* * *
Коттедж «Ракушка» прекрасен. Запах океана пробуждает в Гермионе какое-то счастливое воспоминание, она думает обо всех поездках с отцом на побережье, пока перед её мысленным взором не проплывает видение Беллатрисы на кровати. Эх… Билл и Флёр потрясены и рады её видеть. Флёр даже плачет от радости. Это странно трогает Гермиону. Она никогда не думала, что француженка обращала на неё внимание. – Мне надо вернуться в замок, – объявляет Макгонагалл в палисаднике, – я и так слишком долго отсутствовала. Кэрроу потребует объяснений. А потом Гермиона остаётся наедине с Биллом и Флёр. Она поворачивается к ним, готовясь к расспросам, но Билл просто накидывает ей на плечи куртку: – Умойся, а потом ложись спать. Гермиона чуть не плачет от облегчения.* * *
Почти всю следующую неделю она проводит в постели. Первые несколько раз, когда она просыпается, у неё лихорадка и дезориентация. Иногда там бывает Флёр, она вяжет и тихонько напевает по-французски. Раз или два ей удаётся заставить Гермиону выпить слабого бульона и откусить кусочек хлеба. В основном она просто гладит её по волосам, пока Гермиона снова не засыпает. Однажды, проснувшись поздно ночью, она клянётся, что видит фигуру, сидящую в залитом лунным светом оконном алькове рядом с кроватью. Чья-то рука осторожно касается лба, и Гермиона чувствует, как её охватывает покой, когда она ощущает железные кольца. Но на следующий день комната пуста и освещена солнцем, так что Гермиона списывает видение на приступ лихорадки. Проходит почти две недели, и ей наконец удаётся не проспать весь день. Флёр протягивает ей коричневый свёрток, перевязанный тонкой бечевкой. Внутри – джемпер тёплых красных тонов. – Молли хотела прийти… но сейчас… непросто, – объясняет Флёр. – Она просила передать, что очень рада, что ты жива. Гермиона медленно кивает. – Я согрела для тебя горячее молоко с мёдом, – продолжает Флёр. – Выпей, и я почитаю тебе один ужасный магловский роман. Гермиона улыбается и выполняет её просьбу. Она засыпает ещё до того, как заканчивается первая глава.* * *
– Значит, ты ничего не помнишь? Гермиона проводит кончиком ногтя по вышитым цветам на покрывале. Голос Билла так близок к раздражению, как никогда за последний месяц. «Это мило и бесконечно глупо, что они настолько нежны с тобой», – думает противная крестражная часть Гермионы. Иногда она замечает, как они бросают друг на друга встревоженные взгляды, но кроме этого явного еженощного вопроса, она никогда не замечала даже намёка на гнев ни от одного из них. Они позволяют ей совершать утренние прогулки по неровному берегу, кормят её завтраком и не заставляют присоединяться к ним за ужином. Они не жалуются на то, сколько часов в день она проводит в постели, спит или читает. Она задается вопросом: как долго Орден Феникса позволит ей находиться в таком подвешенном состоянии? Никто не навещает её с тех пор, как Макгонагалл привозит сюда. Она старается не слушать ничего о делах Ордена, пытаясь держаться настолько отстранённо от этой войны, насколько это возможно. В те дни Гермиона сама пристращается к чтению. У Флёр удивительно большая библиотека волшебной и магловской классики. – Это ради моего английского, – говорит та, показывая Гермионе комнату, в которой они живут. Приятно сидеть за чашкой чая и вспоминать самоубийство Анны Карениной, бродить по улицам диккеновского Лондона, следовать за Шуховым через ад его ГУЛАГа. На всех книгах Флёр наклеен красивый экслибрис, и Гермионе нравится, как страницы пахнут жасмином. Иногда далеко на пляже на своих ежедневных прогулках она замечает чью-то фигуру. Почти каждое утро из-за морских брызг стоит туман, и Гермиона более чем уверена, что это просто рыбак-магл. Но в изгибе силуэта мерещится что-то знакомое. К обеду это всегда удаётся выкинуть из головы. «Да, – думает она про себя, глядя, как очередной закат освещает песчаные холмы, ведущие к пляжу. – Да, здесь можно вообще забыть, что где-то бушует война».* * *
Её будит грохот задней двери. На мгновение она ничего не понимает. Она опаздывает на уроки? Трансфигурация с профессором Макгонагалл? Нет с миссис Малфой, нет… Снова грохот. Гермиона скатывается с кровати и выглядывает в окно как раз вовремя. Билл бежит по дорожке к пляжу. Она набрасывает халат, который одолжила Флёр, поверх ночной рубашки и втискивает ноги в старые резиновые сапоги у входной двери. К тому времени, как она оказывается на пляже и бежит к группе людей, сгрудившихся на мокром песке, Гермиона плачет. Она готова увидеть Пожирателей Смерти, сражаться до конца, столкнуться лицом к лицу Беллатрисой, прекрасной и жестокой в утреннем свете… Она не готова к копне грязных чёрных волос и другой копне, рыжих, рядом. Она не готова к тому, что Добби, маленький и неподвижный, оказывается в центре их круга со знакомым серебряным ножом, торчащим из груди. Она не готова к тому, как Луна ощупает её бледными глазами и скажет не без некоторой горечи: – О, Гермиона… Ты жива.* * *
– Луна теперь с нами, – Рон ковыряет грязь у края старого мельничного колеса, которое Флёр и Билл используют как внешнюю декорацию. – После взрыва. Гарри садится рядом с ней, глядя куда-то вдаль круглыми очками. Его рука касается её руки на каменном столе. Они не разговаривают, но после встречи на пляже он не отходит от неё. Они хоронят Добби вместе. Без помощи магии. Флёр ведёт Луну, мистера Олливандера и Крюкохвата наверх. Луна вся в порезах и никак не может унять дрожь. Так что первое мероприятие после воссоединения «золотой троицы» – это похороны Добби на клумбах Флёр. Гермионе хотелось бы избавиться от ощущения, что это их последнее выступление в качестве «золотой троицы». – Всё произошло так быстро, Миона, – продолжает Рон, и в его голосе слышатся умоляющие нотки. Гермиона знает, что нужно сосредоточиться на том, что он пытается ей сказать. В конце концов, это всегда было её задачей – облекать в смысл его милые эгоцентричные мысли. – И я подумал… Но у неё не получается. – Кто её пытал? – перебивает она. Наступает долгое молчание. – Беллатриса, – отвечает Гарри. Рон просто становится цвета овсяной каши. Наконец он опускается рядом с ней. Гермиона закрывает глаза. – Это было ужасно... – что-то ломается в голосе Рона. – Луна кричала, будто вот-вот отдаст концы, а Беллатриса стоит и ржёт. Горячие слёзы текут по её лицу. Чья-то рука обнимает её. Она утыкается лицом в шею Гарри. Рон обнимает их обоих. Они сидят так довольно долго. Гермиона чувствует, что в ней что-то не так. Вот её семья – те, к кому она всегда будет стремиться вернуться. – А что случилось с тобой, Гермиона? – голос у Гарри грубый, но когда она поднимает на него глаза, его щёки сухи. Гермиона глубоко вздыхает и рассказывает им.* * *
Её расшитая бисером сумочка оказывается у Рона. – Ты сама отдала её мне, когда бегала за выпивкой, забыла? – говорит он, возвращая ей чудесный предмет. Она не помнит, но не утруждает себя объяснениями, а просто развязывает шнурки, а там… Узел, который сидел у неё в сердце с момента пробуждения в доме Блэков, немного развязывается. Её книги лежат правильными стопками, кожаные переплёты поблескивают в слабом пасмурном свете. – Твоя сумочка просто спасла нам жизнь, – Гарри выталкивает её из счастливого оцепенения. – Палатка и переносной костёр… – И носки, – перебивает Рон. – Кто бы мог подумать, что тебе нужно столько носков. «Мальчики такие мальчики», – с нежностью думает Гермиона, любуясь обоими в слабом солнечном свете.* * *
Очевидно, она рассказывает им не всё, но утешает себя мыслью, что им не нужно знать остальное. О странном притяжении между ней и Беллатрисой, возникшим вследствие связи в крестраже, упоминать не нужно. Как и о его последствиях. Им не понять. Тем более, что она наблюдает, как Луна хромает по саду в последующие дни, а Рон ходит за ней. Достаточно рассказать им о крестраже – и Рон сторонится её, как прокажённой. – Ты в порядке? – Гарри подталкивает её локтем, и она видит, что он готов выслушать её и утешить в горе. Вместо этого она улыбается ему. Он выглядит немного смущённым. За последние несколько дней она не раз ловила на себе этот взгляд. Она тоже считает, что уже не та, кем была раньше. – Я хочу помочь, – говорит она вместо этого, заправляя волосы за уши, защищаясь от морского бриза. Где-то далеко вверху кричит чайка. Она видит его опасения ещё до того, как заканчивает фразу. Она быстро продолжает. – Ведь осталось найти всего три крестража, верно? – она отсчитывает их на пальцах: – Кубок, диадема и змея. Гарри кивает, зелёные глаза пристально смотрят на неё. Её снова поражает ощущение, что он постарел. Ещё один Дамблдор среди них, первогодков. – Я могу взять на себя кубок, – говорит она. – Если кто-то и может выдать себя за Беллатрису, так это я. Возьму меч и Крюкохвата, а ты сможешь пробраться в Хогвартс и забрать диадему. Он хмурится, но она продолжает: – У нас есть её волшебная палочка, образец её волос, меч и Крюкохват, – его рука холодна, когда она сжимает её. – Каждый день его конец становится всё ближе, учитывая, что делаешь ты, Гарри. Позволь мне помочь вам. Гарри снова хмурится, но она видит, что убедила его. – После того, как всё закончится, – говорит он, барабаня пальцами свободной руки по камню, – мы избавим от крестража и тебя. Она напряжённо кивает и ненавидит себя за то, что слёзы снова стоят у неё в глазах. Только Гарри и его доброта могут произвести на неё сейчас такое действие. Он всегда был похож на кого-то из сказки – туповатый мальчик, который потом становится королём Артуром, когда всё вокруг рушится в прах. Она надеется, что предчувствие внутри врёт. Она надеется, что после того, как всё закончится, они вместе вырежут из неё этот осколок чужой души и вернутся к тому, кем были. – Осторожно! – пищит Рон. Гермиона поднимает голову и видит, как он подхватывает Луну под руки. Ну, почти к тому, какими они были.* * *
Для Гермионы оборотное зелье Беллатрисы на вкус напоминает полевые цветы и мёд со слабым привкусом горечи. Как кислый миндаль, задержавшийся на языке. Она заставляет себя ещё сильнее содрогнуться ради других. Рон по-прежнему смотрит с сомнением. Он держит Луну за руку. Только Гарри не выдаёт никаких эмоций. Все трое одеты в мантии Егерей и изменили свою внешность с помощью магии. Ничего такого, что могло бы обмануть Пожирателя Смерти, но достаточно, чтобы пройти через Хогсмид и попасть в «Кабанью голову». Крюкохват стоит немного в сторонке и смотрит на море. Ей ни разу не приходилось разговаривать с гоблинами подолгу, поэтому обсуждения планов, драконов и способов управления гринготтской тележкой натянуты и немного неловки. После того, как её кожа наконец перестаёт покрываться рябью, Гермиона приглаживает рукой юбку. Она взяла кое-что из одежды Флёр и магией перекрасила в чёрный цвет. По меркам Беллатрисы наряд слишком простецкий, но это лучшее, что она может сотворить. Даже странно, как хорошо сработала украденная палочка Беллатрисы – как продолжение руки. Она задается вопросом: может ли Беллатриса чувствовать её через палочку? Интересно, вернулась ли она к Родольфусу, как обещала? Она прижимает руку к затылку. Она вся вспотела. – Всё нормально? – спрашивает Гарри, и его «чужое» лицо хмурится. – Да, – отвечает Гермиона и слышит интонации голоса Беллатрисы. – Тогда удачи, – Гарри напряжённо кивает. – Увидимся в Хогвартсе. Он поворачивается и с хлопком исчезает. Рон выдавливает из себя полуулыбку, вяло машет рукой и тоже исчезает. Луна продолжает смотреть прямо на неё. – Что ещё? – наконец огрызается Гермиона. Луна не вздрагивает. Взгляд её бледно-голубых глаз не отрывается от Гермионы. На её виске по-прежнему виднеется уродливый синяк, который не способна скрыть даже косметика. – Будь осторожна, Гермиона, – наконец говорит Луна. – Не дай ей съесть тебя заживо. Когда Луна, наконец, оставляет её наедине с ветром, только тогда Гермиона позволяет себе вздрогнуть. «Слишком поздно, Луна, – думает она, – слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно. Ты и понятия не имеешь насколько». Тело Беллатрисы – чистая сила. Гермиона никогда не испытывала ничего подобного. Волосы словно заряжены и пульсируют едва сдерживаемой магией. Неужели так Беллатриса ощущает себя всё время? Как ей удаётся не сойти с ума? Гермиона сжимает и разжимает пальцы, пробуя, как длинные ногти Беллатриса впиваются в ладонь. Это помогает немного сосредоточиться. Она может сделать всё, что угодно – взорвать коттедж «Ракушка» одним движением руки… – Вы готовы, мисс Грейнджер? Она опускает взгляд на Крюкохвата, внимательно наблюдающего за ней. Она прикусывает губу, чувствуя, как зубы впиваются в плоть. – Да, – она ощущает металлический привкус новой крови, облизывает губы и смотрит на далёкий, увенчанный волнами горизонт. – Тогда пойдёмте ограбим Гринготтс.