Чумной Доктор в прямом эфире: присоединиться?
— Твою мать. Ее возглас и семья Зильченко, примотанная к какому-то столбу посреди ими же нелегально устроенной свалки. Тонны мусора, нечленораздельные из-за кляпов крики, и искажённый маской голос того, кто, заигрывая со своей аудиторией, сейчас нарочито неспешно совершал третье за месяц убийство. Все произошло по стандартному сценарию: пафосная речь, крики о помощи, изрыгавшие пламя огнеметы. И сотни тысяч восторженных комментариев, которые модераторы социальной сети просто не успевали блокировать. — Марго. Голос Марии дрогнул, когда она поняла, что делает. — Чем могу помочь? — Сергей у себя? — Его нет в здании. Последняя глупая надежда рассыпалась в прах, проскользнув сквозь пальцы и застлав собою орошённую кровью землю. — Открой доступ на семьдесят третий этаж. Она поправляет кофту и решительно выходит из кабинета, продолжая диалог с голограммой уже в скоростном лифте. — Доступ на семьдесят третий этаж закрыт для всех. — Будь добра, сделай исключение. Несуществующая блондинка думала о чем-то несколько минут. В абсолютно пустом небоскребе это время длилось почти бесконечность. — Поднимайтесь. Марго исчезла с дисплея, и Мария так и не поняла, почему та вдруг резко изменила свое решение. И она ли его вообще изменила. Но начинать выяснять отношения с виртуальной помощницей было бы глупо, да и вряд ли она бы стала аргументировать действия, по всей видимости заложенные в ее программу. Дверь в офис Сергея действительно оказалась незаперта. Девушку встретила та же комната, из которой она ушла одним счастливым мартовским утром, после которого она не смела возвращаться не то что в пентхаус, но даже — мысленно — к произошедшим в тот день событиям. Прошло почти 10 дней, но не изменилось ни-че-го: все тот же пустой стол с пустым стаканчиком из-под кофе, все тот же диван и журнальный столик, на котором разбросаны обертки от каких-то сладостей вперемешку с банками от газировок и оторванных этикеток от вина. На идеально отполированном столе одиноко лежала тонкая папка с документами. Подойдя ближе, Воронцова лишь тихо хмыкнула: — Ну, конечно, HOLT, — она не стала читать бумаги, поняв все и так, — Насколько широко улыбнулся бы тот урод из полиции, если бы нашел договор с поставщиками огнеметов для Чумного Доктора? В ее представлении, его отвратительная физиономия должна была бы треснуть и расколоться надвое. Горящая над Венерой лампа мигнула и стала светить тусклее. Где-то вдалеке раздался негромкий скрежет каких-то механизмов. Гулкие шаги. Мария отскочила от стола и зашла в тень, сначала просто остановившись возле пустой стены кабинета, но, заслышав плохо различимые крики, все-таки предпочла спрятаться за пьедесталом самой дальней из статуй. В следующую же секунду картина дернулась и отъехала в сторону, а воздух внезапно стал свинцовым с привкусом отчаяния. — Ты… — шлепанье босых ног по полу и дрожащий от страха голос, — Ты сошел с ума! Зачем ты убил всю семью?! Разумовский заметался по комнате, невпопад жестикулируя и обращаясь, по всей видимости, к собственному письменному столу. Или к тому, кто стоял перед письменным столом, отвернувшись и молча выжидая окончания очередной истерики. — Ты видел, что творится на улице? — в вопросах на повышенных тонах сквозила смертельная усталость, — Олег, они тебе подражают! Ты. Тебе нужно остановиться… Он замер посреди комнаты и вперился взглядом пустоту. — Или я тебя остановлю. Закончив фразу, он вздрогнул и резко вскинул голову. Мария догадалась, что сейчас настала очередь Олега говорить. — Я? — Сергей снова сорвался с места, но решительность, проскользнувшая было в его голосе, снова сменилась дрожанием стекла, — Я… лишу тебя поддержки. Он остановился возле стола. Полный боли крик: — Я отключу сервера! И сразу же — полный безысходности шепот: — Я закрою соцсеть. Наступила тишина. Разумовский стоял, дрожа всем телом и в бессильной ярости сжимая кулаки. Он внимательно прислушивался к чему-то и судорожно мотал головой, словно отказываясь верить во что-то или, быть может, отрицая свою к этому причастность. — Я… — пауза и шумный выдох, — Я звоню в полицию. — Сергей, — от голоса Марго Воронцова дернулась, чуть было не вывалившись из своего укрытия, — Мне позвонить в экстренную службу? Он ей не ответил. А Мария смотрела на загоревшийся экран расширившимися от страха глазами и зажимала себе рот рукой, чтобы не закричать от ужаса. У программы не было установки реагировать на слово «полиция». Марго смутила не брошенная парнем угроза, ее «напугал» затянувшийся монолог Сергея, кричащего на самого себя посреди ночи. Она предлагала вызвать не полицию. — Олег! Марго собиралась звонить в скорую. — Олег, послушай! Сорвавшись с места, Сергей добежал до одной из статуй и резко остановился, наткнувшись на невидимое препятствие. — Послушай, — он заламывал руки, задыхаясь от слез и пытаясь дотянуться до кого-то, стоявшего, по всей видимости, совсем рядом, — Я тебя прошу. Нет, я тебя умоляю! Слышишь?О С Т А Н О В И С Ь
Он рухнул на колени, безуспешно попытавшись схватить воздух, и обессилено уронил голову на грудь. Разговор был окончен. Разумовский зарыдал в голос. Мария поднялась на ноги спустя несколько минут. Пошатнувшись, с трудом удержала равновесие и сделала несколько шагов в сторону. Коснувшись экрана, отменила звонок и «смахнула» Марго. Подавив в себе желание кричать, тихо заговорила: — Сергей. Он подскочил и обернулся. Во взгляде огромных глаз — затравленность вперемешку с ломавшей ребра болью. — Ты, — размазывает слезы рукавом той самой пижамы, — Ты… Почему? Он говорил… — Это не важно, — Мария опускается на холодный пол и протягивает к нему руку, от которой тот по привычке сначала испуганно отшатывается, — Т-ш-ш, это я. Все хорошо. Замирают друг напротив друга, и два сердца синхронно пропускают удар. — Иди сюда. Не приказ, не просьба — мольба. Он падает в её объятия и судорожно обнимает, по-новой заходясь в истерике и пряча лицо на ее плече. Негнущиеся пальцы впиваются в ее спину, рискуя оставить синяки даже сквозь тонкую ткань блузки, но девушка этого как будто бы не замечает. Она укачивает его, как ребенка, и игнорирует пробегавшие по его телу судороги, нежно касаясь спутанных рыжих волос и не переставая шептать успокаивающие слова, изо всех стараясь не показывать, как дрожит от страха ее собственный голос. — Сережа, — прижимается губами к его виску и чувствует, как тот рвано всхлипывает, — Тише, прошу тебя, все хорошо… Разумовский кивает, но справиться с приступом у него не хватает сил. Он тихо стонет, задыхаясь от слез, и несколько секунд молча хватает ртом воздух, сражаясь со спазмом, не позволявшим сделать вдох. — Давай, я дам тебе воды? — Мария шепчет, чуть отстраняясь, и аккуратно убирает с заплаканного лица прилипшие ко лбу пряди. Сергей отрицательно мотает головой. Шмыгает носом и снова повторяет движение. Он рвано дышит, а его дрожащие пальцы никак не могут справиться с пуговицами на рубашке, застегнутой под самое горло. Шумно выдохнув и прекратив попытки высвободиться из пижамы, он медленно моргает, словно просыпаясь, и, наконец, постепенно успокаивается, с трудом приходя в себя от внезапно накрывшей его истерики. — Ладно, я никуда не пойду, — она помогает ему со злополучными пуговицами и мягко обнимает за шею, — Все будет хорошо, слышишь? — смотрит в его голубые глаза и тонет, снова теряя связь с реальностью, — Сереж… Они оба не поняли, как разделявшее их расстояние сократилось до пары миллиметров. Мария не знала, в какой момент вдруг оказалась у него в руках, а он не помнил, как впился в ее губы, прижав к себе девушку, в которой раз спасшую его от потери рассудка. Воронцова почувствовала, как по ее щекам беззвучно полились слезы. Остатки здравого смысла неистово вопили, призывая сейчас же встать и уйти, убежать, навсегда исчезнуть из его жизни. Уйти и избавить свою жизнь от психически нездорового маньяка, терзавшего ее сердце постоянными припадками и выходками. — Ты плачешь, — в его взгляде проскользнула растерянность, а затем — горькое понимание и раскаивание, — Мари, я… — Все в порядке, — она целует его, на этот раз сама, и зарывается пальцами в пылающие на свету волосы, окончательно путаясь в собственных противоречивых мыслях, — Я никуда не уйду. Обещаю. Никогда. Его руки соскальзывают на ее талию. Мысли у Воронцовой исчезают вовсе. Он поднял ее, не разрывая поцелуя, и в несколько шагов пересек комнату, повалившись на диван вместе с девушкой, отпустить которую было выше его сил. Взглянув на нее, полулежащую, с такими счастливыми сейчас глазами, в которых отражался он сам, Разумовский вздрогнул и неосознанно подался назад. — Серёж, — несмело, приподнявшись и участливо коснувшись его плеча, — Что не так? Он отстранился от нее и сел, сжав голову ладонями. Зажмурившись, попытался было унять пронзившую его тело дрожь, но та, как назло, учащалась по нарастающей. В горле ни с того ни с сего пересохло. — Я… — облизнув губы, он вскинул голову и окинул комнату взглядом судорожно бегающих глаз. Заметив на журнальном столике стакан с водой, Сергей потянулся было к нему, но виски внезапно прострелила резкая боль. Его рука дрогнула, и дрожащие пальцы легли на горлышко недавно начатой бутылки вина: — Что ты… — Заткнись! Мария отшатнулась от него, вжавшись в угол дивана, и только молча наблюдала за тем, как мужчина залпом допивает едва ли не половину от всего игристого, сразу же меняясь в лице и осанке. Он вытер губы рукавом рубашки и медленно повернулся, заметно выпрямившись и вальяжно откинув волосы назад. — Ну что… — хриплый шепот и сверкающая золотом радужка любимых глаз, — Продолжим? Ответа он предпочел не ждать. Схватив девушку за ногу, дернул, притянув к себе, и навис сверху, хищно ухмыляясь. Заострившиеся черты лица исказились, став по-птичьи резкими, отвратительно-пугающими, чужими: — Ты ведь этого хотела, да? — хриплый шепот и сомкнувшиеся на ее шее пальцы, — Ну что же… Мария дергается, но тут же падает обратно. Отвечает на грубый поцелуй, упираясь в грудь Разумовского и не решаясь его от себя оттолкнуть. Она болезненно стонет, чувствуя, как по подбородку течет ее собственная, струящаяся из прокушенной губы, кровь, и наперекор всякой логике прижимается ближе. — Вот ты и допросилась, — он смотрит в ее глаза и медленно сжимает пальцы. Видит, как на ее шее проступают красные пятна, но хватку ослабляет лишь заметив, как Воронцова обмякает, переставая дёргаться и цепляться за его рубашку. Отпускает ее и хватает за плечо, рывком кидая на пол. — Дрянь. Она кашляет. Кое-как встает на колени и часто дышит, морщась, когда воздух со свистом вылетает из легких. Смахивает выступившие на глазах слезы и исподлобья смотрит на жадно наблюдавшего за ней мужчину. — Сережа, — плохо различимый шепот, по факту — не более чем движение губ. Откашливается и говорит чуть громче, замечая, как в его глазах вспыхивают злые, звериные огоньки: — Сережа, за что? Разумовский вскакивает, неотрывно смотря на нее желтыми, презрительно сузившимися глазами, и Мария испуганно пятится, так и не поднявшись на ноги, боясь отвернуться от приближавшегося к ней мужчины хоть на секунду. — Тебе что-то не нравится? — его улыбка как волчий оскал. Он останавливается перед ней и многозначительно вскидывает бровь. Она бледнеет, осознавая, к чему он клонит, и опускает глаза в пол. Нет. Пытается опустить глаза в пол. — Что не так, м? — хватает за волосы и заставляет поднять голову. Подходит еще ближе, практически прижимая девушку к шелковой ткани своих пижамных штанов, — Ты же это хотела! Мы оба это знаем! Так что же, ну? Мария отрицательно мотает головой, не решаясь отвечать, дабы не подливать масла в огонь: — Нет? — наигранно обиженный тон, — Что-то мне подсказывает, детка, что ты мне нагло врешь, — ухмыляется, нарочито медленно облизывая свои губы. Замечает, как девушка следит за этим движением, и резко ставит ее на ноги, приближаясь к лицу и шумно выдыхая, — Можешь не отвечать. Поцелуй и последовавший за ним укус. Мария против собственной воли обнимает его за шею, сходя с ума от разразившейся внутри нее войны, в которой здравый смысл сейчас проигрывал голосу ее одурманенного любовью сердца. Она податливо разомкнула губы, зарывшись пальцами в огненные пряди, и на долю секунды почувствовала себя наконец-то по-настоящему счастливой. А потом ее снова оттолкнули. Швырнули обратно на диван. И в клочья разорвали блузку. — Не на…! — начинает и дергается, когда его ладонь накрывает ее губы, — М-м! М-м-м! — Да тише ты, — его дыхание опаляет ее кожу. Острые зубы оставляют багровые кровоподтеки вдоль шеи до самых ключиц. Она краснеет и сопротивляется, стонет, не зная, куда себя деть, лишь бы не чувствовать, не поддаваться, не желать продолжения. Сергей же только издевательски ухмыляется, языком проводя линию по ее ребрам вниз, — Все еще будешь говорить, что не хочешь всего этого? Убирает ладонь и щелкает застежкой ее бюстгальтера, выжидающе замирая в нескольких сантиметрах от ее лица. — Отпусти меня, пожалуйста. Просьба и попытка нежно поцеловать. Очередная пощёчина и разлившаяся в зеленых глазах боль. — Ответ неверный, — золотые глаза смотрят с искренней ненавистью, — Скажи мне правду, — обводит большим пальцем контур ее губ и вжимается бедрами в ее, не оставляя ни шанса на побег, — Я даю тебе вторую попытку, ну же. — Сережа, — Мария осекается, замечая, как губы мужчины разочарованно кривятся, — Сережа, пожалуйста. Отпусти меня, и мы… — Я ТЕБЕ, СУКА, НЕ СЕРЕЖА! Он отпускает ее, замахиваясь для удара, но девушка отталкивает его и скатывается с дивана, больно ударяясь лопатками об угол журнального столика. Она встает, судорожно прикрывая грудь руками, и оборачивается на застывшего на диване Разумовского — тот молча смотрел на нее, и даже при тусклом свете ламп его глаза сейчас были лазурно-голубыми: — Мари? — дрогнувший голос и дрожащие руки. Плечи привычно сутулятся, с губ исчезает жуткий оскал. Воронцова смотрит на него сквозь слезы. Сердце бешено бьется, ватные ноги отказываются сгибаться. Меня чуть не изнасиловали, а я думаю, стоит ли убегать? Она отрицательно мотает головой и резко разворачивается, вылетая из комнаты и из последних сил сдерживая рыдания. Эти его глаза… Забежав в свой кабинет и закутавшись в пальто, Мария вызывает такси и выбегает из здания, на ходу заказывая ближайшие билеты на поезд в свой родной город. Такие красивые, господи