яблоки в меду

Даниил, всплеснув руками, тяжело вздыхает и закатывает глаза. Андрей смотрит на него, как напакостивший пес, тоскливо и исподлобья, время от времени слизывая стекающую по лицу кровь. У него широкой длинной полосой рассечён лоб — от брови до волос, даже задевая волосы. Кровь густо залила уже весь глаз и капает на щеку. — Черт бы тебя побрал! — ругается Даниил, уже бегая в поисках инструментов, но выдают его взволнованность только чуть шире обычного распахнутые глаза. Практики у него все еще, откровенно говоря, маловато. Немного боязно сделать все криво и испортить красивое лицо Андрея. Он этого, конечно, вслух не говорит, говорит только — — Чтоб тебя черт побрал, Стаматин, как в этот раз ты умудрился?! Андрей пожимает плечами и рукой вытирает кровь с щеки, размазывая. Даниил смотрит на него — со злостью, конечно, но и с почти нежным волнением. Так кажется Андрею, которому заливает красным глаза. — Дань, ты сделай что-нибудь… Или от потери крови умирать оставишь… — жалобно произносит. Тот вздыхает и промакивает рану полотенцем. Насильно усаживает на кровать, обрабатывает. Когда Андрей шипит, все-таки сдается — легко целует в макушку. Отводит глаза, будто бы не он это сделал. У Андрея вечно все не слава богу. Проблем от него, как от десятерых. Зато никто другой не целовал Даниила так и не смотрел с такой нескрываемой страстью. В конце концов, он бешеный, как ураган, и до умопомрачения сильный. Что еще нужно. Любит его рисовать ещё и рисует красиво — у Даниила уже лежит приличная стопка набросков с него, бережно сложенных в ящик стола. С набросков все, по сути, и началось. Даниилу нужны были деньги — он позировал в архитектурном. Постоянно ловил на себе пристальный взгляд. Потом позировал уже для одного этого взгляда. Там, конечно, не платили, зато целовали восхитительно, да и руки на бедрах, все в графите или угле, заставляли обо всем другом позабыть. Но проблем от него, конечно, как от десятерых. Иногда на горизонте еще возникает андреев брат, которому тоже явно не хватает здравого смысла. Более искусный художник, более замкнутый и сложный человек. С Андреем проще. С ним попросту по-человечески, часто — просто плотски, без лишних мыслей и с сотней чувств — хорошо. Но, пожалуй, не когда он снова приходит вот так. — Шрам будет. Кто тебя так? — спрашивает Даниил, немного успокоившись, чтобы отвлечь его от зашивания раны. — Шрамы красят мужчину, — заявляет Андрей, морщась от боли и цепляясь за плечо Даниила. Делает вид, что не обратил внимания на смешок, — Да никто, башкой об стол ударился, раз — и рассек. — Дурак, — нежно заключает Даниил, — Зато, если мы разлучимся на много лет, я тебя по этому шраму узнаю. Такой в глаза бросится. Ты только волосы не отращивай. Пусть все знают, что ты дурак и ударился лбом об стол. Андрей тянет его на себя и томно смотрит в глаза. Рука его скользит с плеча вниз. — Я буду говорить, что защитил кого-нибудь в ночной подворотне, — смеется он. Лезет целоваться. — Ты только что чуть кровью не истек, — вздыхает Даниил. Конечно, целует в ответ. Осторожно. Чтобы шов не повредить.