Спиной вперёд

в которой Нефрит и Джедайт исследуют новое место

      — Джедайт. Я устал от тенниса. Давай что-нибудь новое пробовать, — сказал Нефрит в понедельник, когда выяснилось, что финальный матч турнира они пропустили, пока строили экссугератор. Он расхаживал по жилому холлу в квартире Джедайта от дивана к двери на кухню и обратно и думал, что разумно было бы, если б Джедайт потребовал у Дэвида однокомнатную квартиру, а эту — отдал бы кому-то другому. Интересно, а как Дэвид устроился сам?       Джедайт смотрел в экран ноутбука:       — В Барселоне сегодня начинается неплохой турнир... Новое? Что, например? С теннисом уже хорошая, отработанная схема.       — Да, именно отработанная! Освоенная! Можно в субботу юмам рассказать, пусть используют. А тебе самому ещё не надоел теннис этот?       — Ну... так. Наверное, нет. Энергии много получается. Но я не против искать новое. У тебя есть идеи?       — Конкретных нет пока, — Нефрит сменил маршрут и подошёл к окну, и согнулся в хохоте. Он увидел выведенные пальцем в пыли подоконника два знака Металлии: один обычный — круг и два ряда протуберанцев, который он сам давеча нарисовал, а второй с квадратом в центре. — В субботу... Ты знал, что ли? Или... блин! Блин, я думал, ты Дизайнера не заметил тогда вообще. В субботу на собрании он взял и с серьёзным видом предложил вот этот квадратный ребрендинг. Я не стал пересказывать, думал, тебе это слишком глупым чем-то покажется.       — Забавно. А что сказала Берилл?       — Да там все со смеху чуть не подохли. Берилл тоже. В офисе же всю неделю только и говорили, что про кубы вместо шаров, типа удобно это или неудобно, красиво или некрасиво, круто или фигня, как будто юмам обсудить уже больше нечего. Берилл говорит, в королевстве то же самое. И тут Дизайнер с ребрендингом — типа такая кульминация! Он — как это называется? — арт-проект такой почти серьёзный... полусерьёзный разработал с разными вариантами знака... квадратного. И давай объяснять, почему так, а не этак. И показывает с каменным лицом, как будто специально оторжался, заранее. Он всех до истерики смеховой довёл, реально. А Берилл, когда устала ржать, то серьёзно... полусерьёзно так отвергла все варианты один за другим. Я уже не очень помню, какие она там доводы приводила, но Дизайнеру она здорово подыгрывала, прямо в его терминологии всё. И истерика у всех по второму кругу. А, вот помню, что один рисунок Берилл забраковала, потому что он на знак полярной звезды сильно смахивал. Блин, интересно, тебе вообще было бы смешно? Ты сам как думаешь?       — Скорее всего, нет.       Нефрит вздохнул:       — Жаль. Что ещё Берилл сказала... В конце полусерьёзно так сказала, что спросит у Металлии про это, но что сама она лично против, потому что знак Металлии — это единственное, что осталось с древних времён неизменным, и ей бы хотелось его оставить как есть из ностальгических соображений. Хотя это-то всем пофигу, кроме нас, там даже никто почти и не понял, о чём речь вообще. Но я лично с ней согласен. А ты?       Джедайт пожал плечами:       — Мне неважно. Это же просто рисунок, — да, вспоминается: малиновый балахон, который ему не пришлось носить. Круглый чёрный лоскут и вышитые золотом протуберанцы на левой стороне грудной клетки. Со стороны сердца. Эти балахоны жертвовали в Храм местные жители или мастерили послушники. А Берилл? Она же не видела Храма. Откуда ностальгия?       — Да? — удивился Нефрит. — Ничего себе. Я бы ожидал, что ты как бывший жрец захотел бы сохранить...       — Может, я и Храм должен был попытаться сохранить? От себя самого защитить? — Джедайт хмыкнул. — Смешно довольно. Я приму волю Металлии, какой бы она ни была.       — А личные предпочтения? А слушай, а когда Металлия устроила глобальную смену имён в прошлый раз? Тебе тоже было всё равно? Я что-то не помню, что ты говорил тогда про это...       — Я не говорил ничего.       — Точно. А что думал?       — Думал, что... это закономерно. А сейчас я думаю, что это разумно. Хорошо и правильно, если мы ни у кого не будем ассоциироваться с тем, что потом люди о нас понапридумывали и понаписали. Пусть лучше все думают, что мы взялись как бы ниоткуда, что мы какая-то новая сила. А ты не спрашивал у Берилл про переименование? Почему Металлия так решила?       — Нет. Но сейчас можно бы и спросить. На собрании каком-нибудь. А почему закономерно?       Стоит ли про это говорить, спросил себя Джедайт. Вспоминать японский период Тёмного Королевства ему всегда было неприятно, но ничего запретного в его обсуждении нет, и на прямой вопрос можно дать прямой ответ. И он ответил:       — В то время делалось много странного. Противоречивые решения, парадоксальные приказания. Смена имён — как рядовое безумство в череде безумств. Так мне тогда казалось.       — То есть, ты думал как Кунсайт? Что это не решение Металлии, а самодурство Берилл?       — Нет. Я, в общем-то, ничего не думал. Принял как данность, — Джедайт тогда много неясных вопросов отложил на потом, в основном оттого, что обдумывать их не было времени. — И сразу было ясно, что это именно Металлия, а не Берилл.       — А если и Берилл, то в сговоре с Металлией! — засмеялся Нефрит. — А мне моё новое имя сразу понравилось! Ну, может, потому что я тогда уже немного, хм... прояпонился. Но мне до сих пор непонятно, чем Металлия руководствовалась, когда эти новые имена выбирала. Или их как раз Берилл придумала? И на фиг всё-таки вообще было что-то менять. Интересно, а если действительно у Берилл спросить... — и Нефрит озвучил то, о чём думал сам с собой в последнее время даже слишком часто: — Интересно, Берилл вообще сама в курсе? Насколько ясно она вообще... соображает, чего Металлии от нас надо?       — Я бы не стал этого спрашивать на собрании. В частном порядке можно как-нибудь, — нет, Джедайт бы вообще не решился у Берилл этого спрашивать. Даже не от нехватки решимости, но потому, что не нуждался по-настоящему в ответах, а надоедать Берилл расспросами из праздного любопытства ему казалось делом вздорным и неразумным. Или всё-таки нуждался? Что есть сила Берилл? Прямая связь с Металлией? Как происходит их диалог? Если понять это, то можно понять и многое другое. Наверное. Жаль, что Нефрит у Берилл про сродство с Металлией не выяснял. Но если такой разговор состоится, то у Нефрита как раз можно будет узнать. Нефрит даже сам расскажет, скорее всего, не дожидаясь вопросов.       — Ну а что ты лично думаешь про выбор имён? У тебя есть какое-то объяснение? — поинтересовался Нефрит впрямую.       — И да, и нет.       — В смысле?       — Я в некотором роде был свидетелем переименования. Точнее, я уже был в королевстве, когда Металлия решила это сделать...       — Слушай, а как вы с Берилл тогда... называли друг друга... вообще... она же всё по-японски хотела? Она язык себе не сломала?       — Когда Берилл нужно было назвать имя кого-то из нас, она делала исключение и переходила на магадхи. Сначала. А я её называл как и раньше — Слышащей. Иногда даже по-японски. А потом какая-то юма из обращённых выяснила... догадалась, скорее, кто есть мы, кто есть Четвёрка по, так скажем, современным человеческим представлениям — японцы же тоже усвоили эту... ммм... космогонию... привычную нам, — хотя сейчас Джедайту она совершенно не казалась уже привычной, а даже нелепой. — И они присвоили нам японские имена.       — Прикол! Какие?       Джедайт потёр лоб.       — Странно, что ты не знал. Хотя... нет, не странно. Найди сам потом. Это не очень-то важно.       — Ну хоть скажи, как японцы тебя назвали?       — Тебя — Дзотётэн. Нефрит, в этой информации в самом деле нет ничего эксклюзивного. Посмотри потом в интернете. Вообще, мы зря тратим время сейчас. Давай приступим к делам. Я предлагаю исследовать какую-нибудь новую локацию на Земле, раз теннис тебе надоел. Может, пока будем ходить, что-то перспективное само подвернётся.       — Суперская мысль, так и нужно сделать. Но блин... Дорасскажи про переименование. Я хочу это знать. Извини, что прервал. Берилл тебя стала называть этим японским именем, которое ты мне сейчас не сказал... а дальше?       — Потом Берилл убила подряд около десятка обращённых юм — кстати, в том числе и ту, которая догадалась про Четвёрку...       — Зачем? Со зла, что ли?       — Нет, — Джедайт удержался и не продолжил словами «как ни странно». — Она как бы принесла их в жертву. Она хотела налепить юм со знанием японского. И это не получилось...       — То есть — не получилось? Слушай! Она же уже... Нет, что значит — не получилось?       — Просто не получилось. Точнее, получилось, но не сразу. Не получилось сразу после убийства вылепить новых юм, которые бы умели говорить по-японски. Новые лепленые юмы по-японски не говорили нормально. Они говорили плохо или вообще не говорили. Я достаточно ясно излагаю? Берилл злилась, убивала их и лепила снова. И опять ничего не получалось. Потом ей это надоело, и она на какое-то время совсем бросила лепить юм...       — Вот это новости! — обрадовался Нефрит. — Прямо такой прокол? Это Берилл фактически расписалась в том, что ни фига не понимает, как Металлия устроена?       — Ну... — Джедайт поморщился. — Не до конца понимает, так скажем. В любом случае, лучше, чем... мы все. Знания тех юм Металлия усвоила в конце концов. Кажется, в первую очередь их представления о мире. Видимо, на усвоение языковой системы нужно больше времени — несколько месяцев, полгода. Металлия провозгласила смену имён через несколько дней после того, как Берилл убила тех обращённых. А какие тогда были представления о мире у среднего японца? Все учили английский...       — Остервенело и безрезультатно! — засмеялся Нефрит.       — ...И англоязычный мир уже тогда был самым прогрессивным. Или японцам так казалось. И я думаю, что именно поэтому Металлия сконструировала имена по-английски. И в том числе поэтому я думаю, что Берилл тут ни при чём. Она бы придумала японские имена. Только королевой она сама себя объявила, полагаю.       «В своём безумии она была последовательна», — добавил Джедайт мысленно.       — А нам, японцам по рождению, пришлось ломать язык... Хотя тебе-то как раз... Блин! Получается, что японец тогда был только я? И Берилл? Или она тоже..?       — Я мало знаю про её прошлую жизнь. Только год рождения.       — Я так вообще ничего. Блин. Вопросов к Берилл уже накопилось... прям хоть записывай.       — Но у неё тоже поначалу был эпикант. Помнишь, мы говорили. Так что я предполагаю, что её происхождение было хотя бы частично японское.       — Угу. Но почему именно камни? Или на этот счёт у тебя как раз нет соображений?       — Из юм, которых Берилл... принесла в жертву, одна была минерологом...       — ЧТО? И только поэтому? — Нефрит застыл, выпучив глаза, не дойдя до двери на кухню. — Из-за какой-то специализации какой-то юмы...       — ...Ещё одна была учительница английского в школе, а ещё были повар, зоолог, офисный клерк какой-то... ещё один был то ли разнорабочий, то ли строитель. Про остальных не помню. Металлия же не назвала нас какими-нибудь зверями или названиями блюд. Или стройматериалов, — Джедайту было интересно смотреть, как от каждой новой версии Нефриту делается всё смешнее. — «Я один из четырёх небесных королей, демон Тофу!» Или Кирпич, — представился Джедайт. Хохочущий Нефрит это неплохое зрелище, решил он. — Или канцтоваров. Демон Фломастер, — самому Джедайту смешно не было. — Или учебных предметов в школе. Здесь что-то другое. Это я тоже не до конца понимаю. Возможно, Металлия не закончила с этим переименованием. Или мы не всё знаем. Может быть, именно про это Берилл хочет поговорить, когда найдутся Кунсайт и Зойсайт. Она намекала, если помнишь. Кстати, пожалуй, все эти вопросы про прошлое уместнее будет задать ей именно тогда. Можно в самом деле составить список.       — Хм. О, а кстати, я же придумал когда-то, почему Кунсайту и Зойсайту переименование так не понравилось.       — Почему же? — значит, Зойсайту переименование тоже не понравилось, отметил Джедайт.       — Потому что им зазорно было называться именами, то есть фамилиями людей. Они же по каким-то немецким учёным названы из девятнадцатого века...       Джедайт кивнул.       — Забавная версия. Только Кунц был американцем немецкого происхождения, в Нью-Йорке родился. А Цойз австриец, но жил там, где сейчас находится Словения. Впрочем, это неважно.       — Наверно, будь эти чуваки живы, Кунсайт и Зойсайт сами бы их шлёпнули... Нам повезло больше.       Джедайт подумал, что почки и поясница ничуть не лучше (и не хуже) Кунца и Цойза.       — Твоё предположение вполне умозрительное, конечно... Но фамилии не на пустом месте возникают, они не точка отсчёта. Про Кунца я читал где-то, что это уменьшительное от имени Конрад. А оно значит что-то вроде «смелый советчик» или как-то так. Про Цойза не знаю ничего. Если прикинуть... наверное, связано с греческим словом «жизнь». Можно уточнить потом.       — Ну ладно. А куда сегодня отправимся? Хочешь — можно в Новосибирск.       — Мне кажется, будет интереснее исследовать совершенно новое место и для тебя, и для меня. Например, какой-нибудь город в России, где ты тоже не бывал. Можно сходить в офис, посмотреть, где сейчас летают поисковые. Как минимум над частью России сейчас ночь.       ***       Джедайт выделял несколько типов городов — круглые, приморские, приморско-островные, приморско-лестничные, зажатые между гор и ещё пару редких. Огни того города, который Нефрит и Джедайт выбрали для исследования и где собирались вскоре приземлиться, складывались внизу в типичную схему средне-крупного круглого.       Джедайт уже понял, что российские города более походят на Европу, чем на Азию или Америку. Здесь центр остаётся в среднем малоэтажным, хоть и нет никакого выраженного «старого города» с крепостной стеной, сложной паутиной уличек, с налезающими друг на друга домишками. Наоборот, очень характерной чертой была здесь просторность — много пространства, можно позволить себе не застраивать центр башнями, а оставить как есть. А башни пусть растут на окраинах и в пригороде. Хотя одна-две башни в центре здесь всё-таки выросли, но не с той стороны, откуда прилетели демоны. Поэтому от окраины к центру они естественным образом снижали высоту полёта и в конце концов опустились на тротуар возле какой-то натуральной избы.       Нефриту, который свою человеческую жизнь на этот раз прожил в многоэтажке, было интересно, кто живёт в таких избах, и демоны пробрались внутрь. Но там оказался закрытый на ночь музей. Затем они принялись беспорядочно исследовать место. Нефрит переводил попадавшиеся вывески.       Прямо в центре они обнаружили настоящее озеро и рукотворную плотину с рукотворным маленьким водопадом, который сбрасывал воду из озера в маленькую (вероятно, рукотворную) речушку. Нефрит прочитал табличку под памятником булыжнику и сообщил, что здесь когда-то был завод. Набрели на памятник Ленину, и оказалось, что Нефрит не слишком много о Ленине знает, но зато знает твёрдо, что памятники ему в России есть в каждом городе. Нашли железнодорожный вокзал, полный тревожных людей.       Здесь Нефрит впервые отследил, как Джедайт создаёт свои «фирменные» спортивные сумки из кристаллической ткани, за которыми юмы выстраивались в очередь, — всякий раз Джедайт небрежно бросал сумку в офисе, а юмы потом забирали с большими или меньшими ссорами и скандалами; иногда даже случались драки. Здесь на вокзале он создал сумку до автоматизма отработанной серией заклинаний секунд за тридцать, вот он стоял без сумки, а вот она уже висит на плече, и несколько кубических кристаллов внутри, а вот они уже начинают наполняться тревожной энергией окружающих. Неудивительно, что раньше Нефрит этот момент пропускал.       — А это больница, — прочитал Нефрит очередную табличку на очередном доме.       — Посмотрим, что внутри?       Они зашли невидимками в один из корпусов. Джедайту понравилось, что здание такое старое, что коридоры тускло освещены и никогда не ведали ремонта, что нигде нет камер наблюдения — он раньше не видал таких больниц. Всё тут полнилось недовольством, все люди его излучали, и Джедайт сразу принялся методично вынимать его из пациентов, из персонала. Почуяв более яркую вспышку на общем фоне, Джедайт зашёл в одну из палат, Нефрит не очень охотно за ним последовал. В палате стояли шесть коек, четыре из них были заняты. Яркие вспышки излучал исхудалый мужчина лет тридцати, который ворочался, не находя себе места. Он был бледен до желтоватой зеленоватости, вокруг глаз темнели набрякшие круги, и ещё можно было уловить, что у него болели конечности. Джедайт вопросительно глянул на Нефрита, но тот, поморщившись, помотал головой.       «Почему? Много энергии можно вытянуть», — передал Джедайт телепатически.       «Не люблю такие эмоции. Я же не Кунсайт. Потом полдня ещё ходишь с этим привкусом мерзопакостным».       Тогда Джедайт подогрел человека сам. Он пропустил через себя смесь чужих чувств: жалость к себе, страдание, невыносимое неудобство существования и страх, что оно вскоре прервётся, злость на окружающих и тонкую, острую жажду жить — всё это, прорезонировав с отражением того же самого в Джедайте, вернулось к человеку многократно усиленное, как яркая страсть. Человек закричал, стал бить кулаками по койке, по стене, а остальные трое в палате сначала терпели в удивлении, потом принялись беспорядочно ругаться — раздражённо, перебивая друг друга. Их рыкающего грубоватого языка Джедайт не понимал. Один из соседей подошёл к койке и попытался увещевать умирающего, но тот не реагировал. Джедайт набрал полтора куба мутноватой зеленовато-фиолетоватой энергии и попутно смахнул в отдельный куб горстку злого кирпично-оранжевого возмущения соседей.       Нефрит смотрел на Джедайта как на помешанного.       — Может быть, забрать у него всё? — спросил Джедайт тихо. Он рассудил, что в поднявшемся гвалте допустимо говорить вслух. — Всё равно он умрёт дня через два. Или рискованно?       — Да бери всё, раз уж начал. Прояви, блин, милосердие, — Нефрит вообще не понимал, зачем добывать такие крохи таким физически неприятным способом. Лучше уж теннис. Он повёл рукой на других жителей палаты: — А эти медсестру собираются звать. Она придёт, увидит труп, испугается, тоже нормально будет.       Джедайт ещё раз подогрел умирающего, на этот раз оттянув момент высвобождения, чтобы дождаться прихода медсестры. Женщина в белом халате вошла, и Джедайт открыл энергии путь; человек издал ещё один протяжный полукрик-полувсхлип. Джедайт смог набрать один неполный куб — так мало! — и человек затих. Нефрит вопросительным жестом указал на медсестру, которая с порога принялась браниться, она не сразу заметила, что тот, к кому ругательства обращены, уже никогда ничего не услышит. «Лучше ты», — шепнул Джедайт. Тогда Нефрит взялся играть на её чувствах сам. Такие эмоции он любил. Злость, возмущение, страх... Потом ещё несколько сотрудников больницы подтянулись, они нервничали и суетились и совершали с трупом безрезультатные манипуляции, и Нефрит насобирал целых четыре куба.       — Ты лучше два раза подряд один и тот же порыв не подогревай, — посоветовал Нефрит, когда они вышли на улицу.       — Я сначала по привычке собирался не довести до смерти. Инертность мышления, — отметил Джедайт. — Но почему, кстати? Почему не подогревать два раза подряд?       — Какое-то рассеивание происходит непонятное. Человеку нужна типа перезарядка между взрывами. Если бы ты второй раз подогревать не стал, а просто вытянул бы, что осталось, вышло бы больше. Может, куба два — два с половиной.       — Вот как. Буду учитывать.       Нефриту мимолётно захотелось задать недобрый, ехидный вопрос навроде «и как ощущения?», но он удержался. Он пока не до конца понимал, что можно делать с Джедайтом, а что нельзя, а заниматься нащупыванием границ он сейчас не хотел. Но Джедайту точно можно задавать прямые вопросы. И Нефрит просто спросил то, что хотел узнать:       — А почему ты вообще решил взять эту энергию? Это же неприятно. И ты говорил раньше, что их эмоции тебе не нужны...       — Хотел посмотреть, какой выйдет цвет. Я не собирал раньше энергию от умирающих в кристаллы.       — А не в кристаллы? Если я правильно помню, ты тоже избегал этого всегда... Жертвенных людей обычно Кунсайт опустошал... Интересно, ему это нравилось?       — Спросишь у него потом.       — Но тебе это тоже доводилось делать?       — Ну, делал пару раз. На тех праздниках давних. Без удовольствия.       — Но зачем сейчас?.. А, ты сказал же, цвет... Ну, знаешь... Мог бы и получше отмазку придумать, — Нефрит хмыкнул и принялся читать вывески, имея в виду, что если Джедайт не хочет отвечать, то и ладно: — «Горячий хлеб». «Универсам». Это значит, многоцелевой, что ли... многофункциональный магазин. То есть, супермаркет. «Верный» — это название супермаркета. «Цветы круглосуточно»...       Джедайт подумал, что почему бы и нет. Нефрит и так всё знает. Можно поговорить о смерти. Обманчивое, опасное чувство, что с Нефритом можно говорить о чём угодно.       — Мне ещё хотелось вспомнить, что чувствуют люди, когда умирают. Я сам слишком давно не умирал. Интересно, насколько мы отличаемся от людей. Интересно понять, буду ли я чувствовать то же самое. Или что-то другое.       — Звёзды же сказали, что у тебя сейчас больше шансов выжить, чем помереть.       — Да. Но это неважно. Интересно испробовать разные вероятности.       — Самоубийство на пробу, блин, — резюмировал Нефрит мрачновато. — И какой вывод? Насколько сильно ты похож на человека?       Джедайт шевельнул плечом:       — Ну, так. Сейчас кажется, что эмоции будут те же, но интенсивность их будет минимальная.       — А раньше как было? Ты же всё-таки умирал сколько-то раз?       — Один. Ну, полтора. В, скажем так, в нулевой раз эмоции были сильные, но то было, скажем так, среднее арифметическое от ощущений всей Четвёрки...       — Полтора? Как? Подожди... не может быть, ты путаешь что-то. А блин, опять я забыл, что ты в льдине торчал, а не... Так ты как Кунсайт, что ли? Я думал, ты всё-таки умер разок-другой... До того, как Лунная королева нас всех развоплотила... на две... или три тыщи лет. Ну, тогда никто ничего не успел почувствовать. Кроме боли, блин. Или ты успел?       — Нет. Как раз хотел сказать.       — Я-то до того целых два раза помереть ухитрился, — сообщил Нефрит почти гордо.       — Я знаю, — подробностей про смерти Нефрита Джедайт не знал, и он был уверен, что Нефрит сейчас начнёт рассказывать про это; и ошибся.       — Я знал только, что Кунсайт не умирал, — сказал Нефрит. — Не умирал, не ел, не спал... Или всё-таки ел? А вы, получается, с ним до фига времени только вдвоём, типа... поддерживали... Металлию. Слушай, поэтому вы с Кунсайтом не разговаривали вообще в последние разы? Задолбали друг друга за сто лет?       — Можно и так сказать.       — А серьёзно если, что вы делали всё то время? Были совместные какие-то дела?       — Не особо. Каждый по большей части занимался чем-то своим, — Джедайту даже лгать не пришлось: несколько лет «совместных дел» в сравнении с десятками лет взаимного игнорирования это и есть «не особо» и «по большей части». — Зойсайт, кстати, тоже за тот период два раза умер.       — Ага, это я как раз знаю. Только ты самый скрытный. О, смотри, а это ночной клуб. Зайдём? Смоешь послевкусие.       Джедайт пожал плечами, и они, пройдя мимо группки молодых людей возле входа, с порога нырнули в ритм, дым, гам, жар...       ***       Нефрит, переступив порог, тут же сбросил незаметность, и, когда Джедайт проходил в другой зал, тот уже вовсю подогревал какую-то женщину и одновременно танцевал с ней. Наверное, вытянет немало.       Джедайт исследовал клуб. В танцующей толчее незаметность была почти бесполезна: его всё время задевали и толкали и от этого замечали, или он сам вынужден был проталкиваться между близко сдвинутых спин; но при незаметности никто хотя бы не пытался установить с ним контакт. Люди здесь были возбуждённые, эмоционировали чем попало — жаждой какой-то, злостью, симпатией, радостью, ревностью. Много энергии. И Джедайт, обходя залы, собирал; но было бы лучше, будь условия работы комфортнее. Джедайту не нравилась плотная толпа — он предпочитал в таких ситуациях ставить отражатели и стоять где-нибудь в стороне или на сцене. Не нравилась громкая музыка, особенно — мощные вибрирующие басы. Не нравились человеческие нечистые запахи, перемешанные с искусственными ароматами, не нравился сигаретный дым, не нравилось разноцветное мельтешение световых пятен.       Джедайт мысленно сравнил: но Нефрит прав, что пропускать через себя эмоции умирающих ещё менее приятно, чем работать в таких условиях. И прошёл в следующий зал, с барной стойкой.       — Из толпы всё-таки тянешь? — крикнули ему прямо в ухо голосом Нефрита. Джедайт обернулся и рассмеялся от неожиданности: со своим полупроницаемым щитом Нефрит слишком естественно вписывался в здешнюю атмосферу, словно и не демон никакой. Удивлённый нефритов вопрос: «Что?» — Джедайт не услышал, но прочёл по губам; к общей взбудораженности в его прекрасно читаемый эмоциональный рисунок вплелось большое изумление, которое тоже могло быть отличным энергетическим субстратом.       «Если бы ты себя увидел со стороны, то посчитал бы подходящей жертвой. В смысле, источником энергии», — передал Джедайт телепатически. Кричать ему не хотелось.       — Люди называют это профессиональной деформацией! — заорал Нефрит Джедайту в ухо и тоже рассмеялся. — Когда! всё, что видишь, типа! в свете своей основной деятельности оцениваешь! А вытягивать энергию из демонов вообще можно?       Джедайт развёл руками. И принялся вновь тянуть её из окружающих людей.       — Не знаешь?       «Наверняка можно. Только зачем? Давай потом поговорим, слишком шумно, а ты ещё шума добавляешь».       «Могу и не добавлять. А ты так и ходишь с трупным привкусом? Вон смотри, двое возле стойки. Мужик с ирокезом. Прикольно фонит очень».       Почему бы и нет, решил Джедайт. Можно считать, что сегодня день экспериментов с подогреванием, которое в обычное время Джедайт не практиковал. С помощью настойчивости и локтей демоны пробрались ближе к бару, и Джедайт стал подогревать указанного человека. Но долго он не мог и не хотел этого выдержать и быстро бросил.       «Рано отпустил», — прокомментировал Нефрит.       Боковым зрением Нефрит увидел, что Джедайт своим характерным жестом повёл головой, Нефрит бросил на него прямой взгляд и поразился — это не игра разноцветного света и теней — поразился тому, какое глубокое отвращение (даже, пожалуй, гадливость) мелькнуло у Джедайта в физиономии; мелькнуло и исчезло.       «Покажи, какой там цвет вышел?» — спросил Нефрит. — «Пойдём на улицу, а то тут не видно ни черта».       На улице было свежо и неожиданно холодно. Демоны уселись на невысокую чугунную ограду небольшого парка напротив входа в клуб. Такие парки здесь называют скверами, сообщил Нефрит, он сейчас впервые увидел связь этого слова с английским квадратом, а в своём русском детстве недоумённо полагал, что это от слова «скверный», то есть плохой. Джедайт предположил, что «квадрат» был изначально не английским, но французским, и достал из сумки слабо светящийся квадрат, точнее куб, выполненный золотыми и малиновыми жилами.       — Интересно, да? — Нефрит всмотрелся в сплетение пятен.       — Да. Золотистые шары я часто видел на складе, но ни разу не собирал такую энергию в кристаллы сам. Получается, это у симпатии такой цвет, у доброго отношения, что ли... Не понимаю, как назвать.       — Ну, я по-простому называю это любовью.       — Странно, что цвета не смешались. Обычно же смешиваются, — это Джедайт мог сказать из наблюдений за работой Нефрита. И у сегодняшнего мертвеца тоже была мутная смесь.       — Ага, мне что и показалось прикольно. У этого чувака как по полочкам лежало: любовь отдельно, хм, вожделение отдельно. Может, это он к разным людям, конечно, я не стал разбираться... А ты?       Джедайт мотнул головой:       — Я и не пытался.       Нефрит счёл нужным уточнить:       — Так тебе из того трупа в больничке тянуть, что ли, больше понравилось, чем из этого панка сейчас?       — Пожалуй, что так.       — Блин, мне-то это почти самое приятное, что может быть. Как секс почти. В смысле, такую энергию вытягивать, — Нефриту на секунду стало жаль, что он не обработал панка сам, а так и себе кайф не добыл, и Джедайту вышло не очень. — Только я не пойму что-то... тебе всё-таки не нравится так тянуть, потому что эти эмоции как бы чужие? Ну нет, они ж как свои совершенно, — Нефрит просто думал вслух, Джедайт решил, что не обязательно комментировать его выкладки. — А труп... Слушай, как же ты... Как же ты вообще сексом занимаешься, если тебе такие эмоции неприятны? Через отвращение, что ли?       Джедайт хмыкнул. Поговорили про смерть, можно и про секс поговорить. Тоже нет ничего запретного.       — Я и не занимаюсь.       — То есть как... Ты всё-таки считаешь себя долбаным жрецом до сих пор! Да Металлии такие жертвы на фиг не нужны! Это же очевидно...       — Нефрит. Я никогда не был жрецом. Я им стать не успел. Хотя тебе незачем об этом помнить. И это, в общем-то, неважно. И, конечно, я не считаю, что Металлии зачем-то нужно, ммм... зачем-то нужна наша целомудренность. Хотя в Храме по уставу действительно полагалось от секса воздерживаться. Но я думаю, что это правило было введено самими служителями только затем, чтобы у них было больше времени на... служение. Чтобы они меньше, как бы сказать, разбрасывались, — Джедайт поднёс двуцветный куб ближе к лицу и вгляделся в него как в драгоценный камень: — В самом деле очень красиво. Можно такую энергию в декоративных целях использовать. Нарезать куб на тонкие плитки и выложить пол во дворце.       — Ну и почему ты тогда... Слушай, но ты же не... Не может быть, чтобы тебе не понравилось. Я же помню...       — А мне понравилось. Если ты о той девушке, которая залезла ко мне в окно под видом Зойсайта. Я был тебе очень благодарен, что ты привёл её тогда. Как хорошо, думал я потом, что испробовал секс ещё в человеческой жизни. Демоническую можно на это не тратить.       — Слушай, я ни черта не понимаю... Демоном потому и круто быть, что можно всё! Всё якобы запретное, всё самое классное и приятное...       — Откровение какое, — хмыкнул Джедайт. — Я думал так: если можно всё, то тем более можно без всего этого обойтись. Без бессмысленных излишеств. Демон может не страдать и не... томиться, как человек, если оставит без удовлетворения какие-то мелкие телесные потребности... — это всё звучало бы совершенно как ханжеское морализаторство, не будь в тоне Джедайта едва уловимой тончайшей насмешки. — Мы же можем не есть и не спать...       — Не спать ладно, но без траха лично я не могу. Да я бы умер.       — Твой пример тогда мне казался особо ярким подтверждением моих теоретических построений. Как можно так тупо, думал я... ммм... просирать... божий дар на яичницу? Изо дня в день вот этот секс одинаковый, и какой в этом смысл? когда в мире столько всего действительно интересного.       Но с чувством юмора у Джедайта всё в порядке, подумал Нефрит.       — Вообще-то, ни фига не одинаковый, — заметил он. — А очень разный...       — Да, кстати, ещё и поиски разнообразия... Помню, как ты... ммм... растлил целую общину прокажённых... Интересно потом было слушать, что люди болтали. Бог обласкал убогих...       — Так это было... мы же тогда уже разбрелись на все четыре стороны? Точнее на три. Не знал, что кто-то про это в курсе.       — Я случайно узнал. Просто шума было много.       Какое-то время Нефрит только отрывочно смеялся и тряс головой. Его одолели воспоминания. Потом сказал:       — А сейчас? Ты так говоришь, как будто сейчас переменил свои взгляды, — но, подумал Нефрит, кажется, все убеждения Джедайта такие: в самую основу их вплетено сомнение. И снова Нефрит не мог сказать, было ли так, когда Джедайт был человеком... В нулевой жизни, если пользоваться джедайтовой терминологией. Слишком мало продлилось тогда их знакомство. Слишком давно это было.       — Ну... Я не отступал от своих собственных правил. И... где яичница, а где божий дар? И твои звёзды сказали, что я что-то понимаю не так... Значит, ошибка в правилах — не обязательно именно в этом, конечно.       — Да может ты наоборот ошибаешься в том, что вечно ищешь в себе какие-то изъяны. Металлия же сказала ещё тогда, что у каждого свои пути... Но всё-таки... Блин... Мне-то самым, как ты сказал, глупейшим делом кажется отказаться от секса. Зачем? Нет... Как это можно сделать? Физически? Сейчас вот в королевстве... Тут на Земле как-то ещё более-менее, но вот в королевстве... Да я бы от воздержания просто сдох. Как? Я вот сейчас пять дней не трахался... — признался Нефрит. — Ну как-то жить можно, кстати...       — В королевстве белковая пища. И недостаток выматывающей физической активности. Ещё ускоренное взросление, конечно. А сейчас ты расти уже почти перестал, питаешься чистой энергией и всё время чем-то занят.       — То есть? Еда-то здесь при чём? И, кстати, в королевстве нагрузки было больше, физической, в смысле. Строительство, охота, битвы почти настоящие. Это тут курорт какой-то, стоячая работа вся, считай.       — Может, у демонов есть свои тонкости, но в целом такова людская физиология. Я до конца не понимаю механизмов, а в грубом приближении так: для выработки мужского семени нужен белок. Если в пище его не хватает, то семя не вырабатывается, и потребность в сексе падает. А если работать физически, то белок расходуется на другие ткани. Люди вообще это давно заметили, хотя объяснить не умели. В монастырях не зря вегетарианское или почти вегетарианское питание. Во всех конфессиях, заметь. Ну, про которые я знаю. У нас жрецам и послушникам запрещалось есть мясо вообще, хотя, как теперь ясно, Металлии неважно, чем питаются...       — Коля! Ко-оля, — крикнули женским голосом от дверей клуба.       — ...Её служители, — закончил Джедайт, следя глазами за приближающейся к ним слегка нетвёрдо держащейся на ногах стройной женской фигурой.       — Вот ты где, — сказала женщина, подойдя к Нефриту вплотную. — А я тебя ищу, ищу... Есть прикурить? — она не была молода, лет сорок, пожалуй. Прямые очень чёрные волосы. Интересные черты лица, попадающие в какой-то из классических канонов красоты, — тонкий нос, маленький неулыбчивый рот, резко вычерченные скулы. И в мелких нитках морщин — печать извечного преодоления то ли себя, то ли жизненных обстоятельств, борьба с судьбой, борьба с собой.       Нефрит поймал себя на том, что мотнул головой совершенно как Джедайт.       — Не курю я.       — А... а я думала, ты покурить вышел...       — Да я б... — Нефрит хохотнул. — Там топоры уже негде вешать, в клубе... Нет, я тут... — он перевёл взгляд на Джедайта, прикидывая, как лучше сделать.       «Мне появиться?» — уточнил Джедайт и осторожно отодвинулся, чтобы женщина случайно не наступила ему на ноги, и спрятал в сумку куб с разноцветной энергией. Он не понимал ведущихся речей, но и взгляда Нефрита не мог понять. — «Или?..»       — А я такси вызвала... — женщина захихикала. — Поехали? Ты же не подумал, что я шучу, а?       «Появись. Она тут меня в гости позвала... »       — Я с товарищем вышел поболтать, — Нефрит повёл рукой в сторону убравшего незаметность Джедайта.       Женщина почти отпрыгнула назад, выронив сигарету, и ещё смешно попятилась, заплетаясь в собственных ногах. Нефрит вскочил её поддержать, но она вытянула руки, отстраняясь, и удержалась на ногах сама. И снова захихикала.       — О-ой-ёй! Я совсем пьяная... не заметила... — она всмотрелась в Джедайта, — ...вас... извините. Ой-ё-ой... Так поехали? А твой друг пусть... не знаю уж вашего имени, уважаемый...       — Он по-русски не понимает. Американец.       — Залива-аешь. Ко-оля... А пусть тоже... Поедемте с нами? — обратилась женщина к Джедайту.       Нефрит перевёл Джедайту по-английски:       — Она приглашает нас обоих к себе в гости. Что скажешь?       — О! — удивилась женщина. — Какой ты, оказывается... Красиво гла... голешь. Правда американец... что ли? в дыре нашей... Хэллоу... мистер... Что он забыл здесь-то? Хау ду ю нэйм... ой бли-ин... Нэйм Алина, — она махнула ладонью на свою ярёмную ямку. — А ю? — и мягким экономным жестом вытянула ту же ладонь в сторону Джедайта.       Нефрит дальше уже не мог не смеяться.       — Джон, — сказал Джедайт. Ему почему-то тоже было забавно.       — Американский шпион... — захихикала женщина. — Ко-оля... Смешно тебе, ну, смейся, смейся. Вот возьму и обижусь, — она погрозила Нефриту пальцем. — Я это... по-английски со школы... Ой... Такси... наше, наверное... Едем? Ю... ту... — она сложила из пальцев правой руки значок «виктори», потом поочерёдно ткнула ладонью в Нефрита и Джедайта, потом указала на такси: — Такси. Виз ми, — и сделала рукой приглашающий жест.       — Я, пожалуй, откажусь, — сказал Джедайт по-английски. — Хочу город осмотреть детальнее.       — Джон говорит, — начал переводить Нефрит, давясь смехом, — что не поедет, потому что хочет осмотреть город.       — Осмотреть... среди ночи?! Я завтра... вам всё покажу... в наилучшем виде! По высшему разряду... Поверь мне... лучше, чем я, вам никто не... покажет! Не веришь? А среди ночи... что тут смотреть? Пьяных... Гопоту всякую... Поехали?.. Сегодня просто уже всё... Сегодня... всё. Завтра, да...       — Говорит, что завтра может показать нам город.       — Ну... А ты хочешь поехать? И хочешь завтра от неё экскурсию? Мне кажется, лучше будет другими способами посмотреть, как здесь живут люди. Сложно будет общаться. Или ты хочешь её обратить?       Нефрит осознал, что Джедайт вовсе не понимает, зачем эта человеческая женщина их зовёт к себе. Зачем зовёт его. Да... Джедайт так половины всех человеческих побуждений не понимает, половины того, чем люди живут. Просто мимо, насквозь проходит, как будто огромной части мира — нет. Не существует.       И подумал: «Интересно, есть ли что-то настолько же скрытое от меня?»       — Блин... — сказал он. — Ты-то без секса живёшь себе нормально...       На слове «секс» Алина снова погрозила Нефриту пальцем.       — А, — Джедайт кивнул. — В таком случае давай разделимся. Встретимся завтра. Или в Нью-Йорке уже.       — Нью-Йорк, — повторила Алина. Она помахала таксисту, чтобы он не уезжал. — Коленька, Ко-лень-ка... А на вид такой мальчик милый... А, к дьяволу. Ну поехали же... — и в глазах, и в эмоциональном фоне её Джедайт видел тяжёлую растущую муторную тоску. — Поехали?       Нефрит положил ей ладони на плечи и, не подогревая, взял столько её энергии, сколько мог, больше, чем безопасно, столько, чтобы она уже не чувствовала ничего, кроме внезапно навалившейся неподъёмной усталости. Взял себе, а не в кристалл. Она привалилась к Нефриту, ухватившись за его руки.       — Ты устала жутко. Гляди, с ног валишься. Ты спать хочешь. Едь лучше домой сама, отдохни. Номер твой у меня есть, я позвоню потом. Блин, у меня рублей нет... — да таксист и доллары возьмёт, решил Нефрит, и увёл Алину к машине. Через минуту такси уехало, а Нефрит вернулся к ограде сквера, где всё ещё сидел Джедайт. Тот смотрел вопросительно.       — Я думал, ты уехал.       — Решил не ехать.       — Хм.       Ну в самом деле... А если попробовать объяснить очевидные вещи? Интереса ради. И Нефрит принялся объяснять:       — Если б я решил поехать, то не стал бы у неё энергию сейчас забирать. Там в клубе я у неё взял немного, но безопасно. А так... она тупо в машине уже отрубится.. Какой тут, на фиг, секс. Блин... может, мне тоже попробовать не трахаться. Месяц. Не спать, не есть и не трахаться. Самый идиотский... и самый трудный эксперимент в моей жизни будет.       Они какое-то время сидели молча. Нефрит смотрел вверх. Небо постепенно очищалось от облаков. Уже некоторые звёзды проглянули.       — А почему ты решил не ехать? — спросил Джедайт.       — Ну, во-первых, мы здесь по делу, вроде как. А во-вторых... я ей назвался своим настоящим именем по этой жизни, а она его стала сокращать одним таким, ну... омерзительным способом. В общем, на фиг.       — А ещё ты сказал слово «товарищ», — вспомнил Джедайт. — Оно разве не вышло из употребления после того, как распался Советский Союз?       — Нет. Это просто друг. Ну, коллега там. Приятель. От слова «товар», что ли. Типа, коллега по торговле изначально значило, наверно.       — А ещё я хотел узнать, почему здесь так много ночных киосков с цветами. Кому ночью нужны цветы?       Нефрит попытался смеяться не слишком долго.       — Ну... сложно объяснить, — наконец сказал он. — Вот возвращается мужик домой, он бухнул... напился с друзьями, а мама... то есть жена его на порог пускать не хочет. А он ей через щель в двери герберы протягивает, — казалось, что Нефрит рассказывает сцену, которой был свидетелем сам. Возможно, неоднократно. — Не будет же она дверь захлопывать — герберы же жалко. Она плачет, смеётся, кричит там, а па... мужик её поутешает, наобещает чего-то и спать завалится. Так что цветы круглосуточно здесь нужны... Блин! — Нефрит уставился в небо и что-то прикинул. — А ведь это фигня насчёт трёх тысяч лет. Не больше двух с половиной. В смысле, мы умерли менее двух с половиной тысяч лет назад. Ну, две шестьсот самый максимум. Если считать, что год это полный оборот Земли вокруг Солнца.       — То есть... почему?       Нефрит показал пальцем вверх.       — Да там... Видишь, вон та звезда? Вон, за фонарём прямо, — Нефрит кинул Джедайту мысленную картинку. — Короче, я с ней знаком даже не был, она до меня ещё умерла. А с Земли её труп до сих пор видно. Торчит на видном месте, каждый раз глазом цепляюсь. И... я, короче, посчитал тогда ещё, в первой жизни, что она исчезнет примерно через две тысячи шестьсот оборотов Земли вокруг Солнца...       — Ты знал, что Земля движется вокруг Солнца?       — Ну... я именно это видел. Такой был мир... данный мне в ощущениях. А труп этот торчит до сих пор. Значит, не прошло две тыщи шестьсот оборотов. А мы умерли даже ещё позже...       — Интересно. А как ты это посчитал?       — Как... Я чисто прикинуть хотел, долго мне этот труп... терпеть. Представил такой как бы кусок времени, который нужен, чтобы Земля один раз обернулась вокруг Солнца. И представил отрезок пространства, через который... тут сложновато объяснить, через который станет видно какую-нибудь звезду через этот отрезок времени.       — Люди изобрели похожий отрезок и назвали световым годом. Грубо говоря, расстояние, которое свет проходит за то время, пока Земля делает оборот вокруг Солнца.       — О, ну, люди мыслят сходно... у меня же мозги человеческие. И, короче, я замостил этими — как ты сказал? — «световыми годами» дорогу до тех развалин... ну, где звезда жила. Точнее, по направлению к развалинам примерно до того места, где труп уже не виден.       — И? — не совсем понял Джедайт.       — Ну и посчитал их, в смысле, сколько отрезков вышло. Примерно на середине бросил, надоело, а досчитал до тыщи трёхсот тридцати одного. Один три три один.       — А что это за звезда? Которая умерла? Как она называется?       — В смысле, как её люди называют? Сейчас? Не знаю. И знать не хочу. А мы называли... блин, погоди, сейчас вспомню... нет, фиг, забыл тоже.       — То есть? — Джедайт от нехватки слов помахал в воздухе рукой. — Ты не знаешь, как называются звёзды?       — Да зачем мне знать, как люди их называют? Ну, в человеческой жизни... в нулевой жизни, как ты бы сказал, мне нравились созвездия там и вся вот эта фигня... тогда я хотел выучить имена звёзд и знал многие, но это же бред собачий. Эти имена ненастоящие. Их настоящие имена... да ты слышал. А созвездия? Вообще самый тупой бред, который люди только могли придумать... то есть, людям, конечно, удобно... Для навигации там, например...       — Нужно будет всё равно найти, что это за звезда. Я тогда смогу, наверное, посчитать точно... Может, ты ошибся? Две с половиной тысячи... Меньше... — Джедайт вскочил и в воодушевлении пробежался вдоль ограды туда-сюда. — Ты, наверное, всё-таки ошибся. Может, было намного меньше половины, когда ты бросил считать... В этом твоём пространстве же есть подобие перспективы, кажется?       — Может я и ошибся. Но думаю, что нет.       — А есть ещё такие звёзды? Или что-то похожее? Что-то, к чему ещё можно было бы привязаться?       — До фига, но эту я заметил первой. Можно сказать, мой первый звёздный труп, у меня с ним особые отношения. Про другие я уже ничего не подсчитывал. Считать не пересчитать, всё небо в трупах... Сейчас мне даже прикольно, как будто история прошлых времён видна. А вот этот первый труп мне до сих пор не нравится. А, ну вот ещё какое-то количество звёзд стало видно недавно. Общаться я с ними общался, а с Земли не видел. Вот те, которые про Существ любят говорить, они с Земли пока не видны. Но есть куча таких, которые проявились, пока нас не было. Можно как-то по ним прикинуть?       — Нужно как минимум попробовать. А вот... Небесные воины и отражённый свет? Там было же лунное затмение и что ещё? Парад планет?       — Парад... Ну, малый. Перед рассветом были видны Марс, Венера и Сатурн. Это часто бывает.       Джедайт молчал какое-то время с вдохновившимся видом, затем сказал с большой экспрессией:       — Почему я не подумал об этом раньше? Узнать даты лунных затмений, выяснить положения планет... Мы же так сможем нас датировать до дня! Как мне это раньше в голову не пришло?       — Э... Было бы круто! Но только как узнать даты таких давнишних событий? Если прослеживать назад все пути... орбиты, то это дело на много лет. Можно, наверное, математически высчитать, да? Людскими вот этими новыми способами?       — Что-то люди уже высчитали и составили каталоги. Но можно и самим посчитать. В общих чертах я знаю, как это делается, и могу досконально разобраться. Но нужно сначала уточнить про звезду. Нужно найти где-нибудь интернет!       — Слушай... — сказал Нефрит, глядя на «труп». — Спешить-то так зачем. Интернет ещё искать. Давай просто так погуляем? В дома позаглядываем? Энергию пособираем? До утра? Вряд ли мы ещё когда-либо в этот Екатеринбург попадём... Завтра в Нью-Йорке исследованием займёмся. Оно не денется никуда.       — Странно, что именно ты это говоришь. Но ты прав, пожалуй.       — Тогда идём гулять. ------------------------- Примечания: 1. «Японцы же тоже усвоили эту космогонию» — имеется в виду космогония индуизма, включающая представление об уровнях мира, о смене эпох, о круговороте рождений и смертей живых существ и т. д. 2. Дзотётэн — яп. 増長天, японское имя Небесного Короля Юга. Носителю японского языка правильно артикулировать имена Четырёх Небесных Королей на пали может быть несколько трудно. 3. «Металлия сконструировала имена по-английски» — имена демонов с окончанием на «-айт» суть названия минералов по-английски. Для японского уха они звучат не менее дико и чуждо, чем палийские имена Четырёх Небесных Королей. 4. Джордж Фредерик Кунц — американский минеролог, по имени которого названа фиолетово-розовая разновидность сподумена (кунцит). 5. Зигмунд Цойз фон Эдельштейн — австрийский коллекционер, знаток минералов и геолог, по имени которого назван минерал цоизит. 6. Почки и поясница — название минерала нефрита происходит от греч. nephros «почка». Название минерала жадеита через испанский и французский языки восходит к лат. ileus «поясница». До 1863 года жадеит и нефрит считались одним и тем же минералом, в западной алхимической традиции его применяли как талисман, дающий защиту от камней в почках и излечивающий боли в пояснице. 7. «Хау ду ю нэйм» — англ. искаж. «как вы имя». 8. «Нэйм Алина» — англ. искаж. «имя Алина». 9. «А ю» — склейка русского и английского слов в одной фразе, Алина хотела спросить «а вы?». 10. «Ю... ту» — англ. искаж. «вы... двое». 11. «Виз ми» — англ. искаж. «со мной». 12. Световой год — расстояние, которое электромагнитные волны проходят в вакууме за один юлианский год. Единица несистемная, используется по причине высокого сродства с человеческим воображением.