Любовь во время зимы

— Даже не думайте, — сварливо сказала старуха в теплом фланелевом халате. — Мне приличные люди нужны, а вы? Притон устроите тут! — Да какой притон? — не сдержалась Майя. — Мы студенты! Нам учиться надо! — И-и, милая, знаю я вашу эту учёбу! Виданное ли дело, чтобы парень с девушкой на двоих квартиру снимали неженатыми? Притон, как есть притон! Вот поженитесь — милости прошу, а до того — не взыщите! И старуха захлопнула дверь. — Капец какой, — сказала Майя. — Я думала, я ее убью. Володя обнял ее за плечи. И сказал на ухо: — Я тоже. Пойдём отсюда. Нам надо подумать. Они так ходили по городской слякоти уже третий день. И беда в том, что эта бабка была двенадцатой. До нее уже в одиннадцати местах — Майя считала! — им дали от ворот поворот. Потому что парень с девушкой — и не женаты. Неженатым квартиру не сдадут, потому что в ней будет притон. И вообще, разврат какой! — На дворе конец двадцатого века! — кипятилась Майя. — Они что все, охренели? — Видимо, да, — пожимал плечами Володя. — Что у нас там осталось в списке? — Ничего. Список кончился. Дешёвых вариантов больше не осталось. — Так давай посмотрим подороже? Я возьму пару дежурств в неделю… — Угу, и я возьму, меня давно уговаривают на сутки выходить в психстационаре. Шизофреники вяжут веники, параноики рисуют нолики, а которые просто нервные, те спокойным сном спят, наверное!.. Володь, я устала. Я больше не могу. Неделя в Диминой гостеприимной квартире закончилась непозволительно быстро. Майя помнила эту неделю как картинку в калейдоскопе, которая постоянно менялась, но неизменно оставалась яркой и красочной. Вот они со смехом поливают цветы Диминой мамы, целуясь в перерывах. Вот решают на кухне, что готовить на обед, причём каждый хочет непременно удивить другого своей стряпней. Вот проводят время за чтением стихов и песнями — Володя притащил в Димину квартиру свою гитару, и они пели вдвоём, и записывали новые строчки, приходящие на ум. Именно в этой квартире, в конце концов, родилась идея: мы будем вместе выступать, вместе сочинять и так далее. И близость, несусветная и крышесносная: «Я отказываюсь называть это сексом», — смеялась Майя. Кажется, тогда они придумали и записали вчерне крамольную в общем-то песню — «Секс грязное дело, любовь чиста». — Я люблю тебя, — говорил Володя. — Ты уже говорил, — негромко отзывалась Майя. — Я тоже тебя люблю. И тянулась первой, и трогала, и прижималась, и слушала его сердце, и целовала в губы, и сжимала пальцами, и проводила ладонью вверх-вниз, и раскрывалась навстречу. — Интеллигент, — шептала она, принимая его в себя. — Из Херсона! Я тебя люблю, слышишь, я тебя очень люблю, чуден Днепр при тихой погоде, когда-а-а-а!.. Володя однажды спросил: — Майечка, а Гоголь-то тут при чем? Она загадочно улыбнулась: — Сама не знаю, Володь. Если честно. В самый первый раз она сказала напрямую: — Володя. У меня были мужчины. Тебя это не смущает? — Нет, — просто ответил он. — Это облегчает мне задачу. — В смысле? Он поцеловал ее в уголок губ и сказал шёпотом: — Мне не нужно будет думать о проблеме дефлорации. Я могу думать только о тебе. Он был невозможно нежен и бережен, и она зажигала его своим азартом и возбуждением, и так обрадовалась, когда услышала, как он стонет на пике. — Давай, давай, не сдерживайся, ну что это такое, в самом деле? И в то же время она плавилась от его нежности, от его голоса, от слов, которые он шептал ей на ухо. Только она знала, что в самые интимные моменты Володя Ткаченко сбивается на родной язык. Она половины не понимала, но сам звук этой речи, напевной, наполовину незнакомой — «серце моє, кохаю тебе» — пробегал сладко-острым холодком по позвоночнику, и она выгибалась навстречу, прикусывая губу, чтобы не застонать в голос. Потому что совсем не нужно, чтобы Диминых родителей по возвращении спросили, что это происходило в квартире в их отсутствие. А потом они, прожив неделю в разных общагах, поняли, что раздельно жить теперь не могут. Вот совсем. И даже собрали все свои нехитрые запасы, чтобы снять хоть какую-нибудь халупу. Но уже двенадцатые хозяева первым делом задавали вопрос: женаты? Нет? Валите на все четыре стороны. — Я устала, Володь, — повторяла Майя, сидя на заметённой мокрым снегом скамейке. — Я не знаю, как дальше быть. Володя смотрел на нее, и сердце просто сжималось: такая весёлая и шумная — и сейчас такая сжавшаяся и печальная… ну нет. — Зато я знаю, что делать. Майя! Ты меня слышишь? Майя, посмотри на меня. Она отняла руки от лица — и посмотрела. Глаза были мокрыми. Володя встал напротив — и вдруг опустился перед ней на одно колено. Прямо в мокрый снег. — Серце моє, — сказал Володя. — Серце моє, Майечка, виходь за мене… то есть я хотел сказать — выходи за меня замуж. Прямо сейчас. Майя внимательнее посмотрела на него, ее глаза широко раскрылись: — Володенька… ты серьёзно? — Как никогда. Думал к весне предложить, но раз тут такое! — Я согласна, — сказала Майя одними губами. — У тебя паспорт с собой? Тётенька в загсе посмотрела на них недоверчиво. — Студенты? Куда торопитесь? — Я беременна, — сказала Майя. И погладила себя по тощему плоскому животу. — Вы же понимаете, что на процесс развития ребёнка напрямую влияет спокойствие его матери? А Володя посмотрел на тётеньку и сказал: — Я ее люблю. Пожалуйста. Мы хотим жить вместе, а нам квартиру не сдают, если мы не женаты. Тётенька посмотрела на них. Потом на тетрадку перед собой. Потом еще раз на них. И спросила: — А как же… кольца, белое платье, кукла на капоте, шампанское и свадебные фото? — Это все ерунда, — отрезала Майя. — И на самом деле я вам наврала. Я не беременна. Мы следим за контрацепцией. Нам сейчас совершенно некуда ребёнка, мне еще два года учиться, а ему три. А потом интернатура. А потом… И знаете, мы вообще решили вместе работать. Мы вдвоём песни пишем и выступаем! Вот будет весна, приходите на набережную слушать! Но нам нужно жить вместе! А нам не дают! Потому что мы не женаты! Тётенька посмотрела почему-то на Володю. И улыбнулась. — Ишь, какая она боевая у тебя, — сказала тётенька. — Боевая и весёлая. Ну что же… Куклу на капоте, кольца, платье и шампанское точно не хотите? Майя с Володей синхронно замотали головами. — Тогда давайте паспорта, — сказала тётенька. — Будет прямо сейчас. Совет да любовь. Они вывалились из загса, обнимаясь и хохоча. — Володька, — веселилась Майя, — как ты себя чувствуешь? — Лучше всех, — отвечал он, стараясь сохранять серьёзное лицо. А потом все равно улыбнулся и сказал: — Я люблю тебя. Ты потрясающая. Доставай наш список квартир: какая из них тебе понравилась больше всех? Теперь мы можем… как это… покочевряжиться! — Интеллигент ты из Херсона, — улыбнулась Майя. И поцеловала его прямо на улице. А что? Теперь можно, вон и документ есть. — А самое прикольное, — сказала она после поцелуя, — что допустим, завтра кто-нибудь в универе непременно скажет, что я такая и сякая, ненормальная, и кто только меня замуж такую возьмет! А я возьму и скажу: а меня уже взяли. Кстати, как там они еще говорили? Ты со мной наплачешься? — Я с тобой не нарадуюсь никак, — сказал Володя. И тоже поцеловал Майю прямо на улице.