⊹──⊱✠⊰──⊹
По коридору разлилась знакомая мелодия, глухо и искаженно приличным расстоянием между крылом, где находились классы омег, и главным корпусом — там был самый пик бурной подростковой жизни. В классе унисоном разнесся усталый стон, заскрипели парты, и вслед за ними — скрежет железных собачек разъединяющих молний на сумках и рюкзаках. Уже где-то началось бурное обсуждение предстоящих экзаменов и школьных сплетен, смех разной громкости и интерпретации... И во всей этой оживленной атмосфере долгожданного обеденного времени лишь Хината сидел молча и неподвижно, будто бы не слыша звонка. Смотря прямо перед собой на круглые настенные часы, он следил за беспрерывно бегущей секундной стрелкой, не видя более ничего вокруг себя. Лишь только оставшаяся пара стрелок дрогнула, остановившись ровно на двенадцати часах, Хината плавно отодвинулся вместе со стулом назад, расстегнув первую пару пуговиц на белоснежной рубашке, доходящей в рукавах четко до локтей. Следом, опустив правую руку к карману брюк той же стороны, достал из него телефон, мельком сверяя время. Только затем, скручиваясь всем телом, поднялся, подхватывая за собой висевшую на вмонтированной в парту крючке сумку. Направляясь на выход, Хината намеренно потупил взгляд в пол, еще и с таким видом, словно добровольно идя на расстрел, но, скажем, этому были определенные причины. За окном солнце жарило будто бы был последний день перед концом света, желая напоследок одарить землю теплом… Хотя «тепло» тут очень лестное сравнение. Пара настежь распахнутых в классах окон скорее вызывали жалость, чем действительно чем-то помогали. Ну, едва ли не умереть от душного зловония биологических жидкостей, выделяемых молодыми организмами, хотя, может, то и к лучшему. Быть может, это ускорит процесс починки кондиционеров или покупки вентиляторов, в конце-то концов. Ведь от сильной концентрации околотрупного запаха в некоторых классах банально невозможно было находиться… Словно люди и вовсе не знали о существовании колоссально великого ассортимента товаров личной гигиены, способствующих скрыть неприятный аромат. Но, увы, каждому лично носом в это не тыкнешь. Поднявшись по уже знакомой лестнице на крышу, Хината вновь нервно сунул ладонь в правый карман брюк, вытаскивая оттуда телефон, мельком просматривая время: «12:15». Чуть хмурясь, он прицокнул языком даже сам не понимая, зачем, сунул устройство обратно в брюки. Следом, остановившись у самой двери, уже буквально чувствуя веющий с улицы жар, заправил с обеих сторон вьющиеся рыжие пряди на висках за уши, что постоянно щекотали щеки, пробуждая рефлекторное желание смахнуть их. Потер костяшками глаза, обрамленные темными пятнами, как клеймом усталости, и которые неприятно пекло. Глубоко вздыхая, Хината попытался настроить себя непонятно на что… Будучи в состоянии затяжной меланхолии, о каком вообще «настрое» могла идти речь, если он банально не разделял грани между грустью, радостью, спокойствием и моральным гнетом. Берясь за ручку двери, он без колебаний рывком распахнул ее в ту же секунду, с непривычки щурясь от лучей солнца. Пришлось прикрыть лицо рукой, создавая искусственную полоску тени. Только после громкого и характерного хлопка двери за спиной, — или же так просто так совпало — с моментом как глаза привыкли к яркости, Хината заметил стоящего прямо перед собой Сугавару. С привычной и очень родной невинной улыбкой, обаятельной складочкой чуть выше родинки у глаза. И ко всему — парой банок прохладной фанты с лимоном, что было понятно по окружающей алюминиевую оболочку испарине. Как-то внезапно и определенно не кстати до Хинаты пришло осознание, что это последние несколько месяцев, которые старшие проведут в составе команды «Старшей школы Карасуно»… Сугавара в месте с ним, а далее все определенно разбегутся по разным университетам. Начнется работа, взрослая жизнь, о которой так много воет Укай, куча хлопот с жильем, налоги, вероятно сбор денег на страховку, в конце концов семья… И что же делать, если Хинате понадобиться чья-то поддержка? Того, кто сможет выслушать, помочь разобраться в «себе», кому можно позвонить хоть посреди ночи, точно зная, что вскоре в трубке будет слышен сонный, но обеспокоенный голос… В груди Хинаты что-то очень сильно сжалось, прямо в середине солнечного сплетения, а следом болезненно закололо. По-прежнему стоя прямо у входной двери на крышу, он крепко зажмурил глаза, следом накрыв лицо руками, зная, нужно держаться — сентиментальность не кстати. — Шое, эй… Ну чего ты так сразу… — тихо звякнули поставленная на бетонную крышу пара банок, и уже через несколько секунд тело Хинаты было крепко захвачено в «материнские» объятия. — Вы же все… И Даичи-сан, и Асахи-сан, выпускаетесь… И как же команда без вас, — сдавлено пробормотал тот, цепко обхватил ребра Сугавары, прижимаясь виском к его грудной клетке. — Но мы же все пока с вами… Еще рано грустить, ну, — Сугавара, не кривя душой, тяжело вздохнул, нежно погладив кудряшки на затылке Хинаты. Тот едва ли заметно пару раз кивнул, рывком выталкивая будто бы затвердевший в огромный ком воздух из горла, неспеша расслабив руки, затем и вовсе опустив те вниз. Сделав пару небольших шагов назад, Хината вновь глубоко вздохнул, далее подняв на Сугавары абсолютно отрешенный взгляд, словно ни в чем не бывало, отчего тому стало даже не по себе — хотя комментировать странный взгляд не стал. — Прости. Я не сдержался… Даже стыдно как-то, мы ведь не об этом поговорить встретились, — Хината, превозмогая слабый стыд, насупил у переносицы брови, уведя взгляд под ноги. — Ой, да не извиняйся, — Сугавара, отошел назад, чтоб подхватить с пола банки. — Давай присядем? Уф, на улице ад конечно… Как и было предложено, они присели на лавку, скрытую под падающей от входа тенью. Открыли напитки, и Сугавара сразу сделал несколько глотков. Хината же оттягивал немую паузу, тупо глядя вглубь банки, видимо, ожидая, что старший начнет первым. — Ты ведь уже не первый раз «так»… Вечером, — по интонации Сугавары не было ясно, утверждение ли это или вопрос. Но, во всяком случае, после небольшой паузы Хината молча кивнул, откидываясь спиной назад к бетонной стенке. — И что… вы даже не пытались поговорить об этом? Ну… С Кагеямой. Он конечно всегда был холоден, сколько я его знаю… Но к тебе-то относился совсем по другому, особенно после того случая в поездке. К тому же вы целовались… Во что мне по правде до сих пор не верится, в хорошем смысле. — …Я пытался, когда все это только началось… — вдумчиво протянул Хината, по прежнему не притрагиваясь к банке. — Но Кагеяма… Он явно не хотел, да и сейчас не хочет что-либо обсуждать, и вот как раз из-за того, что дела шли «уж слишком хорошо» сейчас я воспринимаю все слишком остро… Ведь, ну, он так резко изменился… И это так пугает, и в голове каша. То Кагеяма такой милый и добрый, то все с ног на голову переворачивается, и вот он уже делает вид, будто я призрак какой-то… И я бы понял, если бы он, может, отказал мне или попросил держать расстояние, ну и все такое. Но он ничего не объясняет!.. Тупо игнорирует мои вопросы и много молчит… Я и обнять его пытался, и вытянуть на самую простую беседу, но получал в ответ только фырканье и грубости. Я правда очень старался войти в его положение, понять. Капался в себе, типа «Может я что-то сделал не так?» или задел его… Просто… Не знаю уже что делать и поэтому не делаю ничего. Я уверен, что если скажу, что мне больно и обидно — он выгонит меня из дома, и на этом все закончится. Сугавара чуть возмущенно нахмурил брови и, положив ладонь на плечико Хинаты, нежно его погладил. — Черт возьми… Я почти уверен, что Кагеяма сам себе надумал всякого и теперь вот строит тебе козни… Я бы без проблем поговорил с ним, так он же слушать не станет, раз даже тебя игнорирует. Но вот ты же сам сказал — если бы он действительно хотел разорвать с тобой связи, то давно бы уже это сделал, верно? Да и вы же все равно занимаетесь вместе, и опять же — если бы Кагеяму это не устраивало, он бы уже что-то предпринял. Поэтому я думаю, ты тут точно не при чем. А он еще прощения будет у тебя просить за грубость… — тот слегка кивнул, словно подтверждая собственные слова, и легонько толкнул Хинату в бок. — Как только кончится весь этот ужас с экзаменами, я ему шею сверну, обещаю… Кстати! Он ведь может по этому поводу нервничать… — Будто бы я не нервничаю… — фыркнул Хината и, чуть хмурясь, рывком вдавил ушко банки в насечку, с хрустом вскрывая её. — Так сложно сказать мне об этом что ли? Слишком тупая причина… — Ну, так-то ты прав… — Сугавара ненадолго задумался, но затем резко выпрямился, прищелкнув пальцами. Да так самодовольно, что, казалось, в светлой голове проявился четкий план по захвату Парламента Японии. — Может… Может поспорил с кем-то, вот и хочет сдать хорошо, а?! Ты конечно понимаешь, что я как бы подбодрить тебя хочу, но все же это довольно логично! Разве нет? — …Ну да, ты… Ты прав! — Хината аж чуть подпрыгнул на месте, расплескивая по руке газировку, устремив на «гения» пораженный взгляд, и в его глазах словно бы блеснул маленький огонек. — Я даже не подумал об этом… Но, а если это не так? Хотя спросить наверняка нормально не получится до конца экзаменов, в таком случае… Н… Но ты во всем абсолютно прав! Суга-сан, как ты вообще это делаешь? — Это можно назвать опытом? — тот хихикнул, протягивая Хинате из кармана платок, чтобы тот вытер руку. — На самом-то деле, это вроде не редкость… ну знаешь, когда в средних классах за хорошие оценки дарят подарки? Хотя вот даже у меня в классе одна особа мечтает о машине за высокий балл… Кагеяма, конечно, уже мальчик не маленький, но, во всяком случае, почему бы и не деньги или еще какая-то «особенная просьба»? Сугавара вдруг резко замолчал буквально на несколько секунд, привлекая на себя еще больше внимание Хинаты… И затем натянул коварную улыбку, чуть щуря глаза. — Ах, я понял… это что-то такое, что определенно касается тебя! Вот Кагеяма и лезет из кожи вон… А холоден он к тебе, потому что боится быть охваченным твоим невероятным обаянием! Все я понял… Это же так просто! — Ч…Чего? — Хината сперва пораженно замер на месте, только и хлопая глазами. Следом задумался, что есть мощи нахмурив брови. А затем уселся прямо, подняв взгляд на небо. — … Да ну, Кагеяма не такой… Я не отрицаю, конечно, что большая часть из этого может оказаться правдой, но чтоб ради меня и… Обаяние… Нет-нет-нет, это не про него… Слишком уж «невероятно» все это звучит. — Ой, да ну тебя… — Сугавара фыркнул, допивая остатки напитка залпом и отставляя пустую банку на бетон к сумке, следом начав что-то активно в ней искать в целом меньше минуты… И это «что-то» слабо шелестело в руке, словно маленькая упаковка, плотно набитая чем-то до самых краев. Прекратив поиски, Сугавара выпрямился и шумно выдохнул, чуть подбивая Хината под руку, дабы тот буквально прекратил глядеть в небо. — Так, в общем, не знаю, с чего начать. Ты вроде уже повзрослел и… Я понимаю, у вас все сложно… Но, наверное, Хината, держи — пригодится. — Что пригодится?.. — Хината тяжело вздохнул, опустив взгляд вниз, и с тем сменив цвет лица сперва на слегка розоватый и постепенно превращаясь в спелый помидор, и уж точно не от жары. В руке Сугавары, между указательным и средним пальцем, словно при передаче чего-то «нелегального», были зажаты три упаковки с презервативами. Хината томно выдохнул и, чуть ухмыльнувшись, довольно расслабленно потер висок указательным пальцем. — Так, если то, что я вижу — правда, тогда Кагеяма — мой троюродный брат сына отца моего дяди по папиной линии. — Шое, что за бред? — Сугавара ухмыльнулся и явно расслабился, раз передача почти прошла гладко. — Ну… А вообще, инцест дело семейное, знаешь ли… — …М, Суга-сан, — продолжил Хината вполне спокойно. — Я сейчас закрою глаза на то, что ты старше, и хорошенько тебе вмажу по спине. — Воу-воу, аха, только без рук! — тот нервно хихикнул и лишь чуть отсел в сторону, явно не намереваясь отступать. — И все же… Хватит выделываться и бери давай! Конечно, остается лишь надеяться, что с размером я угадал… Но, кхем, короче, повторяю: «При-годи-тся» тебе и Кагеяме! Хината, будто опомнившись, истерически взвизгнул, оставляя несчастную газировку в сторону — на лавку, и следом с силой вжался в стену за спиной, пробив такой реакцией Сугаварау на смех. — В смысле пригодится?! Что? Нет-нет-нет… Я не готов… Да и, вообще! Почему после драмы все пришло к этому?! М... мы же не пара даже… Суга-сан! Или что, эта… «это» обладает какими-то магическими свойствами? Я покажу «их» Кагеяме, и он резко захочет со мной говорить? Или что же, ты мне еще раздеться перед ним предложишь?! — Да ладно тебе! Я ни слова не сказал о том, что тебе стоит перед ним раздеваться! Но и не отрицаю, что это бы не сработало… Сам подумай, вы УЖЕ целовались, к тому же тут и так все ясно — вы истинные! Месяц-другой, туда-сюда, и вот вы уже голые в постели! — посмеиваясь, Сугавара насильно всуну этот «дар» в карман Хинаты, прихлопнул того следом по бедру. — Я, конечно, шучу, правда, но… На всякий случай, Шое, «На-Вся-кий-слу-чай». Пусть даже если они и не пригодятся — может это лучшему, но… Тем более, ты же омега, и я, конечно, очень переживаю по «этому» поводу, понимаешь? Аборт в шестнадцать-семнадцать лет никому не нужен, будем честны. Мне так будет спокойнее… И, ну, ты как почувствуешь, что скоро «кое-что будет», почитай побольше об этом. Видео посмотри, сам попрактикуйся. Обязательно с Кагеямой поговори, это важно! — Суга-сан! «Истинный» — это лишь миф! — Хината возмущенно фыркнул, хотя, естественно, ничуть не злился и уже следом заулыбался краешками губ. Это была вполне искренняя улыбка, даже невзирая на по-прежнему вьющееся где-то под ребрами беспокойство. Словно некая болезнь, бессимптомная и в то же время иссушающая. — Но все же... Спасибо большое? Конечно, знаю, ты прав и об абортах и во… во всем, короче. Но это так неловко, хотя… Если мы все же с Кагеямой будем вместе как пара когда-то... Может быть… Но, в любом случае, мне приятно, что ты так беспокоишься. Короче, приму к сведению! Спасибо за заботу! — Ну вот, наконец я узнаю нашего Хинату! Приятно видеть твою улыбку, — Сугавара тихо хихикнул и растрепал тому волосы на макушке. — Все точно устаканится, поверь… конечно тебе тяжело, и Кагеяме не стоило быть с тобой такой ледышкой, но все мы разные! Как бы по итогу не вышло, мой номер ты знаешь — прилечу в любую секунду. Кстати! Ты ведь сегодня будешь с ним заниматься? Мы завтра хотели провести внутрикомандную игру. Да и просто поболтать… Передашь ему? Как раз будет тема для разговора… — А, да, конечно передам… Хотелось бы верить, что все так как ты и сказал… с Кагеямой, а то, ну… Ладно, ничего, не будем о плохом, — Хината пару раз кивнул, как бы придав самому себе решимости, и почти в тот же миг, разминувшись в нескольких секундах, из здания школы донеслось глухое эхо звонка об окончании обеда. Хината на секунду замер и, следом вспомнив про газировку, принялся хлестать ее залпом, проталкивая как можно глубже в карман «подарок». — Вот блин, мы так заговорились! Прости, но мне срочно нужно бежать, у нас там такой строгий преподаватель! Вот… до завтра, Суга-сан! Ты — лучший семпай! — А, да… пока… Не дав вставить Сугаваре и слова, хоть тому и было о чем спросить, особенно после сомнительного ответа, Хината подхватил с пола сумку, в пару скачков оказываясь у двери на лестницу и с той же резвостью слетая по ступенькам на нужный этаж, едва ли успевая то и дело закидывать на плечо спадающую сумку. Конечно, все это была наглая ложь. Не было никакого преподавателя, да и в спешке этой не было толку никакого. Это было глупо, бестактно, и по мере приближения в класс вдоль, с каждым шагом Хинату все сильнее охватывал стыд… Он уважал и очень симпатизировал Сугаваре, мог полноценно доверить ему все откровенности, однако было и то, чего Хината просто пытался избегать. К примеру — возникшая вновь, во время разговора, мысль, что Кагеяма просто использует его. И лишь один Хината в этой игре — наивный и глупый, ведется у того на поводу. Ответа на это все равно бы не нашлось, а услышать чьё-либо мнение об этом, будь то даже Сугавара, Хината попросту морально не мог. Вот он и сбегал, так глупо и трусливо, рассеиваясь в толпе спешащих в нужный кабинет учеников, под шум звонка и неизвестных голосов…⊹──⊱✠⊰──⊹
По окончании уроков Кагеяма привычно ждал Хинату у ворот, бездумно вглядываясь вглубь мигающих черных ворота в толпу учеников, так же окончивших занятия. Едва ли хмурясь, всунув обе ладони глубоко в карманы брюк, с виду очень загадочный, но, по факту же, запуганный собственными желаниями… В голове без конца всплывали воспоминания тяжелых недель, бременем которых был Хината. Невысокий рыжий омега просто заставлял Кагеяму сходить с ума, его запах, нежная улыбка, мягкие волосы, любое воспоминание о нем держало Кагеяму в узде. С ним творились странные вещи, и сосредоточиться на учебе было невозможно, как бы он себе в голову не вдалбливал необходимость получить высший балл. Все то время заставлял себя жить учебой, игнорируя существование Хинаты, иначе же все тело сводило в сильной судороге, выпуская наружу животные инстинкты. Даже смотря на пугающие картинки исхода мутации в учебнике биологии во время их домашних занятий, Кагеяма не мог отделаться от яркого воспоминания роковой ночи, возбужденного выражения лица Хинаты, что следом сменилось на жалостливый испуг. Даже на языке возникал привкус крови и листирина. При этом же, в реальности, Хината тихонько сидел рядом, и Кагеяма сгорал от желания в секунду завалить его, уткнуться в грудь, глубоко вдыхая сладкий запах, прикоснуться к его коже, ощупать всего, завладеть им с ног до головы… И это пугало. Учеба обязана быть в приоритете, но «как?», если голова забита страхом и непониманием, а все здравое, что оставалось — это Хината. Началось это точно с первого дня, после срыва их совместных обедов, отмены тренировок, когда даже в коридоре пересечься возможности не подвернулось… Еще тогда, днем, не встретив Хинату с прошлого вечера, сидя на уроке, Кагеяма почувствовал, как в области желудка загорелось беспокойство и ранее неведомая ему «тоска». Словно из его жизни вырвали остро необходимую для существования частичку, без которой он лишь беспомощно барахтался, как утопающий котенок над гладью реки. Но это было вовсе не «то самое» заставляющее Кагеяму всерьез задуматься об адекватности собственных действий… После невыносимо долгого дня они сидели у Кагеямы дома за учебниками, на ноутбуке играла тихая музыка, заполняющая тишину, атмосфера спокойная и очень уютная. Хината зевал, протягивая гласную, ложился на столик, вытягиваясь в спине всем телом. То заваливался назад к диванчику, укладывая учебник на коленки, подтянув те поближе к телу, томно и тяжело вздыхая. Кагеяма же сидел неподвижно, как на иголках, крепко сжимая и разжимая руку в кулаке, и хоть он и смотрел в учебник, но видел все… Как с тихим похрустыванием, покладисто, позвонок за позвонком выгибалась спина Хинаты. Как тот ерзал бедрами по одеялу, меняя то и дело положение. Чуть оттягивал указательным пальцем ворот рубашки, раздувая ткань, чтобы пропустить на грудную клетку прохладный воздух. Кагеяма был готов буквально рвать на себе кожу, только бы сдержаться, игнорировать все это, не пытаться уловить в воздухе феромон Хинаты, иначе он и вовсе слетит с катушек. Снова совершит страшную ошибку… Так в удерживании животной похоти и прошел тот малый остаток времени, примерно полчаса — этого точно хватило, чтобы Кагеяма самовольно превратил кожицу вокруг большого пальца левой руки в кровавое месиво, но это был далеко не конец кошмара… Лишь стоило им в конце попрощаться, как Хината, глупо отшучиваясь, послал ему воздушный поцелуй, переступая через порог. Едва ли успела захлопнуться входная дверь, Кагеяма сорвался с места, быстро и тяжело дыша вбежал в зал, где они оба только-только сидели. Не жалея колен, свалился к месту, где с учебником раскинулся на одеяле Хината, и, схватив в руки ткань, со всей силы вжался в нее лицом… И там по-прежнему оставался слабый десертный оттенок, присущий Хинате, и по спине пробежались мурашки, а внизу живота все налилось кипятком. Кагеяма завалился на бок, утягивая вместе с собой одеяло, перевалился на спину, прикрыв глаза, дыша еще более грузно и рвано, ведь стало не хватать кислорода. Ненадолго оторвавшись, он принюхивался к месту, где тот клал голову — там пахло ярче всего, постыдно выдыхая едва ли слышимый стон и тихо шептал «Хината». Свободной рукой он, даже не задумываясь, приподнял рубашку, оголяя подтянутый живот и уже потянулся к прозрачной пуговице на школьных брюках… Но тут ему словно со всей силы ударило по голове осознание происходящего, и, в шоке распахнув веки, Кагеяма рывком сел, откинув от себя чертово одеяло. Можно было вдохнуть полной грудью, но в солнечном сплетении жгло, и выходил воздух с дрожью… Это было ненормально, такое дикое поведение пугало, и к тому же Кагеяма даже не мог это контролировать, и никакие таблетки тут не помогали. Тогда-то он твердо решил как можно сильнее отгородить себя от Хинаты, срочно искоренить его из своих мыслей, хоть и определенно временно, но это было необходимо… Он пресекал любые его к себе прикосновения — они мешали, как бы Кагеяма не желал в действительности тепла — это обуза. Игнорировал вопросы, только бы не слышать голос. Пусть и слегка режущий слух, однако искренний и обеспокоенный — он путал мысли, и Кагеяма отвлекался, это неимоверно раздражало… Пробуждало ненужные эмоции, и Кагеяма просто затыкал уши, боялся слушать, ведь так и не мог прекратить думать о Хинате. Кагеяма строил в голове пугающие теории и события, в которых с Хинатой может что-то случиться, от чего даже не заметил, как стал буквально сталкерить того в школе. На переменах подолгу всматривался через большое окно в коридоре в крыло напротив, в попытке хоть как-то заметить Хинату, напрочь выкидывая из головы идею, что можно банально написать или позвонить — это было под запретом. Высматривал ярко рыжую макушку в коридорах или школьном дворе, желая знать и контролировать каждое его движение. Где, с кем и во сколько тот был. Стоя у широкого окна в своем классе, Кагеяма сгорал от ревности и ненависти к случайному однокласснику, с которым Хината ровно в «12:15» подходил к автоматам с напитками у входа в «омежью» часть школы. Смотрел на «неизвестного» с зверским гневом, а заметив случайное касание к Хинате, чуть ли не вывернулся на изнанку. Кагеяма готов был разорвать того парня, и не только его одного… всех, кто имел с Хинатой хоть какой-то контакт, ведь какое они имели вообще на это право? Это дико, эгоистично, даже слабое осознание настолько сильного чувства собственничества заставляло всерьез задуматься об адекватности. Однако Кагеяма, как бы не терпел, не отрицал собственные чувства, не злился в пустоту, дичал, ненавидел, на самой подкорке мозга было четко обозначено: «Он — мой, и никто не имеет права к нему приближаться».⊹──⊱✠⊰──⊹
Где-то за спиной, попадая в ямку, зазвенела рама велосипеда, а по мере приближение уже стало едва слышимым и тяжелое чуть сбитое дыхание. Хината, находясь еще в метре, стал негромко извиняться за опоздание, но Кагеяма лишь молча взглянул на него. Следя за каждым производимым вдохом и выдохом, каждым вошедшим в привычку нервным озиранием по сторонам. Проверяя наличие возможный царапин или синяков на Хинате, подмечая усталый вид… Словно бы играя в молчанку, Кагеяма, не говоря ни слова, направился на выход, оставляя гостя позади. При этом внимательно вслушиваясь в железное постукивание рамы о переднее крыло велосипеда и тихие шажки. Хината прекрасно все понимал без слов… Точнее, ему пришлось понять — когда все это началось, нужно было только идти в стороне и не мешать. Попытки быть привычно позитивным оканчивались раздражением Кагеямы, и это било по сердцу, в самую болезненную точку, а сильнее всего Хината боялся именно потерять Кагеяму. Потерять только наладившуюся связь с ним, хотел и далее видеть его совсем с другой стороны. Не таким как все знают, а внимательным, нежным, заботливым… И ничего не оставалось именно в данном положении, кроме как делать так, как хотел бы Кагеяма, лишь бы быть рядом. Погружаясь глубоко в себя, Хината шел вперед почти интуитивно, едва-едва вглядываясь в асфальт. Изредка поднимая взгляд вверх, перед собой — на спину Кагеямы. Широкие плечи, прямая осанка, ровный пробор неизвестного происхождения на затылке, в середине которого четко просматривались шейные позвонки. В груди неприятно сжималось от боли, а взгляд сам вновь падал в пол… Еще днем Хината был свято уверен, что после разговора с Сугаварой ему стало легче, спокойнее на душе, да и в целом прибавилось уверенности — но все то было лишь мимолетный выброс серотонина. Ну даже если бы Кагеяма что-то и задумал, то зачем так открыто игнорирует его, почему так много молчит, словно и вправду проглотил язык. Намеренно ли это, дабы надавить, сделать ему больно, но зачем? Недавно же Кагеяма сам говорил, что хочет защитить его от этого, а сейчас замечает ли вообще? Хоть немного думает о нем? Что вообще между ними?.. Те несколько поцелуев, нежные касания и поддержка, все это — жалость, вина или чувство долга? Хината и не заметил, как Кагеяма остановился, отчего врезался в него, слегка задев локоть рулем от велосипеда, но тут же отскакивая в сторону уже как бы желая то ли извиниться, то ли возразить… Но прямо перед его лицом висела знакомая табличка, матовая, железная, с выгравированной фамилией «Кагеяма». Хината не понял, когда они так быстро успели дойти, однако голову этим забивать не стал. Лишь недолго помявшись на месте, пропустив Кагеяму вперед, закатил во двор велосипед, проходя следом. В доме прохладно, это почувствовалось, лишь только распахнулась дверь, даже не проходя, а внутри, как всегда, приятно пахло мятой. На котацу, так и не тронутом с четверга, лежал ноутбук, стопка тетрадей и пара ручек и даже недопитый стакан воды, и уже вскоре они вновь сидели на своих местах. Кагеяма — справа, Хината — слева, и меж ними — расстояние в сантиметров двадцать. Зашелестела бумага, и перед ними уже лежал раскрытый учебник с обведенными в рамки математическими формулами, следом — длинные тетради в клетку. Кагеяма тяжело вздохнул, размяв плечи, и только склоняясь над чистым листом, принялся выцарапывать на нем мелкие цифры… Хината тоже взял ручку, располагая руку на листе, уткнул все внимание в учебник и замер. В голове пусто настолько, что даже пробегая взглядом по своим же записям, Хината видел лишь набор непонятных закорючек. Его не покидало чувство наступающей истерики, что разгоралось глубоко внутри, жалостливо сдавливая глотку, словно пытаясь обратить на себя внимание. Чтобы Хината пустил на волю свою внутреннюю слабость, и голос внутри, совсем не его, какой-то неживой, твердил: «Разрыдайся, давай, и Кагеяма точно тебя выгонит… Не сдался ты ему такой, истеришь постоянно, лишнего шагу сам сделать боишься, буквально зависишь от него, от его присутствия… Но что ты можешь дать взамен, а? Свое тело? Какие-то там чувства, жалкую веру в так названную «любовь», даже не зная, что это такое. Даже толком не будучи уверенным окончательно в своих чувствах, кроме как плотских. Ну и что же до Кагеямы?.. Хоть что-то он к тебе испытывает, кроме как жалость? К чему вообще было трепаться Сугаваре про поцелуи по просьбе? Искренность так легко перепутать с ложью, если всей душой быть уверенным только во что-то одно…». Перед глазами все стало мыльным, цифры плыли, превращались в сплошную черную грязь, Хината едва ли моргнул, и по щекам скатилась пара теплых капель, абсолютно беззвучно, не сопровождаясь всхлипами или воем. Хината даже не осознавал происходящего, и лишь когда обе капли достигли подбородка, упав уж сильно громко, во всей окружающей идиллия тишины, с характерным стуком разбились о край деревянной поверхности. Хината не дрогнул, в мозг словно молнией ударило осознание: «Ты плачешь»… И стоило бы запаниковать, поскорее утереть глаза, однако сил не было совсем. Банально дышать становилось в тягость, смотреть в белое пятно перед собой, слышать. Сердце забилось едва ли чаще, а оно отчетливо раздавалось отдаленным гулом в голове, и только слезы раз за разом наполняли глаза и следом медленно скатывались вниз. Размеренно и без остановки, рука по-прежнему и бесцельно лежала на тетради, меж пальцами торчала ручка… И тут ее что-то коснулось. Что-то мягкое и горячее огладило запястье производя каждое движение осторожно и нежно, двинулось вверх к кисти, ощупывая костяшки, чуть заходя на фалангу. Ручка вдруг словно бы испарилась, но, по факту же, ее просто целесообразно вытянули из пальцев, а заместь ей в ладонь проникали длинные, тонкие пальцы. Неуверенно втискивать меж пальцами его, сплетая их в замок. Хината слабо дрогнул, будто от падения во сне, тут же взгляд обрел некую ясность. Переводя взгляд чуть в бок — на ладонь, первое, что он увидел, была ярко красная нить на светлом запястье. — Эй ты… Ты чего вообще… Что такое? — голос, обеспокоенный и тихий, но также и сосредоточенный, но не на учебе… а на нем, и Хината опешил. Поднял на Кагеяму голову, тут же встречаясь с парой голубых глаз, смотрящий на него очень глубоко и чувственно, что поразило еще больше, хотя Хината и никак этого не смог выразить ни эмоциями, ни словами… Только поджать губы. Он перевел взгляд на руки, затем опять в глаза Кагеямы, путаясь окончательно. Хината был в смятении, даже забыл, что плакал, стало как-то боязно и не по себе. На смену апатии и шока прилила волна злости, взявшаяся будто из воздуха, и Хината уже хотел было выдернуть руку, вскочить, начать кричать во все горло, до последнего добиваясь правды… Однако после затяжной паузы, он глубоко вздохнул, решая попытаться спросить спокойно. —…Кагеяма, я… Я не понимаю тебя, — чужая ладонь чуть ослабла, однако Хината даже не обратил на это внимания, он все так же продолжал смотреть вперед — на Кагеяму, подбирая слова, искореняя из них вязнувшую внутри злобу. Он сам спросил, и что уж тут Хинате молчать, да и сил держать все в себе откровенно не хватало. — Прошу тебя, просто объясни мне, что с тобой происходит… Почему ты ведешь себя так грубо и холодно? Кагеяма молчал, и в его глазах читалась некая растерянность, прежде чем он стыдливо нахмурился, ведя глазами в сторону. Он выглядел в точности как ребенок, которого строго отчитали за сломанную вещь, и тот не знал, что на это сказать родителям в ответ. — Ничего со мной не происходит… — Кагеяма чуть прицокнул языком, следом тяжело вздыхая. Разъединяя их с Хинатой ладони, но лишь чтобы было удобнее вытереть тому щеки, следовательно, поднимая опять на него взгляд. — …Просто ты мешаешь сосредоточиться на учебе. — Ч...Что? Тогда поч... — он так и не успел договорить… Ведь Кагеяма довольно резко и громко начал говорить вслед, намеренно перебивая. — …Потому что не могу прекратить думать о тебе! — Хината резко вздрогнул, замерев как и был на месте, удивленно вскинув брови, чувствуя, как щеки наливаются краской во время внезапно наступившей неловкой паузы… Но затем Кагеяма хмыкнул и чуть тише продолжил. — О том… Какой ты придурок. — Что?! — Хината в ту же секунду сменился в лице на злобное и до глубины души оскорбленное тупой шуткой, с силой пихнув Кагеяму двумя руками в плечо. — Ты издеваешься надо мной?! По-твоему это смешно? Ты серьезно все это время молчал чтобы пошутить на уровне пятиклассника?! Ты тупица! Полный идиот… Далее продолжались бессмысленные и глупые оскорбления, что не давали Кагеяме вставить и слова, было глупо, да и быстро ему это осточертело. Он только настроился пролить свет на истину, и вот ему мешает «тот самый», кто пытался до нее докопаться. Примерно с пять или десять секунд Кагеяма сидел неподвижно, глядя на Хинату сквозь челку, исподлобья, а тот все «рвал и метал»… Однако прекратить тираду¹ удалось просто и быстро, Кагеяма рывком в ответ оттолкнул Хинату назад на футон, с концами заваливая на спину. Нависнув сверху, он ловко ухватил Хинату за запястья, пока тот находился в растерянности, кидаясь вопросами. Даже не замечая, насколько сильно он вжал Хинату в одеяло, Кагеяма поставил одно колено меж его полусогнутых ног, плотно прижав к ягодицам. Второе же колено расположилось у левого бедра Хинаты. Тот дрогнул, жалостливо подняв брови, и уже в следующий миг не на шутку испугался, начав ерзать в попытке выдрать руки, уже хотел закричать. Но Кагеяма чуть склонив голову на бок, рывком, словно было невтерпеж, нагнулся вниз и настойчиво прижался к его губам своими, едва ли успевая прикрыть глаза. Хината еще дергался, извивался и выгибался в спине дугой, старался отвернуть голову, однако Кагеяма никак не был намерен его отпускать. Потому разомкнув губы, не желая медлить — он и так достаточно терпел — обвел кончиком языка сперва нижнюю губу Хинаты, а следом и верхнюю, чуть ослабив хватку в руке, не чувствуя сопротивления в ответ. Затем уже неспешный, влажный поцелуй в губы, и Хината уже лежал ровно, не скручиваясь в обе стороны, лишь смущенно поджал колени. Это было слышно по тихому шелесту ткани от скольжения носков по одеялу… Кагеяма склонился еще ниже, касаясь кончиком своего языка языка Хинаты, прочертил вокруг него круг, следом проникая чуть глубже. Затем опять медленно приподнимаясь и слабо закусывая уже чуть размокшую от влаги нижнюю губу, слабо оттянул. В то же время сильнее надавливая коленом меж ног. До того, что Хината слабо содрогнулся всем телом, и только затем Кагеяма продолжив их по-прежнему не до конца отточенный, однако уже более уверенный, поцелуй. Кагеяма то и дело забывал о перерывах, отчего Хината чуть ли не захлебывался слюной, не успевая сглатывать, забывая иногда даже, как дышать через нос, и подолгу задерживал дыхание. Затем сделал пару резких вдохов и выдохов, и опять удерживал кислород в легких, пока в определенный момент дыхания стало не хватать… Хината резко прервал поцелуй, закинув голову, как мог, назад, часто и глубоко дыша, местами откашливаясь. Следом он попытался слизнуть с края губы струйку слюны, даже не понимая, что та тянулась через всю правую часть нижней челюсти, уже едва ли не пачкая пучок волос на затылке. Кагеяма облизнулся, и наконец, отпустив запястья Хинаты, одну руку, согнутую в локте, расположил у его головы. И игриво накручивая на указательный палец локон рыжих волос, самодовольно хмыкнул. — …Эй, ты что, забыл, как дышать? Тупица… — Кагеяма улыбнулся самыми краешками губ и слабо провел подушечками пальцев вдоль тела Хинаты. Натягивая под ними хлопковую ткань белоснежной рубашки. Двигаясь с наслаждением и неспешно от грудной клетки, огибая правое ребро всей ладонью и спускаясь по плоскому животу к бедру. Его взгляд хоть и был чуть замылен возбуждением, однако разум — трезв, даже несмотря на то, что десертный запах терзал обоняние. Внезапно Хината вновь выровнял голову, как мог, грозно смотря на Кагеяму, а затем и резко приподнял на локти, сокращая расстояние меж их лицами до пары миллиметров. С тем — чуть отодвинулся назад, избавляя свою пятую точку от давления… Тут уж все было ясно — Кагеяме больше не отвертеться. Выражение лица Хинаты: «я требую объяснения!» говорило все без единого звука, и Кагеяма тяжело вздохнул, присаживаясь назад, на собственные икры, аккуратно, чтобы не задеть стопы Хинаты. Вытянув из переднего кармана стоящей у котацу сумки упаковку салфеток, он протянул пару Хинате, знаком указывая на себе указательным пальцем где нужно вытереть. — Прекрати на меня так смотреть… Конечно, всему есть причины… Правда, сказать какие именно я тебе не могу, это… Ну, немного «личное», понимаешь? Во всяком случае… Прости, что был холоден, и к тому же довел до слез. Мне не стоило тебя втягивать во все свои «разборки»… Но… В общем, прости, ну… Пожалуйста? Хината слушал внимательно, стараясь сильно не шуршать салфетками, а следом надолго замолк, отложив в сторону мусор, когда лицо было чистым. Как-то виновато опустив голову вниз, Хината следом весь скукожился и стал нервно царапать ноготком колено… То ли он был счастлив слышать извинения, да и вообще в коем-то веке голос Кагеямы, то ли хотел разреветься, — во всяком случае злиться он уже точно не мог. Щеки с опозданием залились краской от недавнего поцелуя, но это был уже абсолютно «новый» и «особенный» для Хинаты поцелуй ведь… Первым начал Кагеяма, даже если он и пытался изначально просто его заткнуть — это стало совсем не важным. Кагеяма начал первый, еще и так охотно, страстно, к тому же в конце подал салфетки, все объяснил и извинился… Сердце Хинаты вмиг растаяло, да и сам он весь обмяк, забывая об ужасающей тоске, страхе и боли перенесенные за неделю. Не важны стали и пролитые слезы, бессонные сутки, и в голове все окрашивалось в розовое и блестящее. А слова Сугавары, что «все между ним с Кагеямой все решится, и тот еще извиняться будет» приобрели абсолютно загадочный и слишком предзнаменующий смысл. Хината шумно выдохнул через нос, собирая себя, наконец, в кучу, садясь напротив Кагеямы, так же подмяв под себя обе ноги. Вытянув левую руку вперед, легонько коснулся ей ладони Кагеямы, мирно покоящейся пластом на одеяле, и тот, недолго думая, приподнял ее. Аккуратно приложил к ладони Хинаты, будто меряясь длиной пальцев, и следом, как еще за столиком, неспешно сплел пальцы в замок, при этом не нарушая тишину вокруг. — Ладно, больше не буду на тебя давить… Мне так приятно слышать твой голос… Я уж думал, причина во мне, — тихонько признался Хината, подползая к тому чуть ближе. — Это, ну, Кагеяма... Можно сесть к тебе на колени? — На колени? — задумчиво переспросил Кагеяма, уже сразу двигаясь назад — упираясь спиной в край дивана, выпрямив обе ноги параллельно полу. — Ну ладно… Иди сюда… Я убью тебя, если снова плакать надумал. — Да-да-да, так я тебе и поверил… — разъединив для удобства всех манипуляций руки, Хината, абсолютно довольный, уселся тому на бедра, аккуратно поджав ноги по обе стороны его тела. Сразу же чувствуя, как Кагеяма за спиной, согнул ноги в коленях, не оставляя Хинате ничего, кроме как прижаться почти вплотную к его телу. Он отчаянно раскраснелся, уперев обе ладони в плечи Кагеямы, с трудом поднял на него взгляд, моментально пересекаясь с заинтересованными голубыми глазами, внимание которых ощущалось без зрительного контакта. — …Могу обнять? — Как хочешь, пока мы только вдвоем, и нас никто не видит… Поэтому поклянись, что все происходящее между нами, останется лишь «между нами». — А... — Хината на миг растерялся, ведь такая просьба оказалась слишком неожиданной, тем более когда все внимание занимала пара подтянутых бедер, что убиралась ему в копчик. И Хината ничего лучше не придумал, чем фальшиво нахмуриться брови, просто предполагая, что так он выглядит уверенней. — Конечно «между нами». Клянусь своим телом! — Ну-ну, теперь только попробуй не оправдать мои ожидания… — Кагеяма еле слышно хмыкнул, беря в свои ладони под локоть руки Хинаты, заведя те себе за шею, и затем окончательно укладывая их обладателя на себя. Обняв Хинату за талию в ответ, Кагеяма чуть прикрыл веки, склоняясь к его шее. Было тихо, тепло, приятно покалывало в животе под давлением веса Хинаты. Кончиком носа водя по ней то вверх, заходя аж за ушко, то вниз, зарываясь аж под ворот рубашки, дыша глубоко и неспешно, с едва слышимым свистом. Наслаждаясь каждым оттенком сладкого запаха, которого катастрофически все время так не хватало. — Эй! Т… ты какой-то странный сегодня, знаешь? Очень странный… Ну, не учитывая, что ты наконец заговорил со мной, — смущенно проворчал Хината, покрепче обхватив руками шею Кагеямы, иногда не слышно хихикая, ведь было немного щекотно. — Накинулся на меня и на коленки пустил, и мне даже не пришлось тянуть твои руки себе за спину... Аж пугает твоя такая доброта… — Ты совсем глупый и не понимаешь, что у меня тоже бывает хорошее настроение?.. Я уже слегка раздражен кстати, ты доволен? — с талии ладони Кагеямы скользнули вниз по фигуре, минуя таз и бедра, как вдруг по комнате разнесся неприлично громкий и мерзкий шелест. Словно от плотно сбитой охапки фантиков конфет, и источник этого звука изначально был никак не ясен… Но ровно до тех пор, пока Кагеяма не стал елозить рукой по штанинам Хинаты в попытке найти раздражитель, нащупав некую «вещь» в его левом кармане. Тот же лишь молча ожидал исхода этих исследований, напрочь забывая, что же такого там у него может быть. Никаких сомнений — противный шелест издавало именно «это», Кагеяма нахмурился и чуть сощурил глаза, недоверчиво глянув на Хинату боком. — Эй, что за хрень? — Эй, я не понимаю, «че за хрень»… Сам ты глупый, — Хината фыркнул и, пародируя того, слегка нахмурился, недовольно сложив ладони на груди. — …Почему ты вдруг так забеспокоился о том, что у меня в кармане? Не твое это дело. Ответа не последовало, Кагеяма просто не видел в нем смысла и сразу бестактно полез правой ладонью в карман чужих школьных брюк. Второй же не грубо обхватил Хинату за талию, приподнимая со своих колен вверх — для удобства. Тот остро и резко занервничал и, как по команде, стал возмущаться на Кагеяму, ерзать и отталкивать от себя его руки. Твердить о том, что Кагеяма права не имеет лезть в чужие карманы, но тот не реагировал даже на толчки и похлопывания плечу… Снова. В считанные минуты Кагеяма ловко выудил сложенную связку из трех презервативов, коей лишь стоило оказаться зажатой меж пальцев — развернулась в ряд словно «свиток», и тут-то замерли оба. Кагеяма с нечитаемой эмоцией пялился на вещь то чуть хмуря брови, то не говоря ни слова, приоткрывая рот, будто пытаясь что-то сказать, но затем сразу передумывая. Хината же в точности повторял выражение лица Кагеямы, да вот только был абсолютно бледный, и его взгляд скорее можно было охарактеризовать как взгляд ужаса, а не «недопонимания». Следующей же реакцией от Хинаты была попытка выхватить презервативы, но по-прежнему держащая его в талии рука Кагеямы сковывала движения. Да и реакция у него была завидная, и лишь стоило ладошке Хинаты потянуться к постыдному предмету, как рука Кагеямы тут же дернулась вверх. Взгляд твердо и даже со злостью смотрел на Хинату, который все рвался подняться с бедер вверх, паникуя все сильнее. — Что за... Ты мне изменяешь?! — Кагеяма рывком заставил Хинату замереть на месте, усевшись на него, и только потом чуть опустил руку. Он медленно вскипал, банально, словно ребенок, которому отказали купить игрушку. Кагеяма говорил строго и злобно, даже невзирая на точно трупный вид Хинаты, что дышал часто, отрывисто, уткнув стыдливо взгляд куда-то вниз — на чужую бляху ремня под собой. Затем Хината вдруг похлопал себя по щекам и плотно зажмурил глаза. — Да мы даже не встречаемся! — он шумно выдохнул, и наконец бледный оттенок его лица приобрел алый отлив. — Т...Ты… Ты мне изменяешь, а мы даже не встречаемся…?! — еще пуще взъелся тот, сильнее хмурясь, в голосе беря тон выше. Вдруг Кагеяма замолк и опустил голову, отчего-то вдруг ухмыляясь, и хоть Хината этого не видел, аура опасности точно застыла в воздухе, и сильной ревности. К тому же ладонь Кагеямы, лежащая на талии, сжала его в разы сильнее, до жгучей боли, и Хината в момент заскулил, вскинув голову на Кагеяму… Тот смотрел дико, исподлобья, его вторая рука опустилась, а сам же он еще какое-то время молчал, будто предоставляя время Хинате на оправдания в том, о чем он и понятия не имел. — Неужели тот парень с класса, с которым ты на обеде шляешься… А? Хината, — Кагеяма буквально прошипел эти слова, явно представляя себе все возможные события. Грезил о том, чего точно не знал и никак проверить не мог, и эта доля «незнаний» его пугала и досаждала. Не дав Хинате даже попытки на раздумья, Кагеяма рывком придвинул его вплотную к себе, заглянув прямо в глаза. Без конца и медленно сокращал дистанции меж их лицами, как сильно бы Хината не выгибался и не отдалялся назад. — …Не смей мне врать. Могло что угодно произойти, пока мы не виделись. Даже после наших занятий ты мог идти к нему… Или еще к кому то… И, поверь, если ты станешь их прикрывать, я сам пойду разбираться, и все-все узнаю. Потом уже разговор с тобой будет совсем в другой форме. — Д...Да... Да что ты несешь, совсем ку-ку что ли?! — умоляюще прошептал наконец Хината, отвернув от Кагеямы голову, затем сразу повышая тон. — Не сходи с ума, придурок! Мне больно вообще-то! Издеваешься что-ли?! Не было ничего, Кагеяма! И вообще, я не твоя какая-то собственность! — Да что ты говоришь! Тогда объясни, зачем тебе презервативы, а?! — не сдерживая крики, тот подсунул связку упаковок «защиты» прямо в лицо Хинате, словно нашкодившей кошке, игнорируя его попытки отмахнуться. — Для нас это кретин! Для тебя-дурилки и меня! Ясно? — Хината так же сорвался на крик, и по голосу понятно не было, то ли он на грани слез, то ли злиться. Однако Кагеяма тут же расслабил и хватку в талии, и сам с глухим стуком вжался в диван, дав наконец Хинате хотя бы вздохнуть с легкостью. Тот, само собой, обиженно глянул на Кагеяму, который постепенно пунцовел и терялся, словно меняясь с ним местами… Хотя что уж, Хинате тоже было неловко, даже стыдно, пусть и в презервативах, по сути, не было ничего зазорного. Он, слабо себя приобняв, вновь уткнул взгляд на железную бляху ремня Кагеямы, чувствуя, как злость, покидая тело, сменялась будоражащим возбуждением. С минуту зависла пауза, и полное затишье… И решиться ее разорвать с чего-то вызвался Хината. — Ну, мне Суга-сан их дал… И, короче, типа: «Держи — мне так будет за тебя спокойнее». — …Так это… Сегодня во время обеда… Что ли? — чуть медля выдавил Кагеяма, с хлопком впечатывая ладонь с чужой талии в свое лицо. — …Хината, ты… — Откуда ты знаешь? — резко перебил его Хината, как-то неожиданно спохватившись. Он растерянно поднял на Кагеяму голову, глядя на него пораженно и непонимающе. Тот не сразу понял, что точно сболтнул лишнего, но такая реакция Хинаты вмиг отрезвила его сознание… По крайней мере, за секунду спала давящая неловкость, возникшая меж ними. — Ну… Я вас видел? — Кагеяма тут же выпрямился и неловко потер затылок рукой, что только что лежала на лице. — Видел?! — воскликнул Хината. — У тебя вместо глаз снайперский прицел что ли?! — Да нет же, кретин, — тот смущенно фыркнул, привычно сведя брови у переносицы, что отчего-то показалось Хинате умилительным. — Просто, эм… Забей короче, видел и видел. Лучше давай про другое… Ты хоть знаешь то, как презервативами пользоваться? — Что? П... Пого… Почему ты перескакиваешь с темы! Да я… Знаю я, как ими пользоваться! Эм ну-у… — Хината вмиг растерял всю напористость и чтобы заполнить тишину продолжал тянуть гласную, потирая большим пальцем подбородок. — А сам-то знаешь? Раз умный такой… — В теории — да… Ничего сложного, думаю, — Кагеяма протяжно выдохнул и, поднеся к себе презервативы, стал рассматривать черную поблескивающий упаковку со всех сторон. Изредка поглядывая на Хинату, который с не меньшим интересом навис головой сверху, расположив для удобства обе ладони на его торсе. — …Но раз уж мы об этом заговорили, я вообще-то согласия на секс не давал. — А может это тебе у меня согласия спрашивать надо?! — возмутился Хината, но тут же поник. — Я как-то, ну, даже и не думал об этом. Меня вообще так пугает мысль о сексе и, там все так сложно… И наверняка больно. Знаешь, я не то чтобы ничего про «процесс» не знаю….Но... ну…там так много всяких штук. А если «порвется», и вот как первый раз… — Ну… Я вообще-то не сексолог, и рано нам с тобой еще это обсуждать, — Кагеяма тяжело вздохнул и, чувствуя исходящее от Хинаты напряжение, свободной рукой ласково и чуть игриво прочесал вниз и вверх от затылка к макушке его волосы. — Эй, остынь, не забивай себе этим голову. Научись сперва целоваться нормально, чтобы не быть потом с головы до ног в моих и своих слюнях… Но презервативы у тебя пусть будут, если только для меня. — Могу сказать тебе про поцелуи то же самое, придурок… — Хината ухмыльнулся, несильно приподняв на парня голову и с тем чуть приподнимаясь, дабы Кагеяма без труда мог сунуть «защиту» обратно в карман. Ладошки Хинаты с торса неспеша скользнули по телу Кагеямы вверх, обвивая шею и вслед сокращая расстояние между их лицами, кончик языка облизнул губы. — Ты такой собственник, ужас просто… Может еще тогда, ну… «Попрактикуемся»? — Может и «попрактикуемся»… — процитировал Кагеяма, слабо ухмыляясь в ответ. Больше слов и не требовалось, только слегка разомкнуть губы и, прикрыв глаза, дождаться, когда в носогубную ямку уколет горячее дыхание. Скулу защекочут кончики рыжих завитков на челке, следом сперва нижней губы, а затем уже и языка коснется язык Хинаты. Ощущения каждый раз странные, но не мерзкие и уже не такие смущающие. Кагеяму, как, похоже, и Хинату, едва ли беспокоило, сколько слюны партнера во время процесса будет проглочено. Не ясно кому двигаться первым, но по негласному правилу почему-то теперь это был Кагеяма, и, расположив ладони на бедрах Хинаты, он чуть надавил тому на тазовые кости большими пальцами. Склонив голову чуть вбок, он проник чуть далее губ, вновь двигая языком неспешно по кругу, получая моментальную отдачу Хинаты, и от влажного звука, возникшего в ушах, по телу пробежались мурашки. Голова в секунды становилась ватной… Как бы Кагеяма не старался следить за тем, дышит ли правильно, после первого же отстранения Хинаты, банально чтобы поцеловать его, ласкаясь в край губы — думать не выходило уже ни о чем. Ни об экзаменах, стопке ожидающих их тетрадей на столе, двухнедельном «расставании», ничего не было важнее и приятнее, чем ощущение стройного, но так же и мягкого тела под ладонями. Чувственных и, пускай, редких, кратких и мокрых поцелуев Хинаты в его край губы или нижнюю челюсть, а во время затяжных пауз — в скулы, впалые щеки, кончик носа. Даже не раскрывая веки, Кагеяма точно знал, что Хината улыбается при этом. Очень тепло и любяще, и следом на контрасте проводит языком по линии его губ и внизу живота все сразу закипает, бурлит и рвется наружу. Кагеяма, хоть и не скажет этого вслух, но был готов целоваться часами, так же нежно, оставлять Хинате влажные следы губ на щеках и скулах. Спуститься по шее к ключицам, коснуться губами его оголенной груди и двигаться ниже, прямо по центру до линии бедер, а после — зайти куда дальше «просто» поцелуев…. И Кагеяма знал про эти желания и прекрасно чувствовал все. Но причину таких мыслей ссылал на искреннюю доброту Хинаты, привычку быть с ним, инстинктивное влечение как к омеге. Только бы не признаться самому себе, что он — наверняка влюблен в этого рыжего придурка.⊹──⊱✠⊰──⊹
Время встречи в зале было назначено на привычное — послеурочное. Со слов старших и младших участников команды, прийти обещали все, но, вероятно, с некоторым опозданием. Однако ровно в шестнадцать все, как один, были в зале… К тому же, на встречу, естественно, пришел и тренер, и менеджер, в общем — весь коллектив был в сборе. На редкостную удачу, из всех невероятно душных и прожженных солнцем дней — в пятницу погода была уж на редкость приятной. Словно не хотела портить настолько «важный» день, хоть в обед и была легкая облачность. К приближающемуся вечеру небо было абсолютно ясным, и спускающееся к закату солнце приятно грело, гулял свежий ветер. По залу эхом разносился громкий смех, то ли плачь. Скрипел лаковый корт от трения подошв. Пахло резиной от мячей, гниющей древесиной от перенесенного сезона дождей и разными оттенками знакомых феромонов молодых тел. Которые толпой врывались в раздевалку, буквально чудом протискиваясь в узкий дверной проем (тут уж адекватность «некоторых» сыграла важную роль). Под непрекращающийся галдеж полетели на лавки школьные рубашки и брюки, вместо них — шорты длинной чуть выше колена. Свободная белая футболка, наколенники, кроссовки. Вылетев из раздевалки на корт первым, Хината блаженно улыбнулся, раскинув в обе стороны руки, глубоко вдыхая запах зала… Как внезапно со спины на него прыгнул Нишиноя. Крепко обхватив талию стонущего от непривычной тяжести товарища по росту, посмеиваясь с попыток того справиться с координацией. Следом из раздевалки вышел и Кагеяма с группой из трёх выпускников, и, видя всю эту картину, Сугавара силой заставил Нишиною слезть с Хинаты. Ну, а тому ничего не осталось, кроме как подчиниться… Лишь стоило Нишиное убрать руки, как Хината с нескрываемым счастьем рванул к Кагеяме, который скромно распутывал в углу сетку. Подлез ему под левую руку, приобняв под талию, начиная что-то энергично щебетать, слабо похлопывая связующего по бедру, видимо, указывая на мышцы. А Кагеяма лишь хмыкнул и смущенно хмурился, растягивая во все стороны спутанную сетку… И, смотря на это, Сугавара с облегчением выдохнул — и без лишних вопросов ясно, что все в итоге наладилось. Подошел тренер, и со всех уголков зала команда построилась в одну ровную линию по назначенным на выданных безразмерных майках неоново-зеленого цвета номерам. Укай поприветствовал юношей, указывая приподнятой правой рукой, что отвечать не стоит, и далее распределил всех поровну на две команды. На одну приходил усиленный блок из, собственно, блокирующего и аса. В другой же Хината с Кагеямой со своей быстрой, по крайней мере, такое распределение было всего до первых пятнадцати очков. Раздался короткий свисток, импровизированные команды разбрелись по позициям, и по жребию первыми подавала левая сторона — с усиленным блоком, началась игра, которая, по итогу, продлилась недолго. Между Кагеямой и Цукишимой, стоящим за сеткой, развернулось какое-то личное соревнование после пары пробитых блоков Кагеямы. На каждый надменный смешок прямо над ухом Кагеяму всего наизнанку корежило от злости, и в тот же момент он подсознательно уже считал это как «вызов» и охотно его принял. Даже если Цукишима и не пытался дать на это ни единый мельчайший намек и не проявлял желания, ему вообще, сказать по правде, было плевать на то, кто сколько пробил, сделал подач, блоков, тем более плевать было на успехи Кагеямы… Но тот уже твердо для себя все решил и питал это чувство злостью, это — испытание, не иначе, которое он обязан выиграть. Кагеяма все ждал момента подачи, менялись цифры на табло — то в сторону одной «команды», то другой. Короткий свисток, означающий смену позиций. Сугавара пожелал хорошей подачи, и, перехватив во время смены мяч в правую руку, Кагеяма встал на позицию. Поправил осанку и несколько секунд всматривался в пустующее место на другой стороне площадки — прямо за высоким блокирующим — сосредоточенно сведя брови в переносице. Сперва пара шагов назад, стартовая позиция, затем вновь два шага, но уже вперед — и мяч уже взлетел в воздух, раздался звонкий и четкий хлопок, словно от выстрела. Но как в дальнейшем стало ясно — бросок был не таким уж и точным… Мяч коснулся пола уже почти с нулевой скоростью, и вслед за ним полетели и очки, с тихим звоном разлетелись в них стекла, хотя и слышен был этот звон лишь близко стоящим. Временно в воздухе повисло молчание, никто не понимал до конца, что произошло, и почему Цукишима приложил ладонь ко лбу и тихо болезненно втягивал со свистом воздух сквозь сомкнутые зубы. Растерялся и Кагеяма, даже чуть сощурился, к тому же вид пола закрывал перепуганный Хината, что даже чуть попятился назад. Стоило же тренеру именно на этот промежуток времени отойти по делам, как уже что-то да произошло. Закон подлости, никак иначе… Первым отмер Сугавара и с беспокойным вздохом нырнул под сетку, ступая на другую часть поля, в пару шагов оказываясь рядом с Цукишимой: — Божечки, Цукки, ты как? Кровь есть? — вслед за ним подскочил Ямагучи, быстро подбирая пустую оправу очков, что на удивление осталась в целости и сохранности. — Воу, парень, ты жив? — Танака удрученно поставил руки на бедра, поглядывая из-под сетки то на Кагеяму, что едва ли добрел до середины своей части корта, то на Цукишиму и окруживший его полумесяц из осколков стекла. — Мда… очкам — вечная память. — Суга-сан, я жив, только не делайте из этого трагедию, — Цукишима тяжело вздохнул и словно бы устало потер глаза, следом осматриваясь по сторонам, приняв из рук Ямагучи остатки от очков… С одной стороны, будет глупо не признать, что он сам виноват в том, что не сменил «повседневную» оправу на спортивную, однако произошло уже то, что произошло. И вместо разочарования он надменно хмыкнул, подняв взгляд прямо перед собой, в примерном направлении Кагеямы, раз в ближайшем кругу видимости его не было. — Это было подло, Король… Кагеяма вздрогнул, но тут же принял агрессивную позицию в не до конца справедливом обвинении. Он сделал это ненамеренно, даже мысль не возникала целиться в Цукишиму, и тем более — разбивать очки. Соперничество, в его понимании, измерялось лишь навыками, и никак не включало попытки навредить оппоненту, тем более — таким образом… Это была случайность, неблагоприятно сложившееся обстоятельство, не подкрепленное гнусными желаниями или жестокостью. — Эй… Я не специально! Да и вообще — мог бы в сторону отойти, раз видел, пока был в очках, что мяч летел… — Кагеяма огрызнулся, окинув взглядом команду, и, фыркнув, направился в угол, где стоял инвентарь для уборки, встав за метлой. Конечно, было совестно за очки, да и вообще за такую «ошибку», однако признать это при Цукишиме ему не позволяла гордость. — Вот видишь, к чему приводит бессмысленное соперничество? — продолжил тот, в данном положении уже намеренно стараясь добиться от Кагеямы извинения. — Ущерб возместить не желаешь? Ну хотя бы банально извиниться… Или Вашему Высочеству не положено? — Не желаю! — моментально возразил Кагеяма, и Савамура уже было хотел упрекнуть его за отказ, однако слово ему вставить так и не удалось… Ведь Кагеяма охотно велся на подколы, раздражаясь с каждой секундой все сильнее. — Ты еще и оглох что ли? Я же сказал, ты мог отойти. С хрена ли меня должны волновать твои очки, раз проблемы со зрением не у меня! Тоже мне… И еще — я уже говорил, что не специально. Направляясь к месту происшествия с метлой в руках, Кагеяма упорно глядел себе под ноги, ведь и без того чувствовал каждый прикованный к нему взгляд. Одобрительный, напуганный или обеспокоенный — значение не имело, это, во всяком случае, немое осуждение, и Кагеяма это знал. — Но стекла то все равно разбиты по твоей вине… — Цукишима с отвращением скривился, но тут же сделал глубокий и тихий вздох, как бы приводя себя в чувства. Давая возможность вспомнить, что детские споры «кто виноват, а кто прав» — ему чужды. Однако просто промолчать тоже было нельзя, и в данном случае у Цукишимы имелся очень влиятельный козырь в рукаве, и не использовать его было бы грехом. — …По крайней мере, я хоть ближайшее время видеть не буду, как ты с рыжим лижешься… Мерзкое зрелище, знаешь ли. Вы бы хоть не в раздевалке своими страстями занимались… Ну так, дельный совет на будущее. В зале повисло молчание, ни единого шелеста, громкого вздоха или скрипа. Замер прямо на месте и Кагеяма, внутри прямо все похолодело и тут же туго сжалось в комок. На некоторое время он даже забыл, где находится, собственные ноги казались чужими и руки… Зачем вообще ему метла? Время в месте огромной концентрации энергии будто замерло, и тишина была кристальной, что даже слышны были отдаленные разговоры направляющихся домой преподавателей. Сознание вернулось с тугой задержкой, но в теле по-прежнему оставалось скованным судорогами, и к мозгу, крадучись, подступал ужас. Кагеяма не понимал, как и откуда Цукишима мог такое узнать, и когда увидеть! Подступал и стыд, ни в коем случае Кагеяма не желал раскрытия каких бы то ни было связей между ним и Хинатой. Непонятные «отношения» между ними — только «их» и касаются, ни в коем случае об этом посторонним знать было нельзя. Наконец по залу разлетелось одобрительное посвистывание Танаки и точно смущенный выдох Асахи. Цукишиме все свербело сказать: «чего молчишь, Король?», однако Кагеяма вдруг резко сам поднял голову, хищно вгрызаясь взглядом в Хинату. Хоть какая-то поддержка или надежда, что тот сморозит что-то глупое, и все сразу волшебным образом забудут о каком-то там «поцелуе»… Но Хината даже не смотрел на него в ответ. Он в точности, как и Кагеяма, был на нервах, и в этом его выдавало судорожное комкание подола футболки, но взгляд его прожигал Сугавару. А семпай со странной эмоцией шока смотрел на Хинату в ответ, и оба Кагеяму кажется совсем не замечали. — Какого черта тут происходит?! Я отошел буквально на десять минут, почему корт в осколках?! Вы же уже не дети малые, так ну что за ясли?! — громкий голос тренера уж как-то слишком резко рассек вязкую тишину, само собой, не без раздражения. В ответ —тишина, трое семпаев стыдливо помалкивали, остальные же, потрясённые предыдущей новостью, о, кажись, «новоиспеченной парочке» отвечать не спешили. — Так… Молчим? — продолжил после паузы Укай, банально констатируя факт. — Значит на сегодня наигрались… Приберитесь тут и шуруйте домой — гранит науки грызть. Не смейте завалить экзамены! Тренер Укай даже толком не успел договорить, как метла уже шлепнулась об пол, и, сделав несколько быстрых шагов, Кагеяма крепко схватил Хинату за руку, насильно таща того за собой. Сжимая его тонкое запястье до хруста, он в считанные секунды оказался у двери в раздевалку, буквально швыряя Хинату в помещение. Вслед со звонким хлопком закрылась дверь, и, схватив обеими руками Хинату за плечи, Кагеяма пару раз его встряхнул. Попытался обратить, наконец, на себя его взгляд, который тот упорно прятал во всех точках раздевалки, сбито и рывками выдыхая через рот от рефлекторного страха. Кагеяма не выдержал и, цепко зажав в пальцах левой руки нижнюю челюсть Хинаты, насильно поднял его голову на себя, глядя прямо в глаза. — Что за хуйня, Хината?.. Какого хера Цуккишима знает? Почему, а? Ответь мне… Почему ты не смотрел на меня, не думаешь, блять, объясниться? — Кагеяма в считанные секунды пришел в ярость и даже не пытался мыслить рационально. Не разбирая, что вины Хинаты может тут и вовсе не быть, не рассматривая попыток быть более сдержанным с ним. Кагеяма был на нервах и проявлял это в злости… А выплескивал отчего-то все на Хинату, который и двух слов связать не мог, а на глазах уже блестела влажная пелена слез. Руками он отчаянно хватался за футболку на спине Кагеямы в попытке обнять или же как-то намекнуть, чтобы он успокоился. — Х... Хината, я ничего не говорил ему! Правда! — внезапное появление Сугавары напугало двоих парней и не на шутку, зато хотя бы Кагеяма, будто бы преступник будучи пойманным с поличным, взвел обе руки вверх от Хинаты и сделал пару шагов назад. В панике мечась взглядом то на Кагеяму, то на Хинату, Сугавара аккуратно прикрыл за собой дверь, предпочитая оставаться в стороне. — Это… Я не знаю, как Цукки узнал… Про вас... — Что? — только и смог выдавить Кагеяма, ни на секунду не сводя с Хинаты глаз, прямо наблюдая, как тот бледнеет, кроличьим взглядом глядя на него в ответ. Кагеяма запутался окончательно, тут даже агрессия разобраться окончательно не поможет, сколько не психуй. Кто, чего, сколько и откуда знает, почему один он живет в представлении, что все их ласки с Хинатой — скрытая от всех тайна. Как же он, получается, все это время не замечал, как прямо за его спиной плетется огромная паутина из слитой информации, всех подробностей их с Хинатой отношений. Кагеяма, кажись, и сам побелел, а в голове будто бы вакуум. К кадыку из самой глубинки ребер подступала целая буря из гнева и криков, она уже разрывала его изнутри, но он словно онемел, даже руки сами упали ровно по швам… И тут вдруг Хината, словно предчувствуя этот «смерч», медленными шажками приблизился с самым жалобным взглядом на свете. Нежно коснулся его пальцев своими и слабо зажал их в своей ладони. — …П...Пожалуйста, — Хината шептал так тихо, что Кагеяма с трудом разбирал звуки и чуть ли не читал по губам. Он подступил еще ближе, неспешно утыкаясь макушкой прямо в центр солнечного сплетения, вовсе не смущаясь семпая. Не думая о том, что кто угодно еще с команды может войти. — Пожалуйста… Кагеяма, давай не тут. Я… Мы выйдем и поговорим. Только вдвоем. — Ладно, — сухо ответил тот после недолгой паузы, однако с завидным спокойствием, а после сделал пару шагов назад, и Хината явно облегченно выдохнул. Затем живо, как ни в чем не бывало, Хината поднял на Кагеяму голову, несколько секунд смотря ему прямо в глаза. Словно общаясь с ним при помощи мыслей, ведь уже в следующий миг они оба сорвались с места к шкафчикам. Чуть ли не на ходу скидывая волейбольные кроссовки и наколенники с сетчатой майкой, так и оставляя ее валяться рядом на лавке. Не переодеваясь, синхронно втолкнули обувь в сумку, а на ногах уже была простая ежедневная обувь. Схватив Кагеяму за руку, крепко сжимая его ладонь, Хината едва ли успел на выходе проворчать что-то на подобии «Пока» ошарашенному таким внезапным и экспрессивным ходом событий Сугаваре. Живо и твердо ступая по залу, он волок за собой Кагеяму, игнорируя замечания тренера и вопросы от сокомандников, то прибавляя в темпе, то замедляясь с тихой одышкой. На улице тепло, и вечерело, солнце угасало за линией горизонта. Люди встречались не так уж и часто, по крайней мере на поверхности — еще не час пик, но в метро уже точно собирались столпотворения студентов и школьников. Хината продолжал путь молча, смотря прямо перед собой, все пытаясь собрать мысли в кучу и определиться, куда он вообще тащит за собой Кагеяму. По правде, ему не хотелось никаких разговоров, не хотелось что-либо объяснять ему, отчитываться, а ведь Хината точно уверен, что парой вопросов он не отделается. Хината истерически боялся очередной кучи информации и всяческих оскорблений, что взвалятся на него, лишь стоит остановиться и обернуться назад. С каждым шагом, поднимая вслед за подошвой клубок пыли, он замечал, что сердце билось невпопад и все чаще, а, осматриваясь мельком по сторонам, видел, что окружение было и вовсе незнакомым. Какая-то дорога, справа текла мелкая речка — казалось, что-то похожее на парк, где они не раз с Кагеямой бывали, но слишком тихо и безлюдно, ни единого кафе или магазинчика. Хината, кажется, запаниковал, хотелось сесть, свернуться в комок, закрыть глаза и уши, но шагу не сбавил. Послышалось, что кто-то его позвал, но это лишь показалось… Картинка стала плыть перед глазами, превращаясь в темные и светлые пятна, двоиться, а по щеке поползла вниз к подбородку нечто мокрое и теплое. Он забыл, что все еще в ладони сжимает руку Кагеямы, он не слышал шагов за спиной — в ушах стоял пронзительный звон. Вот, Хинату, кажись, окликнули еще раз, и затем опять и опять. Как вдруг за руку некто отдернул грубо, с силой. И Хината на долю секунды замер, прежде чем оступиться назад, моментально врезаясь в горячее и упругое тело. До темечка доходил жар частого и тяжелого дыхания Кагеямы, который по-прежнему твердо удерживал Хинату рядом с собой, предотвращая продолжение бессмысленного кросса. — Эй, прекрати убегать! Куда ты вообще нас завел? — за ту самую руку, которую Кагеяма цепко держал, он рывком и насильно развернул Хинату лицом к себе… Да толку то от этого? Тот стоял неподвижно, вопросов не слышал и голову поднять не спешил, лишь тихо и часто дышал, припадочно и через рот. Кагеяма нахмурился и еще раз слабо дернул его за руку. — Ты вообще меня слышишь? Ау, Хината, я с тобой говорю! Ты вообще-то объясниться передо мной хотел, разве не так, а?.. Так объясняй, с хера ли убегаешь? — Отпусти меня… — Хината буквально прошептал слова сквозь плотно сомкнутые зубы. Не собирался он никак оправдываться или что-то разъяснять. Только бы найти лазейку для побега… — Что? — Кагеяма опешил, но тут же склонился прямо к лицу Хинаты, чуть ли не заглядывая из-под низу, но вовсе не из ласковых побуждений. В его голове не укладывалось то, что Хината мог уйти от ответа, ведь тот определенно обязан был перед ним отчитаться. Ведь всего-то подобное равнодушие от Хинаты к вопросу просто вводило его в бешенство. — …Еще раз повтори. — Отпусти мою руку, я сказал! — Хината резко запрокинул голову, коим действием и задел кончик носа Кагеямы макушкой. Он усердно выкручивать в обе стороны руку, выпутываясь из захвата, но, казалось, Кагеяма, наоборот, лишь сильнее ее сдавливал в ответ на сопротивление. — Я не хочу тебе ничего объяснять! Я просто не хотел, чтобы ты закатывал истерику в раздевалке! — Ах ты… Крыса. Какого хера знает Сугавара?.. Кому еще ты все растрепал!? Ты обязан мне все объяснить! — Кагеяма не отступал, как и не обращал внимания на мокрый след, поблескивающий на щеках Хинаты. Держась за его ладонь, словно за единственную уцелевшую лодку во время кораблекрушения, Кагеяма все подтягивал Хинату к себе, как бы тот не пытался отдалиться. — Да иди ты! Ничего я тебе не обязан! И... и у меня такие же равные права, как и у всех! — тот уже не стеснялся срываться на крик, эмоции бурлили внутри все сильнее и сильнее, пенились, жгли и прорывались наружу. Он не понимал, почему Кагеяма так груб с ним?.. Почему так настойчиво и яростно требует объяснений, словно от ответа зависела жизнь близкого человека? Было страшно, и больно. — Обязан! — прорычал тот. — Нет! — Хината все продолжал вырывать руку. — Да! — НЕТ! — ДА! — Нет! Ответь, с хрена ли я тебе «Обязан»?! — …Да потому что... ты — хренов омега! Ты не можешь от меня скрывать подобное. Забыл, кто перед тобой стоит?! — этот ответ стал контрольной точкой. Кагеяма даже не понял, что сморозил, как и не предположил, насколько сильно это может задеть Хинату… Оба замолчали, и тут же Кагеяма замер, растерянно прикрыв ладонью губы, будто бы это могло спасти его или же отменить сказанное. В конце концов, руку Хинату он отпустил, хоть тот и не сопротивлялся, и как того раннее Кагеяма сердечно желал — смотрел прямо на него… Но абсолютно пусто, словно глядя куда-то сквозь, хотя и прямо в бездонную глубь зрачка. Хината уже не плакал, просто стоял молча и смотрел, с минуту или же несколько секунд, — время потеряло какие-либо рамки или обозначения. Затем взгляд Хинаты скользнул вниз, под ноги, и он еле слышно, но с язвенным презрением, хмыкнул. Кагеяма с усердием вытолкнул из глотки застоявшийся ком воздуха и следом отдышался, в голове черт пойми что, все будто бы в тумане. Надо что-то сказать, надо извиниться, но язык отказывался двигаться, лишь скудно и беспомощно ерзал по переднему ряду зубов, как не старайся… — …Ах, какой же ты защитник… Я прямо в восторге. Моя мама оказалась права… Какая неожиданность, — Хината вновь стал неспешно вести взглядом вверх, нехотя и саркастично посмеиваясь. Это был крайняя точка его терпения, и многое ведь он держал в себе, раз за разом игнорировал в лоб, прощал Кагеяме грубость, все старался быть с ним нежнее… Как он наивен, и вновь те же ошибки, и вновь об его существо вытирают ноги. Ведь он — омега, так и есть. Все накопленные за приличное время эмоции, словно воздушный шарик от всего лишь соприкосновения с крошечной иглой, сопровождаясь оглушающим звоном, лопнули, вырвались наружу, пропитав каждую молекулу тела Хинаты. Теперь уже молчать было не в силах, точнее даже — поток слов и мыслей действовал вне контроля или эмоций. — ...А как же все кричат о защите омег, — продолжил он и вскипал с каждой секундой сильнее. — Что с «нами» нужно считаться… Что мы такая же полноправная часть мира, как и все остальные. Ты — в первую очередь столько наговорил, наобещал… И все это пыль в глаза! Бред! Да ты просто мастер лести и лицемерия! А что, скажешь не так, а? Не так?!.. — Т... Ты… Нет... Ты неправильно меня понял, — едва ли промямлил Кагеяма, стараясь сделать голос потверже, что получалось с переменным успехом. — Да что ты?! — усмехнулся Хината, будто бы действительно пораженно раскинув руками. — В правительстве сидят такие же Альфы, что смотрят на омег не с уважением или равенством, а как на «дырку»! Как на товар, то, что можно взять без спроса и приобрести, как только захочешь, а затем просто выкинуть! И ТЫ ничем не лучше! Ты — такой же, как и все они! Типичный альфа… Эгоистичный и самовлюбленный король! Я все лучше понимаю, что моя мама была полностью права на Ваш счет… Что твоя забота — временно, что как только тебе надоест, ты просто вышвырнешь меня на помойку!.. Вы все такие мрази, что лучше быть с бетой. К ним хотя бы внезапно не нагрянет тупой гон или, откуда ни возьмись, «истинный»! — …Эй, остынь, — Кагеяма растерянно огляделся, нет ли поблизости людей, и сделал мелкий шаг навстречу Хинате, тот в свою очередь отошел назад. Он терялся, не знал, по правде, как действовать в подобных случаях, ведь любое движение было неверным. — …Не кричи, успокойся… Т... Ты не «товар», стой. Я считаюсь с тобой! Что ты вообще себе придумал? — Придумал?! — от нагнетающего возмущения Хината аж взвизгнул. — Считаешься, серьезно? У тебя альцгеймер² ? Ты себя слышишь?! Да… Да ты вообще задумывался хоть раз, каково мне было те дни, а? Каково мне было пока ты игнорировал меня в упор? Не замечал мое существование… Ты поступал так, как удобно было тебе! Ну а действительно, почему вообще тебя парить должно мнение какой-то там омежки?.. Такой весь важный из себя, ну да, конечно, «считаешься»… И в то время как я наивно переживал за тебя, терпел до того, что у меня были нервные срывы, хотел, чтобы ты был ко мне так же добр… Это так больно. Так больно, что ты себе даже не представляешь!.. И я ненавижу себя за то, что родился омегой, из-за всех сил старался принять это. Но почему… Я хочу быть как все, хочу быть нужным кому-то не за тело!.. Н… Но за все это гребаное время ты ни разу не спросил, все ли у меня в порядке. Ни разу не поинтересовался, как у меня дела, только требуешь и требуешь… Слезы сдерживать было невозможно, плевать, что вокруг могли оказаться люди, плевать на их мнение и неприлично заинтересованные взгляды, внутри все горело… В груди Хинаты все содрогалось, и в который раз рвались швы на старых ранах, это была и злость, и обида, и боль, сдавливающая удавкой шею. Крупные и горячие капли стекали по щекам, срывались с подбородка на футболку, легкая одышка и нервный тремор в руках, и Кагеяма напротив… От которого уже просто воротило, мерзко даже стоять рядом, видеть. Даже если и закрыть глаза, в памяти слишком четко был его образ, и чувства никуда не деть, возненавидеть не получалось, забыться и сбежать от самого себя — неисполнимая мечта… А жалеть о том, что Хината дал ему шанс — поздно. — Хината… — голос Кагеямы колебался между твердостью и жалобным лепетом. Лицо серьезное и спокойное, хоть на душе и скребут кошки. Что ему следовало сказать — черт знает — в результате виноват то ли он, то ли… Неизвестно кто. Странное чувство, словно время обратилось вспять, и вот он вновь вернулся в дни своего неизлечимого синдрома одиночества. Горсти таблеток, пугающие побочные эффекты, и Хината, который, даже являясь ему во снах, смотрел на него с ужасом и страхом. Бежал куда глаза глядят при любой возможности, и Кагеяма, который только мог, что стоять и смотреть. Не зная, как удержать его рядом… И с губ слетело тихое. — Ты мой истинный… — ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ!!! — это уже не был крик, скорее рев или рычание, с примесью всхлипов, сорванных связок и болезненно воя. Хината знал, что от истерик легче не станет, но он не выдержал, его душевные стены, что сдерживали страхи, неуверенность, уязвимость, эмоции — треснули… И вот, он беспомощен и слаб, словно младенец. Брось его на улице — и он умрет без возможности оказать самому себе помощь, способный только на то чтобы рыдать, орать и биться в конвульсиях. — ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ! Я не твой «истинный»! Что за хрень ты несешь!? Бред, бред, бред, я не верю тебе! Ты... Ты и понятия об этом не имеешь… Ничего не знаешь, лжец! А если напряжение надо снять, то новую игрушку себе найди!.. — Игрушку? — Кагеяма искренне ужаснулся, и тут же хотел возразить, доказать, что это вовсе не так. Руки сами потянулись к подрагивающему от слез маленькому телу, то ли желая крепко прижать к себе, то ли хорошенько встряхнуть, но ни в коем случае не дать сбежать. — У тебя с головой все в порядке? Эй… Хватит уже выдумывать этот бред! — Да пошел ты! — Хината тут же ловко вывернулся, отступив назад, плотно прижав к себе обе руки, скрещивая их на груди, все сильнее захлебываясь в истерике. — Убери от меня свои руки! Ты даже сейчас продолжаешь делать то, что хочется только ТЕБЕ! Меня уже тошнит от твоего эгоизма! И единственный, у кого тут с головой не в порядке — это ты! Сам говорил, что насильно не станешь заставлять меня быть с тобой… Так вот, я больше не хочу видеть тебя!.. Тонкие икры вдруг напряглись для рывка, и с парой кротких шагов назад, Хината резко и глубоко вдохнул, напоследок бессмысленно отмахиваясь рукой, на случай, если Кагеяма вновь попытается его схватить, и тут же сорвался с места. Сопротивляясь раскаленному ветру, как можно быстрее и чаще Хината выкидывал перед собой колени, двигаясь вперед без остановки. Необходимо двигаться, пусть и мешает сумка, легкие жгут от нехватки воздуха, а левый бок сводит в судороге до мучительной боли, охватывая собой все близко располагающиеся органы. Ему все казалось, что Кагеяма гонится вслед за ним, пытается схватить за волосы и шиворот… Но это было не так. Кагеяма не сдвинулся с места ни на миллиметр. Стоял там же, глядел прямо перед собой на уже пустое место, и в голове — так же пусто, белый шум… Слишком много несказанных слов, и тупая, вязкая боль в солнечном сплетение, сопровождающаяся молчанием и вновь ненавистным и бесконечным одиночеством. Не так они должны были расстаться, и не прям перед экзаменами и… Все должно быть «не так». Однообразную и невыносимо долгую пару выходных дней Кагеяма провел в своей комнате тихо и безвылазно. Он не чувствовал ровным счетом ничего, словно бы он был программой, в которой произошел сбой, и теперь из кучи и множество цифр, что он так долго собирал и восстанавливал вспять, остались только нули. Казалось, где-то пробивалась вина, укол совести, терзания, отвращение к самому себе — но это мираж, навеянный апатией ко всему. «Надо сдать экзамены», — фраза, что не выходила из головы все те несколько недель, стала ему ненавистной, и, конечно, легче во всем обвинить экзамены. Ведь если бы их не было, всего бы «этого» не произошло, и Хината точно бы лежал рядом с ним и, как всегда, мило улыбался… Нет. Поздно, это лишь жалость к себе и грезы, пора прекратить думать о Хинате в любом контексте… Но разве так все резко бросить возможно? Кагеяма не мог… Даже пытаться не хотел, отказывался признавать, что Хината больше не хочет его видеть, вероятно, даже ненавидит. И как же он в упор не видел, как Хинате больно? Какой же он идиот. Все те же грабли, прошлые ошибки, в которые он каялся не совершать, вновь рыли ему яму, или же даже траншею. «А во всем виноваты экзамены», — твердила слабость. Кагеяме сейчас опасно признать собственную повинность, ведь кто знает, чем это кончится… На улице ранняя прохлада, выходной день отчего-то сменился будним, — хотя так ведь и должно быть? Кагеяма не знал, ведь сбегал от реальности и окружающей среды, заталкивая поглубже в ушные раковины наушники, а в мыслях только Хината, его охрипший от крика голос, красные пятна на лице от слез и дрожь во всем теле… Нужно прекратить. «Экзамены, сдать экзамены», Кагеяма тихо нашептывал эти слова, пусть и был в наушниках. Пусть никто его не слышит — не важно — есть лишь две цели: «Сдать экзамены» и «Не попадаться Хинате на глаза». Первая неделя — пустая, одинокая, унылая… Под описания подойдут любой синоним к «однообразная». Жалкие выходные дни за учебниками, бестолковая надежда получить от Хинаты сообщение о встрече. Кагеяма и не представлял, насколько сильно зависим от него, от банального присутствия Хинаты рядом, а ведь он старательно и искусно предотвращал любые с ним встречи… Сам же смотрел лишь себе под ноги, ведь знает, что не выдержит, если хотя бы краем периферического зрения заденет очертания фигуры Хинаты и рыжие — шелк на ощупь, как он с трепетом помнит — кудряшки. Звонкий смех и чрезмерно импульсивная жестикуляция… Кагеяма точно сходит с ума. А ведь еще четыре дня, и в пятницу — свобода, и к тому же — формально граница мая месяца, и назначенная встреча в спортзале, чтобы поздравить выпускников… И там будет Хината. Да и толку с того? Что Кагеяма может ему сказать, если слушать тот точно не будет? Понедельник — двадцать четвертое мая, сдача биологии и химии, вторник — двадцать пятое мая, география и пассы в стену после уроков. Среда — двадцать шестое мая, английский и алгебра. Четверг — Кагеяма к вечеру уже и не помнил, что делал днем, куда ходил и как провел день, все в памяти мутно и абстрактно, ну и пускай… Придя со школы, он сразу же завалился в постель, точнее даже рухнул, словно то был не человек, а груда камней. Прямо в белесой рубашке, взмокшей от пота в спине, душных темных брюках, с босыми ногами, ведь носки так и остались в кедах. Взгляд прикован к случайно выбранной точке в потолке, и наконец вдыхаемый воздух не обжигал стенки носоглотки. Кагеяма с минуту лежал неслышно, неподвижно… Банально и бесполезно существуя. Следом — всего один глубокий вдох сквозь приоткрытые губы, и с края правого глаза к виску скользнула омерзительно горячая и жалкая соленая капля. Кагеяма терпеть не мог плакать, просто ненавидел эту часть человеческой природы, но остановиться уже не мог. Слезы скапливались на роговице, размыливая четкость зрения, и скатывались вниз, все чаще и обильнее. В ходе вырвался и едва ли слышный всхлип и хруст сухой корки из кожи на губах под плотно сдавливающей ее передней четверкой зубов. Правая рука, наискось, опустилась на лицо, будто бы скрывая что-то постыдное и мерзкое… Пускай волей слабости, но иначе искренние чувства в жизни из Кагеямы было бы не достать. Но, как оказалось, хотя бы с собой быть искренним не больно… В голову просто влилась одна единственная фраза: «Я так сильно хочу его увидеть…».⊹──⊱✠⊰──⊹
В пятницу день оказался каким-то и вовсе «неучебным», чувствуя легкость от сброшенных оков экзаменов, ученики все ликовали и праздновали, да и учителя были не против однодневной сиесты³... Вот так и получалось, что от термина «учеба» только и осталось, что набор букв. Так и уроки эти шли непривычно быстро и легко, в округе чересчур много шума и неуместной, по мнению Кагеямы, активности. Не чувствовалось границ между началом урока, концом, переменами, а от без конца трезвонящего звонка толку было и вовсе никакого. Пожалуй, первый день за всю неделю, когда Кагеяма желал, чтобы время не мчалось так быстро… Но ведь с минуту назад звон по коридору значил конец занятий в общем. Да и к тому же отменили последние сорок пять минут. Он по-прежнему сидел за партой во вмиг опустевшем классе, было страшно идти «туда» — на корт… Под угнетающим взглядом пожилого преподавателя географии, явно говорящим: «Чего это ты не уходишь?», Кагеяма грузно поднялся, стаскивая следом с крючка сумку. В коридорах все еще толпятся ученики, унося его потоком вперед, к парадному входу. Кто-то больно пихнул локтем в бок, подбили плечом, но Кагеяма этого и вовсе будто не замечал. Мрачный и погруженный глубоко в свои мысли, он едва ли успел сменить обувь на входе, прежде чем шумная компания восьмиклассников не пронеслась сквозь ряды именных шкафчиков, открыто уведомляя окружающих о намерении пойти в караоке. Кагеяма шел, сунув руки в карманы брюк, озираясь то на край выцветшей, ранее алой, нити на левой руке, то на камушек у носка черных кед фирмы «Adidas», избранный быть жертвой около-футбольных способностей Кагеямы, а заодно — способом скрасить дорогу. Загадывать ничего смысла не было, этому его некогда научил Хината — вот и сейчас этот совет очень помогал сохранить жалкую долю оставшихся нервов. Под ногами земля сменилась бетонной дорожкой на входе спортивный зал, а от тени навеса стало будто бы легче дышать… Кагеяма чуть замедлился, ступая по лестнице, следом обнаружив, что дверь в зал открыта. Он на пару секунд замялся у самого входа, уже отчетливо видя лаковый паркет краем глаза, и далее не спеша поднял взгляд. Быть может это лишь глупая, но уж слишком невероятная случайность, — по крайней мере у Кагеямы бы язык не повернулся назвать это «ошибкой». Так же, как и не смог более опустить взгляд, а сердце слабо кольнуло… Спиной к нему, буквально в метре, стоял Хината. По положению согнутых рук, он явно сжимал в ладошках ремень сумки, а по чуть вздернутой макушке — смотрел куда-то вдаль или же просто о чем-то задумался. В белоснежной футболке до бедер и черных спортивных шортах, открывая вид на изгиб ног. Хината стоял молча, неподвижно, и сбоку сквозь призму широкого ветхого окна на него падали рассеянные солнечные лучи, словно специально подсвечивая его, подавая Кагеяме некий «знак». Хотя в нем вовсе не было нужды… В тот момент Кагеяма и сам понял, почему так боялся идти на корт, видеться с Хинатой. Это был страх бездействия, что он, как и после роковой поездки, не сможет ничего более, чем наблюдать все со стороны. Кагеяма боялся вновь упустить шанс сказать хоть слово… Но в то же время Кагеяма твердо решил: пора прекращать избегать чувства других, ведь «другие» не виноваты, что он не может разобраться в себе… Он тихо ступил на корт, шагая неспешно и прямо к цели, не желая нарушать идеал умиротворения в округе. Хината же не оборачивался, лишь опустил голову вниз, словно и не слышал никаких шагов за спиной… Так же и не реагировал, когда его локтей коснулись теплые руки с длинными и тонкими пальцами. Очень нежно и с трепетом обвиваясь вокруг двуглавой мышцы плеча. На правое плечо опустился чужой лоб, щекоча шею концами угольно черных волос, и Хината протяжно выдохнул, все продолжая молчать, лишь чуть поджав губы. — Хината… — неуверенность подавляла желание говорить. Да и так уж выходило, что более чем шепот Кагеяма просто не мог из себя выдавить… Ведь теплые эмоции уже и без того переполняли все тело. Просто от чувства, что Хината — рядом. — Я… Не хотел… Вновь задеть твои чувства... — Кагеяма, я тогда все сказал… — холодный тон Хинаты разбил всю атмосферу вдребезги, а в груди у Кагеямы кольнуло в разы сильнее, чем раньше. Боль, которую пока он не мог сравнить ни с чем, сперва остро и прямо вонзилась в центр грудной клетки, а затем сдавила ребра, пробуждая очень горький привкус в глотке. И все же Хината медлил, хотя Кагеяма подметить этого был не способен… Но времени до начала тренировки у них немного. Чуть дернув локтем, тем самым ослабив в нем хватку чужой руки, Хината сделал уверенный шаг вперед, и сердце до боли сжалось, однако для себя он все уже решил. Точнее даже, для них двоих… Кагеяма стоял молча, и даже не пытался повлиять на его действия, и последовал еще один шаг и еще… А вслед за тем —опустились руки. На все. Расстояние между ними становилось все больше, и больше. Это определенно знак, что… Видимо, для них действительно уже «все» наконец решено. Та самая рука, от которой Хината только хотел улизнуть, вновь с силой схватила его за локоть, потянув назад. Не ожидая рывка, Хината чуть оступился, но вместо падения был охвачен в какие-то уж слишком крепкие объятия, и вновь со спины, что почти полностью сковали его в движение. Однако возмущаться Хината не спешил, особенно когда вновь у виска показались пряди черных волос. — Черт, нет… Постой, п… Пожалуйста, — голос Кагеямы прозвучал уже более уверенно, но не громче… Хината же стоял, как и было сказано. — Я уже говорил, что снова тебя не отпущу, и я... был не прав. Не знаю, что еще сказать, ведь не думаю, что смогу оправдать хоть как-то сказанное. Поэтому прости… И, просто прошу… Дай мне еще один шанс… Его макушка вновь улеглась Хинате на плечо, Кагеяма искренне не знал, чего ему ожидать, к тому же в ответ пока можно было слышать лишь шум листьев из-за открытой двери. Сколько это продлится — не ясно, и Хината реагировал ровным счетом — никак, хотя, быть может, Кагеяма вновь ничего не замечает… — Знаешь, я кое-что для себя решил в тот день, когда мы… Поссорились, — слова так неожиданно разорвали тишину, что на секунду Кагеяма засомневался в своем слухе. Однако плечи Хинаты чуть дрогнули, когда он хмыкнул, и легкая вибрация под ладонью Кагеямы у его грудной клетки продолжилась. — Я решил, что если ты не извинишься в течение этой недели — пока будут экзамены, то я действительно был для тебя просто временным развлечением. И между нами бы точно было все кончено… Сегодня последний день. И к тому же тренировка, так что ты не мог не прийти… И, ну, это мой прокол, что я дал слабину и ждал тебя…. Но все же ты подошел. И теперь я в замешательстве. Кагеяма не знал что ответить, ведь в который раз от него мало что зависит. Но, видимо, отвечать и не нужно было, ведь спустя недолгую паузу Хината вновь заговорил, все таким же тихим и чуть даже холодным тоном. — Кагеяма, твои необдуманные слова и действия меня очень ранят… Ты действительно эгоцентричный и не разбираешься в людях. И оттого не замечаешь чужие чувства и машинально переключаешься на свои — я так думаю… И я также знаю отчасти о том, что произошло с тобой в средней школе… Потому-то и верю, что ты научишься вновь понимать и чувствовать других, — его тон невольно стал теплее, и, чуть расслабившись, Хината несильно завалился назад, откинув голову на плечо Кагеямы в ответ. — Ведь я знаю, что ты не такой на самом деле, каким кажешься окружающим… Ты добрый и заботливый, а еще любишь, как я готовлю. Так что… Шанса я тебе больше не дам. Слегка убаюканный лестными словами, что, в итоге, кончились уж как-то не по канону, Кагеяма дрогнул и чуть приподнял голову, и хоть себя он со стороны не видел, но лицо его выражало полную растерянность. — Чего? — он чуть ослабил хватку, погружаясь в еще больший ступор, что мозг не успевал обработать весь объем информации и сопоставить «черное» и «белое» во что-то определенное. — Н… Но мне ведь действительно жаль… Где-то с минуту Хината не проронил ни слова, и у Кагеямы уже в полной мере бушевало в груди волнение на этот счет… Однако затем Хината вдруг развернулся к нему лицом, прямо на ходу крепко захватывая его плечи и шею в объятия, чуть приподнимаясь на носках. Зарываясь носом в образованное пространство меж собственной рукой и чужой шеей. И в тот момент, пожалуй, Кагеяма впервые не растерялся, моментально обхватывая под руками в ответные объятия маленькое тело. Крепко-крепко, и по детски жмуря глаза, слегка сгибая колени, приняв не самое удобное положение из-за разницы в росте. С чего-то чувствуя счастье от доносящегося с левой стороны волнительного, но глубокого дыхания Хинаты. — …Кагеяма, шанс не шанс, просто пойми наконец, кое-что... Я приму извинения, ведь мне не плевать на тебя, твое будущее, если так можно сказать, — Хината прижался чуть крепче, однако говорил совсем спокойно и тихо. — Я правда хочу, чтоб ты… Ну, научился понимать других, хоть немного… Ведь даже если рядом с тобой в будущем буду не я, ты больше не повторишь «старых» ошибок. Просто, думаю, тебе так даже будет легче. — …Прости, ну… Снова. Я понимаю, о чем ты… — пробормотал Кагеяма в ответ и следом почувствовал на затылке руку Хинаты, которая нежно зарылась в волосы, вызвав тем самым мурашки на коже. — Мне ведь тоже стоит извиниться… Я наговорил всякого и явно перегнул палку… — Хината замолк на некоторое время, а затем неспеша опустился на полную стопу, заставляя вслед за собой наклониться и Кагеяму. — …Я скучал по тебе, правда, и очень сильно… Ты тоже меня прости за те слова, и, ну… Мне было не по себе эти вот дни… Так что не делай такого больше!.. Т... То есть, не оставляй одного, даже если я сильно психую… Это условие твоего «шанса». — Не бери в голову. Заткнись… Я единственный, кто должен извиняться, и обещаю одного не оставлять. Дурень… Я ведь тоже… скучал, — пожалуй, говорить более ничего и не стоило. Пускай Хината и пытался в чем-то каяться, вины его Кагеяма даже не рассматривал, а извинения и так были приняты безоговорочно. Кагеяма чуть отдалился, едва ли чтобы повернуть голову в сторону Хинаты, нежно касаясь кончиком носа его щеки, вслед легко задевая ее губами. А после — последовал поцелуй, уверенный, но при том и чувственный, и страсть в нем — совсем неизвращенная, а возникшая от очередной разлуки. Хината прикрыл веки, ослабил хватку в объятиях, смещая ладони с шеи на скулы, временами с неслышным шумом вдыхая через нос. За спинами послышался топот, но плевать уж кто там был, и кто бы мог их увидеть. Пускай и некто вошедший в зал пораженно ахнул. Да пусть хоть теперь весь мир о них знает — не важно… Они оба просто утопали в ласке и теплых чувствах всем существом, телом физическим и ментальным. Поодиночке было некомфортно, больно, обидно. У каждого чувства свои, но совсем неприятные… Потому сейчас, растягивая поцелуй, пахнущий сыростью зала и цветениями поздней весны, думать вовсе не хотелось. И даже если их увидели — пускай уж всем остальным располагает лишь воля случая.