love issue

      — ...а потом Кёка-чан сказала, что в них нет ничего особенного, представляешь?! Да я на их блинчики молиться готов! Кстати, нужно будет обязательно сводить тебя в это кафе. Я серьезно, они изумительны, так что ты не можешь отказаться.       — Ага.       Ацуши нахмурился, глядя на Акутагаву. Тихо выдохнул, покачав головой, и продолжил складывать учебники в школьную сумку.       Это бесполезно. В смысле... попытаться хоть как-то заставить Рюноске улыбнуться. А этого Ацуши хотелось теперь как никогда раньше, потому что теперь Накаджима знал, как умеет Акутагава смеяться. Знал, что смех его невероятно красивый и яркий. Что, слыша его, Ацуши и самому хотелось искренне радоваться, потому что внутри разливалось тепло и такое странное чувство комфорта.       Но проблема была в том, что с тех пор, как Дазай бросился с крыши (а за ним и Чуя, правда, из окна), Акутагава стал еще унылее обычного. Теперь он постоянно был увлечен своими мыслями, да так что порой не слышал, как к нему обращаются; взгляд его часто становился таким поникшим и тусклым, а уголки губ опускались только вниз. Ацуши мог только догадываться, о чем так усердно размышляет Рюноске. Пару раз пытался вывести его на разговор, но все старания с крахом проваливались: Акутагава лишь отмахивался и кидал что-то совсем не правдоподобное, мол, «со мной все в порядке».       В тот день, когда все случилось, Рюноске был в классе и узнал о произошедшем уже со слов одноклассников. Ацуши помнил, как округлились его глаза в тот момент и как задрожали руки. Как Акутагава выбежал из класса (впрочем, Накаджима побежал за ним), не обращая внимания на строгий оклик преподавателя. Ацуши, задыхаясь, бежал за ним до самой остановки. Все вещи, включая рюкзак и верхнюю одежду, остались в школе, они смогли забрать их только уже после занятий, которые пропустили, потому что поехали в больницу. Забавным было то, что Акутагава даже не знал, в какой именно из госпиталей увезли Чую с Дазаем, поэтому покататься на автобусах пришлось не мало. С третей больницей угадали: медсестра на ресепшене провела их в палату, где находился Накахара. Уже с загипсованной рукой, Чуя шипел и ругался, когда ему обрабатывали спиртом многочисленные ссадины на теле, а Акутагава в слезах стоял у двери и неверящим взглядом смотрел на живого и целого брата. В тот день Ацуши впервые увидел, как Рюноске плачет. А еще познакомился с очень доброй и милой женщиной — такой же рыжей, как и Чуя. Ну, с матерью Акутагавы и Накахары, которая не переставала по-доброму отчитывать старшего сына за его безрассудный поступок. Голос ее был пропитан заботой и крупицей волнения (пусть все и обошлось, но так быстро отойти от шока из-за внезапного звонка из школы и новости, что Чуя в больнице, Коё отойти не могла). С Дазаем увидеться так и не удалось, потому что, по словам Чуи, его увезли в другое место. Ацуши, признаться честно, даже не удивился, когда через пару дней по школе поползли слухи (кто-то подслушал разговор преподавателей), что Осаму снова упекли в психиатрическую лечебницу. А ведь он только вышел оттуда всего пару месяцев назад... вот же неугомонный.       — У Накахары-сана это, кажется, тоже последний урок был. Зайдем за ним?       — Нет.       Ацуши снова свел брови к переносице, наблюдая за тем, как Рюноске собирает свои тетради.       Еще один необъяснимый факт: Акутагава почему-то стремительно начал избегать Чую. Не то чтобы совсем сторонился его, бегая по всем углам школы, как в свое время бегал сам Чуя от Дазая, но все же не искал лишних встреч с братом.       — А дома ты как справляешься? Типа... ужинаешь, закрывшись в комнате?       — Что?       — Ну, чтобы с Накахарой-саном не пересекаться. Потому что я слабо себе это представляю. И почему ты вообще себя так ведешь? Он разве сделал что-то плохое?       На лице Акутагавы тут же появилась гримаса удивления и даже легкого смущения. Будто бы Ацуши только что улучил его в преступлении, о котором никто не должен был знать.       — С чего ты взял, что я сторонюсь его? — опустив взгляд, заворчал Акутагава.       — А? Рю, ты теперь отрицаешь очевидное? Это у вас семейное, что ли?       Ацуши хохотнул совсем не с целью обидеть, а просто чтобы обстановку разрядить. Подействовало в обратную сторону. Потому что Акутагава в следующую секунд поднял на друга разозленный взгляд и, кривясь, недовольно прошипел:       — Не лезь не в свое дело.       Еще одно открытие: Акутагава умеет злиться.       Мышцы в теле почему-то все разом напряглись, и Накаджима выпрямился невольно, а затем слабо кивнул. Рюноске продолжал тихо ругаться себе под нос, застегивая рюкзак, а Ацуши невольно скривился, когда заметил, как вдруг изменилась атмосфера с дружеской на более холодную. Неужели его слова так сильно задели Акутагаву? Он же, вроде, не сказал ничего обидного.       Но только было Ацуши хотел как-то попробовать все исправить, как в классе раздался заливистый смех: одноклассники на передних партах громко что-то обсуждали. И если до этого Накаджима не особо прислушивался к ним, то сейчас случайно зацепился за нить разговора.       — ...ха-ха! Да ты точно больная, Юрико!       — Ага, Ю-чан, держи себя в руках. Нам и так в школе шизанутых хватает.       — А? Это ты про тех двоих?       — Ну да, вот уж кто точно на голову больные. Такую шумиху навели. Хотя зрелище было крутое, да и урок из-за него отменили.       Ацуши невольно поджал губы, чувствуя как внутри зарождает какое-то странное неприятное чувство обиды за Дазая и Накахару. Это, разумеется, не его дело, да и к тому же сам парень не раз грешил тем, что называл Осаму поехавшим... но он же делал это вовсе не со зла. А от слов одноклассников становилось не по себе, ну потому что ни Осаму, ни Чуя не заслужили такого отношения.       Не только Ацуши заинтересовался разговором двоих своих одноклассниц с учеником из параллели. Моргнул удивленно, когда понял, что Акутагава вдруг замер и перевел свой взгляд на передние парты, за которыми не стихал смех.       — Что-о-о? О чем вы говорите? — одна из девушек изумленно оглядела своих друзей.       — А, тебя же не было в школе на той неделе. Поверить не могу, что ты еще не знаешь.       — Один псих прыгнул с крыши, а другой — бросился за ним из окна.       — Что? Ха-ха, какая глупость. Они разбились?       — Не, выжили. Приземлились в клумбу.       — Только цветы попортили. Таких сразу нужно в психушке закрывать.       Во рту появился вкус горечи. Может, потому что Дазай-сан действительно сейчас находился в психиатрическом стационаре? Слушать такие обидные слова в адрес друзей было как минимум неприятно, так что оставаться в классе Ацуши больше не желал. И Акатугаве мучиться тоже позволять не хотел, так что потянулся к нему рукой, чтобы дернуть в сторону выхода, вот только...       — Заткнитесь!       Шумная компания сразу же поутихла, когда Рюноске встал из-за стола, да так что его стул перевернулся. Звук удара деревянной спинки о пол отразился от стен и эхом раздался в коридоре.       В классе, кроме них, больше никого не было.       — Ха-а-а? Ты что-то сказал? — через пару мгновений придя в себя, хмыкнул парень из параллели. Достал руки из карманов и сделал шаг в сторону Рюноске, который, кажется, вот-вот в драку ринуться готов был.       Еще одно открытие: Акутагава умеет сильно злиться.       — Я сказал вам заткнуться, — голос Рюноске был куда ниже и грознее обычного.       — Тебя что, так задели разговоры о тех шизиках? Знаешь их, что ли? — тихий смешок, и Акутагава резко шагнул навстречу, уже занося руку для удара. Другой парень, впрочем, тоже не мешкал: сжал кулаки, точно так направившись навстречу.       Ацуши перескочил через парту и встал между ними как раз вовремя. Протянув руки в разные стороны (одну — к Акутагаве, другую — к незнакомцу из параллели), не давая им двигаться дальше, и с паникой в глазах обернулся к двум одноклассницам, которые тут же поняли намек. Девушки быстро подбежали к своему другу, чуть ли не вешаясь на плечи с двух сторон.       — А-кун, пошли. Не устраивай тут драку, нам всем потом влетит.       — Ага, ты же не хочешь оставаться после занятий и писать объяснительные?       Акутагава не спускал взгляд с разозлившей его троицы до тех пор, пока они не скрылись за дверью, а Ацуши смотрел только на Рюноске. После того, как дверь захлопнулась, брюнет словно бы в себя пришел. Потянулся рукой к лицу, чтобы прикрыть глаза, и выдохнул с небывалой тяжестью. Накаджима стоял рядом, не решаясь что-то сказать. Он и представить не мог, что Акутагава вообще способен влезть в драку, каким бы ни был повод. Это, скорее, было свойственно его старшему брату, Чуе. Не то чтобы Ацуши считал Рюноске слабым или трусливым, просто тот всегда оставался в стороне, что бы ни происходило вокруг, да и импульсивностью уж точно не выделялся. А сейчас произошло что-то действительно странное, что еще как удивило Накаджиму.       — Прости... я... — попытался связать слова в предложения Акутагава, но в итоге только цыкнул с долей раздраженности. Нужные фразы никак не находились. — Я просто вспылил.       — Я заметил, — осторожно кивнул Ацуши. Все еще не был уверен, что Рюноске успокоился.       — Они просто... они сказали, что Чуя с Дазаем... и... я не знаю, оно само вышло...       — Я слышал, Рю, — заметив растерянность парня, с облегчением выдохнул Ацуши и слабо улыбнулся. Кажется, все же больше не злился. — Да, они тех еще гадостей наговорили, мне самому противно от их болтовни стало. Я понимаю тебя, все же Чуя твой брат.       — Мг...       Взгляд Акутагавы снова прилип к полу, а уголки губ поползли вниз. Ацуши видел, как что-то гложет его изнутри, не дает покоя. Покачав головой, решил рискнуть еще раз. В конце концов, он ничего не потеряет, даже если Рюноске огрызнется в очередной раз и велит ему замолчать, как тем шумным ребятам минутой ранее. Всяко лучше, чем видеть эту кислую мину друга.       Поэтому Ацуши, подойдя поближе, неуверенно поднял руку и положил ее на плечо Рюноске, пытаясь приободрить. Почувствовал, как Акутагава дрогнул от его прикосновения, но глаз так и не поднял. Накаджима не смог сдержать добродушной улыбки, когда наклонился, чтобы наконец-то словить взгляд парня своим.       — Эй, не держи все в себе, это вредно.       — Да ничего я не... — заворчал Акутагава, но Ацуши быстро перебил его:       — Ты можешь говорить со мной о чем угодно, не переживай. Если тебе тяжело, просто скажи мне, и я обещаю, что помогу. Всегда. Может, я и не смогу решить проблему, но делиться своими переживаниями с близкими друзьями — это же лучше, чем грустить одному, верно?       Глаза Акутагавы на секунду расширились. Ацуши смущенно усмехнулся. Интересно, такая реакцию у брюнета потому, что Накаджима пообещал всегда поддерживать Рюноске, или потому, что назвал его близким другом? В любом случае, через секунду Акутагава смущенно кивнул и, поджав губы, засомневавшись всего на секунду, все же признался:       — Мне кажется, я виноват во всем, что произошло. Это я отправил в тот день Дазай-сана к Чуе. Это я не поговорил нормально с братом и не объяснил ему, что я вовсе не обижусь, если он примет чувства Дазай-сана. Да, он огрызался и слал меня куда подальше, как только я поднимал эту тему, но это вовсе не оправдания. Я просто наплевал, решил не идти по трудному пути и не спорить с ним. А спорить стоило. Ацуши, это из-за меня они поссорились тогда. И это из-за меня они чуть не погибли. А сейчас я даже нормально Чуе в глаза посмотреть не могу, потому что вижу его поломанную руку... и эту улыбку, которую он натягивает через силу... Мне стыдно смотреть ему в глаза, понимаешь? Я ненавижу себя за то, что сделал. Вернее, за то, что не сделал.       Ацуши выслушал и понимающе кивнул. Слыша боль в чужом голосе, Накаджима поджал губы и неосознанно крепче сжал пальцы на плече Акутагавы. В темных, почти что черных глазах, тоже застыло немое страдание и тихое самоистязание, куча вины и искреннее раскаяние. Ацуши почувствовал, как внутри все сжалось, когда голос Акутагавы дрогнул, а глаза заблестели от влаги. А в следующую секунду — ринулся вперед, даже не отдавая отчет своим действиям, и обнял.       Ладони легли на дрожащую спину, дрожь в которой прошла только спустя несколько секунд после того, как Накаджима вжался носом в чужую шею и, прикрыв глаза, тихо зашептал:       — Ты не виноват, Рю.       Ацуши почувствовал, как руки Акутагавы совсем неуверенно, боязно ложатся на его пояс.       — Ты хотел как лучше. Это точно не твоя вина. Иногда случаются плохие вещи, и это нормально. Страх — это нормально, стыд — это нормально, и даже злость — это все нормально. Тебе не нужно замыкаться в себе и думать, что ты — причина всех несчастий. Даже если бы ты поговорил с Чуей, он все равно не поступил бы по-другому, все равно не поверил бы тебе. Ты же знаешь, какой он упрямый, — тихий смешок, а в ответ Ацуши услышал едва ли различимое «угу», выпущенное ему куда-то в волосы за ухом. — Не убегай. Поговори с Чуей и расскажи ему, что чувствуешь. Думаю, на этот раз он тебя все же выслушает. И перестань ходить таким хмурым, умоляю. Я люблю, когда ты улыбаешься.       Яркая улыбка Накаджимы, когда он отстранился, ослепляла. Акутагава прокашлялся неловко, отвернувшись в сторону, но все еще искоса поглядывая на своего близкого друга. Сердце билось быстрее обычного, а на щеках играл слабо видный румянец. А еще на душе стало значительно легче.       — А теперь зайдем за Чуей и вперед есть блинчики!       Тихий вздох, а затем согласный кивок с легкой улыбкой на губах.       — Спасибо, Ацуши.

***

      Чуя уже по привычке заглядывал в класс в соседнем коридоре перед занятиями. Сегодня Осаму снова не пришел на занятия. Впрочем, как и вчера, и позавчера, и долгие четыре недели до этого.       Все вокруг шло своим чередом, случай с Дазаем позабылся довольно скоро. Учебный год подходил к концу, все были заняты подготовкой к итоговым экзаменам, выпускному у третьегодок и летним каникулами. В принципе, Накахара не замечал особых изменений вокруг: уроки все еще были чересчур скучными, одноклассники чересчур шумными, учителя чересчур строгими. Акутагава с Ацуши все еще проводили все свободное от учебы время вместе, а Чуя все еще отлынивал от математики, покупал дынные булочки в ларьке у школьного двора и огрызался на... ах да, огрызаться-то больше не на кого.       Да и ладно, Чуя почти что привык к тому, что его никто больше не донимал на переменах. Оно же только к лучшему, пф. И вообще, Дазаю полезно посидеть в своей белой комнате в смирительной рубашке, или как там санитары справляются с его доставучими выходками?       «Да ему там самое место!» — фыркнул про себя Чуя, а затем, когда взгляд опустился на гипс на правой руке, тяжело выдохнул и грустно улыбнулся.       Сломанная рука напоминала о том дне, когда все случилось. О смущающих словах Дазая, когда он признавался Чуе в кабинете музыки, и собственном «люблю», произнесенном в окружении поломанных цветов на школьной клумбе. А еще — о красивой и искренней улыбке Дазая и о том, как слезились его глаза.       В такие моменты Накахара чувствовал, как внутри грудной клетки что-то начинает ныть, как дыхание замирает на несколько секунд и как скулы сводит от напряжения. Чуя знал, что Осаму обязательно вернется. Должен вернуться. Но страх того, что после случившегося его отец захочет сменить школу или что куда хуже — город, брал верх. Воображение Чуи рисовало яркие картинки, как однажды ему придет смс-ка от Дазая о том, что ему очень жаль, но он уезжает учиться заграницу и они больше никогда не увидятся с «Чу-Чу». О боже.. от дурацкого прозвища в носу щипать начинало, глаза пекли.       Чуя выругался тихо, сидя за своей партой у окна и совсем не слушая, о чем там старательно рассказывал Куникида-сенсей. С каких пор он стал таким чувствительным?       Отвлечься на футбол тоже не получалось, потому что с переломом руки Накахару никто не желал пускать на поле. Даже Тачихара лишь виновато покачал головой и сказал, что лучше Чуе на какое-то время забыть про клуб. Да и на самом деле Чуе казалось, что у него вряд ли бы вышло выкинуть Дазая из головы так просто.       Он тосковал.       Как бы ни стыдно, странно, да и вообще безумно было это признавать, Чуя чрезмерно скучал по раздражающему голосу Дазая, по его глупым шуточкам и по извечным приставаниям. По его улыбке и неслучайным ненавязчивым прикосновениям, когда они оставались наедине. По его волосам, вечно растрепанным и мягко щекочущим щеку, когда Осаму уже привычно терся щекой об плечо рыжего. По перебинтованным рукам, которые нагло обхватывали поперек талии по утрам, после чего Чуя слышал тихое и сонное «доброе утро». По Дазаю. Чуя безумно скучал по Дазаю.       Признаться честно, он пытался узнать хоть какую-то информацию о том, где именно сейчас находится Дазай и можно ли его навестить. Мысленно Чуя не мог сдержать довольной ухмылки, когда представлял, как Дазай обрадуется, увидев его впервые за столь долгое время, и как кинется обнимать и рассказывать, что без Накахары выносить скуку смертную, царившую в стационаре, совсем невозможно. Загорелся идеей и где-то дня три так точно ходил по пятам за Рампо-сенсеем — классным преподавателем Осаму — и пытался выклянчить данные о том, как вообще можно найти или хотя бы связаться с Дазаем. Да хотя бы номер телефона его отца, Чуя бы не побоялся и напрямую у Мори спросить, в какую клинику тот засунул сына. Но Рампо-сан уперто не хотел ничего говорить. Лишь намекнул, что ждать Дазая придется не так уж и долго. Чую это чуточку взбодрило и придало новых сил. И обрадовало — ну потому что это значило, что Дазай все-таки вернется. Все пугающие «а что если» под звук облегченного выдоха отошли на второй план.       — Записывайте давайте, похожая задача будет на экзаменах!       Чуя лениво опустил взгляд в свою тетрадь.       «Классная работа». И чистый лист. От Куникиды-сенсея снова влетит, потому что «спал во время урока».       Вообще-то у Чуи тут правая рука сломана, ничего? Конспектировать что-то левой Накахара хоть и наловчился, все равно бесило.       Потянувшись, старшеклассник отложил ручку в сторону и подпер голову, снова отворачиваясь к окну. Писать все эти дурацкие задачи совсем не хотелось. Тем более что они только еще больше напоминали о Дазае: их совместные занятия математикой и все такое. Кстати, благодаря стараниям Осаму у Чуи ведь действительно оценки вверх поползли. А сейчас они снова на самом дне. Вчера от Коё влетело за несчастные четырнадцать балов из ста за контрольные тесты. Акутагава колко хохотнул, сказав, что, если бы Чуя наугад ответы ставил, и то больше бы набрал. Мелкий засранец.       Выдохнув тяжело, Чуя перевел взгляд с поля, где сейчас у первогодок проходили занятия физкультурой, на ворота школы, у которых стояли дежурные и записывали имена опоздавших, чтобы учителя потом смогли сделать выговор несчастным проспавшим.       Вдруг взгляд зацепился за черную иномарку, остановившуюся прямо около ворот. Красиво жить не запретишь — вон кого-то под самый школьный двор на машине подвозят. Чуя с улыбкой хмыкнул, проглатывая обиду, что ему сегодня тоже, может, хотелось поспать подольше и заиметь личного водителя.       А уже через секунду от нее и следа не осталось, потому что все мысли вдруг испарились, и все внимание сконцентрировалось только на парне, который только что закрыл заднюю дверцу машины и теперь направлялся к воротам. Это... Чуя ведь не спит? Он незаметно ущипнул себя под столом, тут же шикнув болезненно. Не спит.       — Накахара! Если ты мне сегодня снова сдашь пустую тетрадь!..       Чуя не слушал. Перед глазами — только Дазай.       — ...я точно отведу тебя к директору! Это уже ни в какие...       Дазай шагает по выложенной камнем дорожке и машет рукой кому-то в стороне. Дазай пытается отделаться от дежурных и складывает вместе ладони, умоляя не заносить его в список провинившихся. На губах Чуи саркастичная ухмылка: как будто этому идиоту когда-то было дело до замечаний учителей. Неужели настолько соскучился по живому общению, пока сидел в четырех стенах своей «тюрьмы», что теперь хватается за первую же возможность поговорить с кем-то?       — ...ворота не лезет! Этот материал очень важен для...       — Извините, мне нужно идти!       Возмущение Куникиды-сенсея, кажется, достигло своего пика в тот момент, когда Чуя встал из-за парты и быстрым шагом направился к выходу из класса. Лицо преподавателя покраснело от гнева, а затем, уже в коридоре, Накахара услышал его крик, который не обещал ничего хорошего: нравоучения в кабинете директора в лучшем случае. Ну, Чуе все равно было плевать, потому что он уже на огромной скорости мчался вниз по лестнице, а в голове его крутилась только одна мысль: Дазай вернулся.       Чуя не мог скрыть своей радости. Чувства переполняли, а глаза сияли от предвкушения долгожданной встречи. Что он сделает первым? Обнимет. Точно обнимет. Или, может, немного пошалить и поиздеваться? Все же пошутить по поводу смирительной рубашки или это уже чересчур, учитывая, что Дазай только вышел из своей лечебницы? Да нет же, нет, не то это все. Чуя просто собьет его с ног, да. Врежется прямо на бегу и свалит на пол, придавливая сверху. Нет, лучше все-таки просто обнять и не выебываться. А стоит ли говорить, что он скучал? Или это слишком сопливо? Хотя Дазаю вроде нравятся всякие чересчур милые штуки. Значит, скажет. Точно скажет.       Варианты приветствия сменяли друг друга один за одним, хаотично смешиваясь в кашу, пока Чуя, едва ли сдерживая себя, чтобы не прокричать имя Дазая на добрые пять этажей школы, несся вниз по ступенькам. Эмоции распирали изнутри.       Они буквально столкнулись нос к носу на первом этаже у самой лестничной клетки.       И все «обнять», «пошутить», «я скучал» мгновенно вылетели из головы. Просто потому что Чуя неожиданно для себя впал в ступор. Застыл на месте, тупо пялясь на Дазая и улыбаясь до того глупо, что Осаму даже хохотнул невольно.       — О-о-о, это же малыш Чу-Чу! Прикольный гипс, дашь разрисовать потом?       Накахара не отвечал. Даже не моргал.       Только стоял прямо перед Дазаем и смотрел на него, как на восьмое чудо света.       — Что? Так ждал меня, что теперь и слова выдавить не можешь? Смотри не расплачься, Чуя, — попытался с недоброй улыбкой пошутить Осаму, чтобы как обычно вывести рыжего на эмоции и заставить злиться, но в этот раз что-то пошло не так. Дазай замер, когда и в самом деле заметил в глазах парня слезы. А затем — едва ли удержал равновесие, когда Чуя ринулся вперед и обнял, утыкаясь носом в плечо, перед этим шмыгнув пару раз.       — Еще как ждал, хренова мумия.       Обнимать Дазая приятно. Дышать его запахом и чувствовать тепло рук, которые поглаживают по спине в ответ. Не видеть, но чувствовать интуитивно его едва ли заметную улыбку на губах. До того хорошо, что Чуя понимает, что начинает дрожать невольно. Понимает, что слезы все больше наворачиваются на глаза от нахлынувших чувств, а все переживания, от которых он мучился последний месяц, вдруг меркнут, потому что Дазай здесь, рядом. И в душе от этого словно бы поднимается ураган, который вот-вот сметет к чертям все оставшиеся крупицы самообладания и сдержанности. Мысли шепчут, что этого недостаточно, что Чуя хочет касаться Осаму еще больше, еще ближе, хочет сорвать эти бинты дурацкие и уткнуться носом в голую шею, хочет прижаться еще сильнее, хочет слиться с Дазаем воедино и раствориться в его тихом смехе, который звучит над ухом.       А затем Чуя вдруг чувствует табун мурашек, поднимающийся по телу, потому что Дазай вдруг касается его уха губами и нежно прикусывает. И мурлычет что-то довольно о том, что он тоже безумно скучал.       Щеки Накахары пылают ярко-алым, а ноги вдруг становятся ватными. Он цепляется за плечи Дазая и молится, чтобы тот не отпускал его, потому что Чуя знает, что банально упадет, если Дазай заставит его отстраниться.       Но Дазай не заставляет.       Все еще тихо посмеиваясь, он тянется одной рукой себе за спину и нащупывает пальцами дверь компьютерного класса. Приоткрывает ее, с опаской заглядывая внутрь, и только еще шире улыбается, когда видит, что комната пустует.       Чуя все еще не отрывается от него, когда Дазай медленно шагает назад, крепко держа рыжего за пояс одной рукой. Спотыкается через порог, из-за чего Накахара едва ли слышно смеется с издевкой, а затем Осаму тащит его к ближайшей парте и усаживает на край.       — Не знал, что ты такой сентиментальный, — в голосе Дазая чувствуется счастье, когда он наконец-то отстраняется и заставляет Чую взглянуть на него слегка взмокшими глазами. Берет двумя ладонями его лицо и утирает большими пальцами влагу.       — Замолчи, — ворчит Накахара, чуть кривясь. — Просто что-то в глаз попало.       — Ага, как же.       Пару секунд Чуе потребовалось, чтобы снова взять себя в руки.       Осаму стоял слишком близко, склонялся к нему, накрывая своей тенью, и все еще не убирал прохладные ладони, что вообще-то смущает, чертов Дазай, убери.       Нет, не убирай.       — Болит? — перевел взгляд Дазай на правую загипсованную руку рыжего. Чуя слегка облизнул губы от волнения, и тут же покраснел еще больше, потому что взгляд шатена в тот же момент переметнулся на них. Снова помутневший, как тогда, в медпункте.       — Иногда. Немного.       — Ты такой милый, когда не пытаешься вырываться и не начинаешь материться, когда я к тебе прикасаюсь, — легкая ухмылка Дазая словно пронзает насквозь и заставляет сердце пропустить удар.       Чуя хмурится, пытаясь скрыть свое смущение, но Осаму уже заметил, как замерло на пару секунд его дыхание.       — Не могу поверить, что ты вернулся, — выдохнул Накахара, отводя взгляд от потемневших глаз Дазая, просто чтобы обстановку разрядить. Потому что еще немного в таком темпе — Чуя точно сделает какую-то глупость, от которой потом будет стыдно.       — Просто вел себя как хороший мальчик, — хитро протянул Осаму. — Радует, что умение прятать таблетки под языком не пропало.       Кивок. И Дазай продолжает.       — Чу-у-уя, ты мне почти каждую ночь снился, знаешь? — его щеки предательски покраснели, и Чуя возмущенно ахнул, намереваясь заехать парню ногой по колену, но вовремя сдержался. Все же... ему тоже пару раз... кхм... снился Дазай. — А стоило только вспомнить, как ты героически выпрыгнул за мной в окно, так вообще... ну вот, я снова начинаю разжигаться.       Накахара честно хотел уточнить, что за «разжигаться», но снова успел мысленно отдернуть себя, потому что понял, что ответ, скорее всего, окажется тем самым, о котором он думал. Вместо этого снова тихо прошипел себе что-то под нос и в очередной раз отвернулся.       — Нам... наверное, нужно поговорить о том, что случилось, — несмело произнес Накахара. — Я...       — Да что тут говорить, — перебил его Дазай, тихо фыркнув. — Малыш Чу-Чу просто спас меня, как в сказке, а затем признался в любви. И я на седьмом небе от счастья.       — Эй, я серьезно. Я не должен был говорить тебе все те обидные вещи. Это было тупо с моей стороны. А ты не должен был бежать сразу на крышу из-за моих слов, тупица. Даже не верится, что тебя так легко довести до края.       Ухмылка Дазая на этот раз чуть холоднее, но взгляд все еще искрится любовью.       — Чуя, я и до этого пытался покончить с собой, ты же уже понял, да?       — Д-да... Ацуши сказал, — замешкавшись, кивнул парень.       — Я не видел ни смысла, ни радости в жизни, знаешь. Все вокруг будто бы зациклилось: учеба, дом, иногда встречи с друзьями на выходных. Все казалось таким серым и тусклым, без возможности улучшения в будущем. Наоборот даже казалось, что дальше — хуже. Одасаку посоветовал мне влюбиться. Мне это такой глупостью показалось, что просто невозможно было не согласиться. А потом я встретил тебя и жизнь словно бы новые краски приобрела. Рыжие, в основном, — в ответ на тихий смешок Дазая Чуя не смог не улыбнуться. — Я цеплялся за эти новые ощущения как мог, не понимая, что с каждым днем во мне все больше и больше растет любовь. Я правда полюбил тебя, Чуя. Твое злое фырканье по утрам, твою дурацкую привычку огрызаться на каждое мое слово и даже твои извечные попытки свернуть мне шею. Я видел в тебе то, что не хватало мне самому: твои глаза так ярко светились радостью, ты притягивал к себе людей, никогда не оставался один, а еще ты умел наслаждаться жизнью. И я безумно захотел это заполучить, понимаешь? Я не мог думать ни о чем другом, кроме тебя. Я был так счастлив отправлять тебе какие-то глупые бессмысленные смс-ки перед сном. И когда ты начал не только ругаться, но и проводить со мной время, соглашаться встретиться на выходных или прогулять урок на крыше только вдвоем, я чувствовал себя словно бы на седьмом небе. Ты показал мне, как можно. И я полюбил тебя настолько, что, казалось, задохнусь без тебя, как без воздуха.       Чуя смотрел ему в глаза, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее с каждым сказанным словом. Безумно хотел снова обнять, но не решался перебить.       — А потом случилось... ну ты помнишь. И у меня словно бы мозг отключился, понимаешь? Все вокруг снова стало черно-белым. А стоило только подумать, что я больше не увижу перед собой твою улыбку или никогда больше не учую запах твоих волос, или что все снова вернется на круги своя, что меня снова поглотит серость и одиночество... Я даже не думал, что делаю. Ноги сами понесли на крышу, а потом ты и...       — Прости, — наконец-то выдохнул Накахара, больше не выдерживая. Если еще пару секунд назад губы трогала улыбка от слов Дазая, то сейчас же в груди что-то болезненно сжималось. — Мне так жаль.       — Эй, не извиняйся. Это я должен просить прощения за то, что заставил тебя понервничать. Ты еще и руку из-за меня сломал.       — А? Да это... ничего, она почти зажила. Сломанная рука всяко лучше, чем потерять тебя.       Зрачки Дазая снова расширились, и Чуя сглотнул от волнения. Не стоило напрягаться, чтобы понять, о чем именно Осаму думал и чего хотел. Правда, все никак не решался, что даже немного забавляло Накахару. Наверно, боялся, что все обернется как тогда, в медпункте.       Ну... дело в том, что теперь Чуя и сам желал этого. Так что, посомневавшись секунды с две, он подался вперед, явно давая понять Дазаю, что вовсе и не против.       На мгновение на лице Осаму отразилось небольшое смятение и растерянность. А затем — короткий облегченный выдох, теплая улыбка, и Дазай склоняется еще ближе, все еще слегка настороженно прикасаясь к губам Чуи своими. Секундный страх, что шатен мог истолковать его жест неправильно, но Накахара не отстранился, лишь еще сильнее прижался и потянулся левой рукой к шее, несмело касаясь, после чего — обнимая.       А дальше Накахара почувствовал, как внутри все снова задрожало от нахлынувшего волнения, потому что Дазай решился не останавливаться на этом. Провел языком по губам, внимательно оценивая реакцию рыжего, прислушиваясь к каждому его движению и поглядывая несмело из-под ресниц. Причин не отвечать Чуя найти не смог. Краснея, как никогда в жизни, приоткрыл рот, тут же чувствуя довольную ухмылку Дазая и его внезапный напор. Руки Осаму опустились снова на талию, а сам шатен оказался еще ближе, прижимаясь вплотную и заставляя Чую наклониться назад. Если бы не держался за Дазая, Накахара просто бы упал на парту, и это было бы точно самым смущающим, что только могло произойти, потому что Дазай очень удобно устроился между его ног и... о черт, кажется, он простонал только что сквозь поцелуй. Чуя честно постарался немного отодвинуться, все еще заливаясь краской и не прерывая поцелуй, лишь бы только Осаму не заметил его возбуждения, потому что нельзя без предупреждения издавать такие звуки, чертов Дазай! Но шатен держал крепко, не отпускал. И Чуя только мысленно матернулся, хватаясь сильнее за чужую шею, когда Дазай все же вжался в него бедром. Воздуха в какой-то момент перестало хватать, и Накахара отстранился, чтобы вдохнуть глубоко, но уже через секунду Осаму снова притянул его, вовлекая в новый поцелуй, не менее глубокий и мокрый, смешивающий два дыхания в одно. Ладонь Дазая нагло (поднабрался уверенности, зараза) опустилась вниз, хватая правую ногу Чуи под коленом и приподнимая, заставляя завести ее за спину Осаму, который благодаря этому мог прижаться еще ближе.       Сердце снова сделало кувырок в груди, а перед закрытыми глазами поплыли цветные круги, когда Накахара почувствовал, что Дазай возбужден не меньше.       Чуя отстранился, тяжело дыша. Все еще держался рукой за парня, чтобы не лечь на парту (а хотелось). Дазай попытался снова поцеловать, но Накахара грозно зарычал. Вообще хотел внятно сказать «нет», но язык почему-то не поворачивался. Пришлось выкручиваться. Все еще чувствуя чужое дыхание на своих припухших губах, прислоняясь лбом ко лбу, Осаму поднял совсем уж мутный взгляд на Чую и тихо цыкнул, заметив панику в голубых глазах. Сумел заставить себя все же выпустить Накахару из своих объятий и сделал шаг назад, поправляя помятую рубашку.       — Ладно, кхм... ты прав, немного заигрались.       Мысленно Чуя прыснул от смеха. Как же, немного. Но виду не подал, лишь смущенно кивнул, пытаясь отдышаться, и опустил ноги на пол, слезая с парты. В теле все еще ощущалась мелкая дрожь от недавних прикосновений.       — Ты целовался когда-то до этого? — с искренним интересом вдруг спросил Осаму, возвращая в свою речь привычный шутливый тон, чтобы развеять обстановку и как-то остудить пыл.       — Вот так — никогда в жизни, — с улыбкой покачал рыжий головой, наблюдая за тем, как Дазай шагает к окну, чтобы открыть. Да, свежий прохладный воздух сейчас был бы очень кстати.       — М? А по-другому, значит, целовался? То, что было в медпункте, не считается!       — У меня была девушка в выпускном классе средней школы, — объяснил Накахара. Осаму в тот же момент обернулся к нему, недобро хмурясь и о чем-то глубоко задумавшись.       — Так значит, это не мне достался первый поцелуй малыша Чу-Чу?       — Для тебя это так важно? — вскинул бровь рыжий, а в следующую секунду заметил хитрую ухмылку на губах Дазая и недобрый блеск в его глазах перед тем, как Осаму развернулся и, в последний раз одернув школьный пиджак, направился к двери.       — Да нет. Кое в чем другом я все равно обязательно буду первым. И последним.       Щеки вспыхнули с новой силой, и Чуя угрожающе зашипел что-то в ответ, когда Дазай поманил его рукой к выходу из класса.       — Чи-и-ибико! Давай быстрее бери себя в руки и пошли. Мне еще нужно в учительскую зайти, пойдешь со мной. Поспеши, иначе я подопру дверь стулом, и ты останешься тут до следующего урока!       — Что?! Стой, чертова мумия! Даже не смей!       — По-о-оздно!       Чуя выбежал из класса вслед за Дазаем за секунду до того, как тот успел захлопнуть дверь. Румянец все еще предательски играл на лице, свидетельствуя о том, что Накахара чертовски смущен произошедшим. А Осаму всего-то шагал рядом, насвистывая какую-то мелодию себе под нос и счастливо улыбаясь.       Когда Накахара снова начал ругаться недовольно, мол, Дазай не должен вытворять подобное в школе, Осаму только посмеялся в ответ, ловя его руку своей и переплетая пальцы. Это заставило Чую только еще больше растеряться и все же замолчать.       — Я рад, что ты вернулся, — уже перед самой дверью учительской, не глядя на Дазая, сказал парень.       Ответом ему стала теплая улыбка и искрящийся счастьем взгляд.