Пропаганда гомофобии

На место преступления Дима ехал в растерянных чувствах. Сколько бы он ни прогонял мысли о своей вине в смерти девушки — нужно было лучше искать, ловить, делать хоть что-то, — это не помогало, наоборот, нависало над ним, как грозовое облако над пышущим жаром городом. Метро встретило его тяжёлым воздухом, характерным запахом креозота, который навевал сладкие воспоминания из детства, долгим эскалатором, ведущим в прохладную бездну к шустрым поездам и бубнящей толпе потных людей, спешащих на работу в час-пик. В доме пострадавшей было на удивление громко: соседи с интересом и сухими перешёптываниями перемывали косточки пробежавшему мимо них Дубину, дежурным полицейским, которые носом рыли место преступления, да даже медикам скорой помощи, которые курили что-то дешёвое, и оттого противно-тяжёлое на общем коридоре. Дима не обратил на их змеиное шипение никакого внимания, только скользнул в квартиру, около которой стояла Зайцева, махнул ей рукой и подошёл к Игорю, который хмуро смотрел в сторону приоткрытой двери в одну из хозяйских комнат. В узкую щель между косяком Дима смог заметить понурую девушку с короткими, выбеленными до платины волосами, над которой квохтала медсестра, обрабатывая раны на её груди. — Игорь? — немного неловко уточнил Дима, коснувшись плеча своего напарника. — Мне сказали, здесь труп, а та девушка, она жива и… — Свидетель. Труп на кухне, — Игорь кивнул в сторону ещё одной комнаты. — Можешь посмотреть, если хочешь. — С каких пор Лыжники нападают на женщин? — Дима понизил голос, чтобы девушка их не услышала. Она выглядела так подавленно и потеряно, что её неволей становилось жаль чуть ли не больше, чем бедняжку, чей труп лежал в паре метров от них. — С тех пор, как начали убивать, — в тон ему ответил Гром, и Дима сконфуженно кивнул, поплёвшись на кухню. Первое, что привлекло его внимание, был запах, а вернее — его отсутствие. На парах в академии им часто рассказывали про чудовищный сладковато-приторный запах, который источали даже ещё относительно свежие трупы, про иссохшее мясо, почерневшую, комковатую кровь, испражнения расслабленного сфинктера, про страшные гематомы в нижней части тела от приливших по закону всемирного тяготения телесных жидкостей, про искривлённые страхом лица — им всегда рекомендовали относиться к умершим как к куску плоти и костей без личности и прошлого. Так легче, так правильно — помогало сосредоточиться на уликах и важных аспектах преступления. А тут… ничего. Нет, труп был, безусловно, девушка, опиравшаяся спиной на кухонный шкафчик, была мертва: сизая бледность, замершие, заволочённые туманом смерти серые, словно грозовые тучи, глаза и, в конце концов, огромная, просто гигантская лужа крови под ней. Ничто из этого не давало надежды на ещё теплящуюся внутри неё жизнь, но она была столь красива в замершем мгновении, что казалась живее стоящего над ней судмедэксперта. — Умерла с часок назад, — сказал он — тучный мужчина лет пятидесяти — и надул жвачкой громадный пузырь. Дима молча отвёл от него взгляд, испытав прилив иррационального отвращения, и присел на корточки около девушки, стараясь не вступить в чуть подсохшую алую лужицу — не потому, что боялся замарать кроссовки, а чтобы не нарушать последние минуты её спокойствия своими грубыми следами. В горле клокотали слёзы, стоило словить её потухший взгляд, и Дима с трудом их проглотил, попытавшись сдержать свою никому не нужную жалость. — Вызвали бы нас раньше, может бы и откачали, да поздно было. Видишь дырку под рёбрами? В правую долю печени попали. Проникающее, ставлю на нож. В печёнке много крови содержится, истечь — как два пальца обоссать. А с неё литра два натекло, не меньше. Дима зубы сжал сильнее, чтобы не натворить глупостей, и расслабил челюсть только когда услышал шаги Игоря за спиной — негромкие, но уверенные и, в то же время, аккуратные, словно он, закалённый кровью и убийствами майор полиции, был столько же очарован прерванной жизнью молодой девушки, как и Дубин, и не хотел разбивать этот образ своим гулким шагом. Дима был ему благодарен, а судмедэксперт безразлично лопнул очередной пузырь жвачки и махнул своим помощникам грузить тело в специальный мешок. — Отчёт о предположительных причинах смерти будет завтра. А о точных ждите не раньше, чем через три дня — токсикология, все дела, долго это, короче. — Так она… девушка свидетельницы? — чуть погодя, стоя в коридоре, уточнил Дима, не ожидая ответа, но Гром молча кивнул на маленький столик около входной двери, где лежали паспорта. —Не, сестра. Дима с исследовательским интересом изучил внутренности красных корочек: с одной из них смотрела, лучезарно улыбаясь, убитая, а на второй была не менее улыбчивая девушка, похожая на первую длинными светло-соломенными волосами и тёмно-серыми глазами, но выглядевшая будто бы старше. Экспресс-изучение дат рождения показало, что так и есть, то есть свидетельнице было почти двадцать шесть лет, а то время как убитая была чуть младше и едва перешла рубеж двадцати трёх. Совсем девчонка, ровесница Димы, и уже мертва — какой же это ужас, и неужели никто вокруг Дубина этого не понимал? Его пробила крупная и ледяная, не смотря на тридцатиградусную жару на улице, дрожь. Со стороны спальни, где сидела в обществе медсестры свидетельница, послышалась возня, и Игорь не выдержал, подошёл и открыл дверь настежь, высунув для приличия удостоверение. — Майор Гром, — девушка вздрогнула и нехотя подняла на него затравленный взгляд. — Вам нужно проехать в участок для дачи показаний, если с медчастью всё окончено. Медсестра напряглась, явно недовольная резвым полицейским, но всё же кивнула, говоря о том, что она закончила обрабатывать раны девушки. Дима вежливо отвёл взгляд от чужой перебинтованной груди, уже примерно представляя, какие слова теперь на ней выцарапаны. Девушка сглотнула, испугано кивнула и, чуть пошатнувшись, встала, медленно выйдя в коридор. Её взгляд запнулся о копошащихся на кухне судмедэкспертов и размазанные разводы крови, и она резко покачнулась, едва сдержав равновесие и не упав, но реакция Игоря была быстрее, и он резко наклонился вперёд, попытавшись схватить её за руку, не дав упасть. Ответ был незамедлительным: девушка сдавленно взвизгнула, отшатнулась на добрые два метра, ударившись бедром в угол стены с такой силой, что там наверняка вот-вот был готов расплыться здоровенный синяк, и посмотрела на протянутую в попытке помочь руку Игоря так, словно он предлагал ей ядовитую гадюку или чёрную мамбу, не меньше. — Идём, бедняжка моя! — вскрикнула сердобольная медсестра, взяла её за руку, и они вместе спустились вниз к патрульной машине, в которой их ждала Зайцева, которая первой приехала на вызов и засвидетельствовала смерть, вызвав судмедэкспертов и Игоря с Димой, почуяв связь с их делом. Девушка, как ни странно, в машину села без особого труда, даже со странной охотой, которая совсем не вязалась с тем, что она была готова убежать от протянутой руки помощи полицейского. Напарники доверили свидетеля Ксюше, а сами вернулись в квартиру в надежде найти какие-либо очевидные невооружённому глазу улики, но ничего такого не смогли обнаружить, что их, в общем-то, не сильно удивило, это было предсказуемо, не выбивалось из общей картины, если не считать, что впервые нападение было организовано на женщин, а не мужчин, и, конечно, что всё окончилось смертью одной из них. В голову вновь непроизвольно закрадывались мысли о подражателях, уж слишком почерк не соответствовал настоящей банде, но никто не спешил списывать со счетов Лыжников, хотя их участие в истории и казалось маловероятным. В участок они приехали усталые, без улик и продвижения по делу, но с трупом молодой девушки и перепуганной свидетельницей, которая, кажется, была готова выпрыгнуть в окно, чтобы оказаться от майора подальше, а испуганный свидетель — не идущий на контакт свидетель, что им всем было не на руку. Оставалось надеяться, что более мягкий и сопереживающий Дима сможет убедить её пойти на контакт, чтобы найти убийцу её младшей сестры. Ольга Александровна курила что-то ароматизированное в углу, вновь закрывая глаза на угрозы Прокопенко — знала, что не выкинут её никуда, слишком на редкость хорошим специалистом она была, а потому, как и Гром, могла позволить себе выйти за пределы общественных норм. Она качнула рукой с фотоаппаратом, кивнула на дверь, ведущую в допросную комнату, и добавила, прежде чем затушить сигарету и уйти, оставив после себя химозный запах арбуза и сигаретного дыма. — Я провела освидетельствование ран. У неё «Шлюха» вырезали, повторяющихся букв с «Пидор» нет, но манеру писать сравнить можно. На взгляд — резал тот же человек, что и в предыдущие разы, характерная «л», схожая по написанию на «д», тот же наклон. Ставлю, что Лыжники постарались. — Спасибо, — сказал за них двоих Дима, и женщина кивнула ему, демонстративно фыркнув на промолчавшего Грома. Они дождались момента, когда Чирук уйдёт, шепнув себе под нос, какое Игорь дитя малое, и зашли в допросную. Свидетельница сжимала в ладонях кружку чая, которую ей дал кто-то добросердечный и, судя по остывшему напитку, пробовать его девушка и не планировала, только руки грела, будто умудрилась замёрзнуть в адскую жару, проникавшую даже под каменный свод прохладного участка. — Майор Гром, рядовой Дубин, — выученным движением Игорь показал девушке удостоверение и сел напротив неё, положив сложенные ладони на стол перед собой и наклонился ближе, показав ей, что готов слушать. Девушка такой шаг не оценила, откинулась на спинку стула, губу прикусила и чашку отставила от себя так, словно она была защитной стеной между ними. Дима знал, так или иначе, язык жестов, а потому сразу понял: диалога не будет. — Представьтесь. — Алиса Афинская, — сказала она, подняв, наконец, на них взгляд, и её недоверчивый и осторожный прищур сразу не понравился никому из них. — Хорошо, Алиса, расскажите, что с вами произошло? — Нам позвонили в дверь, я открыла, трое мужчин в масках ворвались в дом, начали меня бить, что-то орать, потом повалили на пол и вырезали это, — она безэмоционально указала на грудь чуть пониже ключиц, перевязанную бинтом, и продолжила сухой пересказ. — Аня… прибежала не сразу, наверное, как обычно была в наушниках и не услышала их крики. Она прибежала с ножом, им это не понравилось, один отобрал нож и всадил ей в живот. Я тогда потеряла сознание, а когда очнулась, попыталась остановить Ане кровь, её было так много, и я растерялась, запаниковала, не сразу вызвала врачей. Моя младшая сестрёнка умерла у меня на руках, — Алиса посмотрела на свои руки, словно всё ещё видела на них густую кровь любимого человека. Под конец рассказа её голос ослаб и стал эмоциональнее, в горле явно запершили слёзы, а взгляд стал таким потерянным, что Дима не смог не сказать: — Сочувствую, — девушка лишь подняла на него усталый взгляд, проморгалась и даже горько, будто сквозь силу, усмехнулась. — Ничего личного, но я не поверю, что мужчина может сопереживать. Игорь уже было открыл рот, чтобы привести наглую девчонку в чувства и напомнить ей, что она не дала никакой полезной информации и только что практически оскорбила полицейского при исполнении, но Дима его остановил, когда его осенило. — Игорь, на пару слов. Гром был явно недоволен, но ничего не сказал, когда встал из-за стола и послушно вышел за Димой в коридор. И только когда дверь была плотно закрыта, он зашипел себе под нос, хмуро глядя туда, где за стеной сидела свидетельница. — Какого хера? Она что, не понимает, что мы так ни хрена не найдём? Ей сестру вообще жалко? Она умерла, а мразей, кто это сделал, мы так и через несколько лет не найдём! — Она боится нас, Игорь, — встал на её сторону Дима, постаравшись донести свои мысли как можно мягче и аккуратнее, чтобы пробивной майор так же смог это понять. — Полицейских? Да вроде к Ксюше нормально в машину села и… — Нас, Игорь. Мужчин. Возмущение на лице Грома сменилось удивлением и коротким протяжным «О!», а затем пришло понимание и даже лёгкий стыд за свой едва не случившийся срыв. На невербальный вопрос «И что нам делать?», у Димы уже был вполне себе чёткий, но от того не менее странный ответ. — У меня есть идея, но тебе она вряд ли понравится. Юля приехала буквально через полчаса после звонка Димы, и хотя она ругалась на всех ладах на непутёвых полицейских, которые не могут выполнять свои прямые обязанности и вырвали её от важных дел, но идеей она загорелась ярко, и потому бросила монтировать своё новое видео и тут же сорвалась к ним. В участок её впустили без вопросов, только указали примерное направление, где можно было найти Грома и Дубина, и отвернулись к документам, словно её и не было. Спокойно впускать журналиста в полицейский участок, это словно впускать мышь в зернохранилище — плохая идея, тенденция, которую почему-то никто не замечал. — Я не работаю за бесплатно. У меня будет доступ к информации об этом деле? — уточнила напоследок Юля и глотнула из прихваченной с собой бутылки с водой. Игорь недовольно выдохнул, но кивнул. — Класс! До скорого. Юля уверенно зашла в допросную и плотно закрыла дверь, словно намекнув, что полицейским здесь делать нечего, она и сама справится, а они — глупенькие прямолинейные мужчины — не должны ей мешать. Игорь смерил дверь взглядом, а затем фыркнул и усмехнулся, смотря уже на Диму. — Решил привлечь гражданского к расследованию? Действуешь в обход устава? Я плохо на тебя влияю! — чуть ли не торжественно произнёс Игорь и улыбнулся довольно, будто бы это была целиком и полностью его заслуга. Дима чуть удивлённо на него посмотрел и с лёгкой робостью уточнил: — Ты не злишься? — Да я в восторге! — Игорь коротко фыркнул, потрепал Диму по чуть отросшим волосам и поманил его за собой, предлагая разобраться с отчётами по этому вызову, пока они будут ждать информации от Пчёлкиной. Работали они недолго и малопродуктивно, постоянно отвлекаясь на липкую жару и духоту, которую не могли разогнать даже сильные вентиляторы, стоявшие на каждом шагу участка. Дима переносил жару легко, практически не потел, а циркулирующего по помещению воздуха ему вполне хватало, чтобы чувствовать себя относительно неплохо, а вот Игорь не переставал сопеть, едва переживая отсутствие прохлады, пытаясь хоть сколько бы то ни было сосредоточиться на бумагах у него на столе. Дубин в какой-то момент окинул его сочувственным взглядом, словно мог этим помочь, да так и застыл, беззастенчиво пялясь на Грома. Мужчина тяжело дышал, его грудь вздымалась мелко и часто, будто он никак не мог надышаться, широкая футболка прилипла к спаренному телу и промокла от пота под горлом, а вечной кепки на тёмной шевелюре не было и в помине, позволяя наблюдать не такую уж и частую картину — открытый, умиротворённый и такой близкий Игорь. Дима так залип на его чуть влажной шее и груди, что не сразу заметил, что его интерес запалили. — Любуешься? — без утайки спросил Игорь и улыбнулся довольно — такое внимание ему явно льстило. Дима подавился вздохом, спрятал глаза, повернув голову чуть вбок, издал непонятный клёкот, покраснел до корней волос, возненавидев свою светлую кожу, на которой любое смущение было ярко заметно, а потом соскрёб остатки своей смелости и посмотрел майору в глаза прямо и без утайки. — У тебя же нет недостатков, помнишь? Почему бы и не полюбоваться? — теперь настал черёд Игоря чуть смущённо крякнуть, уставившись на напарника во все глаза. Его удивление Диму раззадорило, и он, позабыв про недавний стыд, смело улыбнулся. Игорь, чуть погодя, вернул ему усмешку. — Ты слишком много от меня подцепил. — Не думаю, что это плохо, — пожал плечами Дима, и Гром чуть ли не с отцовской гордостью вновь потрепал его по волосам, задержав широкую ладонь в жестковатых прядях, и они оба сделали вид, что этого не заметили. Дима проклинал себя, ненавидел, убеждал, что здесь ему ничего не светило, что Игорь вполне однозначно дал понять, как он относился к своему навязанному напарнику, как к другу, которых в жизни майора было по пальцам пересчитать, но сердце, этот глупый мясной насос, ощущало связь между ними, упивалось ею, наслаждалось нитью, протянутой к каждому из них, и в Диме теплилась надежда на нечто большее, что когда-нибудь могло бы их объединить. От этих мыслей становилось сладостно-больно, и он как мог их трамбовал, чтобы они не перелились через край и не затопили их двоих до смерти. — Кокетничаете? — как нельзя кстати появилась Юля, разорвав своим звонким голосом мутную трясину полурабочего процесса. — Не хотела мешать вам миловаться, но мы закончили. — Быстро слишком, — буркнул Игорь, которому не понравилась то ли шутка журналистки, то ли сам факт её внедрения в святая святых питерской полиции, но девушка лишь отмахнулась от немилости друга и улыбнулась застывшей за её спиной Афинской, которая смотрела на снующий вокруг неё улей с некоторой опаской. — Алисе нужен покой, она устала и сейчас от разговоров не будет толку. Я отвезу её к себе, и завтра мы встретимся в, ну, скажем, кафе, и обо всём поговорим в спокойной обстановке. Идёт? Игорь недовольно нахмурился, зацепившись не то за "завтра", не то за "отвезу её к себе", но в итоге страдальчески кивнул и показательно отвёл взгляд на экран рабочего компьютера, даже не удосужившись его включить. Юля на это только фыркнула, потрепала его по голове, брезгливо поморщив нос от влажности тёмных волос, протёрла руку о джинсовые шорты, улыбнулась и помахала рукой Диме, который кивнул на прощанье и вернул ей улыбку, аккуратно взяла Алису за руку, и та прильнула к журналистке с такой верной привязанностью, доверительно сцепив их пальцы, что Дима не смог не прикинуть, что же такого произошло между ними на допросе, что девушка верила Юле в тысячу раз больше, чем полицейским, пытавшимся всеми силами ей помочь. — А знаешь, что, Игорь, — напоследок решила сказать Юля и, дождавшись направленного на себя взгляда майора, добавила: — За кафе платишь ты.