Всё когда-нибудь меняется

Чернота сознания сделала время быстротечным потоком покоя. Кажется, его шею постоянно кто-то трогал. Нет, не просто кто-то, это точно были пальцы Какузу. Иногда мысли вырывались из плена темноты, и жрец слышал, как напарник разговаривал с кем-то как всегда о деньгах и, кажется, о нём. Когда перед глазами снова начали появляться какие-то очертания, Хидан немного потерялся. Парень был явно не на улице, потому что первым делом он увидел свод желтоватого потолка, но ведь ему казалось, что прошло от силы минут десять, так когда его успели сюда перетащить? Поворот головы был весьма неприятным, шея в нескольких местах хрустнула и стрельнула болью в затылок. Хидан чертыхнулся, непроизвольно потянулся к голове, оглаживая пыльные волосы и чуть массируя кожу, и наконец смог нормально приподняться, чтобы оглядеть помещение. Юноша лежал на сбившемся футоне в какой-то небольшой комнатушке. Мебели было негусто, лишь тумбочка, стол со стулом и ещё один футон. Это явно было съёмное жильё. Точно, он же встретил Какузу! Хидан подскочил и заметался по комнате в поисках признаков жизни напарника, надеясь, что опасения насчет того, что его просто бросили здесь, не подтвердятся. Парень хотел было потревожить ветхую тумбочку, которая возможно была старше него и скорее всего развалилась бы при одном касании, но вовремя оглянулся на стол. Он был оформлен в стиле Какузу, то есть аккуратно заставлен различными стопками бумаг и книг, но в таком количестве, что это больше походило на бардак. Однако напарник всегда успешно ориентировался в своём творческом беспорядке, быстро находя нужные документы или карты, и при всём этом ещё умудрялся находить место, чтобы писать. Так и сейчас: небольшой квадрат в центре имел меньшую концентрацию макулатуры и был заполнен одной лишь картой с какими-то подписями. «Пункт обмена, точка торговца, ещё один пункт обмена, врач, аптека», — прочитал Хидан мелкие, чуть кривоватые иероглифы. Да, Какузу определённо сюда возвращался, только хрен знает как часто, и хрен знает как долго лежал Хидан. Для жреца прошла всего пара мгновений, только вот количество вещей партнёра показывало, что он провалялся довольно долго. Оставалось только сидеть и ждать, и от начинающей проступать скуки Хидан уже хотел выразиться по матери, но пересохшее горло, ранее игнорируемое из-за панического шараханья, напомнило о себе такой песчаной хваткой, что юноша кашлял минуты полторы, пока не углядел небольшой графин с водой на подоконнике. Наконец успокоив голосовые связки жадными глотками, жрец надолго засмотрелся в окно, хотя на что он надеялся — улицы были совершенно ему незнакомы, и даже если Хидан когда-то был в этом городе, то это никак не помогало, потому что для своих путешествий он выбирал нежилые кварталы. На улице же сновали хоть и малочисленные, но всё же прохожие, чуть поодаль стояли маленькие торговые ларьки, дороги проходили меж низеньких домов, в целом и общем, это был типичный небольшой городишко. И почему Какузу остановился в таком далёком от криминала месте? Он же вообще зарабатывал на продаже трупов, так какого чёрта? Но ведь умудрился найти здесь свои излюбленные морги, значит эта деревня была не так уж проста. Парень непонимающе вздохнул и плюхнулся назад на футон, не забыв прихватить с собой воду. От безделья он разговаривал сам с собой, балансировал кувшинчиком на ноге, пару раз помолился, лёжа вверх тормашками, и в конце концов просто начал залипать на стену. За окном уже начинало темнеть, включались тусклые уличные фонари, гомон тротуаров уже совсем стих. Наступала ночь, а напарник так и не возвращался, и Хидан начал обдумывать, чем ещё можно было заняться при таком скудном разнообразии предметов комнаты. Книги Какузу привлекали больше всего внимания юноши, так что, недолго думая, он уселся за старинный большой стол. Покопавшись в ровных кучках, жрец обнаружил одни лишь карты и документы со стоимостью голов, но вот из-под очередного бумажного мусора выглянул корешок какой-то книги. Обложка стёрлась в серо-жёлтую кашу, в которой было невозможно различить ни одного иероглифа или картинки, но внутренние страницы, хоть и были поношенными, оставались неприкосновенными в плане текста. Хидан пару раз неверяще моргнул, ведь чернильные росчерки были весьма знакомы ему — это были древние джашинистские письмена, причём на первоначальном языке. Это что, его дед пока был на том свете уверовал что ли? Может, Джашина увидел? Всё равно не аргумент, Какузу не мог выучить этот язык без непосредственного носителя, даже будучи самым мощным калькулятором в Акацки. Жрец окончательно выпал, тупо пялясь в книгу, и, наверное, сидел бы так до бесконечности, но из транса вывел щелчок дверного замка. В дверь неторопливо ввалился знакомый тёмный силуэт и, чуть опираясь на стену, начал разуваться. Похоже Хидана не увидели, оно и неудивительно, в комнате завитали нотки спиртного, которые хоть и были слабыми, не остались незаметными для юноши. Бухает значит. — А не многовато на душу берёшь, дедуль? — нарочно громко обратился парнишка. На другом конце комнаты резко выпрямились, замирая, и щёлкнули выключателем света. Желтизна лампочки особенно сильно резанула по глазам Хидана, несколько часов просидевшего в полумраке. Видел бы себя сейчас со стороны Какузу, он так глупо уставился на бледный полутруп, сидящий за его столом, что тот непременно разразился смехом. Мужчина вмиг помрачнел, да, это был всё тот же бесящий до чёртиков смех, однако до захмелевшего мозга чрезвычайно поздно дошло, что Какузу улыбался. Улыбался, потому что этот смех значил то, что теперь ему не нужно проводить вечера в страшном одиночестве, размышляя над тем, умрёт ли окончательно его напарник завтра, или его излюбленный Джашин подарит мальчишке ещё один день. Улыбался, прикрывая слегка трясущейся рукой лицо, потому что больше не нужно было просыпаться среди ночи и судорожно всматриваться в темноту, проверяя вздымается ли одеяло из-за чужих вдохов. Улыбался, подходя к замирающему парню, потому что с этого дня снова начало исполняться его посмертное желание видеть Хидана живым. Жреца крепко обняли, выдыхая проспиртованным воздухом около уха. — Ого, это ж сколько ты выдул, раз забыл, что мы обычно из дуг друга дерьмо выбиваем, а не обнимаемся? — юноша вывернулся из объятий, залез с ногами на стул и лукаво посмотрел на партнёра. — Не много, — категорично оправдался мужчина. — Брешешь. Белобрысая макушка уткнулась в чужой живот, потираясь о холщовую ткань тёмной кофты, и счастливо притихла. Какузу только ухмыльнулся на такое точное замечание и немного потрепал грязные волосы, тоже затихая на недолгие минуты. Каким-то чудесным образом все их проблемы теперь были позади. Жрец опять оказался прав, ведь по итогу они смогли уйти из Акацки, пусть так запутанно, но практически без потерь. За ними не вели наблюдение и их не пытались убить, это было проверено, как только они вошли в этот город. Какузу пришлось поднять некоторые свои связи, и, судя по всему, Кабуто посчитал их бесполезными составляющими войны, или у этого змеёныша просто дел было по самую глотку, чтобы бросать хоть какие-то силы на поиски, однако ничто не могло помешать им просто находиться рядом как сейчас. Жизнь постепенно входила в прежнее русло, ну или почти прежнее. — Пошли. Нужно тебя помыть, — заявил мужчина и вдруг решительно направился к выходу. — Чё? Прямо сейчас?! — жрец собирался продолжить истерику, но Какузу очень забавно опёрся на дверной косяк и приподнял бровь. — Ну да, тут есть онсэны неподалёку. Сходим, выпьем… — казначей пьяненько взмахнул рукой в воздухе, пытаясь продолжить мысль, но она от него ловко ускользнула. — О, другой разговор! — Да, иначе же ты не расскажешь, где так постарел, — ухмыльнулся Какузу мимо проскакивающему напарнику, — Хотя ты вроде бы такой же болтливый, как и раньше... Может накинешь что-то сверху? На улице всё-таки не лето. — Нет. Хочу, чтобы ты, лицезря моё подтянутое тело, пускал слюни и понимал, что я не старел, а всего лишь плохо спал, — гордо отрезал Хидан и направился по коридору на выход. На улице и правда было довольно холодно, но к счастью парня, начинающего подумывать, как бы не трястись так очевидно, Какузу прихватил с собой какую-то громоздкую накидку. Напарники неспеша шли по небольшим улочкам. Освещаемая редкими участками фонарей природа готовилась к зиме: деревья желтели и облетали, усыпая пологом разноцветных листьев всё вокруг, воздух приобретал этот специфичный запах гниющей листвы и холодного ветра. Они проходили мимо какого-то ларька с уличной едой и не смогли удержаться от вкусных запахов специй. Якисоба была самой обыкновенной, но тогда казалась Хидану самой вкусной пищей на свете. Дальше его кормили яки-имо, жаренными сосисками, и в какой-то момент хозяин небольшой кухоньки предложил пожарить немного мяса, а Какузу и не отказался, собираясь, по видимому, закормить жреца до смерти. Сам же казначей вёл себя куда сдержаннее по отношению к еде и в основном просто сидел и слушал бесполезный монолог партнёра, изредка поглощая своё сашими. Наконец желудок парня был заполнен настолько сильно, что ещё хоть один проглоченный кусочек пищи, и он мог бы взорваться. И только после сытого «Какузу, я не могу больше», мужчина расплатился и повёл их дальше. Бывшие Акацки, по видимому, вышли на окраину города, так как вокруг перестали виднеться светящиеся окошки, только вдалеке мерцали какие-то огни. Это были те самые онсэны. Несколько аккуратных домишек полукругом ограждали здание побольше и упирались своей задней частью в скалистые горы. По изрезанным склонам сочился пар практически незаметный в темноте, но делающий камни блестящими в рассеивающемся тёплом свете. Пока Хидан подзависал, критично рассматривая местные купальни, его напарник куда-то ушёл, так что юноша несколько раз нелепо обернулся, пока не увидел, что Какузу выжидающе стоит под одним из деревьев. — Я уж думал ты съебаться решил, — наигранно сердито начал жрец, заходя в подлесок. — Если бы я хотел, то съебался бы, пока ты полудохлым мешком валялся. — О, то есть ты не хотел? Это любовь, Кузу! Мужчина недовольно фыркнул, отшатнулся от дерева и, стараясь игнорировать колкости бледной сволочи, направился куда-то за лес. Да, всё-таки он скучал по этой язве, по всем этим его стервозным выходкам и по абсолютному отсутствию уважения к кому-либо. — Эй, а куда мы? Какузу уж думал, что Хидан забыл эту фразу. — Увидишь. *** Вскоре между деревьями начал пробираться желтоватый свет от такого же компактного домика, что были у главного здания этого места. Внутри было тепло и ожидаемо пахло древесиной и смолой. Тёплые оттенки интерьера создавали на столько уютную атмосферу, что Хидан подзалип на мягкое кресло около стеклянной стены, подумывая плюхнуться в него и остаться в неподвижном состоянии хотя бы пару часов. Впрочем, он бы и дальше просто стоял посередине комнаты, если бы взгляд случайно не сфокусировался на том, что было за стеклом. — Отдельный онсэн?! Это точно ты, Какузу? — шокировано замер жрец около панорамного окна, глядя через тусклое отражение на мужчину. Какузу не счёл нужным отвечать на дебильный вопрос, раздражённо закатил глаза и, перестав подпирать стену, ушёл в другую комнату. Юноша не затыкался: — Как тебя жаба живьём не сожрала? Это же пиздецки дорого! — Нужно о многом поговорить, не хочу, чтобы кто-то посторонний нас слушал, — донеслось с кухни. Хидан первым обнаружил ванную и, поспешно раздеваясь, забрался под душ, вскоре к нему присоединился и напарник. На обнажившейся смуглой коже виднелись два новых небольших шрама, и жрец слишком резко отвернулся, непонятно чему смущаясь. Да, швы Какузу… Теперь и он приложил руку к этим красивым комбинациям кофейной кожи и сероватых нитей. Удивляться странному поведению Хидана не было смысла, потому что он вёл себя нетипично практически в любых ситуациях, но сейчас мужчина даже опустил взгляд, чтобы осмотреть свою грудь, впрочем, не находя ничего нового, а потому как-то неуверенно вставая под тёплые струйки позади джашиниста. Они умиротворённо намыливали головы в душе, жрец отплёвывался от горькой воды и начинал какие-то нелепые речи, стараясь разрушать вновь и вновь появляющееся неловкое молчание. Но, казалось бы, бесящий трёп не раздражал как обычно, а придавал их идиллии ещё больше специфичного уюта. Юноша голышом пробежался через всё их жилище, оставляя после себя большие лужицы, и почти щучкой занырнул в горячую воду онсэна. — Шикос! — радостно фыркнул водой Хидан. Какузу неспешно вышел из ванной, заглянул сначала на кухню, потом сердито покосился на залитый бледной задницей пол в зале и в итоге рассеяно замер около горячего источника, пытаясь понять куда можно пристроить саке, при этом не утопив его. — Чё ты там с бутылкой обнимаешься? Залезай уже и готовься слушать нытьё за все два года, которые тебя не было! *** Саке шло прекрасно, действуя быстрее из-за высоких температур и развязывая языки обоим. Какузу, наверное, впервые за несколько десятилетий так активно участвовал в диалоге, спрашивая что-то новое, если партнёр слегка задрёмывал, не зная о чём ещё рассказать. Было весело слушать про похождения Хидана: как он зарезал своего работодателя прямо на точке, потому что тот, цитата: «использовал слишком много траханья в своей интонации», или как разорял торговые ларьки, с помощью силы и угроз вытравливая скидки у торговцев, или как он однажды взял заказ на защиту какой-то мелкой девочки, так она всю дорогу требовала потрогать его косу. Казначей начинал подумывать, что вопреки его ожиданиям юноша вполне себе мог жить самостоятельно, как после очередной стопки алкоголя Хидан как-то обиженно замолчал и даже отвернулся. — Ты блять… Я же блять… — юноша погрузился под воду почти полностью и наконец выдохнул, — Ты бы знал сколько раз я умереть пытался. Всё бесполезно… Эй, Какузу. Я походу полностью бессмертный. Послышался сожалеющее, пьяненькое «угу». — А что насчёт тебя? Что эти гады сделали с моими любимыми глазами? — жрец уложил голову на бортик, глядя куда-то сквозь собутыльника. — Ну… Эдо Тенсей? — мужчина смущённо пригладил мокрые волосы, — Моё тело восстанавливается… ну, ты видел. — Ага. Видел. Как ты чуть не сдох, — обиженно буркнул юноша, уже почти задремав, но вдруг снова оживился, — А как моё сердце? Ты же его не заменил, я знаю!  — Выбросил при первой возможности. — Не пизди! За рёбрами бились привычные пять сердец, одно из которых и правда принадлежало Хидану. Казначей и не планировал заменять его, всё равно он мог создавать только четыре стихийные маски. Поначалу немного сожалел, что возможно пострадает объём чакры или выносливость, но скорая практика показала, что сердце жреца вполне себе тянуло, можно даже сказать, идеально подходило. Орган не брал так много чакры и не изнашивался от высоких нагрузок, что было очевидным плюсом, учитывая сколько энергии уходит на поддержание масок. — Блять, ты реально его заменил?! Сколько я, по-твоему, валялся ради этого?! — возмутился парень. Он подскочил из воды, намереваясь удалиться в закат, но поскользнулся и прилетел бы прямиком затылком на камни бортика, если бы его не поймал Какузу, подставляя для удара смуглую грудь. — Идиот. Проваляешься ещё столько же, если не перестанешь скакать аки горная козочка! — рыкнул мужчина, надеясь хоть так успокоить этого бесёныша. — Ну… ты мудак просто… Хидан растянулся на чужом корпусе, раздосадовано ковыряя один из швов. — Ладно, оно всё ещё там. Только слезь уже с меня, — примирительно озвучил правду финансист, надеясь, что это поспособствует тому, что юноша перестанет на нём виснуть, но жрец резко повеселел и прижался только ещё теснее. — Хе-хе-хе! Я всегда знал, что ты меня любишь, скотина! — он вжался ухом куда-то в область грудины и довольно заулыбался, когда услышал родной шум сердец, — Живой… Кажется, Хидан так и уснул. Все попытки разбудить его, чтобы хотя бы довести до кровати, не увенчались успехом, похоже, парнишку совсем разморило алкоголем и горячей водой. Делать нечего, Какузу устало провёл ладонью по лицу, собирая остатки сил, и начал процесс извлечения тела из воды. Не оставлять же его вариться здесь, верно? Хотя, наверное, лучше бы оставил, потому что при определённом освещении Хидан, может, иногда и казался хрупким, но весил он как любой порядочный мужик, так ещё и нетрезвость самого Какузу привносила новые приключения. Мужчину из-за смены температур штормило ещё больше, и была пара моментов, когда он определённо ждал встречи с каменистым полом, но избегал таковой, вовремя восстанавливая равновесие. С горем пополам они добрались до комнаты. Поваленный на кровать жрец сразу почувствовал мягенькое место и свернулся калачиком, натягивая на себя первое попавшееся одеяло. — Стоять, — Какузу быстро схватил юношу за ногу, перетаскивая к краю кровати, — Ты же мокрый как чёрт. Устроишь тут болото… Мужчина по-старчески ворчал, стараясь поддерживать вечно сваливающуюся тушу в вертикальном положении, и попутно вытирал лишнюю влагу с Хидана. Наконец закончив, казначей позволил телу упасть на простыни. Всё, теперь можно было укладываться. Он слегка потеснил юношу, точнее просто рухнул рядом, придавливая распластанные конечности, но, к счастью, жрец самостоятельно выбрался из-под чужой массы туловища. *** Сон шёл какими-то короткими провалами, но даже так Какузу всё устраивало, и ближе к утру, окончательно протрезвев, он почувствовал, что больше лежать не сможет. Большая стеклянная стена, за которой находился онсэн, преломляла пока что несильный свет восходящего солнца, чуть рассеивая его по всей комнате. Всё вокруг казалось ещё более тёплым, и, с одной стороны, желание вставать от этого пропадало совсем, но бездельно валяться было нехарактерно для Какузу. Казначей аккуратно вытиснулся из-под руки напарника и, замерев над кроватью, по привычке загляделся на спящего Хидана. Ладонь непроизвольно потянулась к светлому горлу и долго вжималась в нежную кожу, привычно встречая мертвенную неподвижность, только воздух в трахее чуть вибрировал. Какузу внезапно отдёрнул руку, но быстро вернул пальцы к сонной артерии. В подушечки толкнулся слабый нитевидный пульс. Раз. Раз-два. Снова только один. Новое сердце было пока что слишком слабым, чтобы биться с постоянным ритмом, но это значило, что этот жертвенный идиот постепенно оживает. Что ж, всё лучше, чем осознавать, что рядом с тобой ходит полутруп. На душе даже как-то странно потеплело, как же хорошо, что с Хиданом всё будет в порядке. Какузу тихонько слез с кровати, зашуршал чем-то в углу и бесшумно прошёл на кухню. На небольшом кофейном столике были аккуратно расположены книга, тетрадь и ручка, электрический чайник вскипел, тихо щёлкая кнопкой, и в небольшой керамической кружке задымился заваривающийся чай. Теперь было совсем отлично, мужчина даже похмелье не испытывал, пить, конечно, хотелось, но это было просто исправить двумя стаканами воды. Сидеть с книгой и чаем в тишине всегда приятно, особенно приятно, когда знаешь, что через несколько часов таковой уже не будет, потому что проснётся Хидан и снова начнёт разбавлять жизнь Какузу своими ругательствами и странной заботой. Он определённо ждал, когда его напарник поднимется, теперь казначей хотя бы не отрицал этого, хоть и для себя оправдывал это старением. Ах да, книга, он совсем отвлёкся от желтоватых, потёртых с краёв страниц. Это был какой-то очень старый, по всей видимости, религиозный сборник, написанный на таком древнем языке, что Какузу уже начинало подбешивать, что он не может перевести даже вторую страницу. Прогресса в его хобби не было уже два года, если учитывать ещё и время до смерти. Мужчина вообще чисто случайно нашёл эту книгу, пока ворошил один из своих тайников. Похоже она его на столько начала раздражать, что он однажды забыл эту ветошь и совсем не огорчился по этому поводу. Сейчас он немного отдохнул от иноязычных иероглифов и опять пытался изобрести какую-то новую схему, увлечённо перебирая в голове различные комбинации и записывая некоторые из них в тетрадь. Какузу на столько затянулся в процесс, что не заметил, как сзади начал шуметь жрец, наливая себе попить. — Доброе утро, Кузу, — послышался прямо над ухом сипловатый голос. Мужчина чуть не заработал сердечный приступ, вздрагивая и оборачиваясь так резко, что чуть не съездил лбом в бледный нос. Видимо, за несколько недель слишком привык сидеть вот так часами в одиночестве и беззвучии. Тем не менее, парень успел увернуться и теперь как-то странно пялился на руки Какузу. — А? Так ты всё-таки решил податься в джашинисты? Мог хотя бы мне сказать, я-то явно побольше твоего буду знать! Вообще, где ты нашёл этот пылесборник, и как ты его читать умудряешься? — Не грузи, Хидан, — раздражённо потирая переносицу, прервал поток вопросов казначей, — Иди сюда. Какузу поманил пальцем, и жрец послушно наклонился ближе, получая в награду нежный поцелуй в губы. Он так и застыл полусгорбленно, даже когда мужчина повернулся назад к своему занятию. — Так что ты там говорил про эту книгу? Хочешь сказать, это относится к твоей религии? — продолжил Какузу, слегка улыбаясь такой открытой реакции на такие простые действия. — Э? А, ну да… — Хидан неловко взъерошил и без того лохматые седые волосы, — Это… почти оригинальные заповеди, хотя, учитывая, что они выглядят как плесень, возможно это они и есть. — Вот как. Значит, ты понимаешь этот язык? — Естественно! Только не понимаю, как ты его выучил? — юноша недоверчиво покосился на священные писания. — Никак. Я его расшифровываю, и… особо ничего не понимаю, — казначей бессильно откинул ручку и обернулся на собеседника. — Ты чего не спишь? — Не знаю, не хочется что-то. А ты? — светловолосая голова уткнулась между масок, прячась и немного щекоча оголённую спину длинными волосами. — Тоже. Мужчина как-то умиротворённо вздохнул, протягивая руку назад в попытке нащупать чужой затылок, но жрец ушёл из-под прикосновения и сам встал перед партнёром. Боги, Какузу только сейчас увидел, что парень был одет как подобает Хидану, то есть ходил полностью голым. Пепельные волосы теперь доходили до лопаток и очень смешно были скомканы где-то сзади, некоторые короткие прядки на висках торчали и своей тонкостью собирали лучики из окна, как бы подсвечиваясь. Хидан заспанно потирал всё ещё усталые глаза, но теперь они выглядели куда живее, чем при первой их встрече. Наконец, юноша сладко потянулся, хрустнул шеей и бесцеремонно уселся на чужие колени, сразу прижимаясь и обвивая смуглую шею руками. — Я, ну… Тут посижу. Обещаю не шуметь, хе-хе! — Ты и не шуметь — два несовместимых понятия, — не смотря на язвительное замечание, финансист и не пытался сбросить с себя наглеца. — Ой-ой! Прямо-таки несовместимые! Между прочим, я могу помочь тебе с твоей ебучей вознёй, потому что ни один человек в здравом уме не сможет выучить этот язык без того, кто его уже знает, — жрец чуть двинулся в попытке устроиться поудобнее на жёсткой ткани штанов. — Хидан… — Ладно-ладно! Молчу. Ну надо же, Хидан только что стал узнавать партнёра получше. Это приносило невообразимое удовольствие, знать что-то о человеке, так ещё и о таком замкнутом и скрытном, так что юноша довольно долго сидел не шевелясь, стараясь не нарушать момент, но, спустя время, видимо, затёк и заелозил, поворачиваясь лицом к столу. Пару минут он, как и обещал, тихо разглядывал, что пишет Какузу, но затем опять начал диалог. — Может, тебе всё-таки что-то подсказать? Твои попытки выглядят жалко, — Хидан насмешливо обернулся, проверяя не хотят ли его ещё прибить. — Ладно. Чисто ради интереса, — мужчина тяжело вздохнул, потому что белёсые волосинки настойчиво щекотали лицо и не давали себя убрать, — В записях есть ошибки? — Угу, вот здесь и тут. Я вообще удивлён, что ты смог перевести так много. Какузу непонимающе выглядывал из-под вороха чужих волос, уткнувшись подбородком в бледное плечо, и внимательно слушал забористые, но при этом весьма логично выстроенные объяснения. Хидан порой зачитывал какие-то строки в оригинале, при этом каким-то чудесным образом начиная звучать как настоящий священнослужитель, а не обезумевший фанатик. Некоторые моменты всё же оставались для казначея непонятными, но он надеялся, что сам до этого дойдёт, если продолжить копаться в книге. Да, древние монахи Джашина хорошо постарались над языком, мужчина никогда бы не дошёл до такого самостоятельно. Первая заповедь, которую перевёл жрец, в принципе была логична и терпима, так что оставалось непонятно, на каком этапе всё скатилось в резню и жертвоприношения. Почти полностью напарник читал её наизусть, и, о Боги, если бы Хидан всегда вещал так спокойно, то вполне успешно вербовал бы новых последователей. Сейчас юноша был на столько сконцентрирован, что не матерился, говорил и выглядел так возвышенно несмотря на то, что сидел абсолютно голым на чужих коленях. — Хочу расчесать твои волосы, — прервал лекции Какузу. — Что? — Ты там зачитался что ли? — Нет, я не пойму нахрена тебе это? — жрец вернулся в своё обычное состояние, слегка раздражаясь. — Ты уже битый час возишь своими патлами мне по лицу. — И чё, блин? Просто отодвинь их! Всё-равно у нас нет расчёски! — Я бы отодвинул, но они выглядят как последствие тайфуна. Когда ты их вообще последний раз расчёсывал? — Какузу попытался распутать самый большой узел, но встретил волну возмущений в свой адрес. — Больно блять!!! — парень соскочил с импровизированного стула и обиженно уставился на напарника, — Ты хочешь, чтобы я лысым остался?! Так пожалуйста, я хоть сейчас могу обриться! Они молча пялились друг на друга некоторое время, а затем Какузу уткнулся в ладонь и отвернулся, чуть подрагивая. Его голову всё никак не покидал образ лысого Хидана. — Какузу, ты… чего?.. — Боги, ты всё такой же… — казначей из всех сил пытаться сдержать смех, поэтому его голос нещадно ломался, — Такой же… идиот. Ха-хах! — Ты… смеёшься? — Хидан завис от несостыковки шаблонов поведения старика, — Э? Какого хера?! Надо мной ржёшь, придурок?! Финансист быстро ретировался в соседнюю комнату. Жрец за ним даже идти не захотел, дабы не участвовать в процессе потери рассудка, мало ли, деменция там старческая или альцгеймер, у Хидана и своих тараканов в башке было достаточно. Однако, видеть напарника радостным, видеть его улыбающимся, было странно приятно. Юноша понимал, что это именно он вызывает такие эмоции у вечно замкнутого сухаря, и от этого самому становилось хорошо. Из комнаты слышался уже менее приглушённый смех, но, на радость охуевающей психике жреца, он вскоре прекратился, и в дверном проёме показался абсолютно спокойный Какузу. — Садись, — мужчина строго указал красной расчёской на стул. — Ещё чего! Не собираюсь я твоей хуйнёй заниматься, — Хидан обиженно скрестил руки на груди и отвернулся. — Отрастил волосню — ухаживай за ней. Какузу выжидающе встал около стола, надеясь, что напарник всё же соизволит последовать его советам. Жрец немного помялся, повздыхал, пошатнулся как бы в сторону выхода, но, наткнувшись на раздражающийся взгляд, передумал и таки плюхнулся на стул. Мужчина победоносно ухмыльнулся. Бесцветные волосы завораживающе обходили яркие зубчики гребня, распутывались, ложась на спину ровными прядями, некоторые узелки приходилось развязывать пальцами. Постепенно голова Хидана приобретала божеский вид, но даже после того, как парнишка дёрнулся, порываясь встать, Какузу не прекратил плавных действий, чуть надавив на бледное плечо, чтобы напарник сидел спокойно. — Ты мне плешь прочешешь. Впрочем, жрец даже как-то расслаблялся под массирующими движениями расчёски. И без того немногочисленные мысли улетучивались окончательно, по спине скатывались ручейки мурашек, иногда странным образом доходя до низа живота, что, конечно, не сильно тревожило, но только пока что. — Ну серьёзно! Хватит уже, — Хидан недовольно поёрзал. — Ладно, сейчас, — пальцы прошлись вдоль висков, собирая небольшой пучок волос, и завязали его чуть ниже затылка. — Готово. Какузу отошёл к столешницам, наблюдая за тем, как юноша рассеяно пригладил торчащие прядки, нащупал небольшой хвостик и ещё больше засмущался, отдёргивая руку. Чёрт, что за милое дерьмо он творил? Видимо, именно это старик имел ввиду, когда говорил, что становится мягче. — Спасибо, наверное, — послышался тихий голос сзади. Мужчина непроизвольно улыбнулся и продолжил заваривать новые кружки чая. Не каждый день можно было услышать слова благодарности от такого мудилы, как Хидан, если быть точным, Какузу всего пару раз слышал, как жрец благодарил Дейдару за то, что тот приносил ему пиво, но даже тогда это больше походило на продолжение их ругани. Горячая вода напомнила о себе, дотягиваясь паром до смуглого лица, слегка согревая. Да, их обоих поменяла его смерть, кажется, Хидан как-то повзрослел, ну или, по крайней мере, стал чаще мыслить рационально. Поубавилось этой детской бесшабашности. Казначей так задумался над конкретными причинами таких перемен, что опять пропустил передвижения партнёра. Жрец, приобнимая, прижался сзади и тепло выдохнул около шеи. Какузу вздрогнул определённо больше положенного, потому что белый чайничек громко звякнул подскочившей от резкого движения крышкой и чуть плеснул кипятком из носика. — Ты явно стал носиться тише, — больше для себя сказал Какузу, как бы продолжая свои размышления, но уже вслух. Ему пришлось почти приказать рукам опустить чайник, что вмиг почувствовались палками из-за нахлынувшего смятения. — По-моему, это ты просто глохнешь, — парнишка победоносно оскалился, когда услышал недовольный вздох собеседника. — Ты отлипнешь или нет? Казначей попробовал развернуться в кольце чужих рук, но в ответ его бёдра только сильнее вжали в край столешницы. Прямо между ягодиц недвусмысленно вжался стояк. Наглёж. Хидан определённо наглел. Впрочем, Какузу не спешил изничтожать чужую жизнь, а спокойно ожидал рациональных обоснований такого поведения, если, конечно, у этого придурка хватит мозга объясниться. — Это всё из-за твоей фигни. Ну и… — жрец быстро и тихо забормотал что-то в смуглое плечо, и хотя до слуха собеседника что-то долетало, понять слова не представлялось возможным. — Хидан, я не понимаю, что ты там мямлишь, но всё ещё жду нормальных оправданий. — Не мямлю я! Знаешь, ты обычно ведёшь себя как ебучий сучливый дед, а тут ты ещё и как мамочка себя ведёшь! Я теряюсь, понятно?! — разорался юноша, но под конец всё же сбавил обороты и через пару мгновений спокойно продолжил, — Мне непривычно. Я последние два года с людьми говорил только перед их смертью, или чтобы получить деньги, поэтому… непривычно. Вот значит как, парнишка совсем потерялся во взрослой жизни. А Какузу поначалу показалось, что он просто подрос. Да, когда-то и он был таким, убивал и забывал, что помимо смерти можно приносить в общество что-то ещё, правда совсем не понимал, что в этом было то, что потом его сломает, а до несуразно сложенного морально Хидана почему-то дошло раньше времени. Напряжённое молчание ещё долго душило обоих, но не смущало как положено, потому что каждый думал о чём-то своём. Тишина просто висела в воздухе очевидным фактом. Парень собирался с мыслями, так как его выкрики совсем вытрясли из него логику, а казначей терпеливо слушал неровное дыхание около своего плеча. — У меня так давно не было, а тут я опять наблюдаю твои… Бля, ты, наверное, не осознаёшь насколько сексуально выглядишь, если ходишь полуголым. Ещё твоя милая хрень типа «хочу расчесать твои волосы»!.. Какузу, у джашинистов это знак высшего доверия, потому что голова связывает нас с Богом и телом, а ещё ты никогда не повернёшься к врагу спиной… только к любимым людям повернёшься, понимаешь? — закончив торопливые объяснения, Хидан смущённо затих и отошёл на пару шагов. Мужчина замер в ступоре, разглядывая гладкую керамику чайника. Жрец, так же как и он, не умел рассказывать о своих чувствах, но эти спутанные мысли, которые выдохнули ему в спину, многое расставляли по местам. И хотя его больше никто не сжимал, поворачиваться всё равно было трудно. Сначала нужно собраться с мыслями, но какой от этого толк, если этот идиот уже бесповоротно уломал его, причём даже не стараясь, по всей видимости. — Хорошо. — Э? Казначей всё-таки повернулся к Хидану, встречаясь с неверяще округлившимися ярко-бардовыми глазами. Какузу коротко фыркнул, но сделал вид что поперхнулся. Теперь не он один выглядел нелепо. — Ну же, я не кусаюсь. — Большего вранья я не слышал за всю свою жизнь, — саркастично парировал жрец и вот уже снова стоял вплотную к партнёру. — Ты всего ничего прожил... Хидана нежно гладили по голове, пока он вновь вспоминал утерянное тепло. Снова можно было касаться и осязать его кончиками пальцев, губами, носом, всей кожей и душой в общем. Каждый-каждый кусочек смуглой кожи хотелось оторвать и проглотить, чтобы почувствовать максимальное единение и сохранить любимого в себе навсегда, но тогда это было бы разовое удовольствие, а парень планировал хранить своё богатство как минимум до конца вселенной. Жрец вдруг остановился, многозначительно заглядывая в лицо казначею снизу вверх. — Что ещё? — Это… Ну, поцелуй?.. Какузу незаинтересованно закатил глаза, наигранно раздражаясь, и Хидан, чувствуя неприкрытую фальшь, радостно хихикнул. Впрочем, продолжить веселье ему не позволили, зато выполнили просьбу, резко сминая его прохладные губы поцелуем и грубо притягивая за волосы. Парень болезненно шикнул и ответил такой же хваткой на чужом затылке, поддаваясь на секунды напору партнёра. О, как давно он хотя бы думал о том, что его кто-то обнимает или целует? Мысли всецело занимались вопросами о том, как заработать, выжить и убить, и, хотя это всё было ради того, чтобы не стать животным, по итогу Хидан незаметно начал превращаться в него. Как же хорошо, что Какузу сейчас стоит перед ним, хорошо, что целует, потому что кто знает к чему бы привела его тропа бесцельного существования. Хорошо, потому что с первого же момента, когда он снова увидел своего напарника живым, появилась новая и единственная цель в жизни — оставаться рядом с Какузу. Дыхание в момент сбилось, его так долго не касалось что-то помимо холодного оружия, а тут так близко, тесно и тепло… Джашин-сама, твой жрец мог помереть от волнения прямо сейчас. Юноша смущённо отстранился. — Хидан? — с небольшой опаской в голосе позвал казначей. — Это странно? Я, наверное, раньше так себя не вёл, но… Какузу… — Это в порядке вещей. Просто не спеши, у нас ещё много времени, — снисходительно вздохнул казначей где-то около краснеющего уха. Ещё всего два дня в этом захолустье. Какузу уладит все вопросы с чёрным рынком и сможет увести их туда, куда только жрец укажет.