***
Но по поводу планов нападавших она ошиблась. Время шло, а двое из четырех Пожирателей постоянно дежурили у входа в башню, периодически сменяя друг друга, а еще двое, кажется, обыскивали близлежащие территории, все еще надеясь напасть на след беглецов. Гермиона возблагодарила Мерлина (и, к собственному неудовольствию, лорда Волдеморта с его познавательными уроками): обыскивали безуспешно. Вечер наступил быстро, даже, как показалось Гермионе, слишком. Они долго не решались разжечь камин; нервозность обоих, казалось, поселилась и прочно обосновалась в стенах небольшой каменной комнаты Дуврского замка, было ощущение, что в дверном проеме вот-вот покажется кто-нибудь в черной мантии и белой маске. Малфой то и дело принимался расхаживать взад-вперед от одной стены к другой, заламывая пальцы, запуская руки в волосы, портя прическу, потом снова поправляя ее, и так до бесконечности. Гермиона же сидела на своем матрасе, скрестив ноги по-турецки, и напряженно думала. Логика и знания, почерпнутые из книг, всегда были ее лучшими помощниками, но усталость брала свое. Масла в огонь добавляло чувство голода: оно было терпимым и легко заглушалось стаканом воды (благо, палочки были при них), но организму было все равно, обманывают его или нет: легкая пока слабость уже давала о себе знать. Еще через несколько часов стало ясно, что преследователи вовсе не собираются уходить. Теперь у входа расположились все четверо; их жуткие маски белели в темноте. Гермиона, имевшая за своими плечами действительно богатый опыт в бегах от Пожирателей Смерти, тут же предложила Малфою знакомую схему: спать по очереди, а он — за неимением альтернатив — согласился и вызвался дежурить первым, поскольку успел выспаться днем. Улегшись на матрас, Гермиона моментально провалилась в сон.***
Это видение, этот очередной полубред-полугреза почему-то разительно отличался от всех предыдущих оглушающей четкостью. Она на сей раз не просто присутствовала в эмоциях Лорда, не только видела происходящее — и теперь даже не его глазами, а странно — со стороны, откуда-то с кушетки, — но и слышала его мысли, которые выпуклым шорохом и громовыми раскатами отдавались в ее собственной голове, как будто она была искусным легилиментом. По небольшой (и совершенно незнакомой) комнате знакомого поместья ползли темные тени, сумрак за окном мэнора сгущался, заставляя пламя светить все ярче. Лорд Волдеморт сидел в удобном кресле у камина и размышлял. Его она увидела сразу же, почувствовала и поймала себя на чем-то странном: на предвкушении, ожидании — как тогда, когда ждала его появления в своей комнате-тюрьме. Его полузмеиное лицо пугало и завораживало, и второго на этот раз было неожиданно больше. Но лорд Волдеморт был не один. Полуодетая Беллатриса расположилась на полу у него в ногах, подобострастно глядя на хозяина снизу вверх. Гермиона даже во сне осознала, что присутствует при чем-то до крайней степени интимном, чему она ни при каких условиях не желала быть свидетелем, но выбора, к сожалению, не было. Пожирательница действительно выглядела излишне откровенно в своем полуспущенном а-ля Агнес Сорель платье с корсетом, что вкупе со всей ее позой не оставляло сомнений в недвусмысленности происходящего. Гермиона мечтала отвернуться, не смотреть, но как ни пыталась, не могла проснуться — закономерно, она знала, что так будет. Смущение было так сильно, что если все известное Гермионе о крестражах было правдой, то его должен был почувствовать и Темный Лорд. Но он был целиком поглощен своими мыслями и разглядыванием на просвет темно-рубиновой жидкости в бокале. Раньше — Гермиона точно это знала — в такие моменты, когда ему особенно хотелось подумать, с ним бывала Нагайна, но сейчас ее почему-то нигде не было видно. Лорд явно не возражал против компании Беллы. Вопреки своему обыкновению, полностью расслабленный и даже — как странно! — как будто умиротворенный, он не обращал на сидящую в ногах ведьму ровным счетом никакого внимания. А Гермиона чувствовала себя так, как будто подглядывала в замочную скважину. — Мой лорд, — кажется, Беллатриса решилась нарушить молчание, прервав ход его мыслей, и добиться, наконец, хотя бы взгляда от предмета своего обожания. Что ж, наверное, повод действительно веский — она выглядела так, как будто то, что она сейчас скажет, беспокоит ее уже давным-давно. — Мой лорд… Позвольте мне спросить… Он коротко кивнул, слегка заинтригованный. Но только слегка. Не настолько, чтобы показать это. — Милорд, я… я хотела высказаться по поводу сегодняшней провальной операции. Если поиски грязнокровки не дают результата, я хотела бы поучаст… Он прервал ее страстную речь, не успевшую начаться и как всегда вылиться в очередную оду личной преданности. — О нет, Белла, дорогая, — тихое шипение, пробирающее до костей. — Девочка вернется ко мне сама. Я хочу, чтобы она пришла сама. Больше никаких погонь не будет. — Но… как? Мой лорд, зачем вам девчонка? — стало ясно, что именно этот вопрос вертелся у нее на языке с самого начала. — Мы победили. Нам подчиняется абсолютное большинство, даже Ирландия, да и магловский премьер-министр в постоянном страхе ждет ваших приказов. Нечего и некому больше доказывать. Девчонка Грейнджер только создает иллюзию, что сопротивление все еще имеет какое-то значение. Может, нам просто…? Достаточно. Он не произнес этого вслух, но прижал волосы Беллы к подлокотнику, заставляя замолчать, запнувшись на полуслове. Вот так, дорогая. Полное подчинение. Полнейшее понимание. Это он в ней ценил. Но в последнее время она стала задавать слишком много вопросов. Рука Темного Лорда инстинктивно потянулась к палочке — наказание должно было последовать незамедлительно, но что-то его остановило. Ее слова заставили его задуматься, он ослабил хватку, позволяя Беллатрисе опустить голову. Нечего и некому доказывать. Это абсолютная правда. Их (его!) безоговорочная победа — тоже абсолютная правда. И только девчонка все портила. Иногда он тоже думал, что, возможно, все же стоило найти способ избавиться от грязнокровки вместо того, чтобы концентрироваться на ней и ее сознании и умениях. Но почему-то медлил. «К чему спешить?» — говорил внутренний голос. Она сумела заинтересовать его, и он не мог бы (а возможно, просто не желал) объяснить себе, чем именно. Возможно, нетривиальностью мышления, интересными суждениями, цепкостью мысли, сообразительностью, даже вопросами, которые задавала… Кроме того, играло роль и неожиданное открытие, которое он сделал для себя совершенно некстати: она, в отличие от Поттера, совершенно не раздражала его своими мыслями и эмоциями! Лорд Волдеморт чувствовал их постоянно — фоном, который, при желании, можно было заглушить, но желания, как ни парадоксально, не возникало. И самой приятной из грязнокровкиных эмоций был этот страх с неизвестно откуда взявшимися нотками заинтересованности, он терпко разливался по его организму, как дорогое вино. Его хотелось смаковать, наслаждаться им. Связь… Эта связь ни капли не раздражала. С Поттером не было ничего подобного. Возможно, дело было в его безрассудстве и тупости. А может, в том, что Грейнджер — девчонка, а их эмоции, как она верно подметила, всегда значительно ощутимее. У него постепенно складывался относительно нее грандиозный план, но все было слишком зыбко. Девчонка оказалась сложнее, чем он думал, и никак не хотела поддаваться никакому влиянию. Почти никакому. Но, так или иначе… Время еще есть. Нужно только вернуть ее, и Темный Лорд обязательно позаботится об этом. Будет очень забавно наблюдать, как часть его души разрушит ее благородное и героическое гриффиндорское «я»… Время есть, он подумает об этом позже. — Запомни, Белла. Эта тема отныне под запретом, — свистяще произнес он. Время еще есть. И он будет использовать его с умом. Уже использует.***
Вдох. Выдох. Вдох. Он проснулся слишком резко, и разбудила его, разумеется, кто бы сомневался, грязнокровка. Снова. Драко уже готов был вскочить, раздраженный, и начать расталкивать ее, но понял, что крупно облажался: он вообще не должен был спать. Сам не знал, как это его сморило; видимо, дал о себе знать полный стрессов и страхов день, совершенно выбивший его из колеи. Было немного душно, огонь ярко пылал в камине, и Драко, махнув палочкой, слегка уменьшил его. Он привстал, с тихим хрустом размял шею (как же не хватает любимой кровати!) и опять вздрогнул: Грейнджер снова стонала, да так, что мурашки поползли по разгоряченной коже. Драко уже во второй раз стал свидетелем грязнокровкиных метаний, и если вчера был напуган до чертиков, то теперь видел перед собой (а главное — ощущал внутри) нечто странное. Вчера… вчера она говорила во сне. Говорила много и неразборчиво, но самое главное и жуткое, что довелось ему услышать, — это слетевшее с ее губ обращение, знакомое ему уже давно, и так противоестественно звучавшее в устах Грейнджер. «Мой лорд». Драко подумал было, что ему послышалось, но она повторила — шепот, растекшийся по его венам, а потом снова ее протяжный стон. «Мой лорд». Драко сжал зубы. Это было вчера. И этот образ Грейнджер он теперь вряд ли когда-нибудь сможет выкинуть из головы. Малфой не стал ей рассказывать, сам не знал, почему. А сейчас он вдруг поймал себя на том, что не может оторвать от нее взгляда. Она лежала на спине, заведя одну руку над головой; между бровей залегла едва заметная складка, губы шевелились, будто Грейнджер хотела что-то произнести, но не могла. Повернулась на бок, снова что-то промычав; волосы легли на лицо темной мягкой волной, контрастировали с кожей и светлой тканью футболки, чуть сползшей с плеча. Гермиона была… Он не мог подобрать нужного эпитета. Что-то связанное с чувствами. Чувственной? Да, пожалуй. Малфой не назвал бы себя знатоком философии, но в голову вдруг полезла какая-то магловская чепуха про эрос и танатос (последнее вот уж как нельзя кстати!), а еще что-то из Ницше — про аполлоническое и дионисийкое начала (Грейнджер, как неожиданно оказалось, несла в себе второе). Драко потряс головой. Откуда только что берется в голове? Одно он понял точно: Гермиона Грейнджер в последнее время заняла какое-то слишком важное место в его маленьком мире и ценностной парадигме. Дело в том, что он никогда не придавал ей значения. Всегда обращал внимание и никогда не считал чем-то достойным этого внимания — только раздражающим фактором. Но теперь… то ли она изменилась, то ли обстоятельства повернули ее к нему под нужным углом, но он вдруг увидел в Грейнджер (спящей теперь вполне мирным сном — видимо, Темный Лорд перестал подкидывать своей маленькой жертве картинки со своим участием) какую-то новую сторону, которой раньше никогда не замечал. Избранная, вот уж точно. Ей это даже шло как будто бы. Быть избранной, пусть и самим Темным Лордом, и пусть он сам вовсе этого не хотел. На улице еще было темно, а дыхание взволновавшей его воображение однокурсницы наконец-то пришло в норму. Она не вскочила рывком, как в прошлый раз, застав его врасплох глупым вопросом, а будто бы успокоилась, вынырнув из своих кошмаров, как пловец из омута — чудом. Драко выдохнул — ощущение было, что он все это время задерживал дыхание. Взглянул на часы: начало четвертого. Сейчас была ее очередь дежурить, но он сжалился над ней, позволяя поспать еще немного. Драко хотел было снова улечься на свою импровизированную недокровать, но его внимание вдруг привлекла странность: с улицы донесся странный шум и крики о помощи — вот уж чего действительно невозможно было ожидать, ведь это им с Грейнджер было впору вопить о спасении, а не помогать другим. Разве что какие-нибудь незадачливые маглы наткнулись на их неожиданных соглядатаев. Грейнджер не проснулась. А Малфой выглянул в окно украдкой, хотя прекрасно знал (она объяснила), что, благодаря чарам, никто снаружи не смог бы их увидеть. До неожиданности страшная, тошнотворно-безобразная картина открылась его взору: у входа в башню, точечно подсвеченному прожекторами, распластавшись прямо на земле, кто-то лежал лицом вниз, и Драко искренне понадеялся, что этот кто-то все еще жив. Четверо Пожирателей стояли над ним кругом, переговариваясь и периодически рандомно выпуская неизвестные проклятия в казавшееся бездыханным тело. Малфой содрогнулся; он не понял, какую цель преследовала подобная жестокость; была ли у неё вообще причина. Сначала Драко решил, что это может быть один из смотрителей, но потом понял, что ошибся — ведь видел тех двоих, когда ходил добывать пропитание. Будто прочитав его мысли, один из людей в масках — Долохов? — взмахом палочки перевернул несчастного лицом вверх, и Драко не смог сдержать удивленного вдоха. Это был тот самый бесполезный и раздражающий магл, которого тетка притащила в поместье и о котором Драко снова благополучно позабыл. Пирс Полкисс.