***
Октябрь 1942
Может, это и странно, но в самом конце, как это происходило каждый год, всегда наступает момент, когда любой страх исчезает. Тот самый момент, когда Гарри стоит в оке бури, и весь страх, вся ярость, весь ужас, тоска, отчаяние, безнадежность и беспомощность тают, обнажая что-то новое: квинтэссенция Гарри Поттер, но в то же время и нечто совершенно иное. На первом курсе это было, когда она ощущала ледяную горечь зелья в горле и шагала сквозь пламя, оставляя позади Рона и Гермиону, чтобы встретиться лицом к лицу с, как она тогда ожидала, Снейпом и защитить Философский Камень. На втором — когда она смотрела на призрачного Тома Риддла и осознавала, что он высасывает жизнь из Джинни Уизли и скоро уничтожит и саму Гарри при помощи своего василиска, а еще — что он с самого начала это и планировал. Обычно это случалось в самом конце, в самый последний момент, после которого становилось невозможно мыслить рационально, — когда она смотрела в лицо смерти и чувствовала себя намного старше и не совсем даже самой собой, и она думала, что если это конец, если так ей суждено умереть, то это, пожалуй, не худший способ покинуть этот мир. Сегодня все было по-другому. Это не ощущалось как какая-то развязка: напряжение не копилось весь год, не раскрылась никакая ужасная тайна, не было совершенно никаких причин, по которым только Гарри и никто кроме нее способна будет всех спасти; более того, была даже мысль, что ей не просто не стоит, а ни за что нельзя этого делать — это окончательно сломает временную линию, которую Гарри одним своим появлением и так поставила под угрозу. И все же, как только роковые слова насмешливо сорвались с ее губ, как только ее ноги направились к хижине лесника — нет, как только она увидела это яркое серебристое свечение в форме змеи (ну конечно, что, как не чертову змею, она вообще ждала от него), уже тогда все было предопределено. Это спокойствие, как в оке бури, внезапно обрушилось на нее, и не имело значения, что уже давно пробил тихий час, что в карманах лежали испуганные петухи, трансфигурированные в бусины, что, кроме этих петухов, у нее не было меча, не было феникса, что никто ничего от нее не ждет, что она идет решать не свои проблемы, которые еще даже не успели стать проблемами, и что у нее были все основания развернуться и направиться обратно в замок. Была только мысль где-то в глубине головы о том обещании, которое она дала сама себе: если Том Риддл способен измениться, если он способен верить и надеяться, то у нее хватит веры в себя и в мир, чтобы все изменить. И если это путь к погибели, что ж, пусть будет так. Вот то, что делало ее самой собой. Пересекая территорию Хогвартса, прячась за колоннами, чтобы избежать дежурных старост и профессоров, спускаясь, спускаясь, спускаясь к женскому туалету в слизеринских подземельях, Гарри думала об этом. Она была больше, чем Девочка-которая-выжила, чокнутая кузина в чулане под лестницей или странная девушка, не к месту и не ко времени оказавшаяся в Хогвартсе, — она была победительницей чудовищ. Это было даже немного смешно — всю сознательную жизнь Гарри хотела быть просто собой, просто Гарри. И вот у нее появилась такая возможность: целый вагон оправданий и никаких ожиданий, ни славы, ни известности — и что же? И она сама все портит. С этой мыслью она наконец достигла двери в туалет и открыла ее. В ночной темноте слабый Люмос Гарри был единственным источником света. С мрачным выражением лица и медленно учащающимся сердцебиением, как будто вдалеке бьют в барабан перед скорой битвой, она подошла к раковине и отыскала тот самый кран. — Вот ты где, — сказала Гарри, когда ее взгляд остановился на изящно выгравированной сбоку змейке — достаточно выделяющейся, чтобы ее заметить, но не настолько неуместной, чтобы удержать внимание. Уставившись на нее, она облизнула губы, оглядывая комнату и возвращаясь ненадолго к двери, просто чтобы перепроверить. Все было по-прежнему тихо и пусто. Гарри выдохнула и снова уставилась на кран, изо всех сил думая о змеях. — Откройся. Как и раньше, в 1992 году, пятьдесят лет спустя, раздался грохот, и раковины сдвинулись, открывая темную яму, каменную трубу, похожую на заброшенный колодец. Она нахмурилась, глядя вниз и ожидаемо не находя взглядом дна. Здорово, подумалось ей, на этот раз хотя бы знать, что она переживет чертов спуск. И все же она неуверенно замерла на месте, продолжая вглядываться в темноту. В прошлый раз падать было откровенно так себе. Да, никто ничего себе не сломал, даже Локхарт, и вообще она осталась достаточно цела, чтобы скакать еще потом перед василиском, но все равно приятного было мало. К тому же, если задуматься, у нее просто не получалось представить, как Том Риддл спрыгивает в этот проход. Не только из-за того, что так можно и убиться, а Риддл, очевидно, желал точно противоположного, но еще и потому, что это казалось таким… недостойным. Нет, Том Марволо Риддл ни за что не стал бы прыгать в таинственную дыру в женском туалете, просто нет. — Секундочку… — Гарри настигло осознание. — А как он вообще нашел это место? Она никогда не спрашивала Тома из дневника, почему-то эта тема никогда не поднималась — но он был в женском туалете. Он откуда-то узнал, что вход в Тайную Комнату находится здесь? Или просто по какой-то странной причине оказался в женском туалете, зачем-то внимательно осмотрел все краны и решил пошептать им по очереди всякие нежности? Гарри скривилась. — Ладно, если подумать, я не хочу знать. Затем, снова глядя вниз на яму, усиленно думая о змеях и вспоминая своего змеиного приятеля из зоопарка, она прошипела то слово, которое, оглядываясь назад, всегда хотела попробовать, но не находила ни серьезной необходимости, ни возможности: — Лестница. Туннель упрямо оставался простым туннелем, не появились из стены какие-нибудь ступени, что, вероятно, логично: змеям лестницы ни к чему. — Ладно, хорошо, никаких лестниц, — сказала себе Гарри, медленно кивая, как будто все это было просто частью плана. — Все в порядке. А теперь представь: ты Том Риддл, и по ночам ты тайком заходишь сюда и спускаешься в Тайную Комнату, а потом тебе нужно как-то выбраться наверх никем не замеченной. Как ты это сделаешь? Гарри снова замерла на месте, окидывая взглядом комнату, ожидая, пока ее мозг выдаст решение. Решение не приходило. Спустя несколько минут весь результат, что она получила, это разболевшаяся голова. Возможно, Том Риддл действительно намного умнее ее. Возможно, ей должно быть стыдно. Она поморщилась и еще раз осмотрелась, стараясь не думать о том, что без Фоукса они с Роном действительно застряли бы там на… она не бралась предполагать, но явно достаточно, чтобы умереть голодной смертью. — Мерлиновы яйца, — выругалась Гарри и закатила глаза, понимая, что так она тут до утра простоит. Надо было начинать действовать. Если у нее все получится, то Том ничего не сможет с этим сделать, ну, разве что в который раз попытается ее убить. Она ненадолго трансфигурировала туфлю в маркер и встала перед одним из зеркал. «Если Гарри Эванс не появится в течение…» — Она остановилась, пытаясь представить срок, после которого начнет всерьез паниковать. — «…дня или около того, сходите за Томом Риддлом (что бы он ни говорил и как бы ни отбивался), пусть он осмотрит раковины и скажет «откройся» крану со змеей. А еще нужна будет веревка, длинная веревка… очень длинная веревка». Она оставила подпись: «Гарри Эванс» — закрепила надпись заклятием приклеивания и понадеялась, что никто не примет это слишком близко к сердцу и не станет реагировать раньше нужного. То, что ей предстояло положиться на Тома Риддла в вопросах спасения собственной жизни, пожалуй, многое говорило. Гарри искренне понадеялась, что ей удастся найти выход меньше чем за сутки. И наконец, глубоко вдохнув, она сделала шаг вперед. — О, — выдохнула она, приземлившись на сброшенную шкуру василиска. — О, все так же отвратительно и ужасно, как я помню. Передернувшись, она поднялась с земли, отряхивая юбку и глядя вниз на свою одежду. — Надо было переодеться, черт возьми, Гарри, ты должна была переодеться! У нее была только одна хогвартская форма, и вот она идет пачкать ее о гигантских змей, истлевшие крысиные трупы и бог знает что еще. Что ж, слишком поздно жалеть об этом, подумала она, оглядываясь назад, откуда пришла. Мрачно посмотрев вверх, на слабый далекий источник света, она крикнула: — Закройся! Послышалась дрожь, грохот, и наступила полная тишина; все, что осталось, — это огонек Люмоса на палочке Гарри. Что ж, теперь ни Миртл, ни даже Том Риддл — никто не наткнется на василиска. Все, что теперь оставалось сделать, это побродить по трубам и позволить всплыть старым воспоминаниям: вот место, где Локхарт предал их, а затем стер себе память, тут упали камни и разделили ее с Роном… — А вот здесь, — пробормотала себе Гарри, подойдя к массивной двери, охраняемой змеями, — мой любимый жуткий люк. Сосредоточившись, глядя на змей, она снова прошипела: — Откройся. Она смотрела, как металлические змеи сдвигаются к центру, пропуская еще одну, обползающую их по кругу, и морально готовилась к тому, что встретит ее с другой стороны, а затем люк открылся, и Гарри прошла по слегка подтопленному короткому туннелю к самому залу, охраняемому змеиными статуями, с лицом Салазара Слизерина в противоположном конце. Только на этот раз не лежала на полу в центре Комнаты умирающая Джинни, свет не падал на ее бледное лицо, и не было Тома Риддла, наблюдающего за ее смертью из тени. Просто Гарри, впервые это действительно была просто Гарри. Она сунула руку в карман, огладила пальцами петушиные бусины, пытаясь контролировать дыхание и бешеное биение сердца. Ладно, Гарри, ты уже столько раз была на грани смерти, что должна уже привыкнуть. Ты уже проходила это, и ты справилась тогда, значит, сможешь и сейчас… Она выдохнула, направилась к гигантской голове, которая должна была выпустить василиска, и, подойдя, закрыла глаза и позвала: — Откройся. Статуя раскрыла рот. Сначала ничего не последовало, только Гарри стояла неподвижно, побледнев от страха, а затем раздался шелестящий звук скользящей чешуи и голос: — Кто пробудил нас? Негде было прятаться, и в 1992 ей оставалось только повернуться и бежать-бежать-бежать. Тогда Гарри слышала, как змей приближается к ней с ужасным голодным шипением, и бежала в другой дальний конец коридора, пока не поскользнулась на мокром камне и не упала. Смех Тома звенел в ушах. Сейчас Гарри трансфигурировала обратно петухов, всех разом, и вытолкнула их перед собой. Они кудахтали, василиск, выползший уже целиком изо рта статуи, издал громкое яростное шипение, и все это время Гарри орала в своей голове, чтобы петухи закричали уже наконец! Шипение становилось все громче, кудахтанье тоже, а затем внезапно кудахтанье прекратилось, оставляя только хруст, скрежет и шипение. Огромное тело повернулось, чтобы посмотреть на ее удаляющуюся фигуру, и на этот раз не было ни Фоукса, ни меча Гриффиндора, только мертвые петухи, и Гарри вскрикнула, упав, поскользнувшись на том же месте, что и в 1992. А потом была нависшая над ней огромная темная тень, и ощущение жара от разинутой пасти, и ее собственный истеричный смешок, и последняя мысль о том, какой же идиоткой она была. В прошлый раз было больно, очень больно, когда ее руку пробил клык василиска, но это было ничто по сравнению с болью, которая пришла сейчас. Все потемнело так быстро, что она даже не успела ничего сделать, только дернулась и закричала, когда ее тело разорвали пополам, и умерла.***
Вот только иногда Гарри удавалось удивить даже саму Гарри.***
Гарри распахнула глаза, судорожно вдохнула, вздрогнула и попыталась сесть. Все тело болело так, словно по нему проехалось несколько грузовиков. Застонав, она затуманенно огляделась, подтянулась, перекатилась на колени, схватила палочку и волевым усилием заставила себя встать. И со вскриком в ужасе отшатнулась: всего в паре шагов от места, где только что лежала ее голова, был василиск. То, что от него осталось. Гарри пригляделась получше. — Что за… Василиск… выглядел так, будто его сожгли изнутри. На месте глаз были две обугленные дыры, а тело превратилось в дымящийся обгоревший остов — а запах, боже, пахло горелым мясом. Желчь подступила к горлу, Гарри отошла на несколько шагов и заметила… — Кровь, — осознала Гарри. — Господи, это же моя… Она была повсюду, буквально везде, будто вся кровь, что была в ее теле, рекой, фонтаном вырвалась наружу и… Гарри зажала рот рукой, сдерживая тошноту, а другой осторожно потыкала в живот, пытаясь найти в нем дыру. Но когда выпрямилась, потянулась и прочувствовала каждую часть тела, то заключила, что невредима. Да, она была вымотана, могла бы проспать несколько дней кряду, все тело болело, но… — Боже милостивый, — почти благоговейно прошептала Гарри. — Да я чертов Иисус Христос. Она рассмеялась — неверяще, нервно — и огляделась, нет ли вокруг кого-нибудь, кто мог… кто мог видеть, как Гарри поднялась из лужи крови и как-то подожгла василиска. Она потрясла головой, надеясь, что в ней всплывет правдоподобное объяснение произошедшему. Она посмотрела на палочку в своей руке, на змея и медленно кивнула сама себе. — Это была стихийная магия, Гарри, у тебя случился… выброс, который поджарил змеищу, а ты ударилась головой, и тебе привиделось в бреду, будто василиск тебя сожрал, потому что это был самый вероятный вариант развития событий. Но на самом деле ты просто поскользнулась и ударилась головой. У тебя случилось сотрясение мозга, и ты убила гигантского змея… Гарри огляделась еще раз, заметила перья и кивнула уже более уверенно. — И петухи, ну конечно, это не твоя кровь, а петушиная, василиск перебил всех петухов, это можно было предусмотреть. Но ты не подумала об этом, но это ничего, Гарри, главное, что ты спасла саму себя, даже если вырубилась потом. Отлично, Гарри, просто замечательно, в следующий раз попробуем такую же стратегию на Волдеморте, он этого точно не ждет. Она засмеялась, поднеся руку ко рту, словно пытаясь сдержать смех и свою растущую нервную улыбку. Надо было брать себя в руки и возвращаться, о, и, может, зайти в больничное крыло. Вот только, когда они только увидят ее в испорченной форме (боже, она была порвана в нескольких местах и насквозь пропиталась кровью — петушиной же кровью, да?) и спросят, что случилось, — что она ответит? Что ж, небольшое сотрясение она переживет сама, и вообще — она помнила, кто она, что она только что делала и что произошло за последний год (довольно впечатляющий год, надо сказать, учитывая все эти хроноштуки), так что в целом все в порядке. Она просто… Какое-то время она не сможет уснуть. Да, какое-то время не получится спать, и думать, и находиться в ярких местах, и смотреть телевизор, а кроме этого все будет в порядке. С этой мыслью она медленно и очень аккуратно, двигаясь и чувствуя себя так, как будто ее сбил автобус, добралась до выхода из зала, преодолела небольшой подъем, а затем по темным древним туннелям наконец вышла ко входу в Тайную Комнату. — О Мерлин, я совсем забыла… — Ее настигло осознание. Она задрала голову, игнорируя боль в шее, и отчаянно вгляделась вверх. — Лестница! Ничто в темноте туннеля даже не шевельнулось. — Лестница?!***
— Миртл, — позвал Том, пытаясь сохранить мягкость в голосе. После такого дня получалось с трудом, но он продолжил: — Миртл, в конце концов, скоро отбой. Адекватного ответа не последовало, только испуганный писк и сдавленные рыдания — как будто, если она будет тише, Том просто забудет о ней. Миртл Уоррен… Сказал бы ему кто раньше, что, когда его сделают старостой, именно такие, как она, будут одной из самых больших его проблем. Подобные идиоты встречались на каждом курсе, или как минимум на каждом втором, и Том воспринимал их как своеобразную плату за значок старосты. В который раз он стоял поздно вечером у двери в женскую уборную на нижних уровнях, пытаясь вежливо убедить маленькую грязнокровку Уоррен, что она не настолько отвратительна, чтобы остаться рыдать в туалете еще и на ночь, даже если эта Оливия Хорнби была с ней груба. Она была даже не со Слизерина (и слава богу, на Слизерине ее бы живьем съели), за нее отвечал Блэк, и все равно каждый раз почему-то этим вынужден был заниматься Том. А Том и без того был слишком на взводе: Гарри Эванс, после того как исчезла вчера вечером непонятно куда, решила, очевидно, пропустить и все сегодняшние занятия. Он терпеливо ждал ее, пока профессора негромко и строго выговаривали ему, что она получила еще две отработки за еще два пропущенных занятия и что, возможно, Тому следует связаться и поговорить с ней, узнать, все ли с девочкой в порядке, — но до конца занятий она так и не появилась. И за ужином тоже. И в библиотеке вечером, и даже на берегу озера… Как будто она просто исчезла, навсегда покинула Хогвартс, и Том ощущал себя странно и неприятно беспокойно от мысли, что с ней могло что-то случиться. Он стоял и смотрел, как она уходит, смеясь над ее маленькой шуткой (Тайная Комната, ха, как будто кто-то вроде Гарри Эванс мог найти Тайную Комнату всего за месяц жизни в Хогвартсе), и просто позволил ей исчезнуть, и теперь он понятия не имел, что с ней случилось. Том подозревал, что он видел ее последним. Боже, возможно, она пошла в Запретный лес, и там ее могли взять в плен кентавры или съесть чудовищные зверушки гриффиндорского третьекурсника Рубеуса Хагрида. Если она не вернется завтра — или даже сегодня до полуночи, — ему придется пойти к Слагхорну и сказать, что, скорее всего, она не просто прогуливает от хандры, а по-настоящему пропала и… В общем, у Тома были поводы тревожиться и не было настроения успокаивать маленьких девочек, которые на самом деле были ровно настолько бесполезны, как считала Оливия Хорнби. — Миртл, мне бы не хотелось назначать тебе наказание за нарушение отбоя, — сказал Том, пропуская в голос нотки нетерпения и раздражения. К сожалению, это возымело противоположный эффект, и рыдания только стали громче. — Не заставляй меня входить, Миртл, — пригрозил он, и девушка взвизгнула. — Потому что я зайду и вытащу тебя за шкирку, если придется. — Нет! — воскликнула она. Ее голос дрожал от рыданий, едва внятно она продолжила: — Пожалуйста, не надо, Том, я… Я в порядке… Я сейчас пойду… Том бессильно поднял взгляд к потолку. — У тебя десять секунд, Миртл. Один, два, три, четыре… Всхлипы и крики стали громче. — Пожалуйста, не надо, я сейчас выйду, только не… — Пять, шесть, семь, — не дождавшись от нее никаких действий, продолжил он, открывая дверь и морально готовясь отбросить все свое достоинство, только бы уже наконец покончить с этим. — Восемь, девять, десять. Он вошел внутрь, подошел к единственной занятой кабинке, толкнул дверцу и, конечно же, обнаружил, что она заперта. — Миртл, я вошел, и я собираюсь снимать по десять баллов с Рейвенкло за каждую минуту, что должен ждать тебя. Девочка снова пронзительно зарыдала. Она действительно заслуживает свое прозвище, подумал Том, «Плакса Миртл» подходило ей просто идеально. После еще минуты надрывного плача она, кажется, поняла, что в конце концов ей все равно так или иначе придется выйти, — дверь приоткрылась, явив шмыгающую носом невзрачную маленькую девочку в уродливых очках. — Ну вот, — ласково протянул Том, — совсем несложно, правда? — Мне… — она шмыгнула носом, вытирая глаза, — мне очень жаль! — Возможно, — коротко сказал Том, — тебе следует обратиться к кому-нибудь с твоего факультета и… все обсудить. Едва ли, конечно, из этого что-то выйдет. Каждый раз, когда открывала рот, она только давала другим больше поводов для насмешки, но если что-то заставит ее перестать прятаться в уборных и Тому не придется вытаскивать ее оттуда, он будет только за. Она просто кивнула в ответ, как будто не хотела думать об этом, наверняка зная не хуже него, что разговоры никого не остановят. Он отвернулся от нее, не смог удержаться и снова закатил глаза к потолку, уже собирался уходить, но остановился, внезапно заметив надпись какой-то маггловской ручкой на зеркале. Он подошел ближе и прочел сообщение, задерживая взгляд на имени Гарри. — Миртл, как давно эта надпись появилась здесь? Миртл пожала плечами. — Не знаю? Как минимум сегодня утром. Кто бы ее ни оставил, он использовал приклеивающие чары, так что никто не смог ее стереть. — И тебе не пришло в голову, например, пойти и разыскать меня, как тут сказано? — холодно уточнил Том, не отрывая взгляда от сообщения и от подписи. Миртл еще раз пожала плечами и помотала головой, готовая снова расплакаться. — Я не… не подумала, мне показалось, что это просто шутка, и… Но Том больше не обращал на нее внимания, вместо этого, следуя простым до небрежности указаниям Гарри, он осмотрел краны, пока наконец не нашел тот, на котором сбоку была изображена змея. Он осмотрел ее, изучил взглядом детально выгравированные чешуйки и глаза, затем поднял взгляд к зеркалу и произнес: — Миртл, почему ты еще здесь? — Но… — Если уйдешь прямо сейчас, я не стану снимать с тебя баллы, — предложил он, и такой мотивации ей, похоже, хватило: она покраснела и выбежала из комнаты, оставив Тома наедине с зеркалами. Долгое мгновение он просто смотрел на свое отражение. То выглядело… непривычно изможденным, куда более вымотанным, чем Том позволял себе показывать внутри этого замка. В тусклом вечернем свете бледные глаза горели почти лихорадочно. Он снова перевел взгляд на змейку, благоговейно обвел ее пальцами и прошипел на языке, известном только ему и змеям: — Откройся. Он отступил назад, наблюдая с кривой ухмылкой, как раковины начали двигаться и открыли темный провал — бетонную трубу, ведущую отвесно вниз, так, что дно терялось в темноте. И услышал прекрасно знакомый, пусть и усталый и напряженный голос: — Риддл, это ты там наверху? С души словно камень упал, целая груда камней, и захотелось облегченно рассмеяться и упасть на землю — он никогда прежде не чувствовал себя так. Он посмотрел вниз, щурясь, пытаясь разглядеть ее, увидеть ее яркие зеленые глаза и дурацкую улыбку (улыбку, которую она никогда-никогда не обращала к нему) — увидеть, как она смотрит на него в ответ. — Гарри? Повисла пауза, и он легко представил, как она сейчас покраснела и надулась, отводя взгляд. — Ага, это я. — И как ты вообще там оказалась?! — спросил он после еще одной короткой паузы. Хотя, конечно, как она могла не оказаться там? Потому что, разумеется, разумеется, это было бы так похоже на нее: провалиться в таинственную дыру в туалете в подземельях всего через месяц жизни в замке. В дыру, о существовании которой Том даже не подозревал после всех лет учебы в этой школе. — Ну-у, — протянула Гарри. Последовала еще одна напряженная и неловкая пауза. — …Это довольно длинная история. Послушай, Риддл, ты не мог бы помочь мне выбраться отсюда? — Да, разумеется, — ответил Том, опасно наклоняясь над провалом, все еще тщетно пытаясь разглядеть ее. — Но для этого мне надо видеть тебя. Послышалось короткое «Люмос», и наконец он увидел ее, стоящую далеко внизу под белым светом от кончика палочки, и побледнел. Хогвартская форма была грубо разодрана и местами испачкана в чем-то темном, волосы растрепались еще больше обычного, и вся она была перемазана в грязи и чем-то похожем на кровь… — Гарри, — задохнулся он, — что произошло? Она поморщилась, быстро оглядела себя и снова подняла голову. — Я действительно выгляжу настолько ужасно? Он ничего не ответил на это, только выпрямился и направил на нее палочку — Я собираюсь левитировать тебя, постарайся не шевелиться, чтобы не удариться о стену. — Не шевелиться, ага, — Гарри медленно, очень медленно и деревянно кивнула, как будто это причиняло ей боль. — Это я могу. Нахмурившись, Том произнес заклинание, а затем медленно и очень осторожно начал поднимать ее вверх из этой темной дыры, пока она не оказалась наконец на одном с ним уровне, где почти рухнула в его объятия. Он крепко схватил Гарри, не давая ей свалиться обратно, и отодвинулся вместе с ней от провала, стараясь не обращать внимания на то, какая ледяная у нее кожа и как сильно от нее пахнет застоявшейся водой и кровью. — Спасибо, Том, — слабо пробормотала она ему в ухо. — Без тебя все действительно кончилось бы паршиво. Он промолчал, только еще раз глянул на дыру — или проход, ведущий неизвестно куда, — и тихо прошипел на змеином языке: — Закройся. Раковины качнулись, а затем медленно, тяжело проскользили на прежнее место. И когда все закончилось, когда комната вновь выглядела как прежде, он глубоко вдохнул, его руки задрожали. На мгновение, возможно слишком долгое, он просто обнял ее и тихо спросил: — Гарри, это была Тайная Комната? Она напряглась, попыталась отстраниться, вероятно, чтобы посмотреть ему в глаза или попытаться направить на него палочку, но он только крепче прижал ее к себе, почти до синяков, не отпуская. — Это неважно, — пробормотала она наконец. — Это была она? Ты… Ты нашла и открыла Тайную Комнату?! Она откинула голову назад, глядя на него, на ее лице появилась странная улыбка, усталая, но самодовольная, как будто знала заранее, что слова, которые она собирается произнести, разобьют ему сердце. — Это не имеет значения, Риддл. Его там больше нет. — Кого нет? — Твоего василиска, — сказала она и полубезумно усмехнулась. — Его больше нет. Он посмотрел на нее, на кровь, на ее расширенные зрачки, и в его голове начал формироваться странный, невозможный вывод. — О, о нет, Гарри, скажи мне, что ты не… — Ну, — начала Гарри, медленно отодвигаясь от него, освобождаясь из его ослабевших рук и опираясь на раковину. — Вообще-то я — да. Такова моя суть. Даже в тусклом свете ванной, заметил он, она выглядела еще хуже, чем в той темной яме. — Гарри, скажи мне, что ты не столкнулась там с василиском, пятисотлетним василиском Слизерина. Она просто посмотрела на него, наклонив голову, как будто увидела его впервые. — И ты не попытаешься убить меня? — Убить тебя?! — переспросил он, указывая на нее, снова разозлившись на ее легкомыслие. — Зачем бы, если ты и без меня отлично справляешься! — Я открыла твою Комнату, — медленно, как будто через силу, проговорила она, — и убила… Убила твоего василиска. Он шагнул к ней, открыл рот, собираясь спросить, откуда она вообще узнала о его связи с Комнатой, как смогла найти ее всего за месяц и почему она такая… такая; но все, что он смог сделать, это снова заключить ее в крепкие объятия. — Идиотка. Я никогда не был там внизу, я… Что бы я делал в этой дурацкой школе без тебя? Она неловко похлопала его по спине, снова попыталась отстраниться, но скоро сдалась и просто безвольно повисла в его руках. — Господи, Риддл, мне это будет сниться в кошмарах, — наконец сказала она. — Замечательно, — коротко отозвался Том, не отодвигаясь ни на дюйм. — Ты должна страдать так же, как страдаю я. Мне определенно будут сниться кошмары об этом. — Нет, серьезно, — медленно, недоверчиво протянула Гарри. — Я в какой-то параллельной вселенной, где ты, я не знаю, нормальный человек? Или… О боже, я все-таки умерла, это Ад, я в Аду. Ад — это обнимашки с Томом Риддлом. Он засмеялся и не мог остановиться, волна смеха зарождалась в его подрагивающей груди и вырывалась изо рта непрерывным потоком, потому что его осенило: он действительно уничтожил бы любого другого на ее месте и, возможно, всего несколько недель назад и ее тоже, но сейчас… Сейчас он мог только неконтролируемо смеяться и мысленно благодарить бога, в которого он не верил, что она каким-то образом осталась жива и невредима, после того как нашла Тайную Комнату под женской уборной в подземельях Слизерина и пропустила день занятий, чтобы убить чудовище. Вся обоснованная ярость исчезла, оставляя место странному всепоглощающему облегчению и, пожалуй, даже счастью. И почему-то, хотя он знал, что должен быть в гневе и что завтра он, вероятно, будет думать по-другому и снова станет злиться, ненавидеть и стыдиться того, что из всех людей в мире первым в Комнату вошел не кто-то гораздо более благородный и достойный, а всего лишь Гарри, — сейчас ему не хотелось злиться из-за этого. Он отстранился, к большому облегчению Гарри, но не убрал рук с ее плеч. — Ты ведь не уничтожила всю Комнату? Она нахмурилась, моргнула. — Эм, нет… — Тогда мы можем вернуться завтра, — сказал он с неподдельным волнением в голосе при мысли об этом: узнать что-то о своем наследии не в одиночку, а с удивительной, невероятной Гарри Эванс. А затем он добавил с очаровательной улыбкой, которую она просто ненавидела: — Кстати, я никогда не хотел иметь василиска. Я слышал, что у них очень высокие запросы к условиям содержания. — О, — Гарри покачала головой, широко раскрыв глаза от ошеломления и недоверия. — В Аду чертовски странно. — А пока, — сказал Том, удерживая ее за талию и подстраиваясь под ее усталый темп, чтобы выйти в коридор, — нужно отвести тебя в больничное крыло. — Нет, нет, я в порядке, — запротестовала Гарри, но слишком слабо, чтобы убедить его. — Как ты собираешься все им объяснять? — Ну, — Том поднял брови, оглядывая ее, — например, скажу, что так и было.