Цветы на чужбине

После битвы Джастин пришел в себя быстро. Свое состояние никак не комментировал. Хотя знал, что теперь все, начиная с Господа его, будут сомневаться в его способности работать в одиночку. Не в курсе были только Хейзель с Гатом. Их бы все равно пустили в битву лишь при крайней необходимости. Или при решении сверху. Вот о чем Джастин страшно жалел – так о том, что его воспитанник еще мал, чтобы заменить его в качестве пастыря людской церкви. У Хейзеля бы получилось, людское внимание и доверие его подпитывало, а вот Джастина, наоборот, выматывало. Хейзель это видел. И поэтому частенько ворчал, вот как и в тот день, когда завидел явившуюся – не иначе, как по душу наставника! – очередную особу: – Ходят тут всякие, и не поймешь, за утешением пастырским, или голыми коленками возле святого отца сверкать, прости Господи… Особа была очень юная, ровесница Хейзеля, в косынке на платиновых волосах, но и правда в недлинной юбке с оборками – Джемма сразу распознала ручные швы и попытки затушевать огрехи вышивками. Девочка от души рассмеялась: – А тебе завидно, рясу-то не подберешь и коленки не покажешь! Тут она заметила Рино и Джемму с котом на коленях. Смешалась, но ненадолго: – Ой, здравствуйте! А вы тут живете? – Нет, вернее, здесь, но неподалеку. Привела сына в гости. А ты подруга Хейзеля? – Десять раз! – сказали молодой послушник и девочка почти что хором. Джемма даже засмеялась тихонько. И спросила, пока гостья разглядывала кота: – Но ты нас представишь, Хейзель-тян? Тот закатил глаза, но начал: – Так, знакомьтесь, Рино, его мама синьора Болла и Котабриан – Жюли Визон из Авиньона… – и замер, будто пораженный внезапной мыслью. – Ты что? – хмыкнула девочка. – Только сейчас дошло, где я родилась? – Хуже. Только сейчас дошло, что ты, несчастная, вполне можешь оказаться дочерью отца Монтанелли. Хотя и совершенно непохожа, но… – Немножко все-таки похожа… – медленно, как во сне, начала Джемма. – Глазами, – и тут же спохватилась: – Хейзель, нельзя же так на весь двор! И вообще вываливать на человека, тем более если это только гипотеза! Реакция девчушки, однако, ее изумила. Жюли как будто и вовсе не удивилась. – Вообще-то, я уже в курсе, – медленно произнесла она. – Он сам мне и объявил. А вот ты каким боком к семейным тайнам причастен? – Видишь ли, мы с синьорой Боллой получили доступ к информации о прошлых жизнях. Лоренцо Монтанелли уже жил однажды на свете, в первой половине девятнадцатого века, и синьора Болла тоже жила тогда и знала его, она все помнит. И она вычислила, что и тогда у него был незаконный сын. Официально – воспитанник, почти как я у отца Джастина, только жил с матерью в номинальной семье. Монтанелли не сумел открыть сыну правду, но тот все равно узнал. И его переклинило, вообще во всем разочаровался и пошел вразнос. Стал разбойником, террористом, в общем, классическим возмутителем спокойствия. И назад вернулся в чужом обличье, чтобы подвести все к собственной смерти и тогда уже открыться… – Хейзель! – раздался возмущенный голос Джеммы. – Выбирай выражения! Не террористом, а революционером, и его судьба вдохновила на борьбу за правое дело очень и очень многих! – Ах, синьора Болла, вы так пристрастны, вы тогда были настолько к нему неравнодушны, что даже простили ему письмо с того света, в котором он рассказывал, кто он такой на самом деле! Если бы я вот так, постфактум, узнал, что мог бы что-то сделать не просто для соратника, а для друга своей юности, для своей первой любви, к чьей судьбе не лучшим образом приложил руку… – Тебе и сейчас не поздно сделать что-то для друга своей юности, – заметила Джемма. – И быть умнее, чем были мы с Артуром в твоем возрасте. – Очень захватывающе, – вмешалась Жюли, – но при чем тут я? – Очень даже при чем, – ответил Хейзель. – Видишь ли, мы стали искать Артура в нашем времени – и попутно раскопали кое-какие тайны авиньонского служения отца Монтанелли… То есть я раскопал, когда был в тех краях. – Во-первых, не трепи про это дальше, а то, я знаю, тебе очень хочется. Мне нет смысла раздувать из этого скандал, Монтанелли сейчас в Магрибе, и его женили на моей сестрице, это, пожалуй, уже достаточное наказание за все его художества и разрушение семьи Визон. Хочу просто жить нормально! Я – это я. И я просто не могу быть вашим Артуром! Вон и Монтанелли, и синьора Болла совсем не изменились, и с Артуром наверняка было бы то же самое, но он, похоже, просто не родился, да и не родится, наверное… – Я думаю, Жюли права, – заметила Джемма. – Так что не переживай, Хейзель-тян, я же всегда знала, что не судьба. У меня сын, и я буду вечно хранить память о его отце, даже не сомневайся, Рино, что бы и кто возле тебя ни говорил, – она выразительно покосилась на Хейзеля, обнимая свое дитя вместе с котом. – А если кто-то будет усердствовать в своем желании меня сосватать, смотрите мне, я ведь запросто могу сказать, что вы двое просто созданы друг для друга! Жюли и Хейзель переглянулись и синхронно фыркнули. Настолько синхронно, что это прямо подтверждало слова Джеммы. Но девочка заговорила первой: – Вот еще! У меня, эм… – покосилась на маленького Рино, помедлила… – лучшая подруга, и кто мне вообще еще нужен-то? – А что же ты тогда не с подругой, а здесь? – подколол Хейзель. – А подруге и необязательно идти к отцу Джастину. У нее планка пониже, ей и Монтанелли неплох. Или сам кардинал Махвитц, например. – И ничего, дружите с этой девочкой? И все равно скажу я тебе, что сюда ты зря ходишь. Мы скоро уедем. Все, и даже котик. Отца Джастина отзывают в Европу, синьора Болла тоже будет работать там. – А? Ну ладно. Значит, попрощаюсь, жаль, конечно, больше ни у кого не хотела бы исповедоваться… Пойду наконец к нему. Когда она удалилась, Хейзель схватился за телефон. «Простите! – прочла Джемма сообщение. – Надо же мне было ляпнуть при Рино, что вы не любили его отца! Я просто не подумал, насколько это важно, мой родной отец был той еще скотиной…» «Ничего страшного, – начала она писать в ответ. – Надеюсь, ты это впервые. Тем более ты сказал и не точно это. Рино всегда знал, чье имя носит… хотя только часть до возвращения Артура и его расстрела. Я еще поговорю с сыном, не переживай». И ей вздохнулось. Оставлять своим вниманием мальчика, который, как и Артур, пережил смерть обожаемой матери, к тому же совсем в детстве пережил, и впридачу девочку, которая вообще матери никогда не знала, потеряв в день своего появления на свет? Хотя за Хейзелем можно будет продолжать присматривать, но… Идея об отъезде нравилась Джемме все меньше и меньше. Конечно, это не ей решать, но вдруг та темная тварь была не одна? Вдруг они под землей множатся, как грибы? Именно под этой землей, в этом регионе? «Что думаешь, кот? Один переродившийся древний бог или…» Кот, сидя у нее на коленях, очень подозрительно принюхивался. – Отец Джастин сказал, – возвестила снова появившаяся во дворе Жюли, – начальство передумало, так что никто никуда не едет! – Ну хотя бы он не сказал, что я наш отъезд сам из себя выдумал, – все равно Хейзеля новость не порадовала. – Ага, а еще у вас котик зачетный. Если котята будут – дадите одного? – А если твоя подружка кошек не любит? – не удержался Хейзель. – Во-первых, любит. Во-вторых, миссия большая, зверь может гулять сколько хочет и спать где хочет. – Ладно, ладно, – засмеялась Джемма, – не делите шкуру неродившегося котенка! Поскольку у нас кот, а не кошка, то котят надо будет еще вычислить и наловить! И прошу вас, – она перешла на серьезный тон, – очень прошу, доверяйте друг другу и не ссорьтесь из-за всякой ерунды! Они переглянулись. Хмыкнули, снова дружно. Было видно – задумались оба, пусть и не хотят этого показывать. – Как будто мне дружить больше не с кем! – наконец озвучил Хейзель. – Надеюсь, что синьорино Рино не начнет тяготиться моим обществом, да и школа большая! Рино вежливо улыбнулся, хотя явно не понял столь лихо закрученную фразу. Но Хейзель прав – и в самом деле есть с кем пообщаться.

* * *

Кстати, не только в Академии. Интернет ведь тоже большой, а он, Хейзель, немножечко звезда. В плане постановочных фотографий из мало кому ведомой сферы жизни. И нет, это сейчас не о Повелителях и Оружиях. Писали ему многие. Но Хейзель предпочитал общаться только со сверстниками, нещадно перекрывая доступ потенциальным домогателям. Среди ровесников было много девчонок, которым явно нравился молоденький послушник, не носящий праведность как знамя и не пытавшийся учить жизни. Они, да и ребята, не только нахваливали его фотографии с собственной мордашкой и без нее, но и взахлеб расспрашивали о перипетиях жизни духовенства. Другой мир же. А многие еще и искали нового интересного антуража для историй про любимых героев. В том числе и реальных знаменитостей, реальность которых вовсе их не смущала. Легким движением руки все эти граждане превращались из людей в вампиров, из вампиров в русалок… А вот теперь такая золотая жила – католическое священство, «Поющие в терновнике» про мальчиков, но по-прежнему для девочек! А Хейзель еще и масла в огонь подливал, его очень давно распирало дикое желание всем рассказывать об удивительном мире, в который он попал, когда отец Джастин взял его к себе. Хотя, конечно, делился он этим не как чем-то реальным – скорее, в качестве очередной придуманной вселенной. Эффект был ошеломляющий – все бросились примерять прочитанное на любимых персонажей, решая, кто Повелитель, а кто Оружие, тексты и фанатские теории плодились с невероятной скоростью. Вот она, слава! Даже между занятиями и тренировками Хейзель находил время сидеть в людском интернете. В реале если с кем и делился своими успехами там – то только с Гатом. Конечно, тот слушал внимательно, но, как казалось Хейзелю, не слишком увлеченно, и советы предпочитал давать только по боевой части. Рино был еще мал для такого, отец Джастин – тот и попенять мог за превращение их служения в литературную игру для простых смертных… Может, с Джеммой поделиться? Хотя… Сейчас его больше волновал вопрос, который и прогремел на все сообщество: «Народ, а может, мастер-класс по охмурению недоступных наставников?» «Эй, мальчик, – отписался первым некий юзер под ником «от_крови_котика», – а ты точно сам умеешь или хочешь на халяву советов наслушаться? И для текста или для реала? Потому что в реале это дело дохлое. Только все испортит. Честное слово, не надо смешивать все вот это с высоким обожанием». «У кого-то был негативный опыт, запомню». Вот так они и познакомились. Хотя данный персонаж так и был для Хейзеля ником и аватаркой с хмарным белым котом. Ни имени, ни возраста, ни тем более фотографий. Только пол вроде бы мужской. Девочка наверняка хоть где-то допустила бы ошибку, выдала себя, а это, судя по всему, явно парень. Местный. И не менее местного вероисповедания. Тем интереснее и прикольнее, правда, разговорить сложно. Хотя иногда получается, данный персонаж очень сильно бесится, когда начинается тема «у вас там все спят с послушниками». И громко орет, мол, «нечего тут с больной головы на здоровую!». Тут явно было что-то личное. Хейзель это понял и даже решил вступиться – кинул клич с просьбой перестать приставать к человеку с этой темой. И, к своему удивлению, получил в личку, можно сказать, благодарность. «Я оценил. Знаешь, почему я так бешусь? Потому что обязаловки с этим нет и никогда не было, но многие послушники очень бы хотели, чтобы с ними спали. А вот наставники таким злоупотреблять совершенно не хотят, по крайней мере пока мы совсем юные и они за нас отвечают». «Ты так думаешь, потому что уже не надеешься ни на что? Или есть вероятность, что что-то изменится, когда станешь старше?» «Мне кажется, не изменится уже. Он сам мне объяснил – он мне за отца, а я принимаю свою любовь к нему за… что-то не то. Это должно, сказал он, пройти. И отпустил меня из монастыря в университет. Наверное, это хорошая идея, я люблю учить что-то новое. Особенно языки». «И он так просто это обещал? Не предупреждал, что ты в университете можешь набраться лишнего? И что насчет целибата?» «Он сказал, что любой опыт полезен. А с целибатом – главное без нарочитости. Не надо себя заставлять блюсти, если не чувствуешь в себе на это сил, не надо нарушать назло, из принципа и с кем попало, а все остальное уже предоставь небесам. Я, правда, сказал, что сам справлюсь». «Завидую тебе, правда. Мой наставник, может быть, тоже разрешил бы мне, но с ним ведь и не поговоришь толком». «Тогда вряд ли вы с ним и дальше зайдете, начинается ведь все с разговоров… Если, говорят, нет страсти. Но с разговоров всяко лучше». «Страсти нет, только упоение битвой… Ой. Заигрался в Оружия и Повелителей». Но собеседник словно и не заметил оговорки. Или ему было интереснее другое. «Расскажи о нем». И они переписывались еще очень долго. И постепенно Хейзель понимал, что вряд ли преуспеет в своих планах на отца Джастина, ну разве что понарошку. Новый знакомый как раз и учил «сублимировать в творчество», самого только это и спасало, особенно поначалу.

* * *

Они писали множество историй – и с известными персонажами, и создавая что-то новое на базе самих себя. Когда новый соавтор стал описывать своего героя, Хейзель едва себе поверил – неужели могут вне Академии существовать люди с такой внешностью?! Глаза чтоб вот прямо фиолетовые, и вообще неземная краса… С другой стороны, каждому хочется быть круче, чем он есть, может, именно поэтому виртуальный приятель не делится фотографиями. Хотя это и понятно. Он человек весьма скрытный и тщательно разделяет реальную жизнь и сетевую. Хейзель только узнал, что живут они друг от друга неподалеку. Предложил бы встретиться, но боялся посыла по матушке. Так что продолжали заниматься творчеством, увлекшись на время даже той его разновидностью, что касалась реальных людей. Правда, тут загадочный соавтор предпочитал исключительно исторических личностей. Даже попадая при этом в общий тренд. Не так давно по миру прогремели имена двух ребят из Чехии, а прогремели именно потому что в свое время жили двое очень известных путешественников с такими же именами и внешностью. Не понять было – то ли они пара, то ли нет… Соавтор утверждал, что пара, и это очевидно, стоит только воспоминания почитать. Как они заботились друг о друге, ухаживали, переживали друг за друга, видно же, что не было у них никого ближе и дороже. Только тогда, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы хоть кто-то узнал. А сейчас… Сейчас у их тезок выбора побольше. Но, хотя их и представляло парой полстраны, консерваторов все-таки тоже хватало, поэтому однозначного ответа они не давали, будоража тем самым фантазию фанатов. «Тебе про «тогда» точно интереснее? – писал Хейзель своему приятелю. – Я ведь уверен, то были их прошлые жизни, и наверху решили, что уж теперь-то им нужен шанс. Ведь тогда оба они были женаты, у каждого были свои дети, тебе нормально это игнорировать? Или того хуже – разводить их со скандалами, выставлять их жен сучками и так далее?» «Ну, ходят слухи, что они прямо перед своим исчезновением и так вдрызг разругались. Все четверо. Так не лучше ли сразу все прояснить и понять и быть счастливыми вместе, пусть и тайно? Разве это не честнее, чем обманывать себя и девушек?» «А девушки что будут делать? Если поймут, что им ничего не светит?» «Мм, надо подумать. Иржи женился, по сути, на названой сестричке, на ком-то, кто был с ним рядом с самого своего рождения, она его обожала, конечно, но та ли это любовь… Главное, понять все вовремя. А вот Мирек нашел себе жену в путешествии, там все так романтично было, француженка, коммунистка, под пятой сестры-святоши, сказочная красавица Жюли Визон». «Кстати, я знаю вполне реальную девушку с таким именем!» «Правда? И сколько ей лет? Симпатичная?» «На год старше меня. Ну да, даже я скажу, что красивая, платиновые волосы, серые глаза, даже не серые, посложнее цвет, как море, занозистая, я подозреваю, что крутится вокруг моего наставника, тоже из тех, кто исходит слюной на сутаны, но сама себя она объявляет чуть ли не лесбиянкой. И подруга у нее славянка, кажется. И, кстати, есть старшая сестра и она, со слов Жюли, ужасная». «Ух ты, как интересно, значит, девушки тоже все как будто переродились! Вот и выход, кстати, Мирек вроде бы привез невесту, а она увидела названую сестренку Иржи и пропала!» «Да, пожалуй, так и правда никто не в обиде. Жюли еще и порадуется, что Мирек не тронул ее до свадьбы, и свадьба эта вполне может быть фиктивной, а на деле – он с Иржи, она с Младой… И, кстати, теперь-то понятно, что она не Артур Бертон». «Кто?» «Нынешняя Жюли Визон – не перерождение одного товарища из девятнадцатого века. Потому что и правда все, кто перерождается, оказываются точно такими же». И он долго рассказывал эту историю. Чем, похоже, здорово впечатлил, соавтор так и писал: «Однако, как жаль, как жаль, что они отец и сын. Похоже, об это здесь все и сломалось. Нет, конечно, и без этого всегда ломается, но все же… Хоть бы кто-то смог завоевать любовь наставника!» «Не наводи меня на такие мысли, это ведь вроде как тоже историчка и вообще… Нынешнего отца Монтанелли я лично знал, пока он в Магриб не уехал, это как-то уж совсем стремно…» «Но всегда есть альтернативная история. Конечно, если бы про нас с учителем что-нибудь такое написали, я бы и убить мог… Но очень интересно, кем же в этой новой жизни будет Артур». «Из логики – ребенком Монтанелли. Тем более тот оказался в законном браке, правда, совсем не с той женщиной, которую любил тогда, значит, копии не будет». «Главное – душа. Жаль другого, значит, и в этой жизни им парой не быть…» «Мне больше жаль Джемму. Ведь ей точно не суждено быть с Артуром, а она помнит все и страдает…» «А ты был у нее в голове? Может, она-то уже смирилась, а то и вовсе ей одной хорошо, а тебя это тревожит, потому что она как будто тоже подбирается к твоему наставнику! Разве не так? И ты сидишь, ломаешь голову, как это предотвратить!» «Ну что ты со мной делаешь? Я же теперь не смогу перестать думать об этом! И ведь это и правда никак не исправить, даже если Артур появится…» Однако вскоре жизнь внесла свои коррективы, и думать об этом Хейзелю стало некогда.

* * *

В городе рядом был большой праздник, шествие, как такое пропустить, особенно если фотографируешь! Хейзель с Гатом пробились в первый ряд и глазели на процессию. Множество монахов, все бритоголовые – и только двое во главе процессии, облаченные в белоснежные одежды, с длинными покрывалами и золотыми коронами на головах, выглядели существами из другого мира. Один – уже немолодой, с длинной рыжеватой косой, а второй… Эти золотые волосы, эти совершенно невозможного фиолетового цвета глаза… Неужели такое и впрямь бывает? Все как однажды описывал «от_крови_котика». А еще вдруг к удивительному молодому монаху подскочил мелкий лохматый мальчишка, тоже с глазами приметными, золотыми, замахал рукой и закричал, указывая прямо на Хейзеля: – Санзо-Санзо, смотри, вон «цветочный послушник» из телефона, да смотри же! Тот только глазами сверкнул, бесцеремонно запихнув мальчишку куда-то себе за спину. По Хейзелю эти самые глаза только скользнули – но этого оказалось достаточно, чтобы тот застыл, как молнией пораженный, не в силах даже повернуть голову вслед удаляющейся процессии. – Все в порядке? – даже в обычно бесстрастном голосе Гата слышалось беспокойство. – Ну… да. Всю дорогу до дома Хейзель держал Гата под руку. Благо тот такой огромный и упасть не даст… А дома «цветочный послушник» сразу же начал искать в сети фото с сегодняшнего праздника. Нашлось-то много чего, и быстро, и таинственный Санзо почти всегда был на первом плане, любуйся – не хочу! Печалило только то, что все эти фото были сделаны там же, на улице, случайными людьми, что, понятное дело, влияло на качество. Сам Санзо, как и говорил, нигде свое лицо не светил. Хейзель некоторое время решался – и наконец продолжил переписку. Цепочкой смайликов с сердечками. И припиской в конце: «Это после сегодняшнего». Ответ пришел после долгого молчания: «Ты понимаешь теперь, почему я стараюсь не светиться? Ведь любой, кому не лень, начнет доканывать… Но тебя я знаю не первый год. Тебе можно». …Вот так Хейзель оказался в уникальном статусе. Человеком, который знал Санзо и в реале, и в виртуале. Ведь и правда встречались неоднократно, и еще интереснее было писать вдвоем, по сути дела, про самих себя. Хотя, они никогда даже не думали о том, чтобы играть пару. В смысле, в собственных образах. Так-то кем только не игрались. Но одно дело, скажем, Мирек-Повелитель и Иржи-Оружие, огнемет, с которым только сердечному другу и справиться, а другое… Даже если Санзо тоже Оружие (смешное, маленькое, но огнестрельное и освященное, а еще он, как Сэйлор Марс, кое-что может и не превращаясь, он клирик или зачем?), Хейзелю и подумать страшно о том, чтобы вывести их отношения за пределы бытия обычной боевой парой. А уж признаться в этом вслух, когда Санзо и так уверен, что его каждый взглядом домогается? Да он же разъярится и просто вышвырнет наглого мальчишку-католика из своей жизни! Вот и что это такое, только перестал сохнуть по наставнику, из последних сил надеясь на что-то, как влетел вот в это! Теперь не переживает, кто крутится вокруг отца Джастина, но… Но узнать бы, что обо всем этом думает сам Санзо! А как узнаешь, если опыт в отношениях нулевой? На мимолетные увлечения не разменивался, девушкам никогда надежд не подавал, жил одной мечтой…

* * *

Точно так же обстояли дела и у Санзо. Прямо один в один. Веселая студенческая жизнь его не прельщала, он уже привык восполнять потребность в общении в других местах. Не говоря уже о том, чтобы проверять себя, изучать свои предпочтения, играя чувствами своих соучениц. Даже если те и не хотели ничего большего, чем просто ночку поразвлечься. Конечно, учитель все объяснил – что не стоит заниматься глупостями с кем попало, это как, например, вино надо пить понемногу и лучше дома… Но вот что делать, когда человек по-настоящему нравится – об этом разговора не было. Вернее, было, только тогда этим человеком был сам учитель и очень тактично дал понять – пройдет, отпусти. Санзо был уверен – и не пройдет, и никто из живущих ныне тупо не выдержит конкуренции. И вот на тебе! Впервые так хочется кого-то обнимать, тискать, гладить, как другие люди тискают котят. И Хейзель-то наверняка против не будет, но где найти слова? Казалось бы, не любителю сентиментальной литературы этим озадачиваться, а вот надо же – все мысли разбегаются! Пожалуй, легче предложить очередной отыгрыш, так будет намного проще. «Привет, ромашка! А может, нам сегодня сходить покрошить этих ваших чудищ, а потом упасть в сено?» «Санзо?..» «Ох, извини… Не в этом плане. В смысле, не так резко. Просто не умею я красиво ухаживать, ну представь меня на поле битвы и с цветами!» «Представить и правда сложно, Санзо-сама, но еще сложнее вместить ту мысль, что тебе вообще этого захотелось. Именно тебе как тебе, хоть бы и не переставая косплеить Оружие». «Самому странно. Романтику, ты знаешь, я втайне люблю, даже вроде писать умею, но на то есть различные персонажи. А мне сейчас…» После этого сообщения на несколько долгих минут повисла тишина. Хейзель замер. Боялся даже дышать, боясь спугнуть это неожиданное признание – и опомнился лишь тогда, когда увидел, что Санзо снова начал печатать. «Знаешь, похоже, для меня ты нечто большее, чем просто ник в интернете». «Ой… Правда?» «Да. Только это очень страшно, я никогда не подпускал никого так близко. Мартышка не в счет, он дитя малое, я его подобрал и за него отвечаю, я с ним понял до конца, как учитель ко мне относится. А про нас… Ну что, попробуем сперва виртуальное свидание?» «Конечно! И если ты не против, я бы хотел сразу после битвы…» «Когда я только-только перестал быть Оружием?» «Точно». «Пойдет. Я еще, значит, горячий весь, пахну порохом, еще не забыл, как чуть не весь помещался у тебя в ладонях, но мне так хочется, так хочется, чтобы это ты был в ладонях у меня, хочется прижать тебя к себе и не отпустить никогда больше…» «И что же ты сделаешь?..» – Хейзель невольно сглотнул. «Я не буду ничего говорить, – продолжал Санзо, – просто обниму тебя так, что мы оба пожалеем, что на нас так много одежды! А ведь я сгораю от желания чувствовать тебя, твое тепло, ощутить твой вкус…» «О, я надеюсь, что пойму это без слов! – переполненный эмоциями, трепещущий Хейзель помедлил и все же добавил: – Любовь моя, – и продолжал: – Мы же только что из запредельного единства, трудно ли туда обратно, если тянет и телами, и душами, и мне-то будет проще, я-то могу там, в твоих объятиях, сходу поцеловать тебя в обнаженное плечо, и если тебе понравится…» «Понравится, не сомневайся. И я возьму твое лицо в ладони, чтобы ты смотрел на меня, не в силах отвести глаз, и мы будем целоваться, как безумные, и ты поначалу даже не заметишь, что я начал тебя раздевать…» «Не замечу, да, но буду счастлив. Делай со мной что хочешь и заходи так далеко, как хочешь». «Ты только в реале так безудержно не отдавайся, ладно? Это там мы в чистом поле, все взмокшие и фиг знает чем перемазанные, и в пылу, а в жизни это все не так здорово». «И все же, я не собираюсь в этой жизни отдаваться кому-то кроме тебя, а ведь ты обо мне позаботишься, верно?» «Конечно. Если это однажды случится, то вполне себе цивилизованно, в постели. И я буду нежен. Обещаю». «Напоминать не буду, но и забывать не намерен. Люблю тебя. А пока можем продолжать понарошку?» …И они от души продолжили. Во всем блеске своей чисто теоретической подкованности и любимых романтических штампов. Хотя им не всегда было до того, чтобы впадать в красоты и смаковать неприличия. Это ведь уже была не игра. И сейчас они вели себя так же, как было бы в реальности – Хейзель-то знал, а не просто воображал, каково ощущать себя после боя, разгоряченным, нетерпеливым, торопливым. И почти физически ощущал, как руки Санзо перебирают его волосы, зарываются в них, властно скользят по уже обнажившейся коже, оттесняя прочь одежду. Губы на губах – от одной только этой мысли в груди становилось горячо, а колени дрожали, непременно подогнулись бы сейчас, заставляя покорно откинуться на спину на ворох сброшенной смешавшейся одежды – в точности, как писал Санзо. И губы припадали бы к беззащитному горлу, к груди, плечам – только ради того, чтобы Санзо мог насладиться сладкими беспомощными стонами, прерываемыми лишь ответными поцелуями. Хейзель не был уверен, что смог бы так же – но губы горели от желания ощутить пока еще незнакомый вкус и гладкость его кожи. А Санзо… Санзо, по его собственным словам, сделал бы все, чтобы Хейзель не просто шептал об этом – кричал в голос. «Я не позволю тебе молчать, так и знай». «Это будет несложно, любимый. Там все равно некому нас слушать. И завидовать. И… И что, мы даже сами не заметим, как зайдем совсем далеко?» «Если ты не боишься и не взмолишься, чтобы я остановился – то да. В жизни я бы с этим так не спешил, я бы готовил тебя…» «Я знаю, и это было бы чудесно, поверь, но сейчас… Не томи меня, умоляю. Возьми меня сполна. Насладись. А я последую за тобой, ведь мне сейчас нужно так немного! Сейчас я не Повелитель. Я в полной твоей власти, помни это». «Ну хорошо же, ромашка ты эдакая, мне тоже терпеть уже сложно, ты там лежишь передо мной без всего, не налюбуешься же, поскольку мы спешим, то мне пришлось раздеваться самому, но когда-нибудь сыграем и в эту игру, а сейчас обхвати меня. И просто чуть-чуть потерпи, а потом я тебе дам улететь следом». У Хейзеля дрожали пальцы, он уже с трудом попадал по клавишам, пытаясь выразить, насколько прекрасен Санзо, когда берет его, овладевает им полностью, так обжигающе, так сокрушительно и сладко, что все остальное просто не имеет значения. Кажется, Санзо по ту сторону чувствовал себя так же. Тоже столько опечаток стало… И тронувшее до слез: «Я так надеюсь, что смогу сделать тебе хорошо. И не только вот так, рикошетом, а и в самом деле. Вот вернусь с небес и как смогу – приласкаю». «Я уже… Ты понимаешь? Уже сейчас, в эту самую минуту…» «И все же не отказывайся. И не отказывай мне в удовольствии лечь рядом и ласкать тебя». «Будет глупо отказаться, Санзо-сама». И тот продолжил плести словесное кружево. Уже, видимо, словив своеобразное «просветление», ласкал Хейзеля словами, сладкими, точными, и снова это было почти осязаемо. Еле расстались. Но дату реального свидания пока не назначили. И так всего было слишком. Через край…