Услышь мой стон (у твоей двери) / You'll Hear Me Howling (Outside Your Door)

      Две недели Рей не появлялась на исповеди, прежде чем набраться смелости вновь показаться на глаза. И дело не в страхе перед гневом Отца Бена. Он ответил на её сообщение с извинением, пусть и почти через сутки после того, как она отправила его тем вечером. Это не так уж и долго. Ну и потом, её смс-ки состояли лишь из одного слова да рецепта печенья, так чего же она ждала? Конечно же, ничего задушевного, что, собственно, и сбылось. Но даже столь малого оказалось достаточно, чтобы убедиться, что можно вернуться и что он не держит на неё зла, хотя и имеет на это полное право.       Хотела бы Рей знать, что на неё тогда нашло. Она никогда не боялась быть прямолинейной — эдакий своеобразный способ первой диктовать свои условия. Но здесь другое. Она не собиралась делать ничего подобного, да и он, походу, тоже. Так как же они всё-таки возникли, и почему вообще существовали все эти условия, Рей понятия не имела.       Так продолжалось уже несколько месяцев, а легче не становилось. Всё только усложнялось. Она всегда считала себя осторожной, но в последнее время с этим было совсем туго. Рей увеличивала дозировку супрессантов, ведь рядом с Отцом Беном казалось, что она вот-вот слетит с катушек. Подобное чуть не произошло у озера. Когда час спустя она вернулась домой, температура по-прежнему была высокой и пришла в норму только к утру. Логика подсказывала больше не находиться с Беном поблизости, если не для его, то для своего блага.       Всё это просто неприемлемо. Он нравился Рей, и нравился сильно. Дело уже не только в его запахе, или голосе, или в том, что подобные вещи считались непозволительными. Близкое нахождение рядом с Беном не приносило удовлетворения, в котором она так нуждалась, но в этом было нечто правильное. Нужно что-то предпринять. Рей никогда не испытывала ничего подобного, даже во время течки.       Двух недель вполне достаточно. Неплохой перерыв. Во всяком случае, не видеть его для испытания собственной выдержки. Когда Рей вошла в исповедальню, она не стала снимать пальто или шарф. Уже стоял ноябрь, опасное время для течки, да и Рей ощущала жар просто глядя на Бена, поэтому рисковать без необходимости не хотелось. С запозданием она подумала, что следовало хотя бы зайти за перегородку, но сейчас подобное уже невозможно вообразить, как и то, что она вообще бы здесь не появилась.       — Привет, Отец.       Рей улыбнулась как ни в чём не бывало. Они и раньше подобное проворачивали после того случая в его машине. Смогут и сейчас. Ситуация практически идентична, пусть она и до сих пор помнила на вкус его поцелуй.       А может, всё не так, как было в прошлый раз? Бен смотрел на неё, словно не мог поверить, что она здесь. Наверное, подумал, что Рей не вернётся.       — Привет. С возвращением.       — Спасибо. Я… — Рей поджала губы и потёрла свою ногу носком ботинка. — Надеюсь, всё нормально.       — Так и есть. И так и будет. Я не должен был давать тебе повод думать…       — Вы и не давали. — Рей села на стул и засунула руки в карманы. Она пришла сюда не для этого разговора, да и он вряд ли хотел. — Давайте просто… Можно мне исповедоваться?       Отец Бен как будто удивился, затем усмехнулся и наклонил голову.       — Полагаю, именно поэтому ты и здесь.       Это не единственная причина, и он знал об этом, но они сразу же перешли к делу. Спустя несколько минут Бен почувствовал себя в своей тарелке; Рей было что рассказать, ведь с тех пор прошло гораздо больше времени. Естественно, кое-какие вещи она опустила. Бен понимал, что это за вещи, потому что был тогда рядом — Рей флиртовала со священником, чуть ли не бросалась на него, дразнила, целовала, наслаждалась прикосновением его языка, его руками на своём теле, агрессивной остротой запаха в нарастающем возбуждении.       И всё это было лишь для того, чтобы что-то доказать? Ну вот, теперь пришлось пожинать плоды.       Как бы там ни было, Рей не могла заставить себя быть с ним предельно откровенной. Положение слишком щекотливое, пусть даже Рей подозревала, что он ждёт, когда она сама заговорит об этом. Однако Бен не давал повода думать, что что-то изменилось, и когда время исповеди подошло к концу, Рей почувствовала небывалое облегчение. Всё будет хорошо. Теперь, когда Рей чуть ли не похерила всё на свете и поняла, насколько ужасно чувствовать себя при мысли, что может его больше не увидеть, второй раз она подобного не допустит. Придумает, как относиться к Бену как к другу. Как-нибудь.       Она поднялась со стула, собираясь уходить.       — Рей, постой.       Она замерла и повернулась, с удивлением обнаружив, что он стоит перед ней как вытянутая струна. Всё это время Рей была настолько поглощена собственной нервозностью, за чем последовало невероятное облегчение, что только сейчас заметила, что почти не чувствует его запаха. Наверняка сильнейшие блокаторы, что было бы логично, вот только ощущение, не предвещающее ничего хорошего, никак не покидало. Бен выглядел слишком уж серьёзным, каким-то раненым.       О нет.       — Что такое? — спросила она.       — Я… Будет лучше, если в дальнейшем ты обратишься за исповедью к Отцу Рэнсольму или Монсеньору Кенеди.       Рей вскинула брови и скрестила руки на груди.       — Оу.       — Ты ведь понимаешь, почему, не так ли?       — Да, конечно, понимаю. Просто…       — Не думай, что я тебя в чём-то виню. Из нас двоих я совершил гораздо больше ошибок, чтобы допустить всю эту… путаницу между нами.       Рей еле сдерживалась от смеха, хотя едва ли ей было весело.       — «Путаница». Отличное определение. Хотя должна признаться, запутанной я себя не чувствую. Я точно знаю чего хочу.       — Да. Я тоже. Поэтому я больше не могу продолжать и дальше.       — Оте…       — Рей. Не спорь. — Его поведение настораживало. Он как будто пытался смягчить удар, как будто ждал, что инстинкт завладеет ею и она начнёт умолять или плакать, но всё это выглядело притянутым и неестественным. Рей видела, что он с трудом себя контролировал. — Ты же сказала, что всё понимаешь. Понимаешь же?       Рей не хотела злиться, но слишком поздно. Она уже разозлилась. Можно признать, что ей причинили боль — примерно так она и представляла себе разбитое сердце, но Рей была не готова признавать, что всё зашло настолько далеко.       — И что, отныне церковь Святого Эльве для меня под запретом?       — Отнюдь. Ты ведь часть сообщества.       Его слова лишь усилили её разочарование. Он ведь знал, что это место стало значить для неё, поскольку Рей то и дело признавалась ему в том, как хорошо иметь какую-то будничность и чувство принадлежности. Наверное, это последнее место, где она ожидала найти нечто подобное, и Рей понимала, что никогда не станет частью всего этого по-настоящему. Но церковь Святого Эльве словно луч света. Она ощутила это, когда впервые пришла на благотворительную раздачу продуктов, и люди узнали, кто она такая. А теперь казалось, будто Бен тыкал ей этим в лицо.       Бен нахмурился, но продолжил.       — Твоё отсутствие будет заметным, и ты всегда можешь участвовать в жизни прихода, но… Дело не в тебе. Дело во мне.       Боже, Рей не могла поверить, что он говорит все эти слова о том, в ком всё дело. Он рвал с ней отношения, а ведь они с Беном никогда не были вместе, ведь он священник. Просто невероятно.       — Вы же знаете, что я не являюсь прихожанкой, — высказала Рей настолько резко, что едва узнала собственный голос. — Я даже не католичка.       Отец Бен молчал и напряжённо смотрел в пол, сжимая челюсти.       — Да, я давно это понял. И я в очередной раз поступил хреново. Позволял тебе приходить сюда неделю за неделей и делал вид, что выполняю свои обязанности не для того, чтобы десять минут побыть с тобой наедине.       Несколько месяцев или даже недель назад его слова могли бы польстить ей, в каком-то извращённом смысле. Теперь же это звучало оскорбительно.       — Всё это время вы врали мне?       — Так же, как и ты, Рей.       Он прав, но как-то уж слишком больно. А ему больно? Рей надеялась, что да.       — Ты мог бы и сказать. Должен был сказать мне это, когда я спросила, могу ли я просто прийти поговорить. Ведь дело было не в духовном наставничестве, а в тебе. Думаю, ты знаешь это, Бен. Ты прав, это весьма хреново.       Он не стал поправлять её столь бесцеремонное обращение к нему. Бен открыл рот и сделал вдох, но остановил себя от дальнейших слов. На мгновение поджав губы, он попытался вновь:       — Всё, что касается тебя, вызывает во мне непростительный эгоизм. Поэтому это следует прекратить.       — Как благородно с твоей стороны взять ситуацию под контроль. Поступок, достойный Альфы.       Бен ощетинился и сделал шаг к ней, чтобы что-то сказать, но Рей не позволила.       — Ты исповедовался?       Её вопрос словно пригвоздил его к месту, усмиряя негодование, хотя внутри него всё по-прежнему кипело.       — Что?       — Ты кому-нибудь рассказывал об этом? — не унималась Рей. — Исповедовался каждую божью неделю Кенеди, Рэнсольму или кому там ещё, а потом разворачивался и снова всё сначала?       Его лицо помрачнело.       — Не твоё дело.       — Значит, нет.       — Я просто стараюсь быть учтивым. Если бы я знал, что всё тебе объяснив, ты поймёшь, я бы сделал это. Но сейчас ты и сама это чувствуешь. Правда ведь?       Хотела бы Рей вернуть Бену его же слова и сказать, что это не его дело. Хотя он и так всё знал. Сколько раз видел её, слышал, чувствовал запах. Как и она, он исчерпал свои возможности ничего не замечать. Рей стояла перед ним, по уши закутанная в одежды, а на нём было столько блокаторов запаха, что хоть впору укокошить целый табун лошадей.       Бен прав.       — Что ж, спасибо. За напоминание, что я не одинока. Приятного вечера, Отец.       Рей не совсем понимала, как ей удалось вымолвить эти слова. После того как их произнесла, она неспешно вышла через часовню на парковку. Надо же быть такой идиоткой! Это должно было случиться. Ничто не вечно. Ей вдруг показалось, что она чего-то лишилась. Но как можно потерять то, чего и не должно было быть в принципе? По дороге домой из глаз покатились слёзы.