физкульт-привет

вожатые в последние дни совсем разленились. на обязательных собраниях, конечно, присутствуют, но как только ничего не требует их незамедлительного внимания — тут же пропадают. даня уезжал в среду днём. поэтому они постоянно пропадали вместе. днём просто разговаривали где-то на улице, наблюдая за деятельностью детей, а вечером… в комнате они шуметь не решались, да и дети любопытствовать будут, чегой-то дядя бурах к бакалавру ночью ходит или, наоборот, бакалавр к бураху. уходили на футбольное поле. даня опять выёбывался, говорил, мол, знаю я тебя, зажмёшь так, что потом вся спина от травы будет зелёная, а рубашка дорогая вообще-то, поэтому пришлось ему под спину стелить куртку артемьеву, её не жалко. рубашку снять артемий тоже предлагал, но даня возмутился пуще прежнего, что он потом весь грязный будет. не угодишь, одним словом. а потом ничего, добрел. шептал сбивчиво, с улыбкой, что чувствует себя девицей на сеновале, которая втихую ушла из дома с конюхом порезвиться. артемий тогда самодовольно ухмыльнулся, дескать, а в селе по-другому и не бывает. по опыту знаешь? мне было чем заняться, но наслышан, да. во время одной из прогулок (за которые они прошли, наверное, уже всю территорию лагеря раз десять) даня как-то начал говорить. — тебя же уволили с работы в больнице? серьёзно говорит. напряжённо. — ну, да. — потому что из университета вылетел. — всё-то ты помнишь. — а почему вылетел? — в семье проблемы были. артемий помолчал, подумал немного. потом решил сказать-таки. — отец умер, а у него приёмыши. надо было о них заботиться. ты их знаешь — спичка и мишка. даниил остановился, смотря на него если не в шоке, то в крайнем замешательстве. — так вот в чём дело… — идём, не останавливайся, — тёма подхватил его под руку, заставляя снова зашевелить ногами. когда они шли бок о бок, не надо было смотреть в глаза. это удобно, тем более при обсуждении таких тем. — а как в больнице работал? — как мог. — а по впечатлениям? — какой только грязной работы не делал. к чему ты это ведёшь? не просто так же спрашиваешь. — думаю… можно ли тебя к нам устроить. — да ты шутишь! в какую лабораторию меня возьмут без диплома! — я могу задействовать связи. — а вот таким образом мне будет противно, — и говорит он жёстко, от сердца. — да как у тебя не лезет в твою дубовую башку… я тебе помочь хочу! — даня опять останавливается и крепко вцепляется пальцами ему в предплечье. — дань… с чего ты взял, что я смогу у вас работать? ты знаешь, какие у меня академические успехи? знаешь, что в рекомендациях от работодателей написано? ты же ничего не знаешь. не в бровь, а в глаз. — пусть не знаю. да, упрямлюсь, да, возможно, бред несу, но по-другому… как по-другому-то? — смотрит невыносимо, пронзительно, почти отчаянно. лучше бы они не останавливались, а продолжали идти. как по-другому? что будет потом, когда даня уедет? к этому вопросу всегда и подходят все романы на курорте. у них, конечно, не курорт, а так, детский лагерь, но всё равно связались они, и крепко связались, морскими узлами, и развязываться совсем не хочется. — не знаю я, как по-другому, — бурчит артемий и сгребает даню в охапку, сжимая в объятиях. — давай я поговорю с шефом, может, найдётся для тебя хоть какая-нибудь вакансия… — упрямец, от своего не отступится, будет менять тон, менять выбранные слова и выражения, притворится покладистым да ласковым, возьмёт измором, будет просить, пока тёма не согласится. занозой в жопе будет, пока не согласится. сволочь. — хоть какая-нибудь вакансия — это дворник или уборщик, да? — да хоть так! хоть рядом будешь. всё своё ношу с собой, и бураха тоже хочет с собой забрать. эгоист, собственник и упрямец, свалился ему, как снег на голову. — ах ты… — и подходящего ругательства не находится, поэтому тёма только крепче его прижимает к себе, сдавливает, будто в себя хочет впитать, от земли поднимает. — сейчас убьёшь… — еле хрипит, бьёт ладонью по руке. — заслужил. последний день. стоят вдвоём, ждут машину, молчат. даниил сидит на чемодане, вытянув ноги, артемий смотрит на дорогу, выглядывая такси, которое вот-вот должно показаться из-за стволов и зелени. с юлей, евой, владом, марком, анной, грифом и ларой он уже попрощался, стаматины помахали из сторожки, после того, как он к ним зашёл номер телефона взять, созвониться при возможности, а дети подошли попрощаться сейчас. оба отряда, во главе с каспаром и ноткиным. каспар кивнул во время рукопожатия, смотря в глаза, ноткин неряшливо руку потряс, некоторые даниила обняли, хотя тот категорически не мог найти причины, за что его могли так полюбить. вот и такси. подъехало, остановилось, таксист вышел, багажник открывает. даня чемодан ему отдал, а сам всё стоит, чуть ли не за руки с тёмой держится. — целуй, — мишка почему-то оказывается рядом и своим скрипучим голоском к ним обращается. а слово подхватывают ребята, стоящие вокруг. чуть ли не скандируют. даниилу хочется провалиться сквозь землю, можно ли было эту сцену сделать ещё более неловкой? наверное, нет. бурах, в принципе, думает то же самое, а потом вздыхает, смиряясь с ситуацией, дёргает бакалавра к себе за локоть, обнимает на прощание, а потом целует в щёку, легко, едва царапая щетиной. а дети и довольны, аплодируют и восторженно кричат. даня пытается не улыбаться настолько широко, как хочется. целует в щёку в ответ и шепчет: — я позвоню. пора. пора ехать, возвращаться обратно. удивительно, насколько случайные встречи и знакомства, длящиеся всего месяц, могут поменять ощущение мира и времени. но ничего, если постараться, если приложить все силы — можно поймать и журавля в небе.