Пропаганда гомофобии

Евгений Чацкий — потерпевший номер два — был без понятия, кто конкретно мог бы его избить. Нет, Дима понимал, что сказать что-то полезное он не сможет, но чтобы прямо совсем пусто? Близких знакомых, которые были бы агрессивно или отрицательно к нему настроены и могли знать адрес, у Евгения не было, а просто недоброжелателей — вагон и маленькая тележка, всё благодаря его провокационным видео. Поход к нему в больницу был сплошным разочарованием. Чацкий был симпатичным на лицо (что несколько портили кровоподтёки и выцарапанная надпись на щеке) и приятным в общении. Благо, он не воротил носа от полицейских, которых, судя по его блогу, недолюбливал за произвол над секс-меньшинствами, всячески пытался вспомнить хоть одну полезную для следствия деталь, но потерпел сокрушительное фиаско. Он помнил только, что напавшие на него мужчины были достаточно крупными и рослыми, и что у одного из них в руках была старая подержанная бита без опознавательных знаков. После удара по голове он отключился и совершенно не запомнил ни тушения бычков о предплечья, ни нанесения обидных надписей, ничего. Возможно, к лучшему. В общем, Евгений Чацкий был приятным молодым человеком, желающим биться за свои права до конца и не сломившимся даже после акта физического и психологического насилия, но был у него и один значительный минус, который мог поставить на кон всё расследование: личностью он был медийной, и к моменту, когда напарники вернулись в участок, в новостях уже вовсю крутили репортаж о случившемся с эксклюзивным интервью самого Евгения. — ... по нашим данным, в городе действует преступная банда, нападающая на гомосексуалистов в их квартирах. На данный момент насчитывают две жертвы, одна из которых — скандально известный ЛГБТ-активист Евгений Чацкий, давший нам интервью из больницы, где он лежит после черепно-мозговой травмы... Игорь с такой силой сжал смартфон Димы, на котором смотрел выпуск новостей, что Дубин поспешил выцепить вещицу из напряжённых пальцев напарника, пока он не сломал его к чертям. От Юли знал — может. — Всё, хватит, нет там больше ничего интересного, — уверенно сказал Дима, потому что уже успел наизусть выучить каждое слово, сказанное ведущей. Информации у журналистов было мало, да и у полиции её было ненамного больше, но общественный резонанс история вызвала невероятный. Спустя час выпуск собрал несколько десятков тысяч просмотров, что для утреннего выпуска новостей было вполне себе головокружительным успехом, соцсети вовсю затрубили эту историю, и уже к вечеру вся новостная лента Дубина переливалась всеми цветами слухов и домыслов, подкреплённых множеством комментариев в обсуждениях. "Бедные! Они не заслуживают такого" "Мне стало страшно открывать дверь незнакомцам, хотя я и гетеро" "Моя дочь встречается с девушкой, что если маньяк перейдёт на женщин?" "Я не фанат ЛГБТ, но избивать за это людей и тушить об них бычки? Это же пиздец" И более грубые, согласные с преступниками: "Да так им и надо, чем меньше этих останется, тем лучше будет нам жить" "Желание избавить землю от мужеложцев есть благо. Это всё — содомный грех, побойтесь гнева Божьего!" "Это противоестественно! Жаль, что их не убили. Эти парни мои герои, скажите, куда кидать адреса знакомых пидоров?" "Нужно их всех заклеймить, как скот! Чтобы нормальные люди сразу видели, с кем имеют дело" И таких ядовитых комментариев было большинство, единая масса презрения, в которой слова поддержки и соболезнований тонули и терялись, оставаясь практически незаметными. Эта ненависть и это дело будто бы бьют обухом по голове Димы, заставляют раскрыть глаза на людей вокруг, на мир и его устройство, да на себя самого в целом и на его окружение в частности. Игорь вроде бы продолжил вести себя так же, как было до Диминого признания, но что с другими людьми? С Юлей всё легко и понятно: она вынюхала ориентацию Дубина почти мгновенно, стоило ему осознать свои чувства к Грому. На смущённое "Я бисексуален" Пчёлкина выдала уверенное "И что? Я тоже" и была такова. С недавних пор она стала единственной, с кем Дима мог обсудить эту свою особенность и точно знать, что получит понимание и совет. Прекрасная девушка, жаль, он влюблён не в неё. А что с такими, как сержант Купцов, чёрт бы его побрал? С другими коллегами, которые с интересом отрывали носы от отчётов, стоило кому-то начать со злобой обсуждать последние новости? Они вроде бы и не разжигали ненависти, не шипели при виде интервью Чацкого "гомик", даже не прислушивались к особо впечатлившимся от всего этого срама полицейским, но Дима каждый раз млел и против воли напрягался, когда кто-то из них весело фыркал на шутку Купцова себе под нос или лениво поддакивал, просто чтобы поддержать разговор. Вполне себе адекватный коллектив начал казаться Диме клубком змей разной ядовитости, а спиной ощущались фантомные взгляды, полные укора и насмешки, но стоило резко оглянуться, как оказывалось, что все были заняты своими делами. До новенького рядового никому не было дела, а о его ориентации никто не мог знать, потому что Игорь не трепло, а сволочи-однокурсники разъехались из академии куда угодно, но не в Санкт-Петербург, и рассказать то, о чём Дима ненавидел вспоминать, никак не могли. Мозгом-то Дубин прекрасно понимал, что правда не могла раскрыться, но почти животный страх быть изгнанным из стаи давил и заставлял мучительно крутиться на неудобном стуле и грызть колпачок шариковой ручки, медленно приводя свои мысли и чувства в относительный покой. — Завязывай с этим, — посоветовал ему Игорь, когда вышел из кабинета Прокопенко, которому повышенное внимание к новому делу крайне не пришлось по вкусу. — С чем? — не сообразил взвинченный донельзя Дима, а в голове против воли возникло: "Завязывай работать со мной. Завязывай раздражать. Завязывай бесполезно просиживать штаны. Просто со всем завязывай". Сам себя накрутил и теперь пожинал плоды неуверенности и хандры, надумывая всякое. Игорь словно прочёл его мысли и натянул на лицо маску усталого скепсиса. — Хрень эту читать завязывай, — Гром кивнул на монитор компьютера Дубина, где периодически всплывали новые гневные комментарии. — Ты так громко размышляешь, что даже я начинаю беситься. — Прости, — виновато проблеял Дима, бледнея. Гром не в настроении — это пол беды, но Гром не в настроении из-за одного тебя? Это апокалипсис. — За что? — искренне удивился Игорь, вскинув брови и широко раскрыв глаза. Он, кажется, так и не понял, за что пытался извиниться Дима, а если и понял, то не принял точно. — Прокопенко рвёт и мечет, ему постоянно названивают по этому делу журналисты, а нам досталось за отсутствие улик и идей. "Нам", а не "мне" приятно царапнуло волной спокойствия по разодранному от непрекращающихся страхов и волнений нутру Димы, и он смог расправить плечи, вздохнув полной грудью. Стоило Игорю появиться в зоне его видимости, как Дубин начинал ощущать прилив уверенности в себе и окружающих, а змеиный клубок вновь превращался в обычных, вполне себе дружелюбных людей, которые не знали о личной жизни Димы совершенно ничего и не собирались в неё лезть. Даже Купцов начинал казаться ему обычным задирой с идиотским желанием доминировать над тем, кто, по его мнению, слабее, просто чтобы чувствовать себя лучше, чем есть на самом деле. Сколько бы он ни шипел и не лаял, причинить реального вреда не сможет, ни сейчас, когда Гром может и за шкирку вытащить на свежий воздух, ни потом, когда Дима останется один на один с ним. Игорь словно развеивал тьму в его голове, освещая каждый уголок, и, ощутив такое облегчение в его присутствии, Дима почувствовал, как его внутренности сладостно тянет чувство влюблённости, буквально окрыляя, делая способным свернуть горы и покорить любую вершину. Да, он читал, что любовь — это просто действие гормонов, что адреналин в кровотоке делает его всесильным, как бывало на опасных и удачных задержаниях, но он в тайне надеялся, что всё дело именно в Игоре — в его собственном маяке, в личности настолько особенной и редкой, что притягивала к себе взгляд любого, а не в бурлении гормонов. Романтик, что с него взять? Игорь нажал на кнопку и выключил монитор компьютера Димы, отправив гневные комментарии туда, куда им самое место — во тьму. Дима метнул взгляд на потемневший экран и в задуренной переживаниями голове что-то щёлкнуло воспоминанием: — Улик может и нет, а идея есть, — Игорь перевёл заинтересованный взгляд на Диму и тот радостно зарделся. — Я вчера пролистал страницы пострадавших во Вместе и обнаружил и у Сергея, и у Евгения одну и ту же группу со знакомствами для геев. Возможно, преступники вычисляют своих жертв там и... — Договариваются о встрече, узнают адреса и наносят визит уже втроём. Хм, звучит как версия, молодец, — Игорь довольно прищурился, усмехнулся и потрепал Диму по волосам, ничуть не смущаясь насмешливого взгляда Купцова с другого конца участка. А Дима видел его злорадно перекосившееся лицо и старался не слишком заметно млеть, когда пятерня Игоря быстро перебирала пряди волос, а Дубин наклонил невзначай голову, чуть ли не упираясь макушкой в его живот. Хотелось когда-нибудь побывать в таком же положении, но не в участке под внимательными взглядами полицейских, а дома у кого-то из них. Дима бы тогда не медлил, поместил бы ладони на сильные бёдра, притянул бы их ближе, провёл большими пальцами вдоль косточек, нашёл губами напряжённую плоть под плотной тканью джинсов и сжал бы, распаляя грубой стимуляцией, заставляя с силой притянуть за затылок ближе к себе. Но всё, что Дима мог делать сейчас, так это кусать губы, сжимать кулаки на коленях, да притворяться, что ему не нравится такое вторжение Игоря в личное пространство. До боли очевидная ложь. — Пошли, скоро приёмный день закончится, а я хочу скорее покончить с этим делом, — Игорь уверенно пошёл на выход из участка, а Дима, кое-как за ним успевая, посеменил следом. Улица встретила их душистым петрикором* и лужами после короткого летнего дождя, но солнце приветливо выглядывало из-за туч, очерчивая золотистыми лучами правильный профиль Грома и отражаясь в его целенаправленном взгляде так, что серо-бурые глаза становились светлее и ярче, разгораясь страстью и силой. Завораживающее зрелище. — Ты заслужил самостоятельно одного опросить. Кого выберешь? — Эмм, Сергея? — неуверенно потянул Дима, потому что вправду не ожидал такого поворота событий. Последние два месяца работы он бродил послушным пёсиком за Игорем, и тот не пускал его одного никуда, отшучиваясь, что без него Дубин наделает делов, но они оба знали, что скорее всё будет наоборот и куда-то влипнет Игорь. А тут на тебе — свобода, хоть и маленькая, но самому провести допрос хотелось жутко, аж до дрожи в руках. — Покрова? Отлично, я как раз хотел с Чацким наедине поболтать, — прозвучало с угрозой и Диме стало даже как-то жаль блогера, хотя он своим длинным языком и нажил им проблем, но иметь дело с разъярённым Игорем было тем ещё испытанием на прочность. Бить лежачего Игорь, конечно, не будет, но вот ядовитым сарказмом залить до ушей — запросто. Дима всё ещё помнил Громово "напаааарник", протянутое с такой желчью, что хотелось провалиться сквозь землю прямо в раскалённую магму, лишь бы не быть разочарованием и предателем в глазах Игоря. И хотя он смог реабилитироваться и заслужить доверие и дружбу майора, но страх стать третьей ногой в идеально выверенном ритме жизни мужчины не потерял, а после осознания своих чувств и всей этой гнилостно воняющей истории, страх превратился в навязчивую идею на грани с паникой, мешающие мыслить здраво. На таком разделении труда и порешили, и всю дорогу до больницы провели в приятном молчании каждый в своих мыслях, и только на подходе Дубин попросил Игоря его подождать, а сам купил гостинец Сергею, потому что не мог прийти к уже знакомому человеку в больницу с пустыми руками. Гром пофыркал немного на его заботу, назвал матерью Терезой, но развивать тему не стал, только улыбку на губах оставил, вновь погрузившись в мысли о деле. На втором этаже им пришлось разойтись: если Чацкий до сих пор лежал в одиночной палате, находившейся по правую сторону от лестничного пролёта, то Сергея перевели в общую, сочтя его состояние приемлемым и не нуждающимся в постоянном надзоре. Поэтому Дима свернул влево, ища глазами палату "246", и через вереницу однотипных дверей ему попалась нужная. В палате располагалось шесть коек, но занятыми из них было только четыре. На двух похрапывали седые дедули, на третьей лежал мужчина лет сорока, почитывал какую-то книгу и почёсывал бинты на объёмном животе. Он кинул на вошедшего Диму короткий злой взгляд и больше головы не поднимал, словно был обижен на Дубина всей душой и планировал игнорировать его до конца своих нелёгких дней. На четвёртой, у окна, лежал Сергей — грустный, побитый, с гипсом на ноге и фиксирующей повязкой в районе ключицы, но выглядевший на удивление свежо и здоро́во по сравнению с самим собой всего два дня назад. Заплывший глаз больше таковым не являлся, и на Диму удивлённо смотрели два тёплых кофейных глаза, на лице рассосались ужасающего вида гематомы, опухлость спала, царапины затянулись до тонких красных линий, а швы на нижней губе смотрелись аккуратно заживающими и совершенно не портили вида. Заживает как на собаке, Игорю так же повезло: сколько бы царапин и гематом он ни получал, через пару дней и шрамов на память не оставалось. Дима улыбнулся, чтобы показать свои добрые намерения, и открыл рот, чтобы поздороваться и представиться, как его опередили: — Рядовой Дубин, верно? — Сергей осторожно отзеркалил его улыбку, стараясь слишком не тревожить губу. — Да, верно, но лучше зови меня Димой. — А меня Сергеем, ну, вы и так это знаете. Да, Дима знал, не мог не знать имён пострадавших. Он подошёл к койке Сергея, присел на соседний стул и протянул ему пакет с апельсинами, бананами и молочной шоколадкой с цельным лесным орехом, которую с детства обожал. — Не мог прийти с пустыми руками, так что вот, — Сергей с благодарностью принял пакет и Дима ощутил прилив щемящей радости, который можно было почувствовать, если безвозмездно кому-то помочь. — Спасибо, не стоило, — Сергей быстро, насколько позволяла висящая безвольной плетью левая рука, нашёл в пакете шоколад, раскрыл картонную упаковку, отломил два кусочка, один из которых отправил себе в рот, а другой протянул Диме. Тот не решился отказать и с удовольствием принял угощение. — Я рад тебе, не подумай ничего, но зачем ты, то есть вы, здесь? — Давай на ты, мы же одногодки практически, — усмехнулся Дубин, даже не задумываясь, что опять ведёт себя непрофессионально. Но в такой ситуации хотелось быть не грозным полицейским, готовым подозревать во всех смертных грехах всех и каждого, а просто другом и небезразличным человеком, на кого можно положиться. И плевать, что Игорь действует прямо наоборот, не особо волнуясь о душевном спокойствии тех, с кем он работает, но Дима не такой, Дима мягче, Дима солнечнее, Дима в некоторых вещах человечнее, Дима противоположность Грому. А противоположности, как известно, должны притягиваться, да, в их тандеме без этого было никуда, но Диме так мало просто дружить и быть на расстоянии вытянутой руки — ему нужно больше, ближе, чувственнее. Жаль, что в своих желаниях он чертовски одинок. — Нужно обсудить с тобой кое-что о деле. Сможешь пройтись? Сергей нахмурился, потускнел, но кивнул и с готовностью поднялся с койки, опершись на костыль. Шли по коридору они медленно, Дима всё порывался помочь, но не знал, как подступиться, а Сергей о помощи и не просил, упрямо перебирал костылём и здоровой ногой и вёл Диму куда-то вглубь больницы, где в приятных глазу потёмках располагались диванчики и несколько высоких растений в горшках, названий которых Дима никак не мог запомнить. Покров с удовлетворённым выдохом плюхнулся на диван, поёрзав по его гладкой поверхности, и кивнул Диме присесть рядом с ним. — Так что там с делом? Есть предположения, кто это сделал со мной? — Нет, прости, — Дубин с трудом сглотнул горькую вину с корня языка. — Именно потому я и пришёл к тебе. — Я ничего нового не вспомнил, не могу помочь... — Нет, нет, я не об этом, — остановил его Дима и сжал здоровое плечо Покрова желая поддержать. Сергей улыбнулся кончиками губ и вдруг глянул внимательно прямо в глаза, словно попытался там что-то найти. Дима не понял, что конкретно, и продолжил: — И у тебя, и у второго пострадавшего в соцсети есть одна и та же группа с определённой тематикой. Мы подозреваем, что преступники могли... — Второй пострадавший? — кажется, перебивать друг друга у них вошло в привычку. — Ты о том придурке Чацком? — Ты его знаешь? — тут же напряг извилины Дима, сразу выстраивая новые версии. Если две жертвы были раньше знакомы, то преступников нужно искать среди их общих знакомых! Но рано Дубин начал радоваться новому повороту дела. — Знаю, блин, новости смотрел, — буркнул Сергей и похоронил такую многообещающую версию Димы на корню. — Из-за него теперь все на ушах стоят, знаешь, что пишут под постами о нас в соцсетях? — Дима знал, о, прекрасно знал, но промолчал, позволив парню высказаться. — Что жаль, что я не умер! Что так мне и надо, мало получил. И да, СМИ пока не знают, кто я такой на самом деле, но это ненадолго, а после моя жизнь превратится в ад. Я не выдержу этого, не сейчас, не смогу. Куда мне бежать от самого себя? — Тебе не нужно бежать. Ты тот, кто ты есть, и никто не имеет права тебя унижать за это, — твёрдо, насколько позволял срывающийся на эмоции голос, заверил его Дима, а сам ощутил себя знатным лицемером, потому что он был в такой же ситуации, что и бедный студент, только сказать сладкую ложь, что это ничего не значит, ему никто не мог. — Главное верь себе и никогда не слушай тех, кто считает тебя хуже других, потому что это не так. Повисло тяжёлое молчание, нарушаемое только тихими хлопками дверей и гомоном пациентов и медсестёр, прогоняющих по домам оставшихся в палатах родственников. Сергей смотрел на него как на мессию, пророка, несущего слово Божье, а Диму разрывало собственное лицемерие — он с трудом верил в то, о чём сам и говорил. Оставалось надеяться, что это было не слишком очевидно. — Ты прав, — наконец кивнул Покров, став выглядеть увереннее, даже плечи развернул насколько мог, приосанился, и теперь Дима чётко видел, насколько Сергей высок, почти на голову выше полицейского, наверное, он был лишь на пару сантиметров ниже Грома. Дубин, как и многие не выдающиеся ростом мужчины, любил залипать на высоких и ладных, поэтому такие изменения пришлись ему очень даже по душе. — Так что там с группами? Я всё ещё не понимаю связи. — А, да, кх, — Дима прочистил горло, собирая мысли в кучку. — Прости за вопрос, но ты не знакомился последнее время ни с кем в той группе? — Да я постоянно там что-то обсуждаю в комментариях, так что да, знакомился. — Сергей, эмм, я не совсем об этом спрашивал, — Дима ощутил жгучий стыд, продолжая ходить вокруг да около. Почему-то стало неловко. — А, ты об этом, — протянул парень, совсем не смущённый щекотливой темой. — Да, общался с несколькими ребятами достаточно близко, но не уверен, что кто-то из них мог бы быть гомофобом, ну, знаешь... Слишком подкованными в некоторых вопросах они были, — Сергей весело хмыкнул, а Дима прикрыл глаза, стараясь не представлять, в каких конкретно вопросах разбирались знакомые парнишки. — Сможешь дать мне их контакты? Сергей выпросил страницу Дубина во Вместе и начал скидывать ссылки на своих знакомых, при этом дописывая какую-то характеристику про них, уверенный, что так поможет следствию. Дима смиренно ждал, когда он закончит, и на очередной далёкий хлопок двери поднял взгляд, заметив высокую фигуру в глубине коридора. Игорь был достаточно далеко от них, но Дима по дёрганным жестам и нервному тереблению козырька кепки понял, что он был в бешенстве. Видно, разговор с Чацким вышел не самым продуктивным, и Дима уже приготовился, что Гром подлетит к ним и выскажет всё, что накипело, при Сергее, спугнув его, но Игорь лишь остановился около лестницы, откинулся плечом на стенку, сложил руки на груди и кивнул напарнику, мол, заканчивай и пошли. — Я всё, — Сергей отправил сообщение, и смартфон Димы, в подтверждение его слов, согласно пиликнул. — Спасибо, — Дима благодарно кивнул ему, улыбнулся, встал с диванчика, подал руку и помог встать Покрову, аккуратно придержав его руку. — Если что-то вспомнишь или я смогу что-то сделать для тебя — звони или пиши, буду рад! Мне помочь довести тебя до палаты? — Не нужно, меня завтра выписывают, так что сам дойти смогу, — Сергей помолчал пару мгновений, задумчиво окинув взглядом замершего полицейского, а затем наклонился, положил руку на щёку и поцеловал его, ловя губами удивлённый выдох. Дима обомлел, не ожидав такого поворота событий, но по инерции глаза прикрыл, наслаждаясь теплом чужого касания. Он не задумывался о Сергее в таком ключе, просто проявлял заботу и внимание к тому, кто этого заслуживал, таким он был до мозга костей правильным и добрым, но тёмные волосы парня, светло карие глаза и высокий рост, когда для поцелуя приходилось приподнимать голову и вытягивать спину, подстраиваясь, сбивали с толку, напоминая о том, чьи губы были грёбаной манией уже не первую неделю. Сергей погладил его по щеке, довольно хмыкнув в поцелуй, и оторвался с характерным мягким звуком от губ. — Спасибо тебе, Дим. За всё. Дима обескураженно проследил за тем, как он подцепил костыль и ушёл в сторону палаты, достаточно бодро передвигаясь для человека с переломом ноги. Дубин смахнул оцепенение, потёр горящие щёки, быстро облизнулся, всё ещё ощущая губой неровность чужого шва и, не думая, повернулся в противоположную от Сергея сторону, мгновенно наткнувшись на внимательный взгляд. О, нет. Игорь! Не было ни единой возможности, что стоявший всё это время в коридоре Гром не видел этого поцелуя. Вот просто ни одной! Дима ощутил, как вся краска в одночасье слезла с его щёк, делая их до нездоровости бледными. Ноги стали не то ватными, не то свинцовыми, сделать с десяток шагов до напарника стало невыносимо сложно, будто он огромный деревянный крест нёс в гору, не иначе, пальцы нервно крутили телефон, чудом его удерживая от падения на плитку, а внутренности сворачивало волнением в морской узел. У Игоря в тот момент было совершенно невыразительное лицо, по которому ничего нельзя было понять, даже поза вроде бы не изменилась, он всё так же подпирал левым плечом стену да голову клонил так, что козырёк кепки запросто мог перекрыть обзор. Дима взмолился всем богам, о которых слышал в детстве, чтобы Игорь в тот момент зевнул, чихнул, просто прикрыл глаза для короткого отдыха и не видел поцелуя двух мужчин, одним из которых выступал его горе-напарник. — Что там с Чацким? — решил не тянуть кота за хвост Дима и не дал Игорю возможности спросить о том, чего он мог и не видеть. — Дал номера и адреса своих хахалей, — буркнул Гром, и Дубин мысленно сжался: не в духе. — Я ему напомнил о тайне следствия и недопустимости разглашения данных. — А он что? — Сказал, чтобы я шёл к чёрту, — насупился Игорь и побрёл на выход из больницы. — А у тебя что с Покровым? — Всё удачно, — расплывчато ответил Дима и тут же внутренне похолодел, когда услышал слева от себя саркастичный смешок. — Я заметил, — Игорь даже взгляд на него не кинул, только пёр напролом, хмуря брови и играя желваками. Зол. Он был чертовски зол, это даже разбегающиеся, как тараканы при включённом на кухне свете, медсёстры понимали, проводя двух полицейских порицательными взглядами. — Сергей дал мне контакты и... — Сергей? Гражданин Покров. Ты при исполнении, Дубин, если ты всё ещё об этом помнишь. Ясно. Игорь видел поцелуй от и до, тут не нужно быть Шерлоком, всё как на ладони, и так понятно, что к чему. Стало горько и грустно от такой реакции, словно Дима и не друг ему, а так, кто-то с улицы. — Я уже говорил, если тебе неприятно работать со мной, то можешь написать отказ от напарника и всё. Не нужно заставлять себя работать с таким как я, если тебе противно. — Да не в этом, блядь, дело! — Гром ещё больше рассвирепел, отчего голос стал выше и громче, и Дима отдалённо подумал, что нужно в будущем избегать этой больницы, потому что именно в ней они уже во второй раз что-то обсуждали на повышенных тонах. — На работе нужно работать, а не целоваться абы с кем, а тем более с потерпевшими! — Никому поцелуй на работе ещё не мешал! — не удержался от восклицания Дима, искренне не понимающий, что он должен был, по мнению Игоря, сделать. Оттолкнуть? Ударить? Что? — Ты на хрена с таким видением в полицию пошёл? — это было сильно, прямо по больному месту. И, словно не заметив ещё больше побледневшего Диму, Гром продолжил: — Думал, тут как на курорте, пару драк бухих разнял, отчётов кучку написал, а потом на раннюю пенсию вышел? Да таких пол-отдела сидит, ни хрена не делает, и ты туда же. — Он всего лишь поцеловал меня в благодарность, что здесь страшного? — от былой уверенности у Дубина не осталось и следа. Он кое-как собрал мысли в кучку и тихо проблеял оправдание, но Игоря не убедил, только раззадорил, подарив новую претензию: — Да ничего страшного, Дубин, ерунда. Может тоже будешь в благодарность ртом работать? Может хоть так от тебя польза появится. От сильнейшей вспышки боли у Димы подкосились ноги и он в шоке остановился, чтобы не упасть в грязь лицом хотя бы буквально, потому что фигурально он только что искупался в чане с нечистотами, по крайней мере ощущал себя именно так: грязно, мерзко, больно и ощущение, будто он шёл ко дну без возможности вздохнуть. Он и вправду задержал дыхание, зажмурился до чёрной мути под веками и услышал, как ноющее сердце с неохотой закачало тяжёлую кровь по артериям, стуча в висках словно набат. Игорь по инерции прошёл пару шагов, но тут же развернулся к застывшему напарнику, и у него на лице, подобно цветам радуги, сменили друг друга противоположные эмоции: злость и гнев — осознание — ужас — раскаяние. — Я не это... Димка, Дим, ты... — Знаешь, Игорь, — безэмоционально выплюнул Дима и прошёл мимо замершего майора. — Чацкий был прав: иди к чёрту. Гром, хоть за это ему спасибо, догонять его не стал, а Дима, не долго думая, целенаправленно пошёл в сторону центра города в надежде найти там какой-нибудь более или менее презентабельный бар. Потому что завтра у него выходной, а сейчас хотелось провести вечер так, как отдыхали уставшие от жизни и работы копы: в одиночестве и с дешёвым, выбивающим остатки мозга, бухлом.