«Everything that you are was all I'm dreaming of And if I can break enough to show you that I need us I'd give up everything I have (girl) just for you. It's you. You, it's you». 헨리 — It's You
Проходит почти месяц, но в лучшую сторону ничего не меняется. Одного взгляда лисьих глаз достаточно, чтобы не переступать черту. Сонхун, конечно, хотел бы попытаться поймать Сону и заставить его поговорить. Хотя бы ещё один раз. Но пока не готов жертвовать своими руками и ногами. Так что лишь наблюдает со стороны и ждёт момента, когда же Сону наконец сжалится. Иногда Сонхун приходит к его факультету (ну то есть всегда, когда у него есть свободная минута) и ищет взглядом знакомую, теперь уже тёмную макушку. А в воздухе кружат первые, оторвавшиеся от веток, алые листья клёна. Сону продолжает общаться с Чонвоном. Только так Сонхун понемногу узнаёт о том, как у него дела, когда мелкий всё же сдаётся, видя, как страдает его непутёвый хён, и проявляет милосердие. Как-то раз Сонхун не выдерживает и спрашивает, интересуется ли Сону тем, как дела у него, и, когда Чонвон лишь качает головой, чувствует себя опустошённым. А ещё Сону внёс его номер телефона в чёрный список и заблокировал в KakaoTalk, чтобы пьяный Сонхун больше не писал и не звонил ему среди ночи, умоляя вернуться, а также полностью удалил свой аккаунт в Instagram, скорее всего, потому что люди писали ему туда отвратительные вещи. Хорошо, что несколько друзей продолжают с ним общаться, несмотря на всё произошедшее, и заставляют его улыбаться. Этим Пак Сонхун пытается как-то утешить себя, когда его снова начинает кусать совесть за все те мерзкие слова, что от злости сорвались с языка. Усталость от всей этой затянувшейся ситуации уже превратилась в какое-то перманентное состояние. Сонхуну постоянно плохо. Прямо вот тошно. Он вывозит с непосильным трудом. И всё ещё ищет ответы на вопросы, которые Сону выжег в его сердце. Даже впервые за последние несколько лет приходит в храм. Слушает буддийские мантры местного монаха, вдыхает тонкий аромат сандала и пытается медитировать. Но все его мысли так или иначе закольцовываются на Сону. Что, если они и в самом деле те самые разлучённые звёздами возлюбленные? Мечтают вырваться из плена всевышних сил, но не могут. Что, если они правда никогда не были родственными душами? Что, если они каждый раз пытаются, пытаются, пытаются, но никак не могут остаться вместе? Борются, бунтуют, ошибаются, оступаются, упускают тот самый нужный момент, ломаются, сдаются… Что, если их стараний снова недостаточно? Что ещё нужно исправить, чтобы у них наконец получилось? Если бы Сонхун мог узнать, за что получил такую карму, он бы всё сделал как надо. Но Вселенная, конечно же, не щедра на подсказки. Неужели она не может хоть чуть-чуть пожалеть его? И ткнуть носом в то, что он должен понять. Но нет. Как-то Чонсон зовёт золотое трио выпить, а сам опаздывает. Джеюн названивает ему, но в ответ слышит лишь поток какой-то неадекватной брани. Чонсон приезжает чуть ли не через два часа, весь в мыле, растрёпанный и с такой поникшей рожей, что даже страшно. — Почему так долго? — фыркает Сонхун, раз уж настала его очередь поиздеваться над другом. — Тебя что, преследовали якудза? Чонсон плюхается на стул, как зомби. — Пацаны, не поверите! Я нашёл свою родственную душу. У Джеюна отпадает челюсть. — Ну, наконец-то, — восклицает Сонхун, сложив ладони вместе, словно для молитвы. — Высшие силы нас всех услышали. Ну, и что? Где он? Или она? — Я, бл*ть, не знаю! В этом и проблема! Теперь челюсть отпадает уже у Сонхуна: — Как это не знаешь? С этого момента Пак Чонсон начинает рассказывать свою охрененно увлекательную историю: — Короче, я попал в дикую пробку в дороге, часа на два. Там даже если мигалку включить, особо не проедешь. Короче, мой шофёр сказал, что я быстрее доеду на метро три станции. Еду я, значит, спокойно эти три станции, собираюсь выходить из вагона, выхожу! Понимаете? Выхожу! И тут в вагон заходит девушка, и… вот! Он взмахивает ладонью. На тыльной стороне чёрнеет символ бесконечности. — Ну, так… что с этой девушкой? — В том-то и дело, что я не знаю! Двери закрылись! Закрылись, понимаете?! Я ждал следующий поезд на другой стороне, но она не вернулась. Я поехал на следующую станцию — и там её нет. Потом обратно на свою. Грёбанное метро! Я даже лица её не разглядел. И потом до меня дошло самое, блин, криповое: она была в группе туристов! Они зашли все вместе. С ними был гид, и у них были чемоданы. И я даже не знаю, на каком языке они разговаривали! — На английском? — настороженно спрашивает Джеюн. — Ты считаешь, что я совсем дурак и английский от корейского не отличу? — огрызается Чонсон. — Точно европейский язык. Ну, они там все были с европейскими лицами. Но не испанский! Его бы я тоже узнал. — Может, французский? — предполагает Джеюн. — Что-то типа парлэ ву франсе? Мерси боку? — Точно нет. И не немецкий, я пытался его учить в средней школе. Звучит так, словно Пак Чонсон — профессиональный лингвист. Вот умора. Сонхун усмехается и, опрокинув в себя стопку соджу, отпускает шуточку в отместку за все унижения, через которые друг заставляет его проходить уже N-ое количество лет: — Надеюсь, что она русская. Чтобы у тебя язык сломался сразу на слове «Здравствуйте». — Смешно тебе, бл*ть, Пак Сонхун?! Чонсон аж огнём дышит, когда Сонхун заливается звонким смехом, проговаривая с трудом сквозь слёзы: — Честно? Очень. Эту историю про то, как богатый мальчик решил первый раз в жизни прокатиться на метро, можно теперь рассказывать детям на семейном стендапе. — Делать-то мне теперь что?! — Если она туристка, то можно поискать её в самых популярных туристических местах, — задумчиво отвечает Джеюн. — Кёнбоккун там… Или Намсан! — Наверное, она уже написала что-то на портал «ГдеМойСоулмейт», — говорит Сонхун, наконец отдышавшись после приступа смеха. — Ты тоже можешь выложить туда пост и фотки своей метки. — А если нет?! — Прекрати ныть, на вот, запей горе, — продолжает дразниться Сонхун и вручает Чонсону стопку соджу. Тот ворчит, но опрокидывает алкоголь в себя. Все вместе они оформляют пост, указав в подробностях место и время встречи, после чего Чонсон начинает маниакально мониторить чужие посты и обновлять страницу каждую минуту в надежде на новое уведомление. Сонхун и Джеюн решают не отвлекать его от столь ответственного занятия и особо не заставляют включаться в разговор. А ещё краем глаза Сонхун замечает, как у Джеюна чуть подрагивают уголки губ, когда он пытается улыбаться. Очевидно, почему. Ведь он остался последним без метки и теперь начнёт жёстко загоняться по этому поводу. Сонхун пытается подбодрить его, похлопывая по плечу, и заказывает ещё парочку шотов. К полуночи он в общаге и снова пьяный. А это значит, пришло время для сеанса самоистязания: Сонхун начинает вспоминать вещи, которые добивают его ещё сильнее. Например, о том, как однажды он отрубился прямо в кинотеатре, а когда проснулся, Сону уже сидел у него на коленях и тоже спал, уткнувшись ему в шею. Или как Сону измазался мороженым, но вместо того чтобы ответить ему, с какой именно стороны остались следы, Сонхун слизывал их, не позволяя Сону отвернуть лицо. Как Сону выдыхал сладкий дым ему прямо в рот, когда Чонсон затащил всю банду в кальянную, и друзья весь вечер называли их отвратительными. И как Сону обиделся из-за молока, и Сонхуну пришлось в полтретьего ночи переться в ближайший круглосуточный на территории общежития и искать то самое, со вкусом дыни. И как Сону всячески мешал и смеялся, когда Сонхун пытался заплести ему маленькие косички и закрепить их детскими заколками. А ещё как Сону кошкой выгибался под ним, вцепившись в пальцы Сонхуна, пока тот оставлял россыпь поцелуев на задней стороне его шеи в перерывах между ритмичными толчками. Или как Сону обводил черты его лица, думая, что Сонхун спит, а Сонхун просто притворялся, лишь бы насладиться этой лаской как можно дольше. Этих сводящих с ума воспоминаний целая бесконечность. А Сону так и не разблокировал его номер. — Просто дай ему время, — утешает Хисын, поглаживая по спине, когда Сонхун приходит к нему пострадать. — Ты ведь не стал слушать его. Теперь жди, когда он сам захочет с тобой поговорить. — А если он так и не захочет? — давится Сонхун, не поднимая головы, лбом уткнувшись в скрещённые на столе локти. И слышит, как хён открывает вторую бутылку соджу. — Так не бывает. Он ведь тоже человек, и у него есть к тебе чувства. Дай ему соскучиться и обдумать все твои и свои ошибки. Он ведь знает, что ты ждёшь. Вот и жди. — С Чонвоном это прокатывает? Он сильно сомневается в том, что это вообще рабочая схема, но пытается найти хоть какое-то утешение в словах хёна. — Я не довожу с Чонвоном до такого, — звучит как очередной упрёк, Сонхун слышит их везде. — Но… в теории, думаю, что могло бы. От этой теории ничуть не легче. Ему уже кажется, что он сдохнет быстрее, чем Сону его простит. В конце октября Чонсон вытаскивает всех в клуб на тематическую вечеринку по случаю Хэллоуина. Сонхун приходит без костюма, потому что считает, что и так выглядит как зомбак. Так что сегодня он просто в кожанке и джинсах. На самом деле, он вообще не собирался идти и планировал отмазаться тренировкой на катке, но Джеюн после последней пары негромко шепнул ему на ухо: «Возможно, там будет Сону». И вот Сонхун в клубе. Сону тоже где-то здесь со своими преданными друзьями. Сонхун уже видел его силуэт пару раз в толпе. Вокруг, на удивление, много знакомых лиц. Джеюн закатывает глаза и сварливо отвечает, что если бы Сонхун хоть иногда заходил в соцсети и смотрел обновления на страничке их курса, он бы знал, что многие собирались на эту тусу. Хочется сказать, что всё, как всегда, но нет. Мелкий впервые пьёт колу и не жалуется. Хисын сидит спокойно и не трясётся над мобильным телефоном, потому что родители Чонвона отпустили того до самого утра. Джеюн, походу, всё ещё чутка депрессует из-за того, что остался единственным без метки. А Чонсон больше никого не клеит. Со своей обретённой родственной душой он, кстати, так и не встретился, потому что она опаздывала на самолёт. Зато они всё-таки нашлись в интернете и теперь общаются через видеозвонки. Бог знает на каком языке. Наверное, на английском. А Сонхун сегодня не пьёт текилу. Только соджу. Он пытается держать Сону в поле зрения, наблюдая за ним с VIP-балкона. У того на голове мигающие алыми огоньками дьявольские рожки, он одет в ярко-красную клетчатую рубашку поверх чёрной футболки, и в кои-то веки на нём нормальные джинсы. Сону в компании друзей пьёт какой-то явно сладкий голубой коктейль, скорее всего, с Блю Кюрасао, смеётся, и Сонхун ни разу не чувствует на себе его взгляд. Даже обидно. После пятой стопки соджу всё происходящее вдруг кажется настолько неправильным. Больше нет сил это терпеть. Сколько ещё мучиться? Разве Сонхун уже не признал достаточно? Он отказался от своего прошлого. Отказался от своей метки. Он и не хочет больше знать, как это с меткой. Ему достаточно знать, как это без неё. Ему больше ничего не нужно. Он всю жизнь мечтал только о том, чтобы у него появился Сону. Этого мало? Чего ещё Сону от него хочет? Сонхун встаёт настолько резко, что Джеюн даже не успевает среагировать и, может быть, поймать его за руку, чтобы уберечь от глупостей. А фразой: «Эй, ты куда?», брошенной вслед, его не остановить. Только оказавшись у барной стойки, где тусуются Сону и его компания, Сонхун понимает, что всё то время, что он спускался по лестнице, его сердце не стучало. К удивлению, Сону смотрит на него, скорее, растерянно, чем равнодушно или холодно. Сонхун пропускает: «Привет. Как дела? Можем поговорить?» и сразу же выпаливает почти срывающимся голосом: — Слушай, Сону, я так больше не могу. У меня нет ответов на твои вопросы, но… Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты простил меня? Чтобы ты поверил, что я правда хочу этого? Я сделаю всё, что угодно. Пожалуйста, бл*ть. Они смотрят друг на друга, и Сонхун уверен, что в его глазах точно можно прочитать ещё больше, чем он только что сказал. Вдруг Сону сможет сам найти в них те ответы, которые ему нужны. Сонхун готов открыть перед ним душу. Она уже почти нараспашку. — Хён, — на секунду кажется, что взгляд лисьих глаз смягчается, но… — Сейчас не самый подходящий момент и место, чтобы говорить об этом. Давай в другой раз? Сонхуну плевать на грохочущую музыку, на людей вокруг, на звон бокалов, смех, алкоголь в крови. Он хватает Сону за руку, не позволяя уйти. — Нет. Я не отпущу тебя, пока мы не поговорим. Сегодня. Сейчас. Ему плевать. Даже если Сону выкрутит ему суставы или выбьет колено, после чего о коньках придётся забыть — он хочет вырваться из этого бесконечно длящегося дня сурка. — У тебя какие-то проблемы? — у Сону за спиной появляется высокий парень, тот, с которым они всегда ходят вместе на пары, и закидывает ему руку на плечо. А рядом та самая невысокая девушка, которую Сонхун видел с Сону в клубе ещё весной. Походу, кстати, у них с этим пацаном парные метки. — Мы разговариваем, — бросает он резко и руку Сону не отпускает. — Оставьте нас, пожалуйста. Парень хмурит брови и уже собирается ответить, но девушка начинает говорить первой: — Сону пришёл сюда с нами, — замечает она очень дипломатичным тоном. — Мы бы хотели забрать его, чтобы поиграть вместе. Вы ведь можете поговорить в другой раз? Тебе ведь не горит? И улыбается так вежливо-вежливо, хотя сама только что хоть и завуалированно, но послала Сонхуна нах*й. Он пристально смотрит на Сону прямо вот в упор и до последнего надеется, что тот сдастся и согласится на разговор, но вместо этого слышит: — Хён, отпусти, пожалуйста. Ну, что ж. Сонхун хотя бы пытался. Поджав губы, он послушно делает то, что просят. А затем разворачивается и уходит, потому что снова накатило, и ему опять так плохо, что он собирается напиться в хлам. А дальше будь что будет. — Как насчёт текилы? — Сонхуну даже мерещится, что это тот же самый бармен, который дважды спас его от грехопадения в мерцающих огнях. — Абсент. Чтобы вот прямо нах*й унесло. Он успевает прикончить вторую стопку, когда Хисын появляется у него из-за спины и ловит за руку, отнимая третью: — Прекрати пить. Сонхун протестует, пытаясь дотянуться до заветной стопки абсента, а напиток начинает выплёскиваться за края, заливая пальцы. — Кому какая разница, — рычит он. — Отстань от меня. Но хён бескомпромиссно передаёт стопку Джеюну, который стоит от него по другую руку. И теперь спасительный абсент ещё дальше. — Тебе нельзя пьянеть. Лучше сходи и немного проветрись, — этот строгий тон хёна можно услышать довольно редко, только в исключительных ситуациях. Напрашивается вывод, что это она и есть! — Мы уговорили друзей Сону присоединиться к нам и во что-нибудь поиграть. И, возможно, после этого Сону захочет с тобой поговорить, если ты будешь вести себя нормально. Поэтому возьми себя в руки. Иди умойся холодной водичкой, протрезвей немного и приходи к нам на второй этаж, хорошо? Сонхун просто хочет влить в себя абсент, но послушно кивает. Бармен понятливо ставит перед ним бутылку воды без газа. На улице зябко, а ветерок даже бодрит. Сонхун глотает воду и ждёт, когда дымка противоречивых желаний чуть отпустит и перестанет так больно жечь лёгкие. Для ускорения процесса он даже поливает водой затылок, наклонившись вперёд. Несколько струек бегут прямо за ворот футболки и вынуждают поёжиться. Две девушки курят рядом, прислонившись к стене, табачный дым неприятным комом застревает в горле и отрезвляет ещё больше. На самом деле, Сонхун не то чтобы прямо в говно и ни черта не соображает. Вообще-то, у него высокая переносимость алкоголя. Просто он на нервах, и ему надо успокоиться. Ведь там будет довольно большая компания людей, перед которыми ему придётся вести себя адекватно. И желательно ещё не пялиться на Сону. На такое надо хорошенько настроиться. Нельзя всё испортить. Надо как-то контролировать свои эмоции. Заткнуть их поглубже. Спустя минут двадцать или, может быть, чуть больше, Сонхун наконец чувствует, что готов. Он поднимается на второй этаж, где до этого тусовались его друзья и, заметив компанию, он ещё раз (контрольный, так сказать!) повторяет себе собраться и вести себя как обычно. — О, хён! — радуется мелкий. — А я уже подумал, что ты сбежал от нас! — лыбится и похлопывает по свободному рядом с собой. — Во что играете? — спрашивает Сонхун и садится между Чонвоном и Джеюном, стараясь не задерживать взгляд на Сону. — Правда или действие, — отвечает девушка, имя которой он до сих пор не знает. — Чья была идея? — Моя, — гордо говорит Джеюн. Сонхун даже не удивлён. У кого ещё в голове могут быть такие тупые идеи. Лучше бы они поиграли в ют [1], ну серьёзно. Остаётся лишь закатить глаза и достойно принять свою участь, потому что пусть не напротив, но чуть сбоку сидит Сону, и пасовать Сонхун просто не может. Он надеется, что друзья способны оценить его скверное настроение и не будут лишний раз провоцировать в этой глупой игре. В целом всё начинается нормально, ему везёт, и бутылка почти всегда проскакивает мимо. Один раз только приходится ответить на вопрос: «Хотел ли ты когда-нибудь заняться сексом в общественном месте?» Вы уже знаете ответ: если с Сону, то он готов на любые безумства. Но вслух Сонхун отвечает очень кратко и безэмоционально: «Да», украдкой бросая взгляд на Сону и его порозовевшие щёки. А затем в какой-то момент он снова слышит те самые колокольчики. Ну, либо это так звякает крутящаяся бутылка, но не суть. И когда горлышко замирает, указав на него, они с Сону впервые за эту игру смотрят друг другу в глаза. У него две секунды, чтобы морально подготовиться к первому вопросу. — Пак Сонхун, правда или действие? Сложно сказать, что хуже. Но мало ли, вдруг Сону воспользуется ситуацией и попросит не подходить к нему, не разговаривать, не трогать… Поэтому Сонхун выбирает: — Правда. Лисьи глаза заглядывают прямо в душу. Сону чуть медлит. И Сонхун на секунду боится, что сейчас вновь раздастся тот самый вопрос, на который у него до сих пор нет ответа (вдруг Сону решил добить его перед всеми). Но слышит совсем другое: — Ты любишь меня? От такого поворота Джеюн громко охает рядом, а Чонсон выскуливает тихое и долгое: «Бл****ть» (и у него по-любому вытянулась физиономия!). Лица друзей Сону тоже весьма красноречиво говорят о том, насколько они прихренели. Сонхун чувствует, как его бьёт током тот самый дефибриллятор, возвращая сердце к жизни. Ким Сону чиркает спичкой и прямо сквозь кожу превращает кровь Сонхуна в огонь. Так может только он. Потому что только он держит Сонхуна под своим проклятьем и впридачу на коротком поводке. — Ты уверен, что это подходящий вопрос для игры? — решает уточнить Сонхун, потому что, ну, просто не может не пощекотать нервы Сону в ответ, чтобы сравнять счёт. — В правилах нет никаких ограничений. Да даже если бы они и были. Правила явно существуют лишь для того, чтобы Ким Сону их нарушал. Ну, что же. Вообще-то, Сонхун планировал сказать эти заветные слова как-то иначе и хотел выбрать более подходящий момент. Но Сону сам захотел именно так. — Да. Люблю. Джеюн громко охает второй раз подряд, мелкий издаёт какой-то странный писк, Чонсон просто хлебает соджу прямо из бутылки. А уровень неловкости в комнате подскакивает с нуля сразу до бесконечности. Но это всё херня. И не волнует Сонхуна ни на секунду. Всё, что он видит — это звездопад в любимых лисьих глазах. Он тянется вперёд, чтобы чуть придвинуть к себе бутылку, потому что его очередь её крутить, но рука замирает прямо поверх стекла. И он вдруг понимает, что тоже больше не хочет играть по этим тупым правилам. Задолбало. К чёрту правила. И всех, кто их придумал. — Ким Сону, правда или действие? Чонсон давится соджу. — Сонхун, ты должен сначала… — Джеюн, заткнись, — шикает Хисын. Сону несколько раз удивлённо моргает и в растерянности даже переглядывается с остальными ребятами в кругу. А затем прикусывает нижнюю губу, и Сонхун уже знает, каким будет ответ. — Действие. Конечно же. Сону наверняка решил перестраховаться, чтобы у него нельзя было спросить то же самое. Но Сонхун не настолько предсказуемый. Победа ощущается сладким привкусом на кончике языка, когда он играет all-in [2]: — Будь моим. И если бы они играли в покер, Сону должен был бы поставить не меньше. На несколько мгновений мир теряет фокус. — Чёрт, я забыл выключить утюг! — первым кричит мелкий, подскочив, и дёргает Хисына следом, который недоумевает: «Какой ещё утюг?» — Быстрее! Кто-нибудь может позвонить в службу спасения?! Чонсони-хён, пойдём! Так! Внимание! Технический перерыв! Срочно выйти отсюда всем, кроме Сонхуни-хёна и Сону-хёна! Ребята начинают суетиться: Чонсон бросает негромкое, но смачное: «Пи*дец», мелкий выпинывает всех на лестницу, подруга Сону легко похлопывает того по плечу, прежде чем оставить их наедине. А Сонхун из последних сил старается не заржать, особенно над выражением лица Джеюна, когда друг, прежде чем спуститься на лестницу последним, оборачивается, чтобы поднять вверх два больших пальца. — Ты считаешь, что это смешно, хён? — Сону явно очень пытается сделать так, чтобы вопрос прозвучал строго, но выходит плохо, потому что он тоже с трудом сдерживает улыбку. Вот такие у Сонхуна друзья-клоуны. — Да, потому что они абсолютно точно притаились на лестнице и слушают, — признаётся Сонхун, ведь знает своих придурков как облупленных. Сону, вздохнув, поднимается со своего места и подходит ближе. Сонхун встаёт следом, а в груди пылают лёгкие. От момента истины его отделяет лишь расстояние в несколько шагов, которое Сону стремительное сокращает. Осталось только снова не про*баться. — Я не об этом, хён, — говорит Сону на этот раз по-настоящему серьёзно. — Ты сам уверен, что загадал подходящее действие для такой игры? Сонхун ещё никогда в жизни не был так в чём-то уверен, как в этом. Он даже в законы Ньютона верит меньше, чем в то, что Ким Сону должен принадлежать ему. — Я не шутил, — отвечает он смело (всё же спасибо двум стопкам абсента!) и заглядывает в лисьи глаза. — И ты знаешь это. Пальцы ловят лисьи лапки, и на этот раз Сону не отталкивает его руки, не угрожает выкрутить запястья, не бьёт по колену, а лишь чуть робко сжимает пальцы Сонхуна в ответ. — Выполнение этого действия зависит не только от меня, но и от тебя, — продолжает Сону тихо и так проникновенно, а у Сонхуна дрожат колени от его бархатного голоса. — Ты сможешь справиться со своей частью? Да. Это всё, что Сонхуну нужно. Это всё, что имеет смысл. Это всё, что он когда-либо желал. Это всё, о чём он так долго мечтал. Несколько жизней подряд. И эта мечта была такой искренней, такой смелой, такой мятежной, такой дерзкой и непоколебимой, что крепче любой пеньковой верёвки связала их судьбы. Сонхун больше никогда не позволит отнять эту мечту. Он притягивает Сону в объятья. — Смогу. Обещаю, я… Я больше никогда тебя не обижу. Я больше никогда не убегу. Я всегда буду с тобой рядом, чтобы ты мог полностью положиться на меня. Я буду заботиться о тебе и каждый день делать тебя счастливым. Я буду слушаться тебя и выполнять твои любые капризы. Я сделаю всё, чтобы ты всегда чувствовал себя в безопасности и ничего не боялся. Я всегда буду выбирать только тебя, мне больше никто не нужен. Только ты. И это навсегда. Сонхун хочет сказать очень многое, но произносит лишь самое главное. То, что важнее всего: — Я никому тебя не отдам. И слышит тихий всхлип. Руки Сону вдруг ползут по его спине к плечам, обнимая крепче. А дрожащие губы жмутся к шее. Может, это и был тот самый правильный ответ? Сонхун прижимает Сону ещё ближе и целует его лисье ушко. А объятья Сону красноречивее слов говорят о том, что он тоже очень сильно скучал. Пох*й на метки. Пох*й на то, что подумают люди. Пох*й на родственные души. Это всё не имеет значения. Есть вещи намного глубже и крепче. И Вселенная это только что доказала. Нет. Не так. Это они с Сону доказали ей. — Мне было так плохо без тебя… — тихое признание прямо у уха. Сонхун и не мечтал его услышать. — Прости, что соврал. Я должен был сам всё рассказать тебе. — Тш-ш-ш… Забудь. Я больше не злюсь. Это я должен был выслушать тебя. Прости меня. Больше никаких секретов. Больше никакого молчания. Больше никаких запретов. Больше никаких страхов. Больше никаких ошибок. От пережитого взрыва эмоций вдруг тянет истерично рассмеяться. — Так ты хочешь быть моим или нет? — не скрывая ласковой издёвки, спрашивает Сонхун. Просто не может упустить свой шанс поддразнить лисёнка ещё разок. — Хочу, — подтверждает Сону и шмыгает носом. Отстранившись, но не разорвав объятья, он заглядывает Сонхуну в лицо, а в его глазах пляшет самая что ни на есть настоящая лисья хитрость. — Пак Сонхун, правда или действие? Сонхун не думал, что они всё ещё продолжают игру. — Действие, — «правду» он уже выбирал, и ему больше нечего добавить. — Поцелуй меня. Сердце никогда ещё не дрожало столь сладко. Он мягко прижимается губами к губам Сону. Совсем не так дико, как они обычно это делают. Нет. На этот раз поцелуй почти невесомый. И его достаточно, чтобы досказать друг другу о самом важном без лишних слов, но всё же… — Правда или… — шепчет Сонхун, потому что есть ещё кое-что, о чём он хочет спросить и что ему нужно именно услышать, а не просто почувствовать. Но Сону перебивает, словно прочитав в его мыслях не озвученный ещё вопрос: — Я тоже тебя люблю. Прикосновения нежных пальцев к щекам воскрешают. В этот раз навсегда. Сонхун больше не собирается умирать. Сколько бы сложностей ни было впереди, нет таких противоборствующих сил и обстоятельств, которые они не смогут преодолеть вместе. Мелкий очень громко пищит: «Они помирились, они помирились!», Чонсон матюкается, а Джеюн начинает ржать — настолько, видимо, нервишки расшатались. Ну и, как Сонхун и говорил, его друзья-придурки всё это время подслушивали, прячась на лестнице, и ниндзя из них никакие. Но он готов их простить, раз уж Сону целует его ещё раз. До самого выпуска Сонхуна из университета почти день через день Сону живёт в его комнате. А Тэхён и Кай просто, видимо, решают смириться с тем, что их теперь четверо, поставив лишь одно условие: «Никакого секса в общем душе». Иными словами в их святая святых. А вот после выпуска начинается настоящий ад. На Сонхуна сваливается столько обязанностей и работы, что летняя практика в спортивном лагере сразу кажется ему очень приятным воспоминанием. Но когда Сону целует его перед сном в их маленькой съёмной квартире в пригороде Сеула, все заботы отступают на второй план. И пусть они живут одни и далеко от центра, зато у них панорамное окно на третьем этаже и широкий футон, на котором они каждое утро просыпаются вместе. На стене развешаны фотографии. И с каждым годом их становится всё больше. На полочке Сону лежит чёрный камушек, однажды нагло «украденный» пропуск и стоит небольшая музыкальная колонка, через которую Сону любит включать на выходных свой пёстрый попсовый плейлист. Но, впрочем, под некоторые песни из него по настроению можно неплохо проводить время вдвоём на футоне, приглушая то, что соседям слышать абсолютно точно не нужно. Голос Сону звучит на фоне одних и тех же четырёх аккордов и заезженных битов так, словно он мейн вокал. Нет, конечно, не всегда всё так гладко. Иногда они ругаются. Например, когда никак не могут понять друг друга. И причины бывают посерьёзнее молока со вкусом дыни. Потому что Сонхуну проще, когда Сону говорит всё прямо, а не своими головоломками, а Сону словно специально начинает загадывать ребусы и давать свои тупые, понятные только ему одному подсказки. Но каждый раз после ссоры они всё равно мирятся. И если так подумать, ничего страшного в этом нет. Достаточно просто посмотреть на хёна и Чонвона, которые порой собачатся из-за того, что, наоборот, слишком хорошо понимают друг друга, и все вопросы к Вселенной отпадают. Пак Чонсон теперь под каблуком, Шим Джеюн встречается со своей девушкой без метки уже три года. Рики уезжает учиться в Японию, но про личную жизнь ничего не рассказывает, может быть, если только Сону по секрету. Семья Сону относится к Сонхуну с теплотой, а мама даже иногда называет его «сыном». Разве что бабушка до сих пор причитает, что Сону должен был выбрать свою родственную душу, несмотря ни на что, и теперь их всех обязательно настигнет плохая карма. Однако Сонхуну глубоко пох*й на её мнение. Но есть и то, что он ненавидит. А именно ночи, когда Сону будит его криками, потому что кое-какому мудаку опять неймётся. Тогда Сонхуну приходится убаюкивать свою лису до самого утра. Либо они очень пылко занимаются сексом, отправляя в ответочку накрывший Сону головокружительный оргазм. Чтобы тварь по ту сторону связи не забывала, что она никому тут не нужна. Может быть у Сонхуна и Сону нет всего того, что есть у родственных душ: понимания на уровне мыслей и чувств, одного эмоционального вихря на двоих, одинаковых меток на коже, но это всё и не нужно. Пока они засыпают, прижавшись ближе друг к другу, устало шепчутся о бытовых мелочах и домашних делах, или же бездельничают и валяются весь выходной с утра до вечера, устроив очередной марафон фильмов, объятий и ленивых поцелуев… Пока Сону жмётся к Сонхуну во сне, сонно улыбается поутру, будит палящими поцелуями по линии ключиц и сладко стонет его имя, когда они занимаются любовью на рассвете в медовых лучах только что проснувшегося солнца… Всё остальное становится не важным. Есть только они и их любовь. Накануне их седьмой годовщины Сону просыпается посреди ночи. Ему плохо, он мечется по футону, а всё его тело прошибает лихорадка. И он плачет навзрыд, словно его режут. Но Сонхун знает, что это слёзы боли и счастья. И крепко держит его, пока с метки под лопаткой полностью не исчезает цвет. Новый рассвет встречает их той самой, долгожданной свободой.Конец
«So just breath, Breath in, release you know that's all you need, I can't describe your eyes, but when they're looking at me. My heart, it beats & I can't seem to dream… Baby you know that I won't mind, If we get no rest, til' the sunrise. Until you make me fall in love again, as light shows your face I could never be the same I plan to love you all my life, Until you meet your chariot». Jacob Lee — Chariot