Последствия

Кэйа будит его, по впечатлениям, ранним утром. У него у самого залегли небольшие тени под глазами от недосыпа, но он уже умыт, причесан и одет. Итэр ластится к поглаживающей его щеку руке, ластится, когда они потираются носами, и думает, что ему очень повезло иметь такого заботливого партнера. Ощущения чужого языка в самом чувствительном месте непрошенными воспоминаниями проносятся в голове, и вместо потока возмущений, которые он, вообще-то, обязан высказать двум альфам, его скручивает в возбуждении. Возможно, позже, когда течка закончится и его перестанет ломать в мареве возбуждения, Итэр задаст обоим такую взбучку, что даже умение Дилюка крутить свой двуручник одной рукой того едва ли спасет. Но пока что… пока что он всецело и с удовольствием отдается воспоминаниям о теплом, сильном языке и альфе, прекрасно контролирующем каждое свое движение. Архонты, он хотел бы это повторить. — Хочу сесть тебе на лицо, — тихо говорит Итэр, стараясь не разбудить Дилюка. Эту фразу он подслушал у женщины-омеги, и то было случайно. Все омеги ведь похожи по строению, кажется, он называет свои желания правильно. Глаза Альбериха удивленно распахиваются, и Итэр замечает, как трепещут крылья носа, стараясь уловить запах омежьей смазки. Кажется, он удивляется еще больше, когда понимает, что желание было вполне осознанным и очередной пик течки еще не наступил. — Позже, Итэр. — Но я хочу сейчас, — капризно тянет омега и цепляется за белый мех, не отпуская. — Пташка, — тяжело тянет Кэйа и перехватывает его руки. — Не могу. Здесь только Дилюк может переложить свои обязанности на работников, я должен идти, — он не стал говорить о том, что в своем импровизированном плане банально забыл выпросить у Джинн выходной на несколько дней течки и теперь хотя бы этот день обязан работать. Исходя из текущего положения дел в городе, он даже не уверен, что Джинн позволит ему взять выходные. — Потерпи до вечера, хорошо? Кэйа также цепляет на него ошейник. Он выглядит совсем новеньким и все еще пахнет кожей. Примерно в этот момент Итэр понимает, что уже далеко не утро, если магазины Мондштадта открыты. Кэйа, посмеиваясь, подтверждает его догадки и намекает, что успел съездить туда и обратно, правда, не без использования лошадей винокурни*. — Несмотря на его каменное лицо, Дилюк бывает несдержан, — поясняет Кэйа, закрывая механизм на ошейнике и забирая маленький ключ с собой. — Но он не сделает тебе плохо, обещаю. — Угу, — легко соглашается Итэр, кивком головы указывая назад. Мастер Дилюк спит как убитый, и ему абсолютно наплевать даже на тихие голоса рядом. Кэйа заставляет его пить противозачаточное и пересказывает инструкцию. Успевает даже сказать, что секс без защиты не с постоянным парнером — неприемлемо, и что он допустил такое только потому, что они здоровы и в течку Итэру будет тяжело без настоящей вязки. Кэйа помогает омеге, успевшему нацепить только сюртук Дилюка поверх голого тела, дойти до ванной и даже предлагает свою помощь, мягко проводя пальцами по бедру. Итэр качает головой. Он понимает, насколько Альбериху не хочется уходить и уж тем более оставлять омегу один на один с другим альфой, но Джинн вряд ли будет к этому так же снисходительна. Кэйа обещает вернуться к вечеру. Как на винокурне нагревается вода он понятия не имеет, поэтому довольствуется холодной. Омега долго смывает засохшую между бедер сперму и смазку, неловко краснея. Его вход неприятно саднит и побаливает, как будто в него засунули что-то крупнее того, что он может выдержать. Итэр не помнит почти ничего из прошедшей ночи, но чувство, с которым член распирал его изнутри и массировал стеночки на каждом движении, было приятным, а не болезненным. Итэр невольно задумался, было дело в течке, притупляющей боль, или в Кэйе, который был рядом в тот момент?.. Мыло на винокурне пахнет розами, да и цвет у него соответствующий. Собственные пальцы внутри ощущаются пусть и самую малость приятно, но совершенно не так, как это было вчера. Его пальцы короче и тоньше, входят совсем неглубоко в таком положении, и Итэр просто надеется, что этого достаточно, чтобы отмыться. — Помочь? Голос Дилюка совсем хриплый после сна, волосы взъерошены и на щеке — красный след от подушки. Он искал его, понимает Итэр, подорвался с кровати сразу же, как только заметил, что она пуста. Итэр вспыхивает и убирает пальцы, неловко сводя ноги вместе. Архонты, ну почему именно сейчас, когда он выглядел максимально нелепо в своих попытках протолкнуть пальцы глубже. Рагнвиндра его положение, кажется, совершенно не волнует. Все, что он делает, это показывает два пальца на правой руке. Они действительно длиннее. И толще, и еще на одном из них маленький шрам, и Итэр буквально пару секунд обводит взглядом голые руки альфы, покрытые шрамами от стали и ожогов, прежде чем голодно облизнуться, возвращая все свое внимание пальцам. Дилюк, кажется, понимает его без слов, приближаясь. — Почему ты моешься в холодной воде? — недовольно спрашивает он, перекрывая поток. Путешественник едва ли следит за тем, как Дилюк настраивает механизмы в ванной. Он начинает замерзать без движений и, к счастью, Дилюк это замечает. — Иди сюда, — говорит альфа, присаживаясь на одно колено и протягивая обе руки в приглашающем жесте. Итэру ничего не остается, кроме как обнять его за шею, а потом задержать дыхание, когда его берут на руки, прижимая к себе. — Я мокрый, — предупреждает омега, на что получает тихий смешок. Рагнвиндр перехватывает его под бедра одной рукой, словно он ничего не весит, — Итэр запоздало вспоминает, что для человека, способного использовать двуручное оружие одной рукой, это действительно не тяжело, — и второй обтирает его махровым полотенцем. Дилюк горячий. Возможно, дело в его пиро-стихии, а может быть, он сам по себе такой, но путешественнику кажется, что его температура тела выше, чем у нормальных людей. Собственное пальто на вешалке приводит альфу в небольшой ступор. — Я… взял первое, что нашел, — оправдывается Итэр, завозившись. — Пусти. Пальто велико ему настолько, что черный мех едва не подметает пол. Его с лихвой хватает, чтобы укутаться как в халат и полностью скрыть себя в нем. Путешественник, повозившись с воротом, наконец возвращает свое внимание альфе. — Дилюк? — осторожно зовет омега. Взгляд напротив немного пугает. Слишком поплывший и, о Архонты, голодный. Дилюк пахнет — потрясающе, и пальцы его, должно быть, тоже ощущаются потрясающе, но он не отвечает уже несколько секунд, в течение которых Итэр мелко шагает назад, отходя, только смотрит и глубоко дышит. — Дилюк? — предпринимает вторую попытку Итэр и ахает, когда перила неожиданно врезаются ему в поясницу. Дилюк зажимает его, расставив обе руки по бокам, и Итэру в какой-то момент становится действительно страшно. Скорее всего, это как-то отражается в его взгляде, потому что Дилюк останавливается, мотает головой. — Извини. Ошейник Кэйа купил? — Да. — Хорошо, — кивает сам себе альфа, и по его расслабленному вздоху Итэр догадывается, что Альберих в самом деле действовал весьма предусмотрительно. — Тебе идут мои вещи. — С-спасибо?.. — Повернись. — Что? — Повернись, Итэр. Ему приходится напрячь руки, которыми он держится за перила, когда Рагнвиндр прислоняется к нему со спины и налегает всем весом. Итэр маленький, и он уверен, что альфе приходится сильно наклоняться, чтобы дотянуться до его уха, которое он незамедлительно кусает. Это больше щекотно, чем больно, но потом Рагнвиндр подключает язык, вылизывая его за ухом, словно кота, и Итэра обдает такой волной чистого наслаждения, что он, сам не замечая, начинает коротко постанывать. Он упускает момент, когда альфа распахивает полы сюртука и забирается рукой внутрь, но боль от пальцев, ущипнувших его, немного отрезвляет. Даже несмотря на то, что Дилюк старается опираться левой рукой, его вес все равно ощущается внушительно. — Дилюк, тяж… — «тяжелый», хочет сказать Итэр, но альфа в ту же секунду толкается бедрами вперед, и фраза затирается стоном. Это почти неощутимо, потому что между ними столько слоев толстой ткани, что Итэр едва ли чувствует чужой член. Но он чувствует горячие губы на своем плече, с которого Рагнвиндр довольно грубо успел стянуть сюртук, чувствует пальцы на груди и медленные, плавные толчки, от которых его мягко покачивает вперед. Его соски чувствительнее обычного, и Итэр уверен, что дело в течке, поэтому когда альфа мешает свои поглаживания с ощутимым оттягиванием, ему действительно больно. В какой-то момент его чувствительность обостряется настолько, что быстрые и поверхностные касания затвердевших горошин пальцами вызывают мелкую дрожь. Омега перехватывает чужую руку, удерживая от дальнейших движений, — Архонты, ему действительно приходится применить силу, чтобы остановить Дилюка, — и перемещает ее на другую половину груди. К счастью, Дилюк учится довольно быстро, понимает его верно и даже лучше. Отстраняется, позволяя путешественнику уронить голову на скрещенные руки и наконец-то не удерживать на себе двойной вес, чтобы приласкать его соски двумя руками. — Хорошо, Дилюк, да-а-а, пожалуйста, — тихо скулит омега и подает бедрами назад, тут же сталкиваясь с встречным движением и млея от удовольствия. Потрясающе, Архонты, это так приятно. Они просто двигаются друг другу навстречу, имитируя фрикции, Дилюк ласкает своими горячими ладонями его грудь, и Итэр чувствует себя удивительно комфортно сейчас. Вид первого этажа сверху расплывается от проступивших от удовольствия слез и постоянного движения, и Итэру, наверное, должно быть стыдно, что они делают это на лестнице, в чужом доме, в котором он так часто бывал исключительно по делам, но ему почему-то все равно. Дилюк прижимается к нему еще теснее, снова наваливаясь и заставляя напрячь спину, чтобы не рухнуть, и шепчет: — Можешь встать на носочки? Итэр фыркает. Пока альфа жмется к нему так тесно, а он сам разнежен настолько, что стоит на трясущихся ногах, это очень вряд ли. — Ясно. Держись руками за перила, — альфа раздвигает полы сюртука и задирает его чуть выше талии омеги. — Подожди, Дилюк, — зовет омега, когда до него запоздало доходит, зачем его просят это сделать. — Я не успел домыться, я… — Плевать. Ты уже влажный, я чувствую в твоем запахе, и я уверен, что смогу почувствовать это, просто поднеся пальцы к твоей дырке. Итэр вспыхивает даже ушами. Он не виноват, что он омега в этом мире, но всегда почему-то чувствует себя неловко, осознавая собственные реакции, хоть и случается это довольно редко. Если верить книгам, которые он бегло полистал, лишенный всякого интереса, во время течки из него вообще должно… ну, течь. Хорошо, что большую часть событий во время пиков течки он едва ли помнит, иначе умер бы от неловкости. — Я отмою тебя позже, обещаю, — говорит Рагнвиндр, прикусывая пылающее ушко, — после того, как кончу в тебя. Итэр не успевает задохнуться от стыда и нахлынувшего возбуждения, когда его перехватывают за талию обеими руками, поднимая, и ему судорожно приходится вцепиться в перила, чтобы удержаться на весу. Он плохо растянут, и потому Дилюк входит в него с трудом, низко, протяжно рыча, смазка помогает ему скользить легче, но Итэр мелко и часто дышит, зажимаясь. — Расслабься, малыш, ну же. Я же держу тебя, не напрягайся так сильно. — Ты… Я… Мгмх… Архонты. Он не достает до несчастного дощатого пола даже носочком, и Дилюк без труда удерживает его, подстраивая под свой рост, натягивает его на себя, будучи весьма нетерпеливым и не останавливаясь, и Итэр чувствует каждый его сантиметр, стараясь не расхныкаться от боли и все-таки расслабиться. — Дилюк, стой. Он рычит недовольно, но все же слушается. Итэр по пальцам, сдавившим его талию в тиски, угадывает, как тяжело альфе себя сдержать. Видимо, не только Итэр дразнил себя их медленными потираниями друг о друга буквально минуту назад. У Итэра уходит приличное количество времени и глубоких вздохов, чтобы привыкнуть к распирающему ощущению внутри и жжению у самого входа и, вскинув взгляд через плечо, позволить альфе двигаться. Он действительно влажный внутри, и скольжение ощущается приятно. Хоть Дилюк и старается изо всех сил использовать только маленькую амплитуду, растянутый вход все еще саднит. Когда-нибудь Итэр привыкнет к этому, наверное, но пока что он просто позволяет альфе двигаться свободнее, прислушиваясь к ощущениям. Это больше приятно, и стоны альфы за его спиной, хоть и настолько тихие, что Итэру приходится напрячь слух, его древесный запах, окутавший со всех сторон, и сильные руки возбуждают даже больше движений. В какой-то момент он забывается во всем этом, тихо постанывая от приятных ощущений, и возвращается в реальность только тогда, когда движения становятся достаточно длинными для того, чтобы маленькое озарение снизошло в его голову. Дилюк не двигается. Он просто насаживает Итэра на свой член так, как ему удобно, используя для этого только руки, и омега в какой раз удивляется его силе и тому, как скрутило возбуждением низ живота от этого осознания. Его перестает качать на каждом движении только тогда, когда Дилюк действительно начинает двигаться сам, куда резче и короче, сбиваясь с заданного им же ритма. Итэр поскуливает от интенсивности свалившихся на него ощущений, таких контрастных по сравнению с длинными глубокими толчками, невольно сгибает ножки в коленях, скрещивая, когда трения становится слишком много, чтобы он смог спокойно его выдержать: ни отодвинуться хотя бы на сантиметр, ни слезть, ни уйти от этих разрывающих ощущений он не может. — Только без узла, Дилюк, не… не… Дилюк вгрызается в его плечо, когда кончает. Вгрызается до крови и боли в прокушенной коже, и от падения Итэра спасает только то, что он слишком ошарашен констрастом свалившихся на него ощущений, чтобы разжать руки. Ставят на трясущиеся ноги его уже аккуратно. Теплая сперма стекает по бедру, когда Дилюк выходит, — ох, он действительно прислушался и не стал вязать его сейчас, — чтобы вжать его в перила и зализать укус. — Дилюк… Сюртук… испачкается, — слабо зовет Итэр, цепляясь за рукав, чтобы тот не слетел с него окончательно. Он все еще возбужден, не кончил и был бы, честно, рад, если бы Дилюк использовал свои пальцы хоть где-нибудь на нем сейчас. — Он пахнет тобой, — удовлетворенно сообщает альфа, утыкаясь носом за воротник. — Ну еще бы, — устало, но изо всех сил стараясь добавить иронию в голос, отзывается путешественник, — ты ведь даже не снял его, когда брал меня. Рагнвиндр даже не отвечает, слизывая капли крови с плеча омеги, словно его слюна сможет остановить кровотечение. — Дилюк, — в какой раз за сегодня пытается дозваться Итэр, накрывая его ладонь своей. — Я все еще хочу твои пальцы. Дилюк моргает и впивается вглядом в светлую макушку, чувствуя, как Итэр ведет его руку к своему паху, и видя, как кончики его ушей краснеют вновь. — Конечно, — отвечает Дилюк, убирая ладонь под раздосадованный стон омеги и утягивая его за талию в ванну. — К слову, вода уже согрелась.