Собачьи чувства

Процесс употребления необходимой дозы кофеина неожиданно растягивается аж на пятнадцать минут, что удивляет самого Антона, теперь бегающего по квартире, впохыхах собирающего нужные вещи и запихивающего их по карманам куртки и джинсов. Он не ел, просто попил кофе (правда, ещё залипнув в телефоне), а время уже успело улететь куда-то в ебанатские ебеня. Как это вообще работает? Абсолютная несправедливость к тем, кто любит длительность действий и тягучесть жизни в принципе. Кружка со следами кофе на дне грустно провожает Антона своим удручающим видом, выделяясь через коридор на фоне светлого окна, и парень не может не кинуть полный искренней вины взгляд ей в ответ. Он её помоет, обязательно, но сейчас просто критически не хватает времени на это. Арсений уже, возможно, пришёл давно, так что и писать ему не придётся... Попова на улице рядом с подъездом не оказывается, и Антон позволяет себе расслабленно выдохнуть. Что ж, это хорошо, парень не любит, когда его ждут лишние десятки минут. Он быстро пишет Арсению «Вышел» и, получив в ответ такое же короткое «Скоро буду», запрокидывает голову и с наслаждением втягивает ещё не тёплый весенний воздух с запахом асфальта, согретого в лучах прохладного солнца. С детской площадки напротив дома слышится чей-то задорный детский визг и лай собаки, и всё это вместе создаёт такую домашнюю — воронежскую — атмосферу, что Шастун невольно улыбается, вытаскивая сигарету и закуривая в подувший ему в лицо свежий ветер. Природа потихоньку просыпается, переодеваясь из одёжки, рассчитанную на мокрую холодную зиму, в одёжку на всё ещё влажную, но мягкую, трепетную весну, даря небывалое успокоение и умиротворение... А ещё Шастуна ждёт встреча с Поповым и суперски проведённый день с парнями, и он почти по-детски топчется на месте, поглядывая по сторонам и самостоятельно выискивая макушку мужчины. Ему уже не терпится поскорее столкнуться с прекраснейшими на свете чертами лица, с великолепнейшим изгибом в мягкой тихой улыбке губ и утонуть в двух прозрачных небосводах, как бы это по-идиотски не звучало. С Арсением как-то всё сразу превращается в нечто нелепое и несуразное. Лепым и суразным остаётся лишь один Попов, и Антон даже не обижается на то, что сам себя причисляет к рядам выше описанных. С его-то ростом и телосложением попробуй побыть ловким и гибким. А если ещё учитывать то, что всё в его жизни идёт через жопу, то вообще идеально... Блядь. Антон действительно не хотел обо всём рассказывать Попову. И что в итоге? — Рассказал. Да и ещё своим вынужденным умалчиванием подробных деталей наверняка лишь разжёг и так полыхающее жадным пламенем любопытство. Арсений ведь просто так не отступит, может быть, будет ещё сам узнавать и вынюхивать подробности расставания с Ирой... Почему Антон так думает? Он и сам не знает, нахрена его коллеге столько ненужной информации о чужом, по сути, человеке. Он просто чувствует, что... ну, это же Арсений, пытливый, неугомонный, волнующийся и заботящийся обо всех мужчина, которому порой стоит подумать и о себе тоже. Которому постоянно хочется делать что-то приятное и доброе, чтобы он подарил самую лучшую из своего арсенала улыбку и благодарно потрепал по плечу. Которому наконец-то хочется признаться, распахнуть рёбра, чтобы тот узрел его готовую на всё сущность, душу, и... Ну да, которому, на деле, нахуй не сдалась эта самая душа. Всё заебено, пацаны, продолжаем себя умеренно топить. Собачий лай с детской площадки становится более настойчивым, и парень вздрагивает, щурясь от попавших в глаза бликов лучей. Он так задумался о смысле бытия, что так и застыл с зажатой между пальцев и потихоньку самой по себе тлеющей сигаретой. Антон делает длительную затяжку, заставляя лёгкие принять целиком весь никотиновый дым, и снова слышит лай, на этот раз переходящий в рычание, хмурясь. Что-то долго собака не успокаивается... На телефон приходит сообщение, и Шастун смотрит на экран с дебильнейшей улыбкой. «Почти на месте, ягодка ;) Только не перезрей» — пишет Арсений, и тот фыркает, невольно краснея, и, прикусив кончик сигареты, собирается уже напечатать какой-нибудь саркастический ответ — он же импровизатор, ёпта! — когда слышит громкое и испуганное «Мама!» вперемешку с озлобленным звериным рыком. Противное чувство, как будто что-то упускается из виду, грубо толкает Антона в грудь уверенным внутренним импульсом, больше похожим на разряд тока, и он поднимает голову, пытаясь что-нибудь разглядеть на детской площадке сквозь ряды стоящих по периметру машин. На первый взгляд кажется, что ничего необычного не происходит. Вот между веток невысоких голых кустиков на ещё не зелёной зоне площадки мелькает розовая курточка маленькой девочки в белый горошек, а совсем рядом, прямо у её ног, копошится тёмный силуэт собаки. Никому бы и в голову не пришло, что ситуация заключается не в том, что ребёнок старается увести пса за поводок с площадки, а тот изо всех сил упирается в землю лапами. Антон сначала так и понимает то, что видит, немного расслабляясь, но всё ещё не сводя с этих двух фигур глаз. А потом видит, как собака резко поддаётся вперёд и начинает усиленно мотать головой, и слышит ещё более громкое и отчаянное «А-а-а-а!» Картинка всё ещё не до конца складывается в голове, Антон не верит в то, что происходит практически прямо на его глазах, но телефон уже наспех засунут в карман куртки, сигарета брошена в кучку нерастаявшего снега, а сам парень торопится через дорогу на площадку. По мере приближения внутри начинает просыпаться что-то дикое и непонятное, потому что на детской площадке, сука, из взрослых никого нет, да и вообще на этом участке земли пусто, как в голове тех взрослых, оставивших ребёнка без присмотра. А ещё помимо этого отвратительного факта существует целостный силуэт из двух соединившихся по злой воле судьбы фигур — заплаканной девочки, прижавшей ручки в шерстяных варежках к груди, и огромного пса, вцепившегося зубами в края зимних штанов ребёнка. Антон шумно сглатывает, на пару секунд застывая в пространстве между машинами, и смотрит со смешанными чувствами, какой-то частью себя надеясь, что ему всё это кажется. Что на самом деле, это упирающаяся псина — питомец девочки, а сама девочка плачет, потому что зверь её не слушается. Но всё это рушится, когда собака, услышав громкий всхлип от ребёнка, рычит и с силой дёргает за штанину, а жертва падает спиной на землю, уже истерически крича «А-а-а-а-а, помогите, мама-а!» Шастун больше не ждёт ни секунды. Собака — чья-то, не этой девочки, и она не упирается идти домой. Она мотает головой не потому, что её тянут за поводок — она хочет разорвать то, что держит в своей пасти. И парень совершенно не уверен в том, что это только ни в чём неповинная ткань широких зимних штанов. Он срывается с места, на удивление, ловко перепрыгивая через оградку детской площадки, и бежит прямо по грязным полурастаявшим сугробам и кустикам, ломая их сухие ветки. Всё равно. Раньше было как-то плевать, а сейчас и подавно. Девичье тельце, укутанное в тёплую одёжку, дёргается на земле, стараясь отползти от собачьей пасти, и вторая нога ребёнка в сапожке слабо, пару раз промахнувшись, бьёт по морде, но животина будто ещё больше злится. ППП — Прекрасно Понятно Почему. Антон за долю секунды принимает решение, резко дёргая язычок молнии на куртке вниз, и не своим, ещё более низким, голосом кричит: — А-ну пошла! Пшла-а! Это создаёт необходимый эффект, и собака тут же отпрыгивает назад, когда Антон, громко дыша, нарочно стучит ногами рядом с тем местом, где совсем недавно было животное. Он, чуть поскальзываясь на полулуже-полульду, останавливается, загораживая собой плачущую девочку и с ужасом глядя на всё ещё скалившегося пса. Отведённые назад и высоко поставленные уши, широко посаженные блестящие глаза, чуть удлинённая морда, сморщившаяся от приподнятой розоватой верхней губы, открывающей вид на ряд белых крепко сомкнутых острых зубов. Это всё ебучие детали, которые, возможно, являются отличительными чертами породы, но насрать абсолютно, ясно? Потому что самое главное, что бросается в глаза, — это немаленький размер и очевидная мускулатура, спрятанная под коротким шёрстным покровом мышиного цвета. Сука, пиздец и блядь. Больше сказать нечего. Антон точно не знает, какая это порода, но уверен, что собака бойцовская, без намордника, одна на детской площадке, без признаков присутствия рядом хозяина. Шастун чуть поднимает голову, чтобы осмотреться хотя бы боковым зрением. Как назло, никого. Только одна мамочка с коляской и маленьким мальчиком со школьным рюкзаком держится подальше от происходящего, почти на другом конце площадки, будто уже собираясь с неё уходить. Вопрос «Где родители вот ЭТОГО ребёнка?» остаётся без ответа, но окей, сейчас не до него. Потому что совершенно неожиданно всё внимание приковано к зверине, размеры которой на вид становятся больше, когда находишься в непосредственной близости с ней, и её грозная внешность. А ещё звуки, исходящие будто бы из горла пса. Такими впору пугать самых страшных монстров из фильмов-ужасов. Антон сглатывает комок напряжения, потому что видит — собака щетинится, гортанно рычит и совсем не пугается высокого роста человека перед ней. Её взгляд направлен прямиком за его ноги, где всхлипывающая девочка всё ещё старается подняться с земли. Очевидно, что она — мишень номер один, причём такая соблазнительная и беззащитная, одетая в яркую курточку, издающая громкие звуки и готовая броситься бежать прямо сейчас. Антон сжимает зубы, делая резкий выпад вперёд с низким «Пшла!», пёс еле заметно отшатывается, вспарывая лапами комочки мокрого снега, и, встряхнув головой, издаёт ряд возмущённых и злых «Гав!» Очень информативный диалог, правда, но ни та, ни другая сторона не в восторге от него. Животное чуть опускает морду к земле, и парень видит, как вибрирует его спина от утробного рычания. Девочка сзади всхлипывает ещё громче и почти начинает ныть, когда собака, встрепенувшись, начинает с жадным лаем бросаться в сторону звука. Антон продолжает удивлять самого себя и так же резко наклоняется вперёд, чуть сгибая колени и разводя руки в стороны, как бы преграждая зверю путь. Ах, если бы это его испугало, парень сам себе бы потом поаплодировал, но собака лишь немного отходит назад, скалясь, но понятно, что сдаваться она не собирается. Более того, теперь раздражающим объектом становится сам Антон, чувствующий пристальное внимание к своим рукам, и тут, конечно, было бы неплохо подумать над своими дальнейшими действиями. — Мам-ма, — заикаясь от слёз, тоненько пищит девочка, делая небольшой шажок к Антону, и тот чувствует на своей ноге её маленькие пальчики. Ребёнок максимально испуган, ищет поддержки, даже если для этого надо подойти ближе к источнику угрозы. Где эти ебучие родители?! Где эта мамаша, про которую постоянно повторяет малышка? Шастун её ещё не видел, но уже почему-то довольно сознательно ненавидит незнакомую ему женщину. Удивительные вещи. Вообще день удивительный, блядь. — Тихо-тихо, — пытается он неловко успокоить ребёнка и очень жалеет, что не может сделать это полноценно, повернувшись и, может быть, даже взяв на руки. Но нельзя, иначе им обоим пиздец. «Не поворачиваться к агрессивной собаке спиной». Хорошее правило, а главное — рабочее, но сейчас ситуация такая, что, кажется, надо что-то нарушить. Девочка — самая лёгкая и доступная цель, которая уже почти была в пасти собаки, пока Антон не прибежал на площадку. Её надо как-то увести отсюда или чтобы она сама убежала с неё, но тут приходит нарушение ещё одного важного правила, касающегося поведения со злой животиной: «Не бежать от собаки». Да-да, ситуация суперская, ситуация охуенная и самая пиздатая из всех существующих. Куда ещё лучше, блядь. А ведь делать что-то надо, они так и до вечера простоять могут, тем более что хозяин, видимо, не торопится забирать неугомонное животное. Хм, а откуда Антон вообще взял, что у пса он есть?.. Собака снова гавкает, чуть ли не подпрыгивая на месте, стараясь обойти парня, и тот еле останавливает себя перед тем, чтобы не замахнуться на неё ногой. У зверя ловкости намного больше, чем у человека, а Антон со своей гибкостью очень сильно не дотягивает до уровня человека обыкновенного, так что... Выхода нет. Парень, чувствуя мурашки на своей груди от скользнувшего по ней ветерка и огонь бурлившей от адреналина крови внутри, делает осторожный шаг назад, продолжая внимательно следить за собакой. Та стоит, замерев, и, выставив напряжённые передние лапы, тоже смотрит за движениями своих мишеней, чуть слышно ворча. Замечательно. По крайней мере, не лает. — Осторожно иди назад, только не поворачивайся и не беги, — тихо, но чётко — вау, Шастун, да когда же ты выучиться успел, ёпта? — говорит он девочке. — Не будем злить собаку ещё больше. Сзади слышится жалостливое «Угу», и парень позволяет себе выдохнуть чуть свободней, делая медленные шаги назад. Он слышит, как девочка повторяет за ним, всё также сжимая пальцами его джинсы, и тихо шмыгает носом. Бедная малышка, надо будет потом узнать, не укусила ли её псина. Потому что, судя по тому, что она долго не могла подняться с земли, это вполне возможно. А собака тем временем, кажется, действительно ведёт себя менее агрессивно — она перестаёт скалиться, хотя какие-то утробные звуки всё ещё слышатся с её стороны. Она осторожно ступает в сторону, будто бы разглядывая медленно отходящих от неё людей со всех ракурсов, и шумно втягивает воздух, пару раз вильнув хвостом. Главное, что больше не нападает и выглядит скорее слишком настороженной, чем злой. Это, конечно же, хорошо, даже замечательно, но расслабляться не стоит. Будь Антон один, он бы уже давно что-нибудь не то сделал или плюнул бы и вдарил собаке ногой по самое не хочу. Это бы точно разозлило животное, а дальше... А дальше история умалчивала о подробностях. Но сейчас за его спиной ребёнок, который в нужный момент не дождался защиты от своих родителей. Пусть тогда это будет от какого-то рандомного взрослого. Пусть это будет от Антона, пока он может не быть магнитом для этих самых «нужных» моментов. На последний пункт он, однако, накаркал, блядь. Всё происходит слишком быстро и неожиданно для всех посетителей детской площадки, когда напряжение снова подскакивает до своей пиковой точки и тут же разрывается в последствия. В необратимые, к сожалению. Антон и подумать не мог, что ебучий полулёд станет катализатором новой порции агрессии. Но именно это и оказывается, потому что неуверенные ножки ребёнка в непослушных сапожках делают какое-то резкое движение. Антон этого не видит, скорее, слышит скользящий звук за собой и попытку устоять на месте. «Жалко», — невзначай промелькивает у него в голове. Жалко, что вместе со звуком происходят ещё какие-то лишние движения. Не будь их, наверняка, всё было бы по-другому. Но мы имеем то, что имеем, и вернуться обратно, к точке сохранения, как в игре, не можем. «Жалко», — ещё раз думает Антон, а потом он уже просто не успевает это делать. В одно мгновенье собака, заливаясь в грозном лае и слюнями, бросается к ногам Шастуна, и тот в последний момент разворачивается к ребёнку и подхватывает его на руки. Рядом со взлетевшими от порыва сапожками клацают зубы, и парень уводит тело девочки в сторону, не давая собаке даже малейшего шанса укусить её. Но пёс не отстаёт и кружит вокруг длинных ног парня, подпрыгивая и с рычанием распахивая свою пасть. Вот сука! И насрать, если это кабель. — А-а-а! — кричит девочка, от страха вжимаясь лицом в шею Шастуна и боясь даже голову поднять, боясь ебучей псины, у которой на горле блестит чёрной кожей ошейник и у которой, соответственно, должен быть хозяин! Антон одной рукой обвивает ребёнка за пояс, другую используя на всякий случай для возможности ударить животное по морде. Но пока получаются простые пустые размахивания в воздухе, и они не отгоняют взбешённую псину, а злят ещё сильнее. «Как это классно», — с сарказмом быстро проносится в голове Антона, и будто в подтверждении этого зубы животного цепляются за рукав куртки на свободной руке. — Твою м...! — парень чуть не теряет равновесие, ещё крепче обнимая болтающуюся, как игрушку, в его хватке девочку, ощущая на своей шее её сбивчивое влажное дыхание и понимая, что надо что-то делать прямо сейчас. Совсем скоро собака его повалит или схватит за руку, и тогда и он сам, и ребёнок будут не в порядке. А на площадке больше никого нет, значит и помочь будет некому. «Как классно». — А-а-ай! — отчаянно взвизгивает малышка и с новыми силами плачет, вся сжимаясь в комочек. Антон почти умирает от этого пробирающего до мурашек крика, потому что видит, как злобно и жадно, с чувством наслаждающегося своей добычей хищника раздирает слетевший детский сапожек собака. Она с каким-то безумием мотает головой, и от неё в стороны летят кусочки материи обуви подобно жирным мухам. — Мой сапо-ог... Парень резко шикает на девочку, заставляя её замолчать, и та тут же слушается. Времени нет совершенно, Антон понимает это, поэтому быстро опускает ребёнка на землю и быстро, но твёрдо шепчет: — Бегом на горку, и не спускайся вниз. Парень даже не успевает обрадоваться тому, что девочка не сопротивляется и следует его указаниям, торопясь спотыкающимися ножками по снегу к самой высокой постройке на детской площадке. Не успевает потому, что собаку хватает не на долго, и она тут же переключается на бегущий от неё объект. Ну нет, пошла нахуй. — Пшла-а! — рычит Антон, громко и резко топнув ногой. Псина, сердито фыркнув, с вниманием смотрит на парня и пригибается к земле, капая слюной на остатки некогда детского сапожка. Она окончательно входит в азарт, блестя на мелких бликах солнца вставшей в дыбы короткой шерстью, и бросается в ноги стоящего перед ней человека. Шастун еле успевает осознать, что происходит, одним движением скидывая с себя куртку, вывешивает её впереди себя и тут же чувствует, как её с дикой силой дёргают вниз. Что-что, а парень не успевает только на встречу с ребятами из «Импровизации», в остальном его реакция сегодня — это просто что-то с чем-то и на самой высокой из существующих высот высоте. Ну, не считая того, что после пробуждения он не успел взять трубку. Опустим этот момент, он не считается. А ещё Антону надо перестать делать преждевременные выводы. Практика показывает, что от этого ничего хорошего ждать не приходится. Собственно, так оно и происходит. Всё летит по пизде вместе с иллюзией контроля, которой, по сути, и не было вовсе. Так, для красного словца прибавлена, а по факту — нихуя. «Так не впервой же», — чуть ли не пожимает плечами мысленная прорисовка внутреннего голоса. Додумать возражение не хватает времени, потому что... Ну да, как уже было сказано, всё летит по пизде. Бешеная псина чуть ли не виснет на куртке, продолжая бороться с ею выдуманным врагом, и Антон, скользя от резких рывков на полурастаявшем льду, изо всех сил тянет одежду на себя. Эта «битва» выводит животное не на шутку, и она с ещё большим усилием прижимается брюхом к земле, пытаясь вырвать добычу из рук упрямого кожаного ублюдка. Тот шипит сквозь крепко сжатые зубы, всё ещё стараясь отпугнуть зверя гортанными звуками, но ничего из этого не получается. Силы почти на исходе, а сопротивляться надо, но как, блядь, дальше, вообще ху... треск «Как неожиданно и классно, Боже мой». — Твою м... — Шастун снова не успевает договорить. Видимо, всё же его реакция ограничивается успехом выставления куртки в жертву собаке. В остальном он профуфукал всё и вся. Хах... Херня, чё. Реальность разделяется на «до» и «после», ровно как и куртка Шастуна. Мизерная частичка прошлого остаётся в клыкастой пасти пса жёванным оторванным рукавом, а остальная часть одежды в виде призрачного будущего устремляется в небо под мысленно звучащую песню «Улетай на крыльях ветра». Как парень отпускает свою куртку, он не помнит, понимает лишь то, что сам падает по инерции назад, на землю. Удержать равновесие в его случае было просто невозможно, но даже это уже неважно. Правда, неважно. Потому что псина выпускает рукав в дырочку из пасти и, разбрызгивая повсюду слюни, летит всеми четырьмя лапами и скалящейся, рычащей мордой на того, кто теперь слабее и у кого теперь по сложившимся обстоятельствам отбитая задница. Антон последнего, правда, не ощущает — он видит опасно подчёркнутый в прыжке на него силуэт агрессивного до самого кончика носа животного и инстинктивно выставляет перед собой согнутую правую руку. А дальше картинка происходящего теряет свою чёткость. Остаются лишь отдельные обрывки неровной трансляции органов чувств. По звукам — звериный рык, детский плач откуда издалека и треск порвавшейся толстовки, по визуалке — чёрный смоляной блеск в диких сощуренных глазах и собственная побледневшая от холода рука, по запахам — тяжёлый аромат шерсти, распахнутой пасти и едва различимые нотки тающего снега, по вкусовым сосочкам — нихуя, кроме пустыни Сахара. Ровно такое же нихуя наступает, когда осязательные ощущения перекрывают все остальные. Боль. И Антон от резкой лихорадочной стрелы, попавшей в руку, громко, но кратко вскрикивает, падает спиной на землю, позволяя собаке прижать его лапами и начинать тормошить белую руку с затянутой до кисти серой толстовкой. Разрывающая рецепторы судорожная волна охватывает с головой, на несколько секунд помутнение поглощает удушливой ватой, и парень чувствует абсолютное ничего. На детской площадке всё ещё никого нет.