rich kid, asshole (paint me as a villain)

ЯнЯн так сильно его обнял, что Ренджуну показалось, что все его кости повылетали из суставов. На самом деле, он не жаловался. Было приятно. — Я буду так скучать, — театрально произнес он. Ренджун засмеялся. — Мы увидимся через две недели. — Это слишком долго, — ЯнЯн притворился, что плачет и как-то умудрился сжать его крепче. Стало трудно дышать, но было неважно. Когда он наконец смог выпутаться из объятий, ЯнЯн передал его в руки остальных друзей. Юкхей практически раздавил его и объятиями, и своими притворными слезами, и передал его Чону. Ченлэ прокричал слова прощания прямо ему в ухо, почти что лишив его барабанных перепонок, но Ренджун улыбался, хоть и притворялся, что его это раздражает. Когда-нибудь в течение дня их всех заберут личные шоферы, но сейчас они все собрались здесь, на станции вокзала, чтобы попрощаться с ним. Эта мысль заставила его скучать по Исину, но он был от всей души им благодарен. Когда прибыл поезд, он занес внутрь свой рюкзак и сел у окна со стороны платформы, чтобы продолжать махать друзьям. ЯнЯн бежал за поездом, крича что-то, что Ренджун не мог разобрать; поезд тронулся. Когда друзья скрылись из виду, он откинулся на спинку сиденья и вздохнул. Он направлялся домой. Он не успел сделать и пяти шагов от иммиграционного контроля, как его повалили на землю. Он рассмеялся; его как будто бы атаковали два огромных щенка. Куньхан и Деджун радостно пищали в оба его уха, приветствуя его дома. Ренджун впитывал родной язык и голоса друзей, настоящие, не скрипучие и поломанные плохой связью. Когда-то раньше он даже и представить не мог, каково это: расстаться с ними хотя бы на день, и реальность эта оказалась более чем сложной. — Я так по вам скучал, — сказал он, и сам удивленный тем, как искренне это звучало. Куньхан и Деджун отстранились, чтобы взглянуть на него. — С возвращением домой, Ренджун-и, — сказал Деджун. И именно это его добило. Его собственное имя. Настоящее имя. Его лучшие друзья крепко обнимали его, пока все трое плакали, сидя на полу аэропорта. Когда Сычён наконец взглянул на него впервые за три месяца, он только и делал, что беспокойно ворчал. Он держал его за плечи на расстоянии выделенных рук, оглядывая сверху вниз, едва слышно что-то бормоча и иногда резко спрашивая что-то вроде достаточно ли тебя кормят, сколько ты спишь, и все такое, не давая Ренджуну времени ответить. И когда Ренджуну наконец это надоело, он рассмеялся и притянул Сычёна в объятья. — Я тоже скучал по тебе, брат. Сычён расслабился и обхватил его так, что в сердце Ренджуна разлилось тепло. — Пойдем, — наконец сказал он, отпуская его. — Свожу вас всех на обед. Ренджун обменялся с Деджуном и Куньханом взглядами. Сычён правда скучал. Идя по улицам Шанхая, заполненными людьми и неоновыми огнями, он не чувствовал себя плохо — но это было странно. Он чувствовал себя не в своей тарелке, этого никогда не было раньше, он никогда не чувствовал ничего подобного в месте, где он вырос и прожил всю свою жизнь. Слишком шумно, беспокойно, людно, и Ренджун не знал, что с ним вдруг не так. Он знал: дело не в городе — в нем самом. Он старался не думать об этом, старался заткнуть эту мысль в дальний угол разума, притвориться, что чувствует себя идеально-комфортно. Потому что это его дом, ему должно быть здесь комфортно. Но почему же это не так? Много времени прошло с того, как он в последний раз ходил по магазинам. По-настоящему. По настоящим дизайнерским бутикам вместо благотворительных магазинов в поисках удачной скидки. Деджун и Сычён настояли на том, чтобы заплатить за все, но Ренджун вдруг с удивлением отметил, что с трудом решается тратить деньги. Каждый раз, когда он видел что-то, что ему нравилось, он останавливался и спрашивал себя: нужно ли ему это, и, чаще всего, понимал, что ответ на его вопрос — “нет”. Куньхан слабо улыбнулся ему, закидывая руку на его плечи, и, кажется, Ренджун почувствовал это: Куньхан понимал его как никто другой. Когда они вернулись в поместье Хуан, держа по несколько бумажных пакетов на каждом локте, Ренджуна ждала его ассистентка. — Ваши родители желают поговорить с вами, господин Хуан, — сказала она. Он на мгновение взглянул на нее и передал Деджуну пакеты. — Увидимся через пару минут. Он последовал за ней по уже давно знакомому пути в кабинет отца, чувствуя точно такой же страх, как и в прошлый раз. Они остановились у двери, и она собиралась оставить его одного, но Ренджун вдруг почувствовал, как в груди кольнуло виной от того, какой знакомой была эта ситуация. — Прости меня, — сказал он. — За такое отношение. Это было неправильно. Она пару раз моргнула. — Спасибо, — ответила она. — Но я не стала бы здесь работать, если бы я не могла справиться с избалованным богатеньким мальчиком. Ренджун выдавил улыбку. Она кивнула на дверь. — Не стоит заставлять их ждать. Ренджун кивнул. — Спасибо, — он сделал глубокий вдох. Он постучал и вошел внутрь, когда услышал голос матери, сказавший ему войти. Внутри кабинета ничего не изменилось. Его родители сидели точно так же, как и в прошлый раз, с такими же одинаковыми пустыми выражениями на лицах. Ренджун сел в кресло. — Мы разговаривали по телефону с директором Муном, — сказал отец; Ренджун не позволил себе отреагировать. Его не удивляло то, что они наблюдали за ним. — Он сообщил нам, что начало твоей учебы было весьма неудачным, но теперь ты справляешься намного лучше. — Он впечатлен, — продолжила мать. — Он считает, что отправить тебя в эту школу было верным решением. Эти слова вызвали в Ренджуне смешанные чувства, но он не стал это комментировать. — Он полагает, что ты продвинулся не только в личном саморазвитии, но и в учебе. Мать подняла листок бумаги, лежавший перед ней, и пробежала по нему глазами. — Ты вовремя сдавал большинство своих домашних работ, был активным во внеучебной деятельности, и это демонстрирует большое продвижение с того, что было, пока ты был здесь. Мы считаем, что для тебя будет полезно продолжить учебу там до конца тринадцатого года. Мы надеемся, что это позволит углубить этот прогресс. И может быть, Ренджун, который сидел здесь четыре месяца назад, сказал бы что-нибудь в ответ на это, но этот Ренджун не смог найти в себе энергии. — Если ты продолжишь такое поведение, — произнес отец, — то мы подумаем о том, чтобы вернуть тебе твои привилегии и предложим тебе шанс восстановить репутацию своим участием в нашем договоре с семьей На. Ренджун не знал, что это значило, но и не хотел думать. Он не считал, что ему нужно восстанавливать свою репутацию. Точно не перед родителями. — Ты можешь идти, Ренджун. Думаю, в этой школе тебе хорошо. Ренджун поднялся и хотел повернуться к двери, но передумал. — Так и есть, — сказал Ренджун — но дело было не в школе. Дело было в людях там. — В этой школе мне лучше, чем когда-либо с вами. Он ушел еще до того, как родители успели что-то сказать. Ему было совершенно неинтересно. Ренджун сделал глоток чая и блаженно вздохнул, чувствуя, как тепло наполняет его изнутри. Он, Деджун и Куньхан сидели на полу его спальни, в центре их кружка стоял его любимый чайный набор с зеленым жасминовым чаем, а вокруг них лежали аккуратно завернутые подарки. Ренджун смеялся над чем-то, чего он уже не мог вспомнить, но это чувство было невероятно приятным. Весь этот вечер был похож на сон, особенно после того, как он провел вдали от них так много времени. Больше всего он скучал по таким моментам, думал он. Он не скучал по вечеринкам, по силе, которая была у него над учителями, не по возможности покупать все, что ему захочется. По крайней мере — не так, как скучал по этому. По тому, чтобы быть с двумя людьми, которые никогда его не подведут, быть счастливым и спокойным. Таких моментов у него не было уже давно, и даже не только из-за этого наказания. Скорее — из-за того, что он так отчаянно хотел внимания, хотел разрушать все вокруг и создавать хаос, что такие вот тихие моменты просто не нужны были. Он не позволял себе ничего подобного так долго, только чтобы доказать что-то людям, которые не стоили его усилий. И его друзья всегда были рядом, даже зная это. Они никогда, ни разу не оставили его. Эта мысль заставляла его улыбаться; в горле вставал ком. Куньхан подарил ему маленького мягкого муми-тролля, которого он мог взять с собой в Англию, и книгу об инопланетянах; Деджун — пару футбольных кроссовок, чтобы ему не приходилось больше носить прошлые, на несколько размеров больше, потому что он теперь “член настоящей команды, которая играет в настоящие игры. Мой Ренджун-и? Участвует в соревнованиях? Никогда не думал, что такой день настанет!”. Его собственные подарки сначала заставляли Ренджуна стыдиться и смущаться того, что он не смог позволить себе купить что-то ценное, но друзья успокоили его. Он подарил им рисунки. Две больших зарисовки на форматах А3, которые он стащил из запасов школы. Два портрета. Портрет Деджуна был нарисован по старой фотографии, которую Ренджун попросил у Сычёна: той, на которой они, еще малышами, встретились впервые в жизни. Рисунок для Куньхана он сделал с фотографии с их первого гала, когда Деджун и Ренджун купили для Куньхана смокинг и отказались идти, если ему не разрешат быть там. Они будто бы пытались выглядеть круче, чем были, но Ренджуну это особенно нравилось. Они оба долго и не отводя взглядов смотрели на свои подарки, и Ренджун начал бессмысленно волноваться, что разочаровал их. Но после — они обменялись взглядами и посмотрели на него. — Ты снова начал рисовать, Джун? Ренджун кивнул. Они осторожно отложили свои подарки в сторону. И на этот раз у Ренджуна не было времени, чтобы начать волноваться, потому что в ту же секунду они оба крепко его обняли. — Мы так тобой гордимся, — прошептал Деджун. И эти слова заставили что-то в груди Ренджуна необъяснимо сжаться. Слышать что-то подобное ему приходилось так редко, и такие слова всегда задевали что-то внутри него, но сейчас это ощущалось по-другому — лучше. Сейчас он в это верил. Все закончилось слишком скоро. Казалось, он закрыл глаза на секунду и снова оказался в аэропорту, сжимая в руках свой увеличившийся в размерах рюкзак и снова прощаясь. Его разрывало между желанием остаться подольше и вернуться к своим новым друзьям в Англию: он скучал по ним гораздо больше, чем ожидал. Эмоции создавали странную смесь, но от этого прощаться с друзьями и братом не становилось проще. — Мы скоро увидимся, Джун. Обещание. И Ренджун верил. Новый год он встретил в небе, и когда самолет приземлился в Англии, был уже 2020 год. Он открыл дверь в свою комнату, счастливо глядя на свою кровать. Две недели, проведенные дома, заставили его вспомнить, насколько лучше была его домашняя кровать, но такой долгий перелет и слишком много пересадок на поезда и автобусы после заставили все горизонтальное и имеющее подушки казаться привлекательным. Он уже собирался упасть на нее и уснуть, но остановился, позволяя рюкзаку соскользнуть с плеча и удариться о пол. На кровати стоял подарочный пакет и футляр со скрипкой. Футляр был не его: слишком новый, идеальный. Он медленно подошел к кровати и открыл пакет. Внутри был футляр карандашей. И не просто карандашей. Это был целый набор специальных художественных карандашей, и Ренджун в безмолвном восхищении смотрел на них. Кроме карандашей в пакете лежал скетчбук формата А4, альбом для акварели, набор акварельных карандашей и набор кистей. Ренджун тихо ахнул. Он осторожно перебирал все в руках, боясь что-то случайно сломать, и оглядел всю комнату, как будто ожидая, что человек, который все это подарил, стоит где-то здесь. На самом дне пакета оказалась небольшая квадратная записка, и Ренджун достал ее, чтобы прочитать. Он улыбнулся. Этот аккуратный наклонный почерк был ему знаком: этим почерком были написаны вопросы на карточках, которые его хозяин раздавал их команде на практиках по декатлону. Счастливого Рождества, гласила записка, я не знаю ничего про рисование, но леди в магазине сказала мне, что все это — самое лучшее. Ренджун засмеялся. Все это и правда было самым лучшим. На второй подарок ему почти что не хотелось смотреть — хотелось притвориться, что все закончилось на принадлежностях для рисования. Не закончилось. Богатые всегда выкладываются по полной, как он узнал. Он наконец повернулся к футляру со скрипкой, на котором оказался еще один листок с бумагу. Но я кое-что знаю о музыкальных инструментах, Ренджун улыбнулся. И, честно говоря, твоя Ямаха тянет вниз весь оркестр. С этим Ренджун не мог не согласиться, хотя и почувствовал легкое возмущение за свою скрипку. Он приоткрыл крышку футляра и почти уронил ее обратно, увидев, что внутри. Это была хорошая скрипка. Лучше, чем хорошая. На сотню миль выше, чем Ямаха. Конечно, в сравнении со Страд — ничто, но рядом с Ямахой — все. Скрипки дорогие; это почти их отличительная черта, и эта, должно быть, стоила просто целую кучу денег. Хотя для На Джемина это было не так уж и много; может быть, и для Хуан Ренджуна это было немного, но для Вэй Инджуна все это было просто бесценно. Ренджун не знал, как он чувствовал себя из-за этого; немного не в своей тарелке, очень смущенно. Но, главное, он был счастлив. Даже более чем счастлив. Он улыбнулся и снова взглянул на записки, чувствуя внутри что-то теплое. Ренджун выбежал из задней двери ресторана в холодный январский вечер. Сжав в левом кулаке листок бумаги, он побежал в единственный супермаркет в городе. Хотя его едва можно было так назвать; этот магазин всего лишь был чуть больше остальных. Сегодня Кун был в напряжении. Студенты возвращались в город, вчера, как Ренджун, или сегодня, и ресторан был полон. Кун, по-настоящему чудесный человек, позволил ему спрятаться в кухне и мыть посуду и помогать сервировать тарелки, вместо того, чтобы работать в зале, приносить сверстникам заказы и давать им поводы дразнить студента-стипендиата еще больше. Однако, это все еще значило, что он должен бегать в магазин, когда Кун внезапно осознавал, что их привычная доставка проебалась и овощи закончились. — Изви- о. Это ты. Джемин притворно-обиженно улыбнулся. — Необязательно звучать так разочарованно, Вэй, — сказал он. Ренджун закатил глаза. — Можешь подвинуться, На? Мне кое-что нужно. — Да пожалуйста, — ответил Джемин. На нем была оверсайз-рубашка и узкие черные джинсы, его волосы были неуложены и несколько прядей лежали на лбу. Ренджун фыркнул и прошел к нужной полке. Позади послышались шаги. — Зачем ты идешь за мной? — не оборачиваясь, спросил Ренджун. — Я тоже кое-что ищу, — ответил Джемин. — Что? — Алкоголь. — Зачем? — Празднуем возвращение, — ответил Джемин. — Извини, тебя не пригласили? Моя ошибочка, — за этими словами, однако, не было никакой злобы. Ренджун опустил глаза в пол, чтобы скрыть улыбку. — Что ты ищешь? — Овощи, — ответил Ренджун, поворачивая за угол к другой полке. — У Куна кончились, так что мне нужно купить. Джемин кивнул. Ренджун продолжил собирать нужные продукты в корзину в тишине; Джемин иногда доставал ему что-то, до чего сам Ренджун дотянуться не мог, иногда поддразнивая его за рост. Это было странно: то, как Джемин так беззаботно ведет себя рядом с ним. Не по-плохому странно. Когда Ренджун закончил, они удивительно естественно двинулись к полкам с алкоголем в дальней части магазина. Ренджун ждал его, разглядывая его профиль, пока Джемин выбирал. — Как ты покупаешь все это без последствий? — спросил Ренджун, глядя, как большая бутылка водки отправляется в корзину Джемина. — Ты же несовершеннолетний. Джемин хитро улыбнулся, добавляя в корзину бутылку вина. Ренджун недоуменно смотрел на его выбор, но не комментировал, все еще ожидая ответа. — Делать легально — это для бедных, — сказал Джемин. Ренджун не мог с этим поспорить; он на собственном опыте знал, что это правда. — Тебе понравились подарки? — на первый взгляд легкомысленно спросил Джемин; Ренджун знал его достаточно хорошо, чтобы уловить в голосе едва-едва заметное волнение. — Да, — искренне ответил Ренджун. Джемин облегченно выдохнул, и Ренджун не позволил себе вдумываться в это. — И я хотел поблагодарить- — Не нужно, — перебил его Джемин. — Я уже говорил, я твой должник. Ренджун выдохнул неверящий смешок. — Джемин, ошибиться на концерте не равноценно ебаной скрипке за десятки тысяч долларов. Джемин встретил его взгляд. — Равноценно, — просто ответил он. — Для меня — равноценно. Ренджун не знал, что на это ответить, и промолчал. Джемин выглядел удовлетворенным и вернулся к рассматриванию полок. Ренджун позволил ему выбирать напитки в комфортной тишине, игнорируя тот факт, что ему нужно торопиться вернуться обратно в ресторан. Когда Джемин был удовлетворен выбранным набором алкоголя, какими бы несочетающимися они ни были, он позволил Ренджун повести себя к кассе и встал позади него, пока кассир сканировал покупки Ренджуна. — С вас £17.89, — пробубнил кассир. Ренджун покопался в карманах, отыскивая купюру. Оранжевая. £10. — Блять, — прошептал он, продолжая рыться в карманах в поисках денег, чтобы добавить недостающее. Он коротко смущенно улыбнулся кассиру, который выглядел полностью невпечатленным. — Что случилось? — шепотом спросил Джемин. — Кун не дал мне достаточно денег. Раздался стук: рядом с его продуктами поставили корзину; теперь Джемин стоял рядом с ним. — Пробейте мои покупки с его, — сказал он. — Я оплачу все. Кассир пожал плечами и сделал то, что сказал Джемин. — Тебе не нужно этого делать, — прошипел Ренджун. Джемин легко пожал плечами. — Технически, это для ресторана моей семьи, — произнес он. — Не принимай на свой счет, стипендиат. Ренджун закатил глаза, чтобы не думать о том, как в груди все затрепетало. Он неловко стоял рядом, пока кассир пробивал продукты, и осматривал магазин, чтобы не столкнуться взглядом с Джемином. Кассир не попросил у Джемина паспорт, даже глазом не моргнув, увидев в его корзине алкоголь. Джемин оплатил покупки серебряной банковской картой и взял по два пластиковых пакета в каждую руку и показал Ренджуну в сторону дверей. Ренджун открыл для него дверь, и они вышли в холодный вечер. Джемин протянул ему пакет овощей. — Спасибо, — сказал Ренджун. Джемин покачал головой. — Не за что. На секунду повисла неловкость. — Наверное, мне стоит вернуться в ресторан, — Ренджун указал себе за спину. Джемина эти слова, казалось, вырвали из какой-то задумчивости, и он кивнул. — Да, конечно. Надеюсь, остаток смены пройдет хорошо. — Еще раз спасибо. Ренджун смотрел, как Джемин направляется к байку, стоявшему у стены, прячет в рюкзак пакет и закидывает его на плечи. — Увидимся, Инджун, — сказал он и скрылся в темноте; Ренджун отправился обратно в ресторан. (Где ты был? Я же говорил, мне срочно нужен зеленый лук, а ты решил поболтать с друзьями?!) Ренджун уставился в план своего эссе и нахмурился. Что это все вообще значит? Он сдержал позыв закричать, чтобы не разбудить спящего в паре метров от его стола ЯнЯна. Аргументы для эссе были размытыми, взятыми буквально из воздуха, а не из текста, и он просто не мог бы высказать то, что хотел сказать, даже если бы его мысли имели смысл — а они его не имели. Он откинулся на спинку стула и жестко потер виски указательными и средними пальцами. Его взгляд упал на кучу пакетов, в которых лежали его и ЯнЯна рождественские подарки. Выбрать вместо английского это было несложно. Он пообещал себе, что закончит с эссе позже, хотя сам знал, что лжет. Он поднялся на ноги, потянулся к красному пакету и покопался в нем, пока не наткнулся на нераспакованную картонную коробку. На цыпочках он вышел из комнаты, взяв телефон и наушники с собой, и тихонько закрыл за собой дверь. Где-то за неделю до конца прошлого семестра ЯнЯн сказал ему, что кухни на самом деле не закрываются на ночь, если знать, через какую дверь войти. И та самая верная дверь вела в один из шкафов. Он старался ступать как можно тише, войдя внутрь. Он ожидал, что в кухне будет темно, как было тогда, когда он однажды пришел сюда с Юкхеем, но сегодня свет горел и тихо раздавалась музыка. Он полностью вышел из шкафа и увидел, как Джемин тихо подпевает какой-то незнакомой, но приятной ему песне, помешивая что-то в кастрюльке деревянной ложкой. Он казался немного уставшим, на нем была пижама, и он едва покачивался. Ренджун улыбнулся. Это было мило. Его глаза широко раскрылись от осознания этой мысли, и он потряс головой, чтобы избавиться от нее. — Что привело тебя сюда в два часа ночи? Его повеселило то, как Джемин испуганно вздрогнул, почти роняя в кастрюльку свою деревянную ложку и поворачиваясь к нему с широко раскрытыми глазами, держа руку на груди. В его глазах что-то запылало, но смягчилось, когда он увидел, что стоит за его спиной. Он повернулся обратно к плите и продолжил помешивать. — Ты напугал меня. — Правда? — Ренджун подошел ближе к нему. — Я не догадался по тому, как ты почти выпрыгнул из своей кожи. Джемин показал ему язык, и это детское действие заставило Ренджуна рассмеяться. — Очень взросло, — сказал он. — Это часть моего очарования, — Джемин улыбнулся. Ренджун понюхал воздух. Аромат, исходивший из кастрюльки Джемина, был приятным, теплым и немного пряным. — Пахнет вкусно. Что ты готовишь? — Это смесь бульона и каши, — ответил Джемин. Ренджун недоуменно прищурился. — У этого нет названия лучше, извини. Это мой рецепт. — И тебе вдруг захотелось этого в два ночи? Джемин покачал головой. — Джено заболел, — опустив взгляд, сказал он. — Я готовлю это для него всегда, когда он болеет, наверное, лет с семи, — он улыбнулся собственным мыслям. — Раньше я вставал на табуретку, чтобы дотянуться. И мысли Ренджуна вдруг заполнились изображением маленького Джемина с зубастой улыбкой, стоящего на деревянной табуретке, и с целеустремленным взглядом помешивающего что-то в кастрюльке огромной в его ладошке деревянной ложной. — На самом деле, я удивлен, что ты знаешь, как пользоваться плитой, богатенький мальчик, — потому что сам Ренджун точно не умел. — У тебя разве нет поваров и всего такого, чтобы делать это все за тебя? Свое любопытство он сумел скрыть за поддразниванием, и Джемин ничего не заметил. — Мои родители хотели, чтобы я научился “жизненным навыкам”. Так что я научился готовить, играть в гольф и вышивать. — Все самое важное в жизни, — мудро произнес Ренджун. Джемин засмеялся, и Ренджун приказал своему сердцу биться тише, чтобы Джемин вдруг не услышал. — Ты знаешь, где здесь чайник? Джемин указал ему ложкой. — Зачем тебе? Ренджун поднял коробочку и потряс ей немного для эффекта. — ЯнЯн подарил мне чай на Рождество, и я захотел заварить себе чашечку. Джемин поднял бровь и повторил слова Ренджуна. — В два часа ночи? Ренджун подошел к чайнику и наполнил его водой. — Или это или писать эссе для Вильямса. Джемин понимающе кивнул. Выглядело так, словно он хочет сказать что-то еще, но Ренджун порадовался, что он промолчал. Пару минут они просто слушали музыку, пока чайник не закипел. — С Джено все хорошо? — спросил Ренджун, наливая воду в найденную в одном из шкафчиков чашку. — С ним все будет в порядке, — ответил Джемин. — Но когда он болеет, он много ноет и не засыпает, пока я не покормлю его. Думаю, у него просто насморк, но я не хотел будить Донхёка, у него завтра репетиция. Джемин казался беззаботным, но он явно уже долго не спал, продолжая стоять на школьной кухне так поздно ночью и готовясь к еще нескольким часам заботы о своем друге. И все это заставило какое-то незнакомое чувство растечься в ренджуновой груди. — Ты и вправду о них заботишься. О Джено и Донхёке, — с чем-то близким к восхищению в голосе проговорил он. — Они мои братья, — пожал плечами Джемин; он снова повернулся к плите, но Ренджун успел заметить как покраснели его уши. Он сделал глоток чая, катая приятный вкус по языку и наслаждаясь теплом, заполнявшим его изнутри, и вдруг заметил на себе взгляд Джемина. Стало немного неловко. — Хочешь? Джемин несколько раз моргнул и кивнул. — Да. Пожалуйста. Ренджун налил еще одну чашку чая и поставил ее на тумбу рядом с плитой, опираясь на нее рядом. Джемин сделал глоток. Улыбка, появившаяся на его лице, захватывала дыхание. — Понимаю, почему это твой любимый. Он продолжил готовить, а Ренджун — пить чай в тишине. Музыка успокаивала, и Ренджун почувствовал, как постукивает ногой в такт. Во всей этой ситуации было что-то нереальное. Кухни казались каким-то далеким царством, отстраненным от всего остального мира. Ренджуну казалось, что, если бы он мог, то остался бы здесь навсегда. Он научился любить тишину. Джемин выключил плиту, вырывая его из мыслей. Его чашка опустела, и он наливал кашу в белую керамическую тарелку. Ренджун смотрел, как он моет кастрюльку и оставляет ее высыхать. Он помыл и кружку из-под чая и отставил ее в сторону. — Хочешь взять чая для Джено? Джемин мягко улыбнулся, и на сердце Ренджуна стало легко. — Я думаю, он будет рад. Ренджун кивнул и снова включил чайник. Голос внутри говорил ему, что он предложил это только чтобы продлить этот момент еще немного, но он проигнорировал его и продолжил готовить чай. Он протянул ее Джемину, с наслаждением замечая, как их пальцы коснулись, когда Джемин забрал чашку из его рук. — Спасибо, — сказал Джемин. И несколько недель назад Ренджун подумал бы, что увидеть Джемина искренним невозможно. Что все, что Джемин мог делать — это отпускать насмешки и сарказм. Но сейчас, в этот момент, оторванный от всего остального мира, не существовало ни одного другого слова, которое могло бы описать Джемина. — Увидимся, Вэй, — сказал Джемин, выходя из кухни с тарелкой и кружкой в руках. Он вдруг остановился в дверях и обернулся к Ренджуну. — Если тебе понадобится помощь с эссе, обращайся, — и он ушел. — Увидимся, На, — в пустую кухню проговорил Ренджун. Ренджун вошел в общий зал и окинул его взглядом, ища кого-нибудь, с кем можно было бы сесть. После бессонной ночи, которую он провел за написанием дурацкого эссе по английскому, он чувствовал себя полностью разбитым. Прошлой ночью он вернулся в комнату полным энергии, но эта работа высосала из него все, и теперь он чувствовал себя, как ходячий мертвец. Он заметил за одним из столов Джено, и это, наверное, был первый раз, когда Ренджун видел его в одиночестве. Его стол был завален книгами, и он быстро писал что-то на листке бумаги. Ренджун подошел к нему и сел напротив. Джено поднял на него широко раскрытые глаза, но выражение его лица быстро сменилось улыбкой. — Инджун! — сказал он. — Привет! Ренджун улыбнулся в ответ; это стало почти инстинктивной реакцией на Джено. — Я слышал, ты заболел, — сказал он. — Тебе стало лучше? Джено поморщился. — Немного. Но я не могу пропустить занятия, у меня тест по социологии. Спасибо тебе за чай, он был замечательный. Ренджун улыбнулся еще шире. — Благодари ЯнЯна. Он его купил. Раздался чей-то громкий голос, и Ренджун и Джено увидели Джемина, который кричал на кучку семиклассников, которые пришли в общий зал, когда им было запрещено. Оба одновременно вздохнули. Он чувствовал, как Джено снова повернулся к нему, чтобы продолжить разговор, но не отводил от Джемина взгляда. — Знаешь, меня он тоже ненавидел, — вдруг произнес Джено. Ренджун пораженно раскрыл рот. Посмотрел на Джено, снова на Джемина, и опять на Джено. Тот едва скрыл смешок. — Не может, блять, быть, — проговорил Ренджун. — Это неправда. Джено, все еще смеясь, покачал головой. — Он сварил тебе бульон в два часа ночи! Глаза Джено превратились в тонкие полумесяцы. — Так и было, не так ли? — нежно сказал он, глядя на Джемина. — Ни за что не поверю, что Джемин ненавидел тебя хотя бы день. Вы же лучшие друзья с самого детства. — Но это правда, — произнес Джено. — Ты же знаешь, что наши семьи очень близки, так? И мой старший брат — друг его старшего брата, так что родители хотели, чтобы мы следовали их примеру или типа того. И, наверное, ты уже заметил, что Джемин ненавидит делать то, что ему говорят. Ренджун фыркнул. Это было преуменьшением. Джено бросил на него укоризненный взгляд, но злобы в нем не было. — В общем, он ненавидел меня, потому что ему казалось, что это — полная противоположность тому, что все от него хотели. Он не делился игрушками и притворялся, что не слышит меня, если я с ним разговаривал, — Джено засмеялся, и Ренджуна это смутило: не то чтобы над этим можно было посмеяться. — Ну, он конечно же перестал, когда нам было где-то пять, но весь детский сад он меня ненавидел, и это было не очень весело. Представь Джемина таким, как он сейчас, но с большими зубами и без навыков контроля своих импульсов. Ренджун прикоснулся к месту, где на его лбу уже зажила шишка. Джено улыбнулся. — Я думаю, это его главная черта, — не глядя ему в глаза, продолжил Джено. — Он яростно упертый и чувствует все слишком сильно. Но эта его упертость превращается в яростную преданность за одно мгновение, и я не думаю, что он сознательно принимает это решение. Они с Хёком не любили друг друга, потому что слишком похожи, а сейчас нас троих не разлучить. Ренджун подумал о своих друзьях, о том, как сильно они были не похожи на компанию Джено: между ними не было неприязни, но они все равно оказались так же близки, как Джено, Джемин и Донхёк. Ему это казалось невероятным. — Я знаю, он выглядит избалованным, и кажется, что он ни о ком, кроме себя, не думает, — сказал Джено, — но на самом деле, иногда он думает о других слишком много. Ренджун кивнул; это он понял сам. — Он помог мне справиться с разводом родителей, — Джено произнес это так легко, словно не скинул только что огромную бомбу. Ренджуну хотелось расспросить его еще, но было ясно, что Джено не хочется больше разговаривать об этом. — Я понимаю, — вместо этого сказал он. — Мои родители. Они не в разводе, но им стоило бы. Они как будто бы сами по себе, но все еще живут под одной крышей, — если вообще приходят домой. Джено кивнул. — Все здесь немного сломаны и пытаются залечить раны деньгами, Инджун. Как и я, подумал Ренджун, когда-то. — Я знаю, ты ненавидел его раньше, и не уверен, что ты чувствуешь к нему сейчас, но Джемин мой лучший друг. Я понимаю, что иногда он может быть злым и грубым, потому что и сам это испытал. Но ты умный, Инджун. — Я не ненавижу его больше, — ответил Ренджун. Впервые он признал это, а уж тем более — сказал вслух, но слова вышли легко и естественно, как будто бы давно уже ждали, пока их скажут. — Я не уверен, что могу сказать, что он мне нравится, но думаю, я понимаю его немного больше, чем раньше. Кажется, я и себя теперь понимаю лучше. Несколько мгновений Джено молча смотрел ему в глаза, а после — кивнул, и на его лицо вернулась привычная улыбка. — Я рад это слышать, Инджун, — наконец сказал он, опуская взгляд на свои часы и начиная собирать вещи в сумку. — Мне пора идти, но я счастлив, что нам удалось поговорить. Надеюсь, мы будем видеться чаще? Ренджун кивнул. — Конечно. Мистер Джонс не глядя на него положил работу Ренджуна ему на парту. А+ Ренджун улыбнулся и повернулся к ЯнЯну, который ответил ему такой же сияющей улыбкой, показывая свою работу с “А” в верхнем углу. — Я разочарован, мистер На, — произнес Джонс, и Ренджун повернулся к парте Джемина так резко, что почувствовал, как шея щелкает. Джонс возвышался над партой Джемина, рукой прижимая лист к его парте. Джемин не поднимал на него взгляда, но Ренджуну не нужно было видеть его лица, чтобы понять, как он себя чувствует, потому что ощущал, как стыд исходит от него волнами. Весь класс молча смотрел на него, и Ренджун хотел бы сказать им отвернуться и заниматься своими делами, если бы не смотрел на него точно так же, полный любопытства. — Я ожидал большего от брата Тэёна, — эти слова с силой ударили Ренджун в грудь. Он представить не мог, насколько Джемину сейчас хуже. — Я даже удивлен, что вы связаны. Класс погрузился в давящий ледяной шок. Повисла тишина, каждый боялся издать хоть звук. Все, казалось, затаили дыхание, боясь рискнуть и подавиться густым напряжением пронзавшим помещение ощутимыми волнами. Ренджун увидел, как лицо Джено потемнело, словно грозовое облако, и знал, что на его собственном лице читалось то же самое; внутри росло желание защитить. Каждый из них смотрел на Джемина в ожидании надвигающегося шторма. Джемин молчал. Он был спокоен и собран, и в этом читался тот самый опасный гнев, в котором — Ренджун знал — он был самым жестоким. Он с опасением ждал, что будет дальше, ждал, что Джемин разорвет Джонса на кусочки тонко подобранными острыми словами, как никто другой не умел этого делать. Джемин с силой сжал край парты, и его костяшки побелели. — Я прошу прощения, сэр. В следующий раз я постараюсь лучше. Ренджун почувствовал, как удивленный выдох всего класса прошел и через него. Увидел, как Джено, все такой же злой и недоумевающий, взглядом проследил, как Джонс возвращается к своему столу в начале класса. Джемин не поднимал глаз до конца занятия, даже когда Ренджун смотрел на него, надеясь, что сможет утешить хотя бы взглядом, высказать то, чего не может облачить в слова. Но Джемин просто пусто смотрел на листок с тестом, не двигаясь, пока Джено в конце занятия не положил руку на его плечо и не помог встать, сжато улыбаясь и не произнося ни слова. Ренджун видел, как Джемин отвечает Джено натянутой улыбкой и выходит из класса. Он хотел пойти за ними, но остановил себя. Не хотелось сделать только хуже. До конца дня всякий раз, когда он видел Джемина, тот выглядел пугающе нормально. Собранный, как обычно, он отвечал на вопросы, посещал свои клубы, шутил. И только тогда, когда ему казалось, что никто на него не смотрит, его маска на мгновение трескалась, руки дрожали, а в глазах была полная пустота. Но Ренджун всегда смотрел на него. Это пугало — то, как эта оболочка, оставшаяся от Джемина, походила на него настоящего. Той ночью Ренджун не мог уснуть. Казалось, что-то забралось под кожу и не давало удобно устроиться в кровати. Как будто бы на коже был крохотный участок, который весь чесался, и избавиться от этого не удавалось. Он проворочался в постели, бессмысленно листая телефон, целый час, прежде чем сдаться, подняться на ноги, взяв в руки телефон и достав из-под кровати новый скетчбук и подаренные Джемином карандаши, и выйти из комнаты. Он направился в библиотеку, его собственную святыню бессонных ночей и пустых дней. Он поднялся на балкон, но остановился, когда услышал голос. Слов различить не удавалось, только неразличимый бубнеж. Он прокрался вдоль одной из полок, прижимаясь так близко к ней, как только мог, скрываясь в тени. В середине ряда, в промежутке, где кончалась одна полка и начиналась другая, он заметил слабый желтый свет и пошел на него, ведомый странным любопытством. Выглянув из-за угла полки он увидел Джемина, сидевшего на полу и прислонившегося к полке спиной, согнув колени и устроив на них огромный учебник. Он тихо бормотал себе под нос, лихорадочно читая вслух, и от этого вида в сердце Ренджуна защемило. Неуверенный, хочет Джемин остаться в одиночестве или нет, он поколебался. Но в конце концов, собственное желание убедиться, что Джемин в порядке, победило. — Джемин? Голова Джемина вскинулась слишком быстро. Его глаза покраснели, и даже в слабом свете лампы, под которой он читал, были видны тонкие блестящие дорожки от слез на его щеках. Он потер глаза, увидев перед собой Ренджуна, и попробовал улыбнуться. Ренджун оценил усилия, хоть они и выглядели бесконечно печально. Волосы Джемина были взъерошены, пряди стояли в разные стороны, так, словно их сжимали в кулаках и тянули. Он выглядел так, словно его поймали за чем-то невероятно компрометирующим. — Что ты здесь делаешь? — осторожно, стараясь держать голос как можно мягче, спросил Ренджун. Джемин откашлялся и приподнял книгу, давая ему увидеть обложку. “Полная история русской революции”, — Легкое чтение? — Готовлюсь к истории. Ренджун почувствовал, как хмурится. — Джемин, у нас экзамены в мае. Джемин пожал плечами и отвел взгляд. — Не мог не уйти вперед. Ренджун оглядел его. — Можешь. На мгновение повисла тишина; Джемин не встречался с ним взглядом. — Не хочешь рассказать, почему ты готовишься к тесту, которого у тебя нет, в три ночи? Тогда Джемин поднял глаза, и внутри Ренджуна все оборвалось, когда он увидел, как они блестят. — Ты видел, что сегодня случилось. Не делай вид, что не знаешь. Было заметно, как он старается звучать пренебрежительно, но получалось очень натянуто. Казалось, каждое слово царапало его горло изнутри, прежде чем быть высказанным. — Хочешь поговорить об этом? И Джемин всхлипнул. Глаза Ренджуна раскрылись, в голове разразилась сирена. Джемин подавился воздухом, дрожаще вдохнул, прежде чем почти сразу же тяжело выдохнуть. Звук вышел несдержанным, искренним, полным страдания. Ренджун не знал, что ему делать, и позволил телу действовать инстинктивно. Он подошел к Джемину и сел рядом, осторожно кладя руку на его плечи и притягивая его в крепкие объятия. Джемин дрожал, тяжело глотая воздух, и Ренджун постарался контролировать собственное дыхание, чтобы Джемин повторял за ним. Один только вид обычно дерзкого Джемина, плачущего на полу, разрывал его изнутри. Джемин громко шмыгнул носом и поднял взгляд наверх, все еще тяжело дыша. Рукавом пижамы он вытер с лица слезы и сопли, выглядя совершенно смущенным. И, подумал Ренджун, несмотря на красные глаза и опухшее лицо, Джемин все еще был прекрасен. Он не знал, когда эта мысль стала наполнять его восхищением, а не горечью. Дрожащей рукой он потянулся к его лицу и стер слезы большим пальцем. Джемин засмеялся. Неправильно, горько. — Почему ты здесь? — спросил он, и это прозвучало так удрученно, что сердце разбивалось на кусочки. — Я не мог оставить тебя одного, — Ренджуна самого удивило, как твердо он это сказал. — Мы даже не друзья, Вэй, — проговорил Джемин; его голос сломался. — Именно. Поэтому ты можешь со мной поговорить. Я знаю, открываться тем, кому ты близок, сложнее. Джемин сжал губы в тонкую линию. Он долго смотрел на Ренджуна, и Ренджун не отводил от него глаз. В глазах Джемина читалась странная эмоция. Такая, какой Ренджун никогда не видел. Джемин, казалось, хотел что-то сказать, и Ренджун разрывался между тем, чтобы подтолкнуть его или позволить не торопиться. Однако на лице Джемина читались и знакомые эмоции: неуверенность, сомнение. Страх. — Дело в том, что сказал мистер Джонс? О твоем брате? — спросил Ренджун. Взгляд Джемина полностью очистился, прежде чем снова затуманиться эмоциями. Он с трудом кивнул. — Говорить такое было по-мудацки. Он не должен был сравнивать тебя с твоим братом; не может быть, что он такой идеальный. Джемин громко, неприятно шмыгнул носом. — Ты никогда не встречал его, Инджун, его не просто так все называют идеальным, — от отвел взгляд на полку напротив и вытянул ноги на полу; расстояние позволяло сделать это полностью. — Он был старостой, капитаном везде, талантливым, и добрым, и красивым, — перечислил Джемин. — Конечно, меня сравнивают с ним, хотя все знают, что я никогда не смогу быть таким, как он. Он снова шмыгнул. — Он — идеальный сын. И они смотрят на меня и естественно ожидают, что я буду хоть немного похож, и всегда разочаровываются, когда видят, какие мы разные. Он усмехнулся, но звук был полон боли. — Я такой бесполезный, Инджун. Слова повисли в воздухе осколками. Ренджун хотел с этим поспорить, сказать, что это не так, но не мог подобрать слов, чтобы высказать все, что он чувствовал. — Особенно рядом с Тэёном. Я просто, блять, понятия не имею, что делаю. Все просто так трудно, и я столько времени провел чувствуя себя таким тупым, и это так херово. Дыхание Джемина стало ускоряться, голос становился выше. — А потом я подумал: если я хорошо сдам экзамены, то докажу, что я так же хорош, как и Тэён, но этого не случилось, потому что всем было плевать, потому что Тэён уже сделал это первым, и это уже нихуя не значит, — его голос стал сильнее, полным злости. Но Ренджуну казалось, что это лучше, чем то, что было минутами раньше. — Это идиотское ожидание идеала заставляет все нормальное казаться ужасным, а невероятное — обычным, и я не создан для этого, — еще один всхлип, но Джемин продолжил говорить — та самая упертость, которую Ренджун знал в привычном ему Джемине. — А теперь я застрял с предметами, на которые мне плевать, веду все эти клубы просто так, почти убиваю себя, пытаясь соответствовать этому наследию, — он ударил кулаком по полу. Голос его стал отчаянным. — Почему он такой идеальный? Почему... Его оборвал еще один всхлип. Ренджун сумел уловить только части слов, которые сквозь плач выдохнул Джемин, но их было достаточно, чтобы разбить его сердце. — Почему я не так хорош? Я не могу это сделать. Я — не он. Он повернулся к Ренджуну, и в его глазах была такая боль, что она передалась и ему. — Это все, что у меня есть, Инджун. То, что я его брат. Это все, что я есть. И я стараюсь отделить себя от него как только могу; игнорирую его звонки, запрещаю всем вокруг произносить его имя, но все равно когда они думают обо мне, они думают и о нем. Я пытался быть кем-то другим, пытался создать себе имя, но все, что я делаю, Тэён уже сделал, и сделал лучше. — Все, что я есть — это второй лучший. И это все, чем я когда-то буду. Он снова заплакал, не в силах больше говорить, спрятав голову между коленей и притянув их ближе к груди. Ренджун безмолвно смотрел на него. Только что на его глазах Джемин стал настоящим, живым человеком. Та маска дерзкого, неприкасаемого, самоуверенного человека, заставлявшая его завидовать и злиться, спала, обнажив под собой обычного человека. Настоящего, со своими неуверенностями и тревогами, обернутыми в ложь и притворство. Потому что до этого самого момента, Ренджун думал, что Джемин тоже идеальный. Самый богатый, самый сильный человек в школе, с бессчетным числом трофеев и нашивок. Второй идеальный сын семьи На, тот самый, на которого его семья хотела, чтобы он был похож. А теперь Ренджун знал, что он не идеален. — Я не думаю о тебе, как о брате Тэёна, — произнес Ренджун, пытаясь держать голос достаточно твердым, чтобы Джемин не стал спорить, но и достаточно небрежным, чтобы Джемин поверил. Ему было нужно, чтобы он поверил. Он перевел взгляд на голубой корешок книги на полке позади. — Я думаю, что в тебе много всего другого. Во-первых, ты полный придурок. Джемин фыркнул. Ренджун перевел на него взгляд и улыбнулся. — Еще ты — тот парень, который пристал ко мне в мой первый день, только чтобы заставить меня почувствовать себя бедным. — Не поэтому— Ренджун шикнул. — А еще ты тот парень, который попал мячом для лакросса мне в лоб, и я получил сотрясение. Но еще ты тот, кто не сказал никому — даже своим друзьям — о том, что у меня есть работа. И ты тот самый человек, который ничерта не понимал в векторах в начале года и занимался так усердно, что выиграл матч в декатлон с вопросом о них. — Ты — тот самый человек, который подарил мне по-идиотски дорогой подарок на Рождество, несмотря на то, что мы не друзья. Ты тот, кто заплатил за мои овощи и не стал смеяться надо мной. И ты — тот, кто выходит из комнаты в холод посреди ночи, чтобы сварить бульон для заболевшего друга. — И ты — не только то, что ты делаешь, — продолжил Ренджун. Ему казалось, что он не сможет остановиться, — ты — еще и во всех маленьких вещах в тебе. Ты упрямый. Ты невероятно умный, ты импульсивный, но в то же время расчетливый и настойчивый. Ты можешь приводить в ярость и можешь успокаивать и быть добрым. — Ты — это много вещей, Джемин. И младший брат Тэёна — лишь одна из них. Ты не можешь позволять ей определять тебя, только не тогда, когда есть столько других слов, которые описывают тебя лучше. Он позволил этим словам повиснуть между ними и на мгновение заволновался, что они звучали слишком искренне, что он был слишком честен со своими чувствами. Он и сам не знал, что собирается сказать, и надеялся, что Джемин услышит в его словах искренность. Получилась долгая, сбитая речь, непонятная и запутанная, но он надеялся, что Джемин все поймет. И Джемин понял — он улыбнулся. Откинул голову на полку за собой, и Ренджун сделал то же самое. — Спасибо, Инджун, — его голос был едва слышен в тишине пустой библиотеки. — Я никогда не думал о тебе как о младшем брате Тэёна, — подтверждение. Правда. — Ты — свой собственный человек. И очень хороший. Когда не ведешь себя, как чокнутый мудак. — Джемин истерично хохотнул. Для Ренджуна этого было достаточно. Его голова опустилась на плечо Ренджуна, и тот постарался успокоить дыхание. — Но это не меняет того, каким меня видят другие, правда? Он был похож на ребенка, который боится услышать ответ. И Ренджуну хотелось сказать “нет”, избавить Джемина от боли. Но он не мог ему лгать больше, чем уже когда-то солгал. Он покачал головой. — Но пока ты это понимаешь, — сказал он, — только это имеет значение. — Я думаю, есть еще несколько людей, которые имеют значение. Ренджун согласно промычал. На пару мгновений между ними повисла тишина. — Мне, может быть, понадобится время. Чтобы полностью принять это. — Я буду рядом, чтобы тебе напомнить, — пообещал Ренджун. — И пока ты не примешь, я помогу тебе со всем, с чем смогу. — С математикой? Ренджун кивнул. — Я разбираюсь в математике. — Я не могу просить у тебя помощи в учебе и еще и поддержки и не давать тебе ничего взамен. Давай, я помогу тебе с чем-то. Английский? Литература? — Тебе необязательно отплачивать мне. Давай перестанем считать. Неправильно строить так дружбу. — Дружбу? — тихо повторил Джемин. Ренджун опустил голову, чтобы увидеть, как Джемин повернулся к нему, не поднимая головы с его плеча. Джемин смотрел на него сквозь ресницы, на которых лежали капли слез, слишком измотанный и морально и физически, чтобы скрывать надежду в своих глазах. Сердце Ренджуна зашлось в груди. Он взял его руку в свою и переплел их пальцы. — Дружбу. Когда он впервые приехал в Англию, он мог описать свои отношения с Джемином одним словом: враги. Когда он приземлился на английскую землю во второй раз, все стало куда сложнее. Они зависли в странном состоянии между врагами и знакомыми, несколько недель колеблясь между невысказанной заботой и странными чувствами. Теперь все стало определенным, и Ренджун был этому счастлив. Друзья. Одно только это слово заставляло его улыбаться и думать о Джемине. Все остальные его друзья сказали, что заметили в нем изменения. Сычён сказал ему, что теперь он звучит счастливее, и Ренджун не стал отрицать — это было правдой. Ненавидеть Джемина было весело, но ничто не могло сравниться с тем, чтобы быть его другом. Джемин дотошно учил английскому и тренировал команду по декатлону и жестко вел тренировки по лакроссу. Он бросал мячи для лакросса в Ренджуна с ужасающей скоростью, выкрикивая советы, как лучше следить за траекторией мяча и как стоять на носочках, чтобы реагировать быстрее. Но главное — поле было заполнено смехом всякий раз, когда на нем проходила тренировка. Смех Джемина был громким, похожим на хохот, но теперь он был добрее, с него словно сняли слой льда, покрывавший его раньше. Ренджун тоже много смеялся. Глубокий, искренний смех зарождался в животе и проходивший через все тело. Седьмую и восьмую игру сезона они выиграли, и Ренджун уже не сидел на скамейке запасных. — Да как это может быть неправильно? Ренджун тихо хихикнул в ответ на оскорбленное выражение на лице Джемина. — Тебе нужно определить направление движения. — Я так и сделал! — возмущенно взвизгнул Джемин. Ренджун постучал ручкой по листку. — Но для А и В оно разное. Джемин зарычал и откинулся на спинку стула, отбрасывая ручку. — Я сдаюсь. Это буквально физика, что она делает в курсе математики? Ренджун пожал плечами и потянул Джемина за плечи, чтобы он снова сел за парту. — Ты не сдаешься, богатый мальчик, — сказал он. — Попробуй еще раз. Джемин фыркнул, но снова взял ручку. Небольшой побочный эффект дружбы с Джемином оказался в дружбе с друзьями Джемина и в том, что друзья Ренджуна дружили и с Джемином, и с его друзьями. Когда они впервые попробовали обедать вместе, они заняли целый стол в столовой. Невероятно поражало то, как неловко все это выглядело, и единственный, кто выглядел по-настоящему счастливым — это Джисон. Они сидели в неуютной тишине, которую разбавляли неловким разговором Джисон, Джемин и Ренджун. В конце концов, Донхёк устал враждовать и бросил ЯнЯну вызов в армрестлинге. Ренджун скептически подумал, что сейчас все станет только хуже, но взгляд Джемина сказал ему не задавать вопросов. ЯнЯн и Донхёк, казалось, сдружились в этом матче, и никто не победил, но для всех них это как-то открыло врата дружбы. Ренджун был в полном шоке, но не стал сопротивляться. После этого две их группы странно смешались. Они начали шутить, рассказывать истории, словно вражды между ними не существовало. Ренджун был счастлив. Жизнь стала намного проще, когда ему не нужно было больше думать о том, чтобы быть злым. Иногда, обычно когда Джемин называл его стипендиатом, и его накрывала тошнотворная волна вины за собственную ложь, Ренджун вспоминал, что это должно быть наказанием. Он вспоминал, как ненавидел одну только мысль об этом, как он плакал и умолял не отправлять его сюда. Теперь эта мысль заставляла его тихо смеяться. И если он не может бунтовать против родителей в привычном смысле, то самым лучшим способом не потакать их желанием было бы просто наслаждаться тем, что, как они думали, должно быть для него самым ужасным наказанием. И именно это он и делал. Первый раунд Национальных соревнований по академическому декатлону проходил в Мейдстоне. Зал был небольшим и полным, даже близко не такой просторный, как зал в Чосере, и вся их команда и Ренджун в том числе поморщили носы, войдя внутрь. Джемин выглядел как истинный наследник, с его уложенными волосами и идеальной формой. Он провел их к местам, сверху вниз глядя на соперников. Ренджун делал то же самое. Здесь никто не знал его как стипендиата, и он мог вести себя так же дерзко и немного нагло, как раньше в Китае. Ощущения были, как будто он пользовался мышцами, которые давно не использовал. Джемин сказал, что быть устрашающими — важный психологический фактор победы. Ренджун сказал, что для Джемина это всего лишь оправдание для применения своей силы на новых людях. Джемин спорить не стал. Они заняли свои места, и во время приветственной речи кого-то из директоров Ренджун выпал из реальности. Из всей их команды только Джено, Марк и Чону хотя бы старались притвориться, что обращают внимание, остальные полулежали в стульях, спрятав руки в карманах, и выглядели бесконечно скучающими. Эта разница смешила Ренджуна. Когда наконец объявили начало, Донхёк тихо пробормотал “наконец-то”, и, когда Ренджун подавил смешок, гордо засиял. Джемин выиграл в броске монетки и выглядел слишком уж дерзко после победы в игре вероятности. Они обменялись взглядами, полными предвкушения, и Ренджун почувствовал, как в его животе оживает пламя соперничества. Игра началась. Когда они наконец покинули душный зал, ночной воздух был холодным, а Джемин крепко сжимал в руке трофей. Если Ренджун думал, что быть врагом Джемина было сложно, то быть его другом оказалось еще сложнее. Дни, когда Джемин сидел с ними за обедом или находил время побыть с ними после уроков или даже на выходных, были настолько редкими, что становились поводами для праздника. Он спросил об этом Донхёка, но в ответ получил только долгий измотанный вздох и “он ебаный идиот” в объяснение. Когда они не дружили, Ренджун был счастлив не видеть Джемина целый день, но теперь его отсутствие оставляло внутри него дыру, которую он никак не мог объяснить. — Эй, Джемин? — М-м? — произнес Джемин, не отрываясь от эссе по истории. — Хочешь сегодня позаниматься лакроссом? Джемин поднял взгляд. — Прости, Инджун-и, — Ренджун изо всех сил старался игнорировать то, что это прозвище вызвало в его сердце. — У меня так много дел, — он издал нервный смешок. — Уверен, Джено или Хёк с тобой потренируются, если ты попросишь? Ренджун выдавил улыбку. — Все в порядке. Я займусь чем-нибудь другим. Казалось, чем ближе они с Джемином становятся, тем реже они видятся. Чтобы провести время с ним, приходило вносить это в его расписание, словно Джемин был не его другом, а каким-то бизнесменом. — Он бросит все, что должен сделать, если ты скажешь ему, что это важно, — немного грустно произнес Джено. — И никогда не заставит чувствовать себя обузой. Но потом будет работать чуть больше, чтобы нагнать то, что упустил, а на следующий день будет притворяться, что мы не видим темных кругов под его глазами и что мы не знаем его достаточно хорошо, чтобы понять, что все его улыбки — притворные. Джено вздохнул и позволил Донхёку продолжить. — И чем дальше от начала года, тем хуже становится, — Джено согласно кивнул. — Потому что у него становится больше дел, он спит все меньше и меньше, начинает исчезать и совсем нас не слушает. Друзья Ренджуна никогда такими не были. Может быть, у него и Джемина было бы немного больше общего, если бы Ренджун не бросил попытки получить одобрение родителей уже давно, но даже тогда он никогда не жертвовал собственными желаниями ради желаний родителей, и этого он никогда не стыдился. Его друзья были такими же и были свободны всегда, когда он хотел провести с ними время. Записываться на встречи ему никогда не приходилось. И это его одновременно раздражало и беспокоило. Потому что он нуждался во внимании, а Джемин его не давал, изматывая себя до невозможного, чтобы соответствовать всем ожиданиям, которые — он сам понимал — были глупыми и недостижимыми, и Ренджун просто не понимал, почему. Ни у Донхёка, ни у Джено тоже не находилось ответа, и, когда Джемин снова отказался встретиться с ним, чтобы сделать карточки для истории, Ренджун решил, что с него хватит. В библиотеке было темно. Затишье перед штормом. Ренджун знал, что найдет Джемина где-то здесь, склонившегося над своими конспектами по истории вместо того, чтобы играть со всеми в Монополию. И найти его оказалось легко — в углу между полок светила единственная в библиотеке желтая лампа. Джемин сидел за круглым столом с самого края островка, пальцем одной руки водя по строчкам в огромном учебнике, а другой — лихорадочно переписывая что-то на разлинованную карточку. В его ушах были наушники, и он не увидел, когда Ренджун подошел. Позади него было окно, из которого падал серебряный свет, и Ренджун на мгновение залюбовался тем, как в этом свете сияло лицо Джемина. Он потрогал его за плечо, и почувствовал такую смешанную с ненавистью печаль, когда Джемин подпрыгнул на месте от его касания, прежде чем на его лице появилось удивленное, но радостное выражение. — Вэй, — произнес он, сдвигая некоторые книги, приглашая Ренджуна сесть рядом. Ренджун сел. — Что тебя сюда привело? Разве ты не должен играть в Монополию? Ренджун улыбнулся, надеясь, что улыбка не выглядит такой измученной, какой чувствуется. — Должен. Как и ты. Джемин покачал головой и снова взглянул на свои записи. — Я должен это закончить. — Ты можешь закончить потом, — просто сказал Ренджун — это и было просто. Он не мог понять, почему Джемин смотрит на него так, словно это бесконечно сложно. — Ты знаешь, что не могу, Инджун. — Можешь. Джемин в молчании дописал предложение. Ренджун проследил за тем, как чернила переливаются на карточку в форме слов, объясняющих тему, которую он не понимал и не хотел понимать. — В чем проблема? — наконец спросил он. — Ты говорил, что знаешь, как глупо стремиться к идеалу. Почему ты все продолжаешь? На долгое время Джемин задумался, и Ренджун понял, что он с трудом подбирает слова. — Ты не поймешь, — наконец проговорил он. — От меня ждут идеала, и я не могу им не быть. Мне кажется, ты идеален несмотря ни на что, подумал Ренджун, но не стал говорить. Вместо этого он сказал: — Никто не может быть идеальным всегда. И в этом была его ошибка. Глаза Джемина потемнели. — Тэён может. Тэён идеальный. — Перестань сравнивать себя с ним, — получилось немного настойчивее, чем он хотел бы. — Никто не перестанет, и я тоже. — Я уже сказал тебе, что это неправда, — он даже не пытался скрыть раздражение в голосе. — А я уже сказал тебе, что мне нужно время, — точно так же ответил ему Джемин. На долгие несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, и даже мягкий приглушенный свет библиотечной лампы не скрывал стальной джеминов гнев. — Почему ты не можешь просто поддержать меня вместо того, чтобы пытаться изменить? Ренджун фыркнул и постарался подумать над любым ответом, кроме “я беспокоюсь за тебя” или “всякий раз, когда ты мучаешь себя, мне больно тоже”, потому что это было бы слишком близко к правде, и Ренджун, прожив всю свою жизнь во лжи, боялся этой правды. — Потому что быть твоим другом очень тяжело, Джемин. Неуверенность на лице Джемина исчезла слишком быстро — Ренджун был наполовину уверен, что придумал ее. Он поднялся и начал собирать свои вещи в сумку. — Ну что ж, извини, что не все из нас могут быть никем без имени, Вэй, — выплюнул он так, словно каждое слово было полно яда. — Некоторые из нас должны соответствовать ожиданиям. И, может быть, если бы Ренджун был лучшим человеком, если бы он не боялся потерять имя и стать никем, может быть, если бы он услышал отчаяние в голосе Джемина, понял бы, что Джемин сказал это не из жестокости — из неуверенности в себе, тогда он никогда не сказал бы свои следующие слова. Но он был зол, ему было больно, и он воспринял эти слова прямо. И сорвался. — Ты никогда не станешь Тэёном, Джемин, — прокричал он, в ту же секунду пожалев об этом. Захотел проглотить эти слова, никогда не говорить их, захотел, чтобы они уродливыми мыслями остались в голове, захотел вырвать их из воздуха, прежде чем они достигнут Джемина. Боль на лице Джемина была такой неприкрытой, что Ренджун почувствовал, как она ударяет его как клинок в грудь. — Я и не хочу им быть, — процедил он, но его голос сломался. — Джемин— Но Джемин уже убежал, скрываясь из библиотеки и исчезая в тени. — Ответь, ответь, ответь, — бормотал Ренджун, прижимая телефон к уху и бегая взад-вперед по пустой библиотеке. На звонок наконец ответили, и он не знал, от чего он начал плакать: от облегчения, от тревоги или вины. — Сычён, я проебался, — всхлипнул он, даже не дожидаясь, пока Сычён ответит. С другой стороны раздалась тишина: Сычён, казалось, осознавал происходящее, и когда он не стал возмущаться из-за ругательства, Ренджун понял, что все серьезно. — Я правда проебался. — Что ты сделал, Ренджун? — осторожно спросил Сычён. Ренджун, запинаясь о слова, в спешке проговорил. — Я назвал его его братом— блять, я такой идиот. Сычён, я не имел это в виду, правда, клянусь, он так ненавидит, когда их сравнивают, а я— блять. Зачем я это сказал? — Ренджун, — голос Сычёна прервал хаос в его голове и вернул в реальность. — Я ничего не понимаю, — в его словах не было резкости, только правда и успокоение, которого не мог достичь никто, кроме него. — Вдохни глубоко. Давай вместе, хорошо? Ренджун дышал одновременно с ним, дрожаще и срываясь, но это помогало. Сычён молчал, давая ему время собраться с мыслями, и Ренджун был за это благодарен. Он сел на мягкий подоконник, подгибая под себя ноги. — Есть один парень. Молчание Сычёна было таким понимающим, и это почти заставило его рассмеяться. Он верил, что Сычён поймет, даже оставаясь от него в тысячах миль. — Второй сын семьи На. — Джемин? Ренджун кивнул, только потом вспомнив, что Сычён его не видит. — Да. — М-м, — протянул Сычен; у Ренджуна не было энергии расшифровывать смысл. Он забыл, что Сычён и Джемин встречались, забыл, что и сам он мог встретить его как совсем другой человек всего два месяца назад. Но его не расстраивало то, что им не удалось. — Что с ним такое? И Ренджун рассказал все. Все, о чем он боялся даже подумать, лилось из его рта полным беспорядком из недоумения и месяцев запутанных чувств. Каждая мысль о Джемине скрывалась в далеких уголках его разума, вышла наружу сейчас, у окна пустой библиотеки ранним утром. И Сычён слушал — потому что он всегда слушал. Он слушал, не перебивая и не насмехаясь. Терпеливо ждал, пока Ренджун изливал самые тайные секреты, о которых он даже не позволял себе думать. Потому что с Сычёном было безопасно. Безопаснее, чем в его собственном разуме. — Он мне нравится. Он сам себя привел в шок, и эти слова ощущались одновременно и неправильными, и верными. Неправильными — потому что противоречили всему, чему его учили, всему, что он себе говорил. Верными — потому что с его сердцаа поднялся тяжелый камень. — Больше, чем друг. Блять. Сычён, я не могу— он не может мне нравиться. — Почему? — в голосе Сычёна не было осуждения. Только искреннее любопытство. — Потому что это неправильно, — ненависть к себе поднималась по позвоночнику. — Это не так, — просто произнес Сычён. — Ты не неправильный, Ренджун. На самом деле, это самое правильное, что я видел в тебе за годы. И я знаю, это ничего не исправит, но мне нужно, чтобы ты знал: ты честен с собой, и это никогда не может быть неправильным. Он тебе нравится? Тогда скажи это уверенно. Будь Хуаном. Ренджун горько усмехнулся. — Не думаю, что Хуаны хоть что-то из этого одобрят. — Нет, — теперь с большей силой произнес Сычён. — Они не могут определять тебя. Мы — следующее поколение, и только мы решаем, что значит наше имя. Ты заслуживаешь его куда больше, чем они. Ты не должен ему соответствовать, это наследие, которое ты сам создаешь. Ренджун почувствовал, как эти слова теплом оседают в груди. — Расскажи мне о нем. О Джемине. Ренджун улыбнулся и позволил себе забыть об их ссоре, вспомнив улыбку Джемина. И рассказал Сычёну обо всем. О том, как они встретились впервые, и о том, каким мудаком он был. О скрипке и художественных принадлежностях. И о декатлоне. И когда его рассказ подошел к последним дням, он оборвался. — Продолжай, — подбодрил Сычён, и Ренджун продолжил. — Теперь он меня ненавидит, я уверен, — закончил он. — Я так не думаю, — глубоко задумчиво произнес Сычён. — Мне кажется, ему нужно пространство, а тебе нужно извиниться. Мне кажется, ему нужна поддержка, и она должна идти от тебя, но не тебя одного. — Ты думаешь о чем-то еще. Я слышу. О чем? Реднджун почти видел, как Сычён покачивает головой. — Я скажу тебе в другой раз, — в его голосе слышалась улыбка. — Но я правда думаю, что ты проебался не так сильно, как тебе кажется. Поговори с его друзьями; дай ему время. Пауза. — Я горжусь тобой, маленький братец. По стольким причинам. Надеюсь, ты когда-нибудь увидишь их и сам. Эти слова заставили сердце Ренджуна болеть от тоски, от чувства неполноценности. — Я и вправду без тебя был бы никем, ха? — проговорил он сквозь ком в горле. Сычён усмехнулся. — Да. И вправду. Ренджун был так благодарен за то, что в его жизни был Сычён, и так хотел, чтобы и Тэён так же был в жизни Джемина. — Он вам не рассказал? Ренджун был удивлен, когда Джено и Донхёк вели себя с ним точно так же, как и всегда, следующим утром. Он был готов умолять и объясняться, готов был встретиться с ужасающим гневом двух самых сильных людей в этой школе, защищающих своего друга. Но в этом, наверное, был смысл. Джено и Донхёк обменялись недоуменными взглядами, когда Ренджун сел за столик рядом с ними и огляделся, чтобы убедиться, что Джемина нет нигде поблизости. Ренджун вздохнул. — Ладно, пожалуйста, не злитесь, но вчера ночью я, вроде как, очень сильно проебался. Он рассказал им, что случилось. Рассказывать все сейчас было проще, чем рассказывать Сычёну, — у него было время обдумать все и придумать, как извиниться. Донхёк резко вдохнул, как только он закончил. — Этот идиот, — прорычал он. — Не ты, — быстро добавил он, бросая на Ренджуна взгляд. — Ты не злишься? Донхёк покачал головой. Джено, медленнее, сделал то же самое. Ренджун облегченно выдохнул. Он не знал, как справился бы, если бы новые друзья разозлились на него, неважно как сильно он этого заслуживал. — Ты разозлился и сказал то, чего не имел в виду, — Джено пожал плечами. — Мы все так делаем иногда, и мы не будем ненавидеть тебя за это. Просто я— просто я поверить не могу, что он не рассказал нам. Он все нам рассказывает. — Наверное, он не хотел, чтобы вы волновались, — Ренджун ненавидел чувствовать себя так, будто только что разрушил чужую дружбу. — Похоже на него. — Сегодня утром он выглядел так, словно у него плохое настроение, но я решил, что он просто устал из-за того, что вчера поздно лег спать, — проговорил Джено. — Не верю, что он нам не рассказал. Что нам теперь делать? Ему явно больно. Джено звучал, как раненый щенок, и Ренджун почувствовал, как его накрывает виной. — Ты не виноват, — быстро сказал Донхёк. — То есть, ты не должен был этого говорить, но, — он вздохнул, — но дело не только в том, что ты сказал. — Я хочу извиниться, — произнес Ренджун. — Я знаю, что был неправ и хочу все исправить. Донхёк и Джено обменялись нечитаемыми взглядами. — Думаю, — медленно начал Донхёк, — что, в каком-то смысле, ему нужно было это услышать. Мы несколько лет пытаемся сказать это ему, но он никогда не понимает. Ты был груб, но может, ему это было и нужно. Он никогда не успокоится, пока кто-нибудь не скажет ему прямо, пока мы все не перестанем ходить на цыпочках всякий раз, когда кто-то упоминает Тэёна. — Мне все еще жаль. Донхёк окинул его долгим оценивающим взглядом. — Думаю, ты хороший человек для него, Инджун. Но это напоминание о его лжи заставило его хотеть с этим поспорить. Он не был хорошим человеком, только не тогда, когда лгал всем им. — Спасибо, — он опустил голову, чтобы они не увидели виноватое выражение его лица. — Но я не смогу заставить его передумать в одиночку. Вы знаете его лучше, чем я, но я не думаю, что он кого-то из нас послушает. Только не в этом. Джено кивнул. — Правда; он слишком упертый. Мы говорим ему то же самое уже годы, и он не верит ничему. — Может быть, есть кто-то, кого он может послушать? В этом он доверял лучшим друзьям Джемина — тем, кто понимал его лучше всех в мире, настолько, что он чувствовал уколы зависти внутри — больше всех. — Тэён, — фыркнул Донхёк. — Но он отказывается говорить с ним, если в этом нет необходимости — Тогда кто-то близкий к Тэёну. — Доён? — Донхёк вопросительно взглянул на Джено. — Он был бы рад помочь им наладить отношения; он постоянно на это жалуется. Джено кивнул. — Я позвоню ему. Но не обещаю, что Джемин согласится с ним поговорить. Они оба перевели взгляды на Ренджуна, и тот почувствовал себя слишком уязвимым. — Я постараюсь. — Хорошо, — драматично выдохнул Донхёк. — Давайте поможем нашему тупому лучшему другу. Ренджуну понравилось, как и он был включен в эти слова, и решимость заполнила его изнутри. Джемин был в библиотеке. Само это не удивляло, но заставило сердце Ренджуна упасть при виде его, сидящего на полу в окружении целой кучи книг, вместо того, чтобы веселиться с друзьями. Он глубоко вдохнул и взял себя в руки. Он подготовился, подобрал слова и был готов к тому, что Джемин начнет кричать и ругаться на него — все, что ему бы понадобилось. Но его удивило то, как Джемин поднял взгляд и посмотрел на него с неприкрытой грустью, говоря: — Инджун, прости меня. Разум Ренджуна перешел в состояние недоумения и паники. — Что? — проговорил он, подходя к Джемину и опускаясь на колени рядом с ним, пытаясь заставить его взглянуть себе в глаза. — Почему ты извиняешься? Я пришел, чтобы извиниться перед тобой. Джемин засмеялся, но звучало это неправильно, грустно. — Я был мелочным, и глупым, и слабым, и сорвался на тебя из-за своих проблем, ты пытался позаботиться обо мне, а я накричал на тебя, и мне очень жаль. Казалось, Джемин тоже готовил эти слова, но они все равно звучали искренне. В груди Ренджуна защемило. — Тебе не нужно просить прощения, — отбросив мысленный сценарий, сказал он. Он готовился к разговору со злым Джемином, не грустным. — Я перешел черту. Джемин покачал головой, но Ренджун все же продолжил. — Я не должен был говорить то, что сказал, — он тяжело сглотнул. — Я обещал, что никогда не буду думать о тебе как о младшем брате Тэёна, и это было жестоко — так говорить. Ты никогда не будешь Тэёном, но это не плохо. Ты будешь в сотню раз лучше, потому что ты будешь собой. Джемин фыркнул. — Инджун, тебе не нужно лгать или придумывать что-то, что заставит меня чувствовать себя лучше. Я думаю, мне самое время принять то, что я не особенный. Что я до боли обычный и нисколько не особенный. Я знаю, что никогда не буду таким же идеальным, как Тэён, но, — его голос опустился до шепота, — я должен хотя бы попытаться. Я должен делать так много, и мне нельзя разочаровать. И если мне нужно пожертвовать сном и никогда не общаться с друзьями, чтобы хотя бы приблизиться к нему, то я сделаю это. Ренджун ненавидел эти слова. Сильнее, чем что-либо в своей жизни. — Но ты не должен этого делать, — продолжил настаивать он, надеясь, что Джемин послушает. Ему ничего больше было не нужно: только чтобы Джемин его услышал. — Джемин, я ненавижу то, что ты думаешь, что делаешь недостаточно. И может быть, это было из-за его недавнего осознания или из-за того, что теперь он знал больше и о себе, и о собственных чувствах, — но признать, что он заботится вдруг стало проще. — Я ненавижу, что ты заставляешь себя быть тем, кем тебя видят другие, и соответствовать их ожиданиям, и я так хочу, чтобы ты понял, что ты гораздо больше, чем это. — Почему? Ренджун не знал, почему он спросил — это же так очевидно. — Потому что ты На Джемин. — Сомневаюсь, что это так невероятно, как тебе кажется. Ренджун улыбнулся, хотя и натянуто. — Я знал, что ты это скажешь. И решил, то лучше тебе услышать это не от меня. — Богом клянусь, если за той полкой прячутся Джено и Хёк, я— Ренджун рассмеялся в ответ на притворный гнев, на лице Джемина, и мог поклясться, что в ответ на его смех оно смягчилось. — Пойдем, — он поднялся на ноги, игнорируя хруст в коленях, и протянул руку Джемину. — Куда? — Мы поговорим с одним Кимом; и это не Джено.

___

Джемин нервничал. И тревога не была для него незнакомым чувством — но это была особенная тревога. Эта тревога не заставляла его потряхивать ногой под столом в ожидании оценки за тест, или не закрывала ему рот на семейном обеде — эта тревога холодила его сердце, с силой стучавшее в груди. Инджун оставил его одного в пустом классе, не сказав больше ни слова, кроме того, что он будет говорить с Доёном. Но, прежде чем уйти, Инджун улыбнулся — так прекрасно и успокаивающе — и волнение Джемина немного спало. На столе перед ним стоял ноутбук, кажется, принадлежавший Джено, но помимо этого в комнате было пусто. Джемину не нравилось не знать, что происходит. Внутри все зудело от желания узнать, почему Доён захотел поговорить именно с ним, и как Инджун с ним связался. Из ноутбука раздался звук, и дрожащими пальцами он принял видеозвонок от Доёна. На экране появился Доён, позади него виднелась квартира, которую он делил с Тэёном. Самого Тэёна там не было, и Джемин был благодарен. — Джем, — с широкой улыбкой сказал Доён. — Давно не виделись. Волнение начало спадать. Доён, лучший друг Тэёна, был одним из тех, кто знал Джемина дольше всех, потому что буквально помогал его растить. — Доён, — улыбнулся он в ответ. — Мы встречались на Рождество. Не скажешь мне, что происходит? — Думаю, ты знаешь, что происходит, Джем, — Доён посмотрел осуждающе, и продолжил тоном, который всегда сводил Джемина с ума. — Я слышал, что ты ведешь себя не очень здорово. — Вы организовали весь этот допрос, чтобы убедиться, что я ем овощи? — Джемин знал, что дело не в этом, но говорить об этом не хотелось. Доён смерил его взглядом, но Джемин давно уже научился игнорировать подобное. Он ждал, что Доён продолжит, но удивился, когда он не стал. — Не я организовал это. Благодари за это свою команду демонов. Кстати, там появился кто-то новый. Ни ты, ни Джено о нем не рассказывали, но он выглядел знакомым. — Он новенький, — сказал Джемин. — И он не из богатой семьи, так что сомневаюсь, что ты мог видеть его раньше. — М-м, — произнес Доён. — Где Тэён? — спросил Джемин, пытаясь отвести диалог как можно дальше от себя. Он знал: Доён видит его насквозь, но все равно пошутил в ответ. — Твой брат притворяется, что ему не наплевать на “Чикаго Буллз” и в целом ведет себя как идиот. Джемину не хотелось спрашивать дальше. — И я, — к счастью, Доён избавил его от необходимости отвечать, — хочу чтобы ты перестал вести себя точно так же. Должно быть, это у вас передается по наследству, — шепотом добавил он, но в этих словах было тепло, на которое Джемин не сдержал улыбки. — Я не веду себя как идиот, — в свою защиту заспорил он. Но избежать лекции, ради которой Доён ему и позвонил, было невозможно. — Ведешь, — голос Доёна не оставлял места для спора. Но Джемин отлично умел находить ссоры без повода. — Слушай, я знаю, что Джено и Хёк обо мне беспокоятся, но им не нужно было тебе звонить, я не знаю, зачем они это сделали. Я в полном порядке, ничего “нездорового” или типа того. Взгляд Доёна дал ему понять, что тот совершенно не убежден. — Знаешь, Джемин, ты слишком много времени провел, пытаясь быть, как Тэён, когда вы уже настолько одинаковые, что это пугает. Джемин почувствовал обиду — за себя или за Тэёна, он не знал. — Мы не похожи, — сказал он, потому что это был его привычный ответ на такие слова. Тэён был намного лучше его. — Кому, как ни тебе знать, что это неправда. Доён несчастно улыбнулся. — Нет, как раз я знаю лучше всех, насколько это правда, — как-то, даже сквозь экран, он смотрел Джемину прямо в глаза. — Ты и вправду думаешь, что Тэён идеальный, да? Джемин кивнул — Тэён и есть идеальный, и всегда таким был. Это было его главной чертой. И все это знали. Доён покачал головой и горько засмеялся. — Помнишь, в наш последний год он пропустил второй раунд декатлона, и мы почти проиграли? Джемин фыркнул. — Да, он простудился, и ему было так стыдно, что он испек брауни для всей команды. Он улыбнулся этому воспоминанию: тому, как Тэён неловко извинялся и раздавал брауни. Джемин взял больше, чем ему полагалось, потому что они получились слишком уж хороши: еще одно доказательство тому, как он был идеален. — Это была ложь. Воспоминание разбилось, словно было сделано из стекла. — На самом деле Тэну, Юте и мне пришлось физически держать его в кровати, потому что у него случилась сильная паническая атака, но он все равно настаивал, что не может пропустить игру. А потом весь месяц он чувствовал себя ужасно, и все время провел в депрессивном эпизоде, потому что думал, что подвел школу. Джемин не мог проронить ни слова; высказать, как мир вокруг сейчас рушился, было невозможно. Тэён всегда был той самой фигурой, идеальной иконой без единого изъяна, которой он завидовал и которой восхищался одновременно, и каждое слово Доёна разбивало эту картину все больше. — Ты когда-нибудь задумывался, почему он вдруг бросил танцы на тринадцатом году? Или почему они с Тэном не разговаривали несколько недель, если он такой идеальный? Джемин покачал головой. Он никогда не думал и сейчас ненавидел себя за это. — У него постоянно случались нервные срывы, но он отказывался принимать помощь и пытался быть всем одновременно, а нужда соответствовать идеалу ему не помогала. Как и то, что ты все время его игнорируешь. Доён глубоко вдохнул, словно говорить ему было так же трудно, как и Джемину — все это слышать. — Он не идеален, Джемин. Он далеко не идеален. Ничего не далось ему так легко, как тебе кажется. Он — мой лучший друг, и я люблю его, но он не идеален — потому что никто не идеален. Он может быть контролирующим, раздражительным, одержимым. И тебе не нужно пытаться быть им, потому что он сам этого не делает. Он пытается быть лучше. — Конечно, я не пытаюсь сказать, что он не должен быть для тебя примером — боже, даже для меня он пример — но перестань возносить его на этот невозможный пьедестал. — На самом деле, ты почти ничего не знаешь о своем брате, — его взгляд был слишком уж пронзительным. — И в этом вина вас обоих. Твоя — потому что ты ни разу не спросил, а его — потому что он больше всего пытался это скрыть. Джемин ничего не ответил. К счастью, ему и не пришлось. — Позвони ему, Джемин. Для него это будет значить больше, чем ты можешь себе представить. И Джемин понял — если в мире и был кто-то, кто не верил, что Тэён идеален, так это люди, которые любили его больше всех. И что он должен быть одним из этих людей. — Ён? — его голос звучал ужасно тихо. Он не стал звонить по видеосвязи — не смог бы справиться с тем, чтобы видеть лицо Тэёна весь этот разговор. — Джем! — в голосе Тэёна раздавалась только искренняя радость, и вина ударила Джемина молнией. — Почему ты звонишь? Что-то случилось? Его голос наполнился волнением слишком быстро, и Джемин издал короткий истеричный смешок, — конечно, Тэён решил, что случилось что-то плохое. Потому что зачем еще Джемину ему звонить? — Ничего не случилось, Ён, правда, — сказал он, все равно зная, что Тэён услышит слезы в его голосе. Но правда была в том, что действительно ничего не случилось. Наверное, впервые за долгое время у него возможно все было в порядке. Если Тэён его простит. — Мне очень жаль, Тэён, — произнес он. — За что? — искренне недоуменно спросил Тэён, и Джемин вспомнил, сколько времени он провел, думая, что он идеален. — За то, что я такой дерьмовый брат. — Нет, — сказал Тэён. — Ты не дерьмовый брат, Джем. Никогда им не был. Джемин усмехнулся. Сквозь слезы это звучало мерзко. — Не лги, Тэ. Я ужасный брат. На мгновение повисла тишина, и Джемину подумалось, что сейчас Тэён бросит притворяться и согласится со всеми его словами. — Ты был самым лучшим младшим братом, о котором я только мог просить, Джем-и, — вместо этого сказал он, и в груди Джемина все сжалось от тоски. — Как будто ты не думал, что Марк лучше. — Ни разу, — и Джемину не хотелось ему верить, но искренность в голосе Тэёна не позволяла ему. — Я люблю Марка, но он — это не ты. Никто не похож на тебя. — Ну, если верить Доёну, мы с тобой — один человек. Джемин почти услышал, как Тэён закатывает глаза. — Да уж, я бы не принимал большую часть слов Доёна близко к сердцу. — Он рассказал мне про декатлон два года назад, — тихо проговорил Джемин. Тэён затаил дыхание. — О том, что ты на самом деле не простудился. Это звучало больше похоже на вопрос, вопрос, на который Тэён мог решать ответить ему или нет. — Это все, что он тебе рассказал? — Он рассказал еще кое-что, — признал Джемин. — В основном, о твоем ментальном здоровье. Обо всем, что я не замечал в тебе, пока он не указал на это, и теперь я не могу перестать об этом думать. — Точно, — Тэён тяжело сглотнул. — И что ты думаешь? Он звучал так напугано. — Но мне всегда казалось, что тебе так легко. Почему ты мне не рассказал? — в этом почти не было осуждения. Только отчаяние. — Потому что ты мой младший брат, Джем. Я должен быть для тебя примером. Ты не должен разбираться с моими проблемами. Только не так, как я должен разбираться с твоими. И я явно не справлялся с этим. — Ты справлялся, — Джемин шмыгнул носом. — Ты так хорошо справлялся. Это я виноват. Я был идиотом. — Ты никогда не был идиотом. Джемин знал, что это неправда. И может быть, видеть, что Тэён и правда не такой идеальный, как ему казалось, успокаивало. — Я совершенно точно могу быть идиотом. — Может, совсем чуть-чуть. Они рассмеялись, и только сейчас Джемин осознал, как незнакомо это ему было, как странно было вот так вот смеяться со своим старшим братом. — Я очень люблю тебя, Ён. Я говорю это тебе слишком мало, но я люблю тебя. Тэён тихо рассмеялся, но в этом не было злобы или жестокости. — И я люблю тебя, Джем, — и Джемин знал, что брат тоже плачет. И может быть, он опоздал на несколько лет, но начать настоящие отношения со старшим братом было никогда не поздно. — Можно, я расскажу тебе кое о чем? — Конечно, все, что захочешь. — В общем… э-э, — вдруг захотелось ничего не говорить, сохранить это в секрете, как раньше, спрятать среди ночного шепота. Но ему так отчаянно нужно было об этом поговорить с кем-то, кто не был Джено или Донхёком, которые — он был уверен — уже устали об этом слушать. — Есть один парень. Тэён мелодично рассмеялся, и щеки Джемина запылали. — Ён, — простонал он. — Прости-прости, — сквозь смех проговорил Тэён. — Продолжай. — Нет, — но в этом не было обиды. — Пожалуйста. Джемин засмеялся, стараясь не думать, как беззаботно и правильно это ощущалось, даже когда голос его был полон слез. Но теперь счастливых слез. И одна только эта мысль заставляла его продолжать смеяться и плакать все сильнее. — Вы просто абсолютные, блять, придурки. Джено и Донхёк, удобно обустроившиеся на его кровати, одновременно повернулись к нему. Джено хотя бы притворился, что стыдится, а вот на лице Донхёка сияла довольная ухмылка. Джемин подошел к ним и крепко обнял. — Я вас ненавижу. Вы оба такие тупые. — И мы тебя любим, Джем, — сказал Джено. — Значит, разговор прошел хорошо? — Джемин улыбнулся в ответ Донхёку и отстранился, чтобы взглянуть на друзей. — Я расскажу все, обещаю. Но пока, я просто хочу сказать, что вы самые лучшие люди в мире, и я безмерно благодарен вам за то, что вы мои друзья. — Мы тоже, Нана, — сказал Джено в тот же момент, как Донхёк сказал: — Мы знаем. Джемин улыбался так сильно, что щеки болели. Он провел столько времени пытаясь дотянуться до вещей, до которых не мог достать. Они были ему не нужны. Никогда. Только не тогда, когда в его жизни с самого начала было столько невероятных людей.

___

— Так и думал, что найду тебя здесь. Ренджун поднял взгляд от своего скетчбука и увидел Джемина, стоявшего в конце секции с романтической поэзией второй волны. Он закрыл книгу и положил ее рядом с собой на подоконник, сдвигаясь в сторону и предлагая Джемину сесть рядом. Он внимательно осмотрел его, боясь заметить хоть малейшее недовольство, которое сказало бы ему, что его план сделал только хуже. Облегчение, накрывшее его, когда он ничего не заметил, было невероятным. Джемин сел напротив, подтягивая колени к груди и копируя позу Ренджуна. — Так, я думаю, ты меня не ненавидишь? — С декабря — нет. Ренджун опустил взгляд, скрывая порозовевшие уши, не в силах вынести пронзительный джеминов взгляд. — Спасибо, — сказал Джемин.— Я слишком редко это говорю, и, думаю, ты заслуживаешь это услышать, — Ренджун все еще чувствовал на себе его глаза. Когда он все таки поднял взгляд, ему показалось, что Джемин кроме него ничего не видит. Хотелось, чтобы это было правдой, чем-то большем, чем его фантазия. — Весь этот разговор— у меня будто камень с души упал. Я не чувствовал ничего подобного годы, но это казалось знакомым. Как ностальгия. Он улыбнулся, и у Ренджуна перехватило дыхание. Бледный солнечный свет проникал сквозь окно, и Джемин наполовину скрывался в тени — Ренджуну казалось, что для человека несправедливо выглядеть таким нереальным. Слева на лицо Джемина падали солнечные лучи, подчеркивая все черты его лица. Руки тянулись его нарисовать. — Я думал об этом очень долго и только тогда понял, почему. На поверхности его голос звучал игриво, но в нем слышалась такая глубина, которую Ренджун не мог объяснить. — Я чувствую себя так же, когда я с тобой. Дыхание у Ренджуна сбилось, сердце пропустило удар — и все остальные клише случились все сразу. — Ты делаешь меня счастливым, Инджун. И это было не его имя, но Ренджуну так хотелось, чтобы оно было его. — И ты тоже делаешь меня счастливым, — проговорил он. Улыбка Джемина была мягкой, счастливой. Он едва склонился вперед, и тени на его лице последовали за ним. — Ты мне нравишься, Инджун, — его прошептал он, секрет, предназначенный лишь для Ренджуна, для их крошечного мира, застывшего во времени, и даже Земля остановилась для них двоих. — И ты мне нравишься. — Я надеялся. Джемин поднял руку, и Ренджун подался ближе, позволяя Джемину большим пальцем коснуться его скулы. Джемин проследил его движение взглядом и посмотрел ему в глаза. В его глазах читался вопрос, и Ренджун почувствовал, как ликует внутри. Он кивнул. Слабое движение головой, не больше, но Джемин его понял. Они встретились на полпути, и первое касание губ было похоже на электричество, такое личное и такое знакомое, и Ренджун как будто чувствовал, что этому суждено случиться, какой бы глупой эта мысль ни была. Он не верил в соулмейтов, всегда думал, что люди сами выбирают себе любовь. Но если бы в мире было что-то, хоть малейшее мгновение, которое заставило бы его поверить — это был бы этот поцелуй. Их ноги неловко переплелись, и кто-то мог увидеть их в любой момент, но Ренджун забыл сейчас обо всем, кроме губ Джемина на его губах и ладони Джемина на его щеке. Они медленно отстранились, касаясь лбами, и Ренджун в ту же секунду нашел глаза Джемина. Джемин был прекрасен, с его поалевшими губами и почти полностью черными глазами, в которых виднелся знакомый блеск. Его рука все так же лежала на ренджуновой щеке, это место пылало, и Ренджун подался в это касание. Джемин выглядел восхищенным, и Ренджун его понимал — он чувствовал то же самое. Вторая рука Джемина нашла ладонь Ренджуна, переплетая их пальцы так, словно это было их второй природой. — Боже, — проговорил Джемин больше для себя, чем для него. Его голос был хриплым. — Ты так мне нравишься. Ты невероятный. Ренджун улыбнулся. — Ты и сам неплох. Он снова склонился вперед, и они оба улыбнулись во второй поцелуй.