Развивающая детская игра

- Кто вчера перепел? Антон – перепел, - ухмыляется широко Дрон, очками задорно поблёскивая со стула напротив. Антон только плечами ведёт и безразлично отплёвывается: - Ничего я не перепел. Я бодр и весел, телом и духом. Про похмельного Антона сегодня пошутил каждый присутствующий в офисе, и не один раз. А на часах только половина одиннадцатого, между прочим. День только начался, а его уже решили все заебать. Охуительно. Антон скрещивает руки на груди и демонстративно отворачивается от довольно хихикающего товарища. Пошли они все. Не так много он вчера и выпил. Не таким уж пьяным и был, а похмелье сегодня и вовсе решило обойти его стороной. Так что они все не правы. Он не перепил, он просто… «Вёл себя, как пьяная малолетка», - думает про себя Антон и морщится при воспоминаниях о вчерашнем вечере. Вернее, об одном конкретном эпизоде. И как так получилось, что одна шальная мысль, влетевшая в голову в разгар веселья и показавшаяся такой потрясающей, такой уморительной и смешной, смогла обратиться в действие, обойдя проверку здравым смыслом, который то ли выходил покурить, то ли отказался работать в таких условиях? Антон ведь понимал, что совершает несусветную глупость, прекрасно понимал, но он был переполнен пряно-шоколадным виски до краев, а разум бултыхался в пьяном тумане, а потому остановиться не смог. Хотя стоило, конечно. Не сказать, что эта была первая пьяная глупость в его жизни. Ему же не четырнадцать. Уже не раз приходилось с перекошенным от стыда лицом вспоминать события накануне. Но эта глупость просочилась в интернет, во-первых. А во-вторых… Во-вторых, он не просто сделал глупость, он облажался. По полной. Посмотрев пару мгновений в стену, он уже раз в сотый после приезда в офис проверяет телефон. Но там ничего. Вернее, там огромная куча всего, но совсем не того. Антон вздыхает, предчувствуя неладное, но вновь пытается себя успокоить. Арс же ответил, да? Ответил. Значит, всё не так плохо. Обидевшийся Арсений молчит, прожигая своим молчанием километры их разделяющие. А в этот раз ответил, значит, не так уж всё и плохо. Правда ведь? К их встрече, может, вообще всё позабудется. Антон облажался. И понял это сразу же. А потому, едва переступив вчера порог собственного дома, настрочил сообщений десять с извинениями, сегодня проснулся, ужаснулся пьяным сообщениям и написал уже новые, трезвые, но примерно такого же содержания. И даже записал голосовое, минуты на две. Но позвонить так и не решился, смалодушничал, ибо стыд душил беспощадно. На все свои излияния получил короткий ответ: Хорошо. Я тебя понял. Поговорим, когда увидимся. И в целом, это было даже неплохо. «Могло быть и хуже», - решил Антон, памятуя их обычные ссоры, а главное, умение Арса исходить на едкощелочной сарказм. Если бы у пассивной агрессии было лицо, им бы стал лик Арсения Попова. Так что всё у них устаканится к его приезду, за семь дней подостынет в своём Питере, события вчерашнего вечера размоются в памяти, и всё у них будет хорошо. Да. Так и будет. В очередной раз себя успокоив, Антон убирает телефон. Всё Будет Хорошо Но память тут же подсовывает их утреннюю переписку с Матвиенко. Ебать, ты дурачина, Шаст. Иди в жопу. Знаешь, я бы многое отдал, чтобы увидеть вашу первую встречу Ты с ним уже общался? Последний вопрос Серёжа решил проигнорировать. Но Антон и так знал ответ. Конечно же, он с ним общался. Как же иначе? Сглотнув горько-вязкий шматок вины, он вспоминает и сообщение от Позова. Ну ты мудак… Так плохо? А сам, как думаешь? Этот вопрос уже решил проигнорировать Антон. Он ничего не думал, он надеялся на лучшее. В конце концов Арсений же не изверг какой-нибудь. Да и вообще, пошли они все в жопу. Как будто сам Арсений святой. Можно сколько угодно рассуждать о том, какой Антон – мудак и дурак, но то, что подобную штуку мог спокойно выдать и сам непогрешимый Арсений Попов, это факт. И он это знает, и они это знают, и сам Арсений, наверняка, тоже. Кривится, что тут же отмечает Дрон: - Что? Головушка болит? Работать-то сможешь? Или пивка для рывка? Антон отмахивается в очередной раз, бросает взгляд на жалюзи, что висят на окнах в стене, разграничивающей их офис и коридор. Бросает и замирает на секунду. И в эту секунду в полной мере осознает, как сильно он на самом деле облажался. Ибо до этого его предположения и сомнения ничего общего с реальностью не имели. Моргает пару раз для того, чтобы убедиться, что не начал галлюцинировать. И убеждается, что глаза, кажется, не врут. Этот чертов профиль он узнает из тысячи, как пели Корни. Арсений в Москве. В офисе. Тут. Здесь. Сейчас. А вот Антон в полной жопе, но тоже тут, здесь и сейчас. Нервно сглотнув, он воровато оглядывается. Заметил ли ещё кто? Но нет, все, казалось бы, заняты своими делами. Арсений же сам входить в помещение не спешит. Вон, стоит себе спокойно, пока у Антона сердце в нервном припадке заходится, общается с кем-то. Жаль, что с такого ракурса не видно с кем. Решив, что находиться тут и ждать, пока графская жопа соизволит зайти, чтобы встретиться с ним глазами у всех на виду, не вариант, Антон, едва сдерживаясь, чтобы не ломануться со всех ног, двигает к двери. Едва протянув руку, чтобы открыть эту самую дверь, он чуть ли получает ею же в нос, а на пороге почти сталкивается лбами с радостным, как какой-нибудь ебучий лабрадор, Зайцем. - О, Шаст, здорова! Видел, Арс приехал? Я че, где-то проебался? Рекламу же в следующий понедельник снимаем… - В следующий-следующий, - перебивает его следующий вечной тенью Шевелев и бросает озабоченный взгляд на Антона, который старается проигнорировать сам факт их с Зайцем существования. Арс же стоит в коридоре, скрестив руки на груди, и даже на него не смотрит. Блядство. - А, - тянет Макс, почувствовав, что Шевелев пытается его заткнуть, но не осознав почему. Это отчего-то выводит Антона из себя. - Макс, - говорит он. - Что? - Скройся на хуй, - и устремляется в дверной проем, отлично расслышав у себя за спиной причитания несчастного Зайца. - Да чё я опять сделал-то? Такое утро охуенное было, блядь. Но Антону так похуй. И на его чувства, и на то, какое прекрасное утро у него было. Едва оказавшись в коридоре, он делает шаг в сторону Арсения, но нерешительно замирает в каком-то полуметре. - Арс… Тот всё ещё не смотрит. Через все те же чертовы жалюзи он наблюдает за беснующимся и несправедливо обиженным Зайцем. - Ты зачем Максима обидел? Никто во всём офисе не называет Макса Максимом. Никто, кроме этого интеллигента доморощенного. И это тоже злит в данный момент Антона до усрачки, поэтому он внезапно переходит в оборону: - И тебе привет, - а затем тут же прикусывает язык. Сам же Арса в пассивной агрессии обвинял. Хотя до его высот ему ещё далеко. Ибо тот даже бровью не ведёт, лишь продолжает смотреть внутрь комнаты, чуть вздёрнув подбородок. Чёртов любитель блядских пауз. - Зря ты так, - тянет Арсений, выдержав достаточное количество времени для должного эффекта. – Максим – хороший мальчик. А ты его обижаешь… И плеваться ядом умеет явно лучше. Хороший мальчик. Какая же ты скотина. Антон же невероятным усилием воли давит в себе желание огрызнуться, в первую очередь потому что не время и не место, и только во вторую потому что не Арс это начал. Оборачивается по сторонам. В коридоре пусто, поэтому решается и делает маленький шаг навстречу, сжимая руку, невольно дёрнувшуюся, чтобы дотронуться, в кулак. - Ты приехал? – больше спрашивает Антон, чем утверждает, хотя очевидно же – приехал. - Ага, - цокает языком Арс, - сказал же, что поговорим, когда увидимся. Вот, решил ускорить момент встречи. Антон замирает. И кажется, перестаёт дышать. Вчера он думал, что Арсений мог обидеться. Боялся этого, потому что знал, что обиды Арсовские – это надолго. Но Арсений не обиделся. Он в бешенстве. А Антон даже не в жопе. Нет. Возможно, в этом мире ещё не придумали достойной метафоры его положению. Но сам бы он выразился так: он в дерьме, по самые уши. - Послушай, Арс, я…, - начинает говорить, хотя не представляет, что вообще в данной ситуации можно сказать, кроме как: «Ну, не бесись ты так, подумаешь, ну мужик у тебя дебил, с кем не бывает?». Арс же дёргается, будто тот его ударил, и бросает коротко: - Не здесь. Разворачивается резко и на всех парах устремляется в другой конец коридора, к лестницам. Антон же следует за ним без лишних вопросов. В конце концов в этом чёртовом здании есть только одно место, где они могут поговорить без лишних свидетелей. И хорошо бы, чтобы боги сегодня оказались на их стороне, и данное место было свободно. *** Им везёт. - Ты мне можешь объяснить, - спрашивает Арсений, прикрывая за ними дверь и поворачивая язычок замка, - почему все самые важные разговоры мы всегда ведём здесь, в сортире? Вопрос, конечно же, риторический. Но Антон отвечает, нервно переминаясь с ноги на ногу у ряда пустующих кабинок. - Потому что он запирается изнутри, и мы не одни такие… наверное. Арсений его игнорирует. Стоит перед зеркалом, чёлку поправляет. Ещё бы пару лет назад Антона бы это довело до нервного тика, но сейчас он знает: Арсений Сергеевич с духом собирается. Без этого ритуала, он начал бы орать. А дверь хоть и запирается, но звук не удержит. Это они теперь знают наверняка. - Я тебе тут первый раз в любви признался, - неожиданно для самого вспоминает Антон. И идёт на подлый приём, бросая жалостливый взгляд. Ты ведь не убьешь меня в месте, где я первый раз сказал, что люблю тебя? Было бы, конечно, поэтично, но как-то несправедливо. - Я помню, - выдыхает Арсений, поворачивается спиной к двери и складывает руки на груди. И молчит. Опять. - Послушай, - вновь произносит Антон, потому что действительно уверен в том, что Арсу нужно, просто необходимо, его послушать. Но вот беда, что говорить, он всё ещё не решил. Арсений же, гадина такая, только глаза закатывает устало. - Давай пропустим эту часть, где ты говоришь, что перепил, не хотел и не подумал. Я читал. И голосовое, кстати, тоже послушал. Я верю. Ты не хотел, не подумал и перепил. Бывает. К этому у меня вопросов никаких… У Антона от удивления глаза округляются. В смысле «никаких»? Он бы на месте Арсения сейчас бы на такое говно исходил. - И, отвечая на вопрос, который ты задал в переписке раз пять, я не обиделся. Честно. Антон согласно кивает. - Ты злишься. Арс только брови вопросительно изгибает. Мол, да ну? Вот это ты мастер дедукции, товарищ? И как только догадался? Чем это я себя выдал? А затем поджимает губы так, что они и вовсе с лица исчезают. Очень медленно выдыхает, явно стараясь прийти в себя, прикрывает глаза на мгновение и очень ровным голосом какого-то диктора произносит. - Мне. Написал. Азамат. Честно, Антон ожидал, что тот зло зашипит, выскажет ему, болвану, в лицо все, что накопилось. Ведь орать он тут не может, но вот шипеть… вполне. Но этот ровный голос. И при чем тут вообще Азамат? Какого черта? - Что? - Азамат, - вновь повторяет Арсений. – И знаешь, мы ведь с ним не сказать, чтобы близки были. Я, в отличие от тебя, на футбол с ним не езжу… И до этого вся наша переписка была сугубо по работе, поэтому диалог в телеграме был девственно чистым. Так вот… Вновь вздыхает тяжко. Говорит тихо ровно, словно безучастно. И от того Антону становится почти жутко, неуютно, а с его потных ладошек можно смело начинать поить каких-нибудь мелких грызунов, мышей там. Если бы они, конечно, пили пот. - Вчера, когда я в кои-то веки встретился с Зоханом не по театральным делам, пил вкусное вино и беседовал за жизнь, я получил сообщение от Азамата следующего содержания: «Привет, Арс. Как у вас там вообще дела?». И честно, я поначалу подумал, что Азамат ёбнулся на старости лет и решил ко мне обратиться на «вы». На этом моменте Антон нервно сглатывает, потому что что-то ему подсказывает, что, если бы Арс мог орать, он бы уже к хренам охрип. - Благо, - продолжает Арсений, делая шаг вперед, - буквально через минуту мне написал Матвиенко. И внёс, скажем так, некоторую ясность. Поэтому, знаешь… Улыбается почти истерически. - Я даже в какой-то мере благодарен Азамату. Ну, во-первых, за проявленную озабоченность, а во-вторых, вполне возможно, он мне написал, чтобы уберечь от длинного и ехидного сообщения Ванечки Абрамова. Тот бы себя не сдерживал и такого такта не проявил. И ещё один шаг. – Вообще, мне вчера много кто написал. Поз, конечно же. Стас… Дорох, кстати. Между прочим, пытался за тебя заступиться. И даже… В этот момент оказывается почти вплотную. Антон же давит в себе дикое желание открыть дверцу первой попавшейся кабинки и запереться там. – Щербаков. Предложил дать тебе в ебальник. Я его, конечно, заверил, что мне твой ебальник и прочие части тела по-прежнему дороги. Но ты знаешь, Щербакова в этом мире может от чего-то остановить только один человек и то… с натяжкой. Но что-то мне подсказывает, что в контексте данной ситуации даже Нурлан будет на моей стороне… - Арс, - выдыхает почти ему в лицо. В злое, но такое же любимое лицо. И не знает, что сказать. Как всегда. Вечно слова не идут. А с ним в особенности. Устроил, блин, показательное выступление. Мало того, что на глазах у того самого Азамата, так ещё и собственноручно в сеть слил. Гений, блядь. - Я не подумал… - Я не закончил, - перебивают его злобно. – Но знаешь, что меня злит больше всего? Не то, что ты сделал. И даже не то, что нашей личной жизнью решил озаботиться, кажется, весь канал ТНТ. Ладно, наши придурки. Ладно, Азамат с Ванькой, я туда первый полез. Хуй с ним с Щербаковым, его нельзя было бросать одного. Но Дорох? Кто дальше? Дусмухаметов? Но хуй с ними, больше всего меня злит то, почему ты это сделал. Антон сглатывает. Он понимает. Конечно, понимает. Ему было весело, до чёртиков. Это веселье щекотало нос и пьяно струилось по венам. Он скучал, как и всегда. И он решил, как ему казалось, пойти на маленькую провокацию, вроде той, что устроил несколькими месяцами ранее, когда решил спросить разрешения на подрочить. Маленькая пакость, чтобы посмотреть на реакцию. Ну что ж, реакция превзошла все возможные ожидания. Арсений на реактивной силе горящего пердака добрался до самого офиса Камеди Клаб. И Антон над этим даже издеваться не мог, сам бы на его месте на жопной тяге до адмиралтейства долетел. - И знаешь, - вдруг переходит на шепот Арсений. Кажется, своей пламенной речью он вскрыл гнойничок гнева внутри себя, и теперь тот потихоньку истекал злостью, но больше не нарывал. – Я бы и сам мог вытворить что-то такое… наверное. «Нет, не мог бы», - вдруг думает Антон, хотя ещё утром размышлял по-другому. Но сейчас он уверен: Арс бы никогда не стал делать это так. Да, он может назло начать с кем-нибудь флиртовать, может называть Макса «хорошим мальчиком», может быть самой последней злобной сукой. Но он бы никогда этого не сделал так. - Просто, если что-то от меня хочешь, попроси, а не устраивай… Мы же уже проходили этот этап, Шаст… «Я просил!», - хочется возразить Антону, но по-прежнему пристыженно молчит. - Если уж хочешь меня провоцировать, то хотя бы озаботься тем, чтобы в этом не была задействована половина наших коллег, Игорь, блядь, Джабраилов, и сотни тысяч подписчиков Кругов на полях. Мне было неприятно. Не делай так больше. И, наконец-то смотрит в глаза, а не куда-то сквозь. Антон отвечает прямым взглядом и обнаруживает, что нет там больше злости, только горечь, а это в сто крат хуже, поэтому обхватывает руками лицо напротив и прижимается губами к чужим. Те не реагируют, будто неживые, поэтому он в них шепчет: - Прости, я идиот, прости меня. Я конченый, если честно… Я… Прости. А потом сбивается и просто целует в губы, лоб, щеки, пока знакомое и милое лицо не оживает в усмешке, пока не чувствует чужие руки на талии. И прижимает Арса к стене и продолжает целовать, добирается до шеи, вновь шепчет на ухо. - У тебя отношения с идиотом… А Арсений под его весом вдруг начинает смеяться. Сдавленно хихикает, сотрясаясь всем телом. - Ты чего? – отстраняется Антон, недоверчиво вглядываясь в широко улыбающееся лицо. - Ничего, просто, - от смеха тому сложно говорить. – Серьезно? Игорь? - А что? - Ну, мог бы выбрать… Не знаю, но Игорь? Антон пару раз моргает удивленно, а потом начинает смеяться в ответ: - Ой, иди ты… Нормальный мужик. - Хоть куда, - уже в голос ржёт Арсений. - Какая же ты сука, а, - и целует смеющийся рот. Когда момент внезапного веселья проходит, они увлекаются занятием чуть более приятным и интересным. Антон ластится извиняюще-просяще, Арс почти жадно. И оба несомненно радуются тому факту, что никому за все это время не приспичило, а потому их не тревожат. Это ли не чудо? - Ты меня простишь? – спрашивает Антон, когда становится понятно, что задерживаться больше никак нельзя. - Я не обижался, чтобы прощать… Антон выдыхает, но не спорит. - Просто, я хочу, - Арс легонько отталкивает от себя, чтобы взять за руку, - чтобы это было только наше, ладно? Мы и так с тобой слишком… напоказ? Как обезьянки в зоопарке, блядь. Антон согласно кивает. Это действительно только их штука. Другие её сломают. *** - И что будем делать? – спрашивает Антон, уже навострив лыжи к выходу, там сейчас Стас их с собаками выискивать начнет. - Езжай домой, Шаст. Арсений всё ещё стоит у стены, расслабленный какой-то. И весь из себя подозрительно загадочный. Антон вздыхает. Он бы с радостью, видит Бог… - Ты как себе это представляешь? Что мы просто возьмём и уедем? Я вообще-то тут работаю. Мне деньги за это плотят… - Мы? – Арс отталкивает от стены и поправляет привычным жестом чёлку. – Мы никуда не поедем. Поедешь ты. А я останусь. - Чего? Антон смотрит непонимающе и почему-то делает шаг назад, к кабинкам. Арсений же улыбается этой своей, хитровыебанной, и делает шаг вперёд. - Ну, ты поедешь домой, а я останусь. Думаю, - наклоняет голову, - вполне смогу тебя заменить тут. В Фифу играть, правда, не собираюсь, но в остальном ты не такой уж незаменимый. Да и в офисе сто лет я не был… К Ирке загляну… Может, как раз Джабраилова встречу. - Арс, ты сейчас серьезно? Стас… - Его, так и быть, возьму на себя. Скажу, что у тебя тазобедренный нерв защемило от сиденья на чужих коленках. Не всё ж на почки пенять… Кажется, Антон вообще перестал хоть что-то в этой жизни понимать. И в этот раз его даже на очередное «Чего?» не хватает. Только продолжает пялиться удивленно. Как баран… - Ты не понимаешь, да? – Арсений встаёт напротив так, что его дыхание касается голой кожи под кадыком. – Ты поедешь домой и будешь ждать меня там. Качели. Ебаные качели. За эти сутки Антон умудрился раскачаться так, что сделал солнышко. И ещё пять минут назад он висел вниз головой, сжимая что есть мочи железные перекладины, а сейчас рухнул вниз и теперь летит прямиком к земле. Только перед глазами не пыль утоптанной площадки, а синющие глаза. Ебать. - Я хочу, - как ни в чем не бывало, продолжает Арсений, а Антон внезапно осознает, что всё это время пятился и теперь упирается спиной в перегородку между кабинками, - чтобы мой мальчик ждал меня дома, пока я тут решаю, что именно с ним сделаю. Антон, кажется, немеет, чувствуя, как на словах «мой мальчик» возбуждение привычным жаром взрывается в голове. - Ты ведь этого хотел? – привстает Арс на носочки, чтобы зашептать на ухо. – Вчера, пьяным, ты об этом думал, да? Когда решил устроить это пиздопредставление одного актёра? А теперь я хочу сделать так, чтобы ты раз и навсегда запомнил, почему так делать не стоит… Опять это ощущение. То самое, которое Антон до конца прочувствовал только в куда менее стерильном толчке. Его наказывают. И от этого почему-то подкашиваются ноги, а в груди разгорается бешеный азарт, замешанный с каким-то нездоровым восторгом. Пялясь осоловевшим взглядом, он еле заметно кивает. - Вслух. Блядь. - Да. - Да, что? - Да, я этого хотел. - Ну, и славно, - Арсений отступает, улыбаясь довольно. – Значит, ты едешь домой. А затем протягивает руку с открытой ладонью. - Давай. Антон, который по всей видимости навсегда приклеился к этой чертовой перегородке, только бровь приподнимает. Соображается туго, а как отсюда выйти и начать жить жизнь он вообще не представляет. Хотя ладно выйти, как после этого поехать домой и несколько часов там с быть с этим наедине. Это же просто невыносимо. - Телефон. Давай. Ты знал, что я заберу. До дома, авось, без навигатора доберешься. Ну, не знал, Арсений Сергеевич. Догадывался, быть может. Тем не менее, не спорит, отдает, давя в себе всполохи возмущения. - И ещё одно, - Арс берет мягко за обе руки и тянет на себя, видимо догадавшись, что так Антон хрен с места сдвинется. – Ты извинишься перед Максимом. Сейчас. Так, чтобы я это слышал. Не стоит обижать таких хороших мальчиков… И улыбается скотина такая. А Антон не может улыбнуться в ответ. - Какая же ты… Но Арсений предупреждающе поднимает бровь, и тот давится словом «сучара». Хотя, это абсолютная правда.