«멈춰 제발, 멈추지 마 (Умоляю, остановись... Нет, не останавливайся.) 너 때문에 온몸이 타올라 (Из-за тебя всё моё тело в огне,) 너 때문에 심장이 목말라 (Из-за тебя моё сердце мучает жажда.) Like a fever, fever, fever, fever» Enhypen — Fever
Больше нет смысла сопротивляться, хотя Сонхун всё ещё пытается из последних сил. Но где-то совсем в глубине души. Потому что сейчас его жизнь вывернута настолько, что делится на две: с Сону и без. Теперь, когда тормоза сорваны, он не останавливает себя. Не тратит на это лишние силы. У него зависимость. Он, как наркоман, либо под дозой, либо в ломке. Выживает от поцелуя до поцелуя. И никак не может насытиться. Как можно догадаться, теперь они пересекаются с Сону намного-намного чаще и намного-намного дольше. Негласно и по углам. Каждый раз, когда они видят друг друга в толпе, они уже знают, что должно произойти. Сону даже ни разу не сопротивляется, когда Сонхун затаскивает его в ближайшее безлюдное место, будь то пролёт под лестницей, дальний стеллаж в библиотеке, пустой кабинет или кабинка в туалете. Место абсолютно не важно. Иногда такие встречи — лишь урванные моменты: беглые и отрывистые, горят парой быстрых поцелуев на губах, а иногда растягиваются в минуты и тогда уже прожигают до самых лёгких. В голове полный бардак. Но когда пальцы Сону гладят его по щекам, щекочут шею или чуть царапают затылок, нырнув в чёрные волосы, становится неважно. Он чувствует одержимость на кончиках этих самых пальцев. И парадокс в том, что Сонхун даже не знает, какое мороженое Сону любит больше всего, зато уже выучил наизусть его рот. Спорно, какое из знаний важнее для жизни. Когда он вжимает Сону в любую горизонтальную или вертикальную поверхность, кажется, что, безусловно, второе, но оставшись наедине с самим собой, например, под прохладным бодрящим душем, Сонхун начинает склоняться к первому. Потому что это продолжается уже почти полмесяца, а он до сих пор не знает о Ким Сону ничего, кроме имени. (Ну и рта, как вы уже заметили.) Он не понимает, что происходит, и находит этому только одно объяснение — гормональный всплеск его повзрослевшего озабоченного тела. Звучит как бред, конечно. Но намного лучше, чем хоть на секунду допустить мысль о том, что он просто влюбился. Поэтому Сонхун и не допускает. Он боится думать о том, что всё это значит. Но они с Сону никогда не говорят об этом. И слава Богу. Зависимость, само собой, тоже не медлит и прогрессирует. Теперь, когда Сону присоединился к их компании и посещает все планируемые get-together, значение фразы «И хочется, и колется» наконец познаётся в полной мере. Конечно, при друзьях они ведут себя иначе, делают вид, что между ними ничего не происходит, и Сонхун совсем не распускает руки (ну, почти). В целом достаточно того, что Сону всегда садится рядом, и можно услышать сладкий запах его парфюма, а иногда даже почувствовать прикосновения бедра, осторожно погладить под столом его острую коленку или схватить за лисью лапку, да и взаимодействовать с ним в диалоге так тоже намного проще. А если вдруг по стечению обстоятельств остальные ребята оставляют их наедине хоть на две секунды, чтобы заказать еду, забрать заказ, сходить в уборную или сделать что-либо ещё, можно успеть поймать Сону за подбородок и быстро припечатать его губы своими. Сонхун уже знает, как делать это ловко и метко. Друзья либо не замечают того, что происходит прямо у них под носом, либо делают вид, что не замечают, что больше похоже на правду. Сонхун думает, что они уже давно обо всём догадались, хоть поначалу и не уверен. Но однажды они собираются в кафе, чтобы поиграть в карточную настольную игру, которую притащил мелкий. Сонхуну немного скучно, поэтому он нежными прикосновениями пальцев почти незаметно рисует дразнящие узоры на коленке Сону под столом, а сам при этом делает вид, что прячет карты. — Хён? — вдруг окликает его Чонвон, сделав свой ход, и даже не пытается скрыть ехидный тон. — М? — Держи руки на столе. А Хисын, как любитель всех шуток по Фрейду, ржёт так сильно, что начинает задыхаться. В общем, все всё знают. Сонхуна это не особо удивляет, потому что он объективно оценивает свои навыки конспирации, да и друзья умеют видеть его насквозь. Он только благодарен им за то, что они не заставляют рассказывать о них с Сону. Потому что Сонхун точно ещё не созрел. Но Вселенная никогда не спрашивает, готов он или нет. Как-то в обеденный перерыв они собираются с Джеюном поесть пиццы, и к ним присоединяется Чонсон, потому что богатый мальчик может позволить себе пропускать занятия. Сонхун до последнего ждёт сообщения от Сону, чтобы узнать, сможет ли тот составить им компанию и, когда получает отрицательный ответ с кучей грустных смайликов, испытывает давящее разочарование в груди. Он знает, что Сону на этой неделе носится со своей исследовательской работой по детской психологии и, наверное, правда очень занят, но Сонхун ничего не может поделать с этим назойливым чувством. — Сону не придёт, — вздыхает он, откладывая телефон на стол. — Почему? Сонхун пожимает плечами, а скрыть огорчение всё сложнее, но он очень старается. — Так ты расскажешь нам наконец, что между вами? — Чонсон явно решает воспользоваться тем, что на этот раз их только трое. И нет лишних ушей. — Ничего. Друг пинает его под столом. — Да ладно тебе, Сонхун… Давай мы перестанем делать вид, что ничего не видим, а вы перестанете так искусно, в скобочках нет, прятаться от нас. Джеюн усмехается и отпивает кофе. Сонхун бросает на него взгляд в надежде на поддержку, ведь другу совсем ничего не стоит заткнуть Пак Чонсона. Джеюн всегда более деликатен в таких вопросах, поэтому если на чью-то помощь и стоит рассчитывать, то только на его. Но тот лишь приподнимает брови, видимо, тоже ожидая от Сонхуна ответа. — Вы теперь пара? — спрашивает он вдогонку. Время занести его имя в список предателей. Первым пунктом. — Нет. — Можешь признаваться, мы не давим. Да. Конечно. Ни капли не давят. У Сонхуна против его на то воли начинает дрожать нога, он опускает взгляд на еду, но аппетит исчезает, стирая сочный вкус сырной пиццы из его рта. — Мы не пара, — упрямо повторяет он с полным ртом, но кусок не лезет в горло. Чонсон как-то странно давится. Сонхун поднимает взгляд и читает замешательство в его глазах, потом переводит взгляд на Джеюна. Тот выглядит не менее удивлённым и озвучивает все свои предположения разом: — Ты ещё не признался ему, или он уже отшил тебя, или что? Сонхуна бесит, когда его вот так начинают душить его же собственные друзья, какими бы придурками они ни были. Всегда. — Нет. Мы с ним ничего не обсуждали. Это явно не те ответы, на которые они рассчитывали. Джеюн переглядывается с Чонсоном и продолжает: — И? — он как-то странно почесывает шею, а разговор явно катится по наклонной. — Ты собираешься обсудить с ним это или… — Я пока не знаю. Мне особо не в чем ему признаваться, — это звучит немного резко, потому что Джеюн пытается залезть прямо в душу и выводит из состояния душевного равновесия. — Нас всё устраивает. — Ты имеешь в виду тебя всё устраивает? — в тоне Чонсона что-то меняется, добавляя в его слова остроты. И эта перемена никому из них не нравится. — Я не совсем понимаю, зачем вы в это лезете? Тот, который Пак, закатывает глаза, словно, ему сейчас придётся объяснять элементарную математику маленькому, но очень глупому ребёнку; тот, который Шим, осторожно поглядывает на Сонхуна и поджимает губы. — Может быть, это и не наше дело, но… То, что вы постоянно сосётесь у всех на глазах, вызывает соответствующие вопросы, — самый прямолинейный в их троице, как вы уже можете догадаться сами, всегда был, есть и, скорее всего, будет Чонсон. — И если вы ещё это не обсудили, то… звучит очень херово. — Мы… Мы не делаем это у всех на глазах, — оправдание выходит чуть-чуть сбивчивым. — Если ты реально думаешь, что люди вас не замечают, то у меня для тебя очень плохие новости, — качает головой Джеюн. — Буквально весь твой курс только это и обсуждает. Некоторые из них даже нашли меня у тебя в друзьях на Facebook и написали в личку, чтобы узнать подробности! — И мне тоже. Сонхуна сейчас вырвет всей той пиццей, что он съел. — Чего, блин? Какая им разница? Это всё равно ничего не значит, — выдавливает он из горла через болезненный спазм. И буквально перестаёт дышать, захлёбываясь своими же словами. — Что? — удивлённо переспрашивают оба друга одновременно. Они буквально заставляют говорить вещи, которые хотелось спрятать как можно глубже. О которых хотелось бы навсегда забыть. От дозы к дозе это отлично получалось. Потому что когда её действие на исходе, и у Сонхуна начинается болезненная ломка, он до шелушения на коже может расчёсывать свою блёклую метку, срываясь с эмоциональных качелей вниз. — Мы не родственные души. Разве это может что-то значить? — он буквально сейчас умрёт от понимания того, что действительно этим оправдывается. — Сонхун, у тебя беды с башкой? — рыкает Чонсон и у него отпадает челюсть, поэтому Джеюн берёт удар на себя. — Даже если вы не связаны, такие вещи не могут ничего не значить. Это ведь было не один раз. И не два, и не три. Это длится уже почти месяц. — Три недели… — пытается поправить его Сонхун, но друг перебивает его. — Уверен, что люди пишут ему и спрашивают, что между вами. И если ты вообще не сидишь в соцсетях, это не значит, что он тоже, и что на нём такие обсуждения никак не отражаются. Ты хоть сам понимаешь, что ты делаешь? Ты ему нравишься, и если ты не хочешь, чтобы это переросло во что-то серьёзное, тогда не играй его чувствами. Если же ты всё ещё в стадии отрицания, то сначала пройди через неё. — Да нет у меня стадии отрицания, — сопротивляется Сонхун. И чем дольше длится этот разговор, тем сильнее хочется делать это и дальше. Лишь бы только эти придурки оставили его в покое и не ворошили то, что и так выедает нервные клетки. Его снова откатывает назад. Даже дальше стадии отрицания. — Тогда прекрати так поступать с Сону, — очень странно слышать подобное от человека, который носится по свиданиям со скоростью света, чтобы найти свою единственную родственную душу, но Сонхун боится, что в чём-то Чонсон может оказаться прав. Например, во всём. — Ты думал о том, в каком свете его выставляешь? — В каком? — В плохом. Не пользуйся тем, что он не может отказать тебе, и хотя бы не порти ему репутацию. Мы всё ещё живём не в Америке, люди здесь привыкли вешать на других ярлыки. Ему даже нечем защитить себя от сплетен. Не выставляй его легкодоступным. Сонхун никогда не воспринимал Сону в таком ключе. Для него Сону, наоборот, самая сложная головоломка, неизвестный прежде шифр, к которому он, не понимая зачем, пытается подобрать ключ, чтобы разгадать все спрятанные за ним чувства. Но, если это действительно картинка, которую люди видят со стороны, то передайте, пожалуйста, пистолет, Сонхун с радостью застрелится. Пицца так и лезет по горлу обратно. — Можете не соваться в это? Пожалуйста. Я сам попытаюсь разобраться с Сону, когда смогу, — выдавливает он слово за словом и видит, как Чонсон всё ещё хочет что-то сказать, но Джеюн останавливает его. Самый отвратительный в жизни разговор наконец закончен. Воцаряется молчание. А Сонхун всё ещё с трудом подавляет рвотные позывы. После этого разговора он чувствует себя мерзко. Он даже два дня всячески избегает Сону, чтобы не провоцировать себя. Когда в пятницу вечером друзья, как всегда, планируют встретиться где-нибудь и повеселиться, он пишет в чат, что не придёт, потому что у него тренировка. На самом деле, все знают, что он обычно тренируется в выходные рано утром, но принимают его сообщение как факт. Сонхун не врёт, он правда приходит на каток, как и всегда, когда ему надо прочистить голову от ненужных мыслей. Иногда он даже может пообщаться здесь с детьми, помочь им встать на коньки — всё это действительно успокаивает. Но сегодня у него самого плохо получается стоять на ногах, а тройной тулуп размазывает тело по льду. Тренер постоянно твердит, что настроение надо уметь оставлять за пределами катка, но у Сонхуна редко получается. Самое ироничное в этом то, что он всегда производит впечатление неэмоционального и очень сдержанного человека, но лёд давно превратился в его лакмусовый индикатор. Сонхун падает на лёд у края катка и, перевернувшись на спину и раскинув руки в стороны, закрывает глаза, прислушиваясь к ощущениям во всем теле, как при медитации. Правда, во время медитации надо сконцентрироваться на безмыслии, а у него на обратной стороне век мерцающие огни. Точно такие же обрамляли лицо Сону в полумраке клуба. Стоит вспомнить, и по животу сладкой волной бегут мурашки, а во рту немного горчит. Мысли о Сону теперь всегда отдают горько-сладким послевкусием. Сонхуну надо понять, что теперь делать с их марафоном поцелуев. Пока всё не зашло слишком далеко. Пока он всё ещё может попытаться вернуться на старт. И забыть всё, что произошло, как нелепый сон о самой красивой мечте. Надо сказать, что ему не нужны эти недоотношения. Один раз и громко. Сказать и Сону, и самому себе. Такое Сону точно поймёт с первого раза. У них ничего не получится, ничего не получится, точно ничего не получится. Как будто Сонхун не знает, что бывает с людьми без парных меток, как они могут мучить друг друга, как остаются вместе, только чтобы не прожить всю жизнь в одиночестве, как они, не связанные единой нитью судьбы, изменяют друг другу, ломают друг друга, убивают друг друга. Он знает много диких историй. Да, без связи это именно дико. Это отклонение от принятой нормы. Это сплошные проблемы. Это всё наизнанку. Говорят, родственные души — это идеальное совпадение не только на генетическом, но на и духовном уровне, поэтому они понимают и чувствуют друг друга в подсознательном плане, так сказать, на уровне тонкого тела. Сонхун точно не знает, как это проявляется физически и психологически, потому что никогда не чувствовал ничего подобного. Он разве что может это нафантазировать. Но взять, например, опять же хёна и Чонвона. Несмотря на все их отличия, начиная от вкусов и заканчивая характерами, в чём-то они как разлучённые в детстве близнецы. Иногда кажется, что они умеют понимать друг друга глазами. А слова — это так, бренность материального мира. Сонхун же не уверен, что когда-нибудь сможет понять Ким Сону. Он как парадокс: сколько ни думай, ответ не найти. Может быть, только если очень сильно постараться? Подпустить ещё ближе. И что потом? Как дальше представить жизнь без связи? С другой стороны, иной связи в его реальности уже не будет. И Сонхун чувствует себя просто ужасно, когда думает о том, что его друзья правы, и при всех возможных раскладах Сону — его самый лучший шанс начать новую жизнь. Но это слишком расчётливо. И ему снова кажется, что его вот-вот вырвет той самой сырной пиццей, хотя прошло уже два дня. — Хён? Сонхун не сразу понимает, что обращаются к нему, но когда голос раздаётся снова, он открывает глаза и видит склонившегося через ограждение катка Чонвона. — Я сначала подумал, что ты соврал про тренировку, но решил поискать тебя здесь. Сонхун поднимается и отряхивается. — Почему ты не с остальными? — Соврал, что мне позвонили родители, — мелкий пожимает плечами и улыбка рождает очаровательные ямочки на его щеках. — Врать не хорошо. — Кто бы говорил, хён… Я просто захотел составить тебе компанию, на случай, если тебе вдруг нужно, чтобы кто-то был рядом. В отношениях Чонвона и Сонхуна есть что-то особенное. Они почти всегда честны друг с другом и легко могут высказать то, что думают, без страха обидеть. И, конечно же, они никогда не осуждают друг друга за эту честность. Каждый раз, когда Чонвон ссорится с хёном, что бывает достаточно редко и всегда из-за какой-то очень тупой ерунды, он всегда приходит именно к Сонхуну, чтобы попросить совета или пострадать о своей нелёгкой жизни. — Они нажаловались тебе на меня? — спрашивает Сонхун, подкатив ближе, и опирается спиной на бортик. — Ну, типа того, — признаётся мелкий. — Чонсон-хён немного поворчал, сказал, что ты ведёшь себя как мудак, но потом пришёл Сону-хён, и он заткнулся. Что скажешь в своё оправдание, хён? А что тут говорить? — Ну, наверное, так и есть, — вздыхает Сонхун. — В целом со стороны всё так. — А внутри? Внутри пока всё очень сложно. Он даже не знает, реально ли это разъяснить словами. Как можно признать перед кем-то то, что ты не можешь сделать даже наедине с собой? — Просто скажи: так же или нет? Это вопрос на да-нет. — Нет. Внутри не так. Чонвон подбирается ближе и обнимает со спины. Сонхун в целом не очень любит, когда его обнимают даже родители, но терпит, зная, что мелкий так проявляет свою привязанность. — Лучше или хуже? Даже такие простые вопросы не помогают. У него внутри чёрная дыра, в которую его засасывает неконтролируемым притяжением. Только он не знает, есть ли по ту сторону жизнь. — Не знаю. Он вызывает во мне чувства. Но у меня нет никаких гарантий, что они правильные. Чонвон вздыхает ему прямо в затылок, зарывшись носом в волосы. — Ты всё ещё переживаешь из-за того, что у тебя больше нет родственной души, да? Очевидно. Было бы странно не переживать из-за этого. Сонхун делает это с самого детства, просто он уже настолько привык к этому перманентному состоянию, что порой ему даже кажется, что переживаний больше нет. Но они, сука, есть. И всегда знают, когда вылезти наружу. Он лишь кивает. — Ты ведь знаешь, что у многих людей нет родственной души, да? И они встречают кого-то ещё. Конечно. Он знает, что другие люди в его ситуации как-то живут без родственных душ. Только это настолько непонятный и уникальный паттерн, что Сонхун даже представить себе не может, как такое работает. Методом проб и ошибок? — Я думаю, что тебе повезло, хён. — В смысле? Чонвон похлопывает его по плечам, не размыкая рук. — Что у тебя всё же есть метка. Ты уже знаешь, что можешь двигаться дальше. Было бы хуже, если бы её не было, но твоя родственная душа была мертва. А ты бы продолжал её ждать. Таким людям намного сложнее… — Я знаю, — давит из себя Сонхун, только от этих слов ничуть не легче. — Я уверен, что Чонсон-хён втайне переживает из-за этого, хоть ему только двадцать один… Но никто не хочет проводить свою молодость в ожидании. Сложно что-то ответить, поэтому Сонхун мычит, поддерживая слова Чонвона-мыслителя, и продолжает терпеть его объятья. — Хён… Я знаю, мы все живём по привычной схеме. Девять из десяти просто ждут, затем встречают свою родственную душу примерно до тридцати, создают счастливую ячейку общества и разве что не умирают в один день. Но есть и другие истории: люди без меток, с блёклыми метками, и даже те, кто отказывается быть со своей родственной душой по ряду причин и сам выбирает себе партнёра. Ты не один. И это нормально. У тебя всё равно есть выбор. Метка — это не всегда главное. — Легко говорить, когда у тебя она есть. — Поверь мне, она совсем не делает жизнь легче. Помнишь, когда мы только познакомились, у нас с хёном были проблемы… — …потому что он охренел от того, что его родственная душа учится в средней школе. Хотя с виду казалось, что тебе вообще лет десять, не больше… — перебивает Сонхун, за что получает хлопок по макушке. — И он сказал, что хочет немного подождать с отношениями, до тех пор пока я не закончу старшую школу. А потом, после разговора с тобой, хён вдруг пришёл и сказал, что мы попробуем. — Да, я помню. — Что ты сказал ему? — Что через год тебя может сбить машина, — отвечает Сонхун, потому что отлично помнит тот день. Это была единственная фраза, которую он сказал хёну тогда. Удивительно, что она подействовала. Наверное, когда есть живой пример перед глазами, слова сразу обретают смысл. — На самом деле, нам не всегда легко понимать друг друга. Порой мы можем ссориться из-за очень глупых причин, из-за нашей разницы в возрасте, и связь совсем не помогает... — звучит, конечно, так, будто между ними пропасть в два десятка, а не в три года, но Сонхун молчит. — Мы как-то пытаемся прийти к компромиссу, учимся прислушиваться к мнениям друг друга. Но раньше я часто думал о том, что было бы лучше, если бы мы встретились чуть позже, и это угнетало меня. — Мы не выбираем, когда встретить свою родственную душу. — Но мы выбираем, остаться с ней или нет. У нас намного больше выбора, чем ты думаешь, хён. Ты привык к мысли о том, что в твоей жизни никого не будет. Я понимаю, что это помогало тебе двигаться вперёд всё это время, ты используешь веру в это, как броню, но… Хисыни-хён прав. Тебе надо перестать жить под этой бронёй. Мир давно изменился. Мы не в средневековье. Ты можешь быть с кем захочешь. Это всё в твоей голове. Тебе просто нужно научиться впускать в свою жизнь тех, кто хочет в ней быть. Попробуй хотя бы раз… Я не говорю, что ты должен попробовать именно с Сону-хёном. Он не единственный вариант. И я не собираюсь капать тебе на мозги из-за этого. Но постарайся не обидеть его, хорошо? Думаю, ему тоже непросто жить с такой же блёклой меткой. Ты должен понимать это лучше остальных, верно? Отвратительно то, что такие вещи ему говорит именно мелкий. Иногда Сонхуну кажется, что из всех его придурошных друзей в жизни разбирается только Чонвон, а за его бойким поведением скрывается очень понимающая натура. — Ты точно учишься в старшей школе? Откуда столько взрослых мыслей? — хмыкает Сонхун, наконец высвобождаясь из объятий, потому что в таком положении у него уже порядком затекла шея и предплечья. — Ну, кто-то же в нашей компании должен иметь мозги в голове, а не в жопе. И кстати, ты старше всего на два года, так что… в зависимости от индивидуального умственного развития, вполне может оказаться так, что мы одногодки или даже я твой хён. Ян Чонвон — самое мелкое, дерзкое, милое и одновременно ласковое звено компании. Всё в одном флаконе. Но, наверное, если бы он не был таким, среди его друзей действительно были одни безмозглые придурки. После этого разговора Сонхун чувствует себя немного лучше. Не то чтобы у него сразу отпали все сомнения, но он впервые задумывается о том, что, может быть, может быть, может быть… его лживая свобода не такая уж и лживая? Может быть, у него получится сделать её настоящей? Может быть, если он выпустит свою старую и уже сгнившую мечту на свободу из клетки, то сможет отыскать новую? А что, если его новая мечта намного ближе, чем он может себе представить? Сонхун ищет ответы на эти вопросы, и все они приводят его лишь к Ким Сону.~~~
После почти бессонной ночи, Сонхун забегает в кофейню рядом с университетом, чтобы влить в себя кофе, потому что у него закончились пакетики с растворимым, а проснуться перед первой парой по физиологии всё ещё жизненно необходимо. Он берёт Айс Американо и сэндвич, чтобы заодно не умереть от голода, и, пока его заказ в очереди, отходит в сторону и рассматривает витрину с фирменными чашками. А когда слышит за спиной знакомый голос, то чувствует себя так, словно кто-то сильно пнул прямо под колени. — Прекрати уже жаловаться, я переписываюсь с тобой каждый день. — Ага… только каждый раз, когда я хочу увидеться со своим лучшим другом, у него теперь постоянно возникают какие-то дела, — Сонхун не знает, что это за низкий голос, но не оборачивается, чтобы не выдать своё присутствие. — И вообще, с каких это пор ты шляешься по клубам и барам? С тех пор, как по ним ходит твой Пак Сонхун? Всё тело цепенеет. Теперь Сонхун знает, что точно не обернётся. Сердце с гулом долбится под кадыком. Тот факт, что прямо сейчас Сону обсуждает его с кем-то незнакомым, заставляет дрожь зарождаться где-то внутри. — И что в этом плохого? — защищается Сону, Сонхун уже знает эту интонацию. — Логично, что я хочу проводить с ним больше времени. Если ты ревнуешь, так и скажи. — Я не ревную, хён, — спокойно отвечает низкий голос, и его глубина идёт вразрез с тем, что говорящий человек младше Сону. — Я переживаю за тебя. Ты сам на себя не похож, с тех пор как начал бегать за ним… Я уже вообще не понимаю, что у тебя в голове. Может быть, тебе следует немного притормозить, хён? — Ты предлагаешь мне сдаться, после того как я так далеко зашёл? — Вот именно, хён. Ты зашёл слишком далеко! И я жалею, что вовремя не остановил тебя. Ради чего всё это?.. Ради того, чтобы он бросил тебя через месяц? Слова взрезают реальность, как острое лезвие скальпеля. Сонхун никогда бы не подумал, что мнение незнакомого человека может его настолько задеть. А теперь он стоит и чувствует себя нанизанным на иглы: они по всему телу, вонзены до самых нервов, лишая движения. Так можно пытать людей до смерти. — Не говори так, а то сглазишь! — чуть повышает голос Сону, но всё равно звучит очаровательно. Возможно, у Сонхуна всё же есть подсознательный кинк на его голос с самой первой встречи. Он готов слушать его часами, если можно. Желательно ASMR. — Да было бы что… — хмыкает незнакомец, и Сонхун хочет увидеть его лицо. — Он всего лишь пользуется тобой, когда ему удобно. По крайней мере, судя по твоим рассказам, всё выглядит именно так. Надеюсь, что ты не позволишь этому зайти дальше, хён. Другие могут посчитать тебя легкодоступным. Это слово нужно навсегда вычеркнуть из всех словарей мира. Потому что Сонхун уже ненавидит его. И если люди видят всё, что происходит между ними, сквозь такую призму, пусть выколют себе глаза. И если поведение Сонхуна стало причиной подобных слухов, то он полностью возьмёт вину на себя, лишь бы это слово больше никогда не пыталось уцепиться за Сону своими мерзкими щупальцами. Только скажите, как. — В смысле? Как ты говоришь со своим хёном, мелочь пузатая! — возмущается Сону, и обида в его голосе такая сочная. — Я же не позволяю целовать себя кому-то ещё! — Ну, извини, что говорю как есть, хён. Если тебя устраивают свободные отношения с его стороны, то… — Это не так! Ты не понимаешь… Агрх, если он не сделает первый шаг, я сделаю его сам, просто я хочу немного подождать. То, что Сону приходится оправдываться вот так даже перед близким другом, вызывает у Сонхуна волну отвращения к самому себе. И страх, который липкими мурашками скользит по ладоням. Он точно не сможет прямо сейчас взглянуть Сону в глаза. Никак. Не-а. Точно. Поэтому он достаёт из кармана джинс AirPods, для вида затыкая уши, и поглядывает на дверь, обдумывая, как бы лучше сбежать. Но от следующей фразы деревенеют ноги. — Всё равно это закончится плохо, хён. Сонхун не выдерживает и чуть оборачивается через плечо, замечая светлую макушку стоящего к нему спиной Сону. — Почему? — спрашивает тот намного тише. Возможно, он говорит что-то ещё, но слова теряются в общем шуме, а Сонхун оказывается не готов к тому, что нужно напрягать слух. — Ты знаешь, почему, хён, — парень рядом с ним тоже понижает голос. Сонхун не может разглядеть его лица, но по пиджаку догадывается, что это школьник. — Потому что ты заварил такую кашу, и я не очень представляю, как ты собираешься её расхлёбывать. Рано или поздно тебе придётся всё рассказать. — Рики, прекрати уже это повторять!.. — Ну, будет хорошо, если я ошибаюсь. Мозг повторяет попытку сопротивления, пытается заставить тело сдвинуться с места. Нужно уйти. Сейчас. Вот прямо сейчас. Пока ещё не поздно. Пока ещё есть шанс. Иначе… — Заказ для Пак Сонхуна! Именно так. Сонхун разворачивается, делает вид, что только-только вытащил наушники, и очень хочет верить, что удивление на его лице выглядит достаточно естественно, когда их с Сону глаза встречаются. — Хён?.. — Привет, — он неловко поджимает губы, потому что в ушах слишком громко стучит пульс. — Что ты здесь делаешь? Может показаться, что в данной ситуации это самая тупая фраза, которой следовало бы начать разговор, учитывая, что они в кафе. Но благодаря ей испуг в лисьих глазах растворяется, а уголки губ чуть приподнимаются в улыбке. Придётся прикинуться дураком ради всеобщего блага. Под всеобщим благом мозг Сонхуна, конечно же, подразумевает: «Ради того, чтобы Сону улыбался». Бариста вновь называет его имя. Забрав заказ, Сонхун возвращается к Сону, потому что было бы слишком невежливо просто уйти, и теперь у него есть возможность получше разглядеть его спутника. У паренька совсем детское лицо: широкая переносица без коррекций, тонкие губы и глаза азиатской формы, без искусственного двойного века, чёрные прямые волосы. На нём светло-серая форма старшей школы, при этом они почти одного роста, и, судя по имени на нашивке пиджака, он не кореец. — Сонхуни-хён, это мой друг Рики… — говорит Сону, лисьей лапкой указывая на парня рядом. — Я Пак Сонхун. Рики пожимает протянутую ему руку, и его рукопожатие достаточно крепкое и уверенное. — Я знаю, сонбэ. Сону-хён всегда много про тебя говорит. Есть в его словах ловушка. Сонхун знает, что не должен попасться в неё. Он не хочет выдать то, что стал невольным свидетелем разговора, который совсем не предназначался для его ушей. — Да? — он чуть приподнимает брови, чтобы более естественно выразить удивление на лице, и смотрит на Сону. — И что же? — Ничего такого, просто рассказываю, как я провожу время с тобой и ребятами, хён, — слишком очевидно врёт Сону, но его щёки предательски пламенеют. Он неловко заправляет прядку волос за ухо и бросает на Рики тот самый взгляд, которым вы обычно пытаетесь подать вашему другу тайный знак. Сонхун буквально видит себя и своих придурошных друзей со стороны. Бариста вновь приходит на помощь, сообщая, что заказ Сону готов. Айс Американо и круассан, которые из его рук тут же забирает Рики, а также баночка с мороженым. — Сегодня обещали плюс двадцать пять и повышенную влажность… ах… — вздыхает он и жмурит глаза. Рики молча отпивает кофе. Сонхун не понимает, почему он всё ещё здесь, и почему не может найти в себе силы уйти. Как и не понимает, чего именно он ждёт. Ким Сону, как магнит, удерживает его рядом. — Идёшь на занятия? Я могу проводить, — на самом деле, он не может, иначе опоздает на пару, ведь корпус Сону находится совсем в другой стороне, но Сонхун уже близок к этому шагу. Зачем вообще тащиться на пару по физиологии, если есть более приятное времяпрепровождение? — Ох, нет, я обещал Рики провести небольшую экскурсию по территории. Он как раз решает, куда поступать в следующем году, так что… — Хён, нам пора. Идём, — подаёт голос Рики, а его взгляд всё сканирует Сонхуна, прожигая насквозь. — Мне надо успеть в школу после обеда. Сону уйдёт. Прямо вот сейчас. Сонхун не знает, что должен сказать или сделать, поэтому лишь кивает, и тут его взгляд падает на баночку мороженого. — Это мятный шоколад? — Ага. Это мой любимый вкус, — улыбается он, зачерпывая лакомство пластиковой ложечкой. — А твой, хён? Сонхун задумчиво хмыкает. — Не знаю… Не могу сказать, что мне нравится какой-то определённый вкус. Я не очень люблю мороженое, мне больше нравится айс-кофе, — отвечает он немного сбивчиво, потому что вся его система координат шатается из стороны в сторону, как маятник Фуко, ведь (если вы ещё не поняли!) Сону сейчас уйдёт. Горло душит такая сочная палитра противоречивых чувств. — Может быть, ты ещё попробовал недостаточно вкусов, — задумчиво отвечает Сону, продолжая ковырять мороженное. — Если попробуешь много разных, то сможешь найти тот, который тебе нравится больше всего. Он поднимает взгляд, и этого каждый раз достаточно, чтобы стереть в пыль все стены, что Сонхун старательно воздвигает. Нужно будет уже задуматься о приобретении местечка на кладбище. Ведь в какой-то момент сердце реально может не выдержать таких нагрузок. — Хочешь начать с мятного шоколада? Кто он такой, чтобы сказать: «Нет», даже если Сону вдруг предложит ему цианид? [1] Он готов есть с его рук всё, что угодно. Сонхун кивает и послушно открывает рот, когда Сону протягивает наполненную мороженным ложечку, и заглатывает её, возможно, чуть глубже чем следовало, сомкнув губы. В глазах напротив бушует настоящая буря, и если Сону выберет быть сверкающей молнией, Сонхун согласится быть рокочущим вдогонку громом. Если ему будет позволено. Ложечка выскальзывает изо рта. Мороженое приятно тает на языке. — Сонбэ, извини, но если я не заберу у тебя сейчас Сону-хёна, то мы ничего не успеем, — говорит Рики, настойчиво опуская ладонь на плечо своего маленького хёна. — Да, конечно. И ты можешь называть меня «хён», не нужно формальностей, — вежливо отвечает он, но не отводит взгляда от лисьих глаз. Когда Сону, вновь зачерпнув мороженое, облизывает ложечку следом, внизу живота начинает зудеть так гулко, будто отбойным молотком долбят старый асфальт. Сонхун уверен, что не только он подумал про косвенный поцелуй. И взгляд лисьих глаз это подтверждает. Сону прощается и выходит из кафе, а Сонхун так и не отпил свой кофе, потому что сладкий, чуть холодящий вкус всё ещё растекается по его языку. В следующий раз он хочет попробовать мятный шоколад у Сону во рту.«A little less conversation, and A little more touch my body 'Cause I'm so into you» Ariana Grande - Into You