***
Стоило ему оставить Фолкрит позади, как он замечает плотный столп дыма над имперской крепостью. Вряд ли это мог быть обыкновенный пожар, имперские крепости всегда казались чем-то безопасным и хорошо охраняемым, наверняка возникновение пожара в них обычно легко пресекалось. Так что же могло случиться, чтобы пожар был настолько сильным? Он посылает лошадь галопом в сторону клубов дыма. У ворот он спешивается и с тревогой отмечает, что ворота оставались целыми, поэтому мысли о нападение сразу отметались. Стоит ему войти, как глаза начинает резать от летящего в них пепла. Хейв не знает, что чувствовать, когда он проходит мимо дымящихся развалин, наполненных ещё не остывшими обугленными трупами, обезображенных пламенем до неузнаваемости. Он чувствует тошноту, когда его ноги задевают чьи-то останки. Что могло создать весь этот ужас? Пытаться что-то высмотреть в дыме было почти невозможно, поэтому большую часть времени, пока он ходил вокруг, он полагался на слух, но ничего кроме треска досок и обваливающихся с высоких башен камней он не услышал. Окрестности были лишены какой-либо жизни. Приезжать сюда было неудачной идеей. Хейв был уверен, что долгое время не избавится от образов разрушений, хорошо отложившихся на краю его памяти. Но с другой стороны, он был обязан посетить это место. В самом начале был небольшой шанс, что в пожаре могли быть выжившие, которые нуждались в помощи и ему нужно было проверить. Тяжело осознавать, что надежда оставалась ложной. Но в сердце он продолжал верить, что до пострадавших добрались намного раньше него. Он выходит за высокие ворота, полностью опустошённый, с желанием поскорее покинуть пепелище, когда земля начинает мелко подрагивать. Крупная тень проносится над ним, закрывая собой солнце. Хейв резко устремляет взгляд в небо и его сердце наполняется первобытным страхом. Хейв не уверен в том, как выглядят драконы, величественные существа ушедшей эпохи, но то что проносится над его головой, очевидно, было настоящим живым драконом. Дракон целеустремлённо летит вперёд, совершенно незаинтересованный происходящим на земле, его крылья гулко дребезжат, сотрясая землю. Хейву нужно время, чтобы прийти в себя и опустить взгляд от неба. Он спешит в Ривервуд, чтобы предупредить жителей об опасности. Не теряя времени, следом направляется в Вайтран, где ярл, поручает ему отыскать драконий камень, находящийся в древнем нордском храме «Ветреный пик», для его придворного мага Фаренгара. Под поручением, конечно, на самом деле имелось в виду покопаться в опасных развалинах и найти древнюю каменную табличку, которая может быть там, а может и вовсе не быть. — Почему всегда пауки… — прорычал Хейв, твердо поставив ботинок на труп огромного паука, получив рычаг, в котором он нуждался, чтобы выдернуть клинок, прочно застрявшего в паучьей голове, совсем не беспокоясь о крови, которая забрызгала его сапоги впоследствии. Пауки были омерзительными мерзкими тварями. Их мохнатые морды до холодных мурашек пугали норда и не было ничего постыдного в том, что он старался убежать от драк с ними. — Всё кончено? — пугливо тараторит запутавшийся в паутине данмер. — Да, теперь всё спокойно, — Хейв убирает клинок за спину. — Отлично. Чудище мертво. А теперь вытащи меня отсюда, пока ещё кто-нибудь не появился, — нескромно требует эльф, выворачиваясь в липкой паутине. — Не то чтобы у меня был выбор. Хейв усмехается, доставая кинжал поменьше, таскаемый им, как запасной вариант, на случай непредвиденных ситуаций. Хотя он мог разрезать паутину и клинком Бладскал, и он уверен, что так будет намного быстрей, но боялся случайно задеть егозливого данмера. Вполне ожидаемо, после своего освобождение, эльф сорвался с места вглубь древнего храма и вопя на ходу: «Ты моё сокровище не получишь!» Хейв сморгнул туман потрясенья. Само собой, он находил лишь труп данмера, погибшего от рук нежити, а рядом с ним золотой коготь, отпирающий дверь в зал легенд. Как и в большинстве древненордских храмах, в огромном зале на противоположном конце находилась Стена Слов, на которой вырезан текст на драконьем языке. Путешествуя по всему Скайриму, он не раз натыкался на них, но никогда прежде Хейв не слышал их пения. Оно манило его ближе и само рвалось на встречу к нему. Норд не мог противиться оклику, подходя к стене вплотную и теряясь в шепоте. В момент, в глазах всё расплылось и потемнело, а мягкое пене превратилось в оглушающий рокот. Это прекратилось так же резко, как и началось. Обдумать произошедшее ему не дал раздавшийся позади громыхание проснувшегося драугра. Сколько бы времени не проводи в нордских руинах, к неожиданно просыпающийся нежити привыкнуть не удастся. С драугром он расправился быстро. У него он обнаруживает тот самый драконий камень, за которым и был послан. Это была каменная скрижаль, формой напоминающая щит, на обратной стороне которой высечена надпись на драконьем языке — не совсем тот же текст, что на Стене Слов. Фаренгар точно должен понять больше, чем Хейв. Перед этим, до захода солнца, он вновь наведывается в Ривервуд, где возвращает золотой коготь имперцу Лукану, владельцу лавки «Ривервудский торговец». О пропаже он слышал вскользь, по раздававшимся в городе громким сплетням. Честно признать, Хейв и не планировал заниматься поискам пропавших вещей, даже за хорошую сумму, но обстоятельства сложились довольно удачно. Дорога обратно в Вайтран стала достаточно освежающей и спокойной, однако Хейв находился в постоянном волнение, предпочитая не терять бдительность. Неприятности любили подстерегать в самые неожиданные моменты. Стоя в кабинете Фаренгара, он принимал похвалу за проделанную работу. Хейв считал придворного мага ярла компетентным в вопросе драконьих тайн, поэтому он задаёт волнующий вопрос о поющей Стене Слов, но прежде чем Фаренгар успел ответить, в кабинет взбежала взвинченная Айрилет, со словами, которые довольно ощутимо пошатнули состояние Хейва: — Неподалёку видели дракона. Хускарл обернулась к нему. — Ты там тоже понадобишься. Кажется, Девять вовсе не желали давать ему передышку хотя бы на один день, подкидывая ему испытание за испытанием.***
Древние легенды о драконах всегда будоражили сознание своим содержанием. В них дети Акатоша всегда представали богоподобными создания, прорезающими небеса Нирна своими голосами, мощь которых была колоссальной. Земля задрожала, когда дракон приземлился вблизи Хейва, из-за чего тот пошатнулся, балансируя из стороны в сторону, стараясь избежать падения. Лучники продолжали обстреливать огромного ящера, но стрелы просто отскакивали от его чешуи и лишь единицы неглубоко впивались в толстую шкуру. — Турри ду хин силле ко Совнгард! Раздавшийся довазул оглушал. Поистине грозный язык, устрашающий своим звучанием. Он успевает скрыться за каменными обломками сторожевой башни, когда из пасти дракона извергается пламя. Нужно было действовать быстро, пока дракон кричал, чтобы тот не услышал резкие движения Хейва в его сторону. Норд перехватывает рукоять меча крепче и обходит своё укрытие. Направив лезвие клинка прямо в место, где шея соединялась с головой ящера, он ударяет по ней со всей силой. Меч впивается в плотную плоть, легко разрубая её. Дракон взревел и пламя теряется в его глотке. Это место по всей видимости было уязвимым. Хейв усмехается, забывая о своём страхе, даже у богоподобных существ присутствовали слабые места. Стражники так же поняли, в чём было дело, прицеливаясь в место под рогами. Это было концом для дракона, когда Хейв вновь замахивается на ошеломленного ящера и наносит окончательный рубящий удар. Лезвие впивается настолько глубоко в плоть, что достать его сразу не получается. Приходиться отступать на расстояние, когда дракон в предсмертной агонии приподнимается, поднимая пыль. — Довакин?! Нет! Сначала появился яркий золотой свет, затем тишину прорезал рев пламени; первым порывом Хейва, когда он заметил всполохи, было сказать, что он воспламенился, но это было неправильным понятием. Он не мог сказать, был ли это шок или что-то еще, что заставило его замереть на месте, когда свет полностью окружил труп дракона, плоть горела прямо от костей зверя, но золотое свечение не было огнем. Живот сжался, как будто он проглотил камень, тянущий его на дно. Хейв пятится на большее расстояние и краем глаза он замечает, как стражники следуют его примеру, страшась неизвестного явления. Раздался шум, похожий на падение чего-то большого, и свет тянется прямо к Хейву, оставляя тело дракона бесплодным. Свет гаснет почти так же внезапно, как и начался. Норд боялся пошевелиться. В ушах стучала кровь. Стражники собираются вокруг него во главе с Айрилет. — Ты… ты, наверное, Довакин! — кто-то крикнул из толпы и Хейв прикладывает огромное усилие, чтобы позорно не споткнуться, когда все взгляды направлены на него. Возвращаясь к ярлу, чтобы рассказать о том, что случилось, в небе гремит гулкий призыв, словно молния, ударяясь об землю. Это был голос Седобородых, пришедший с Высокого Хротгара. Они звали Довакина. Ярл Балгруф сильно восхищён тем фактом, что Хейв, пришедший из легенд, нордский герой. За помощь с драконом он даёт ему звание тана Вайтрана — что было совершенно необязательно по мнению парня, но ярл не принимал возражения — и просит его не мешкать с посещением Седобородых. Хейв и сам понимал, что быть призванным ими в Высокий Хротгар, подобно самому Талосу, великая честь, но с посещением стоило повременить. Он не готов принимать свою судьбу, ему нужно было время. Почтительно кланяясь ярлу на прощание, он направляется к конюшне, чувствуя себя полностью подавленным.***
На второй день своего возвращения с Солстхейма, он наконец добирается в Данстар, в свой родной город. Белоснежные просторы Белого Берега никогда не могли наскучить, а холодный ветер моря, дали ему наконец почувствовать себя в полной безопасности и домашнем уюте. Было раннее утро, и многие жители до сих пор отдыхали после трудного рабочего дня, на улицах же встречались только стоящие на посту стражники, весело приветствовавшие его, узнавая. До его слуха донёсся стук молота об наковальню, обычно этот человек не принимался за работу так рано, но по всей видимости война обременяла всех кузнецов работать больше своих сил. Хейв спешивается с лошади, вставая у самых ступеней дома Рустлейф сосредоточенно отбивал раскаленный металл, придавая ему нужную форму, но почувствовав чьё-то присутствие оборачивается. — Вы только посмотрите, что за искатель приключений забрёл в наши края, — кузнец бросает метал в ведро до краёв, наполненное водой, от чего некоторая часть выливается, но это мало заботит мужчину. Он критически оглядывает броню Хейва и тот знает заранее, что сейчас прозвучит. — Разве я не учил тебя подгонять доспех? Или ты просто играешь с удачей? Неправильно сидящий доспех — самоубийство, должен знать. — Конечно, — юноша закатывает глаза, становясь под навес и прислоняясь плечом к деревянной стене дома. — Ты же меня всему учил. Рустлейф по-доброму смеётся. В свои пятнадцать лет Хейв остро осознал, что без знания кузнечного дела приходится совсем туго: в долгих путешествиях доспехи ломались под натиском сражений и сильной непогоды, а найти кузнеца в очередном кургане, очевидно, невозможно. Он правда пытался научиться, только вот самообучение в настолько сложном искусстве не приносило ощутимых результатов, а отыскать доступного учителя не представлялось возможным на тот момент. В тот год, когда Хейву исполнилось шестнадцать, в Данстаре поселился Рустлейф, вернувшийся из Хаммерфелла. Он сразу зарекомендовал себя, как компетентного кузнеца и парень настойчиво напрашивался к нему в подмастерья, пока тот наконец не согласился. — А что случилось со стальными доспехами? — юноша ждал этого вопроса, но стоило ему прозвучать, как он трусливо отводит взгляд. Ему повезло, что кузнец в это же время потянулся за нужными инструментами для работы. — Неудачная схватка с магом. Хейв не любил лгать и совершенно этого не умел, но полуправда не была ложью как таковой. — Маги — неприятные соперники, — кивает Рустлейф, — но неужели этот маг настолько силён? — Безумно силён, если бы не броня я бы не пережил и первого заклинания, — вспоминать о своей беспомощности было неприятно, но любой опыт являлся важной частью на пути самосовершенствования. «Вряд ли Довакин будет другим», — Хейв вздрагивает; совсем недавно вскрылось то, что он тоже является Драконорождённым. Верил он в это с трудом, не смотря на множество доказательств. Это просто трудно принять. — Обычно ты более осторожен, — примечает кузнец. Хейв пожимает плечами, прося не брать это в голову. Не будет же он говорить, что поступил совершенно безрассудно поддавшись постороннему настойчивому чувству. Хейв неловко оглядывается по сторонам и со вздохом просит: — Тебя не затруднит помочь мне с подгонкой доспехов? Мне не хватает знаний для работы со сталгримом. — Борода Шора, что за вопросы? — крайне возмущено, едва не воскликнув, произнес Рустлейф. Хейв смущенно потирает затылок. — Конечно, я тебе помогу. Парень облегчённо вздыхает. Пока Рустлейф работал над его доспехами, он проводит время с его женой Серен, неимоверно счастливой его появлению и выпытывала все подробности об событиях, произошедших с ним за время его отсутствия. Ему было неловко от недостаточной откровенности с ней, не договаривая о цели его отплытия с материка и дальнейших событиях произошедших после Хелгена, заставлять редгардку волноваться не хотелось, как и Рустлейфа. Серен и Рустлейф стали для него близкими людьми, возможно, чем-то похожим на семью. Через короткое время его снаряжение было готово. Доспех был легким, что было не совсем в компетентности Хейва, поэтому разумным решением было добавить дополнительного веса, полученного от обивки сталью во внутренних частях. Снаряжение сидело намного комфортней и привычней. Тем более легкие доспехи никогда не были сильной стороной Хейва. — Вот теперь доспехи прекрасно сидят. Не желаешь отправиться на драку с магами? — насмешливо предложил Рустлейф, смотря на парня, играющегося с застёжками на кирасе. — Во имя Девяти, прошу хватит про магов, — Хейв не смотрит на мужчину, продолжая проверять ремешки, но голос выдавал его стеснения. — Прости, просто приятно отвлечься от всех этих кошмаров по ночам, — объяснил кузнец. — Что за кошмары? — парень бросает застежки и сосредотачивает внимание на старом норде, поднимая на него взгляд. Всё смущение уходит, оставляя место волнению. Теперь, когда он вглядывается, то понимает, что тёмные синяки под глазами у Рустлейфа не просто от усталости за работой. — Весь город давно мучают кошмары. Если бы это были просто кошмары я бы просто списал это на напряжение из-за войны, но это один и тот же и ужасно реалистичный, — объясняет мужчина. — Как по мне, так нас прокляли, — он сморщил нос и недовольно фыркнул. Хейва это насторожило; не могут возникнуть массовые кошмары сами по себе у всех жителей разом. Рустлейф всегда был человеком скептичных взглядом и любую ситуацию пытался логически объяснить, а тут сразу предположил возможность с проклятием. По всей видимости тут совсем всё неоднозначно. — Можно же что-то сделать? — Ты опять пытаешься влезть в самую гущу событий, совсем не оценив риски, — Рустлейф качает головой. — Всё это опасно. Не смей ничего предпринимать. Хейв смущенно закрывает рот, не находя слов для ответа. Рустлейф тяжело вздыхает. — Не переживай об этом, Хейв, — мужчина кладёт ему руку на плечо, в утешительном жесте. — С нами всё будет хорошо. Вчера жрец Мары остановился в «Пик ветров», он то знает, как нам помочь. Боги не оставят своих последователей. Хейв кивает. Он всегда пытался пересиливать свою нордскую природу: не бросаться в неприятности с головой и решать проблемы мирными способами. Но он никогда не мог пересилить жертвенной ради близких людей и не старался исправить этого.***
Жрец Мары представился Эрандуром. Он объяснил, что кошмарные сны жителей Данстара — это проклятие одного из Принцев Даэдра, Вермины. Её сфера — пытки и ночные кошмары. Источник же этого проклятия находится в руинах Храма Призывателей Ночи, что высится на утёсе над Данстаром. Как Хейв и предполагал, все ужасные сны не появились сами по себе. Они проходят долгий путь, сражаясь с толпой орков и поклонников Вермины, и наконец приблизились к Черепу Порчи. Отвратительная и неправильная вещь на взгляд Хейва, поэтому он с большим восторгом ждёт, когда Эрандур закончит ритуал изгнания Черепа Порчи в глубины Обливиона. — Когда ритуал завершится, Череп будет свободен и Эрандур обернётся против тебя, — голос проносится в его голове и норд оглядывается в поисках его источника, но вокруг тишина. Только он и жрец Мары. Эрандур всё ещё занят работой с ритуалом. Мог бы это быть череп или его хозяин? Хейв прежде не сталкивался с Принцами Даэдра и их артефактами, поэтому не совсем понимал принцип общения через мысли в его голове. Хирсин единственный Принц, с кем Хейв имел честь вести разговор, но говорил он с животным воплощением. — Быстрее, убей его сейчас же, и утверди свою власть над Черепом!, — голос становится громче и настойчивее, а то, что он предлагал было ужасным. — Вермина приказывает тебе! Хейв прикрывает уши ладонями, пытаясь заглушить голос, и продолжает наблюдать за магическими всполохами ритуала Мары. Если это действительно голос Даэдрической Принцессы Вермины, то она явно не умеет убеждать. Хейв никогда не даст приказывать себе, особенно даэдра. Он замер и терпеливо ожидает окончания ритуала. Голос Вермины больше не беспокоит его, а несколько секунд после Череп Порчи исчезает в глубинах Обливиона. Эрандур облегчённо вздохнул, в его плечах была усталость, а сам он не выглядел счастливым. Хейв мог его понять. Жрец совершил ошибки в прошлом, а сегодня всё это скопом на него навалилось. Тишина храм Призывателей Ночи слишком давит на норда и он спрашивает ушедшего в свои мысли жреца: — Ты в порядке? — обеспокоенный голос парня, возвращает Эрандура в реальность. — Да. Всё хорошо, — слова данмера были тихими. — Теперь всё хорошо. К сожалению, я не обладаю большими богатствами и всё, что я могу предложить тебе в благодарность за твою помощь, могу предложить сопровождать тебя в странствиях. — Спасибо, — Хейв благодарно кивает. Эрандур качает головой. — Не благодари меня. Тебе удалось совершить настоящий подвиг для людей Данстара. Если кого-то и следует благодарить, это тебя! Норд смущенно отводит взгляд. В последнее время его слишком часто смущают, но это было довольно приятное смущение от похвалы. Эрандур решил поселиться в храме Призывателей Ночи и Хейв принял его решение. За время, проведённое в храме, на землю давно опустилась ночь, но кузня до сих пор ярко пылала, указывая на дом Рустлейфа, терпеливо ждавшего его возвращения. — Будешь ругаться? — неуверенно спрашивает Хейв, проходя под навес веранды. В Данстаре всегда были суровые природные условия, поэтому парень не удивлён усилившемуся ветру. Вероятно, скоро будет снежная буря. — Есть какой-то повод для ругани? — мужчина поднимает седую бровь. Хейв вглядывается во взгляд Рустлейфа, пытаясь отыскать в них намёк на злобу и недовольство, но замечал лишь усталость. — Я пренебрег твоими словами. — Верно, это было ожидаемо. Парень не скрыл удивленного взгляда. — Хейв, я не могу злиться на тебя из-за твоего желания помочь, — объясняет мужчина. — Тебе давно не шестнадцать и у тебя здравая голова на плечах. Ты отлично умеешь оценивать свои силы и точно не сделаешь того, что тебе не по зубам. Иногда я это забываю, извини. Ветер завыл сильнее, принося с собой холод Моря Призраков. В детстве юноша всегда считал, что эти ветра колыбель Атморы — умирающей земли, сковываемой льдами. В мелодию она вкладывала всю свою, не утихающую с тысячелетиями, любовь. Смотря в добрые глаза Рустлейфа, Хейв внезапно ощутил весь вес ответственности, упавшего на его плечи за прошедший день. Он знал, что если с кем-то поделиться, то точно станет легче. Просить помощи не было чем-то постыдным и так поступали по-настоящему сильные люди. И Рустлейф именно тот человек, которому он может довериться. — Спасибо, Руслтейф, — он обнимает его, с большой благодарностью похлопывая по широкой спине. — Я поспешу в Хельяркен-холл, хочу отдохнуть перед дорогой. Но сейчас для кузнеца было не самое лёгкое время. Хейв не должен был его нагружать и своими проблемами. Совсем скоро у Рустлейфа и Серен появится ребёнок, которому нужно будет всё их внимание. — Опять отправишься в долгое путешествие? — Да, есть одно большое задание, — это не было ложью, с определённой точки зрения. Они оба выходят из-под навеса, направляясь к его лошади. Конюх в Вайтране называл её Королева Альфсигра, но при покупке упомянул, что Хейв волен называть её как душе угодно. Будучи избалованной теплым климатом Вайтрана, она вечно брезгливо относилась к заснеженным местностям, показывая весь свой аристократичный характер. Это имя ей идеально подходило и он не видел смысла звать её иначе, лишь порой сокращая до милого Алли. — Я не мог от него отказаться, — добавляет Хейв, немного подумав. Это было совсем похоже на правду и относительно честно. Когда Алли мчится по дороге, Хейв шепотом возносит молитву Талосу, о том, чтобы драконы не добрались до Данстара.***
Хельяркен-холл встретил его привычной тишиной и плотным слоем пыли. В обычном своём состояние он бы сразу принялся наводить хоть какое-то подобие порядка, раскладывая вещи по сундукам и протирая пыль, тяжело вздыхая от вечно накатывающей тоски, но сил на это он в себе не нашёл, полностью вымотанный прошедшими днями. Хейв отбрасывает в сторону дорожные сумки, планируя разобрать их завтра утром перед отъездом в Виндхельм, делает он это слишком неуклюже, из-за чего некоторые вещи вываливаются с громким трещанием. Он бы это так и оставил, но был точно уверен, что утром обязательно споткнется об этот хлам, поэтому приседает и принимается собирать всё обратно до тех пор, пока в руки не попадает холодный металл маски, поднятую с трупа Драконьего жреца на Солстхейме. Он совсем забыл о ней. Металл был гладким с аккуратными узорами, можно сказать ковкой маски занимались с предельной осторожностью и почтением, внимание уделено каждой мелочи. Её поверхность блестела магическими чарами. Хейв хмурится, проводя кончиками пальцев по прорезям для глаз. Обзор у этой маски маловат, что совсем не практично в сражениях и для чего подобное решение, оставалось тайной, ответ на которую минул в прошедших веках. Он встаёт, закончив складывать выпавшие вещи из сумок, и прежде чем покинуть комнату, в последний раз косится на маску, поблескивающую в тени комнаты. Оставлять у себя он точно не решиться, сама её природа была устрашающей, а когда драконы вернулись, страх только усилился. Он не знал зачем вообще её тогда поднял, но завтра же избавиться от неё, продав первому же попавшему торговцу. Он быстро засыпает, стоило его телу коснуться кровати. И впервые за долгое время его не мучают кошмары.***
Сойдя с лодки в Вороньей Скале, он направляется прямиком в поместье Северин, где его без сомнения ожидал затейливый данмер. — Скучал по мне? — он улыбается, в то время как Телдрин пытается делать вид, что он не взволнован его неожиданным появлением и совсем не испытывал желания подорваться с места, подбегая прямо к нему. — Конечно, друг мой, — эльф легко посмеивается. — Ты закончил все свои важные дела на континенте? — Нет, еще нет. Они обычно никогда не заканчиваются, — Хейв достаёт из кармашка старый, местами поржавевший с течением долгих лет, ключ. — Я здесь для того, чтобы сменить обстановку, составишь мне компанию? — Куда угодно, если это принесёт хорошую прибыль — Телдрин ловко выхватывает у него ключ и кладёт его в подсумок. — Хочешь услышать последние слухи? Хейв кивает, не ожидая чего-то грандиозного. Прошло всего несколько дней с его возвращения в Скайрим. За такой короткий промежуток времени ничего бесконтрольно произойти не могло. Даже если бы и случилось, то он вряд ли смог бы сосредоточить своё внимание на этом. Сейчас вся его голова была забита мыслями об возвращение драконов, ему нужно время чтобы принять это. — Помнишь тех культистов? — Хейв вздрагивает, начало ему уже не по-душе, но он вновь согласно кивает, стараясь выглядеть расслабленно и не выдавать своего беспокойства. — Их стало больше, словно из нор повылезали, а половина жителей Вороньей Скалы пропало. На острове укрывался ещё один враг — Первый Драконорождённый. Без сомнений, это он причина пропажи жителей. Хейв так же догадывался, где они могли быть сейчас, но нельзя быть точно уверенным в чём-то, чего не проверил лично. Теперь, когда норд узнал, что является Довакином, он больше не понимал своё место в этой мире. Конечно, есть пророчество о Последнем Драконорождённом, дающее понять о его роли в судьбе мира, но Хейв не мог быть последним, пока живёт другой. — Будем надеяться, что мы не встретим культистов по дороге, — Хейв идёт на выход, стараясь унять свои мысли и сосредоточится на насущих делах. Он прибыл на Солстхейм, чтобы отвлечься от божественных планов, а не загружать себя ещё лишними мыслями. Телдрин лишь тихо посмеивается. Они шли к востоку по береговой линии, дабы избежать нежелательных и неожиданных встреч. Их путь был недолгим, из-за малой площади острова, путешествовать по нему было легко. На берегу, к их удаче, была старая деревянная лодка, на которой они и достигли острова Хоркеров. По двум оставленным на берегу лодкам можно было понять, что они не первые, кто захотел прогуляться по кургану. У входа уже толпилась пара разбойников, не вызвавшие затруднений. Отперев дверь, они оказались в крохотном помещении, с лежащим на полу трупом искателя приключений, запершегося в кургане, ставшего ему могилой. Чтобы пройти вглубь кургана, пришлось повозиться со сталгримом, добыв который, они открыли проход дальше. — Только глянь сколько тут септимов! — Телдрин вожделенно ходил от одной плотной горки монет к другой, на глаз прикидывая примерное количество сокровищ, редко оборачиваясь в сторону Хейва, с подозрением осматривающего запертую дверь. — Это вполне хватит, чтобы прожить долгую жизнь в достатке. Норд хмыкает, отвлекаясь от двери. Замок на ней был точной копией того же что и на входе. — Телдрин, пойдём дальше, мы ещё успеем вернуться за золотом. — Ты не удивлён количеством золота? — Телдрин уставился на него, совсем не понимая его безразличия к сокровищам. — Это курган Хакнира, Телдрин, — норд пожимает плечами. Эльф не казался удовлетворённым словами Хейва, продолжая молча на него смотреть. Норд вздыхает. — Телдрин, по легенде у Хакнира были приступы гнева и безумства, вследствие чего, он наложил проклятье: на весь свой экипаж, оружие и всё золото, что смог награбить за долгую жизнь, — ответил парень, вставая на колени, чтобы взять золотую монету с горы сокровищ. Он протянул её данмеру, заставляя его взглянуть на неё. — Вероятно, всё это проклято. — И как же нам снять проклятье? Хейв бросил монетку в кучу золота. — Одолеть того, кто и наложил проклятье, — без колебания ответил парень, пожимая плечами. — Ты умеешь быть убедительным, друг мой, — жалобно тянет мер, сдаваясь. Замок действительно был точной копией того, что на входе в гробницу, поэтому ключ звонко щёлкнул, отпирая проход вглубь. Хейв сочувствующе хлопает Телдрина по плечу, тихо посмеиваясь.***
Будучи проклятым ликантропией, Хейв не позволял себе долгий и частый сон, был в постоянном эмоциональном напряжение и боялся обратиться в зверя, способного навредить кому-нибудь, поэтому всеми силами боролся с животной жаждой. Не лучший период в его жизни. Хейв надеялся, что однажды всё это просто уйдёт и померкнет в его воспоминаниях, как и любая другая боль. — «Северная дева» отчалила, — заметил Телдрин, когда они вошли в Воронью Скалу. Норд хмурится, переводя взгляд на пустой причал. Корабль никогда прежде не возвращался в Скайрим в тот же день, что и прибывал на остров. Обычно, на разгрузку и погрузку продовольствия с грузом для торговли в порту уходило не меньше двух дней. Если бы в планах капитана что-то изменилось, тот бы обязательно оставил хоть какую-нибудь весточку. Всё это было подозрительно. — Возможно, планы поменялись, — Хейв старался не показывать своего волнения. Сейчас стоило отвлечься и сосредоточиться на вещах вынесенных из кургана. — Я хочу зайти к кузнецу, ты со мной? — он переводит тему. — Нет, друг, — данмер качает головой, — я планирую пойти в «Пьяный нетч» и послушать последние слухи. Всегда важно знать, что происходит вокруг. Хейв кивает. — Тогда увидимся в поместье. Гловер Меллори единственный кузнец в Вороньей Скале, мастер своего дела. Он хорошо разбирался в металлах и легко работал с костяной броней. — Славные скимитары, — кузнец прищуривается, осматривая клинки. Свет от кузни ярко отражался на поверхности стали, придавая ей светлые теплые тона. — Редгарды поистине лучшие мастера в кузнечном деле. Сколько за них просишь? — Я согласен на любую цену, только если ты согласен взять и эту вещь, — парень осторожно вынимает из сумки тканевый свёрток и протягивает его бретонцу. Меллори откладывает скимитары, беря в руки вещь. — Что это? — Гловер ловко разворачивает ткань, всматриваясь в сияющую заклинанием поверхность маски. — Маска драконьего жреца, — честно отвечает Хейв. Он не видел смысла врать или скрывать истинную природу маски. Перед отплытием на остров, Хейв обошёл всех торговцев в Виндхельме, чтобы попытаться избавиться от маски, но все отвечали ему отказом. Даже странный имперец Каликсто не имел желания пополнять свою жуткую коллекцию, чем-то подобным. Хейв не смел их винить. — Она сделала из эбонита, — заключает Меллори, после внимательного осмотра, — а его вечно не хватает. Я бы согласился её взять, только при условии отсутствующего зачарования. Кузнец протягивает маску обратно Хейву, возвращая. — Его невозможно снять, — парень вздыхает, покорно принимая маску обратно. — Всё равно, спасибо за помощь. — Клинки-- — Можешь забрать их просто так, — он перебивает его, пожимая плечами и укладывая маску обратно в сумку, ловя на себе удивлённый взгляд Гловера. Хейв понимал его удивление. Кузнецы всегда гордятся своим ремеслом и каждый из них понимает насколько это трудоёмкий процесс выковать достойный клинок. Подобный труд — не отдают просто так. Но хорошие клинки так же нельзя оставлять лежать без дела, собирая пыль, а Хейв не стал бы использовать скимитары. Лезвие у них больно кривое. Уже в поместье, Хейв злобно посматривает на сумку, где лежала маска, от которой всё никак не может избавиться. Телдрин вернулся спустя несколько часов, сильно взволнованным. — Какой-то сумасшедший кричал что-то о поющей стене и заставе Сиринга. — Что за поющая стена? — осторожно спрашивает норд. — Поющая на древнем языке, — объясняет эльф, но быстро обрывает себя. — Ты же не веришь, что стены могут петь? — в голосе Телдрина было очевидное подозрение. Хейв отводит взгляд в сторону. Он был свидетелем того, как стена звала его на драконьем языке. Конечно, он верил. — Просто хочу прогуляться. Данмер фыркает. — Солстхейм — не лучшее место, чтобы прогуляться, — он складывает руки на груди, в категоричном жесте. Парень бросает на мера многозначительный взгляд. — Тогда иди по тропе с северо-запада, упрямец, — сдаётся Телдрин и Хейв тихо посмеивается, стараясь скрыть смех кашлем.***
Застава Сиринга представляла из себя некогда величественное древненордское строение, ныне же пребывающее в беспорядке. Проходя под узорчатыми каменными арками, Хейв хмурился каждый раз, стоило взгляду уцепиться за очередной открытый саркофаг или неподвижное тело драугра. Очевидно, уже кто-то был здесь, полностью зачистив местность от мертвецов при этом не взяв ни одной монеты с драгоценными камнями. Всё это не вызывало доверия. Хейв останавливается на лестнице между первым и вторым уровнем, прислушиваясь к звуках. В горах Моэсринг стоял сильный ветер, разгонявший снежные дюны и из-за свиста трудно было услышать хоть что-то ещё. Поднимаясь по лестнице выше, на третий уровень, он наконец услышал отдалённое пение слов. Совсем как в Ветреном Пике, похожее чувство, тянуло его вперёд. С каждым шагом пение становилось громче, пока вовсе не затмило все остальные звуки окружающего мира. Норд против воли задержал дыхание, когда в глазах потемнело и сила потянулась к нему. Он не мог объяснить себе чувство, испытываемое в этот момент, но оно было похоже на опьянение, когда тёплый мёд стекает по горлу и согревает изнутри. В момент всё стихло, возвращая его в реальность. От резких перемен, Хейв брезгливо дёргает плечами, пытаясь сбросить наваждение. Что ж, стена больше не пела и он вполне мог вернуться обратно в Воронью Скалу до наступления темноты. Хейв изумлённо моргает, когда понимает, что совершенно не может пошевелиться и при попытке развернуться просто падает на спину, довольно ощутимо ударяясь об каменную поверхность площадки. Шоровы кости, это плохо. На нём определённо паралич. Эту беспомощность трудно не узнать. Спиной, даже через толстый слой брони, он чувствует тяжёлые шаги, быстро направляющиеся к нему. Крупный силуэт, возвышающийся над ним, заставляет сердце Хейва упасть. Заходящее солнце чарующе играло с блеском золота маски. Если бы он мог, то закричал бы. Только парень неуверен: от страха или от неожиданности. Ветер всё ещё заглушал большинство звуков, но знакомый скребеж молний он слышал отчётливо: — Зу’у миндок хи мейз. На этот раз у него нет возможности увернуться, когда драконий жрец беспрепятственно подвергает его электрическому заклинанию.