Брак поневоле

Перепугался Вэй Усянь не на шутку, когда бездыханное тело Ханьгуан-цзюня свалилось на пол. Первой мыслью было то, что каким-то крайне интересным способом бессмертный заклинатель помер, но слегка пораскинув мозгами он решил, что это абсурдно. Большая вероятность того, что Ванцзи попросту отравили. Но чем? Они же всё время были рядом, ели одни и те же блюда, даже пили, кажется, из одной чарки. Стоп! Чарка? Вэй Ин бросил взгляд на свою чарку, которая была пустой, а он точно был уверен в том, что в ней было налито вино, ведь сам лично наполнял её любимой жидкостью. А вот чарка Лань Чжаня, из которой он пил простую воду, стояла поодаль. И, да, за всё то время, что этим двоим пришлось быть вместе, Усянь не припомнит ни одного раза, чтобы супруг пил алкоголь. Он не помнит, конечно, что творилось на их свадьбе, потому что там ему было плевать абсолютно на всё и хотелось как можно быстрее и сильнее залить себе глаза, чтобы забыться. Но вот в остальное время за мужем Старейшина Илин исподтишка подглядывал, правда сам не знал зачем. Тогда-то он и приметил эту особенность со стороны мужа, но не придал этому значения. В Гусу Лань же аж целых три тысячи правил, которые нельзя нарушать, и которые Вэй Усянь даже читать не собирался, не то что заучивать наизусть. Кто знает, что там сказано на счёт алкоголя. А у мужа спрашивать он тоже не хотел, потому что за период своего брачного союза они обмолвились друг с другом десятком фраз, не больше. Приподняв голову Лань Ванцзи и уложив её на свои колени, Вэй Ин первым делом проверил у него пульс на сонной артерии. Слава Богам, что он был, а значит тот был живой. Но почему свалился так быстро и резко, когда ничто не предвещало беды? Неожиданно для себя самого Усянь поймал за хвост мысль, что он очень испугался за Лань Чжаня. Но с чего вдруг оно упало? Этого Ханьгуан-цзюня следовало бы ненавидеть и наоборот, радоваться тому, что ему плохо, ведь если с ним что-то станет Вэй Ин будет свободен, а тут вон оно как выходит. Неужели он начал привыкать к такой жизни? Неужели смирился со своим замужеством? – Всё в порядке? – рядом опустился на колени тепло улыбающийся глава Ордена. – Цзэу-цзюнь? – Усянь поднял на него умоляющий взгляд. – Что с Ханьгуан-цзюнем? Он… он просто сидел, ел, а потом вдруг упал. Просто взял и упал. – Господин Вэй, успокойтесь, – голос Лань Сичэня был всё таким же спокойным и ласковым. Он бережно прикоснулся к щеке младшего брата, склонившись над его лицом, а потом заглянул в глаза Усяня, умиляясь с ситуации. – Не нужно плакать, с ним всё в порядке. – Я не плачу! – опешил Вэй Усянь, непроизвольно прикасаясь к своей щеке. Он с ужасом понял, что щека действительно мокрая, да и глаза щипали. Это фиаско, братан! – Я понял. – Сичэнь ещё шире заулыбался, совершенно не желая спорить с супругом обожаемого брата. – Это нормально. Он ловко поднялся на ноги и удалился, оставив Усяня в раздумьях по поводу того, что именно было нормальным: то, что омега разревелся как какая-то слабая девчонка или что Ванцзи отключился ни с того, ни с сего. Правда, совсем скоро Лань Чжань пришёл в себя, если его состояние, конечно, можно было назвать таковым. Второй нефрит уставился на мужа совершенно пустым, незаинтересованным взглядом. А вообще, в какой-то момент показалось, что глаза его начали косить совершенно в разные стороны. Удивительно? Интересно? Странно? Да! Он же сделал всего глоток вина, а срубило его так, будто там было пять сосудов минимум. Что ж выходит, хвалёный Второй молодой господин Лань совершенно не умеет пить? – Лань Чжань, ты дурак? Приди в себя немедленно! – Вэй Ин даже не побрезговал стукнуть его по твёрдой груди, но Ванцзи ничего и не почувствовал. Будучи абсолютно отрешённым он медленно сел. Вэй Усянь смотрел за действиями супруга, вытирая рукавом слёзы и сопли, совершенно не понимая, что тот задумал. А ведь он понятия не имел, что в данном состоянии Лань Ванцзи просто не способен думать. Зато встать и пойти непонятно в каком направлении – это запросто. – Понеслась хромая в щавель! – Старейшина Илин развёл руки в стороны и направился следом за мужем. Тот вышел на свежий воздух и внимательно осмотрелся по сторонам. Его взгляд зацепился за полянку, где росла мягкая зелёная травка и парочка кустиков. Качающейся, шаткой походкой Лань Ванцзи двинулся вперёд. Он шёл медленно, урывисто, периодически спотыкаясь, но всё равно цель должна была быть достигнута им любой ценой. – Ханьгуан-цзюнь, прошу прощения, но куда Вы направились, а? – Усянь же семенил за супругом по пятам, так как тот, после пробуждения, показался ему каким-то подозрительным. Но ответа не последовало. Второй нефрит лишь остановился, обернулся, посмотрел на Вэй Ина всё теми же косыми глазёнками и двинулся дальше. На травке сидела непонятно откуда взявшаяся в этих местах курица. Вероятнее всего, она попросту сбежала из загона (может, её там кто-то обижал, не понятно). Она сушила свои белоснежные перышки под тёплыми лучами солнца и явно никуда не собиралась уходить, даже когда над ней нависла чёрная тень молодого заклинателя. – Жирная… – только и сказал Лань Ванцзи, делая ещё один шаг вперёд к несчастной, ничего не подозревающей птичке. Когда белый пернатик опомнился и подумал, что всё же, надо было спасаться бегством, было уже поздно предпринимать какие-то попытки во спасение. Курицу крепко удерживали за крылья, больно вывернув их назад. Она вертела головой из стороны в сторону, пытаясь отыскать спасения хоть в чём-то, но судьба распорядилась иначе. Точнее, она дала шанс во спасение, но время упущено. – Эй, Ханьгуан-цзюнь, ты зачем животное мучаешь…то есть птицу…то есть… – сразу в голове всплыла фраза, подслушанная не так давно в кабаке у кучки старых пьяниц: «Курица не птица, а баба не человек». – Это тебе. – Пытаясь смотреть в лицо супруга, хотя выходило не очень, ответил Лань Чжань и ткнул ему в грудь курицу. Усянь конечно же принял птичку, прижал её к себе, взволнованную такую, нервную, а смотреть продолжал на мужа, который опять куда-то пополз шатаясь. И ведь такими темпами они Гусу покинули… Покинули и сели под забором. – А ты ханьфу испачкать не боишься, Второй молодой господин Лань? – усмехнулся Вэй Ин, падая рядом, а Ванцзи опять в него взглядом впился. – Я тебя люблю. – Довольно чётко проговорил Лань Чжань. – Сильно люблю. С первой секунды, как только увидел. Твои глаза, волосы… А как же приятно пах твой ботиночек, которым ты мне в нашу первую брачную ночь… У меня зубик шатается, но это всё не важно. Ничто в этом мире больше не имеет значения после того, как я увидел тебя, как вдохнул твой омежий запах, как впервые к тебе прикоснулся. Ты красивее любой девушки, любой женщины. Я восхищаюсь тобой и почитаю. Для меня честь быть твоим супругом и я ни за что тебя ни на кого не променяю. Слова эти лились из самого сердца молодого заклинателя, но верил ли во всё сказанное Вэй Ин? Скорее, он воспринял сказанное как пьяный бред, который извратил затуманенный алкоголем мозг. Смущало лишь то, что голос Ванцзи был твёрдым, тон такой, как будто это говорит мужчина, жизнью отвечающий за свои слова. Лишь всё ещё расходящиеся в разные стороны глаза говорили о том, что верить сказанному не стоит, да и вслушиваться тоже. Но как же это всё красиво! Маленький ванильный омежка, живущий глубоко внутри Вэй Усяня, верещал и прыгал от счастья, задорно хлопая в ладоши. – Ты родишь мне сына, я буду воспитывать из него мужчину. Родишь дочь – полюблю так же сильно, как и её папочку. Альфа это будет, омега или бета – мне, откровенно говоря, всё равно. Но к тебе я не могу прикоснуться, хочу до ужаса, но не могу. И мне от этого страшно больно, Вэй Ин, потому что я люблю тебя, люблю, люблю, люблю… И… – голос резко сменился, в нём появились высокие нотки пения. – Стою на тропинке я в лыжи обутый и никак понять не могу, – Лань Ванцзи забавно хрюкнул и вытер рукавом сопли, как совсем недавно делал его перепуганный муж. – То ли лыжи не едут, то ли я ебанутый. – И тяжёло вздохнул в довершении. А Усянь лишь глазками делает луп-луп, как крыса, которую он однажды поймал в детстве и усадил в короб с дырочками. Назвал «Гюльчатай Чепушиловна» и кормил травой три раза в день, пока она его за такое отвратительное обращение с собой-любимой не тяпнула за палец и не убежала, заранее сделав себе ход из деревянной коробки. А что? Голод – это дело такое, что даже крыса древесину в пищу употребит. – Я приду к тебе, когда настанет час тигра. – Погрустив немного Лань Ванцзи опять подал голос. – Ну, в час тигра с хуем… В смысле, маньяк придёт в час тигра, а хуй в руке… Любить тебя буду и вообще! Вот почему ты мне не даёшь, а? Лань Цижэнь… дядя… Жалко его. Цзинь Гуанъшань – козёл! Конечно, вот это вот «Гуанъшань» на самом деле звучало как «Гурпврышгопвадингнетошг», но смысл был понятен, он от этого никак не менялся. – Как пугать бедного моего старого и больного дядю изнасилованием за то, что он дрочил на него, так это пожалуйста, это мы можем. А как любовью с ним заняться, при том, что они уже полжизни встречаются, так там у него принципы попёрли. Нормально? – по странному стечению обстоятельств данный вопрос адресовался Вэй Ину. «– Пипец котёнку, довели!» – мелькнула мысль в головушке Старейшины Илин. Видать, скоро Лань Ванцзи придёт жопа. Лань Чжань резко закатил глаза, так, что у него они стали белыми, а потом завалился мордой между ног мужа. Тот взвизгнул, так как, кажется, Второй нефрит тем самым вернул супругу долг за свадьбу, когда тот, во время одного из поклонов, кажется, во время третьего, заехал лобешником ему по яичкам, да так хорошо, что Ванцзи на миг подумал, что в его курятнике пополнения уже никогда не будет. – Ах ты ж Лань Козлань!!! Кажется, жопа не придёт. Она уже и так здесь. – Вэй Ин, – опять этот жалостливый стон недобитого оленя…точнее, недобитой лани. – Я тебя люблю. Пожалуйста, давай у нас будут нормальные отношения, а? Ну, умоляю тебя. Хочу, очень хочу одного моего Вэй Ина. На что тот лишь страдальчески закатил глаза. – Лань Чжань, умоляю, – и перекривлял интонацию. – Пошли домой! – Мгм… Да, согласиться-то он согласился куда-то пойти с любимым супругом, но вопрос совершенно в другом: сможет ли?! По итогу омеге пришлось взять его под подмышки и тащить по земле, проклиная свою жалкую судьбу и себя самого за то, что так попал и что не отставил свою чарку подальше от отпрыска клана Лань, который, как выяснилось по трагичным стечениям обстоятельств, совсем не умеет пить.