Мария была уже дома, когда телефон ее вдруг отчаянно завибрировал и опасно приблизился к краю кухонного стола.
— Ну что еще? — отставив кружку, девушка оторвалась от столешницы, возле которой стояла, и поймала подпрыгивающий от нетерпения гаджет.
Внимания требовало приложение «Вместе». Личные сообщения Воронцовой ежесекундно взрывались закапслоченными криками ее знакомых и коллег, отправлявшими ей один и тот же профиль, десять минут назад зарегестрировавшийся в новой социальной сети.
Увидев аватарку неизвестного, девушка устало покачала головой — мода на тематику средневековья никогда не была ей близка, а образ чумного доктора так и вовсе приелся всем уже несколько лет как. Единственное, что удивляло, так это число подписчиков, растущее на глазах в какой-то бешеной геометрической прогрессии.
А потом она увидела один-единственный пост.
Нечеткую фотографию, выложенную на всеобщее обозрение всего несколько минут назад, в 1:43. Сквозь желто-оранжевые всполохи огня, охватившего низкую спортивную машину, можно было рассмотреть лицо человека, сидевшего в ней с широко распахнутыми от ужаса глазами и открытом в немом крике ртом. Подпись гласила «В городе стало чище», а количество комментариев уже перевалило за тысячу.
Смерть Кирилла Гречкина никого не огорчила. Скорее наоборот, вызвала у людей неописуемый восторг, который они изливали смайликами и бесконечными рядами хэштегов.
«Гречкину это аукнется» — вспомнила девушка свои слова, произнесенные несколько часов назад в офисе на семьдесят третьем этаже.
«Волков что-нибудь придумает» — было тогда ей ответом.
Придумал, да?
Отложив телефон и залпом допив почти полностью остывший кофе, Мария вымыла всю посуду и на автопилоте прибралась на кухне, растеряв последние крупицы желания спать из-за этого анонима в маске. Оставив на столе смартфон, продолжавший, теперь уже беззвучно, моргать новыми уведомлениями, она прошла в свою спальню и, не снимая домашней одежды, рухнула на заправленную постель, не включив ни ночника, ни кондиционера.
В три часа ночи она еще не спала, размышляя, во что выльется вся эта абсурдная история с чумным доктором.
В пять она перевернулась на спину и вперила ничего не видящий взгляд в потолок, вместо черного квадрата бессознательно представляя невозможные голубые глаза, на которые постоянно спадала пылающая в свете желтых ламп длинная рыжая челка. Эти же глаза глядели из-под маски с клювом и на Гречкина?
— Это невозможно, — вытянув вперед руку, девушка согнула занемевшие пальцы и словно бы снова почувствовала прикосновение к коже мягкой белой ткани его идеально выглаженной рубашки, — Это же какое-то безумие.
Может быть, она изначально была не права?
Может быть, Волков все-таки существует?
В семь у нее зазвонил будильник, и она подорвалась на кровати, сев слишком резко и еще некоторое время пытаясь унять головокружение и внезапно подкатившую к горлу тошноту. Кое-как встав и по стенке дойдя до ванной, Мария быстро приняла душ и уже через полчаса вошла на кухню заметно посвежевшей и с убранными в высокий пучок свежевысушенными волосами.
— Ты читала новости? — стоило ей снять беззвучно кричащую трубку, как на нее крупным градом посыпались вопросы матери, — Что у вас там происходит? С тобой все в порядке?
— А причем здесь я? — бесцветным, с самого утра уставшим голосом поинтересовалась Воронцова, — Очередной маньяк завелся, все ж таки в мегаполисе живем…
— Ты что, не видела выпуск новостей? — женщина и не думала останавливаться, — Где это видано, чтобы у обычных маньяков была броня и огнеметы! Ты вообще в курсе, что он за ночь стал звездой в
вашей социальной сети?
— Мы не можем проверять всех регистрирующихся пользователей на адекватность, — вздохнув, Мария заварила себе крепкий чай и села на стул, поджав под себя одну ногу, — Сергей может удалить его публикации за экстремизм или призыв… к жестокости или чему-нибудь там еще. Но мы не в силах запретить ему вновь и вновь публиковать подобное в своем профиле.
— А конкретно
ты можешь что-нибудь предпринять? — в вопросе зазвучала осточертевшая девушке ядовитая неприязнь.
— Что ты имеешь в виду?
— Я читала статьи о том, как прошла ваша вчерашняя презентация, — Воронцова поперхнулась бутербродом, который и так с трудом в себя запихивала, — Где это видано, чтобы глава компании сбегал с мероприятия да еще и отказывался говорить с журналистами! Снова ты вместо него все это дерьмо разгребала?
— Снова я, — спокойно соглашается, справившись, наконец, с застрявшей в горле крошкой.
— И сколько ты намерена все это терпеть? Этот идиот тебя в могилу сведет, ты либо сдохнешь от переутомления, либо в какой-то момент огребешь не тебе предназначавшуюся пулю в лоб!
Женщина помолчала, но держать рот закрытым у нее по жизни выходило преотвратительно:
— Ты понимаешь, что гробишь свою жизнь ради того, кому наплевать даже на свою собственную компанию?
— Тебя это не касается, — отрезав, она с грохотом поставила кружку в раковину. Приподнявшееся было после душа настроение снова упало ниже плинтуса, — У тебя на этом все?
— Как ты можешь! Я же твоя мать! Я…
— А он моя жизнь.
Мария бросила трубку и громко выругалась.
Высказав ни в чем неповинному холодильнику все, что она думает про мать, Разумовского и вообще про этот еще не успевший начаться день, девушка вовремя вспомнила о том, что у нее, как у заместителя главы корпорации, вообще-то не так уж и много свободного времени, и поспешно начала собираться на встречу с ненасытными до информации журналистами.
***
День выдался таким же мрачным, как и предыдущий.
В такие моменты шутки про Санкт-Петербург и «50 оттенков серого» перестают быть «смешными» — просто потому что при такой погоде не то чтобы смеяться, а улыбаться, и, при худшем раскладе, даже жить-то не особенно сильно хочется. Затянутое сизыми тучами небо без устали изрыгало из себя потоки воды, не успевавшие уходить в канализацию и скапливающиеся на узких улицах наподобие небольших продолговатых озерцов. Люди с зонтиками такие препятствия на своем пути, как правило, обходят только в первый день «непогоды», дальше включается то ли людское смирение, то ли самая обыкновенная лень, и вот мы уже видим, как по лужам туда-сюда ходят люди в кроссовках, туфлях, замшевых ботинках и даже тапочках.
Городских сумасшедших ведь никто не отменял.
А в свете последних событий их так и вовсе стало на одного больше.
— Что вы думаете о Чумном Докторе? — спрашивали ее интервьюеры, коллеги, да чуть ли не просто прохожие. На новой криминальной знаменитости за одну ночь помешался весь многомиллионный город.
«Стараюсь о нем не думать» — мысленно парировала девушка, на деле же уклончиво отвечавшая что-то вроде «Это, конечно, нонсенс, но пока что совершенно непонятно, к чему все это приведёт».
Весь день она была в разъездах по разного рода студиям. Репортеры, которым она не успела уделить время вчера, сейчас набрасывались на нее с удвоенной силой, требуя комментариев не только по поводу презентации «Вместе», но и по поводу произошедшего ночью жестокого убийства. Девушка уворачивалась от прямых ответов и переводила разговор на другие темы. А потом снова пила кофе, бежала по лужам, и уворачивалась от ответов.
Так прошел весь ее день. В увертливости от луж пролитого кофе.
Когда встречи с журналистами закончились, Мария обнаружила себя, одну-одинёшеньку, стоящую с зонтом в руках посреди улицы, проходящей совсем рядом с до боли привычной Казначейской. Часы показывали половину шестого, и девушка быстрым шагом направилась в сторону офиса, намереваясь разгрести хотя бы часть документации, завалившей ее кабинет за время подготовки к презентации. Шлепая по лужам ботинками на толстой подошве, она выудила из кармана пальто телефон и впервые за день пролистнула ленту новостей.
«Чумной доктор — герой или маньяк?»
«Профиль убийцы в соцсети «Вместе» набрал меньше чем за сутки почти миллион подписчиков»
«Новая звезда рунета…»
— Рехнулись, — кивнув охранникам, давно переставшим просить у нее пропуск, Воронцова наступила на первую ступень, ведущую к главному входу в здание, и остановилась, — Полицейский был свидетелем убийства? Даже не знаю, хорошо это или плохо…
Ее отвлекло сообщение, пришедшее от коллеги. Медленно поднявшись почти до середины лестницы, девушка сложила зонт и остановилась, принявшись печатать ответ нетерпеливому айтишнику, строчившему ей целые поэмы на протяжении всего незадавшегося с самого начала дня.
Она не видела, как двери небоскреба открылись, и ей навстречу вылетела высокая худая фигура в сером пальто.
А он точно также не видел ее.
— Черт бы тебя…! — врезавшись в препятствие, Сергей выпал из транса и, наконец, увидел перед собой девушку, которую он едва не сшиб с предательски скользкой ступеньки. Он схватил ее за предплечье, предостерегая от падения, — Какого черта ты здесь делаешь?
— Работаю, — восстановив равновесие, она вперила в мужчину внимательный взгляд темно-зеленых глаз. Разумовский казался еще бледнее обычного, дерганые движения выдавали нервозность, одежда мятая, на голове непонятно что, — Ты знаешь, о чем говорит весь город?
Его рука отдернулась от ее рукава, будто бы обжегшись. Золотые искры заметались в бегающих, ни на чем не фокусирующихся глазах. Он поднял воротник пальто и поморщился:
— И ты туда же.
— Сергей, он использует
нашу соцсеть как сцену для его собственного извращенного театра! — для убедительности Мария постучала ногтем по экрану своего телефона, — Система децентрализованного шифрования…
— Ты будешь объяснять мне, как работает
мое приложение? — лицо Разумовского снова приобрело хищные птичьи черты. Красивые губы сжались в тонкую ниточку, — Я знаю обо всем, что происходит, лучше кого-либо другого в этом чертовом городе.
— Личность доктора тебе тоже известна?
Он дернулся, словно от пощёчины. Сузившиеся глаза обдали Воронцову холодной как лед волной презрения. Резко вскинув голову и манерно отряхнув полы своего пальто, он передернул плечами и не спеша пошел дальше, вскоре скрывшись в промозглой тьме типичного вечера в Петербурге.
— Снова перещелкнуло на пафосного мизантропа, — бормотала себе под нос окончательно разочаровавшаяся в этой пятнице девушка, — Будь проклят этот твой внутренний тумблер.
На ресепшене как всегда стояла приветливо-улыбающаяся Лена, но Мария прошла мимо, сухо кивнув в знак приветствия и, не останавливаясь, поспешно спряталась в спасительной кабине скоростного лифта.
***
Ясные погожие выходные оказались обманчивым затишьем перед бурей, в один миг снесшей под корень привычное представление петербуржцев о правосудии и справедливости.
В ночь с понедельника на вторник Чумной Доктор вышел в прямой эфир.
И убил банкиршу Исаеву, взорвав женщину вместе с ее банком и всем обманными путями нажитым имуществом.
Один клик — и доставка еды отменена. Ужина не будет. Убийства — как застрявшая в ее горле кость.
Люди в центре Питера толпятся, собирают с мокрого и грязного асфальта вылетевшие из горящего здания купюры. Они выпорхнули оттуда, как конфетти. А праздничной присыпкой стала мелкая крошка из окровавленного стекла.
Еще один клик — и «машина подъедет через четыре минуты». С учетом пробок путь до дома на Казначейской составит сорок пять минут. Долго,
слишком долго.
Мария металась по квартире, натягивая узкие черные джинсы, белую футболку и хоть какой-нибудь кардиган сверху. Плащ выпал на нее из шкафа сам, кроссовки тоже нашлись на удивление быстро. В голове ударами гонга билась одна единственная мысль «узнать, что происходит», читайте как «срочно поговорить с Разумовским».
Схватив телефон, оповестивший ее о том, что машина подъехала, она быстро заперла квартиру и спустилась вниз, абсолютно ничего с собой больше не взяв, абсолютно не зная, что она хочет сделать и чего ей стоит ждать.
— Из-за этого ублюдка одни проблемы, — пожаловался водитель, когда они встали на очередном мосту, уперевшись в задние фары также терпеливо ждавшей своей очереди машине впереди, — Где это видано, пробки в центре города после полуночи…
Действительно, от маньяка с невесть откуда взявшимся огнеметом именно пробки — важнейшая из проблем.
— Сколько нам еще ехать? — девушка нетерпеливо ерзала на заднем сиденье, мысленно подгоняя светофоры и сбившийся к чертям трафик дорожного движения.
— Не меньше часа, вы уж извините, — развел руками водитель, переключив радио с новостей на непринужденную музыку конца 80х, — Опаздываете?
— Не знаю.
— Это ведь офис, да? Тот самый таинственный небоскреб, про который в свое время все говорили так же, как теперь про Чумного Доктора? — таксист не унимался. У них точно где-то прописано, что они обязаны разболтать пассажира, иначе настолько одинаковое их поведение не поддается никакой логике.
— Да, офис, — Воронцова смахнула пальцем уведомления из мессенджеров и в сто пятидесятый раз обновила ленту «Вместе».
— Что же вам, поработать посреди ночи приспичило? — они наконец-то тронулись и переехали с берега на берег.
— Так уж вышло, — нетерпеливо, — Сроки горят. А побыстрее здесь ехать можно?
Оставшиеся пятьдесят пять минут тишину в машине комфорт-класса нарушало лишь монотонное подвывание немного фонящего радио. В здание корпорации девушка влетела под удивленный (если такое вообще возможно) оклик Марго:
— Мария, здравствуйте! До 14:30 у вас не запланировано…
— Сергей у себя? — сердце отчаянно рвалось из груди. Она соврала, когда сказала, что хочет с ним поговорить, ей бы хотя бы просто его
увидеть. Все ее существо внезапно пронзила острая тоска, невыносимая необходимость тисками сжала тонкие легкие, — Марго!
— Да, но он никого не ждет, — помощница помедлила, заговорив, лишь когда Воронцова с силой надавила на кнопку с номером самого верхнего этажа, — У него заперто. Он не велел…
— Заткнись.
Она выскочила из лифта, едва не поскользнувшись, но не замедлившись, и остановилась только перед стеклянными дверьми, ведущими в потонувший во тьме пентхаус:
— Сергей! — зовет, выждав несколько секунд и не услышав из кабинета ни звука, — Марго, открой дверь!
— Сергей сказал…
— Марго, открой! — ударяет по стеклу кулаком и замечает человеческий силуэт, сидящий на полу возле письменного стола, — Открой немедленно! Ты же видишь, что ему плохо! — ее душили слезы и всепожирающая тревога. Что-то было не так. Она это чувствовала.
— Марго, пожалуйста…
— Вы можете войти.
Мария шумно сглотнула и надавила на дверную ручку. Та поддалась. Преград больше не оставалось. Виртуальная помощница исчезла с экранов, забрав вместе с собственной голограммой последний источник какого бы то ни было света. Марго ушла, и две израненные души остались, наконец, наедине друг с другом.
Но это все было так неважно.
Мария сделала шаг вперед и глаза, привыкшие к темноте, наконец-то смогли различить забившегося в угол стола
мужчину парня, сейчас так по-детски обнимавшего собственные, подтянутые к подбородку колени. Он смотрел на нее расширившимися от ужаса глазами и совсем не моргал, словно боясь, что в следующую секунду наваждение исчезнет, и он снова останется один.
Брошенным, никому не нужным.
Бесполезным.
На нем было что-то вроде чёрной шёлковой пижамы, босые ноги он поджимал как можно ближе к себе в попытке согреться, растрепавшиеся во все стороны волосы просто игнорировал — его заметно трясло, прислушавшись, можно было различить стук зубов и поверхностное дыхание, слишком частое, резкое, и отвратительно бесполезное.
— Серг… — она осеклась, присев на корточки напротив до смерти перепуганного Разумовского. Он вздрогнул, хотя это больше напоминало судорогу. Понизив голос до шепота, Мария позволила себе то, о чем раньше не разрешала себе даже думать, — Сережа… Что случилось?
— Я этого н-не хотел, — пересохшие и потрескавшиеся губы не слушались, а пробирающий все тело озноб только добавлял заикания, — Это не я. Я н-н-не х-хотел…
— Тшшш, — сев на пол, девушка осторожно протянула к нему руку, но парень отшатнулся, дернувшись и сильно ударившись плечом о край стола, — Тише-тише. Все хорошо. Я пришла не для того, чтобы тебя обвинять.
— Я хотел делать ж-жизнь л-людей лучше, — в отливавших серебром глазах застыли слезы, и девушка не на шутку перепугалась, только сейчас осознав, насколько сильно его довели до грани, — Я хотел, чтобы мир… и наш город… стали лучше, — он смахнул с лица непослушные пряди и несколько секунд молча рассматривал собственную ладонь.
Пальцы гнулись с каким-то нелепым запозданием, словно импульсы мозга доходили до нервных окончаний сквозь вату. Взгляд кажущихся стеклянными глаз пытался сфокусироваться на выступавших на изящных кистях венах, но из-за чудовищного тремора раз через раз получалось даже такое элементарное действие.
Чья это вообще была рука?
В немом вопросе Сергей вскинул глаза на замершую возле него девушку.
Как я могу быть уверен, что она существует, если не знаю даже, свою ли ладонь я рассматривал несколько секунд назад?
Беспомощность в его глазах вспыхнула вместе с осознанием собственного бессилия и одиночества.
Он больше не балансировал на краю.
Мария предчувствовала то, что произойдет дальше.
Он падал вниз.
— Я… я же просто хотел как лучше! — Разумовский сорвался на крик и взвыл, содрогнувшись от пронзившей все его тело нечеловеческой боли. Мария рывком подалась вперед и, заметив бешеный испуг в глазах раненого дикого зверя, судорожно притянула парня к себе, обняв и уткнувшись носом в волосы цвета меди.
От его оглушительного воя сердце девушки пропустило удар.
Он рвался на свободу, отталкивая от себя Воронцову и безумно заламывая руки, крича что-то нечленораздельное про Волкова и Чумного Доктора, затем снова срываясь и истошно воя от ломавшего его рассудок страха. Его пальцы впивались в ее предплечья в попытке высвободиться, но Мария лишь крепче прижимала его к себе, стоя на коленях и нежно касаясь кончиками пальцев его спины и спутанных волос. Шепот девушки терялся в огненно-рыжих прядях, но она продолжала убеждать его в том, что она хочет ему только добра. Хочет помочь. Она повторяла это как мантру, игнорируя боль, моральную и, отчасти, физическую.
— Я помогу тебе.
— Мне уже никто не поможет, — выбившись из сил, он в последний раз содрогнулся, устало прижавшись лбом к ее ключицам и, на пару мгновений затихнув, тихо и измученно заплакал.
— Я сделаю все, что потребуется, — Мария чуть сменила позу, удобнее устроившись на гладком холодном полу и обняв больше не сопротивлявшегося Разумовского за плечи. Ее губы едва ощутимо коснулись его волос, — Я буду с тобой, чего бы мне это не стоило. Я буду рядом, я тебе это обещаю.
Ей показалось, что он кивнул. Слезы срывались с пушистых ресниц и стекали по острым скулам, оставляя после себя влажные бороздки с привкусом соли. Терзавший его приступ постепенно сходил на нет, исчезая, и забирая с собой в небытие все силы и остатки здравого смысла. Девушка до крови закусила губу и прикрыла глаза, бессвязно шепча успокаивающие слова и обещания.
Его рыдания постепенно прекратились.
Когда сил не осталось даже на беззвучно льющиеся по щекам слезы, Сергей рвано выдохнул и затих. Мучившие его тело судороги сменились крупной дрожью, и он поежился, тщетно попытавшись закутаться в холодящую кожу ткань собственной пижамы.
— Замерз? — все так же тихо и ласково. Мария болезненно поморщилась, когда парень коснулся ее руки, но ничего не сказала, — Серёж…
— Зачем ты приехала? — его голос прозвучал непривычно низко. Вытерев лицо атласным рукавом рубашки, он вскинул на нее огромные грустные глаза и повторил, с трудом справляясь с не желавшим его слушаться языком и потрескавшимися губами, — Зачем ты сорвалась сюда посреди ночи?
— Мне нужно было тебя увидеть, — она вымученно улыбается и убирает с его лба влажные от холодного пота волосы, — Все это безумие на улицах… Я же вижу, как оно на тебя влияет. Как я могла не приехать?
Разумовский выпрямляется и, шипя от боли в задеревеневших мышцах, садится. Молча смотрит в зеленые глаза напротив, долго, внимательно, он ищет в них что-то, а, отыскав, не верит и снова пытается отстраниться:
— У тебя есть чай? — в ее глазах усталость вперемешку с опьяняющей потребностью заботиться, — Давай пересядем на диван, и я заварю тебе чай. Любой, какой ты больше всего любишь?
Он хотел было что-то ответить, но закашлялся, поперхнувшись сухим воздухом, и болезненно ссутулился, чувствуя, как давящие на легкие спазмы насквозь прожигают все кости в его груди.
— Тише, аккуратнее, — Мария вскочила и, не замечая застлавшей глаза темноты, бросилась к холодильнику с напитками, судорожно доставая из него негазированную прохладную воду, — Попей, — протягивает Разумовскому открытую бутылку, — Пей, прошу тебя.
Он слушается и постепенно успокаивается. Смотрит на нее снизу вверх и с обессиленным стоном жмется к ее ногам:
— Серёжа… — касается его плеч и наклоняется, — Вставай, тебе ведь холодно, пойдем, я помогу тебе дойти до дивана.
— Ты не уйдешь? — невозможные глаза и искажённое животным страхом лицо.
— Я не уйду, — Мария помогает ему встать и поддерживает под локоть, чувствуя, как тот шатается и обмякает в ее руках, — Пойдем. Я останусь с тобой, ничего не бойся, слышишь?
Они рухнули на диван одновременно, вымотанные настолько, что от нескольких метров, преодоленных ими за долгие десять минут, перед глазами теперь прыгали разноцветные круги, а в ушах шумело, и стук собственного пульса отходил за этим грохотом на второй план. Первой в себя пришла Воронцова, предпринявшая попытку подняться и все-таки сходить за чаем:
— Нет! — тонкие пальцы вцепились в ее руку, повторно оставляя на бледной коже маленькие округлые синяки.
— Все хорошо, — она замирает и слабо вздрагивает. Разумовский не отвечает, сворачиваясь возле нее клубком и, ткнувшись носом в ее плечо, шумно выдыхает, не переставая при этом дрожать всем телом.
От его вида у нее болезненно защемило сердце. Екнув, оно подскочило к горлу, а затем с треском принялось биться о не выдерживающие такого напора ребра.
— Я на минутку, — Сергей отрицательно мотнул головой, вновь посмотрев на нее глазами до полусмерти забитого котенка, — Хорошо, я никуда не пойду, — Мария сдается и тихо-тихо шепчет, — Только отпусти руку… Пожалуйста, мне больно.
Удар. Еще один. Удар-удар.
Затем — тишина.
Истерзанные губы касаются тыльной стороны ее ладони, и Мария задыхается, тихо всхлипывая от рвущих ее на куски эмоций.
— Иди сюда, — она усаживается поудобнее, откинувшись на спинку угловатой софы, и кивает ему на свои колени, — Ложись, тебе нужно поспать, так будет комфортнее.
Во взгляде Разумовского спокойными волнами плещутся благодарность и абсолютное доверие. Он отстраняется, отрешенно встряхивая головой, и Воронцова успевает за это мгновение стянуть с себя длинный кардиган.
— Мари, — он шепчет это в полусне, удобно устроившись на ее коленях и почувствовав, как теплая ткань кофты накрыла его сверху.
— Да? — тихий, все такой же безмерно нежный шепот. Ее правая рука опускается на его плечо, прижимая чуть ближе, а пальцы левой лениво перебирают рассыпавшиеся по ее джинсам рыжие пряди.
— Не уходи, — голос где-то на границе с чем-то иррациональным.
Никогда не уходи.
Пожалуйста.
