичный настрой, Гермиона, с сумкой в руке, прошла через весь кабинет Малфоя к столу, готовая погрузиться в чтение медицинских исследований. Но как только она села в его кресло, она увидела… ну, Драко Малфоя.              Не просто высокомерного мужчину и единственного сына Нарциссы, не бывшего одноклассника и противника…              Гермиона увидела отца.              Прямо на столе, в аккуратной и простой рамке — лишь для его глаз — стоял волшебный снимок, на котором он сам, сначала немного смущённый, держал новорождённого Скорпиуса и мягко улыбался.              Фотография была настолько интимной и тёплой, и так сильно отличалась от его образа, что Гермиона повернула голову только для того, чтобы снова посмотреть на большой портрет над камином. Новая картина показывала отца и сына, в сшитых на заказ чёрных костюмах, но они не касались друг друга, не было и ни намёка на улыбку.              Лишь холод.              Гермиона не могла перестать удивляться тому, насколько разными были два изображения и как именно стояла фотография на его столе, скрытая от посторонних глаз. Как будто…              Она не позволила себе продолжить мысль. Гермиона резко встала и переместилась на диван. Покопавшись в сумочке в поисках исследований, она наконец-то принялась за чтение. Ей было необходимо очистить разум от всего лишнего и сфокусироваться на задаче, требующей её полной отдачи.              Совсем скоро ей потребовалось разложить стопки бумаг на кофейном столике, что она и сделала, параллельно делая пометки и выделяя важные моменты, к которым следовало бы вернуться позже.              Она была так поглощена своим изучением, листая статью за статьей, сравнивая их с книгами, которые она также взяла с собой, что всё чуть не взлетело в воздух из-за проснувшегося камина и Драко Малфоя, вошедшего в кабинет, словно восставший из ада.              Малфой — на этот раз без очков — был настолько удивлен её присутствием, что замер на месте, не находя слов.              Он открыл рот, и секундное промедление позволило ему собраться с мыслями.              В тот же момент его глаза потемнели, словно небо, готовящееся к буре, и он сжал свою руку.              — Что ты делаешь в моём кабинете, Грейнджер?              Гермиона почти извинилась, но вовремя себя остановила.              За что ей извиняться?              Она неосознанно села чуть прямее и, откинув волосы с плеча, встретила его ледяной взгляд таким же.              — Твоя мать сказала, что я могу здесь поработать, пока она принимает гостей на чаепитие. Она полагала, что ты, как всегда, опоздаешь.              — Неужели, — произнёс Малфой, глубоко нахмурившись. Его ответ был скорее утверждением, чем вопросом. — Я случайно оставил здесь свиток… по работе.              Чувство дискомфорта вернулось с новой силой, подползая со спины, пока она наспех пыталась собрать свои бумаги в одну стопку, перемешивая то, что следовало бы держать отдельно. Уже неважно. Гермиона на долю секунды вспомнила о фотографии на его столе, и почувствовала себя виноватой за вторжение в его, очевидно, личное пространство.              — Я могу уйти. Я не планировала вторгаться.              — В этом нет необходимости, — его слова остановили её сборы. Гермиона вернула своё внимание на Малфоя, который всё ещё стоял там, пристально наблюдая за ней, будто она сделала что-то не так, когда на самом деле, всё было чётко по инструкции. — Я позже поговорю с матерью.              — Похоже, она и подумать не могла, что ты будешь против.              Но её аргумент в защиту Нарциссы его не тронул.              — В этом и проблема, Грейнджер, — его голос был невероятно напряжённым. — Она не могла подумать.              Он наконец переместился со своего места перед камином и направился к столу. Её глаза продолжали следить за всеми его движениями в этой тяжёлой тишине, наблюдая, как он подобрал со стола свиток пергамента.              — Ты садилась за мой стол? — он спросил настолько серьёзным тоном, даже не обернувшись, что она снова взялась собирать свои бумаги, потому что к чёрту всё это.              Гермиона понятия не имела, как именно ему удалось это понять. Она была предельно осторожной, чтобы ничего не задеть. Лишь на мгновение она подумала о том, чтобы солгать, но какой смысл врать тому, кто уже знал ответ на свой вопрос.              — Да, но всего на секунду. Там недостаточно места, поэтому я перебралась на диван.              Малфой повернулся к ней лицом, подозрительно сузив глаза. Презрение?              — Надеюсь, мой кабинет обеспечил тебя всей необходимой информацией для формирования очередного предположения.              Сжав челюсть, Гермиона встала, всё ещё держась за листы бумаги, подавляя свое желание ответить так, чтобы накалить ситуацию до предела. Она хотела, правда, но понимала, что это не принесёт никому пользы. Особенно после решения, которое далось ей с таким трудом.              Гермиона отошла от дивана, ей нечего было избегать и прятать.              — Моё наблюдение, Малфой, простое. Я не знаю, каким человеком ты стал за тринадцать лет, но это касается и тебя, — она сделала шаг ему навстречу, изучая. — Возможно, не я одна здесь с предвзятым мнением.              Его лицо изменилось, как только он уловил смысл её слов.              — Ах, значит, ты это признаешь.              — Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь, Малфой. Я не боюсь признаться в том, что совершаю ошибки, — Гермиона пожала плечами и, когда его лицо стало выражать нечто вроде отрешённого недоумения, она сделала ещё один шаг. Потом ещё один. Наблюдая за ним. — Я никогда не утверждала, что я идеальна, того же я не жду ни от себя, ни от других. Это по определению невозможная задача.              — Не совсем соответствует твоей репутации Самой Умной Ведьмы Своего Поколения.              — Моя репутация, может, и такая, но она совсем не отражает меня как личность; это то, кем меня считают другие… — как и ты не отражение своей репутации, что чуть не вырвалось из её уст. Но она себя остановила. Отпустила. — Я злюсь и могу быть мстительной. Я могу быть самодовольной и чрезмерно критичной. Мне не стыдно за то, кем я являюсь, потому что любой человек не стоит на месте, и я раз за разом бросаю себе вызов, чтобы становиться лучше. Прямо сейчас я бросила себе вызов не только в отношении твоей матери, но и тебя, — она прервалась, как только заметила, как он нахмурился. — Однако, как я делала предположения о твоей семье, ты делал то же самое по отношению ко мне…              — И всё же я чувствую, что тебе ещё много чего хочется высказать, — Малфой сложил руки на груди, немного откинувшись на стол. Его лицо выражало лёгкое отношение к происходящему, однако сжатый кулак говорил об обратном.              — Не высказать, а лишь упомянуть возможность, — Гермиона подняла палец и протянула ему метафорическую оливковую ветвь. — В том смысле, что, возможно, со временем нам удастся найти то беспристрастное понимание друг друга.              Ледяной взгляд напротив и язвительный вопрос в ответ как нельзя лучше отражали самого Малфоя.              — И зачем нам это делать, Грейнджер?              — Потому что мы взрослые люди, а не дети, — многозначительно напомнила она ему. — И из-за моей работы на твою мать, я буду, в некотором смысле, частью твоей жизни, и до самого конца её. Тебе это может не нравиться, но…              — Я тебя понял, — он долго и пристально смотрел на неё, прежде чем оттолкнуться от стола. Два шага, и он стоял перед ней, и его голос не позволял отвлечься ни на что другое. — К теме будущего: на будущее, мой кабинет закрыт. Для всех.              Малфой ушёл тем же путем, каким и пришёл.

***

      Гермиона стояла в своей гостиной целых тридцать минут, просто глядя в никуда и переваривая первый день, но в итоге всё же сдалась, взмахнув невидимым белым флагом, и созвала экстренный сбор.              В понедельник.              Неважно. Прошло не менее часа с того момента, как она отправила патронус, и Гермиона прибыла в ещё практически пустой паб в лондонском боро Хакни. Парвати и Пэнси уже были на месте — за тихим столиком в задней части здания. Перед Парвати стоял отвратительно розовый фруктовый коктейль, а рядом — уже перед Пэнси — четыре рюмки. Гермиона окинула их скептическим взглядом, прежде чем сесть между ними.              — Я сюда аппарировала. Вы хотите, чтобы меня расщепило, когда я соберусь домой? — Гермиона изучала прозрачную жидкость в рюмках.              — Это…              — Русская водка? Именно. Две тебе и две мне, — Пэнси усмехнулась. — Ты ведь ещё не ела? Я заказала тебе говядину Веллингтон. Скоро должны принести.              — Я не ела с обеда, — который представлял собой знакомство с молодой няней Скорпиуса, не оставшейся надолго. Она только привела его на обед с бабушкой. Нарцисса ещё не вернулась с чаепития, поэтому Гермиона провела десять томительных минут, играя в гляделки с пятилетним ребенком.              Он выиграл.              Она вообще не ожидала его присутствия на обеде, но он спокойно съел куриный салат, который она ему приготовила. Ну, если быть точнее, он определённо съел листья салата, помидоры и сыр. Скорпиус аккуратно обходил курицу. Тот факт, что не произошло обратное, удивил Гермиону, но ей было непозволительно задумываться ещё и об этом. Она оставила размышления на эту тему Нарциссе, которая, как только зашла на кухню, стала подговаривать его съесть мясо.              Он этого так и не сделал.              — В свою защиту скажу, — Парвати обратилась к Гермионе, — мы не знали, в каком ты будешь состоянии. Последний раз, когда понадобилось созвать экстренный сбор в понедельник, был четыре года назад, после той самой встречи с Крамом.              Гермиона так быстро повернула голову, лишь уловив «Какого хрена?» от Пэнси, когда кончики волос ударили её по лицу.              — Во-первых, я с ним не спала, — она была близка, но в какой-то момент остыла. Виктор хорошо принял ситуацию. Он был понимающим. В конце концов, они были не более чем друзьями по переписке, а это бы все усложнило. — Во-вторых, откуда ты вообще узнала об этом?              Парвати лукаво на неё взглянула.              — Сложила два и два, — Гермиона продолжала сердито смотреть на неё и скрестила руки, а улыбка Парвати стала еще шире. — Я журналист. Это то, что я делаю. Ты ходила с ним на ужин, а после того, как только его кто-то упоминал, удалялась из разговора, — ведьма наклонилась чуть ближе. — Он был так плох?              — Пэнси, скажи ей… — но когда Гермиона обернулась, то заметила, как та с таким же азартом ждала ответа. Она закатила глаза и ушла от темы. — Кто ещё будет?              — Уизли опоздает. Она отводит детей в Нору, потому что потом к ней придёт Луна, раз Поттер допоздна в Министерстве. Дафна работает, а Падма и Сьюзен всё ещё в больнице… — вдруг Парвати кое-что вспомнила. — Пэнси, разве ты не должна была позвать Чжоу?              —Упс, забыла, — Пэнси прикрыла рот в притворном удивлении. — Как жаль, очень жаль.              Гермиона фыркнула, а Парвати закатила глаза, убирая длинные кудри с плеч.              — Так зачем тебе понадобился экстренный сбор?              — Все просто. Сегодня был мой первый день работы с Нарциссой Малфой, — на последних словах Пэнси оживилась, а Парвати слегка сморщилась.              — Начни всё-таки с водки.              — Как всё прошло? — спросила Пэнси.              — Настолько хорошо, как могло бы. Но вот Малфой…              — О, чёрт, ты его видела? — Парвати взвизгнула и сложила ладони, подпрыгивая на месте, тем самым привлекая внимание мужчины за столиком неподалеку. — Он охуительно хорош, согласись? Мне нужны все детали! — Она стала дёргать Гермиону за плечо.              Пэнси выглядела так, будто ей чертовски сложно удержаться от комментария. Вероятно, это потребовало всех её усилий, но она промолчала.              — Все детали попадают под соглашение о конфиденциальности между пациентом и це…              — Не о работе, а о нём! Ну неужели он не настолько хорош, чтобы тебе захотелось просто вскарабкаться на него и не слезать?              — Дело совсем не в этом, Парвати.              Пэнси подвинула одну из рюмок в её сторону, и Гермиона выпила её одним разом, стерпев горечь, лишь на мгновение позволив себе зажмуриться. Она не сильно любила крепкие напитки.              Но сегодня выбор алкоголя был оправдан.              — Малфой был чересчур… тяжёлым, — честно говоря, это было преуменьшением. Стихийные бедствия бывают легче, чем он. Парвати притянула к губам свой фруктовый коктейль, не отвлекаясь от её слов. Гермиона потёрла шею. — Я не помнила, чтобы он был таким. Придурок, конечно, но…              — Не только тебя потрепала жизнь и обстоятельства, Грейнджер. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что ему со многим пришлось столкнуться; к тому же, гора его обязанностей и ответственности продолжает расти.              Тот факт, что Пэнси так сильно уважала Малфоя, озадачивал, но Гермионе нужно было время, чтобы переварить всю информацию.              — Мы все по-разному справляемся с трудностями. Драко делает это в тишине и полном одиночестве.              — Это не справляться, а избегать.              — Это его способ.              Справа от Гермионы раздался вздох очарованной школьницы.              — Нет покоя голове в венце… или как там говорит Падма, когда расчувствуется, — Парвати щёлкнула пальцами, ругая саму себя. — Черт, следовало использовать эту цитату в статье, посвящённой Малфою.              Гермиона закатила глаза и поймала вторую рюмку от Пэнси. Если она и почувствовала горечь, то на этот раз не показала этого.              — Хорошая цитата, но Драко далеко не король.              Совсем нет. Он был просто одним человеком.       

Видеть сквозь внешний вид — величайшая мудрость.

Атиша

Примечания:
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.