Perfect Blue

Сичэнь был загадкой для большей части ордена. Ни один глава до этого не имел наложников, и никто не понимал, какое положение в ордене занимал юноша, и как стоило к нему относиться. Большинство сторонились его, не имея представления о том, что же можно с ним обсудить. Изредка к нему подходили младшие адепты с непринужденной беседой. Сичэнь отличался дружелюбием и сочувствием, и всегда мог поддержать разговор. Это неимоверно притягивало — человек, выросший за пределами Гусу, не скованный тысячами правил, был источником настоящего человеческого тепла среди окружающего холода и чопорности. Как наложник, он не имел никаких обязанностей, но застать его без дела было просто невозможно. Он будто интуитивно почувствовал (а может и Ванцзи объяснил), что безделье в Гусу строго порицалось. Но Сичэнь никогда не был бездельником. В свободные минуты нахождения в ордене его нередко можно было увидеть за рисованием, с редкими каплями цветной туши на руках и одежде, с горящими глазами выводящего тонкой кистью силуэты деревьев, речные переливы или горные разломы. Результаты его работ — прекрасные пейзажи, завораживали взоры всех проходящих мимо. — Где ты научился так рисовать? — однажды спросил его Цижэнь, заметивший, как тот второпях переносил на бумагу увядающую осеннюю красоту. — Матушка никогда жалела денег на наше с братом обучение, — с робкой улыбкой ответил Сичэнь, подняв горящий взгляд на учителя. — Я с самого детства занимался этим часами. Иногда мне удавалось попасть к хорошему учителю. Его детская непосредственность пленяла всех, но Цижэнь всегда сохранял холодное выражение лица. Про себя он отмечал, что хоть этот юноша был не самого благородного происхождения, но талантом обладал весьма незаурядным. Он рисовал, переписывал книги, часто играл на своей любимой сяо, и игра его также завораживала, как и рисунки. Но эти моменты были довольно редки. Чаще в ордене его было не застать. И Ванцзи никогда не отвечал на то, где же находится его возлюбленный. Это вызывало подозрения. Но ещё больше их возникло, когда Цижэнь стал регулярно замечать его, возвращающегося откуда-то, всего в дорожной пыли и с необычайно грустным выражением лица. — Ванцзи, — после очередного такого раза учитель нанес визит в цзинши главы ордена. — Не потрудишься ли объяснить, куда так регулярно улетает твой наложник и почему возвращается в таком виде? Лань Чжань прекрасно знал, о чем говорил дядя, и понял, что отлынивать больше не удастся. Но ведь правда была совсем не страшной, можно же её сказать? — Я даю ему задания, — с ровным выдохом ответил Ванцзи, снова пытаясь сосредоточиться на ответном письме главе ордена Цзинь. Но Лань Цижэнь не пожелал оставить его наедине с работой: — Он не адепт, но выполняет задания? Что за абсурд, почему ты даешь ему работу, которой должны заниматься ученики? — Насколько мне помнится, вы сами захотели, чтобы для всех остальных орденов он был здесь всего лишь адептом. Задания для него даются очень легкие. — И он с ними справляется? Ванцзи поднял слегка удивленный взгляд на Цижэня. Он явно не ожидал подобного вопроса. Но что-то здесь явно было не так. Однако он не сказал ни слова, лишь едва заметно кивнул. Голос учителя стал лишь громче — он понял, что ему чего-то недоговаривают, и стал оказывать давление. — Тогда есть ли причина, почему он возвращается таким расстроенным? Лань Чжань снова пораженно замер. Очевидно это было из-за неудачных попыток Сичэня найти своих родителей. Ванцзи под прикрытием отправлял его во все близлежащие деревни, чтобы он мог расспросить жителей всего Гусу. Да только ни в одной из них, похоже, не было его семьи. Ванцзи сочувствовал, но стоило ли рассказывать об этом дяде? И как он отреагировал бы на то, что именно эти поиски являются причиной, по которой они не могут вступить в законный брак? Створки двери приоткрылись, и на пороге показался Сичэнь. Увидев Лань Цижэня, он сложил руки перед собой и приветственно поклонился. — Прошу меня простить, что я без разрешения. — Ничего, я уже ухожу, — ответил тот, неожиданно встав и быстро покинув комнату племянника. Оба юноши проводили его удивленными взглядами. — Что-то произошло? О чем вы говорили? — Сичэнь присел рядом с Ванцзи, бросая заинтересованный взгляд на стол, но тот резко притянул его к себе, обвив руки вокруг шеи, обнял крепко, прижавшись щекой к чужой щеке. Сичэнь слегка покраснел от удивления и смущения, но не мог не ответить на сей порыв, положив ладони на спину юного главы и обняв в ответ. Что же должно было произойти, чтобы обычно сдержанный Лань Чжань вдруг позволил себе такое сильное проявление чувств? — Ничего не узнал? — спросил он шепотом. Ответом ему стал лишь тяжелый вздох и едва ощутимое качание головой. — Дядя спрашивал именно про это? Сичэнь отстранился, смотря на Ванцзи удивленным взглядом. — И ты рассказал? — Нет, — ответил тот. — Сказал лишь, что даю тебе задания для тренировки. Сичэнь выдохнул облегченно, снова приближаясь к Ванцзи и кладя голову ему на плечо. Чужие пальцы скользнули в волосы, ослабляя узел лобной ленты и успокаивающе поглаживая кожу головы. Стало слишком хорошо, и юноша едва не заснул вот так, как вдруг над ухом раздался едва слышный зов: — Мэн-гэгэ? Щеки вновь предательски покраснели, но Сичэнь все же поднял взгляд на молодого главу, приподнявшись с плеча. Взгляд Ванцзи был полон серьезности. — А твои родители могли жить в Облачных Глубинах? — Могли, — спустя пару секунд раздумий ответил он. — Но… я ведь не могу здесь подходить и спрашивать у всех подряд. — У меня есть идея, — Ванцзи взял его за предплечье, поднимаясь сам и заставляя подняться наложника. Быстрым шагом они тут же покинули комнату. Ванцзи шел уверенно, и Сичэнь совсем не задавал вопросов. В своем любимом человеке он был уверен, как никто, поэтому лишь послушно следовал за ним, всецело доверяя. *** Средь книжных стеллажей затаился полумрак, въелся в обложки книг вместе с пылью и легким запахом гари. Его трудно было разогнать светом одной лишь свечи, и молодые заклинатели изо всех сил напрягали зрение, вглядываясь в надписи на корешках. Сичэнь еле дышал от обуревающего его восторга. — Ванцзи, что это за место? — спросил он, едва они прошли первый стеллаж. — Секретная библиотека ордена, — ответил молодой глава. На секунду он остановился, рыская взглядом среди рядов, будто пытаясь что-то среди них заметить. — Где-то здесь хранятся записи о всех, кто когда-либо родился, жил и умер в Облачных Глубинах. — Ты думаешь, мы сможем тут что-то найти? — Попытаться определенно стоит. Они прошли несколько стеллажей. Пока Сичэнь держал свечу, бросавшую тусклый свет на полки, Ванцзи искал. Вытаскивал какие-то фолианты, смотрел, листал, ставил снова. Чем больше книг он смотрел, тем сильнее сходились к переносице его брови. Сичэнь заметил, что страницы некоторых книг были покрыты неровной черной каймой. — Неужели пожар в Гусу добрался и до этой библиотеки? — едва слышным шепотом спросил он. — Не мог не добраться. До пожара здесь было в два или в три раза больше книг, — в голосе Лань Чжаня слышалось сожаление, и Сичэнь его прекрасно понимал. Ванцзи вытащил еще один фолиант, пролистал, и глаза его неожиданно загорелись. — Вот он! И они быстрым шагом направились к столу. Глаза страшно болели от беготни по строчкам, едва различимым в желтом свете уже наполовину сгоревшей свечи. Ванцзи часто моргал, Сичэнь потирал веки и изредка зевал, но продолжал вглядываться в письмена почти до мушек перед глазами. — Отдохни, — Лань Чжань положил руку ему на плечо, но тот лишь качнул головой. Тайна его происхождения лежала перед ним, и он просто не мог позволить себе поддаться усталости и упустить то, за чем гнался долгие-долгие годы. Но усталость брала свое, и смысл прочитанного все стремительнее ускользал. Вдруг на лестнице раздались быстрые шаги. Заклинатели встрепенулись и вскочили на ноги. Их взгляд устремился на незваного гостя. Коим, к их большому сожалению, оказался Лань Цижэнь. — Ванцзи, что происходит? Что вы оба тут делаете? — взгляд его скользнул за их спины, на лежащий на столе фолиант, и он сделал шаг в ту сторону, но путь ему решительно преградил Лань Чжань. — Что это значит? — строгость в голосе учителя давила на юношу. Сичэнь поджал губы. Видеть, как его любимый человек подвергается давлению из-за него, было просто невыносимо. В одну секунду принятое решение заставило его загородить молодого главу собой, сложив руки в полном покорности жесте и склонив голову перед Цижэнем. — Прошу меня простить, — ответил он слегка дрожащим голосом. — Глава Лань лишь исполнил одну мою просьбу. — Какую ещё просьбу? Деваться больше было некуда. Скрепя сердце и набрав воздуха в легкие, юноша выдал свою тайну: — Уже много лет я ищу свои родителей. Мэн Ши никогда не была мне родной матерью. Она нашла меня на берегу реки, в корзинке, завернутого в белые ткани. На тот момент мне было около года, и выглядел я, как будто был уже мертв. Она взяла меня к себе и вырастила как родного сына. После своей смерти она завещала мне найти свою родную семью и узнать свое первое имя. Но все, что я знаю, так это то, что река, на берегу которой меня нашли, берет свое начало из земель ордена Лань. Вокруг повисла гробовая тишина. Даже Цижэнь потерял дар речи, не зная, как на это реагировать. Сичэнь боялся его реакции, готов был к осуждению, гневу, презрению. Но Цижэнь лишь задал вполне логичный вопрос: — И поэтому ты вылетал на задания? — Верно, — через силу кивнул юноша. — Ванцзи посылал меня во все деревни и города, что находились у реки, чтобы я мог расспросить жителей. Но так до сих пор я ничего не нашел. Ванцзи предположил, что я мог быть ребенком кого-нибудь из адептов ордена, и мы пришли сюда, — Сичэнь склонился еще ниже, — Господин Лань Цижэнь, в моей голове никогда не было злого умысла ни к ордену, ни к Главе. Я искренне люблю его, но пока мне не известно мое происхождение, я не могу вступить с ним в брак. Вся эта ситуация лишь на моей совести, поэтому я прошу простить меня. Цижэнь продолжал молчать, отчего юный наложник стал волноваться еще больше. Даже Ванцзи беспокоило отсутствие какой-либо реакции со стороны дяди. Так прошла минута, другая, терья. Учитель Лань выглядел так, будто погрузился целиком в свои мысли, и никто из младших не решался издать ни звука. Сичэнь лишь пытливо смотрел на него, ожидая его слов, как казни. Но он так и не сказал ни слова. В один миг он просто резко развернулся и покинул секретную библиотеку, оставив пораженных главу и наложника застыть с обращенными к двери взглядами. Оставалось только гадать, является ли такая реакция затишьем перед бурей, или же нет? — Все в порядке? — теплая ладонь Ванцзи легла на плечо юноши, и тот отмер, слегка покачнувшись на месте. Вмиг на него навалилась страшная усталость, и ноги еле-еле держали ослабшее тело. Он выдохнул тяжело и ответил сиплым голосом: — Пойдем домой. Ванцзи лишь кивнул, забирая с собой подсвечник с догорающей свечой. Свободной рукой он взял любимого человека за руку, выводя прочь из секретной библиотеки. На самом деле он был даже рад, что все случилось так, ведь в поисках их ждал очередной тупик. Сичэнь явно расстроился бы, увидев, что половина имен и дат в книге была поглощена огнем. И среди них было и его первое имя. *** В цзиньши они вернулись страшно уставшие. Время перевалило далеко за девять часов. Хотелось упасть на кровать и наконец сомкнуть глаза, но им обоим надлежало подготовиться ко сну. Пока Сичэнь аккуратно складывал ханьфу и лобную ленту, Ванцзи взглянул на столик с оставленными на нем письмами и документами. И голову пронзило раскаленной иглой от осознания, что он так и не закончил письмо для главы Цзинь. Тело, будто издеваясь, ослабло еще больше, но обязанности есть обязанности, и Ванцзи, тяжело вздохнул, сел за столик и взялся за письмо, вновь зажигая свечу. — Ванцзи, уже поздно, — обеспокоенно сказал Сичэнь. — Тебе стоит поберечь себя и отложить дела на завтра. — Не могу, — качнул головой молодой глава, — Завтра совет кланов в Ланьлине, и мне нужно написать письмо главе ордена Цзинь. Вечером уже придется лететь туда. Сичэнь замер на секунду, а потом резко подлетел к столику, едва не снеся половину бумаг. — Прошу, Ванцзи, возьми меня с собой! — Зачем? Юноша взял его ладонь в свои и приложил ко лбу, шепча жалостливо, почти умоляюще: — Позволь мне увидеться с братом. Я очень скучаю по нему. Ванцзи лишь улыбнулся слабо, согласно кивнув и притянув любимого человека к себе. Губы его коснулись виска, а после — и чужих мягких губ, даря полный нежности, успокаивающий поцелуй.