Любовь во время зимы

— Майя Валерьяновна! Подойдите в приёмное срочно!.. О, господи. Раз пятнадцать уже за последние сутки вызывали. И что случилось? Весна? Прямо вал какой-то. Не успеваешь принимать. Майя нехотя встала и потащилась вниз, в приёмник. Кто там сегодня? Товарищ с глюками? Или с деменцией? Или с психозом? Или с биполярочкой в острой фазе? Да уж, как-то иначе Майя представляла себе психиатрию. Врачи из приёмного напрямую стебутся: Майечка, вы такая хрупкая, зачем же вы такую специальность выбрали! Майя только смеётся: это она-то хрупкая? Она всю жизнь была здоровенная, ее еще дразнили в школе — Херсонесский маяк, а сейчас, когда разных-всяких товарищей с глюками да биполярочками потаскаешь в дежурство на себе — вон и мышцы накачала. Володя еще смеялся: Майечка, ты меня специально себе по росту подбирала? А действительно, не так-то просто сыскать такой девушке кавалера. Большинство ей, что называется, в пупок дышат. А Володя — удивительно, выше на полголовы. Майя все спрашивала: — Скажи честно, два метра в тебе будет? — Чуть-чуть не хватает, — смеялся Володя. — Ужас же, — улыбалась Майя. — Это ж какие дети-то у нас будут высокие? Их тоже в школе будут дразнить, как меня. — О, а тебя как дразнили? — Херсонесский маяк. Это местная специфика. В Москве, говорят, таких называют — коломенская верста. А еще Майя же, ну и точно — маяк. — Здорово, — говорил Володя. — Я херсонский интеллигент, а ты Херсонесский маяк. Мы нашли друг друга, не находишь? Она фыркала и лезла к нему обниматься. Они прожили два года на съёмной квартире — маленькой, ободранной, но вдвоём. Вместе. Толстая тетрадка в коричневой обложке, куда Майя записывала свои стихи, была уже практически заполнена: туда она теперь записывала и Володины. И говорила: — Смотри, какой у нас с тобой запас. Вот закончим универ, чтобы предки от нас отбодались, поработаем пару лет — и будем выступать. Дуэтом. С предками, да, получилось немного грустно. Тем же летом, после их чумовой женитьбы, Володя повёз Майю в Херсон. Знакомить с родителями, да и вообще. Хотел показать ей Днепр из окна своей комнаты. А Майя очень хотела посмотреть. Володина мама встретила их радушно: — Володя, це шо ж, твоя дивчина? И он гордо заявил: — Ни, мамо! Це моя дружина! И Майе на ухо: — Я сказал, что ты моя жена. Мама всплеснула руками: — Ой, лихо! А весилля як же? Майя поняла. Она знала, что весилля — это свадьба. Что непременно нужно, чтобы собралась вся родня до седьмого колена, чтобы бухали два дня, а лучше три, чтобы желали деточек поскорее и так далее! — Хорошо еще, простынь на второй день не выносят! Или выносят? — спрашивала она Володю у него в комнате. Он вздыхал и говорил негромко: — Да плюнь, Майечка. Вон, на Днепр посмотри, пару дней погостим да поедем. Я маме скажу, что свадьбу потом как-нибудь. Сейчас на нее ни сил, ни времени нет. Мама дулась полтора года. А потом пошла на мировую, только уже подкатывали госы, и Майя сидела ночами над учебником, озабоченно повторяя: — Володька, я провалюсь. Вот увидишь. Меня выгонят с позором и будут свистеть вслед. Он обнимал ее и целовал во взлохмаченные волосы: — Я им свистну. А у тебя все получится. Потому что по-другому у тебя просто быть не может. И у нее все получилось, она со всем справилась, а потом им пришлось разъехаться. Майя поехала работать в Севастополь, а Володя остался доучиваться. — Черт бы их побрал, — ругалась Майя. — «В Симферополе у нас нет целевых мест!» Ну конечно, психиатр по специальности — иди работать в дурдом. А дурдом, в котором нужны кадры, только в Севастополе! Она обнимала Володю и вздрагивала: — Я там свихнусь без тебя. — И тебя в твою же психушку и положат, — смеялся Володя. — Не переживай. Я к тебе буду приезжать, здесь же близко! И он приезжал, они ходили по городу за руки, целовались у фонтана и занимались любовью на кушетке в старой Майиной комнате. Почему-то на ней оказалось совсем не тесно спать вдвоём. Мама, кстати, так и не успокоилась, узнав, что дочка-таки вышла замуж. — Смотри, доча, — говорила она украдкой, — муженёк твой странный какой-то, словно не от мира сего! — Он талантище, — отвечала Майя. — И интеллигент. Из Херсона. Мама качала головой, а на следующий день только усмехалась, глядя, как Майя с Володей в четыре руки хлопочут по хозяйству. — Вот же чудные вы, а? Почему ты гвозди забиваешь, а Володя суп варит? — Потому что если он себе по пальцу попадёт, он играть не сможет, — хохотала Майя. — А у нас еще выступление на моем выпуске! А я так готовить, как он, не умею. У меня всегда бурда получается! Мама поджимала губы, презрительно фыркала и уходила. Так грустно сейчас все это вспоминать: и суп, и гвозди, и любовь на узкой кушетке, и совместные выступления. Как-то вообще на крышу общаги вылезли через окно соседнего здания, и там устроили концерт! Целую группу собрали вокруг себя: и барабанщика, и еще двух гитаристов. На весь универ прогремели: сперва за песни, а потом за крышу. Выгнать хотели, но обошлось, не выгнали. А теперь она одна сидит в этом Севастополе, а Володька сдаёт госы. А потом… потом поедет работать в свой долбаный Херсон. Реаниматологом и анестезиологом. Ну охренеть теперь. И как они дальше будут? «Я что-нибудь придумаю, — писал ей Володя. — Только не сразу. Не торопи меня, хорошо?» «Я тебя люблю, — писала Майя в ответ. — Я скучаю. Я сочинила новые стихи…» И посылала ему эти стихи, а он посылал ей, и тетрадка в кожаной обложке все пухла и пухла. Еще до ее выпуска они записали на кассету свои самые удачные песни: в самом лучшем, концертном исполнении. И кассета эта была у Володи: он сказал, что однажды они покажут ее кому-нибудь, и их пригласят выступать. Потом Володя написал, что берет отпуск на работе. На месяц. Майя обрадовалась было, что он приедет, но дальше Володя сообщал, что едет… в Москву. Что ему дико надоела медицина, и он поедет пытать счастья в музыке. Возьмёт их кассету и попробует кому-нибудь ее показать. Майя улыбнулась и ответила: Володенька, я тебя люблю. Пожалуйста, береги себя. Я соскучилась. Прошло три недели. Майя уже ничего не ждала. Как вдруг дома раздался междугородний звонок: — Майечка! — кричал Володя в трубку. — Я из Москвы звоню! Майя, ты можешь приехать? Представляешь, нам предложили контракт!.. — Володенька, — только и сказала Майя в ответ. А когда пришла в себя, добавила: — Еду. Вот сейчас же, ближайшим рейсом. Погоди, дай мне телефон, где тебя в Москве найти? Она записывала номер на каком-то первом попавшемся листке обломанным карандашом, грифель рвал бумагу, а сердце колотилось как бешеное. — Жди, Володь. Скоро буду.