***
Малфой рассчитывал зайти в библиотеку и сделать набросок эссе по зельеварению до того, как наступит время их с Гарри встречи. Вообще они должны были совместно заниматься заданием по трансфигурации, которое им задала Макгонагалл, поставив их в пару, за что ей огромное человеческое спасибо, но, зная Гарри, можно было предположить, что все перетечет в полусвидание. Моментами Драко ужасало то, как развиваются их отношения, у которых априори не может быть продолжения. Порой он смотрел в глаза Гарри, и ему мерещилось, будто не один он в их паре любит, и это было страшно, потому что Драко не хотел привязывать Гарри к себе. Он не хотел причинять ему боль своим уходом, хотя начинал в полной мере осознавать, что безболезненно для Поттера это точно не пройдет. Он правда не хотел ничего усложнять, понимая, что не отступится от своего плана. Да и если бы он передумал, ничего не изменилось бы. Драко был реалистом. Пожирателю смерти и Избранному не быть парой никогда. И, как только они покинули бы стены школы, эта истина ударила бы по ним своей бескомпромиссностью и жестокостью, так что Гарри в любом случае оставил бы его, теперь уже совсем одного, подыхать в темном, полуразрушенном мэноре. Но противиться отношениям Малфой тоже не мог. Он годами любил этого человека. Он мечтал о нем столько дней и ночей, что их не счесть. Так что Драко брал всё, что мог от этих дней, так сильно похожих на его мечты. Мама часто говорила ему, что быть эгоистом не порок, а роскошь. А Драко всегда старался слушать мать. На полпути к библиотеке его остановил запыхавшийся первокурсник-хаффлпаффец, пытаясь перевести дыхание после бега и бормоча что-то себе под нос. Еще год назад Драко, возможно, рявкнул бы на него и удалился, но сейчас он был другим, потому терпеливо ждал, когда мальчишка придет в себя. — Там… ух, там Гарри Поттер, он… ха-а. — Что с Гарри? Что-то случилось? — паранойя Малфоя радостно осклабилась, подняв голову где-то в груди. Руки тут же мелко задрожали. — Нет он просил передать… что уже ждёт тебя в кабинет ЗОТИ… уф… — О. Эм, ладно, спасибо, — мальчик только кивнул, вновь куда-то убегая. Неужели Гарри решил перенести встречу почти на час? Он, вроде как, собирался полетать с Роном и Дином. Возможно, что-то случилось? Или они просто передумали… В любом случае, они правда собирались встретиться в том кабинете, так что, наверное, всё нормально. На всякий случай Драко достал из кармана уменьшенный связник с наклеенным на него изображением единорога — Луна постаралась — быстро черкая зачарованным пером, что сейчас пойдет в кабинет. Малфой шел по коридорам, освещая себе путь Люмосом, то и дело ускоряя шаг. Странное тревожное чувство щекотало затылок, и он, опасаясь, что что-то случилось с Гарри, спешил к кабинету, едва не срываясь на бег. На замок уже опустились сумерки, но Драко был слишком взволнован, чтобы вглядываться в каждую тень или обращать внимание на студентов, что привычно мерзко усмехались, увидев, что ему не хватает света факелов. Малфой оказался у кабинета в рекордные сроки, тут же влетая в него без оглядки. — Гарри! — однако ответом ему было молчание. Все окна были закрыты ставнями, а Люмос, каким бы ярким он ни был, никак не мог осветить помещение полностью. Тревога зазвенела в ушах, и Драко, сделав шаг назад, сказал еще более громко, отчаянно надеясь, что его голос не дрожит. — Гарри, ты здесь? Когда ответом вновь было лишь молчание, он понял, что, будь Поттер здесь, он бы уже давно зажег весь возможный свет. Или же он отправил бы патронус, а не рандомного первокурсника. Мерлин, Драко так облажался. Желудок сжался в дрожащий комок. Малфой, пятясь спиной к выходу, вслепую схватился за дверную ручку, нажимая на неё. Ничего. Его заперли. Блятьблятьблять. Паника сжала горло мертвой хваткой, тут же закружилась голова, а сердце бешено забарабанило по ребрам, отдавая в уши. Захлебываясь ужасом, Драко совсем забыл о палочке, начиная колотить в дверь руками и ногами, пытаясь выбить её. Его шумное, истеричное дыхание заглушалось стуком сердца, почти совпадавшим с чередой хаотичных ударов по крепкой дубовой двери. Но даже в таком состоянии он расслышал тихий скребущий звук из дальнего угла кабинета. Драко в ужасе замер, не чувствуя тела. Он слишком хорошо знал этот звук. Скрежетание повторилось. И ещё раз. И ещё. Набирая громкость и интенсивность. Малфой закрыл рот трясущейся рукой, прижимаясь к стене, пытаясь слиться с ней. Ужас заполнил все его существо, прибив к полу, отняв голос и возможность нормально дышать. Он задыхался, пытаясь не издавать ни звука, зная, что никакой зов о помощи не поможет. За скрежетанием раздался звук шагов. Размеренная, тяжелая поступь хищника. Драко ни с чем не мог её спутать. В голове бился рой истеричных мыслей, и ни одна из них не могла ему помочь. Как это вообще возможно? Он своими глазами видел его смерть. Он видел её, он… — Здравствуй, сладкий, — Малфой затрясся всем телом, неведомо как не оседая на пол. По щеке скатилась первая крупная слеза, но он не обратил на неё внимания. Там, за его спиной, стоял Художник. Художник, который умер на его глазах во время Битвы за Хогвартс. Художник, что перед смертью клялся вернуться за ним, за Драко. — Я так по тебе соскучился. А ты скучал по мне? — Драко захотелось закричать от этих глумливых, ядовитых интонаций низкого голоса. Ему хотелось биться о дверь, звать на помощь, сделать хоть что-нибудь, но его тело не слушалось его. — Конечно же, скучал. Я так давно не видел твоё смазливое личико. Будь хорошим мальчиком, покажись. Малфой задрожал так, что, кажется, под ним зашаталась земля. Пока Драко не видел его, он мог хоть как-то обманывать себя, что это не Художник, что это жестокий розыгрыш и там за его спиной не тот урод, что сломал его. — Я СКАЗАЛ: ОБЕРНИСЬ! — его рычащий крик, полный такой знакомой, такой пугающей ярости, вызвал в теле Драко отклик. Он, так и не чувствуя своих ног, развернулся, крепче зажимая рукой рот, открывшийся в немом крике. Это был Художник. Такой же, как в последний раз, когда он видел его. Огромный, пышущий ненавистью и похотью, с одним холодным желтым глазом и кривой ухмылкой. Это невозможно, но это действительно был он. — А ты даже похорошел, Сладенький. Я так и не успел тебя спросить, как тебе мой подарок? Стены кабинета поплыли, а перед глазами Драко, словно вспышка, пронеслись воспоминания. Он меряет ровными шагами комнату, глядя, как на мэнор опускаются сумерки. Его комната — его личный ад, место, где выпотрошили его душу и сломили тело. Но спрятаться ему негде. Он больше и не будет пытаться. Драко точно понимает — он больше не станет это терпеть. Он скорее впервые попытается дать отпор и сдохнет в мучениях, чем стерпит ещё одно изнасилование, еще одно надругательство, еще одну ночь. Вчера было полнолуние, и он с родителями как обычно провел его, запершись вместе в их комнате, благодаря палочке матери. Он слышал, как один из оборотней выл, рычал и ломился в их дверь. Драко знал, что это был за оборотень. Драко знал, что сегодня Художник будет слабее, чем обычно. И пускай это вряд ли спасет его от гибели, он сможет оставить этому уроду что-то от себя на память. Сегодня вечером он мысленно прощался с родителями, обнимая мать чуть дольше, чем обычно. Она казалась взволнованной, явно что-то предчувствуя, но ничего не предприняла, за что Драко был ей благодарен. Впервые Драко ждёт его не с пустыми руками. Кинжал под рукавом приятно холодит кожу. Страха, что сковывал месяцы до этого, нет. Идти на смерть не так страшно, как на то, что ему приходилось испытывать каждый день, зная, что после этого ему придется как-то дальше существовать. Скребущий звук начинает идти из глубины коридора, стоит только солнцу окончательно скрыться за рваной линией горизонта. Драко становится спиной к двери, выдыхая. Тело все равно бьет мелкая дрожь. Звук длинных ногтей, скребущих по стенам, становится громче и ближе. Драко всей душой ненавидит его и то, что он делает с его телом. Малфою приходится силой воли взять себя в руки. Не время для паники. Твердая поступь минует вход в комнату, раздаётся хлопок двери и уже привычные чары, которые не позволят никому помешать им. Все нервные окончания Драко концентрируются в месте соприкосновения кинжала с нежной кожей предплечья. Малфой с каменным лицом оборачивается к Пожирателю, чувствуя острую вспышку удовольствия от едва заметного замешательства на его лице. О да, обычно Драко встречал его сломленным и напуганным. — Ты сегодня какой-то странный, Сладкий. Соскучился по мне за вчерашнюю ночь? — Художник делает несколько шагов навстречу. Драко не пятится, встречая его твердым взглядом. — Проваливай, — Драко почти рычит, встречая мужчину взглядом исподлобья. Брови того едва заметно приподнимаются, а на губах застывает глумливая усмешка, но надвигаться на Малфоя он не прекращает. — Ты оглох? Я сказал: проваливай! Я не дамся тебе. Теперь Пожиратель выглядит действительно удивленным. Усмешка на его губах колеблется, а глаза сверкают опасным желтым цветом. Он хмыкает, делая ещё один шаг вперед. Всё внутри Драко клокочет. — Кажется, я недопонял. Ты сказа- — Что я не дамся тебе, ублюдок! Повторить ещё раз для тупоголовых? Вся веселость тут же слетает с его лица, когда Малфоя охватывает какая-то безумная эйфория. — Ты, кажется, забываешься, Сладенький. Ещё одно слово и- — Что? Достанешь свой мини-член и накажешь меня? А не пойти ли тебе нахуй, волчонок? Теперь оборотень пышет гневом. Его желтые глаза сверкают в полумраке, когда он с рыком бросается на Малфоя, пытаясь схватить его за шею огромной, сильной рукой. Драко с безумной улыбкой на губах уворачивается, однако удача не долго смотрит ему в лицо. Художник делает подсечку ногой, и Малфой валится на пол, едва успевая перевернуться на спину и достать кинжал перед тем, как Пожиратель, крича от ярости, наскакивает на него. Глазом напарываясь на острие зачарованного оружия. Насильник кричит от боли и ярости, скатываясь с Малфоя, что, не думая ни секунды встает на ноги, бросаясь к выходу, даже зная, что он запечатан. Адреналин течет по его венам, и он почти чувствует себя счастливым, чувствует себя отмщенным. У самой двери его сзади за шею хватают сильные руки, безжалостно швыряя на пол. Драко, не обращая ни малейшего внимания на боль, пытается сбежать ползком, скрыться хоть куда-нибудь. На полу тут и там валяются разбросанные Художником вещи, и Драко вслепую забрасывает мужчину ими, попадая старинной вазой Пожирателю в грудь. Это продолжается до тех пор, пока Драко не прижимает к полу тяжелое горячее тело. — Маленькая, грязная, дрянная шлюха! — Художник с силой бьет Драко головой о пол, сидя у него на спине. Малфой еле слышно стонет, чувствуя, что едва может дышать. Он не может пошевелить ни руками, ни ногами. Впервые за вечер страх накатывает на него волной, и он начинает отчаянно дергаться, за что получает ещё один удар по голове. Глаза заливает кровь. — Ну ничего, я сделаю так, чтобы ты навсегда запомнил своё место. Драко правда не хотел этого делать, но он кричит, когда Пожиратель рвет на нем рубашку. Он знает, что это бесполезно, но он все равно отчаянно извивается под тяжестью тела насильника, пока тот оголяет его спину резкими движениями. Раздается болезненный вскрик, и на спину Драко капает что-то горячее. Когда он понимает, что этот псих достал клинок из собственного глаза, Малфой полностью теряет контроль над собственным телом. Он кричит, словно умирающее животное, брыкаясь и не обращая ни малейшего внимания на сильные удары, прилетающее в его голову. После особенного сильного удара, Драко понимает, что больше не может поднять голову. В этот момент резкая, ужасающая боль обжигает его спину в районе левой лопатки. Он кричит от ужаса и боли, заливая лицо слезами и слюной вперемешку с кровью. — Давай, покричи для меня. Ты станешь моей лучшей работой, Сладкий. Считай, это мой тебе подарок. Когда режущая боль лишь усиливается, Драко наконец теряет сознание. В старый кабинет ЗОТИ его вернул животный вой. Драко не помнил как и когда он забился в угол у двери и не осознавал, что этот звук принадлежит ему. Он не мог оторвать глаз от Художника, что, злорадно хохоча, медленно приближался к нему, поигрывая кинжалом в руке. В тот момент, когда сердце Малфоя, кажется, должно было уже разорваться от ужаса, дверь в кабинет с грохотом распахнулась, впуская внутрь столб света, тут же освещающий Пожирателя во всей его красе. Раздалась череда боевых заклятий, что Художник встретил с равнодушной улыбкой, ввергая Драко в еще больший ужас. Вдруг женский голос выкрикнул: — Ридикулус! И Пожиратель тут же превратился в одноглазого пса в костюме пирата. Гермиона, которую Малфой так и не узнал, стала загонять боггарта в шкаф, когда в кабинет вихрем ворвался всклоченный, бледный и испуганный Гарри, почти нависая над Драко. Малфой почти светился в темноте из-за своей мертвенной бледности. Он дрожал всем телом, приоткрывая и закрывая рот, пока глаза его, безумно распахнутые, смотрели туда, где несколько мгновений назад стоял Художник. Гарри тут же отправил патронус мадам Помфри, истерично умоляя её скорее прийти, в то же время пытаясь привести Драко в себя. Но только он приблизился к нему ещё немного, как Малфой закричал, закрываясь руками и умоляя его не трогать. — Драко, это я, это Гарри! Всё уже в порядке, его больше нет! — но Малфой, кажется, не слышал или не понимал. Он продолжил рыдать, пытаясь сильнее забиться в угол, без конца умоляя не трогать его. Когда Гарри в отчаянной попытке успокоить хотел взять его за плечи, сзади подошла не менее напуганная Гермиона: — Не надо! Он может очень плохо отреагировать на прикосновения! Гарри тут же одернул от Драко руки, как от огня. Давно он не испытывал такого ужаса, как сейчас, глядя на Малфоя, что никак на них не реагировал, продолжая рыдать и просить о пощаде. — Гермиона, а что, если он… — Не время для паники, Гарри Поттер! Всё будет с ним нормально, — она с трудом подняла друга на ноги, отводя чуть в сторону. Руки ее очень сильно дрожали. В этот момент в дверях комнаты появились встревоженные мадам Помфри и Минерва Макгонагалл.***
Разбирательства начались, как только стало ясно, что Драко больше ничего не угрожает. Из кабинета его выносили в бессознательном состоянии, потому что, стоило кому-то приблизиться ближе, чем на расстояние вытянутой руки, он начинал кричать и пытался причинить себе вред. Мадам Помфри пришлось вколоть ему усыпляющее зелье, пока Гарри удерживал его чарами, потому что иначе к парню было не подобраться. Судить о психическом состоянии Малфоя Поппи не могла, пока он не проснется, но, проверив его физическое состояние и магическое ядро, обнаружила некоторые отклонения, являющиеся последствиями истерии, а также начала лечение его голосовых связок, которые он повредил, отчаянно крича. Его собственная магия буквально начала убивать его изнутри, решив, что лучше пусть Драко убьёт себя сам, чем переживет то, что ожидало его позже. Мадам Помфри ни разу за свою практику не видела подобного. Вколотое зелье гарантировало кратковременный сон, так что целительница бдела над кроватью пациента, ожидая его пробуждения. Она понятия не имела, какова будет его реакция, потому выгнала всех из палаты, не слушая просьб и возражений. Минерва Макгонагалл хотела отложить разбирательства до утра, ведь вот-вот должен был начаться отбой, но то, как себя вел и выглядел Гарри, дало ей понять, что, если она не примет меры сейчас, то Поттер доберется до обидчиков быстрее и нежничать явно не будет. И она не могла его за это осуждать. Найти того самого первокурсника было несложно, благодаря Астории Гринграсс, что видела его рядом с Драко незадолго до инцидента и удачно показалась на глаза директору с Гарри, что поспешили её расспросить, как и всех, кого встречали на пути. Хаффлпаффец, размазывая слёзы и сопли по лицу, клялся, что понятия не имел о том, что принесет кому-то вред. Прошло определенное время до того, как он смог сквозь всхлипы рассказать, что передать «послание от Гарри Поттера» его попросила группа парней, из которых он знал только четверокурсника с его факультета. Мальчик просто хотел быть полезным, потому Гарри почти не держал на него зла. Благо, Драко хотя бы написал ему по связнику. Кто знает, что было бы, приди Гарри не раньше назначенного времени. А прижав потом того самого четверокурсника с хаффлпаффа, Поттер и директор вышли на всю компанию «мстителей». Вот их Гарри было совсем не жалко. Впрочем, и Минерва Макгонагалл смотрела на них жестко и бескомпромиссно, явно не собираясь смягчать наказание за то, что они натворили, пытаясь сделать так, «чтобы справедливость восторжествовала». Гарри же едва сдержался от того, чтобы на месте проклясть их всех, но его угрозы, которую не пресекла даже директриса, хватило, чтобы парни затряслись от страха и поклялись, что больше ни на шаг к Малфою не приблизятся. Слава Национального Героя, победившего величайшего темного мага, и природная магия Гарри, что без конца трещала возле них, не могла не пугать. Мальчики так разнервничались, что выдали все свои прошлые грешки, думая, что так наказание будет мягче, раз уж они сознались во всем сами. Они понятия не имели, что Малфой ни разу их не сдавал. Гарри и Минерва чуть не взорвались от возмущения и гнева. На следующее утро в школе были их родители, которые были осведомлены о том, что вытворили их дети. Больше всего поразило Гарри, который каким-то образом смог настоять на том, чтобы присутствовать во время этих бесед, что некоторые из родителей считали исключение — слишком жестоким наказанием для такой, по их словам, «шалости». В любом случае, Макгонагалл была непоколебима, и еще до обеда «мстители» покинули стены Хогвартса навсегда. Возможно, подобная поспешность была вызвана настроем Гарри. Директор правда сомневалась, что тот сможет себя удержать от разного рода глупостей. К Драко все ещё не пускали. — Он был всё ещё сильно напуган, когда пришел в себя. Хорошо, что вы предупредили меня о его никтофобии. Не будь света — он бы, скорее всего, вновь сорвался в истерику. Пару раз за ночь его рвало и, стоило ему задремать, он вскакивал с криком, но сейчас, кажется, уснул. Я сомневаюсь, что понадобятся целители разума, потому что мистер Малфой был в себе и понимал, где и с кем находится, хоть и не до конца. Но пока к нему нельзя — я не знаю, что может вновь спровоцировать нервный срыв. Гарри кивал на каждое слово целительницы, в конце вынудив её пообещать, что она позовет его, как только это станет возможным. Они с Гермионой покинули больничное крыло, но не стали спешить на занятия, решив вместо этого посидеть во дворе. Даже Грейнджер не могла в этот день учиться. На улице было прохладно, но Поттер не обращал на это никакого внимания. События последних суток не давали ему покоя ни на секунду, вызывая все больше вопросов в голове. Он всю ночь не спал и чувствовал себя крайне измученным из-за недосыпа, усталости после пережитого стресса и догадок, что были одна страшнее другой. — Как ты думаешь, кто это был? — хрипло спросил Гарри. Ему очень хотелось курить (пагубная привычка, берущая корни из лета после пятого курса - курить во время стресса), но он знал, как это ненавидит подруга, так что терпел. — Судя по всему, кто-то из Пожирателей. Предположительно, оборотень, — Гермиона сильно укуталась в шарф, глядя на безмятежное Черное озеро. Они, мадам Помфри и директриса были единственными, кто знал, что именно произошло вчерашним вечером. Рон знал в общих чертах, а остальным они не говорили ничего конкретного, зная, что Драко явно не хотел бы, чтобы детали случившегося стали общим достоянием. — Я даже представлять не хочу, что их могло связывать, — Гарри снял очки, закрывая лицо руками. Гермиона обняла его за руку. — Если он боится этого мужчину сильнее, чем Волдеморта, то… не стоит представлять. Мадам Помфри сама после обеда позвала Гарри в палату. Он понятия не имел, откуда ей известно, что они с Драко едят с одной тарелки, но она позвала его именно за этим. Поттер не знал, как себя вести. Драко выглядел изнеможденным и дерганным, без энтузиазма ковыряя рис и куриную грудку вилкой, но в то же время старался создавать впечатление, будто он в порядке. — Как себя чувствуешь? — Гарри тоже не особо хотел есть, его желудок без конца скручивало от волнения, что так и не отпустило с самого вчерашнего вечера. — Бывало хуже. Голова болит, а так нормально. Поттер больше всего на свете хотел узнать, кто этот мужчина, являющийся самым большим страхом Драко, чуть не сведшим его с ума просто своим присутствием, но он знал, что как минимум сейчас не время. Но ему хотелось верить, что это время вообще наступит. Малфой кожей чувствовал, как сильно Поттер хочет расспросить его, но он правда был не готов. Не тогда, когда ужас прошлой ночи до сих пор время от времени кусал его за загривок. Сейчас, сидя рядом с Гарри, он впервые смог относительно расслабиться. Его уровень доверия к этому человеку был иррационально высок, но Драко мог лишь смириться с этим. Он любил Гарри, и чувствовал себя рядом с ним защищенным, и это чувство было для него необходимо, как воздух. Даже когда Малфой сказал, что не съест больше ни крошки, Гарри отчаянно не хотелось уходить, а Драко не хотелось отпускать его. Теперь, когда он не дергался от каждого звука и движения, его начало клонить в сон. — Полежишь со мной? — предложил Малфой, не сдержавшись. Поттер тут же согласно кивнул, занимая место на койке рядом с отодвинувшимся парнем. — Расскажи что-нибудь. И Гарри отчего-то стал говорить о детстве. О годах, проведенных в чулане под лестницей, когда он был абсолютно никому не нужен и никем не любим. Когда его наказывали за малейшую оплошность, называли уродом, а порой били. Когда его кузен Дадли был ещё маленьким мудаком, у которого были такие же маленькие мудаки друзья. Когда ни одному человеку не было дела до того болен он или здоров, голоден или сыт. Когда он ходил в старых шмотках кузена. Когда он был домашней прислугой с малых лет. Когда его порой запирали на долгие дни. Боль и переживания близкого человека отвлекли Драко от своей собственной. — Мне так жаль, что тебе пришлось пережить это, а здесь ещё и я над тобой глумился, — глаза Драко слипались, но он не мог перестать слушать эту речь, полную откровений, что разбередили что-то в его душе. — Ты не знал. И это было давно, я оставил это в прошлом. Теперь у меня есть люди, которые любят меня за то, что я — это я. Малфой подумал о том, что он определенно любит Гарри просто за то, что он Гарри, и провалился в сон.***
— Думаю, завтра вы сможете вернуться к учебе, мистер Малфой, — Драко перевел рассеянный взгляд на целительницу. Ему нравилось смотреть в окно, пускай и чуть ли не каждый день лили дожди, а разноцветная листва стремительно превращалась в коричнево-бордовое нечто, мешаясь с грязью и утопая в глубоких лужах. Но, пожалуй, вернуться к привычному ритму будет приятнее, чем просто все свободное время пялиться на улицу и глотать укрепляющие и умиротворяющие бальзамы. Тем более, что до конца осени оставалось всего две недели. — Спасибо, мадам Помфри. Целительница удалилась, привычно звеня какими-то склянками. Некоторое время Драко продолжал гипнотизировать вид из окна, укрывшись пледом, что Гарри притащил пару дней назад, заметив, какой Малфой вечно холодный. Каждую свободную минуту своего времени он уделял Драко, сидя с ним в больничном крыле, то принося домашнее задание, то рассказывая истории из прошлого или произошедшее за день, то балуя сладостями, порой оставаясь и после отбоя, дожидаясь, пока Драко заснет. Пожалуй, если бы не зоркий глаз целительницы, он и ночевать бы оставался в палате. Драко нравились эти внимание и забота, но его смущала мысль о том, что Гарри чересчур им увлекся, если брать во внимание то, что уже середина ноября. С каждым днем мысль о том, что придется покинуть Поттера, становилась все более тяжелой и неприятной, но Малфой все еще не собирался отступать. Он каждый раз прокручивал в голове доводы, заглушающие голос сердца. Постоянные кошмары, что стали куда более жестокими после инцидента, помогали ему не уходить слишком далеко в мир грез. Сегодня Драко было отчего-то грустно. Он всё думал о том, сколько глубоко личных вещей Гарри доверил ему за последнее время, не прося ничего взамен, и это все больше подталкивало его к тому, чтобы тоже поделиться, показать ему эту кровоточащую рану возле самого сердца. Но было в то же время страшно. Малфой не считал себя виноватым в том, что случилось, но часто корил себя за то, что он мог сделать больше, пытаясь избежать изнасилований, а не смириться со своей судьбой. Ему было стыдно за свою слабость. И ему очень не хотелось, чтобы Гарри думал, что он грязный, хотя сам Драко себя таковым считал. Он подозревал, что, узнав, что на самом деле Драко Малфой — десятки раз использованная шлюха, Гарри отвернется от него, будет испытывать отвращение и, возможно, даже пожалеет, что вообще трогал и целовал его, такого замаранного. И если одна из частей Драко говорила о том, что ему это только на руку, ведь пора отвадить Гарри от себя, вторая выла лишь от одной мысли о том, что он станет противен человеку, которого любит и который был так мил и заботлив с ним последние месяцы. Конечно, был вариант, что Поттер — самый благородный идиот на свете — не станет считать его омерзительным, но Драко не был уверен, что это вообще возможно. Его тело было грязным, и это была та самая грязь, которую не смыть, не скрыть и не соскрести. Темнело теперь рано, так что Малфой тут же включил ночник, что ему в первые же дни принесли Гермиона и Рон, собираясь почитать. Но, стоило ему раскрыть книгу, как ширма заколыхалась, после чего из-под мантии-невидимки уже привычно появился Гарри. Когда тот сделал так впервые, Драко до чертиков перепугался, и Поттер еще полвечера перед ним извинялся. Блондин тут же наложил на них заглушающее, чтобы мадам Помфри так и не узнала про их полуночные встречи. Гарри сразу забрался на свободную часть кровати, оставляя на губах Драко короткий, нежный поцелуй. Малфой решительно не понимал, как жил без них раньше. — Я соскучился, — выдохнул Гарри, сверкая своими невозможными зелеными глазищами. Драко закусил губу, отводя взгляд. Мерлин, как же тяжело будет уходить. — Тот пацаненок с хаффлпаффа, Мелсон, передаёт тебе в очередной раз извинения и кусочек пирога, что ему прислала мама, — Гарри достал из-под мантии кусочек брауни, что выглядел определённо аппетитно. Малфой фыркнул. — Мне кажется, он меня боится, — он посмотрел, как Поттер, откусив кусочек, передал остальное ему. Брауни на вкус был еще лучше, чем на вид, и Гарри замычал от удовольствия. — Я думаю, что ему действительно жаль. — Хаффлпаффцы… — Драко откусил большой кусок и закатил глаза, получив от Гарри тычок локтем. — Заткнись. — Сам заткнись. — Ну так заткни меня, — Поттер придвинулся ближе, лукаво глядя на Драко. Малфой впихнул ему в рот кусочек брауни. — Ты не романфифный. — А ты невоспитанный. Дожуй и потом говори, — Драко откинулся на подушки. Внезапно вновь накатила хандра. Гарри, словно почувствовав перемену в его настроении, стал серьезным и взял его руки в свои. — Что-то случилось? Малфой покачал отрицательно головой, впиваясь зубами в нижнюю губу. Ему правда хотелось поделиться случившимся хоть с кем-то, но ему было отчаянно страшно. Об этом, кроме него самого, знала лишь его семья, крестный и без деталей знал Блейз. И, казалось, никто из них не чувствовал к нему отвращения. Жалость, сочувствие, даже вина, но не презрение. Почему Гарри должен отреагировать иначе? Он ни с кем вообще не обсуждал эту тему, никому не рассказывал, как все было от начала и до конца. Мать и так была сломлена тем, что узнала. Она сходила с ума от вины, ведь единственная палочка была у нее, хотя Драко сам не раз отказывался от нее — если бы у матери не было средства самообороны, то даже безоружный отец не смог бы защитить её от этих уродов. Драко был готов на всё что угодно ради матери. Северус тоже чувствовал себя виноватым за то, что не доглядел. Отец был последним, с кем Драко стал бы обсуждать подобное, а Блейзу отчего-то говорить не хотелось. И Драко носил всё время эти ужасные события в грудной клетке, пока они отравляли его — медленно и мучительно. И Гарри смотрел на него так открыто, с таким участием и неподдельным беспокойством… — Ты ведь хотел знать, кем был тот уродец, в которого превратился мой боггарт, верно? Поттер кивнул, придвинувшись ближе. Драко закрыл глаза, концентрируясь на том, как грели горячие руки парня его холодные. — Это началось почти сразу после того, как вы сбежали из Мэнора с нашими палочками… И он рассказал всё. И как слабый после пыток и безоружный, он не смог оказать никакого сопротивления, когда Художник пришел впервые, взяв его силой. И как весь день провел, пытаясь соскрести с себя в душе запах и прикосновения, а потом, как ни в чем не бывало приходил на ужин, стараясь улыбнуться маме, хотя хотелось с криком снять с себя кожу. И как с приходом сумерек он пришел вновь. И как темнота стала для него признаком того, что он сейчас появится, и все повторится снова. И как заглушающее заклинание стало для него звуком закрывающейся клетки для животного в неволе. Как страшно и стыдно было пойти и рассказать кому-нибудь о происходящем, попросив помощи, так что он молчал, отнекиваясь на вопросы матери и крестного. Как пару раз пытался сбежать, спрятаться, получая за это экстрапорции жестокости и издевательств, ведь от него спрятаться было невозможно. Рассказал про полнолуния, что проводил, трясясь рядом с матерью, что все никак не могла понять, почему же оборотень так упорно ломится именно в их дверь. Он говорил и плакал, бездумно размазывая слезы по щекам. Он не контролировал их. Ему было больно и обидно, и они текли сами по себе, не давая обмануть, скрыть то, как глубоко внутри него сидит весь этот ужас. Драко казалось, что он был не просто травмирован — он был разрушен до основания. И рассказал про тот последний раз, когда дал отпор, но безрезультатно. Как его бессознательное тело изнасиловали и оставили лежать посреди комнаты всего в крови, слюне и сперме, где его и нашел крестный. На тот момент Драко уже едва дышал. Если бы не долг жизни, что потянул Снейпа в мэнор аж из самого Хогвартса, Драко бы уже не было в живых. Очень часто Малфой жалел, что этого не случилось. — Он заклеймил меня. Сказал, что так я никогда не забуду своё место. Бледный, дрожащий, Малфой развернулся к Гарри спиной, задирая пижамную куртку до шеи. От левой до правой лопатки из кривых рубцов складывалось слово «шлюха». Поттер, дрожа даже сильнее, чем Драко, положил на левую лопатку руку. Он думал о том, что это почти то же самое, что вырвать ангелу крылья, оставив рубцы на спине, что всегда будут напоминать о произошедшем, делать больно одним фактом своего существования. Гарри нежно погладил Драко по спине, глядя на его сгорбленные плечи покрасневшими, широко распахнутыми глазами. Его мутило, а комната вокруг шаталась, но он старался держать себя в руках. Малфой опустил пижаму, оборачиваясь к нему лицом. Желваки на его лице ходили ходуном, а в глазах, как бы он ни пытался это скрыть, был страх. — Тебе не противно? — подавленно спросил он, обнимая себя руками. Гарри тут же яростно замотал головой. — Нет! Конечно же нет, Драко... Могу я тебя обнять? — этот вопрос, заданный дрожащим голосом, выбил Драко из колеи, но он тут же согласился. Поттер придвинулся к нему вплотную, обнимая, и прижимая его голову к своей груди, где неровно билось сердце. — Мне ужасно — ужасно — жаль, что тебе пришлось пережить всё это. Если бы я знал, что без палочки… — Это была война, Гарри. Тебе нужна была моя палочка, и она помогла тебе. Мы выживали, как могли. Здесь уж точно нет твоей вины, — и Драко действительно теперь так считал. Несколько месяцев назад он мог бы вновь разозлиться, сказать, что Гарри действительно виноват в том, что Драко остался беззащитен и был вынужден пройти через весь этот ад, но сейчас, прожив эту осень, будучи окруженным новыми людьми, будучи связанным с Гарри… он пересмотрел свой взгляд на некоторые вещи. И он смог отпустить свою обиду. И теперь, когда он вслух признался в этом, это принесло ему почти столько же облегчения, как то, что он наконец смог выговориться. И то, что Гарри, кажется, совсем не испытывал к нему отвращения или презрения, правда грело ему душу. Он боялся признаться себе в этом, но он действительно надеялся, что Поттер не отвернется от него после всего, что он узнает. — Где он сейчас? Этот ублюдок? — голос Гарри звучал сдавленным и хриплым. — Блейз… убил его. На поле боя. Мы столкнулись с ним в одном из коридоров, а Блейз он… он знал, хоть и без подробностей, что он со мной делал. Художник и не скрывался. Он хохотал, угрожал мне. Хотя тогда у меня была палочка матери в руках. Но я просто… просто оцепенел! Я мог убить его, но струсил… Зато Блейз нет. — Этот ублюдок заслужил куда более мучительной смерти, — Гарри сжал его в объятиях, и Драко, зарывшись носом в его свитер, пахнущий пряной листвой и корицей, почувствовал сильную усталость. Напряжение отпускало его тело, и он чувствовал, что его начинает клонить в сон. Зелья мадам Помфри тоже делали своё дело. — Я просто рад, что его больше нет и он никому… он никого больше… Гарри ласково погладил его по голове. Малфой заметил, что его руки все еще тряслись. — Мне так жаль. — Прекрати, — почти нежно сказал Драко, выпутываясь из объятий и укладываясь на подушки. — Хочу спать, побудешь со мной? Гарри кивнул и подоткнул ему одеяло. Он был сильно бледный, даже зеленоватый, а глаза его бегали туда-сюда. — Ты в порядке? — В полном. Засыпай, тебе завтра ко второй паре, между прочим, — Гарри криво улыбнулся и пригладил блондинистые волосы. Через несколько минут Драко заснул, и тогда Гарри, накинув мантию-невидимку, пошатываясь покинул больничное крыло. Кое-как создав Патронус и отправив его с сообщением Гермионе, он дошёл до ближайшего туалета, где мучительно распрощался с содержимым собственного желудка. Умывшись дрожащими руками, он посмотрел остекленевшими глазами на себя в зеркало. Гарри выглядел больным и несчастным. Он плохо помнил, как добрел до их башни. В себя он пришел, когда наткнулся взглядом на Гермиону, сидящую в кресле у камина с нервным видом. Заметив его появление, Гермиона тут же встревоженно просканировала его взглядом, и вопрос так и не сорвался с её языка. Всё ещё пошатываясь, Гарри упал рядом с креслом на ковер, утыкаясь лбом в её колени. Гермиона ласково вплела пальцы в его мокрые волосы, осторожно произнося: — Гарри… И Гарри разрыдался. Громко и болезненно, цепляясь за её ноги пальцами, пока Гермиона успокаивающе гладила его голову и плечи. Она не помнила, когда последний раз видела Гарри таким. Все его тело трясло, и он выл, как зверь, уткнувшись в мягкую ткань, промокшую от его слез. Не выдержав, Гермиона опустилась к нему на пол и, увидев его больные, покрасневшие глаза, не стала задавать никаких вопросов. Лишь обняла крепко, не прекращая гладить его по вздрагивающим плечам. А за окном все плакало мутное осеннее небо.