Спираль

А вообще есть большая разница между тем, как ты рассказываешь о каких-то вещах, и тем, как ты о них думаешь. И, кроме того, всё это больше зависит от того, что чувствуешь. Туве Янссон Мемуары Муми-папы Иногда нам кажется, что мы знаем человека достаточно хорошо, но потом оказалось, что не знали совсем. В моём случае, я совершенно не знаю Ганнибала и мне придётся смотреть на него новыми глазами. Костюмы? Да. Вычурный богатый дом? Да. Практика психотерапевта? Да. Всё то же. А значит, есть в нём мое... Я вышел из машины и направился в офис доктора, держа пиджак в одной руке, а портфель с лекциями в другой. Я ещё не был дома, предпочитая общество Абеля Гидеона, а потому был уставшим и голодным, что сказалось на моем настроении. Любопытство никуда не делось, но оно окрасилось в кроваво-красный цвет желания. Желания разделить трапезу с Ганнибалом, как когда-то давно. Глаза отметили всё то же здание офиса и тот же полумрак приёмной. Семь тридцать вечера и я под дверью Лектера - окрылён и нетерпелив. Дверь распахнулась неожиданно, Ганнибал отъехал, впуская меня, и приветливо улыбнулся: – Добрый вечер, мистер Грэм. – Зовите меня, Уилл. – Как угодно. Я кинул пиджак и портфель на тахту, стоящую всё там же, у окна, и сел в кресло. Только когда я положил руки на подлокотники, я понял что веду себя как дома, хотя в этой ситуации это было не так. Доктор смотрел, чуть склоня голову, и его глаза блестели карими блёстками в сумерках кабинета. – Удобно? – спросил Ганнибал. – Простите, – спохватился я. – Тяжёлый день. – Ничего страшного. Лектер подъехал ближе и взял в руки блокнот и ручку, лежавшие на низком столике у кресел. Ручка сверкнула золотом в длинных пальцах и я непроизвольно улыбнулся, вспоминая, что доктор любит рисовать. Кого теперь он рисует вечерами? Сейчас мы не настолько близки, а я так хотел, чтобы он предложил мне вина. Ганнибал не Абель, я бы с удовольствием согласился. – Будете молчать? – тихо спросил доктор. – Вы знаете доктора Чилтона? – Разумеется. – Читали его книги? – Некоторые. Он гениален в своём плане, но гениальность у него слишком много забрала. – Сегодня я узнал об одной вещи, которую хотел бы найти. – Что это? – Книга. – У меня много книг. Спросите, возможно она здесь есть. Я закрыл глаза, а потом открыл, глядя на Ганнибала. Тот и не тот. – Джек больше не зовёт меня на места преступлений, – я сменил тему резко, как болид. – Вы бы хотели смотреть на мёртвых? – Лектер сделал пометку. – Нет. Я бы хотел смотреть на убийц. Здесь, на сеансе, я могу говорить что угодно, не боясь огласки. – Вас привлекают убийства? – Нет. Личности. А вас нет? – Привлекают. – Сознайтесь, что я вас привлекаю, – я дёрнул челюстью и чуть подался вперёд, – как личность. – Возможно, – уклончиво ответил Ганнибал. – Вы уже сознались в этом у Беллы. – Вы украли моё кашне и мне интересно, как вы его используете, Уилл? Я отвернулся и посмотрел на тахту. Его кашне в моём портфеле, всё ещё пахнет одеколоном, отчего лекции впитали запах Ганнибала. – Уилл? – Молли хочет завести ребёнка, – я сказал это специально, чтобы посмотреть на реакцию доктора. Лектер остался равнодушен, но снова сделал заметку. – Вы не хотите детей? – Нет. – Проблема в вашем детстве. Вы думаете, что не сможете стать хорошим отцом, но это не так. – А вы хотите детей, доктор Лектер? – Мы с женой решили жить для себя. Я дёрнулся, услышав неприятное "жена", но усидел в кресле. Мой взгляд блуждал по кабинету, пока не наткнулся на метроном. Сколько раз доктор использовал его для меня? Для Мириам? Если бы она увидела Ганнибала, что бы она почувствовала? Что бы увидела? – Когда я прихожу сюда, – прошептал я, – я чувствую себя дома. – Это нормально. – Нет. Дом там, где семья. Мы с вами не семья. Я нарочно сделал ударение на "не", нажимая на него, как на кнопку. Каждая семья любит по своему. Пальцы сжали подлокотники кресла - проснись! Проснись! – Уилл? – голос доктора вкрадчивый и тихий, такой, как впоследние дни перед тем, как он вспорол мне живот. Предательство больно ранило его и он показал мне это так, как мог. – Да, доктор Лектер? – Сколько вы спали? – он обеспокоенно смотрел на меня, отложив блокнот и ручку на столик. – Вы засыпаете. Я заснул? Взглянув на часы я понял, что потерял пятнадцать минут. – Я плохо сплю. – Я выпишу вам седативные. Ганнибал отъехал к письменному столу, а я встал, чтобы прогнать сон и размять ноги. Ладони легли на лицо и хорошенько потерли щёки, распаляя их до алого румянца. Я подошёл к Лектеру и замер у стола. Нет больше кресла, куда мне было позволительно садиться. – Вы рисуете? – спросил я. – Довольно редко. – Почему? – Нужен толчок, чтобы появилось желание. Его нет. Я нахмурился и вспомнил, как доктор рисовал Ахиллеса и Патрокла. Что изменилось? Протягивая мне рецепт, Ганнибал, словно случайно, коснулся моих пальцев, налаживая тактильный контакт. Это плюс. Это огромный, как кит, плюс. Наши руки замерли на несколько долгих секунд, будто были примагничены, а мы смотрели друг другу в глаза, не желая прервать эту тончайшую нить, протянувшуюся меж нами. – Спасибо, – я забрал рецепт и сдержанно улыбнулся. – Вы должны спать, Уилл. Сон, лучшее лекарство. – Я боюсь проспать что-то важное. – Если это важное касается вас, оно вас разбудит. *** В доме полумрак и только последние лучи заходящего солнца освещают маленькую и уютную кухню. Всё здесь выкрашено в белый, отчего она кажется больше и светлее. Огромные жёлтые орхидеи в прозрачном кашпо украшают обеденный стол, а на узком подоконнике маленькие горшочки с тонкими и высокими, как хозяин дома, кактусами. Вся посуда вымыта, в раковине нет ни малейшей крошки, а бокалы, подвешенные над мойкой, ловят красные отблески заката. Мужчина сидел за столом. Его ладони лежали на деревянной поверхности, прикрывая собой вилку и нож, словно он только что сел и готовится отужинать. После долгого трудового дня он немного вспотел, под мышками расплылись мокрые пятна, но ему было всё равно, ведь перед ним на столе стояла еда и холодное вино. Стол сервирован его любимыми тарелками - чёрными, с маленькими белыми горошинками по краям. Когда-то давно он купил эти тарелки на распродаже и с тех пор кушает исключительно с них. На тарелке лежала серая масса, которую или забыли приготовить, или оно так и полагалось, но аппетита не вызывало. К тому же на края стола попала кровь и сгустки слизи, такие же сгустки были и на лице мужчины. Всё от того, что его черепная коробка вскрыта, аккуратно, ровно. Головного мозга в ней осталось немного, большая его часть как раз на тарелке, что стоит перед ним. А в ту серую массу, что осталась, положили большую столовую ложку, вероятно чтобы положить добавки, если мужчине понравится еда. В дверь позвонили, но ответа не последовало. Ещё звонок. Противное и протяжное "дзыыыыыынь", как наждачка по коже. "Дзыыыыынь". Трапезу нельзя прервать, она только началась. Хлопнула дверь чёрного хода и гость, вошедший как к себе домой, в ужасе воскликнул: – Альфред!!! *** Я проснулся от телефонного звонка и посмотрел на часы. Десять утра, а это значит, что я проспал. Спасибо, доктор Лектер, отличные таблетки. – Почему ты не на работе? – раздражённо спросил Кроуфорд, когда я взял трубку. – Проспал. – Раз уж лекции ты не считаешь важными, зайди ко мне в офис, хочу тебе кое-что показать. Я опустил ноги на пол и почесал голову, отметив про себя, что нужно сходить в душ. – Показать что? – Увидишь. Постояв под прохладными струями воды, я смыл сонливость и лень, и, прихватив термос с кофе, сел в машину. Догадываюсь, что хочет показать Джек, ох, догадываюсь. Но ведь я этого и хотел? Конечно хотел, оттого в душе́ потеплело. Двигатель запел "уруру" и автомобиль плавно поехал вперёд, так же, как и моя новая жизнь. Кабинет Джека походил на стеклянную витрину, за которой находится старая, видавшая жизнь, мебель. Дышится здесь тяжело, пыльно. Стоит взяться за хромированную ручку, создаётся ощущение, что ты заходишь в хрустальный гроб. Тихий шорох дверных петель. А вот и гномы! – Проходи Уилл, – сказал главный из них, Многочегохочун. – Привет, – кивнул Всёнафотоаппаратзапечатлюн. Третий, Кудрявыймалоговорун, просто кивнул. Впрочем, как и я. – Садись, Уилл, – Джек разложил фотографии по столу. – И посмотри. Хочу услышать твое мнение. Я наклонился над фотографиями и в голове возник вопрос, который я тут же задал: – Почему меня там не было? – Молли сказала, что тебя нет дома, а мобильный был недоступен. Странно. Не помню, чтобы выключал его. – Последняя трапеза Альфреда, – сказал я. – Ты его знаешь? – спросил Джек. – Виделись вчера. Он выходил от Абеля Гидеона. Кажется они встречаются. Встречались. – Могу я узнать, что ты делал у Гидеона? – Это был... визит личного характера, – уклончиво ответил я. – Что ты можешь сказать об этом? – Кроуфорд ткнул пальцем на фото трупа и сложил руки на груди. – Судя по тому, что я здесь, не найдено ни одного отпечатка? И ни одного свидетеля? Ответом мне было напряжённое молчание. Я знаю, чего они хотят. Знаю, чего они ждут. Закрывая глаза, я стараюсь учуять ту связь, что соединит меня и убийцу. Где мой золотой маятник? Неужели его здесь нет? Дышать становится тяжело, говорить ещё тяжелее. Фотографии скажут меньше чем само место преступления, но кое-что они мне откроют. – Это приглашение на ужин. – Кого он приглашает? – Пару. Того, кто сможет разглядеть его в толпе. Мои губы пересохли и я почувствовал острые частички кожи, когда провёл по ним языком. – Почему Альфред? – спросил Джек. – Совпадение. Где он работал? Наверняка публичная должность. – Банкир. – Возможно, убийца просто выбрал наугад. – Возможно? – переспросил Кроуфорд. – Он сделал ему трепанацию! – воскликнул Зеллер. – Вынул мозг и уложил на тарелку! – Вырезал со спины филейную часть! – добавил Прайс. – Что он будет с ней делать? – Не спрашивайте, если не хотите услышать ответ. В кабинете воцарилась тишина, словно мы отсчитывали минуту молчания. Даже настенные часы замерли и тонкая секундная стрелка остановилась на двенадцати. – Он его съест? – спросил Джек. – Как свинину. Я встал и посмотрел на Джека. Что если попросить фотографии и показать их Ганнибалу? Он сможет составить портрет гораздо лучше, чем я. – Он врач. Или он практиковался в трепанации на ком-то ещё. – А может быть, это Гидеон? – спросил Зеллер. – Может, Альфред ему изменил? – добавил Прайс. – И он решил его... съесть? – И сам же вызвал полицию? – возразил Брайан. – Не думаю. – Абеля уже допрашивали? – спросил я, и Джек кивнул, собирая фотографии со стола. Конечно, Гидеон ничего не расскажет. Что он может рассказать кроме того, как нашёл возлюбленного за обеденным столом? Я собрался уходить и повернулся спиной, когда до меня дошёл смысл последней моей мысли. Пара. Двое мужчин, любящих друг друга. Один стол на двоих, одна половина жива, вторая мертва... Чёрт возьми! Если это не Ганнибал, то это Абель. Чтение "Спирали" кирпичик за кирпичиком разобрало рамки и нормы социума. Что нашёл Чилтон? Червоточину? Или "Спираль" и есть "червоточина" с её знаниями и памятью? Или "Спираль" лишь горловина, на краю которой остатки памяти параллельных миров? – Мне нужно идти, – я вышел из кабинета и направился к выходу. Если Фредерик мотает остатки своего существования в своей же больнице, Алана поможет мне навестить его. Блум помогла мне и сделала несколько звонков, но условием было её присутствие, против которого я не возражал. Алана шла рядом, иногда посматривая на меня и отмечая перемены. Шаги отдавались гулким эхом вдоль холодных стен и возвращались обратно, словно пущенные бумеранги. – Ты не поймёшь его, – Блум почти касается моей руки, когда идёт рядом. – Но послушать нужно. Почему он здесь? Он не преступник. – Он сам попросил об этом. Когда мы спустились в полуподвал, где находились одиночные камеры, я остановился как вкопанный. Чилтон сидел на моем месте, сложив руки на коленях. На ладонях виднелись ожоги, но лицо осталось чистым и необезображенным. – Доктор Чилтон? "Гениальность слишком много забрала". Так сказал Ганнибал. – Доктор Чилтон? – Чик-чирик. Сорокопут расправил крылья. Чик-чирик! Чик-чирик! Прячьтесь мышки! Алана посмотрела на меня и пожала плечами, как бы говоря - "вот видишь". Но я отлично его понимал. – Доктор Чилтон, зачем вы толкнули Мириам Ласс? – Так больно...– простонал Фредерик. Он повернул голову и неожиданно громко крикнул, – Не стреляй!!! Мыши! Прячьтесь! – А он точно был гений? – я посмотрел на санитара. – Ещё каким, – подтвердил тот. – Но шизофрения решила, что негоже доктору быть умным. – Доктор Чилтон, где "Спираль"? Фредерик поднялся и подошёл к решетке, обхватывая её худыми пальцами. – Ты мне скажи. Он проснулся? Чесапикский потрошитель проснулся? – Нет, – выдохнул я. – Не думай о нашем страданье, всему наступит конец. В груди удержи рыданья, слезам наступит конец. Придёт пора увяданья, цветам наступит конец. В душе не храни ожиданья — душе наступит конец. Мне чашу подай, виночерпий, всему наступит конец. Нас сгложут могильные черви — всему наступит конец.* *Видади Молла Вели «Мусаддас».