Perfect Blue

Время летело слишком стремительно. С того самого дня. Стоило юношам вернуться с собрания кланов, Ванцзи объявил совету старейшин о предстоящей свадьбе. К их удивлению, реакция была более чем положительной, даже несмотря на то, что Сичэнь не был девой — лучше пусть будет законным супругом, чем наложником. И больше не придется ничего скрывать. Они получили благословение, чему долго не могли нарадоваться. Только Лань Цижэнь после заявления Ванцзи стал мрачнее тучи. Прошел уже почти месяц, а он все ходил с этим недобрым выражением лица. Сичэнь часто замечал его рядом — когда они с Ванцзи гуляли по ордену или собирались вместе по делам, связанным с подготовкой к свадьбе. Создавалось ощущение, будто учитель что-то хотел сказать, но сам Сичэнь не осмелился первым начинать разговор — этот человек внушал ему странное чувство опасности. И так прошел весь этот месяц. Ушли из окружения теплые цвета, и им на смену пришла белизна первого снега. Сичэнь не мог оставаться в четырех стенах — вышел на улицу, попал под снегопад и затаил дыхание. От красоты захватывало дух. Как и от холода, впрочем. Но это определенно того стоило. Он выставил ладони вперед и смотрел, как снежинки падают на ладони, в один миг превращаясь в мелкие капельки. Чудесное ощущение. Наблюдая за снегопадом, невольно забываешь обо всем на свете. Хорошо, когда есть тот, кто может вернуть тебя в реальность. — Не боишься простудиться? — Ванцзи подошел со спины, и Сичэнь тут же почувствовал, как его плечи укрывает накидка из белого меха. Волна нежности согрела изнутри. И никакой холод был не страшен. Юноша обернулся и подарил своему будущему мужу поцелуй. Мягкий, как мех на его плечах. Но Ванцзи очень скоро от него отстранился. — Мне пора. Вернусь вечером, — с легкой улыбкой ответил он. — Буду ждать, — Сичэнь улыбнулся в ответ. Они быстро распрощались, и Ванцзи встал на меч. В такую погоду летать на мече несподручно, но путь был недолог — в соседний город, договориться насчет ткани для пошива свадебных костюмов. Сичэнь с улыбкой смотрел вслед затерявшемуся в снегопаде силуэту. На душе было тепло и хорошо. Казалось, это ощущение будет длиться бесконечно. Как медитация, дарящая чувство умиротворения и наполненности. Именно так он чувствовал себя. Вдруг вдали показалась чья-то фигура. Юноша замер, напряженно вглядываясь. Человек сделал несколько шагов вперед, и с замиранием сердца Сичэнь понял — это был Лань Цижэнь. Между ними — с десяток шагов расстояния, снегопад и необъяснимое напряжение, от которого становилось не по себе, и внутри все сжималось от беспокойства. Цижэнь подошел еще ближе, будто Сичэнь был редким лесным зверем — спугнешь, и тут же убежит в лесную чащу. Дыхание стало тихим, едва заметным, и холод вмиг пробрался под кожу, заставляя дрожать. — Мерзнешь? — спросил учитель Лань, когда между ними осталось менее двух метров. Сичэнь качнул головой, напряженно смотря на мужчину перед ним. — Мне нужно с тобой поговорить. Недоброе предчувствие накрыло новой волной. Внутри стало тяжело от тревоги, но Сичэнь не посмел ответить отказом. Кивком головы в сторону Цижэнь указал на одну из тропинок, по которой тут же направился. Сичэнь, идя чуть поодаль, следовал за ним. Тропинка была старой, заросшей травой, идти приходилось почти что по сугробам, отчего в сапоги пробрался снег, быстро тая, и ноги еще больше пробрало ознобом. Но они продолжали идти. Пока среди деревьев не показался дом. Цижэнь открыл дверь и посмотрел на спутника. Сичэнь покорно вошел внутрь. Изнутри маленький домик был весь в пыли, что забивалась в ноздри, оседая тяжелым облаком в легких. Вокруг пахло старым деревом и сыростью. Очевидно, тут никто не жил уже очень долгое время. — Почти тринадцать лет в этом доме не было и ноги других людей, — будто прочитав его мысли, сказал Лань Цижэнь. — Попробуешь угадать, чей это дом? Поглощенный разглядыванием покрытого пылью интерьера дома, Сичэнь лишь качнул головой. Дом был пуст, и ничто не намекало на предыдущего обитателя. Шкаф из темного дерева, кровать, идеально заправленная, маленькая тумба у нее. Никаких особых деталей. Цижэнь поднял взгляд к потолку. Сичэнь сделал так же, но увиденное заставило мурашки пробежать вдоль позвоночника. Между досок в потолке была закреплена лобная лента, связанная в форме… петли. — Господин Лань… Что же произошло? — едва слышно от ужаса спросил Сичэнь. — Это долгая и грустная история, — вздохнул собеседник. — Есть то, что я должен был тебе рассказать еще давно, но тебя теперь редко застанешь одного. Сичэнь с трудом оторвал взгляд от потолка и перевел его на Цижэня, лицо которого стало полно сожаления. Очевидно, перед глазами его мелькали воспоминания былых лет. Какие — Сичэнь не мог даже и представить. Внутри все опять скрутило от тревоги, и дыхание все никак не поддавалось контролю. Он лишь пытливо смотрел, желая, наконец, получить ответ. — Ванцзи об этом не знает, но он никогда не был единственным ребенком у своих родителей. Сичэнь округлил глаза и приоткрыл рот от удивления. Цижэнь вздохнул тяжело и через силу продолжил: — За четыре года до его рождения… В Гусу была свадьба. Мой брат, отец Ванцзи, женился на женщине из Цайи. Он был очень в нее влюлен. Настолько, что любовь эта ослепила его. Непозволительная роскошь для главы великого ордена, но он не желал не слушать ни меня, ни старейшин… А через год у них родился ребенок. Мальчик. Лань Хуань. Тяжелый вздох заставил его прервать рассказ. — И… что же с ним стало? — Сичэнь во все глаза смотрел на него. — Он исчез. Сердце юноши пропустило удар. — Я уже говорил, что любовь ослепила моего брата. Из-за этого он не замечал, или не хотел замечать, что любимая им женщина ненавидела его. И весь орден Гусу Лань тоже. Под венец она пошла против своей воли, и ребенка родила тоже. По традициям Гусу наследник находится с матерью только первый год жизни. Потом его должны передать воспитателям, чтобы вырастить из него сильного и мудрого главу. Но ее эта новость привела в ярость. Она осыпала проклятиями и своего мужа, и орден, за что была справедливо наказана. А в ту ночь, когда ребенку исполнился год… Она сбежала. Вместе с ним. С каждым словом Сичэнь испытывал все новые и новые оттенки удивления и шока. Он никогда не слышал подобных историй. А эта же касалась его ордена и его любимого человека. Почти не дыша, он смотрел на Цижэня, ожидая продолжения истории. Тому, очевидно, этот рассказ давался очень тяжело. — Никто не знал, куда она собиралась бежать. Ее нашли у реки, но уже без малыша. Она не ответила, где он был. На попытки ее схватить давала отпор. Я сам лично сражался с ней, и могу сказать, что такой ярости в бою я не встречал даже за все время войны. Она сражалась с группой адептов так яростно, будто и не надеялась остаться в живых. Но в конце концов ее удалось остановить и вернуть в орден. Потом адепты еще долго пытались найти ребенка, осмативая берега реки и расспрашивая местных жителей, но никто ничего не смог найти. А вскоре поиски прекратились, и малыша посчитали мертвым. Сичэнь вдруг перестал слушать. Внезапная догадка взрывом ослепила сознание, но это было настолько невероятным и абсурдным, что он не мог даже сформулировать мысль, не то что бы высказать вслух. Было страшно даже думать, что это может быть правдой… — Только тогда глава ордена, наконец, понял. Но цена его любви была слишком высока. Он был расстроен настолько, что оставил управление орденом и ушел в медитацию на долгие годы. Однако отпускать ее не пожелал. В наказание она была заперта в этом доме, — Цижэнь окинул взглядом окружающее пространство. — На этом могло бы все закончиться… Но все же, орден остался без наследника. Мой брат понимал это… Поэтому, через два года после случившегося в Гусу снова родился наследник. Лань Чжань. Лань Ванцзи. Цижэнь поднял голову и посмотрел на юношу. В глазах Сичэня стояли слезы. Он не мог, просто не желал верить в то, что эта история была правдой. Ведь не может же быть… — Та женщина еще пять лет жила здесь взаперти в этом доме, под наблюдением охраны. Но она больше не пыталась сбежать. Она была морально сломлена своим заточением. И, через пять лет такой жизни и редких встреч с Ванцзи… — Цижэнь снова поднял взгляд к потолку, к той самой лобной ленте. — Она решила оставить этот мир. Когда её нашли, она уже несколько часов как была мертва. Между ними повисла тишина. Тяжелая, как свинец. — Говоришь, Мэн Ши нашла тебя в корзинке на берегу реки, что берет свое начало в Гусу? — спустя некоторое время спросил его Цижэнь. Слова эти резанули по сердцу, причинив вполне ощутимую боль, от которой дышать стало труднее, и слезы потекли по щекам. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, что Лань Хуань… — … это я. — закончил за него Сичэнь. В голове было пусто. В ушах звенело от этой тишины. В горле стоял ком, отчего голос звучал надломленно. — Теперь ты понимаешь, что ты должен сделать? — Я покину Гусу сегодня же, — на одном дыхании ответил Сичэнь. — И… — Ванцзи ничего об этом не узнает. Эти слова дались ему страшно тяжело. Все тело занемело, и мороз был тут совсем не причем. Слезы все еще застилали глаза, каждый вдох отдавался острой болью где-то под сердцем. Цижэнь лишь кивнул в ответ на его слова, больше не обратив на него свой взгляд. — Видят небеса, — сказал он напоследок, — Я не пошел бы против воли Ванцзи. Но… Позволить ему вступить в брак с единокровным братом я не могу. Орден Лань и так перенес слишком много тягот и невзгод. Если бы вы еще своим браком навлекли на себя и орден гнев небес… Он все же обернулся. И взгляд его заставил Сичэня застыть на месте, забыв о том, как дышать. Короткими рывками юноша глотал воздух, изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Оставаться здесь было невыносимо, но он не мог пошевелитья. Мышцы будто задеревенели, дорожки слез замерзли на щеках, озноб пробирал до самого нутра. Замерев в таком положении, он смотрел на человека напротив, пока тот не покинул дом, так и не закончив своей фразы. И тогда Сичэнь не выдержал и рухнул на пыльные доски, заходясь в беззвучных рыданиях. Он хотел кричать, но не мог — голос покинул его, как и силы набрать в грудь воздуха. Пыль взметнулась вокруг плотным облаком, и теперь медленно оседала вниз. Внутри все сводило от боли, и невыносимо было даже думать об услышанном. Ванцзи… Его любимый человек… Родной младший брат. Он так хотел найти свою семью, но сейчас готов был отдать все, лишь бы повернуть время вспять и никогда не слышать этих слов, этого рассказа. Однако… это бы не изменило того факта, что он влюбился в своего единокрового брата. И он в него. И он сейчас находится в блаженном неведени. Сичэнь не представлял, как будет смотреть ему в глаза, зная эту роковую тайну… Нужно бежать. Нужно найти в себе силы уйти, скрыться от этой боли, исчезнуть без следа. Сичэнь оперся рукой о пол в попытке подняться, но тут же снова рухнул. Ладонь неловко соскользнула, и под кожей оказалась редкая россыпь деревянных щепок. На полу медленно расцветали капли густой крови. Ком в горле снова перекрыл дыхание. Сичэнь оставил попытки подняться, уткнувшись лбом в холодное дерево. Слез уже не было. Было противное, отравляющее чувство внутри, будто он гнил заживо. Юноша закрыл глаза. Дверь дома была открыта, и мороз окутывал его, обессиленного, с каплями талого снега на одежде и волосах. Сичэнь не чувствовал ничего. Жизнь его была разбита на куски, как некогда сверкавший в свете солнца драгоценный камень. Теперь уже — просто стеклянная пыль… *** В своем сознании он бесконечно растворялся. От одного движения становился лишь кучкой красной пыли. Силясь собраться, снова стать целым, раз за разом рассыпался. Как песок, утекал сквозь чьи-то ладони… Ладони Ванцзи. Любимый человек виделся ему призраком, исчезающим постоянно силуэтом, сгорающи в пожаре и зовущим его. Сичэнь! Нет… Лань Хуань… Слыша свое первое имя, он кричал, и все вокруг было заполнено этим криком ужаса и отчаяния. Голос, покинувший его тогда, вернулся теперь, и он срывал горло, заходясь кровавым кашлем. Кровь струилась из его рта. Потом из глаз, из ушей, из носа. В один миг он сам стал кровавой рекой… Рекой, по которой двадцать лет назад плыла корзинка с плачущим в ней ребенком… И лес вокруг весь дрожал от крика. Его продолжали звать. Лань Хуань! Нет… Сичэнь… Сичэнь! — Сичэнь! Юноша открыл глаза. Сознание, подернутое темно-красной пеленой кошмара, с трудом поддавалось контролю. И очень много времени у него ушло на то, чтобы понять — он больше не в том домике, не замерз насмерть. Он в тепле. Лежит под одеялом. И плечи его судорожно сжимают чьи-то ладони. И напротив его глаз находятся другие. Обеспокоенные. Полные ужаса. Солнечно-янтарные глаза. — Сичэнь… — голос Ванцзи опускается до шепота. Сичэнь никогда не видел на его лице такого ужаса. Кожа побледнела, волосы растрепанные, все тело мелко дрожит, будто он самолично сражался со смертью за его жизнь. Он смотрит в его глаза и не может пошевелиться. К глазам снова подступают слезы, и внутри все сводит судорогой от смеси любви, ужаса и отчаяния. Ванцзи, любимый человек… его младший брат. — Что ты делал там? — голос его едва слышен, но слова — оглушительно громкие. Громче, чем в его кошмаре. — Ты… ты узнал историю моей матери, верно? Сичэнь… Грудь его сдавливает от крепчайших в его жизни объятий. К горлу подступает тошнота, которую он через силу сдержал. Слезы вновь очертили нежную кожу щек. Ванцзи прижимал его к себе, торопливо шептал какие-то извинения. Неужели он действительно чувствовал себя виноватым в том, что случилось? Знает ли он всю правду?.. Руки Сичэня механически потянулись к нему, но не для того, чтобы обнять в ответ. Медленно проскользнув между их телами, так же механически отстранили их друг от друга. Сичэнь совсем не чувствовал силы в теле. Да и того, что делал, понимал, казалось, недостаточно. Но слезы продолжали бежать по щекам. Ванцзи удивленно посмотрел на него. Вид любимого человека приводил его в ужас. Неужели этот рассказ так повлиял на него? — Ты, должно быть, сильно впечатлен… — с тяжелым вздохом произнес он, опустив голову. — Прости меня. Я должен был раньше рассказать тебе эту тайну, раз уж теперь мы — семья. К горлу снова подступила тошнота, и перед глазами побелело. Он не сразу понял, что Ванцзи тянется к нему. Расстояние между их лицами сокращается медленно, но стремительно. Родной младший брат… Сичэнь резко уходит от этого, падает на пол, зажимая ладонью рот. Взгляд бегло окидывает комнату в поисках тазика, но все же он выдерживает, и содежимое желудка уходит прямо на пол. Ванцзи смотрит с ужасом, тут же наклоняется к нему, собирая в ладони распущенные волосы. Сичэнь сидит так еще долго, согнувшись, со сдавленным спазмом нутром. Глаза застилают слезы отвращения к себе. Ванцзи помогает ему подняться. Больше не говорит ничего. Сичэнь и не видит его сейчас. Едва почувствовав под собой мягие простыни, снова погружается в тяжелый сон, не слыша ни шагов Ванцзи, ни возни слуг. Измученное жестокой реальностью сознание стремится убежать, отгородить своего хозяина от этого ужаса. Сичэнь хочет проснуться, но уже не может.