Пару слов о Чарли Дженкинс

Фредерик нашел Чарли у ворот кладбища. Она стояла, спрятав руки в карманы свободных камуфляжных брюк и смотрела в сторону могил, но ступить на кладбищенскую землю не решалась. — Протянуть руку помощи? — уточнил Фредерик. Чарли обернулась резко, напряженная, она, казалось, готова была к бою — тому самому, когда либо ты, либо тебя, и не важно, кто ты и что ты, остается только возможность выжить… или нет. — Кофе? — вздохнул Фредерик. — Сладкий, — кивнула Чарли. — Ничего, что я..? — Я — святой отец, это моя работа, — улыбнулся слабо Фредерик. Чарли уставилась на него почти возмущенно, а потом уверенно и быстро отозвалась: — Не-а. Нет. Быть хорошим человеком — не работа святого отца. Уж поверьте, я работала полгода с падре Джоном, и он был первостатейной мразью. Да, свое дело он знал и умел его хорошо, но он не был хорошим человеком. — Если он был плохим человеком с саном, но хорошо выполнял свою работу, то кем же он был? — сложил руки за спиной Фредерик. — Экзорцистом и инквизитором, — пожала плечами Чарли и шагнула к Фредерику, направляясь с ним к церкви. — Он тоже спасал души… но в более жесткой манере. — Спасал? — уточнил Фредерик. — Он пропал года два назад, — вздохнула Чарли. — Может, еще жив, но я сомневаюсь. Врагов у него было много, а до того уровня, когда враги не только ненавидят, но и уважают, он не дотягивал. — А Констанс дотягивала, — кивнул Фредерик. — О, — улыбнулась едва заметно Чарли. — Констанс была неподражаема в этом. Ее ненавидели, восхищаясь ею. Вы знаете, что ее второй муж был охотником на ведьм? — Впервые слышу, — вздохнул Фредерик. Он уже смирился с тем, что Чарли и Констанс Дженкинсы жили в мире, недоступным его пониманию, и готов был принять существование этого мира, даже если он существовал лишь в голове Чарли, но всё же подобные разговоры были немного… странны и непривычны. — Френк Дженкинс был охотником на ведьм и колдунов, — кивнула Чарли. — Он работал в паре с инквизитором и считал, что хорошая ведьма — мертвая ведьма. А потом он встретил Констанс. — И пощадил ее, — кивнул Фредерик. — Констанс пощадила его, — поправила Чарли. — И стала его целью. Говорят, он предпринял двадцать три попытки уничтожить ее, и каждый раз Констанс могла уничтожить его. В итоге они поженились. — Что же, — кашлянул Фредерик. — Это весьма… занимательно. — Занимательно, — кивнула Чарли. — Потому что это Констанс. Ей преклонялись, ненавидя, пытались убить, восхищаясь, она погибала и возрождалась из пепла, переживала смерти близких и мстила так, что ее еще больше ненавидели и еще больше восхищались. Она замолчала, остановившись. Фредерик замер рядом так, чтобы закрыть ее от посторонних взглядов, если будут слезы. Чарли не была частью его паствы, но он привык помогать тем, кому помощь была нужна — пусть в малом, в чашке кофе или становлении преградой от любопытных взглядов. Он привык. — Я никак не могу себя заставить подойти к могиле, — сказала Чарли глухо. Слез не было. — Я почти верю, что там, в гробу, лежит кукла из тряпок и соломы. — Потому что ненавидите, восхищаясь? — мягко спросил Фредерик. — Да, — просто ответила Чарли. — Да. Я ненавижу ее. Но не восхищаться ее силой, тем, как она поставила себя в мире нелюдей, тем, что одно ее имя может защитить… Этим можно только восхищаться. — Поэтому вы не можете принять ее смерть? — мягко спросил Фредерик. Чарли спрятала руки в карманы, обернулась на кладбище, покачала головой, сказала спокойно: — Она была константой моего мира. И вот из него выдернули одну из основ. Что станет с моим миром? Он рухнет? Найдет что-то для равновесия? Новую опору? Что-то весомое или хлипкое, что разлетится на осколки, если надавить слишком сильно? Фредерик выдохнул и ответил спокойно: — Однажды я увидел Зло. Я… не буду вдаваться в подробности. Но я это Зло увидел и выжил. Но мой мир рухнул. Я не мог верить, что в мире есть Добро, если в нем есть такое Зло. — И тогда вы пришли в церковь, — кивнула Чарли. — Я часто слышала такие истории. “Я уверовал, потому что мне не во что было верить”. — Нет, — ответил Фредерик. — Тогда я тоже совершил Зло. Я творил Зло, потому что не верил, что можно творить Добро. Чарли смотрела искоса, через уголок глаза, не поворачиваясь к нему, но слушая. — Мое Зло было темным и мелочным, — продолжил Фредерик. — Оно не было особо злым даже, просто оно было. А Добра не было. И в Церковь я пришел не для того, чтобы творить Добро, а для того, чтобы сотворить немного Зла. Мне навстречу вышел священник. Он посмотрел на меня и сказал: “Тебе есть, где переночевать, сынок?” Чарли вдруг вздрогнула. Она облизнулась и сказала: — “Ты собираешься ночевать здесь, ребенок? Серьезно?” Она покачала головой, выдыхая. Фредерик долго кивнул и проговорил медленно: — Кажется, у источника нашей веры в Добро и людей — один источник. Тот… человек. Он помог? — Констанс вышвырнула меня за дверь, когда мне было тринадцать где-то, — улыбнулась неловко Чарли, ссутулила плечи. Фредерик сделал над собой усилие, чтобы не сказать что-то, чтобы не коснуться, не обнять это несчастное дитя, которое не заслужило… подобное. Кто заслуживает изгнания? — Я боялась, что она что-то придумает, — Чарли выдохнула, — вернет меня… и сбежала. Рик нашел меня под мостом в Сан-Анджело, наорал, накормил и стал мне… старшим братом, пожалуй. Констанс научила меня бояться. А Рик научил меня помогать. — Вот как, — медленно проговорил Фредерик. — Значит, и в вашей жизни были Зло и Добро. Чарли вдруг распрямилась, посмотрела большими глазами и начала смеяться. Она просто смеялась и выглядела счастливой и юной. — Рик не очень добрый? — уточнил Фредерик. — Нет, — покачала головой Чарли. — Он добрый. Просто… своеобразный. Думаю, он меня однажды навестит, и я вас познакомлю. — Что же, — кивнул Фредерик, — буду ждать этого знакомства. И… кофе еще нужен? — Определенно, — улыбнулась ему Чарли. — В доме Констанс есть только чай и травы. И отрава, конечно. А потом Чарли вдруг решительно шагнула в сторону кладбищенских ворот, замерла на миг, выдохнула и пошла по дорожке. Фредерик отставал от нее ровно на три шага. Он шел, готовясь поддержать — словом или рукой. Чарли не смотрела на другие надгробия, просто шла и шла, безошибочно остановившись у нужного. Она присела на корточки, протянула руку, но так и не коснулась выбитых в камне слов “Трижды мать, дважды вдова и единожды любящая”. — Констанс заказала его заранее? — спросила Чарли глухо. — Да, — вздохнул Фредерик. — Когда настала пора похорон, мистер Аркинсон выдал нам всё… необходимое. Вроде бы, всё, вплоть до гроба, хранилось у миссис Дженкинс. — Я почти уверена, что она собиралась обставить всё как смерть, и сбежать, — хмыкнула Чарли. — Вопрос в том, от кого нужно было сбегать… так. — Но она не сбежала, — мягко напомнил Фредерик. — О нет, — улыбнулась Чарли и на миг посмотрела на него насмешливо: — Она сбежала туда, где этот кто-то не сможет ее достать. Говорят, Констанс трижды продала душу — даже призраком ее в этот мир не призвать. Хотя, думаю, так радикально решать этот вопрос она не планировала. Чарли выдохнула, а потом всё же коснулась надгробия, и по светлому камню скатилась капелька крови, которая тут же исчезла. И часть камня сбоку отошла. — Констанс любила замки на крови, — усмехнулась Чарли, аккуратно отодвигая каменную пластину, скрывавшую нишу. — Думаю, это было рассчитано на меня. Она достала скрученный свиток, задвинула на место пластину, встала на ноги, раскатала свиток, всё еще усмехаясь, посмотрела на текст… и побледнела, скривившись. — Констанс чокнутая, — сообщила Чарли, резко сворачивая свиток. — А я — дура. Ждала подвоха от дома! Но теперь я хотя бы понимаю, почему меня фейри за одну фамилию пытались четвертовать. — Что там? — нахмурился Фредерик. — Тайна, — шагнула от него Чарли. — Не моя. Впрочем, не одна я в этом городе умею хранить секреты. Мне нужно найти мистера Аркинсона. — Сегодня воскресенье, — напомнил Фредерик. Чарли посмотрела на него рассеянно, долго кивнула и сказала: — Точно. Лучше завтра. Тем более, что полгода у меня есть. Но всё же Констанс! Ведьма! Ох, ведьма! Фредерик даже не стал с ней спорить. Ему всё еще нужно было осмыслить то, что надгробие женщины, которую весь городок дружно считал ведьмой, есть тайник, открывающийся кровью. Так что он просто сказал: — Кофе?