Рядом с Евой

      Мутное зеркало рябит россыпью застарелых коричневых пятен. Отражение размыто, нестройно, некрасиво. Ева бросает на себя последний критичный взгляд и отворачивается. Нет, определенно не нравится ей ее фигура. Какая-то угловатая, прямоугольная, без четко оформленных линий бёдер.       «То ли дело Мария..., – недовольно ведёт подбородком Ян, – Вся точеная, словно статуэтка из мрамора. Талия в игольное ушко пройдёт, а какая грудь!» – Ева опускает глаза, невольно сравнивая свои достоинства с Каиной, и понимает, что тут она явно в проигрыше.       «Завидно...»       Перед сном Ян расчесывает свои светлые локоны, и положив гребень на тумбочку, замечает несколько выпавших волосков.       «Ну и цвет... – обиженно надувает губы девушка. – Блеклые, тусклые да редкие. А вот у Лары какой пучок! И даже ранняя седина в аспидных прядях не портит, а лишь добавляет прелести и подчеркивает красивые и печальные, как у серны, глаза Равель. Мне бы такие... И волосы, и глаза».       Ева крепко зажмуривается, сморгнув непрошеную слезинку, шмыгает раскрасневшимся носом и залезает с головой под одеяло, пытаясь спрятаться от давящих мыслей.       Утро не задается. Тарелка выскальзывает из рук и разбивается вдребезги о дощатый пол. Осколки больно царапают босые ступни.       «Неуклюжая! – Ева раздосадовано бранится. – Неловкая, глупая! Никогда не смотрю под ноги! А Юлия бы наверняка все наперёд знала, с ней бы такого не случилось! Вот бы и мне так судьбу чувствовать...»       Ева расхаживает по круглому залу обсерватории, иногда застывая у старого пианино, небрежно пробегая по пыльным клавишам тонкими белыми пальцами и невпопад размышляет, почему она не может быть как все они? Утонченной, красивой, умной? Почему у подруг есть всё то, чего она так отчаянно жаждет, а сама Ева вот такая – неправильная? И кому нужно продать душу, чтобы стать идеальной? Заложила бы не поморщившись!       От этих раздумий голова наливается тяжестью, а настроение портится безвозвратно. Идти никуда не хочется, хотя вчера Пётр упрашивал Ян навестить его с братом. И далась она этим Стаматиным, когда кругом такие красавицы, куда ни плюнь, совершенства ходячие! В приливе чёрной зависти, ядом тысячи земноводных отравляющей внутренности, Ева зло захлопывает крышку пианино и в расстроенных чувствах поднимается обратно в комнату. И каменеет, вперив глаза прямо в старое зеркало.       «Вот тебе раз... Позеленела...»