Adventures in Blind Dating

— Я знаю, что это немного разные вещи, и это может занять некоторое время для переваривания… или ты, возможно, просто считаешь, что это все — херня, и это, честно говоря, тоже нормально, — Чимин делает паузу и переводит дыхание.       Они оба поднимают головы, думая, что услышали какое-то движение из спален наверху. Но на мониторе ничего не было. Юнги выглядывает из окна кабинета и видит, что это дерево, склонившееся к стене дома.       Как только тревога Чимина спадает, он продолжает лепетать: — И я хочу еще раз предварить это, сказав, что я преподаю в международной школе, но что ты думаешь? Первое впечатление? — он выключает видео и выжидающе смотрит на Юнги.       Юнги, как правило, предпочитает сначала успокоиться, прежде чем ответить. Поэтому он собирается с мыслями, на мгновение отстранившись от мира. И Чимин видит это и не торопит его, судя по мягкости его медовых глаз. Юнги ценит это, потому что они безостановочно проходили в середине утра то, что Чимин назвал «ускоренным курсом обучения родителей».       Где-то между появлением друзей Юнги без предупреждения, подписанием их своеобразного договора с базовыми соглашениями и пунктами (Чимин также оставил там отпечатки пальцев Юнги, свои и двух малышей, использовав для этого пальчиковые краски, и у Юнги даже истерики не случилось) и убаюкиванием детишек в середине утра, Чимину каким-то образом удалось найти мольберт и блокнот Юнги, но помимо этого к комплекту добавились маркеры и длинная указка. Либо Намджун спрятал их в кабинете, когда Юнги этого не видел, либо, скорее всего, он начинает подозревать, что учитель принес свои собственные принадлежности. Он начал их ускоренный курс, маршируя взад и вперед, как генерал, бросая термины и списки в Юнги. Юнги изо всех сил старался внимательно слушать и делать заметки своим колючим почерком.       Мы всего лишь пройдем основу, хён — отметил Чимин. Теперь, когда они закончили смотреть видео с субтитрами и, если быть честным, впитав в себя всю остальную информацию помимо этого, он не уверен, что что-то смыслит. Этого слишком много. Чимин сказал, что так и будет, но теперь он признается в этом и самому себе. — Кажется, я понимаю, почему ты показал мне это видео. И я был человеком, который думал, что должен наплевать на себя ради других. Но мои родители не придурки… — его брови тут же нахмурились. Он не уверен, куда хочет пойти с этим, поэтому замолкает.       Чимин мягко улыбается. — Хён, дело не в этом. Она указывает на некоторые способы, которыми родители могут повлиять на то, какими вырастут их дети. Я знаю, что это может немного отличаться от того, к чему ты мог бы привыкнуть, но я хотел, чтобы ты рассматривал это просто как способ осознать влияние в сравнении с намерением. Очевидно, мы понятия не имеем, как долго дети останутся у нас, и мы понятия не имеем, что они могут или не могут получить от нас. Они очень уязвимы, и мы берём на себя ответственность за них, поэтому подотчетность так важна.       Верно. Они всё утро прозанимались тем, чтобы попытаться ориентироваться в этом, плюс этот ускоренный курс. Юнги действительно благодарен за то, что у него есть кто-то, кто кажется таким же информированным, как Чимин. Каковы шансы на то, что все это произойдет, и человек, присоединившийся к нему в этом путешествии, окажется неким Пак Чимином, учителем с выдающимися знаниями? — У нас с тобой сейчас не так много времени, чтобы получить семейную консультацию или посещать занятия по воспитанию детей. Но давай полагаться друг на друга и делать все возможное, чтобы помнить, что чем больше мы уделяем осознанию наших собственных проблем, тем больше у нас будет больше возможности уделять внимание этим детям. Я не просто имею в виду убедиться, что они физически в безопасности и здоровы, хён. Кто-то или, может, даже несколько человек, вероятно, взяли на себя смелость попытаться воспользоваться этими детьми способами, которые я не уверен, что готов назвать, если честно. Я думаю, что в наших интересах быть бдительными. Не идеальными, но хоть что-то.       Когда Чимин находится в такой ситуации, его слова выглядят как смелые цвета, смелые заявления, смелая пунктуация. Это должно быть на неопределенный срок встроено где-то в вас. Это похоже на один из тех перманентных маркеров, которыми он что-то записывает. — Да, я понимаю тебя и согласен, — добавляет Юнги, кивая. — И я думаю, что это хороший переход к следующей части нашего плана? — Чимин составил план действий. У него хорошо это получается. — Да, именно так. Я бы сказал, что для ускоренного курса ты хорошо справился, хён. У нас есть чётко сформулированный план действий в чрезвычайных ситуациях или, по крайней мере, его начало, и следующий пункт в списке — мне нужно позвонить своему хёну, тебе нужно… Хён, как я должен прочитать эту лабуду? — спрашивает Чимин, морщась. — Что тут вообще написано? — а затем он наклоняется к Юнги для того, чтобы он пояснил ему свои записи — по крайней мере, Чимин должен разобрать непонятный почерк Мина. — Здесь говорится, что мне нужно убедиться, что к нам приедут работники, установят камеры в моей квартире и здесь. О! Кстати, машина была подробно описана и припаркована у моего дома. Не хотел рисковать. Я буду одалживать у Хосока транспорт в те дни, когда мне нужно будет куда-нибудь выйти, — он проверяет свой телефон, когда тот жужжит с уведомлением, — ага! Джун-а пошёл покупать телефон с одноразовой симкой, чтобы мы могли анонимно позвонить в полицию и посмотреть, что произойдет. В какой-то момент он захочет поговорить с нами обоими, ты уверен, что не против этого? — спрашивает Юнги, стараясь не грызть ногти.       Чимин кивает.       Затем делает паузу.       Кивает во второй раз, а затем вздыхает.       Затем он качает головой. — Верно. Откровенно говоря, я до сих пор не знаю, что я чувствую по поводу всего этого, поэтому я не буду говорить, что я не готов, но я также не буду притворяться, что это не такой уж и большой груз для меня. В то же время это было напряженное утро, и я действительно только что узнал, что двое моих бывших — твои лучшие друзья и встречаются друг с другом. — Да, всякий раз, когда это произносится вслух, у меня кружится голова. Но я никуда не уйду, хорошо? Я подчистил своё расписание, чтобы сосредоточиться на разборе основ. — говорит Юнги, и Чимин мягко улыбается ему.       Затем он ахает и отскакивает назад, к столу, Юнги. — Ой! Юнги! Верно. Мы должны пересмотреть наши графики! Итак, я нашёл время занести своё рабочее расписание сюда, в этот календарь. Тебе нужно сделать точно так же, чтобы это было на видном месте. Что насчет тебя? Я помечу это другим цветом, на случай, если будут какие-то совпадения, чтобы мы могли определиться, кто будет няньчиться с детишками…       Пак Чимин из тех, кто говорит уверенно, словно перманентный маркер, оставляет следы на бумаге — намертво (отчего и уверенно) и составляет аккуратно написанные расписания с цветными пометками, выделителями и наклейками. На чистом листе Юнги есть настоящие наклейки, черно-белый календарь. Мин Юнги из тех, кто восхищается упомянутыми расписаниями, хотел бы, чтобы у него хватило креативности и детализации, чтобы посвятить себя созданию чего-то подобного, будучи забывшимся и погруженным в затишье собственной рутины.       И все же это затишье снова прервано одним громким присутствием — Пак Чимином. Это был еще один вопрос, которого он так боялся. У Юнги пересыхает в горле. Он знал, что этого момента не избежать. Как это могло быть иначе? Он прочищает горло, что останавливает Чимина на полуслове.       Он робко добавляет: — В этом нет необходимости. Я имею в виду няньку. Я буду рядом в течение дня. Я имею в виду, что я могу быть рядом в течение дня, — под конец его голос стал немного громче.       Он старается не смотреть себе под ноги. Дело не в том, что Юнги стесняется того, к чему, по его мнению, это приведет.       Ну, может, немного стесняется.       Ладно, сейчас он очень стесняется. Настолько, что его ладони становятся липкими и ему становится жарко.       Чимин что-то бормочет себе под нос, но затем становится немного громче, когда говорит: — Ты не чеболь, ты не какой-то главарь банды… что я упускаю, Мин Юнги? О! О, погоди-погоди! Ты сахарная детка? — а потом его глаза так широко распахиваются от удивления и чего-то еще, что Юнги не уверен, что ему нравится наблюдать за этим.       На самом деле, естественно, он боковым зрением видит Чимина, который хихикает и прикрывает рот, а затем поднимает руки в знак капитуляции. — Я уже говорил тебе, что пишу, Пак Чимин. Вот и все. Ничего особенного. Я пишу. — Значит, ты как Шин Кёнсук? — спрашивает Чимин, чтобы получить разъяснения после того, как отрезвел от приступа хихиканья.       Но уши Юнги определенно уже покраснели, и он готов включить кондиционер. Он качает головой. — Ты знаешь Шин Кёнсук? — спрашивает он, и Чимин выглядит озадаченным.       Он выражает своё смятение дальше довольно возмущенно. — Прости! Просто потому, что ты страус, это не значит, что я прячу голову в песок вместе с тобой, хён. «Пожалуйста, найдите маму» (Eomma-reul butakhae) — довольно умная и подходящая ссылка на нашу ситуацию, если я сам так говорю.       Он задирает нос и скрещивает руки на груди, но так же быстро бросает взгляд на Юнги: — Так кем ты работаешь, Шин Кёнсук?       Юнги вздыхает, опустив плечи. — Ну не совсем… За границей у меня большая аудитория, но не такая… т-ты, наверное, не знаешь моего… — Мин Юнги, — со вздохом прерывает того Чимин, будто в его голове загорелась лампочка озарения, затем он снова начинает хихикать над своей собственной шуткой. Юнги хотел бы узнать причину веселья парня. Юнги обнаруживает, что он всегда находится в состоянии постоянной растерянности из-за Пак Чимина, его внутренних шуток и дразнящих колкостей, и это выводит его из себя.       Но также, за те часы, что он узнал этого Пак Чимина, он задается вопросом: было бы более чем нормально, если бы он держал это при себе. — Я понял! — он слышит, как Чимин пищит, подпрыгивая на носочках. — Ты автор фанфиков!       Да, мог бы оставить это при себе. Как, черт возьми, вообще всё дошло до этого? С другой стороны, Юнги не уверен, где проходит грань между чеболем, сахарной деткой и этим. Чимин, согнувшись, смеется и отпускает шуточки, задаваясь вопросом, как это вообще возможно, когда Юнги еще предстоит уловить его удивительные рекомендации. Юнги просто вздыхает, наблюдая за ужимками младшего, когда он моргает. Он не просил об этом неуважении. — Какой фэндом?! — с визгом спросил (переспросил или даже потребовал) Чимин. Теперь он подпрыгивает вверх-вниз, как ребёнок, которому нужно в туалет. И Юнги стонет. Ну а что еще он собирается делать в этой ситуации? — Я не автор фанфиков, — Юнги может это сделать. Может просто всё объяснить. Он писатель, умеет обращаться со словами. Он может входить и выходить быстро, легко, безболезненно. — Я пишу музыку, композиции и тому подобное. Подобное покупают повсюду, в основном за границей, например, в США, а иногда переводят и продают. Отсюда и пианино в гостиной, не так ли? — Ой… Я подумал, что это просто какое-то модное украшение для богатых людей. Хен, это скучно. Зачем ты вообще тогда разыгрывал все это смущение? Всё напрасно… Мне гораздо больше понравилась идея о том, что ты будешь автором фанфиков… — у него хватает наглости дуться.       Ну и дела, спасибо.       Плечи Чимина опускаются от его собственного разочарования, но затем он снова оживляется: — Если только?.. — он приподнимает брови. — Сопляк! Как ты можешь приходить в мой дом и так неуважительно относиться ко мне? Еще и сутки не прошли! — шипит Юнги. Чимин хихикает ещё сильнее, и это сводит на нет все попытки Юнги сохранить свою решимость. — Я пишу некоторые концепции для популярных западных телешоу, а также сочиняю музыку, — фыркая, произносит тот. — Ну, ты сделал вид, что это была такая большая секретная сделка, хён. Я почти подумал, что ты секретный агент или что-то в этом роде. И я, очевидно, не имею в виду, что ты скучный. Я просто имею в виду, что скрытность была чертовски антиклиматичной. Хотя это довольно круто. Тебе не нужно было это скрывать. — он пожимает плечами и что-то записывает в их новом расписании.       Юнги тоже пожимает плечами и вздыхает. — Это не самый традиционный или понятный карьерный путь, поэтому я просто говорю людям, что пишу. Что не является неправдой. — Хен, ты, наверное, написал сценарии для некоторых из моих любимых западных шоу, которые мне нравятся, даже когда ты понятия не имеешь, о чем, черт возьми, я говорю… это такая пустая трата времени, но я отвлекся. Тот факт, что ты это делаешь, делает тебя исключительно крутым, признай это, — он добавляет кивок для пущей убедительности.       Красный. Юнги познает жизнь в красных оттенках только тогда, когда он рядом с Пак Чимином. Пак Чимин знает жизнь в ярких неоновых тонах. Но Юнги? Очевидно, его единственный цвет — красный, или, может быть, оттенки розового тоже. Он пытается не замыкаться в себе, но действительно ничего не может с собой поделать. Не тогда, когда Чимин просто так небрежно рассыпается в комплиментах.       Он наблюдает, как Чимин размышляет над расписанием. — Хорошо, похоже, что ты, скорее всего, будешь дежурить днем в течение недели. Я записал несколько типичных вещей, которые, по моему мнению, им могут понадобиться или что они захотят сделать в течение дня. И на случай, если вы будете познавать мир, я тоже поделюсь кое-чем из этого. Так что, начиная с завтрашнего дня, вам придется по-настоящему заняться их стимулированием. Я собираюсь кое-что записать, больше для тебя, чем для них. О! Может быть, тогда ты сможешь научить Тэхён-ни какой-нибудь музыке! Он еще немного молод, но, похоже, у него уже есть музыкальные наклонности! И ты, кажется, любишь готовить, может быть, ты сможешь пригласить его присоединиться к тебе!       Юнги делает долгую паузу. Он действительно не задумывался об этом, не говоря уже о таких вещах. Что делает трехлетний ребенок весь день? — Мне действительно нравится эта идея. Если бы у него была такая возможность. И это может даже дать мне время, чтобы осмыслить некоторые вещи. — Не волнуйся, хён. Мы купили много игр, игрушек и книг. Теперь, когда у меня есть твоя почта, я отправлю тебе кучу ресурсов о том, чем их занять, сделать счастливыми и стимулированными. Ты также можешь написать мне в случае экстренных ситуаций. Ты… — Чимин замолкает.       Нет, это больше похоже на неуверенность.       На этот раз Пак Чимин не может найти слов. И Юнги наблюдает, как младший морщится, пытаясь собраться с мыслями, чтобы подобрать правильные слова для того, чем он пытается поделиться. Это выражение менее громкое, более приглушенное. На этот раз Мин Юнги не уверен, что ему это нравится.       Чимин медленно моргает, делая глубокий и размеренный вдох. Он сглатывает и тоже прочищает горло, проводя рукой по волосам.       Чтобы это ни было, Юнги хочет помешать ему, но Чимин продолжает, прежде чем он успевает вмешаться. — Т-твои… друзья хорошо ладят с детьми? Может быть… может быть, они смогут тебе помочь, если ты сочтешь это уместным? — предлагает парень, но Юнги может сказать, что Чимин выглядит так, будто опилок в рот набрал.       Юнги пожимает плечами. — Что-то подсказывает мне, что мне понадобится детская перегородка для Джун-и раньше, чем для Тэхен-ни или Чонгук-и. Но это часть того, почему я позвонил и сказал им. Я думаю, что я бы позвонил им и попросил о помощи на пару часов, если мне действительно нужно что-то сделать. Тем более, что я еще не совсем уверен, как у нас обстоят дела со всем этим… — Не волнуйся, хен. Это не… дело в детях. Я не позволю тому, что меня беспокоит или нет, влиять на то, что происходит с детьми.       Кивнув, Юнги проводит рукой по собственным волосам. Он действительно надеется, что его друзья поступили по-взрослому и поговорили, но, судя по тому, как они ушли раньше, кто знает. Они договорились, что вернутся позже в тот же день после того, как помогут Юнги разобраться с логистикой. Он просто рад, что сегодня воскресенье, а не рабочий день, потому что это все намного усложнило бы. — Ты, кажется, схватываешь все на лету, так что мы многое сделаем сегодня вместе, если у тебя будет время? И, надеюсь, что ты усвоишь основы. Мой хён тот, кому мне нужно позвонить, я думаю, он тоже был бы рад прийти и помочь, если ты не против. — это звучит как предложение и невысказанный абсолют. Перманентность голоса вернулась к Чимину. — Ну, если ты ему доверяешь, то чем больше, тем веселее? — затем Юнги пожимает плечами.       Не совсем уверенный, что думать или чувствовать, он дал себе достаточно времени, чтобы решить, что действительно хочет посвятить себя тому, чтобы помогать детям. Так что он готов. Он смотрит на это как на приключение. Они с Чимином решают дополнительные вопросы материально-технического обеспечения на завтра, и Чимин предлагает им идти вместе изо дня в день, час за часом, если потребуется. Они отмечают, что обязательно обсудят это с Тэхёном, чтобы мальчика не смущало отсутствие Чимина.       Юнги также предполагает, что, возможно, в какие-то дни он сможет взять детей с собой, чтобы забрать Чимина из школы. Чимин соглашается оплачивать время принятия ванны и отхода ко сну в течение недели, а Юнги оплачивает ужин. Они будут меняться по выходным. То есть Чимин попросит своего хёна принести им еду или заказать еду на вынос. Все это может быть изменено в зависимости от предстоящих событий, поэтому они освобождают для этого место. Хен Чимина, по-видимому, потрясающий шеф-повар, и его главная цель — мило уговорить мужчину принести им всё на халяву.       Странно, отмечает Юнги, что они, кажется, так хорошо работают вместе. По крайней мере, когда у них есть эта общая цель. Чимину нравится вести свои записи на бумаге, с цветами и стрелками, закорючками и бликами, пометками и наклейками. Кабинет Юнги теперь выглядит как Нью-йоркский Таймс-сквер по сравнению с тем, как он выглядел раньше. Это очень по-Чиминовски. Проверив время, они решают собраться снова после завершения остальной части списка поручений. — Хорошо, Мун Сухо, давай продолжим наши дела, — подсказывает Чимин, вывешивая их новое расписание на стене офиса.       Юнги моргает. Он не может вспомнить ни одного автора с таким именем. Он знает, как его лицо искажается в замешательстве, и снова видит, как Чимин смотрит ему прямо в глаза. И снова его плечи опускаются. Юнги решил перевести это как «Пак Чимин снова дразнит тебя в стиле поп-музыки, о которой ты ничего не знаешь».       Он подтвердил это, когда Чимин сказал: — Айщ. Я наверняка думал, если это корейский… даже не этот? Ли Мёнсо? — он выжидающе смотрит на Юнги. — Они более современные писатели или что-то в этом роде? — спрашивает Юнги в замешательстве.       Это явно был неправильный вопрос. До Юнги доходит, что в этот момент ему действительно следует просто помолчать. Но то, как каштановые глаза учителя останавливаются на нем, когда он побуждает Юнги присоединиться, похоже на какой-то гипноз, который заставляет его открыть рот и сказать неправильный ответ. Он ничего не может с этим поделать!       Чимин пораженно вздыхает, качая головой. А на самом деле что? На данный момент это может быть их делом наряду с полной прозрачностью. Только за счет Юнги он не хочет, чтобы это было чем-то особенным. Он хочет знать все способы понять Чимина, чтобы его голова не болела так сильно. — На данный момент я делаю это с собой. Полагаю, это слишком идеально для правды, — он снова пожимает плечами, выйдя абсолютно сухим из воды, будто забот в этом мире нет, а затем лениво вздыхает во второй раз. — Сюжет все равно получился странным. Пойдем, хён, у нас есть дела.

*.*

      Юнги с вызовом поднимает бровь. Он внимательно следит за Намджуном и за всеми глупостями, которые могут слететь с его губ. Ему не поможет то, что его партнер не пришел вместе с ним. — Ладно, я перейду к делу. Прежде чем мы начнем, я должен извиниться перед Чимин-ши. И я буду говорить только от своего имени… — начинает Намджун, и это, по общему признанию, сбивает Юнги с толку.       С другой стороны, он знает своего друга очень давно, и этот человек не может долго поддерживать конфликт. Это заставляет его нервничать, а когда Намджун нервничает, все ломается. Что ж, даже когда его нет, все тоже может сломаться. Но с нервным конфликтным Намджуном все ломается, как попытка получить правильную консистенцию для заварного теста. То, чего, по опыту, он хотел бы избежать.       Юнги и Намджун начали свою дружбу довольно неохотно. У них было несколько совместных базовых занятий, иногда их назначали в пару для выполнения проектов. Поначалу они часто спорили, казалось бы, из-за мелочей. У Намджуна был очень устоявшийся способ делать вещи, которые не всегда согласовывались с Юнги. В конце концов, у них появились некоторые общие черты, и они стали уважать друг друга благодаря взаимной страсти. Юнги достаточно знает Намджуна, чтобы понять, что это с той самой страстью, он не должен удивляться этому, и все же, это все еще захватывает его.       Хотя Чимин выглядит смущенным. Он смотрит, кажется, сквозь ребенка (забавляется, хватаясь за ноги, пытаясь перекатиться по полу гостиной) в какую-то точку на маленьком кусочке коврика, которого нет под кофейным столиком. На этот раз Чимин знал, что Намджун вернётся, поэтому он не удивился, когда спустился вниз с ребенком и увидел, что тот ждет Юнги на диване. Юнги дежурит у монитора. Чимин упомянул, что либо последние несколько дней наконец-то догнали Тэхёна, либо он просто долго дремлет. Он также упомянул, что внимательно наблюдал за ребенком, потому что это могло повлиять на время отхода ко сну. Юнги думает обо всех логах, приложениях и ресурсах, которые показывал ему Чимин, когда слышит, как он прочищает горло, прерывая Намджуна. — Т-ты действительно не должен этого делать! — настаивает Чимин, будучи неспокойным, нервным и искрящимся. И это не искрящийся неон. Это больше похоже на розетку, которая готова загореться. — Я… пожалуйста? Я просто… Я имею в виду, что это не… — Намджун фыркает, путаясь в словах.       В этот момент Чимин поднимает взгляд и смотрит на Юнги. Юнги отворачивается, чтобы не смотреть на Намджуна, затем оглядывается назад. Чонгук решил встать, постучав по кофейному столику посреди комнаты, и отметить для себя: Юнги так рад, что у Чимина есть вещи, чтобы ребенок не поранился о края, теперь, когда он смотрит, как он держится. Он снова обращает свое внимание на Чимина, надеясь или думая, что учитель пытается общаться с ним в тишине.       Все хорошо? он надеется, что его глаза передают все испытанные эмоции и предубеждения, что еще больше выражается в том, как он наклоняет голову. Похоже, что Чимин не уверен.       Этот момент прерывается тихим вздохом. Чимин протягивает руки к ребенку для подстраховки, который теперь решил встать самостоятельно и хлопать в ладоши. Он взволнованно, но мягко (возможно, чтобы не напугать ребенка) хлопает в ладоши и выражает волнение на лице. Он также призывает остальных присоединиться. Они тоже так делают, и это, кажется, возбуждает ребенка настолько, что он пищит, хлопает в ладоши и приземляется прямо на попу.       Они смеются над растерянным взглядом годовалого ребенка после того, как его тело с глухим стуком падает обратно. Затем расплывается в широчайшей улыбке и снова хлопает в ладоши, ожидая, что остальные присоединятся к нему. Они все вместе воркуют над ним и хвалят похлопыванием в ладони. Это и так предельно ясно. Ты не можешь сказать «нет» Чон Чонгуку. — Он очень милый ребенок, — прибавляет Намджун.       Опять же, то чувство, которое испытывает Юнги, когда ему хочется ударить по чему-нибудь мягкому, возникает, когда он всем сердцем соглашается с оценкой своего друга. Наверное, ему стоит провериться. Они наблюдают, как Чонгук решает, чем заняться дальше. Чимин прямо там, чтобы направлять его на всякий случай. Он решил снова взобраться на кофейный столик и обойти его, все еще держась, конечно. — Я думаю, что он либо уже предпринимал шаги раньше, либо скоро предпримет свои первые шаги! Я надеюсь, что увижу это… — предлагает Чимин, вероятно, больше для себя. Тот же самый приглушенный взгляд возвращается между нахмуренными бровями Чимина. Тот, в ком Юнги не совсем уверен, что он фанат. — Я-я сниму это и отправлю тебе, если тебя здесь не будет! — напоминает он, пытаясь быть непринужденным, но Намджун резко поворачивается к Юнги.       Юнги не поворачивается в сторону своего друга. Пытается считать в обратном порядке, чтобы уменьшить жизнь в красных оттенках. Но Намджун ничего ему не говорит. Вместо этого он прочищает горло, адресуя свои слова Чимину, что широко распахивает глаза и удивленно смотрит на Юнги.       Этого достаточно, чтобы отвлечь Намджуна и воспользоваться своей возможностью. — Чимин-ши, я не хочу ставить тебя в неловкое положение. Я просто хочу признать, что я был действительно глупым, чрезмерно усердным ребенком, когда мы встречались, и теперь я полностью понимаю и уважаю тот выбор, который ты сделал. Тогда я вообще не прислушивался к твоим желаниям и не уважал их. Я знаю, что моя реакция не указывала на это раньше, и за это я тоже приношу свои извинения. Конечно, я знаю, что это может кое-что прояснить для тебя, и я могу только представить, как ты относишься к друзьям хена… ну, в любом случае, я надеюсь, что, поскольку это было давно в прошлом, мы ведь сможем заполнить эту пустоту новыми впечатлениями?       Он делает паузу, возможно, чтобы оценить реакцию Чимина. Юнги думает, что сейчас Чимин немного похож на тигра в клетке. Он наблюдает, как взгляд Чимина слегка сужается, пока он обходит кофейный столик, следуя за Чонгуком. Он делает паузу достаточно долгую, чтобы вздохнуть и запустить руки в волосы. Что-то в том, как он опускается и возвращается к заботе о ребенке, дает Юнги понять, что Чимин смирился с тем, что будет слушать. Похоже, это тоже дает понять Намджуну, который больше наклоняется вперед на диване. — Это очень любезно и заботливо с твоей стороны. Я принимаю твои извинения. И я хотел бы, чтобы мое присутствие здесь, особенно для этих детей, было как можно менее драматичным… — он делает паузу, и Юнги каким-то образом может сказать, что это еще не все. — Учти, — говорит Чимин, завершая свое предложение.       Намджун кивает, в то время как Юнги переводит взгляд с одного на другого. Кажется, что между ними все еще хранится множество непониманий. Здесь душно и воняет, облака похожи на загрязнение окружающей среды. Юнги до сих пор не замечал легкости и воздушности атмосферы. Он решает рискнуть. — Джун-а, с самого начала всего, мы с Чимином заключили своего рода договор, в котором мы открыты и честны друг с другом, — начинает он. Он может сказать, что это привлекает внимание Чимина. — Так что я буду считать своей обязанностью заявить, что Сок-ки здесь нет. Есть ли что-то, что нужно сказать, что касается того, что происходит прямо сейчас?       Чимин сажает ребенка к себе на колени и позволяет ему хлопать себя по рукам обеими своими пухлыми лапками. Он пристально смотрит на Юнги, но молчит. Намджун ерзает на своем сиденье, явно проявляя некоторые признаки беспокойства. — Ну, я имею в виду, поскольку ты не ходишь вокруг да около… и на самом деле не говоришь за него или о вещах, которые не имеют отношения к тому, что мы делаем, он попросил немного времени, чтобы обдумать некоторые вещи и… э-э-э… мы дадим вам знать, когда он будет готов? — Юнги хочет знать, почему это прозвучало скорее как вопрос.       Он поворачивается, демонстрируя свое собственное лицо. Намджун едва заметно качает головой. Не сейчас, но всё супер — вот, что он видит в его глазах. Однако он не выглядит убедительно. И Юнги тоже не уверен, что его это убедило, но, возможно, есть обещание наверстать упущенное позже. Он просто надеется, что Чимин не взваливает весь этот груз на себя.       Каким-то магическим образом или что-то в этом роде они слышат шарканье ног, доносящееся сначала от лестницы, а затем уже по приближению в гостиную. Тэхён с очень надутым лицом, сонный, с подушкой, медленно входит в комнату. Ребенок взвизгивает на коленях у Чимина, завидев ребенка, а затем взволнованно кричит: — Тэ! — или что-то близкое к этому. Чимин что-то бормочет ему, на что малыш в замешательстве поворачивает голову.

*.*

— Хорошо, позволь мне убедиться, что я все верно расписал… — Намджун поправляет очки, читая свои записи.       После того, как Тэхен перекусил, Чимин смог разбудить сонного малыша, придумав одну игру, что помогло бы ему вспомнить подробности того, как дети нашли столик Юнги. Пока Юнги готовил обед для всех, они с Чимином также по очереди восполняли пробелы в памяти. Основываясь на острых и восторженных воспоминаниях Тэхена, они определили, что всего с детьми было четверо мужчин, а это значит, что есть вероятность, что Юнги могли видеть, как он фотографировал номера фургона. Он стонет из-за этого, но Намджун уверяет его, что они находятся в процессе проверки указанных номеров. Намджун также загружает VPN-сервис, после чего Чимин звонит в полицию, чтобы сообщить о фургоне и детях. Они надеются, что, хотя сейчас ранний полдень, у них есть немного свободного времени, и они смогут застать этих людей врасплох. Есть еще много переменных. Много дыр, как это видит Юнги. Но, по крайней мере, они что-то делают. Как только обед подан всем, они еще раз обсуждают детали с Намджуном. — Ну, основываясь на всём, что у нас есть, позвольте мне просто изложить вам обоим некоторые вещи, основываясь на законе. Я собираюсь сделать несколько звонков кое-кому из коллег, но я не думаю, что вам нужно беспокоиться о похищении с вашей стороны или о чем-то подобном. На самом деле, я бы даже рискнул и сказал, что вас могут похлопать по спине за то, что вы, так сказать, спасли детей. Честно говоря, печальная реальность такова, что все системы детского дома, усыновления и приемной семьи — дерьмовые. Родословные и все такое, понимаешь? Вполне вероятно, что этих детей собирались отправить для торговли людьми, возможно, на международном уровне, потому что здесь люди не заботятся о чужих детях, так что это легко. Мне не нужно вдаваться в подробности, я думаю, мы все это понимаем. В системе слишком много детей, поэтому подобные вещи легко упускаются из виду, и меня не удивит, если в этих местах действительно работают люди, которым нужно или которые хотят заработать дополнительную сумму, глядя в другую сторону, — заключает Намджун.       Это заставляет Чимина ощетиниться. Юнги тоже не горит желанием слушать все это. Он позволяет Чонгуку жевать свой палец и не может представить, как кто-то может посмотреть на этих драгоценных детей и сделать что-нибудь немыслимое. Он просто надеется, что они смогли вовремя спасти других детей.       Намджун, кажется, читает его мысли, когда добавляет: — А теперь самое трудное — это проглотить. Из-за того, как все устроено, и, вероятно, здесь замешана полиция, тот телефонный звонок, который мы сделали, более спорен, чем что-либо еще. Я имею в виду, что мы мешаем им торговать этими детьми только для того, чтобы вернуть их в систему, которая о них не заботится, и рискуем, что они снова станут жертвами торговли людьми?       Это совсем не та новость, которую Юнги хочет услышать.       Судя по тому, как Чимин, кажется, непреклонно сосредотачивается на том искусстве, которое он делает с Тэхёном, он присоединяется к ним. — Это, как говорится, хён, я думаю, что твоя проницательность действительно может окупиться. У меня есть несколько друзей (у Намджуна есть друзья и коллеги повсюду) в системе, которые проделывают огромную работу, чтобы обеспечить надлежащее и бережное размещение таких детей сначала внутри страны, а затем за рубежом в квалифицированных домах. Я собираюсь провести несколько расследований и посмотреть, услышат ли они что-нибудь об анонимном сообщении, посмотрим, сможем ли мы разместить этих детей в их учреждениях. Я ничего не могу гарантировать, но это только начало. Кроме того, у нас есть ваши фотографии, чтобы сузить круг опознанных некоторых из этих людей. Я почти уверен, что парни, с которыми вы оба столкнулись, являются мелкими участниками более крупной операции. Так что мы действительно должны быть осторожны. Машина припаркована там, где ты обычно ее держишь, и я установил мину-ловушку, как ты просил, хён.       Это заставляет Юнги с облегчением кивнуть.       Чимин склоняет голову набок, снова сосредоточившись на разговоре. — Мина-ловушка? — Я… э-э, ну… я почистил панельку и перекодировал, но я установил несколько ловушек старого стиля на случай, если кто-нибудь когда-нибудь получит код и попытается войти. — делится Юнги, прочищая горло.       Судя по тому, как Чимин смотрит на него, он не собирается это так оставлять. И Юнги доказал свою правоту. — Ты здесь делаешь вещи, как будто ты в сериале Артура Конан Дойла, но все же я не должен был предполагать, когда дело доходит до твоей профессии? — дерзит он. Юнги знал, что это произойдет. Если бы он был азартным игроком, он был бы сейчас богатым человеком, потому что поставил бы деньги на то, что это произойдет.       Это самый яркий цвет, который Юнги видел в Чимине (если не считать игр с детьми) с тех пор, как Намджун был здесь. Настолько, что он даже рискует вовлечь в это дело Намджуна. — Если я собираюсь жить с ним, я думаю, что заслуживаю всех прав на проверку биографии. И лучше бы это было тщательно, потому что мне нужно будет знать, есть ли какой-нибудь секретный отсек в этом доме и стоит ли искать мне искать Бэтмена? — Я не виноват, что у тебя самое активное воображение в мире, которое приводит тебя к таким диковинным выводам… — Слушай, да ты ходишь вокруг да около, говоришь мне какую-то ерунду безосновательную, называешься отшельником, и все еще говоришь: «Я просто писатель, Чимин-а!» И ты думаешь, что я скажу тебе недалекое «а-а»? Это так не работает, чего ты все время прикрываешься? — Я даже не говорю так. — Я даже не говорю так! — Отличный пример для детей, Чимин-и, правда. — Ч-чимин-и? — О, я… мне ж-жаль… — Нет, нет, это очень мило. М-мило, хён…       Юнги как в награду получает сказочное хихиканье, но выплывает из забытья, как только вспоминает, что помимо детей рядом с ними есть кое-кто ещё. Запись с нуля и все такое. Намджун прочищает горло, переводя взгляд с Чимина на Юнги и обратно. Намек на ухмылку расползается по его лицу. — В-верно. Хорошо. Ну, мне пора. Похоже, у вас есть, о чем поболтать. Ух, хён, если я понадоблюсь тебе завтра, звони… — он встает, едва не спотыкаясь о собственные ноги, и направляется в прихожую за обувью. — О-о-о! Наму-хён уже уходит? Но я нарисовал тебе картинку! — начинает капризничать Тэхён, и это так выразительно у него получается.       На памяти Юнги было множество моментов, когда большой, страшный Намджун пугал многих детей. Но как только он позволил Тэхёну ткнуть его в ямочки, и они сблизились в своей «игре», и как только он продолжал осыпать быстрое мышление мальчика всеми похвалами, они мгновенно стали лучшими друзьями. Юнги на самом деле не удивлен, увидев, что Тэхён так реагирует. Что на самом деле его удивляет, так это то, что его шестифутовый друг-дурак превращается в огромный шар милоты. Выскользнув из ботинок, он подходит к кофейному столику, на котором лежал рисунок Тэхёна.       Долговязое тело Намджуна опускается рядом с малышом. Если бы у зефира была человеческая форма… — Это для меня, Тэ-тэ? — спрашивает он, и мальчик с энтузиазмом кивает. — И ты даже написал «Наму» здесь и «С любовью, Тэ» там. Ну, ты такой умный ребенок, а? — Тэхён снова вне себя от счастья из-за похвалы. — Чимми-хён показал мне! — И это я? — по правде говоря, на бумаге есть три зеленых каракули примерно одинакового размера. Тем не менее, Намджун спрашивает именно об этом, почти готовый разрыдаться.       Юнги как истинный лучший друг записывает это, потому что нет ничего лучше шантажа.       Тэхен снова с энтузиазмом кивает. — Ага, а это я, а это Куки! Мы все друзья! И я не нарисовал своих новых родителей, потому что я рисую еще один рисуночек! — объясняет мальчик. — Твои новые роди… ах, я понимаю. Что ж, Тэхён, мне нужно пойти проверить, как там мой… как там Хосок-хён. Помнишь, я рассказывал тебе о нем и о том, что он лучше всех обнимается? Я вернусь завтра, хорошо? Но сейчас, может ли хён взять это? Я хочу повесить рисунок в рамку и поставить в свой кабинет, чтобы все могли его видеть. Ты ведь не против?       Мальчик хлопает в ладоши. Ребенок присоединяется к хлопкам. Взрослые хихикают. Очевидно, оба ребенка одобряют это. Намджун берет свой новый рисунок, но не раньше, чем подозрительно отворачивается. Когда он оборачивается, его лицо краснеет еще больше, и он жестом подзывает Юнги. Они идут к главному входу, останавливаясь перед дверью. — Так что мы больше никогда не будем об этом говорить, — говорит Намджун странно надломанным голосом. Какой же он болван.       И, естественно, Юнги наслаждается этим моментом. — Слишком поздно, я уже заснял это на камеру.       Это заставляет Намджуна выпрямиться. Он не впечатлил Юнги. — Правильно… Чимин-ни… — насмешливо добавляет он.       Ах, так вот как обстоят дела. — Я отрицаю твои обвинения. Не на камеру, как сейчас, — затем он торжествующе машет телефоном. — Это… это хорошо для тебя, хён. Хосок был бы…       На что Юнги отвечает: — Вот только не выливай на меня своё сентиментальное дерьмо, Ким Намджун. Сосредоточься лучше на игре. Вы двое ведь в порядке? Или…       Намджун ощетинивается и понижает голос. — Мы не расстались. Мы оба слишком упрямы и созданы друг для друга, хён. Ты не беспокойся о нас. Я думаю, это просто разбередило какую-то старую рану, а ты знаешь, каким он иногда бывает. Не хочет, чтобы это было у всех на виду. С нами все будет в порядке. Он слишком склонен к соперничеству, чтобы оставаться в стороне, особенно во всем, что связано со встречей с этими детьми. Он в мгновение ока заставит Тэхен-ни сделать свой собственный портрет.       Юнги не знает, как к этому относиться. Его друзья иногда ссорились в начале их отношений. Но он никогда не видел ни одного из них таким. На самом деле, он обычно занят тем, что избегает их, чтобы не быть неловким третьим лишним. Обычно они отвратительны. — Ну, если тебе что-нибудь понадобится…       Намджун наблюдает за своим другом пару секунд. И Юнги задается вопросом, что это за мягкий, пушистый взгляд в его глазах. Он не уверен, что ему нравится эта сторона Намджуна, потому что никто не знает, к чему это может привести. — Хён, я действительно это имею в виду. Я горжусь тобой. Я знаю, что поначалу не был уверен или даже согласен, признаю. Я сделал неверное предположение. Иногда я чересчур опекаю тебя, потому что забочусь о тебе, но ты здесь делаешь великое дело. Я буду поддерживать тебя, когда смогу.       Они не сделают этого прямо сейчас. Юнги — тот ещё ворчун. Он старается держать эту информацию, как и большинство других сведений о себе, при себе. Нет. — Что я сказал, ты, неуважительное дерьмо? И нет, прежде чем ты спросишь, ты не перенесешь сюда свой офис.       Намджун усмехается, у него на щеках появляются ямочки. — График уже согласован, хён. Увидимся завтра. — Я поменяю пароль. Лучше не видеть здесь твою тупую морду.

*.*

      Тэхён спокойно воспринимает потерю своего нового «любимого» хёна, когда его встречает другой новый «любимый» хён в виде Ким Сокджина. Друг Чимина шагает вперёд, совершенно не похожий на шеф-повара первоклассного французского ресторана в Инчоне, а также на модель или звезду дорамы. На самом деле, если бы они не сказали Юнги, им, возможно, это сошло бы с рук как уловка, и он бы им поверил.       Ким Сокджин, мягко говоря, несправедливо привлекателен. С его широкими плечами, идеальным ростом, милыми губками бантиком, и удивительно уложенными волосами — вот в чем дело. И безумно добрый. В нем есть что принять. Может быть, даже слишком много. Но затем он взмахивает руками, быстро моргая, пока о чем-то оживленно говорит. Юнги теперь понимает неоновость жизни Чимина. Если Чимин живет в шуме, то Сокджин — взрыв. И эти двое вместе представляют собой взрывоопасный выразительный хаос. — Я знаю, что говорил тебе не откусывать ему голову, Чимин-а, но я также не собирался возвращаться домой с самыми милыми детьми, которых только и знает человечество, — игриво поругиваясь, он продолжает присматривать за Чонгуком, не упуская возможность поворковать над над ним. Малыш хихикает и продолжает пытаться схватить Сокджина за нос и губы. — Не будь таким драматичным, хен. Я уже рассказал тебе, что произошло. Кроме того, не забывай, что у нас есть своя работа, которую мы должны выполнять! Я просто согласился жить с незнакомцем и заботиться о двух детях, которых никто из нас не знает. — заключает Чимин. — И ты был прав, что позвонил мне, когда сделал это, сопляк. И этот ваш друг, который юрист. Я не знаю, во что ты вляпался на этот раз, но мне нужно встретиться с этим Мин Юнги-ши и убедиться, что ты не собираешься терроризировать его. — Хён! — проскулил Чимин.       Юнги подслушивает их разговорчики, когда спускается вниз с возбужденным Тэхёном, который напросился на покатушки на спине якобы из-за отказавших в работе ножек. В ту минуту, когда они поворачивают за угол и входят в гостиную, ноги Тэхёна волшебным образом снова работают, и тогда он сползает с Юнги и стремительно мчится к новому гостю. — Привет! Я Тэхён, друзья зовут меня Тэ-тэ, а это мои новые родители, Юни-хён и Чимми-хён, и ты держишь на руках моего малыша Куки, и как тебя зовут, а мы друзья? И мои ноги перестали работать, но потом хён-ни их починил! — как пулемёт проговаривает ребёнок. — Вот чудо, — саркастически невозмутимо произносит Юнги. Сокджин, который ворковал над Тэхёном, поворачивается, и тогда начинается череда самых странных вещей.       Он издает смешок, который Юнги даже не уверен, что может охарактеризовать. Это странный, нарастающий смех, от которого плечи дрожать начинают, а зубы обнажаться при широкой улыбке. Даже дети присоединяются к смеху после недолгого замешательства. — Смешной, — делится Сокджин, как только приходит в себя. — Это мне нравится, — и Сокджин начинает что-то нашептывать Чимину, пока Мин продолжает наблюдать за этим. Чимин забирает ребёнка у Сокджина, удобно поднимая ребенка перед своим лицом, чтобы Юнги не мог оценить его реакцию.       Сокджин наклоняется ближе к Тэхёну. — Привет, Тэ-тэ. Я твой дядя Джинни-хён! Ты самый милый маленький монстр, не так ли? — на что Тэхён игриво делает чудовищные движения и издает звуки.       Но потом малыш добавляет: — Дядя Джинни-хён, я не хочу быть монстром! Они страшные. Я хочу быть феей, как мой милый, милый Чимми-хен! — и снова Чимин удобно прикрывает своё лицо ребенком.       Сокджин фыркает и бормочет что-то себе под нос, подозрительно похожее на «более правдивые слова, малыш», прежде чем выпрямиться. Чимин не так тонко наносит удар своему хёну, который хитро уклоняется, сохраняя при этом зрительный контакт с мальчиком. — Ну, Тэхён-а, хён очень умный и мудрый, и знаешь что? Хен сказал, что ты можешь быть кем хочешь, да? — мальчик быстро кивает. Юнги беспокоится, что он может даже нанести себе удар ремнём. — На самом деле, если ты скажешь хёну, что хочешь быть феей, хен принесет тебе самый сладкий, самый красивый, самый красивый сказочный торт, все для тебя. Слышишь, как классно звучит, а?       Юнги никому не скажет, что он начал заниматься скрапбукингом и делать фотоальбом, чтобы запечатлеть в нем первые шаги детишек, уже с тех пор, как Чимин забеспокоился о том, что он может пропустить первые потенциальные шаги ребенка. Но что произойдет позже, так это то, что Юнги напишет о том, как он впервые увидел, как Тэхен настолько переполнен эмоциями, что просто останавливается. Ребенок на секунду отключается.       Ну, по крайней мере, так это кажется Юнги. Чимин, кажется, воспринимает это спокойно, вручая Юнги ребенка, присаживаясь на корточки и поглаживая мальчика по спине. В череде странных событий Тэхён начинает рыдать, и большие, жирные слезы текут по его лицу. Этого достаточно, чтобы маленький подбородок Чонгука тоже задрожал. Юнги также отметит это как первый раз, когда он помнит, как Тэхён плакал. Он подпрыгивает, пытается отвлечь и отвернуть ребенка, в то время как Чимин начинает действовать, подхватывая Тэхена на руки. Он уводит его на кухню. Юнги притворяется, что кусает пальцы Чонгука, как это делал Чимин в прошлый раз — хорошее наблюдение, на самом деле. Ребенок реагирует соответствующим образом, заставляя Юнги радоваться маленькой победе в том, чтобы правильно имитировать что-то. Но в тоже время он вспоминает, что они не одни. О-о-о.       Он останавливается и смотрит на ухмыляющегося Ким Сокджина. — О, пожалуйста, не прекращай этот праздник любви из-за меня, — говорит старший, отчасти капризно, но Юнги чувствует намек на резкость в голосе. Он был рядом с Пак Чимином несколько часов достаточно долго, чтобы думать, что он там. — Конечно, я не думал, что он присоединится к тебе в детском капризе, но я рад, что заставил Чимина пойти на это свидание. Ты милый. Немного короче, чем я себе представлял, но определенно симпатичный. Если дела пойдут плохо, я буду твоим помощником номер один! — он подмигивает и, складывая пальцы пистолетиком, выстреливает.       Возможно, настала очередь Юнги замкнуться. Он не уверен, что, черт возьми, делать со всем этим. Малыш морщится, пытаясь использовать свою силу, чтобы выпрямить ноги на коленях Юнги, как только он садится на диван вместе с ним, и этого достаточно, чтобы вернуть его в настоящее. — Э-э, разве ты не хён Чимина? — неуверенно спрашивает он.       Сокджин закатывает глаза. — Я тоже твой хён и, пожалуйста. Ты знаешь, сколько мне пришлось терпеть эту неприятность? Ему повезло, что у меня такие потрясающие процедуры по уходу за кожей и волосами, потому что этого достаточно, чтобы вызвать раннее появление седины и морщин. И я просто слишком красив, чтобы допустить такое в этом доме. — Юнги берет свои слова обратно. Ким Сокджин — настоящая сила природы. Как цунами, смешанное с вулканическим взрывом. — У тебя есть карьера, хороший кредит, судя по этому дому и деталям дизайна, все твои зубы и комплекс героя. Ты уже на сорок пять шагов впереди, Юнги-я, — а потом он подмигивает.       Он действительно подмигивает. Есть ли слово для цунами плюс вулкан? Вулнами? Цункан? Ким Сокджин? — Со всем своим уважением, Сокджин-ши… (который прерывает его, настаивая на том, чтобы он называл этого человека Джин-хён… для Пак Чимина и его друзей границы, по-видимому, не имеют значения) Хён, э-э, я не герой. Я просто… не мог оставить их, не зная, что с ними все будет в порядке. Я бы надеялся, что любой обычный человек сделал бы то же самое.       Сокджин, или Джин-хён, улыбается с вызовом и твердостью, подпирая щеку рукой. — Итак, ты собираешься сказать мне, что не видел этих мешков под этими большими шоколадными щенячьими глазами издалека, что я вот-вот буду прижат к стене, и что мысли у тебя не было, что ты должен ворваться и сыграть роль идеального хозяина дома, хм?       Мерцание.       Красный.       Серый.       Всё так запутано.       Юнги склоняет голову набок. — Я не хочу делать предположения о том, что ты подразумеваешь или даже говоришь прямо, хён. Если я заметил мешки у Чимина под глазами, я уверен, что он заметил мои собственные. Как далеко… Хотя я даже не видел ничего из этого до сегодняшнего дня. Так что нет, я не думал, что приеду на белом коне или что-то в этом роде. И хорошо, да, прежде чем ты начнешь обвинять меня, я действительно подумал, что мне нужно снять с себя часть вины, появившись, чтобы извиниться и объяснить свою ситуацию. Да, я действительно это сделал. Если это комплекс героя, так тому и быть. Я бы сделал это снова. Это было несправедливо по отношению к нему. — Хм, — это звучит очень похоже на судью и палача. Сокджин складывает руки вместе и кладет их на правое колено. — Ну, ты также странно, но освежающе осознаешь себя. — Ты хён Чимина, — снова говорит Юнги, пожимая плечами. — Мы с ним решили сохранить полную открытость с самого начала. Было бы контрпродуктивно останавливаться сейчас с кем-то, кто, очевидно, очень много для него значит. — Я знаю, кажется, что мои методы направлены против Чимина, Юнги. Это не так. Видишь ли, это обратная психология. Я хочу посмотреть, как глубоко ты мыслишь. Ты мне нравишься. Я имею в виду это. Я знаю, как много людей воспользовались Чимином и насколько замкнутым он стал. На самом деле я уже давно не видел его таким. Но что ты имеешь в виду под этой раскрепощенностью? Он не рассказал тебе о?.. — Сокджин делает паузу, когда его прерывает Чимин, возвращающийся с кухни, неся застенчивого Тэхёна. — Рассказывал, — тихо делится Юнги, только для Сокджина, чьи глаза расширяются. «Мы поговорим об этом позже», вот что, кажется, говорят его глаза. — Надеюсь, хён-ни не перестарался! — прерывает их Чимин, а затем возвращается в режим учителя. — Наш застенчивый Тэхён-ни был так взволнован предложением хёна приготовить ему сказочный торт, что это ошеломило его. Но с ним все в порядке, и он такой, такой счастливый, хотя и немного смущенный! Верно, Тэ-тэ? — Хотя малыш уткнулся головой в шею Чимина, засунув палец в рот, он тихо кивает.       Чимин опускает мальчика на пол и шепчет ему что-то на ухо, что, кажется, заставляет его снова просветлеть. — Джинни-хен, я сделаю тебе фотографию лучшего волшебного торта на всей земле, потому что ты лучший волшебный кондитер, и я о-о-о-очень счастлив!       Затем он продолжает собирать все свои принадлежности по полу. Взрослые в комнате мгновенно тают. Они наблюдают, как Тэхён поет про себя, старательно работая над своим новым художественным проектом.       Момент прерывается, когда Сокджин шепчет: — Пак Чимин, ты рассказал этому мужчине о своем бывшем?! — Не смотри на меня так. Мы всерьез думали, что больше не увидимся, и, оказывается, я рад, что рассказал ему, потому что его друзья, о которых я тебе рассказывал? Да, Хосок и Намджун. Они встречаются.       Сокджин издает долгий свист, который, кажется, очаровывает обоих детей на некоторое время. Они возвращаются к игре и рисованию, когда он продолжает говорить. Хотя Тэхён сейчас щебечет так, как будто он насвистывает. — И ты не пил вина?! — На что Чимин скорбно качает головой.       Сокджин переводит взгляд с Юнги на Чимина и обратно в течение нескольких секунд. Оценивая что-то. Он медленно поворачивается к Чимину и говорит: — Если мне придется самому тащить тебя к алтарю, ты выйдешь замуж за этого мужчину.

*.*

      У Юнги есть проигрыватель, который он получил от своего отца, который получил его от своего отца, который получил его от друга во время войны. Каким-то образом эта штука все еще работает. Всякий раз, когда Юнги или его семья приезжают в этот дом на Чусок или каникулы, он берет с собой проигрыватель. Его друзья и семья превратили это в мероприятие, где они ищут самые знаковые, хорошо использованные пластинки, чтобы добавить их в постоянно растущую коллекцию.       Когда Намджун пришел, по его просьбе, он принес Юнги некоторые столь необходимые вещи, такие как вся его важная, идентифицируемая информация, кое-какая одежда, его коллекция бомбочек для ванны и проигрыватель вместе с пластинками. После того, как вихрь, которым является Ким Сокджин, ушел (не раньше, чем пообещал вернуться с едой, сладостями и подарками для детей), Юнги готовит его как раз к приготовлению ужина. Он предложил Чимину немного побыть наедине со своим другом, чтобы наверстать упущенное, полагая, что это будет хорошим переходом, когда ему придется проводить время с детьми в одиночку. Он повел детей на прогулку, не слишком далеко, конечно, чтобы не привлекать никакого внимания. Но достаточно, чтобы Чимин и Сокджин могли свободно разговаривать без не по годам развитых ушей малышей.       Что бы ни произошло, к тому времени, когда Юнги все-таки приехал, он начал замечать оттенки серого, смешивающиеся с неоновым светом Чимина. Решив поднять настроение, он достал проигрыватель и попытался объяснить это Тэхёну так, чтобы его понял трехлетний ребенок. Естественно, Тэхён решил, что это его волшебная музыкальная шкатулка. Что все это было для него и что он благословляет простых смертных, таких как Юнги и Чимин, позволяя им делиться и наслаждаться его величием. Чимин в замешательстве наблюдает за всем, что делает Юнги, пока не предлагает учителю выбрать запись, которая будет играть во время приготовления ужина. Музыка, объясняет он, является секретным ингредиентом любой хорошей кулинарии.       Он не уверен, откуда все это взялось, но когда они прошли через занятия, смену подгузников и перерывы на горшок в течение дня, он думает, что теперь его очередь внести свой вклад в их новую динамику. Юнги любит готовить. Он любит все, что позволяет ему свободно и бездумно поглощать художественную страсть. Он думает о блюдах, которые Чимину было бы легко освоить, а детям (ну, в основном Тэхёну) — помочь. Независимо от того, как сильно Чимин настаивает, он все равно чувствует, что учитель делал большую часть работы. Если он собирается научиться быть родителем, он думает, что Чимину было бы полезно научиться готовить. Поэтому он побуждает младшего присоединиться к нему, основываясь на этой логике. Поначалу Чимин продолжает упираться.       Но, не желая отступать от вызова, младший в конце концов выхватывает предложенный фартук из рук Юнги.       Тэхён, не стоит исключать, требует своего. Они делают импровизированный фартук из старой рубашки Юнги, и он делает пометку заказать фартук размером с Тэхёна. Чимин в конце концов выбирает рекорд. Когда ручные барабаны и басовая линия начинают превращаться в фанковое, заводное, проникновенное сочетание всего хорошего и классического, Чимин позволяет всякому трепету быть проклятым. Его плечи живут своей собственной жизнью. Юнги должен быть внимателен, чтобы не поскользнуться, не обжечься и не порезаться, наблюдая, как учитель скользит по кухне, как конькобежец. Теперь Юнги может скрывать это, но у него есть ритм. Но Чимин? Он грациозен, чувствен, очарователен, и это все при том, что он едва двигается. Это вопиюще несправедливо и интригующе одновременно. Это чувство возникает снова, оно наполняет его грудь и заставляет его представить, как он гладит котенка. Ему приходится несколько раз отворачиваться, но он оказывается запертым обратно, прежде чем осознает это.       Они кладут Чонгука в его переноску и играют, нагруженные игрушками и другими отвлекающими факторами. Для пущей убедительности Чимин дает малышу погрызть морковку. И точно так же у них работает конвейер по производству танцев и приготовлению пищи. Юнги показывает Чимину, как и что нарезать. Чимин показывает Тэхёну, как танцевать. Чонгук повсюду жует морковь (и, кажется, выплевывает ее), пока поет-кричит, возможно, танцует (или какает). Хлопки, танцы, обжаривание, улыбки, смех, морковное пюре. Неоновые, как стробоскопы в Студии 54. На нем даже есть приглушенный, серо-красный Юнги, покачивающий своими бедрами и плечами, кивающий головой.       Если Мин Юнги закажет индивидуальные фартуки разных размеров, пока все будут в своих кроватях позже той ночью, никто не должен знать.

*.*

      Это случается не в первый день. Это даже не происходит во второй раз. Вот почему Юнги не может сказать, что видел или чувствовал надвигающуюся бурю. На третий день отсутствия Чимина на работе все рушится. Юнги думает, что он, возможно, немного переусердствовал, когда вспоминает об этом.       Первые два дня были заполнены игровыми датами и визитами новых, любимых хёнов. Достаточно, чтобы отвлечь детей от осознания всего происходящего. Тэхён смог воссоединиться со своим любимым хеном Наму в один прекрасный день, а на следующий день он увидел своего нового любимого хена, дядю Джинни. Но добавлением вишенки сверху была игра с его новым, новым любимым хеном, Хоси, который также, по-видимому, обладал волшебным чутьем, когда дело доходило до того, чтобы заставить Чонгука вздремнуть. Там были подарки, еда и пирожные, как и было обещано. Были игровые свидания и поездки в парк, художественные проекты и новые истории, которые нужно было рассказать каждому хёну, а затем повторить все сначала, когда Чимми-хён вернулся домой. Тэхён (и, как следствие, Чонгук) был хорошим помощником в новом ритуале Юнги во время ужина. Даже когда ему не нужно было готовить, а просто нужно было разогреть еду от Сокджина, они все равно играли музыку в фартуках, танцевали по кухне и накрывали на столы.       Дело не в том, что все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но Юнги признает, что этот самолётик был слишком высоко. Поэтому, когда произошла авария, все обрушилось очень сильно. Это самореализующееся пророчество, которое он пытался опровергнуть. Предчувствие, которым он, казалось, отмечал себя? Да. Мин Юнги потерялся во всем этом. Все это произошло в самое неподходящее время. И это был довольно дерьмовый день. Так что для него не должно быть сюрпризом, когда Чимин обнаружит его свернувшимся калачиком в углу недавно отделанной детской комнаты, едва держащимся на ногах. Тэхён свернулся калачиком на одной ноге, Чонгук — на другой. Потерял сознание от простого истощения. — Эй, хён… — тихо делится Чимин. Он может это видеть. Пятна на заплаканном лице Юнги. Видит, как кровоточат его искусанные губы. Облака и тени, которые витают над комнатой и крадут цвета прочь. Он знает. — Теперь я здесь, хён. Ты прошел через это. — Юнги не чувствует, что он прошёл через это дерьмо.       Чимин укладывает детей в детские кроватки, затем уговаривает Юнги присоединиться к нему в комнате для гостей. Когда Юнги приходит, выглядя более бодрствующим, Чимин похлопывает по кровати. Юнги проскальзывает внутрь, и, прежде чем он осознает это, по его лицу текут новые слезы, пока он рассказывает о прошедшем дне. — Я проебался… — тихо всхлипывает он.       Это началось как любой обычный день. Чимин оставил записку для Юнги, как и в предыдущие два утра. В расписании, согласно почерку Чимина, они должны были ожидать визита Намджуна. Он должен был обсудить то, что услышал от некоторых своих коллег. К счастью, Чимин помог установить будильник для Юнги, чтобы он мог встать раньше детей.       Он заварил кофе, включил что-то тихое и успокаивающее с проигрывателя, затем поднялся наверх и на цыпочках тихо вошел в детскую. И действительно, очень бдительный Чонгук стоял в своей кроватке, всего за секунду до того, как объявить о своем желании вылезти из нее. Юнги подхватил возбужденного малыша на руки, сменил подгузник и вытер его, как показал ему Чимин. Он одел его в комбинезон, а затем пристегнул ремнями к детской переноске. Он отвлек его бутылочкой на время, пока готовил завтрак.       Они все вместе сели завтракать, как только Тэхён проснулся. Юнги объявил, что они будут делать дальше, выйдя на улицу. Тэхён был взволнован, что заставило Чонгука тоже радостно отреагировать. Все шло так, как шло последние пару дней, примерно до полудня. В полдень Юнги никак не мог уложить Чонгука вздремнуть. Он знал, что не был экспертом по детским делам, но суетливость казалась очень странной.       Это также, казалось, вызвало цепную реакцию. Потому что Тэхён требовал историю на сон грядущий. И все было бы хорошо, если бы не тот факт, что ребенок был суетливым и становился все более расстроенным и выводил Тэхёна из себя, который продолжал закрывать уши, становясь плаксивым. Что не помогло, потому что это означало необходимость покинуть комнату, чтобы Тэхён мог вздремнуть, но Тэхён не стал бы дремать, потому что ему нужна была история перед сном. Поэтому Юнги постарался думать что-нибудь быстро. Посмотрел, что делать с нехарактерно суетливыми младенцами, как убедить малыша вздремнуть, как сохранять хладнокровие в этой среде. Как обычно.       Он написал Чимину, написал Намджуну и Хосоку, написал своему новому хёну Сокджину, как было написано в плане действий в чрезвычайных ситуациях. Чимин порекомендовал ему проверить ребенка на предмет основных потребностей, а затем проверить его температуру. Также напомнил ему, где находится аптечка первой помощи. И Юнги хотел быть внимательным к этому. Но чем больше уставал Тэхён, тем больше он буквально цеплялся за Юнги. Все началось с того, что он держал его за штанину, а затем перешел к нему, обхватив своим маленьким телом его ногу, как коала. Он также начал громко требовать большего внимания и стал суетливым, потому что ребенок был слишком громким.       Юнги получил идею от Намджуна и Хосока в их групповом чате, чтобы посмотреть, согласится ли Тэхён быть маленьким помощником Юнги. Несмотря на то, что Тэхён плаксивый и прилипчивый, лишенный сна, он начинал как лучший маленький помощник. Так продолжалось до тех пор, пока тихий плач ребенка не перерос в пронзительный визг. Его щеки были красными, румяными, и он неудержимо извивался. Затем Тэхён закатил истерику посреди зала. Юнги хотел присоединиться к нему. Пытаясь сохранить самообладание и не сойти с ума, он снова проверил температуру ребенка. Тридцать восемь. Высокая, но недостаточно высокая для вызова в больницу, согласно детской книжке и плану неотложной помощи, которые он читает.       Он пытается отвлечь Тэхёна фильмом, но мальчик продолжает бросать плюшевую игрушку в телевизор, чуть не опрокидывая его. Пораженный, Юнги пытается урезонить Тэхёна, но роняет ребенка, ловя его в последнюю секунду быстрыми рефлексами, прежде чем он упадет на пол. Цепная реакция на мгновение поражает и Тэхёна, и Чонгука. Тэхён трезвеет быстрее, а затем начинает кричать на Юнги за то, что он чуть не уронил ребенка Тэхёна. Он часто кричит о том, что скучает по Чимми-хённи. Это заставляет Чонгука снова закричать, что заставляет Тэхёна кричать еще сильнее.       В ситуациях сильного стресса Юнги знает, что лучшее, что ему можно сделать, это прогуляться и посчитать в обратном порядке. Но он не может оставить здесь двух беззащитных детей. Он смотрит на время. Намджун скоро должен приехать. Вот только Намджун забыл, что он дважды бронировал клиентов. Хосок не может подойти к нему, потому что Намджун, с правами или без, умчался на машине. Сокджину нужно готовиться к свадебной вечеринке, а Чимину — к занятиям. Поэтому, глубоко вздохнув, чтобы попытаться обрести спокойствие посреди всего этого, он снова попытался укачать ребенка, чтобы тот уснул. И это, наконец, происходит.       Если и есть один человек, который мог бы знать, что делать в этой ситуации, то это мама. Он поставил телефон на громкую связь. Как и ожидалось, она ругает его за то, что он не позвонил. Но она остановилась, когда услышала, как голос его ломается и хаос на заднем плане.       Он изложил свой небольшой пересказ так быстро, как только мог. Этот голос, который дал ему первое воспоминание о музыке и мелодии, подействовал на его усталые части, угрожая согнуться и расколоться. — Ну, ты попал в довольно неприятное положение, моя сладкая любовь. Можешь поставить меня на видео-связь? Я хочу увидеть мир твоими глазами. — Юнги подчинился. Нового лица достаточно, чтобы отвлечь беспокойного малыша вместе с Тэхёном в момент их разговора. Юнги сбился со счета. Она воркует над тем, как драгоценен этот сопливый малыш. — Юнги-а, я хочу, чтобы ты засунул палец в рот ребенку. Только очень нежно, любовь моя, и скажи мне, что ты чувствуешь. — Расположив телефон так, чтобы его мать могла видеть, а у него были свободны руки, Юнги снова подчинился. — Вот и все, — уговаривает она, — Теперь ощупай все вокруг, очень осторожно. Скажи мне, что ты чувствуешь.       Он не уверен, что чувствует, но просто рад, что Чонгук позволяет ему пощупать свой рот. Когда он проводит по тому, что кажется резцами на деснах ребенка, Чонгук снова становится суетливым, а затем начинает набирать обороты для следующего раунда. Вмешивается мать Юнги, воркующая, поющая и корчащая ребенку смешные рожицы. — Любимый, я не могу быть слишком уверена, но мне кажется, у него режутся зубки. Бедняжка. Тяжело быть ребенком, не так ли? Ты должен делать все эти вещи, и никто тебя не поймет, если только ты не будешь кричать во все горло своей милой, маленькой круглой головкой, да? — может быть, ребенок чувствует именно то, что Юнги делал в детстве, но что-то в его маме, кажется, волнует Чонгука. — Пельмешка, я хочу, чтобы ты пошел на кухню и нашел что-нибудь холодное, что он мог бы съесть. Твой парень купил игрушки для прорезывания зубов? Проверь морозильник. — Мам, ты же знаешь, что Чимин не мой парень. Не начинай, — упрекает он, проверяя морозильник и находя там что-то похожее на пару детских игрушек. — Это ты не начинай, Мин Юнги. Прячешься, а потом звонишь мне, что у тебя есть семья. Я была бабушкой уже несколько дней и только сейчас узнала об этом. Мне лучше поскорее приласкать этих малышей, ты меня слышишь? И Чимин позвонит мне сегодня вечером, или я поеду туда сама. Ты понимаешь? Теперь положи прорезыватель в рот ребенку, дай ему пососать его. Продолжай давать ему подобные вещи и посмотри, поможет ли это его маленькой лихорадке. Если будет все плохо, позвонишь на 119. Понял? — Юнги кивает и следует инструкциям. Ребенок грызет игрушку для прорезывания зубов, как будто от этого зависит его жизнь.       Юнги сейчас так устал, что даже не спорит с нахальством своей мамы, как обычно. — Ты только посмотри на это, Мин Юнги. Мой ребенок-тролль, которого я нашла под мостом, стал отцом. А теперь, где мой второй ребенок? Покажи мне мою новую любовь, почему ты такой копуша?! — он стонет и направляется к рыдающему Тэхёну, распростертому посреди гостиной на полу. — О, посмотри на этого маленького ангела. Тэхён-а! Милый, дорогой, подойди, дай мне взглянуть на тебя? — успокаивающим тоном предлагает его мать.       При звуке своего имени Тэхён медленно садится. Глаза тяжелые, но опухшие, щеки красные и в пятнах, он надувает губы, но смотрит на экран с некоторым интересом. — Привет… Я Тэ-тэ. Ты мой друг? Я не хочу дружить с Юни-хеном прямо сейчас! — он скулит, надув губы.       Мама громко воркует, хлопая в ладоши. — Не обращай внимания на старую зануду Мин Юнги, мой сладенький. Я твоя бабуля, Тэхён-а. И бабуля хочет знать, что тебя так расстроило, хм?       Тэхён сонно трет глаза, прежде чем вывести на экран один крошечный пальчик. — Ба, я поранился! — он скулит еще сильнее, зарываясь в подушки на диване. Мама буксует. — О, так не пойдет, не так ли, мой милый ангел? Звучит так, будто тебе нужны волшебные поцелуи, да? Ты позволишь хёну поцеловать его и исправиться? — тихо спрашивает она. Глаза Тэхёна расширяются, когда он решительно кивает. — Мне нравятся волшебные поцелуи и объятия, ба! Они заставляют меня чувствовать себя намного лучше. — малыш продолжает хныкать, но его расстройство уходит на спад. Тэхён поднимает палец в сторону Юнги. Юнги идет, чтобы принять это за сигнал, но его перехватывает быстро двигающийся ребенок, который убирает игрушку, чтобы схватить палец, а затем продолжает жевать, но уже пальчик Тэ.       Тэхён выглядит так, будто снова заплачет, но, похоже, передумывает, когда его бабушка говорит: — О, мой Тэхён, похоже, Чонгуки решил подарить твоему пальчику волшебные поцелуйчики!       Ребенок, похоже, искренне пересматривает свой настрой, прежде чем застенчиво улыбнуться и хихикнуть. — Мне нравятся поцелуи Куки… — медленно, не говоря ни слова, Тэхён прижимается к Юнги.       Юнги успокаивающе поглаживает мальчика по спине. У них сегодня был тяжелый день. Он целует Тэхёна в макушку, одновременно уговаривая ребенка помладше вернуться к его игрушке для прорезывания зубов. — В эти выходные, Мин Юнги. Ты приведешь ко мне детей в эти выходные или так поможешь мне.       И казалось, что кризис был предотвращен. Мама упоминает, что ей нужно посетить больницу, что может испортить прием ее сотовой связи, поэтому ему, возможно, придется позвонить своему отцу, если ситуация снова обострится. Но Юнги чувствует, что все это замедляется по сравнению с тем, что было раньше. Конечно, именно тогда, когда всех троих наконец-то мягко убаюкивает на диване, телефон Юнги противно звонит, встряхивая обоих детей. Кажется, это так шокирует Чонгука, что крик ребенка снова становится пронзительным. Это, естественно, заставляет Тэхёна плакать, и Юнги хочет присоединиться к ним. Операторы приехали для подключения системы камер и мониторов. Юнги пользуется этой возможностью, чтобы попытаться убедить Тэхёна одеться, чтобы они могли пойти еще на одну прогулку. Мальчик отказывается, и у него снова начинается нервный срыв. Затем он попадает в аварию с горшком, что приводит к еще одной истерике. Оттуда все происходит так быстро.       Он пытается успокоить Тэхёна, показать людям дом, одновременно отвлекая ребенка. Он волнуется, когда Тэхёну удается выйти на улицу полуголым, потому что один из рабочих был неосторожен, несмотря на инструкции Юнги. Проходит почти час, несколько отчаянных сообщений и почти звонок на 119, прежде чем он находит Тэхёна. К тому времени, как это будет сделано, рабочие закончат свою работу и покажут Юнги основы. Они могут установить и запустить камеры в его квартире. По крайней мере, это есть. Он делает вдох только для того, чтобы понять, что по всему дому тянется цепочка окровавленных следов.       Обезумев, Юнги следует за ним и находит недосыпающего Тэхёна, который в этот момент решил зависнуть в шкафу Юнги. Здесь повсюду кровь. Краска отхлынула от лица мальчика. Похоже, в спешке выбежав на улицу, он порезал нижнюю часть стопы. Единственное, что удерживало Чонгука от того, чтобы снова полностью потерять самообладание, — это то, что его держал Юнги. Однако держать Чонгука во время обработки травм Тэхёна невозможно. Он рискует положить ребенка обратно в переноску, но это вызывает недовольство мальчишки. Он должен справиться с этим. К его большому разочарованию, несмотря на его попытки отвлечься, ребенок плачет, когда он кладет свой рюкзак и играет, хватая Юнги за руки, пока он несет Тэ в ванную.       Юнги старается работать быстро, но эффективно, обязательно проверяя, нет ли в ноге осколков стекла или мусора. Он делает все возможное, чтобы вымыть ногу как можно мягче. Порез неглубокий, но крови много. Он может остановить кровотечение, а затем провести дезинфекцию. Это заставляет Тэхёна плакать, что заставляет Чонгука плакать еще больше. Юнги делает глубокий вдох, но это не помогает. В груди что-то сжимается, а в горле образовался комок. Его челюсти сжимаются. Убедившись, что рана перевязана как можно лучше, Юнги поднимает обоих детей и несет их в их комнату. Включая тихую расслабляющую музыку, он начинает рассказывать сказку на ночь. И только Юнги начинает дремать, душераздирающий вопль заставляет его подскочить. Ребенок.       Чонгук кричит, корчится и машет своими крошечными детскими ручками из кроватки. Юнги замечает, что он дергает себя за левое ухо. Не зная, который час, что происходит, где он находится, он начинает действовать. Дезориентированный и, конечно же, чувствующий все, Тэхён тоже начинает плакать. Юнги считает в обратном порядке от тридцати. Как только он поднимает ребенка, Чонгука рвет прямо на него. Часть стены и пол тоже не избегают этой несчастной участи. Теперь Юнги официально паникует. Он кладет ребенка обратно, хватает термометр и проверяет температуру ребенка: тридцать восемь и семь. Юнги помнит с курса математики про округление, поэтому, пока ребенок кричит и беспокойно шевелится, а запах рвоты усиливается, он предупреждает Тэхёна не подходить слишком близко, прежде чем бежать за чистящими средствами, звоня на номер 119.       Хотя диспетчер очень успокаивает и обнадеживает, основываясь на сообщенных симптомах Чонгука, потому что его вырвало только один раз, и его температура не совсем на тревожной отметке, этого еще недостаточно для того, чтобы предпринять какие-либо действия, кроме как для Юнги продолжать наблюдать. Ему поручено проконсультироваться с педиатром ребенка. А потом он понимает, что у детей нет педиатров и что законно это сделать не выйдет. Если ребенка снова вырвет или у него поднимется температура до тридцати девяти градусов по Цельсию, ему следует немедленно позвонить по номеру 119. Он удрученно вздыхает, сгорбившись над мытьем пола. Он не замечает шагов, затянувшихся теней или странных рвотных шумов, но к тому времени, когда он это делает, уже слишком поздно. Тэхён, который склонился над Юнги, продолжает нюхать рвоту ребенка и блевать на Юнги.       Может быть, это из-за усталости, может быть, из-за того, что все сразу казалось поданным в дерьмовом рагу. Он не уверен, как, черт возьми, ему удается привести в порядок и детей, и комнату, но он это делает. Он не уверен, как у него хватает времени, чтобы ополоснуться и переодеться, но он это делает. Он не уверен, как ему удается заставить Тэхёна съесть пару кусочков еды с очень расстроенным приползшим ребенком, но каким-то образом он это делает. Может быть, это последний всплеск усталости, который взбудораживает его. Может быть, все дело в абсурдности всей этой ситуации. Но что-то наконец срывается, и Мин Юнги теряет самообладание. Он скользит по стене, спускаясь на пол. Ребенок суетится, но его температура немного снизилась. Тэхён так устал, что просто сворачивается калачиком рядом с Юнги на полу.       Старший вздрагивает, даже не осознавая, что он плакал. Он не замечал, как текут слезы, пока маленький мальчик не поднял голову. Он в замешательстве тянется к лицу хена с дрожащей нижней губой. Дамба ломается, когда ребенок снова просыпается, борясь со сном. Он плачет еще сильнее. Тэхён плачет. Юнги всхлипывает. Они не должны были видеть его таким. Слишком много на Юнги свалилось, но не может контролировать это всё, из-за чего он даже извиняется перед ними обоими. — Я вообще не знаю, что я делаю. Мне так жаль…       Он был так истощен от слез, что даже не заметил, когда Чимин в конце концов вошел в комнату. — Давай, хён, давай поднимем тебя и отправим в душ, — мягко подталкивает того Чимин. Пока они сидели около кровати, он провел руками по волосам Юнги и заметил, что там все еще осталась запекшаяся рвота. — Ты примешь хороший душ, потом я тебя накормлю, а потом ты ляжешь спать, хорошо? Встретимся внизу, когда ты закончишь.       Это похоже на то, как будто ты совершаешь какие-то движения. Юнги чувствует себя бескостным, бесцветным, даже неподвижным. Но он спускается вниз, ориентируясь на запах еды и отблесков огня. Он почти паникует, но когда он поворачивает за угол в гостиную, она преображается. Журнальный столик и коврик сдвинуты, а на их месте расстелено одеяло с едой и напитками, окруженное подушками всех размеров, мягкими свечами и музыкой. Юнги знает, что он устал, поэтому получше вглядывается и после протирает глаза.       Не говоря ни слова, Чимин поднимает глаза и улыбается, когда замечает, что он входит. Затем он подходит и тихо берет его за руку. — Тебе нужна перезагрузка. Это как кармическое примирение, понимаешь? — Как будто Юнги только что не спустился так низко по спирали. Как будто его серость не вызвала потоп и не превратила все в руины. Будто… — Иди сядь, хён. Съешь пару кусочков, хорошо? — убеждает его Чимин. Юнги бездумно кивает и присоединяется к их импровизированному пикнику в гостиной, усаживаясь на покрывало.       И хотя свет, музыка, даже подушки мягкие, здесь есть цвета. Сейчас так много цветов. С сиянием свечей, подпрыгивающим так, как они это делают, Чимин — это теплые оттенки осени, бокал вина и Билли Холидей. А затем пламя поворачивается в другом направлении, отбрасывая больше красок с лица Чимина. Затем он — весенний дождь, щебетание птиц и Эдит Пиаф. Он весь такой, только не серый.       Некоторое время они едят в успокаивающей тишине. Юнги наблюдает, как цвета переливаются вместе с пламенем. Впитывает все это в себя. Когда он наконец готов, он открывается. Он слишком устал, чтобы сдерживаться. — Что-то в тебе всегда очень успокаивает, — тихо делится Юнги. — Спасибо… — продолжает он.       Он наблюдает, как в улыбке Чимина весна сменяется летом. Громкий звук превращается в рев. — Что-то в тебе всегда дает мне основу полагаться на тебя, хен. — они делятся этим.       Юнги вздыхает. Он так истощен. Его сонные глаза, вероятно, еще более сонные. — Сегодня я потерпел неудачу. — Это не тест, хён-ни… — возражает Чимин, качая головой. И Юнги хочет опровергнуть домыслы парня. Но потом: — Ты их бросил? — М-может, я хотел?.. — Но ты это сделал?       Тишина. Пауза. Поглощение. — Я ни за что не оставлю их… — Значит, ты не провалился.       Снова тишина. Еще одна пауза. Больше поглощения. — Почему ты так уверен? Настолько уверен в этом? — Я не такой, — отвечает Чимин своим сказочным хихиканьем. — У меня просто есть опыт, которым я могу руководствоваться. Несколько раз я уже получил по заднице. И теперь ты тоже так думаешь. Я горжусь тобой, хен. Не каждый может принять все это и все равно вернуться. — Я даже не пригласил им педиатра, Чимин-а, — и цвета начинают немного расплываться. — Так что мы сделаем это вместе. Я знаю некоторых людей в своей школе. Я уже говорил с ними об этом, еще до сегодняшнего дня. Они не будут задавать никаких вопросов. Мы договоримся о встрече и пойдем на нее вместе. Они проведут детям надлежащую проверку и посмотрят их старые записи, хорошо? — Видишь? Ты такой спокойный. У меня это ужасно получается. — Юнги. В ту минуту, когда ты почувствовал, что что-то не так, ты последовал плану, который мы написали. Ты обратился ко стольким людям и позвонил на 119. И ты сделал все это по большей части сам. Тебе даже нужно поговорить со своей мамой.       Юнги делает глубокий вдох. — Она убьет меня, если вы двое не поговорите или не встретитесь в ближайшее время…       Чимин усмехается, прежде чем сделать глоток. — У меня сложилось такое впечатление от нашего не-свидания. Не волнуйся, моя сделает тоже самое, когда хён-ни настучит на меня. Это будет омма-угроза за омма-угрозу (It'll be omma threat for omma threat.). — Ты не скажешь ей? — Если это исходит непосредственно от меня, это превратится в единое целое, хен. Твоя мама может угрожать тебе один раз, и это, кажется, приводит тебя в порядок. Моя не скажет ни слова. Она просто будет здесь, у двери, ждать, когда ты ее откроешь. А потом она сама попытается остановить плохих парней, рассказав нам о стольких вещах, о которых я даже думать сейчас не хочу. Когда Джинни скажет ей, а я уверен, что он скажет или уже сказал, она поверит, что он присматривает за мной, чтобы она могла отдохнуть и повариться там у себя в огне и сере.       Они оба хихикают. Потрескивающие звуки свечей, мягкость музыки наполняют пространство. По лицу Юнги скатывается слеза. — Чимин, мне страшно… — тихо говорит он.       Другой парень вздыхает, как будто в его голосе звучит облегчение. Это привлекает внимание Юнги, чтобы сосредоточиться на нем. — Честно говоря, слава Богу, потому что я не хотел быть единственным, и я не хотел быть первым, кто это скажет.       Юнги смотрит на того с удивлением. — Подожди… Ты? — Давай, хен. Ты что, не обращал внимания? Я — крушение поезда. Я думаю, ты этого еще не заметил, потому что я кое-что знаю о том, как не подавать виду, но, черт возьми, черт возьми. Ты думаешь, я не знаю, что говорил Джинни? Он прав, понимаешь? Я кое-что повидал, кое-что сделал, кое-что пережил. Я чертовски напуган. Как ты думаешь, почему я был так непреклонен в том, чтобы не травмировать этих детей? Иногда я такой хреновый, хен, — все-таки сознается тот. — Думаю, сейчас мы используем говорим об этом для взрослых целей, так что я знаю, что это реально, — Юнги вздыхает, с выдохом уходит какая-то тяжесть. Может быть, это и хорошо. Может быть, это больше, чем хорошо. — Твои самые большие страхи? — мягко спрашивает Чимин. — Или самые страшные вещи, которые ты когда-либо испытывал. Выбирай сам. Для Юнги это даже не занимает мгновения. — Сказал своим родителям, что я уезжаю и продолжаю свой карьерный путь. — Остаться одному. — Я почти теряю себя от того, что всегда рядом с другими. — Теряю себя в объятиях другого каждую ночь после того, как потерял себя в объятиях того, кому в последний раз доверил свое сердце. — Хосок? — Хосок. — Боюсь, ты увидишь, какой я тупой и скучный, и уйдешь. — Интересно. Потому что я боюсь, что ты больше не найдешь меня приятным, и ты скажешь мне уйти. — Но тогда стены в моем кабинете были бы без такого количества постеров и наклеек. — Ага, мне нравится ощущать запах изысканных блюд. — Итак, мы действительно используем друг друга. — Ты поймал меня, хён. Помешал мне осуществить мой гнусный план, — Чимин хихикает, обдавая уши Юнги сказочным блаженством. — Так ты скажешь мне, тебе все еще больно находиться рядом с Хосоком? — Хочу ли я? Нет. Должен ли я? Наверное. Буду? Я попробую. — Прямо сейчас? — Когда это впервые случилось в воскресенье, Все просто источало жар. Горячее, чем любая из этих свечей, вместе взятых. — А прямо сейчас? — Неловко. С вином легче справиться. — Я скучаю по алкоголю. — Что и следовало ожидать. — Почему мы не выпили на нашем не-свидании? — Хён, ты задаешь такие серьезные вопросы! Что, черт возьми, с нами было не так? — Ты имеешь в виду, помимо того факта, что мы планировали рискнуть нашими жизнями и спасти детей? — Да, именно так. Помимо всего этого, мы упустили прекрасную возможность для пьянки, и это заставляет мое сердце болеть, — на этот раз они оба смеются. — Думаю, нам придется устроить еще одно не-свидание, чтобы компенсировать это.       Они снова поддаются смеху. Из кабинета доносится звуковой сигнал. Юнги все еще смеется, предлагая убрать остатки еды. — Приятно проводить время по-взрослому, хен, — говорит Чимин, лениво потягиваясь. Юнги на кухне, ухмыляется про себя. — Ты так говоришь только потому, что тебе приходится следить за своими словами весь день, потому что ты стал еще больше времени проводить с детьми, — он собирает оставшуюся еду, аккуратно убирает вещи, когда слышит вздох.       Прежде чем он успевает что-либо спросить, голос Чимина доносится до его ушей так, что у него мурашки бегут по коже: — Хён! — Это всё, что он говорит.       Этого достаточно, чтобы заставить Юнги двигаться быстро, хотя и осторожно. Он идет на звук голоса Чимина, направляясь в кабинет. Оказываясь в дверном проеме, Юнги видит младшего, который смотрит на монитор широко раскрытыми глазами с подрагивающими ресничками. Это зловещее предчувствие — щекотка, которая ползет вверх по позвоночнику Юнги. Он следит за направлением пальца Чимина, указывающего на мониторы. Он в полушаге от цели. Он пытается обработать увиденное и понять, наконец, что всё-таки происходит. — Юнги… в твоей квартире явно не те, кто похож на Хосока или Намджуна…