Рядом с Евой

      Они редко встречались, и хотя оба жили в одном маленьком Городе, их миры были полярны.       В Каменный двор складские бандиты редко захаживали. Однако Ева не раз видела из окон Омута рыжую макушку Григория Филина, в сумерках бредущего к Собору. Мужчина ходил туда, как по расписанию, словно ведомый былой памятью об инквизиторе. Гриф оказался одним из немногих, кого действительно опечалила смерть Аглаи Лилич – стальная женщина явно оставила след в его мятежной душе.       Ева не могла припомнить, когда именно ее заинтересовала эта фигура на шахматной доске. С отъездом Даниила ли? Филин был для Ян темной лошадкой, несмотря на то, что человеком, по слухам, являлся довольно простым и приземлённым. И опасным. Но любопытство, а может что-то ещё, неумолимо тянуло ее к главарю бандитской шайки. Было в нем нечто такое, чего девушка не видела ни в одном знакомом ей мужчине, при этом ощущая их с нею незримую схожесть. И проснувшись однажды утром, она твёрдо решила, что противиться этому влечению больше не хочет.       Промозглым октябрьским вечером Ева сидела на ступенях пустого бездушного Собора, прислонившись к колонне, и глядела в низкое темное небо, затянутое тяжелыми тучами. Холодный воздух лизал обнаженные плечи, она зябко поеживалась, но уходить не торопилась.       И ее ожидания оправдались – Ян наконец увидела высокую худощавую фигуру, неспешно шедшую по бульвару вдоль изгороди Горнов. Медные пряди горели огнём в сгущающейся темноте. Выражение лица Филина было печальным, и печаль эта подмечалась издалека. Даже во мраке. Стелилась по его следам на мостовой.       Он сильно сутулился, смотрел себе под ноги, погруженный в собственные мысли, и не ощущал на себе пристального взгляда девушки. Когда же мужчина поравнялся с ней, Ева встала с гранитных ступеней и неуверенно подала голос:       — Добрый вечер, Григорий… — Приветствие вышло несколько неловким, а Гриф вздрогнул от неожиданности и огляделся по сторонам, словно убеждаясь в том, что оно было адресовано ему.       — Добрый, раз так говорите, барышня, — увидев ее, быстро нашёлся бандит, расправил плечи и приветливо кивнул. — Только вот больно холодный. А вы тут чего? Ждёте кого?       — Нет, — соврала она, стыдливо опуская глаза. — Так, вышла подышать.       — Да, воздух нынче в разы легче стал, как паскудная твирь отцвела, — согласился рыжий. — Я тоже люблю поздние прогулки.       — Знаю. Вы часто здесь бываете по вечерам... — Ева прикусила язык, но незваные слова уже с него соскочили, обличая их незадачливую хозяйку.       — Правда ваша... — Филин хитро прищурился, разглядывая ее. — Интересно, что вам известны мои привычки, госпожа Ян.       — Просто Ева, прошу! — Зарумянившись, она принялась теребить края перчатки и старательно прятала взгляд под густыми ресницами.       «И как теперь выкручиваться, глупая твоя голова?...» — ругала себя.       — Извольте... Ева. — Из его уст ее имя прозвучало непривычно. Возможно, оттого, что они почти никогда не разговаривали вот так, просто? — Извиняйте, не обучен я долгим светским беседам. Высокопарные слова, все что были, из карманов подоставал для вас. Так что, если не против, перейду на свой привычный бай.       — Как вам будет удобно! — затараторила Ян, радуясь тому, что со скользкой темы они, кажется, соскочили. — Я тоже совершенно не светский человек!       — Вот как? А по вам и не скажешь... Да вы вся дрожите! — спохватился паук.       Она и правда уже тряслась от холода, растирая озябшие пальцы. Григорий, не долго думая, стянул с себя шитый-перешитый пиджак и водрузил его на хрупкие девичьи плечи.       — Цепляйтесь, провожу вас до дому – до хаты. — Он подставил Еве локоть и заговорщически подмигнул.       Как отказать этому нахалу? Никак. Ее ладонь скользнула по жилистому предплечью и расположилась на сгибе руки, точно всегда там и была.       До Омута они дошли под задорные рассказы рыжего о его детских проказах и о том, как он подался по воровской дорожке.       «И правда, человек нараспашку», — подумала Ян, тихонько хихикая над его очередной историей.       Начал моросить дождь, и она неосознанно прижалась ближе к мужскому плечу, тут же почувствовав на себе цепкий взгляд зелёных глаз.       Остановившись у порога ее дома, оба замялись. Ева с благодарной улыбкой вернула Филину его пиджак. Мужчина откашлялся и неожиданно вымолвил:       — Ну что ж... Ваше общество сделало нынешний поганый вечер не таким уж и мерзким, как все предыдущие до него. Надеюсь, это не последняя наша встреча.       — Не хотите зайти? — И вновь непрошеная фраза, которую невозможно было удержать.       Щеки Ян залило краской, а ноги стали ватными, когда она заметила, как мелькнувшее в глазах Грифа смятение тут же сгорело в заплясавшем там изумрудном огне. И под этим пылающим взглядом Еве вдруг захотелось провалиться сквозь землю, но она продолжала стоять на ступеньках обсерватории и как завороженная смотреть в зелёное пламя.       — Зачем ты зовёшь меня?       Когда они успели перейти на «ты»? Видимо, прямо сейчас.       — Дождь идёт, а до Складов далеко. Вымокнешь... — Плохое оправдание.       — Лукавишь, Ева. — Филин пристально смотрел на нее, почти заглядывая за края ее расширенных зрачков. — Одиноко тебе. Стала бы ты звать к себе такое отребье, если б в человечьем тепле сейчас так сильно не нуждалась? — Он подошёл ближе.       — Теперь я уже жалею. Забудь. И я вовсе не одинока... — Ян отступила назад, упираясь спиной в дверной косяк, но глаз в этот раз не отвела.       — Неправда твоя. Знакомо мне то, что ты чувствуешь. Сам в этом увяз по уши, хоть в петлю лезь. Да вот только некому нынче ее затянуть... Кроме того, я не привык отказывать дамам. — Филин был совсем близко, дышал глубоко, ровно, уверенно. — И если все же хочешь, я зайду. Только скажи, — и не дожидаясь согласия, он уткнулся усыпанным веснушками носом в ее шею, касаясь сухими губами покрывшейся мурашками бледной кожи. Обветренные ладони, обжигая жадными касаниями, легли на талию.       — Не здесь... — Ян прикрыла глаза, а голос истомно дрогнул предательской хрипотцой.       — Так веди.       Ева вдруг отчётливо поняла, почему ее влекло к нему. Сомнения улетучились, исчезли бесследно. Она уверенно взяла его за руку и утянула за собой в затаивший дыхание Омут.       Если Гриф и правда такой плохой, как о нем говорят – значит, она проклята, и бояться уже нечего. Что страшного может случиться с девушкой, которой и так больно? Ничего. Как и с мужчиной, которому больно тоже.       Конечно, эта пылкая близость была эфемерна, но сейчас Ева настолько нуждалась в ней, что забыв про стыд, моральные устои и правила просто поддалась своей тоске по теплу. Ей хотелось утешения, хотелось побыть нужной и любимой. Хотя бы недолго. Хотя бы не всерьёз.       Даниил оставил ее – спешно уехал из Города, гонимый разочарованием во всем на свете, но в первую очередь – в самом себе. А Ева не могла найти места в опустевшей с его уходом обсерватории, замерзала в остывающей спальне, металась по углам, словно маленькая, запертая в клетке птичка, не в состоянии выбраться из давящей темноты. Но сегодня рыжий огонёк маяком освещал ей путь к свободе, согревал, отгонял кошмары, что мучили Ян уже много ночей к ряду. И окружённая коконом долгожданной нежности, она надеялась, что служит Грифу таким же утешением и путеводным светом в ответ.       Филин ушёл на следующее утро, пока она спала. Не оставил ни записки, ни следа. Лишь запах табака и мокрой одежды служил доказательством его недавнего присутствия здесь, да и тот весь выветрился к полудню, словно и не было. Ну и пусть. Так проще.       Все равно ведь им не судьба быть вместе – слишком уж разные, пусть и равнозначно одинокие в этом оставленном богом степном Городке. А их мимолетное счастье оказалось бабочкой-однодневкой, что умирает к исходу двадцать четвёртого часа.