Nobility

HMS «Благородство» двигался намеченным курсом уже пятый месяц. Для английского брига это была не первая вылазка к берегам Кубы, как и для команды, исключая лишь навязавшегося именно на сторожевое судно Томаса. На главном корабле было слишком много людей, которые бы задавали ему вопросы, здесь же вопросов почти не было и на половину из них Том смог дать увиливающий ответ, что никак не сходилось с его званием суффрагана. Но никто об этом не должен знать. В конце концов, он временно сбежал, чтобы обезопасить свою жизнь, опасность для которой возникла из-за ссор в церкви. Кому-то Томас сильно не нравится, раз ему попытались подмешать яд. Но сейчас он был спокоен. Никто не знал и даже не предполагал, что «изнеженный» английский церковник сбежит на первое попавшееся судно и отправится в долгий и опасный путь подальше от Англии. Эти мысли... Радовали. И вселяли надежду, наравне с морским воздухом, бьющим солёными каплями воды в лицо. — Сэр, — к Томасу подходит один из гардемаринов, — Вы уверены, что вам не станет плохо от качки? — Спасибо за беспокойство, но я уверен в своих силах, — мирно улыбается Лондон, оперевшись руками о борт. Он и правда уверен в том, что его желудок это перенесёт, даже несмотря на то, что первое время ему действительно было плохо. Потом организм привык и к достаточно скудной диете, и постоянному шуму, и к качке, которая сопровождала их от самого порта. Но сейчас всё хорошо. Отчасти тут даже помогла церковь, которая велела Тому питаться скудно, едва ли не сухарями и водой. Сейчас, конечно, были не только сухари, но и другие высушенные продукты, даже фрукты были. Цинга не самое лучшее, что можно испытать в таком приключении. Бриг громко хлопает парусами под переменчивым ветром, а затем воздушные порывы будто исчезают, из-за чего «Благородство» проплывает ещё несколько метров, а затем останавливается, скрывая их в тени возвышающихся над кораблём неожиданных скал. Именно неожиданных, потому что штурман громко — и не очень цензурно — пытался доказать капитану, что на картах эти скалы не отмечены и сам пролив между ними не существует. На картах это место обозначалось как пустой участок моря. Никаких скал, никаких проливов. Пустота. И это заставило весь экипаж брига напрячься и ожидать засады. В таких местах всегда водились пираты, жадные до лёгкой добычи и трусливо поджимающие хвост при появлении военных кораблей. Только вот никаких других кораблей, кроме стоящего «Благородства» не было. Даже того торгового судна, которое они сопровождали вместе с ещё одним бригом. А затем начал подползать туман, лижущий спокойную водную гладь и корпус корабля, покрытый медью, смолой и льняным маслом. От этого тумана и странного холода, пробежавшего по всем на корабле, команда приняла окончательное решение ввести боевую готовность. Против кого или чего не было понятно, но так было всё же безопаснее, чем слепо ждать чего-то неведомого, что могло забрать их жизни быстро или медленно. Что-то неведомое приземлилось на борт, покрытый туманом, и уволокло напряженного гардемарина, оставив вместо него только душераздирающий вопль и напуганного Тома, упавшего на палубу. Он ожидал звук падения в воду, но вместо этого услышал лишь своё частое от испуга дыхание. И это ужасало. Потому что из непроглядной вуали слишком явственно слышались чавкающие звуки и скулящие на выдохе рыки. Затем что-то налетело на убийцу гардемарина, раздался визг и вновь наступила тишина. Пугающая до дрожи и заставившая капитана надрывать горло в попытках достучатся до паникующих людей. Это должна была быть простая миссия, они не сталкивались с проблемами целых пять месяцев и сейчас они все должны умереть в непонятном тумане от непонятных чудовищ?! Попытка зачитать молитву закончилась тем, что Томас чуть не откусил себе язык. Из-за дрожи во всём теле губы едва размыкались, а сердце едва не вырывалось из груди. Неведомое чудовище напало вновь спустя какое-то время, приземлившись на стеньгу грот-мачты и схватив одного из матросов, кинув его за борт. Очередной крик, хлопанье воды и ужасающий визг чудовища. Их было несколько. И они наверняка были очень голодны. По всей палубе начали раздаваться пистолетные выстрелы, нацеленные как минимум подбить летающее чудовище, которое едва можно было увидеть в тумане. Но очертания его были видны: огромные крылья и длинный хвост с двумя цепкими лапами над ним. Эти лапы и хвост били и калечили экипаж, изредка опрокидывая зазевавшихся мужчин в воду, отправляя их на растерзания кому-то, кто не мог так просто залезть на бриг. Наверное, если бы они всё же могли, то от людей на корабле остались бы лишь трупы. — Я попал! — кто-то истерично кричит, и чудовище правда грузно приземляется на палубу, пачкая её красной, заметной даже в бледной мути тумана, кровью. Неясно лишь куда попали, но для экипажа это и не важно. Особенно после того, как они накидывают сеть на голову чудовища. А вот Томаса это беспокоит. — Подождите! — вскрикивает он, собрав все силы и встав с деревянного пола. За бортом раздаётся болезненный и напуганный писк, звучащий как... писк голодных птенцов? — Не убивайте это, давайте будем разумными людьми! Крики довольной толпы умолкают, когда начинает говорить капитан. — Не убивайте это? Оно убило несколько человек! — Мы зашли на её территорию, — пытается придумать оправдание Том, глядя на шипящий комок, машущий крыльями и путающийся в верёвках сети. У этого комка длинные, пусть и действительно скомканные, волосы, так что Лондон предполагает, что это самка. — У неё... дети. Что ещё ей оставалось, как не напасть на нас? — Ты оправдываешь монстра? — тон капитана со злого меняется на полный праведного гнева. — Чудовище, которое разорвало как минимум десять человек моего экипажа? Тогда чем ты лучше? — шипит мужчина. — Закалывайте это... нечто, а затем и его. Нам такие на корабле не нужны. — Я вам заплатил! — Мы скажем, что ты упал за борт. Никто не сможет проверить это. Тем более не здесь. Томас испуганно бегает глазами, а затем сталкивается взглядом с монстром под сетью. Та смотрит несколько секунд на него, а затем переводит взгляд на стоящего слева от Тома матроса. Выбора у Лондона не остаётся и он пихает этого мужчину, отчего сеть дёргается и монстр разрывает её когтями, как и горло наклонившегося перед ней капитана, после взлетая и хватая Томаса, улетая подальше от корабля. Крик Тома застревает в горле, когда он от испуга теряет сознание. В себя он приходит на солнечном берегу, под крики прибрежных птиц и чьи-то голоса. — ...Папа сказал, что... — Ой, да не бойся, папа нам ничего не сделает. — А если сделает? Он ведь притащил к нам человека. — Он помог папе! — Вдруг это ловушка? Папу ранили, они могут попытаться его найти с помощью этого человека. — Но... — Никаких «но», Питер. От человека нужно избавиться. Желательно сейчас. Иви ты со мной? — Да. Томас слышит окончание разговора уже убегая с пляжа. Он не знает, кто это был, но он знает, что и эти кто-то опасны для его жизни. Он сбежал из Англии чтобы выжить, но и здесь, вдали от неё, он в опасности. Это было ожидаемо, но не так. Лондон не ожидал ни чудовищ, ни кровожадных капитанов, ни яда в своём завтраке. Почему он не может получить спокойную и тихую смерть в старости, рядом с женой и сыном? Над головой раздалось хлопанье крыльев, и Том нырнул в ближайшие кусты, затаив дыхание и надеясь, что его не найдут. Кто-то над головой сделал круг, громко зашипел, а затем приземлился на ближайшее к Томасу дерево, позволяя себя рассмотреть из хлипкого убежища. В сидящем на дереве он узнал старого... знакомого. Именно знакомого, потому что сейчас было намного легче понять, что, несмотря на длинные волосы, на дереве сидел мужчина. Назвать его человеком всё равно не получалось, на это указывали и огромные крылья, цепляющиеся крюками-пальцами за кору дерева, и длинный белый хвост с несколькими перепонками. Получеловек недолго осматривал окружающий его пейзаж, наверняка высматривая Лондона среди тропических деревьев и кустов, после чего неожиданно громко закричал — хотя этому звуку имелось другое описание, которое выпало у Тома из головы — и повернулся в сторону зажавшего уши англичанина. Заметил? Увидел? — Можешь выходить. Я не собираюсь тебя есть, — хрипло произносит сидящий на дереве. — Пока что. — Обещаешь? — Обещаний не даю, но стал бы я тебя спасать и очнулся бы ты, если бы я хотел тебя сожрать? — Томасу улыбаются, и эта улыбка, обнажающая острейшие иглообразные клыки, пугает его ещё больше. — Я так не думаю. Лондон всё же выходит из кустов, сжимая ткань рукавов. Если его всё же съедят, то пусть это будет быстро и хоть немного безболезненно. Получеловек слезает с дерева слишком быстро для того, у кого нет ног, после чего складывает все плавники и крылья. В таком виде он похож на индийских нагов. — К-кто ты? — голос заметно дрожит, и Том надеется, что это не будет считаться провокацией. — В зависимости от того, что ты хочешь услышать. Если имя, то зовут меня Гилберт. Если то, кем я являюсь, то я сирена. — Сирена? — Альфа-сирена, да. Томасу это ничего не говорит. Он слышал мифы о сиренах, о полуптицах-полудевах, но не о том, что это какие-то полулюди-полузмеи с крыльями. К тому же, сирен описывали как созданий, которые живут либо в воде, либо рядом с ней. И они никак не перемещались по лесам или островам, живя на своих скалах. Назвавший себя Гилбертом будто прочитал его мысли, ухмыльнувшись. — Вам, людям, лишь бы что придумать о том, что вы не знаете. Знаю я ваши каракули, в которых мы описаны как птицы. Это из-за того, что мы можем летать. И плавать. И ползать. — Как? — заинтересованно и отчасти настороженно спрашивает Томас. — Ты же не будешь есть меня за вопросы? Пожалуйста? Ярко-алые глаза щурят в анализе чужого лица, и Гилберт кивает. — Не буду. Пока что. Вдруг ты спросишь какую-нибудь гадость? Сам-то хочешь есть? Том панически качает головой. — Не бойся, не человечиной я тебя буду кормить. Думаешь, на моём острове нет другой еды? Пойдём. Как оказалось, Гилберт не ползал медленно и чинно, как то обычно делали змеи. Ползал он в целом странно, двигаясь не движениями обычной змеи, а совершенно иными, похожими на волны. И делал он это быстро, отчего Томас чуть ли не бежал за ним, успевая замечать кончик белого хвоста в высокой траве. По пути к чему-то Гил рассказал ему некоторые вещи о себе и своей семье. И заодно объяснил, почему он альфа и почему он нападает на корабли возле пролива Зубы Дьявола, как он сам назвал это неотмеченное на картах место. Чуть позже выяснилось, что он был единственным кормильцем своих детей. Десяти сирен, которые ещё недостаточно выросли для того, чтобы летать. А полёт был основой добычи большей части еды их диеты, которая состояла по большей части из мяса и рыбы. И как раз таки люди были одним из самых питательных блюд в этой диете. Поэтому Гилберт и охотился. Чем больше он охотился, тем больше дети ели, тем быстрее они росли, тем сильнее становились их маленькие крылья и тем скорее они могли приступить к своей полноценной жизни, самостоятельно охотится и размножаться. Без крыльев этот шанс был низок, а значит была вероятность умереть. Это... объясняло многое. Гил не убивал без причины, охотился только на своей территории и только ради пропитания. Да и в целом люди в этот пролив, по его словам, приплывают редко, отчего ему приходится охотиться на рыбу и собирать фрукты. Которых не хватало на то, чтобы его десять потомков могли отъесться. Это... Было действительно грустно. И, если честно, это дарило облегчение в правильности выбора. — Я не знаю, как это называется, но оно сладкое, — небольшой полузелёный-полуоранжевый плод падает чуть ли не на голову Томасу, вынуждая поднять голову наверх, сталкиваясь с ехидством в алых глазах. — Тут много чего растёт и название чего я не знаю. — А как ты разговариваешь на английском? — спрашивает Лондон, осторожно пробуя фрукт. И правда, сладкий. — Мы можем разговаривать на любом языке, если... М-м... «Попробовали» одного из носителей этого языка. — То есть, если ты съешь голландца, то будешь говорить на голландском? — Ага. Язык последнего перекуса заменяет наш родной и мы начинаем говорить на нём, — Гилберт срывает мелькающий перед лицом плод, вновь пугая Тома своей природой. У людей челюсти так не раскрываются, как они раскрываются у Гила, позволяя ему полностью проглотить сладкий десерт. — А? — сирена замечает испуганный взгляд, направленный ему на губы. — Дополнение. Мы пытаемся наесться как можно быстрее, так что на пережёвывание нет времени. Поэтому мы глотаем еду целиком. — Всю? — Людей мы разрываем на части, чтобы все могли поесть, — это произносится с такой милой улыбкой, что Лондон краснеет, сам не зная почему. — Кстати обо всех... Ты уже видел моих детей? — Да. Они обсуждали моё съедение. — Они бы этого не сделали, хотя... Возможно... Надо будет у них спросить. — Я тебя тут подожду. Гилберт качает головой, раскрывая крылья. — Полетишь со мной, нужно же детям показать, кто здесь главный и кого нельзя есть. — Хорошо, — кивает Том. — Подожди... В каком смысле полечу с тобой? — В прямом, — отвечает Гил, пикируя вниз и подхватывая Лондона, для безопасности обмотав его ногу своим хвостом. — Не беспокойся, я уже тебя нёс и ни разу не уронил. Если, конечно, ты не будешь дёргаться. В ответ на это Томас хватается за чужие плечи, впиваясь в них пальцами. Не то чтобы он боялся высоты, но сам факт того, что его поднимает мифическое существо, питающееся людьми, доверия не добавляет. Тем более не тогда, когда это мифическое существо набирает высоту, хлопая огромными перепончатыми крыльями, которые задевают воздушными потоками самого Лондона. Это... сначала пугает. Потом, когда Том решает повернуть голову и посмотреть, что под ними, он удивляется красоте. Под ними оказываются кроны огромных тропических деревьев и красивый вид острова в целом. Он оказывается по истине огромным, окруженным морем, с множеством птиц и животных, которых видно на редких полянах. Вид великолепен. Гилберт на чужой завороженный выдох ухмыляется, медленно снижаясь к пляжу, чтобы после аккуратно опустить англичанина на тёплый песок. Громкий визг выводит Томаса из довольной иллюзии спокойствия, заставляя вновь зажать уши и нахмурится. — Прости, иначе никак, — пожимает плечами Гил, откидывая лезущие в лицо пряди. Том сначала хотел спросить, почему они такие длинные, а потом понял. Здесь нет ножниц или чего-либо острого, и именно из-за этого они такие длинные. Волосы имеют свойство расти, а срезать их не представляется возможным. На визг из воды выползают десять детей разного возраста. Самый старший оказывается юношей с пятнистым чёрно-белым хвостом, который при виде Томаса хмурится. — Пап, человек опасен. — Жожо, этот человек не опасен. Совсем. Другие может быть, но не он. И есть его я вам запрещаю. Понятно? — А он... — из-за фигуры называемого Жожей, выходит юноша поменьше и, судя по этому, помладше. И хвост у него оказывается однотонным, цвета белого золота. — Хороший? — Ты хороший... Э-э... Я забыл спросить, как тебя зовут. — Том. Меня зовут Том, — помогает Гилу в этом Лондон. — Ты хороший, Том? — Я стараюсь быть таковым. Золотохвостый юноша подползает к нему, рассматривая его лицо, а затем улыбается, показывая такие же как у отца зубы. — Мы бы могли стать друзьями, я думаю. Можно? — Гилберт кивает, перещёлкиваясь — иначе этот звук не получается описать — с другими детьми. — Меня зовут Питер. Прости пожалуйста за моих братьев и сестру. Они не очень любят людей после того, что они постоянно пытаются сделать с нашим папой. Но я вас отчасти понимаю, мы вам кажемся чудовищами, да? — Да, — честно отвечает Томас. Парнишка на это улыбается, щуря янтарные глаза. — Я сильно испугался, когда увидел Гилберта в том тумане. — Папа любит нас и хочет, чтобы мы быстрее выросли. У меня уже появились перепоночки! — Питер опускается на песок, показывая небольшие иглообразные выросты на лопатках, связанные со спиной тонкой и полупрозрачной перепонкой. — Папа говорит, что этого недостаточно для полёта, но это уже прогресс. Хочу такие же крылья, как у него. Чтобы можно было далеко-далеко летать и увидеть много нового, потому что здесь скучно. — Даже несмотря на охоту и родственников? — Мы редко охотимся на людей, а братья надоедают своими драками за доминирование. Они хотят быть такими же сильными как папа, чтобы целую акулу из воды вытащить, но мы ещё маленькие. По меркам людей... Мне, например, семнадцать. Георгу двадцать один, Иви двадцать... и так дальше по убыванию. Младшему из нас тринадцать. — А где ваша мама? — Мы не знаем. Папа нас собирал маленькими, когда мы научились плавать. Мы не видели своих настоящих мам и пап. — То есть... — доходит до Томаса. — Вы сироты. — Наверное, — пожимает плечами Питер. — Хочешь краба? — Нет, спасибо. — А я хочу краба. Пойду поймаю. Если хочешь ещё пообщаться, ты позови. — Как Гилберт? — Да. А что, люди зовут иначе? — По имени зовут, чаще всего. Или как-то обобщают. Питер тихонько булькает, погружаясь в воду. У них так не принято. Имена для них — набор определённых звуков, который произносится с определённой частотой, что становится сложно сделать, когда имён много. Поэтому все сирены зовут нужных им сирен особым звуком, который, похоже, люди не могут воспроизвести. Жаль. Или нет. Всё же нет. Иначе бы люди могли приманивать ничего не подозревающих сирен и убивать их. А это плохо. — Тогда можешь позвать меня по имени, я постараюсь приплыть, — всё же решает Питер, на прощание помахав Тому рукой. Он видел, как люди так иногда делают. — А я за крабами. Томас кивает, немного улыбнувшись. Этот маленький сирена не вызывает у него того же ужаса, что и взрослый альфа. — Он один из моих любимчиков, — раздаётся за спиной, и Лондон подскакивает, едва не закричав. — Не спорит со мной и не пытается показать зубки взрослой сирены. Наслаждается детством, я бы сказал. — Да, Питер... И правда мил, — Том разворачивается на песке, наблюдая, как Гилберт усаживается на сложенный кольцами хвост, опуская крылья на песок. Острые крючья когтей пропускают мелкие песчинки, и англичанин вспоминает, что Гила ранили. Рана оказывается под основанием перепонки и уже заросла тонкой плёнкой, такой странно-розовой на общем белом фоне. — Что? — А ты... Альбинос? — Да. Редкость среди редкостей. — Почему? Сирены-альбиносы настолько редкие? — Нет. Я и альбинос, и альфа-сирена, единственный на самом деле, альфа самец. У нас альфами обычно являются самки и именно они ответственны за то, чтобы потомство могло вырасти. — А как становятся альфами? — Растут. Пересекая рубеж в сто лет у сирены появляется титул альфы. Не каждый самец доживает до этого возраста. Драки, охота, битвы с самками за возможность сделать новых сирен. У нас самки сильнее. — А ты... — А я просто ушёл от остальных сирен. Они мне надоели своей любовью к кровопролитиям и бессмысленным бойням. Я не люблю это. И рациональной охоте учу детей, которых смог найти. — Так ты хороший, — улыбается Том, на что Гилберт улыбается в ответ. Приступ лёгкой паники Томас стойко переносит, смотря прямо на сотни — как ему кажется — игл. Острые, хаотично-длинные и совершенно белые, похожие на зубы какой-нибудь мурены или удильщика. — Я всё ещё жру людей, не забывай. Это природная необходимость. — У людей такой необходимости нет, но ты сам видел, что меня чуть не убили вместе с тобой. — Хвалю за такую жертвенность, но я бы сам справился. Чуть медленнее, чем ты, но справился. А ты бы смог отправиться... Куда ты там хотел? В... Лондон? — Ты знаешь такой город? — То, что я сирена, не значит, что я не знаю ничего из мира людей. Всю информацию мы получаем поедая вас. Язык, повадки, навыки, знания географии и многое другое. — Это... пугает. — Спасибо, я стараюсь. Томас тихо фыркает на это подобие шутки и краснеет, когда Гилберт приближается к нему. — Так почему же маленький церковник был на военном корабле, м? — Я... Я сбежал. — Из Англии? — удивляется Гилберт. На месте Тома он бы жил припеваючи. Его ничего бы не удерживало, никакой факт наличия хвоста и крыльев, никакой необходимости в охоте. Человеческая жизнь... интересна в своей обычности. — Да. Меня пытались убить. — Ну, здесь тебя тоже попытались убить. Что же страшнее, нож в спину или зубы десятка голодных... — Гил фыркает, — сиренят? — Ты же сказал, что меня не будут здесь есть. — Я сказал, что пока что не буду тебя есть, — эта интонация вынуждает Томаса тяжело сглотнуть и упереть взгляд в песок. — Ну-ну, это время ещё не пришло. Я вполне себе сыт. Да и мои дети тоже. Опасности для тебя здесь пока что нет. Так что можешь остаться... На самом деле тебе придётся здесь остаться, до тех пор, пока рядом я не найду какой-нибудь мирный кораблик, которому смогу тебя отдать и который отвезёт тебя куда-нибудь к людям. Так что добро пожаловать! — С-спасибо? — Всегда пожалуйста. Тебе здесь на самом деле понравится. Я докажу. Спорим? — На что? — Ну... Я пару раз видел, как люди на корабле делали что-то странное. Если я выиграю и тебе понравится остров и мы, то я сделаю с тобой то же самое. А если нет, то... Ну... Например, я могу отдать тебе два сундука с золотом, которые есть тут недалеко под водой. — Хорошо. Спорим. Гилберт хитро улыбается, а затем довольно смеётся, заставляя Тома покраснеть. Принёсший краба для Томаса Питер не понимает, почему самому англичанину не нравится вкусное лакомство в волосах.