соцветия

Слэш
R
Завершён
38
Размер:
61 страница, 12 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
38 Нравится 36 Отзывы 12 В сборник Скачать

клевер

Настройки текста
Примечания:

Снова.

Почему-то именно это слово пропылывает огромной мёрзнущей глыбой в голове Мии, не оттаивая. А лучше бы, потому что он терпеть не может холодное лето. Лето в его представлении - это палящее солнце, жар от асфальта, шум вот-вот порозовеющего моря на закатном пляже, раскалённая галька под ногами и рубашки с тропическом принтом. Ему нравится эта летняя суматоха, сумки с кучей вещей у порога и слегка помятые билеты на поезд в четыре утра. Но Атсуму снова едет в захудалую деревню, потому что холодно, ветрено так, ураганисто, а полить уныло вянущие цветы, сгибаемые ветром, не кому. Лучше бы он опять обгорел волдырями, а не морозился в полу-пустой деревне. Второе лето подряд в его сумке лежит тёплый свитер, шарф и джинсы с вязанными носками, а не шорты, футболки с пальмами и солнечные очки с кремом от загара. Он снова садиться на вечерний автобус, готовясь к длинной поездке, и затыкает уши наушниками. Автобус бренчит, шумит и ударяется о мелкие дорожные камешки, а Мия с каждой остановкой приближается к морозному для него дому. "В детстве здесь было теплее", - думает он, смотря в пыльное окно автобуса, и ёжится от холода. Дом весь какой-то древний, полурасшатанный, сейчас и распадётся на деревяшки, и Атсуму представляет, как греет руки над большим костром из этих щепок, а цветы тянутся к блестящяму вьющемуся пламени. Наверное, было бы хорошо, если бы он остался в своей тёплой токийской квартире, ну эти цветы, не им одним здесь холодно. Мия идёт по обсыпанной полусгнившими лепестками дороге, задевая рукой свисающую глицинию, бережно покрытую инеем словно на вечное сохранение, на вечное любовние всеми. Руки Атсуму краснеют от непривычного холода, и он снова, будто обжигаясь, запихивает руку в карман бежевой куртки. Перчаток сейчас явно не хватало, как и затерявшихся где-то на Гавайских островах обещанные 25 градусов жары. "Ну эти цветы куда подальше. Нахуй куда-нибудь, к чёрту на куличики", - опять думает он, видя обшарапанный практически веками дом, глубоко засевший не только в земле, а ещё и в памяти, где-то в далёких уголках, в самых глубоких местах и отдающий неприятной горечью и тишиной. "Привет", как раньше, как в детстве, с порога никто не скажет, а лишь прогнившие половицы со скрипом прогнуться в ответ. Дом пахнет старым мыльным запахом, пылью и выпечкой на масле и в особенности ничем не отличается от того, каким был год назад. Мия по прежнему разглядывает старую конструкцию местной достопримечательности, трогая косяки. На ветру колышится куча талисманов на входе, издавая мелодичный звон, но Мия терпеть не может этот звук и медленно сводит брови. – Я на неделю только, потом обратно, в Токио, - говорит, снимая кроссовки, Атсуму. Наверное, полить цветы он сможет и за день, но наверняка оставшиеся шесть он будет мыть полы и чистить окна. Ну, может быть, сходит в храм, поторчит где-то на местном рынке и, в конце концов, уедет, потому что холодно, а куртка слишком тонкая. Всё, как год назад, ничего не изменилось. Только холоднее стало. Атсуму раздвигвет дверь и щурится от количества пыли. Ему казалось, что такое только в фильмах, где-то в библиотеках, где-то на складах, но он снова чихает: комната пыльная до ужаса, как старый ковёр эпохи Эдо. И тот устало чахнет, встречая редких гостей, вроде Мии, на пороге. Комната пустая, будто отданная окончательно на растерзание времени, будто вовсе туда никто и никогда больше бы ни зашёл. Книжные полки, книги на них, учебники со времён средней школы, пыльные игрушки в слепленных паутиной углах угрюмо оставляют такой же поломанный след где-то под сердцем. В прошлом году он сюда даже не заходил, потому что стало бы одиноко, тоскливо, а тут ещё цветы поливать и листья в кучи сгребать, тут ещё неделю как-то жить. Скомканный у окна, светлого такого, ужасно неподходящего, футон морозит лёгкие, комкает их, смешивает, но уже не так плохо, уже, наверное, сухо, затянуто, хотя Атсуму не курит. И то по вине брата. Он с грохотом закрывает дверь, тревожа старые стены, и думает, что сегодня он снова будет спать в гостиной. Снова плевать он захочет на всё, на эту комнату, потому что боиться. Вдруг, что-то даст трещину, что-то шумно пролезет в его замочную скважину, а он снова останется один, потому что все его замки раздавлены. В этом доме всё даёт трещину, и он не исключение: слишком всё старое, запущенное, лишь бы не загноилось, а ты только там ватку приложи, пластырь. Может, пройдёт, выветрится как-нибудь. Атсуму помнил каждый уголок этого ветвистого дома, готовый с закрытыми глазами бегать по скрипящим доскам. Сейчас запах дерева из воспоминаний исчез окончательно, свет из окон почти не падает, но благо есть электричество, а привычная тогда теплота заморозилась, покрылась тонким слоем льда, да и сам Атсуму ничего не узнаёт из былого родного места. И правда ведь, всё выветривается, стоит только дунуть. Главное, чтоб не разлетелось: потом не соберёшь. – Снова только на неделю? - голос женщины звучит где-то за спиной, у плиты - единственной техники в доме, - Знаешь, здесь так холодно, сил моих нет. Да и работы столько.. А цветы вянут. На сковороде шипит и трещит рыба, приятно согревая своим запахом. Ужин - одна из немногих вещей, что могла согреть от холода этого старого дома. Атсуму чуть оттянул ворот чёрного вязаного свитера, а от непривычного тепла по телу прошла мимолётная дрожь. Ещё неделя. Неделя горячего чая, морозного футона в гостиной, цветов в саду и уборки забывшихся комнат. А после он снова сядет в автобус, прислонится к ледяному окну и снова уедет. Всё, как и год назад. *** Дни такие затхлые, проветренные сквозняком до холода полов. Атсуму поливает цветы, а они продолжают вянуть, потому что холод и правда ледянящий. Стеклянная терраса тоже особо не спасает от холодящего ветра, и когда-то там, в его детстве, зеленеющая изумрудная трава и цветы чернеют на глазах, покрываясь мелкими ледяными узорами. Прошлое больше не ходит за ним попятам, потому что тоже наверняка заморозилось. Холодно, жуть как холодно. Больше не кажется, что кто-то некасаемо кладёт руку на плечо, не кажется знакомой фигуры в саду на уже разломанных качелях, не кажется чей-то смех ещё подростковых голосов. Всё тоже покрывается инеем и уходит под древние льды, замерзает в айсбергах. Давно пора. – Атсуму, дорогой, дойди до магазина, - его мать по-обыденному стоит на кухне, зажигая плиту, - Ты же помнишь где он? – Да, вроде как, ещё не забыл. Он натягивает кроссовки и быстро сбегает со скрипящих лестниц. Холод утра неприятно бьёт по щекам, колит руки и проходится рассыпчатой рябью по коже, как и ветер, колышащий деревья и волосы Мии. Наверное, ему стоило надеть шарф. Переулки тоскливые, унылые, лишённые людей. Непривычно, неуютно, пусто и ветрено. Как и в доме. Как и в голове, как и в жизни. Вечная погоня за чем-то утекающим, за временем, в попытках просто жить. Атсуму часто задавался вопросом, что заставляет его бежать этот бесконечный марафон, но ответа так и не нашёл. Замёрзшая земля хрустит под ботинками, в наушниках играет какой-то старый безвкусный поп, а тянуться в карман за телефоном просто лень. Мия медленно шагает по избитой дороге, и впервые никуда не бежит, ни за кем и ни чем не гонится. В городе слишком шумно, душно, а здесь он один. Некуда торопиться, никто не толкает в спину, не идёт рядом. "А раньше ходил", - думает Атсуму, вдыхая воздух. Раньше было лучше, и всё-таки это факт. Мия буквально живёт в прошлом, оглядываясь всё дальше и дальше, чтобы не упустить момент. Переломный, ломающийся в нескольких местах, раздрабливающийся, как кость, момент, и правда сломавший его жизнь на два кусочка: прошлое и прошлое до. До всего этого прочего, до настоящего, до его жизни сейчас. Атсуму и правда любит лето, но обожает тёплое и жаркое, как десять лет назад, как было до. Он любил эту деревню, этот дом, но любил до этого. А после стал ненавидеть, потому что было больно, противно и сухо. Словно ссадина, но глубже. Скажем, ссадина внутренняя, шармированная какая-то. Но всё и правда заживает. Время лечит, но зато убивает. Поэтому Атсуму хочет жить где-то в забывшемся промёрзшем холодом этих мест прошлом, где-то в его уголках, на самом дне, притаившись. Раньше было лучше, и это известно всем. *** Мия шоркает подошвой промокших кроссовок по каменистой тропинке у зарослей местного озера. Водная гладь рябится, колышится, повторяя за деревьями. Место когда-то было живописным, невероятным, словно нарисованном на картине Клода Моне, а теперь всё поблекло, почернело и сгнило, будто краска облезла. Листва шуршит, а звучный поп продолжает дребезжать в наушниках. Где-то вдалеке, на мостике, на самом его краю показалась бледноватая фигура парня, кидающего в воду камни. Они падали в озеро и расходились огромными кругами почти под ноги Атсуму. Волосы мальчика вились ярким пламенем на ветру, и казалось, будто оно светится, медленно разгораясь на морозном ветру. Атсуму немного растерялся, вглядываясь, и медленно зашагал в сторону рыжеволосого парня. Люди особо здесь не появлялись из-за дурной славы этого места, поэтому увидеть кого-то здесь было очень удивительно. А особенно если этот кто-то - совершенно незнакомый парень с яркими волосами и в школьной потрёпанной форме. – Тебе так не холодно, а? - Атсуму вытащил один наушник, складывая руки в карманы куртки, - Ветер сильный. Есть хоть что накинуть? Лицо рыжеволосого чуть дёрнулось, но особой реакции на слова не было. Он замахнулся, кидая крупную плоскую гальку куда-то вдаль. Мия подошёл чуть ближе, думая, что сказанное им просто не было расслышанно из-за ветра. – Эй? Всё в порядке? Парень медленно обернулся, смотря на Атсуму выпученными глазами, будто не веря в услышанное. – А.. это ты.. мне? - всё так же с выражением полного удивления и растерянности указал на себя рыжеволосый. – А тут есть кто-то ещё, хах? И юноша просто завис, всматриваясь в лицо Мии, стоящего напротив него. Он застыл, расширяя карие глаза. – Ты что.. видишь меня, что ли? Атсуму чуть опешил от странного вопроса. На слепого не похож, вроде, крепкий ещё, держится, в отличии от почти полупрозрачного, бледного подростка, кидающего камни в тухлую воду. Ещё один всплеск и всё, болото. Ещё один шаг и всё, кроссовки Мии пропитаны водой и трясиной берега. – Ты манги перечитал, комиксов там каких? О, синдром восьмиклассника? –А.. Нет. Просто это странно. Услышал Атсуму в ответ и опять словил на себе изучающий взгляд диких глазёнок. Да и парень, в целом, дикий какой-то, странный, ни от мир сего, ни того, ни другого. Будто чужой всем и всюду. И одет странно, и смотрит странно, и шепчет там что-то, говорит странно. Всё странно. И косплеер из него странный тоже, потому что в школах сейчас такую форму только раскапывать и надо. Тоже она доисторическая. – Косплеешь кого-то? – Что? – Ладно, проехали. – Кого проехали? Диалог тоже странный. Нет, даже не странный, а потёртый такой, будто с дедом каким-то разговариваешь: друг друга не понимаете никак. Атсуму вздыхает отрывисто, потому что цельно тут только крикнуть получиться. Ситуация: Очень приятно, зови меня Мия Атсуму. Ситуация: зачем я вообще приебался к нему? Мия вспоминает про магазинские булочки с кремом и шарится в пакете, потому что парень глазеет пристально, брошенным котёнком и вот-вот, наверное, замяукает. – Будешь? - Он протягивает небольшой пакетик, склонив голову набок. Рыжеволосый медленно переводит взгляд на протянутый ему пакет и резко мотает головой, будто тот ему бомбу протягивает, - Как хочешь, мне больше достанется. Атсуму садится на край моста в метре от парня и разворачивает заветную булочку. Ветер всё так же треплет волосы парня, путая их, а они лишь расцветают красным сильнее. Интересно, обожгёшься ли, задев их? – Хината. Хината Шоё. – Что? - удивлённо кашляет Мия, смотря в сторону чуть хриплого, но звонкого голоса. – Моё имя, - голос обретает тело, и Шоё с улыбкой и смотрит на свои свисающие ноги куда-то в самую глубь озера. – А.. Ясно, - неосознанно приподнимает уголок губ Атсуму, - Мия Атсуму. Будем знакомы тогда. Хината радостно восклицает, вдыхая такой же тухлый воздух водоёма, а Мия лишь комкает пустой пакет. Он действительно ведь, этот Хината, не от мира этого. Яркий слишком, солнечный. Не подходит этому месту, как не смотри, не крути, не комкай, а он словно кусочек пазла не из той коробки. "Осаму такое раздражало", - хмыкает в кулак Атсуму, смотря куда-то далеко, на горы, покрытые снегом. А за ними расцветает закат, пылая яркими языками костра и разливаясь малиновым джемом по пушистым облакам, а там и до Солнца не далеко, до моря, наверное. Хотелось бы знать, доплывёт ли он туда когда-нибудь. *** В чатах пусто, пропущенных нет, и это свойственно Атсуму, свойственно его будням и, может даже, выходным. Сейчас в его жизни всё такое пустое, пыльное, а что-то и вовсе разбитое. Было бы замечательно также протереть всё тряпочкой и всё, чистота и полные вёдра хлама. Тащись, пожалуйста, выкидывай всё это. А лучше бы спалить всё к чертям и замечательно, с концами. Может быть, теплей наконец станет. Мия опять чихает, потому что эта комната - сплошная паутина, грязь, пыль и микробы с клопами. Всё, как и год назад. Атсуму долгое время предлагает матери начать сдавать комнаты, ведь особняк вполне себе это позволяет, но она лишь отнекивается, говоря, что в этом живёт память. А живёт ли вообще? Лучшее будет сказать, что память давно мертва, а отпускать её никому не хочется. Поэтому книжные полки прогибаются от тяжести книг, старых альбомов и касет, а разбирать это всё бесполезно. Всё это уже словно окаменелость, покрытая слоями пыли и трогать её будет только хуже: вдруг эта память оживёт, а это куда страшнее. А что важного в памяти, если она бесполезна и мертва? Это всё отголоски человеческой морали, древних устоев общества, а Атсуму просто хочет смириться со всем. Ему не зачем хоронить уже то, что мертво. Смысла нет, если ты не пытаешься его найти, и Мия это прекрасно знает. Атсуму листает старый разваливающийся альбом и поражается тому, насколько хорошо сохранились фотографии. На вид им всем около пятидесяти лет, если не больше. На корочки выдавлено красными иероглифами "Школьный альбом", и в голове пропылавает картинка сожжённых им фотографий на заднем дворе. – Не стоит это трогать, - спокойно говорит женщина, садясь на диван, - Лучше положи альбом на место, иначе духи будут злиться. Ты нарушаешь их покой, Тсуму. – Это же твой альбом? - игнорирует Мия свою мать, вертя книгу в руках, разглядывая. Мия листает пожелтевшие страницы, пахнущие выдержанной старостью и скомканной пылью и медленно бегает глазами по лицам на групповых фотографиях улыбающихся выпускников старшей школы. Взгляд задерживается на силуэте, и он кажется знакомым. – Да, я помню этот год.. Вот здесь я, а это мои подруги, - подходит со спины мать Атсуму, показывая пальцем на фото. Следующая страница мало чем отличается от предыдущей, но Атсуму застывает, узнавая знакомую причёску и улыбку. – А это кто? - чуть подрагивающей рукой указывает на парня Мия. – А.. Это мой старый друг, - выдерживает слова женщина, выдавая слова быстро, будто пытаясь убежать, - Сидели рядом, и жил он близко.. Атсуму вглядывается внимательнее, понимая, что это точно он. Та же форма, те же растрёпанные волосы и глупое выражение лица. Это он, Хината Шоё. – И где он сейчас? - Мия боится услышать ответ, но всё равно ждёт. В жизни много совпадений, и может быть, это и правда так. Просто похожи, просто родственники, просто разные люди с одинаковыми лицами. И нет между ними ничего общего. – Погиб, - мать Атсуму отходит от него, долго думая, что ответить, - Шоё.. утонул. Как и.. как и он. Мия переводит взгляд на лицо матери, пытаясь прочитать её эмоции, но видит только пустые безэмоциональные глаза. Он тоже не хочет верить в услышанное. Ему тоже страшно. Атсуму молчит, прожигая глазами лицо на фотографии. Может быть, так он найдёт ответ. Он снова не хочет верить в то, что слышит, потому что это бессмысленно. Снова боится.

Снова.

Именно это слово пропылывает в голове Атсуму огромным айсбергом, и оказывается, ему холодно вовсе не из-за этого.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.