ID работы: 10723843

Adventures in Blind Dating

Слэш
Перевод
R
В процессе
43
переводчик
.evanescent. сопереводчик
.Bembi. бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 144 страницы, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
43 Нравится 13 Отзывы 36 В сборник Скачать

Часть 4: Чимин

Настройки текста
Примечания:
— Я… я сниму это и отправлю тебе, если тебя здесь не будет!       Дело не только в том, как Юнги может произносить противоречивые вещи, почти случайные и бессистемные, но в то же время спокойно раскованные. Дело не только в том, как они на мгновение закрывают глаза, прежде чем задумчивость прерывается Намджуном. Или то, как они научились общаться с мизерным количеством фраз.       Дело не только в том, как он откровенно дразнит его, но Юнги воспринимает это спокойно. Или то, как он не скрывает своего замешательства, когда вещи, на которые ссылается Чимин, выходят у него из головы.       Похоже, Чимин не понимает, что прекратил бы этот разговор, если бы это заставило его чувствовать себя еще более неловко, чем сейчас. Или то, как он пристально разглядывал своего давнего друга больше, чем незнакомца.       Не только то, как он непреднамеренно уводит разговор в сторону от Чимина всего одним словом. Чимини.       И не в том, как он намеренно уводит разговор в сторону от Чимина. Дело не только в том, что этот человек без всяких угрызений совести так сильно уступает ему, но все же настаивает на том, чтобы взять на себя ответственность. Дело не в том, что Чимин отсутствовал всего час, и каким-то образом Мин Юнги тихо, эффективно, волшебным образом перевернул весь свой дом, чтобы угодить детям.       Утешая Тэхёна на кухне, Чимин замечает, что большинство блюд и закусок — либо его, либо детей. Замечает, что в списке продуктов есть «больше бананов», но вычеркнуто манго.       Тэхён шмыгает носом, потираясь лицом о рубашку Чимина. Парень усадил чересчур озабоченного малыша на кухонную раковину, вымыл ему лицо, прежде чем обнять и начать поглаживать ребенка по спинке, как бы утешая. — Я обещаю, что я не сержусь, Чимми-хённи! — О нет, нет. Все в порядке, детка. Иногда даже Чимми становится таким счастливым, что единственное, что я могу сделать, это заплакать. — Правда? — мальчик смотрит на него широко раскрытыми от удивления глазами. — Правда, правда, — уверяет тот.       Тэ наклоняет голову, размышляя, затем добавляет: — А Юни-хён? Не похоже, чтобы он плакал. Он похож на котенка!       Чимин засмеялся: — И ты обязательно скажи ему это. Мин Китти, — они оба предаются хихиканью. — У каждого из нас есть такое, что мы чувствуем, но словами не описать. И иногда, Тэхён, когда ты действительно счастлив и плачешь, это не значит, что ты расстроен. И иногда, когда ты плачешь, это происходит. И то и другое — просто способ выпустить чувства наружу.       Тэхён слегка морщится, на что Чимин добродушно усмехается. — Самое важное, что нужно понять, это то, что плакать нормально, если тебе нужно поплакать, Тэхён, хорошо? — дитя кивает, и Чимин обхватывает ладонями его лицо, терясь своим носом о носик малыша. Тэ хихикает, согревая сердце Чимина. — Что ты скажешь, если мы пойдем и дадим Джинни-хённи знать, как ты взволнован, хм?       Затем он и Юнги возвращаются к своему безмолвному разговору глазами. Он в порядке, передает хёну Чимин, опуская мальчика обратно на пол. И снова, когда он замечает легкость в сонных треугольных глазах Юнги, он лишь немного расслабляется, я в порядке, хён.       Дело не только в том, как Юнги позволяет Чимину и его другу заполнять пространство так, как им привычно. Дело не только в том, как он предлагает начать ужин или предлагает им наверстать упущенное. — В чем дело, Чимин-а? По глазам ведь вижу. Тебе нужно понять, в чем проблема. Ради твоего же блага, — Джин упоминает, что однажды Юнги вывел детей на прогулку. — Итак, очевидно, что Рим был построен не за один день. Но что ты берешь на себя? Я не буду указывать тебе, как проживать свою жизнь, ты же меня знаешь. Но я скажу, что видел, как ты пытался взвалить на свои плечи целую солнечную систему, и она рухнула на тебя. Но это же дети. Так что, возможно, ты этого не осознаешь. Но я снова спрашиваю тебя: что случилось?       Чимин делает паузу. Он знает своего друга достаточно хорошо, чтобы понимать, что тот не будет давить на него, заставляя ответить сразу. Но он также знает, что Джин не стесняется в выражениях. Если он это говорит, значит, он это имеет в виду и хочет, чтобы ты поделился своими тревожностями. Как только их разговор закончился и они закончили обниматься, обещая скоро увидеться, как только Чимин пошел в дом, Джин окликнул его. — На днях я прочитал кое-что, в чем говорилось что-то вроде: «Обратите внимание на легкость или беспокойство, которые возникают в вашем теле вокруг определенных людей, мест или ситуаций, ваше тело всегда покажет вам, что вам нужно». Мне кажется, это первый раз, когда я вижу, как ты разжимаешь челюсти за последние недели. Просто больше пищи для размышлений, ничего такого.

*.*

      Чимин мог бы сказать, что это просто из-за детей. Но с тех пор, как он начал работать на этой неделе, для него всегда приготовлен досирак с его именем, написанным интригующе торопливым, но методичным почерком, который ему не принадлежит. Как, черт возьми, он все время находит досирак для себя ранним утром, когда собирается на работу?       Чимин сказал бы «да» этим детям в одно мгновение. Мог ли он себе это позволить или нет, был ли у него выбор или нет, было ли это законно или нет. Он знает. Двое уязвимых детей, потенциально подвергающихся эксплуатации? Все говорило само за себя. Он уже знал, что пойдет домой с этими детьми.       Но что же делает «да» таким простым?       Что заставляет открываться и чувствовать себя так невесомо? — Выбери пластинку, Чимин-а. — Чт… Юнги, о чем ты говоришь?       Искренность.       Тепло.       Комфорт.       Эти глаза. — Запись, выбери запись.       Что такого в том, как он смотрит с такой серьезностью? Он и не подумал бы, что такая простая просьба — выбрать пластинку — может быть произнесена с таким большим уважением и вежливостью.       Смятение — возможно, это то, что мелькает на лице Чимина. Дело не в том, что он не решается последовать за тем, к чему все идет. Дело даже не в том, чтобы знать или не знать, к чему это приведет. Независимо от того, приведёт это куда-нибудь или нет.       Есть что-то в том, как простой жест Мин Юнги говорит о многом. Это приглашение, заявление о доверии, заботе, внимании. Это расширение связи, вовлеченности, открытости.       Это то, как все пространство освещается. Не только потому, что музыка потрясающая. Даже не потому, что там есть движение и танец. Дело вот в чем. Здесь так много света. Это похоже на первый вдох. Чимин так давно не танцевал. И он регулярно танцует.       Такой беззаботный.       Он даже не делает ничего большего, чем немного покачивания и базовую комбинацию из двух шагов на пару с Тэхёном. И все же он видит улыбки, смех, покачивание бедрами и широко раскрытые глаза.       Что это?       Прошло несколько дней, и они действительно выстроили какую-то свою особенную рутину. Даже танцы во время приготовления ужина становятся чем-то неотъемлемым в их совместной жизни. Как хорошо известная поп-культура, которая пролетает над головой Юнги. Как ланч-бокс с записочкой каждое утро. Как рандомные сообщения о детях, делающих случайные, казалось бы, обыденные вещи в течение дня. Как он это вообще фильтрует? Что это? westley-hyung ♥ 14:48 pm: да, заставил его снова успокоиться… ну, мама так и сделала, но я думаю, мы собираемся вздремнуть westley-hyung ♥ 14:55 pm: просто шучу. *вздох* чертовы установщики камер видеонаблюдения наконец-то появились, как только мы все отправились спать он снова суетится: ( westley-hyung ♥ 14:58 pm: *вздох * тэхён расстроился, отказался одеваться, и теперь у нас несчастный случай с горшком как же много плача: | westley-hyung ♥ 15:08 pm: бля, чимин. я не хочу тебя пугать, но я не могу найти тэхёна. он вышел на улицу westley-hyung ♥ 15:09 pm: один из этих придурков оставил дверь открытой, хотя я сказал им, что они должны закрывать ее каждый раз, когда входят и выходят westley-hyung ♥ 15:11 pm <3 пропущенных вызова> <1 новое голосовое сообщение> westley-hyung ♥ 15:15 pm: как ты думаешь, мне следует набрать 119? сначала напишу джуну, посмотрим, что он предложит westley-hyung ♥ 15:26 pm: он ниче не ответил… черт, придется звонить на 119 я думаю, я должен набрать 119… я нигде его не вижу я пытаюсь не паниковать я знаю, что ты занят, пожалуйста, позвони мне, как только увидишь мои смски westley-hyung ♥ 15:28 pm: подожди, мне кажется, я знаю, где он или куда он может направиться! буду держать тебя в курсе, пожалуйста, не паникуй хён справится с этим <3 westley-hyung ♥ 15:55 pm: я нашел его, с ним все в порядке! но теперь мне кажется, что я не выживу без пивка… westley-hyung ♥ 16:04 pm: тэхен порезал ногу, повсюду… конечно, это повсюду… westley-hyung ♥ 16:15 pm: честно говоря, я не уверен, но я думаю, что у чонгуки проблемы ну не могут ведь зубы так тяжело резаться, но ЯНЗ он просто очень, очень расстроен он всего лишь хочет быть на ручках с каждой минутой все хуже и хуже, мне пришлось положить его в кровать, чтобы промыть рану тэхёну чимин, это очень тяжело прости за спам westley-hyung 16:32 pm: <1 пропущенный вызов> <1 новое голосовое сообщение> ладно, мне нужна помощь. что-то не так с ребенком я измерил температуру, она слишком высокая, его рвёт. westley-hyung ♥ 16:53 pm: 119 ебаные клоуны.       Что-то в том, как Чимин понимает из одного текстового сообщения, что Юнги достиг критической точки. Что-то в отсутствии ответа на его ответные сообщения и телефонные звонки. Что-то в том, как Чимин говорит о том, что пришел, когда входит в дом, но его встречает тишина. Все его внутренние размышления подтверждаются, когда он добирается до детской комнаты. Юнги неподвижно сидит в одной позе, смотря на что-то, но в то же время ни на что. Чимин делает три попытки привлечь внимание хёна. Он шагает дальше в комнату, осматривает все это. Свернувшись калачиком под крылом Юнги, дети распластались поперек него и на полу. Чимин следит за их дыханием по животикам, что вздымались с каждым размеренным вдохом.       Дело не в заплаканных щеках, несвежем запахе детского молока и чего-то еще. Он совсем не моргает. Это что-то в том, как эти руки крепко обнимают детей. Что-то в том, как эти длинные пальцы, играющие на пианино, кажется, рассеянно пробегают по их маленьким головкам. Жизнь. Там все еще есть жизнь. Все еще цвет.       Присев перед ними на корточки, он протягивает руку и нежно гладит Юнги по щеке. — Привет, хён… — он тихо шепчет, чтобы не потревожить детей. Он неуверенно улыбается, наблюдая, как в глазах цвета горячего какао что-то загорается, расширяются зрачки. Юнги фокусируется на Чимине, распознает его.       Его улыбка становится чуть ярче, а затем с меньшим колебанием Чимин добавляет: — Теперь я здесь, хён. Ты справился.       Затем он укладывает детей в свои кроватки, убаюкивает их, включает ночник. Он протягивает руку, и Юнги молча берет ее, подтягиваясь. Он двигается. Пойдем со мной. И да, плечи Юнги действительно опускаются, а его лицо кажется осунувшимся, но он идет за парнем. Когда Чимин подходит к кровати, он похлопывает по другой стороне, приглашая Юнги сесть рядом с ним. Затем он ждет. Это не займет много времени. Слезы начинают течь по лицу старшего.       В этой ситуации он выглядит таким хрупким и потухшим, будучи таким молодым. Абсолютно расстроенный и уязвимый. Но есть что-то в том, как он чувствует и позволяет себе чувствовать. — Это просто крах…       Этого достаточно, чтобы разбить сердце Чимина. Но что-то подсказывает ему, что Юнги, возможно, сегодня был побит жизнью, но, даже если он еще не знает об этом, он не сломлен. Даже когда он вспоминает каждую деталь своего дня, даже в том, как он передает события. Осторожный, дотошный, внимательный, проницательный. То, как он даже не думает дважды, чтобы не загнуть язык и не наброситься на детей. В его словах столько заботы, беспокойства, неуверенности. Даже в его неуверенности они окружены вещами, которые он должен делать лучше. В Мин Юнги еще остались жизнь и краски. Там все еще есть тепло и плотность, как на земле. Твердая плодородная земля. — Встретимся внизу, когда ты закончишь, — он не уверен, сколько у него времени, но Чимин точно знает, каков его план игры.       Он начинает с того, что пробегается по всем сообщениям Юнги, которые он оставил ему. Про шкаф он забыл упомянуть, пытаясь заботиться об обоих детях одновременно. Юнги был прав. Повсюду кровь. На твердых поверхностях он все промывает, а на одежде или других вещах он заливает пятна перекисью водорода перед полосканием, собирая все вещи, чтобы отправить их к детским вещам, лежавшим в корзине для белья. Начав стирку, он разогревает принесенную еду, заказанную на вынос, а также достает другие продукты. Теперь, когда он увидел Юнги, он переносит музыкальный проигрыватель в гостиную и включает его. Парень отодвигает коврик и журнальный столик в угол комнаты. Затем расстилает одеяло и подушки. А свечи размещает стратегически. Он купил достаточно большие свечи, чтобы, на всякий случай, если им понадобится больше времени, они горели довольно долго.       Осматриваясь, он раскладывает еду по милейшей посуде, которую взял на кухне. Нечто завораживающее в том, как комната освещается свечами, мягкий голос певца прошлых годов, напевающего на иностранном языке, запах еды. Что-то подсказывает ему запечатлеть этот момент. Он выключает свет на кухне, добавляя еще больше атмосферы. И когда Юнги тихо спускается по лестнице с мокрыми волосами, расстроенным выражением лица — этого хватает, чтобы Чимин понял.       Жизнь.       Он продолжает жить.

*.*

      Юнги позвонил Намджуну, а Чимин позвонил Сокджину. Есть план, чтобы все собрались вечером в доме семьи Юнги. Юнги приготовит ужин. Находясь на работе, Чимин успевает записать детей на прием к педиатру, отпроситься у начальства уйти пораньше. По словам Намджуна, он узнал из сообщений, что полиция прибыла на место происшествия довольно быстро. Но задержанные подозреваемые были отпущены, подтвердив все подозрения в причастности полиции. Они поговорят об этом более подробно позже.       Юнги согласился проверять температуру. Если все теплое каждый час, когда Чимин хочет узнать об этом, это значит, что с ним и детьми все в порядке. Он говорит, что из-за того, что вчера все было так хаотично, они в основном вели себя тихо и спали. Чимин поощряет это, и эта поддержка распространяется и на Юнги.       Когда он возвращается домой раньше, чем кто-либо ожидал, он видит Юнги, покачивающего суетливого ребенка, пристегнутого к нему спереди в переноске. А также он успокаивал Тэхёна на спине, держа его за ноги. Они стояли посреди коридора, и, конечно же, замечают Чимина, стоящего там и с улыбкой снимающего обувь.       Тэхён визжит (прямо в ухо Юнги, судя по гримасе), и брыкается, чтобы спуститься. Юнги понимает намек и опускается ниже, чтобы Тэхён смог это сделать. Он несется к тому сломя голову и врезается в учителя. — Чиминни-хён! Я скучал по тебе больше, чем по кому-нибудь в этой жизни! — кричит он, хотя из-за ноги Чимина это звучит более приглушенно. Учитель обнимает его, одновременно хихикая.       Он снова поднимает глаза, замечая, как спокойно Юнги воспринимает даже это. Он улыбается еще шире, потому что выражение лица старшего меняется с растерянного на озабоченное. — Чимин. Что… ты в порядке? Что-то не так? — спрашивает он, приходя в себя. Сканирует своими кошачьими глазами, пытаясь обнаружить что-либо, что могло говорить о явной проблеме. — О, всё не так, хён, — успокаивает Юнги тот, принимая ребенка из его рук.       Малыш делает хватательные движения руками и восторженно пищит — И-и! — и здесь Чимин удивленно распахивает глаза. — Хён, я думаю, он пытается произнести мое имя! — и ему хочется рассмеяться над недоверчивым, растерянным выражением лица писателя. Он игриво закатывает глаза. — Я серьезно, хён, смотри, — он усаживает ребенка на кухонный островок, сразу же кладет руки на место, потому что Чонгук очень подвижный, быстрый и не по годам развитый ребенок.       Это хорошее решение. Потому что в ту минуту, когда ребенок осознает, что он там, он пытается вырваться. Чимин ставит его вертикально и указывает на ребенка. — Чонгуки? — спрашивает он. Ребенок отвечает звуком, похожим на звук «я», который издают, когда говорят «яблоко». Чимин думает, что это может быть способом Чонгуки сказать «да». Он пищит и хлопает в ладоши, а малыш возбужденно подражает ему.       Затем Чимин указывает на Тэхёна. — И кто это? — Тэхён, словно кавалерист, лучезарно улыбается и трогает себя за щеку милым жестом. — Тэ! — воскликивает малыш, а затем протягивает руки к Тэхёну.       Чимин теперь подпрыгивает на носочках, взволнованно пища. — И кто это, Чонгуки? — спрашивает он, указывая на очень растерянного Юнги. И ребенок с великим энтузиазмом отвечает: «Ии!»       Чимин и Тэхён снова хлопают в ладоши, заставляя ребенка присоединиться к ним. Юнги встречает оскорбленного годовалого ребенка с оленьими глащками, которому не нравится его бездействие, и он тоже неохотно присоединяется к аплодисментам. — Хорошая работа, детка! — хвалит того учитель, и Чонгуки снова издает звук «ах», похожий на тот, когда мы собираемся сказать «яблоко» вслух. Чимин хихикает, а затем указывает на себя. — А я кто? — спрашивает он, на что малыш снова отвечает восторженным «Ии!», сопровождаемый его собственными хлопками.       Чимин мягко посмеивается, подхватывая ребенка на руки и покрывая его лицо поцелуями. Тэхен встает на цыпочки, прося свой поцелуйчик. Поэтому он также берет малыша в другую руку и утыкается носом в его щеку. И это такие вещи… Но потом, когда они поворачиваются и видят Юнги, потерянного в море замешательства, момент становится намного богаче.       Тэхён наклоняется всем телом, хватает Юнги за руку и тянет его, пока они не оказываются в странной форме группового объятия. Когда они расстаются, Юнги, благослови его душу, все еще понятия не имеет, что происходит. — Что только что произошло и что ты делаешь дома так рано? Я… я не имею в виду, что я… я имею в виду… не то, что мы не рады тебя видеть, — а потом он прочищает горло.       Он должен сдаться. Но он Пак Чимин, так что он этого не сделает. — Все в порядке, мистер Дарси. Лиззи тоже нравится твоя компания, — поддразнивает он. Юнги волнуется, но скучающе вздыхает, а Чимин хихикает. — Итак, я смог уйти пораньше, чтобы помочь тебе с этими маленькими обезьянками, — говорит он, опуская Тэхёна, который теперь бегает по кухне, ведя себя как обезьяна. — И хён, у ребенка есть ассоциации на нас, а точнее — на имена.       Юнги бросает на него косой взгляд, на что Чимин закатывает глаза. — Я серьезно! Как мне… Хорошо, в принципе, не вдаваясь в подробности прямо сейчас, он слушал и слышал звуки, связанные с каждым из нас. Я думаю, он пытается сказать «Тэ», — Чимина прерывает ребенок, вскрикивая «Тэ», повторяя за учителем и указывая на мальчика. — Смотри! И он понимает, как звучит твое имя, вот почему он говорит «и», и я думаю, что из-за того, что Тэхен называет меня Чимми, он тоже слышит звук «и» на конце.       Он наблюдает, как Юнги впитывает информацию. Он кивает, но больше ничего не добавляет. И во всем этом обмене есть что-то такое, что заставляет Чимина хихикать про себя, но потом он продолжает: — Хён, я собираюсь отправить тебе кое-что о развитии детей в раннем возрасте, как тебе такое? Мы только что стали свидетелями важного этапа в его жизни. И у меня такое чувство, что наш Чонгуки находится прямо на грани к переходу в следующий этап. — Ах! — подтверждает Чонгук, и Юнги встречается взглядами с Чимином, после чего они заливаются смехом.

*.*

Они начали готовить (и делать это под музыку). Гремит музыка, на них фартуки. Чимин обходит Юнги и подходит к разделочной доске. Он не будет комментировать прямо сейчас тот факт, что только вчера был один фартук, а теперь их четыре разного размера и кастомизации. Он просто покачивается и двигает бедрами в такт басу, позволяя духу Луиса Джонсона нести его. — Вот так? Верно, хён? — спрашивает он, нарезая еще овощей. Юнги пробирается к нему, заглядывая через плечо парня.       Тэхён подпрыгивает на своем табурете, складывая нарезанные овощи в миску. Чонгук барабанит в свой игрушечный барабан, странно напевает что-то и продолжает играться. — Да, все супер, Чимин-а. Ах, Тэхён-а, молодец, но продолжай все перемешивать, хорошо? — и Тэхён, покачивая своим маленьким телом в такт мелодии, продолжает своими маленькими ручками перемешивать ингредиенты.       Юнги присоединяется к нему, покачивая бедрами, опускаясь ниже к полу. Чимин опрокидывает голову назад в чистом смехе и восторге, но, конечно же, он продолжает подзадоривать Юнги, хлопая полотенцем по его заднице в такт музыке. Юнги не отступает, еще сильнее покачивая бедрами.       У них есть ритм. Настолько они были вовлечены в это, что не заметили аудиторию, которая некоторое время стояла неподвижно, наблюдая за всем этим обменом репликами, пока Чимин случайно не посмотрел в сторону гостиной, не заметил Хосока и Намджуна, стоящих там с разинутыми ртами, и врезался в Юнги, который чуть не уронил кастрюлю. — Э-э-э, хорошие движения, хён? — почему-то с вопросом проговаривает Намджун, мешая свои эмоции с замешательством.       Хосок оглядывается назад и вперед, оценивая всю сцену. Это то, что съел бы Хосок, которого знал Чимин. Он знает, что все изменилось. Что-то есть в том, как Хосок отказывается разрывать зрительный контакт, сверля парня взглядом.       Также что-то такое есть даже в контрасте освещения. Это почти символично. Как кухня, такая светлая, такая яркая, а его друзья стоят там, где не горит свет. Вдобавок к этому лицо Юнги просветлело: — Ах! Джун-а, Хоби, как раз вовремя к обеду! — воскликивает он, убавляя музыку. — Добро пожаловать в дом семьи Мин. Я ваш шеф-повар, а это мой помощник — Чимин, — продолжает он, указывая на Пака, и Чимин собирается хихикнуть, когда поднимает глаза и видит, как Хосок смотрит на него. Однако момент нарушается, когда… — Я зу-шеф! — Тэхён шумно добавляет.       На что Юнги усмехается: — Это называется су-шеф, Тэхён-а, — затем Тэхён пытается попрактиковаться в этом на своем языке, заставляя Чимина улыбаться еще больше. — Па! — Чонгук разумно добавляет, и Юнги говорит: — Верно, и наш менеджер по кухне, Чонгуки. Вы, ребята, присаживайтесь, если только не хотите присоединиться к нам. Ну, в принципе, ладно, садитесь.       И когда Тэхён упрашивает тех, чтобы его хены присоединились к танцевальной вечеринке, Юнги, прежде чем снова включить музыку, упоминает, что дядя Наму — это катастрофа на кухне. Чимин изо всех сил старается не смеяться.       Это первый раз, когда Чимин и Хосок были в доме вместе с начала недели. И это интересно. Как тексты песен являются полной противоположностью напряженности в пространстве. И, может быть, дело в том, что Юнги кажется настолько захваченным этим, что, возможно, он этого не замечает. Не замечает, как Намджун пытается уговорить Хосока присоединиться или сесть, в то же время все еще выглядя смущенным и в то же время извиняющимся. Или в том, как Чимин перестал нарезать овощи.       Или, может быть, так оно и есть. И Чимин просто не может понять, как это сделать. Все, что он знает, это то, что в следующее мгновение его проносит по кухне в каком-то странном бальном танце. Сначала удивленный, потом он умирает со смеху, когда Юнги пытается опустить его после поворота. Там всего лишь так много места для всех, и все же у Юнги смехотворно напряженное лицо, как у какого-нибудь соревнующегося в WDSF. И Чимин знает, что к ним все еще прикованы взгляды. Но напряжение снова спадает, когда они слышат: — Теперь это моя кухня!       Затем, вот так просто, Ким Сокджин лунной походкой прокладывает себе путь прямо посреди этого хаоса.

*.*

      Это затянувшееся дурное предчувствие? Чимин знал, что это произойдет.       Именно так Тэхён настойчиво хотел поиграть в какую-нибудь игру «Рыцари и драконы» после того, как они посмотрели «Запутанную историю». — Хоси-хён, разве мой Чимми не самый красивый, самый красивый на всей земле? Ты должен быть таким же храбрым рыцарем, как я. Мы должны спасти Чимми-хена от большого, страшного кота-дракона! — И, как правило, Чимин фыркал и дразнил Юнги тем, что он кот-дракон. Но это напрягает.       Это определенно связано с тем, как после этого Джин вел основную часть разговора за ужином, и все обсуждали детей и вокруг них.       Таким образом, поскольку они решили поесть на полу в гостиной, Джин устроился так, чтобы сидеть прямо напротив Хосока.       Это не будет одним из тех моментов, когда он сказал бы, что должен был это предвидеть. Он точно знал, что происходит.       Неудивительно, что пока Юнги и Намджун расставляют стулья на заднем дворе, а Джин моет посуду, пока Чимин дважды проверяет детскую, его встречает Хосок, стоящий в дверях с вызовом.       Он вообще не пытается это сделать, но, черт возьми, точно не там, где спят дети. — Послушай, — без устали начинает он, — если ты здесь, чтобы навестить детей, будь моим гостем, но если тебе есть, что мне сказать, что, похоже, ты и хочешь сделать, я не буду делать этого здесь.       Он дает старшему время собраться с мыслями. Он выходит наружу, так что Чимин хватает мониторчик и со вздохом, но следует за ним. Тихо закрыв дверь, он направляется в комнату Юнги. Он сразу понимает, что это плохой выбор, судя по тому, как все поведение Хосока портится еще больше. Но он не собирается приносить что бы то ни было в пространство, где он спит, и, черт возьми, уж точно не рядом с детьми. — Я не знаю, как ты себе это представляешь, но я думаю, что в твоих интересах уйти как можно скорее, — предупреждает Хосок как ни в чем не бывало.       Чимин вздыхает и проводит рукой по волосам. — При всем уважении, ты не можешь принимать никаких подобных решений, поэтому я выслушиваю твое мнение, но на данный момент это все, — и он встает с угла кровати, где сидел, чтобы направиться к двери. — Нет, конечно нет. Потому что, как обычно, ты поступаешь как гребаный эгоист, и все дело в том, чего хочет Чимин, — Хосок откидывается назад.       И Чимин действительно много работал над собой. Вот как он может сказать прямо сейчас. Потому что когда он смотрит вверх и в пронзительные глаза Хосока, все, что он видит — это прошлое. Но есть что-то в том, о чем просил Намджун, и что показывает Юнги, и где сейчас находится Чимин, что помогает ему прийти к огромному взаимопониманию прямо в этой самой комнате. Он боялся любого обмена информацией с Хосоком, особенно на основе реакции своего бывшего на днях. Он все это чувствовал. Затяжные вопросы, «а что если», сожаление. Ночью, после того, как они с Юнги поговорили, он провел последние пару дней, исследуя стадии горя.       Хосок в какой-то момент был его спасательным кругом. Его пульс. Та самая деталь, которая заставляла его двигаться. Видеть, как его глаза не сияют ярко по отношению к младшему, было стыдно, смущенно, больно, даже предательски. Он нашел в Хосоке на тот момент, как ему казалось, своего единственного. Он думал, что это все. Но именно в этот момент, когда он видит полноту и реальность эмоций Хосока на его лице, он знает. Ответы там на самом деле довольно просты. Ему не нужно искать старые чувства, чтобы вернуться к себе прежнему.       Прежний Чимин никогда бы не согласился ни на что из этого. Старый Чимин тоже попытался бы успокоить гнев и разочарование этого человека. Старый Чимин не смирился бы с мыслью, что Чимин, который сейчас стоит в этой комнате, измученный и растерянный, даже не хочет быть рядом с кем-то, кто не дает ему возможности для личностного роста. Это не пренебрежение по отношению к Хосоку. Но это знак признания для Чимина. Хосок ранен. По каким-то причинам, чем больше Чимин думает об этом, он не совсем уверен в своих убеждениях. Он надеется, что, может быть, однажды они действительно смогут сесть и разобраться в сути этой боли. Но сейчас? Чимин не хочет возвращаться. На самом деле, во всех этих страданиях Чимин осознает, что ничто из того, что он мог бы сделать, не вернет его обратно, и никакая часть его снова не будет прежней.       Вот так все начинает щелкать, вот так быстро, всеми способами, которыми он уже чувствует себя Чимином. Все способы, которыми это подтверждается и подтверждается. И это повторение какого-то недоразумения, когда не хватает понимания, не так ли? Ничего страшного, если Хосок все еще злится. Ничего страшного, если у него даже нет названия для своих эмоций. Это нормально, что это кажется странным и неудобным. Чимин зла на него не держит и плохого ничего о нем не думает. В конце концов, он еще сырой и в какой-то степени свежий. Что нехорошо для Чимина, так это быть загнанным в угол в комнате и проецировать на него сказанные чувства. Да, может быть, он сделал что-то такое, что, вероятно, или скорее очевидно, все еще действует Хосоку на нервы. Он хочет признаться в этом. Но что-то есть в этом — как его, по сути, прижали к стене, не похоже ни на время, ни на место.       Он расправляет плечи. Его челюсть сжата, плечи сгорблены и округлены к ушам. Он начинает ощущать свое тело. Джин был прав, это напряжение не проявлялось почти неделю. Он делает вдох, медленный и расчетливый. Он знает, что то, что он собирается сказать, вероятно, не завоюет расположение Хосока. Но он уже может сказать, что в настоящее время Хосок не хочет идти на компромиссы. И Чимин устал соперничать. — Я уже не тот ребенок с широко раскрытыми глазами, который повсюду следовал за тобой. Ты потерял право так разговаривать со мной или обо мне, когда ушел и отказался принимать мои телефонные звонки. Ты меня не знаешь. Уже нет. И это просто замечательно, потому что я тебя тоже не знаю. Если ты никогда этого не захочешь — твой выбор. Но я не оставлю ни этих детей, ни Юнги. И я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, но, честно говоря, это не моя проблема. Когда ты будешь готов к тому, чтобы мы действительно сели и обсудили это, мы сделаем это в открытую. Я не хочу никаких проблем, но и загонять себя в угол больше не буду, — и с этими словами он уходит.       Чимин спускается вниз, чтобы помочь Юнги. По выражению глаз писателя он видит, что тот хочет спросить о чем-то, но, похоже, передумывает. Юнги говорит им, что они встретятся во внутреннем дворике и что они с Намджуном снова просмотрели отснятый материал.       Это крошечный внутренний дворик, но его хватит для всего необходимого. Они все (в некотором роде) здесь, чтобы выяснить, что делать с парнями, которые появились в квартире Юнги. Юнги побежал в туалет, пока Чимин и Джин собирали закуски и напитки, чтобы вынести их на улицу. Джин, идущий впереди Чимина, случайно проходит мимо того места, где снаружи сидят Намджун и Хосок. С точки зрения Пака, они оба оценивающе смотрят на старшего. — Нет, нет, мальчики. Не смотрите на меня как на товар, — он краем уха слушает хёна, а затем тот добавляет: — Вы не можете себе позволить меня. И я не говорю о деньгах или других вещах! — затем Джин делает глоток того, что пьет, поворачиваясь к бормочущим Намджуну и Хосоку. — И еще…       О боже. Чимину, наверное, следовало бы пошевелиться, но его ноги, похоже, налились свинцом. — Не думай, что я не знаю об этой маленькой попытке выступить со своей претензией, — он указывает на Хосока. — У тебя есть кое-что, что тебе нужно прояснить, но мы будем взрослыми и скажем об этом публично. И я буду предельно ясен здесь, что я безоговорочно являюсь на стороне Чимина.       Хосок собирается что-то сказать, но Сокджин поднимает руку, чтобы прервать его. Теперь выходит взволнованный Чимин. — Хён! — пытается убедить не продолжать старшего тот, но он знает, как поступает этот человек.       Конечно же, Джин замолкает и отмахивается от Чимина. К этому времени Юнги тоже вышел во внутренний дворик, сбитый с толку. — Абсолютно нет, Пак Чимин. Вы двое, — он указывает на Юнги и Чимина, — у вас так много забот. Последнее, что должно вообще вас волновать и продолжаться, — это какая-то мелкая школьная драма. Если вы хотите высказать свои обиды, я бы предпочел, чтобы вы обратились к психотерапевту, но в противном случае либо оставьте это за дверью, либо разговаривайте, как взрослые, когда находитесь в общественных местах. Кроме того, — видимо, он явно в ударе, — эти двое, может быть, так зациклены друг на друге, что не видят этого, но я вижу тебя насквозь, как стеклышко.       Чимин наклоняет голову, наблюдая, как Сокджин продолжает двигаться между Намджуном и Хосоком. Он кидает взгляд на Юнги, который не знает, чем и помочь. — И еще, — продолжает Джин, указывая на Юнги. Юнги в замешательстве наклоняет голову, но прежде чем он успевает вставить словцо, Джин снова поворачивается к Хосоку и Намджуну, останавливаясь на мгновение, — Ты лаешь не на то дерево. Разберитесь с этим уже, — затем он просто уходит в дом.

*.*

      Все начинается так неловко, но, в конце концов, они придумывают план. Намджун раскрывает результаты некоторой работы, проделанной с проверенными коллегами. Он подтвердил, что там было семеро детей, включая двух их младенцев. Остальные пять были найдены невредимыми, вследствие незаметно отправлены в безопасные места, некоторые с немедленной возможностью усыновления. Он также сказал, что, скорее всего, кто-нибудь может зайти проведать детей. Это немного нервирует Чимина, и, судя по тому, как неспокойно сидит Юнги, вероятно, он испытывает то же самое. Также нет никакой гарантии, что тот, кто стоит за этим, уже не обзавелся новыми детьми, но некоторые коллеги Намджуна в полицейском управлении некоторое время расследовали это под прикрытием.       Вот и всё, что он может им сказать. Юнги хвалят за его быстрое мышление, так как те фотографии были как раз кстати и очень помогут делу. У нескольких посетителей ресторана в тот день были взломанные дома. Джин оповещает их о том, что квартира Чимина взломана не была. Они надеются, что так и останется. Оказывается, это действительно хорошо, что у Юнги склонность к затворничеству, потому что в отчете портье сообщил, что люди спрашивали о его местонахождении, но он всегда либо в отъезде, либо скрывается там. Его нахождение в доме, как Юнги, казалось, догадывался, не вызывает особых подозрений. Это также могло бы стать отличным прикрытием и заставить Юнги выглядеть менее непричастным.       Намджун также говорит о том, что его коллеги действительно думают, что они ищут Юнги, поэтому всем нужно быть начеку. Они ничего не нашли во время взлома, но чтобы быть осторожными, они решают, что Юнги и Чимин отвезут детей в гости к семье Мин в Тэгу. Намджун, Хосок и даже Сокджин будут по очереди проверять дом и их квартиры. Юнги отправляет сообщение в Kakaotalk своей матери. Чимин не может удержать смешка, когда Юнги показывает ему ответы, усеянные восклицаниями и ругательствами. Потому что: как Мин Юнги посмел сказать ей об этом в последнюю минуту, и почему он не может доставить свою задницу туда раньше? — Вау, хён, это будет первый раз, когда кто-то поедет с тобой в Тэгу, и это будет твоя семья, — шутит Намджун, но, похоже, сразу осознает ошибку своих слов. Выражение лица Хосока снова становится мрачным, но Юнги, похоже, не обращает на это внимания, когда он поднимается наверх, чтобы проверить Чонгука, который ворочался во сне. Чимин и Джин убирают еду, когда до их ушей доносится реплика Хосока: — Я знаю, любимый, и я пытаюсь. Я просто не хочу сдерживаться, когда у меня зарождается мысль, что он здесь только для того, чтобы манипулировать хеном. Это неправильно. — Но, детка, хён принял решение, и мы договорились, что хотим быть такими друзьями для хена, которые доверяют его решениям и суждениям. — Я знаю, — Чимин слышит, как Хосок вздыхает. К этому времени Джин уже стоит рядом с ним, присматриваясь, все ли с ним в порядке. — Я не собираюсь продолжать поднимать эту тему. Но ты не знаешь, каково это было для меня. Он не просто поставил меня в неловкое положение, он уничтожил меня, Намджун. То, как он просто так свободно говорил об интимных вещах, как будто ему было все равно. И я не мог сказать, что было реальным, а что нет. Он просто ожидал, что я вывезу его характер, как обычно, и соберу осколки разбитого сердца. Ты ведь не поступаешь так с тем, кого якобы любишь, а теперь я должен смотреть, как они хихикают и строят друг другу глазки? Это неправильно.       Джин собирается вмешаться в разговор, но с Чимина хватит. Он останавливает его и делает свой собственный шаг вперед. — Ты действительно собираешься сидеть здесь и говорить достаточно громко, чтобы мы все могли тебя слышать, но что потом делать? Изображать жертву, когда кто-то зовет тебя? В чем смысл, Хосок? Ты действительно собираешься сидеть здесь и говорить, что мне было все равно? И вы можете услышать, какая убийственная тишина повисает над ними, пока Хосок не отвечает в ответ: — Ты не можешь говорить со мной так неофициально. Я не Юнги. И это не ваш разговор. — Нет, ты прав. Ты не Юнги. Я не собираюсь проявлять к тебе неуважение, Хосок-ши, но я не настолько жалкий.       Намджун врывается в их разговор и пытается разбавить напряжение между ними. — Давайте просто… давайте все попытаемся вспомнить, зачем мы здесь все, да? — Я не искал свое прошлое, чтобы получить пощечину, Намджун! — сокрушается Хосок.       И, может быть, луна куда-то сместилась или что-то в этом роде, пошла в обратном направлении, сдвиг по фазе произошел. Что бы это ни было, Чимин смирился с этим. — Нет, то, что ты искал, — это тот самый наивный ребенок, который раньше поклонялся каждому твоему пуку. И когда ты понял, что тебе больше не выгодно, и ты понял, что я гребаный человек, который может облажаться и совершает ошибки, то просто выбросил меня, как ебаный мусор. — Юнги, возможно, не видит насквозь твою дерьмовую слезливую историю, но ты не собираешься сидеть здесь и лгать мне или вести себя так, как будто тебе наплевать на кого угодно, кроме себя. Так в чем же дело? Тебе нужны его деньги? Хочешь поиграть в семью и пожить в богатом доме? Тебе нравится, когда в тебе души не чают, и, держу пари, это так удобно для тебя, не так ли? Почему ты здесь, Пак Чимин-ши?       Когда они были вместе, Чимин не может вспомнить момента, когда Хосок когда-либо чувствовал себя таким холодным и сдержанным. На самом деле, возможно, в какой-то момент солнце действительно покинуло его через задницу (тот злосчастный пук). Но это отличное напоминание для Чимина о том, почему прошлое есть прошлое по какой-то причине. Каким-то образом, в очередной раз, в разгар этой суматохи, что-то начинает проявляться для него, позволяя увидеть, к какому сильному влиянию привела привязанность к прошлому.       Это проявилось в том, как он начал уходить после того, как потратил много часов чужого времени, чтобы заполнить какую-то невысказанную пустоту. Это проявлялось в том, как он изливал себя во всех, кроме самого себя. Это проявилось в том, как он привык к своей готовности держать кого угодно рядом, просто чтобы кто-нибудь был рядом, потому что он так боялся, что его снова бросят, что он будет одинок. Это проявилось в том, насколько он был обижен, унижен и по-настоящему взволнован, когда Хосок ушел, даже не взглянув на него в последний миг. Это проявилось, когда этот зуд был просто невозможным и почти убийственным. Тот, кого он пытался похоронить в течение нескольких месяцев. Какое-то время у него все было так хорошо, но потом что-то заставило его соскучиться по рукам и теплу, и он искал этого сладкого, хотя и временного освобождения. Это проявилось, когда первый партнер, которого он нашел в этом приложении для знакомств, был просто очередным мудаком, который затаскивал всех в постель после знакомства, и он заполнял ту пустоту, оставленную Хосоком. Что как снежный ком привело к тому, что он отказался от всего этого. Что заставило его полностью заявить, что он никогда больше не хотел вступать в отношения. Что привело к тому, что он так небрежно отнесся к этому, что вообще забыл удалить это чертово приложение. Что каким-то образом привело к тому, что что-то в его профиле, что он забыл удалить, сделало его популярным. Что привело к такому количеству уведомлений, что в своем раздраженном состоянии он нажал на первый профиль, который увидел, по иронии судьбы, только для того, чтобы действительно найти этого человека интересным. Достаточно интересный, чтобы он вымещал свое недовольство миром на любом, кто был достаточно глуп, чтобы связываться с ним. Он просто хотел бесплатно отужинать. Все это в один момент выползло из него.       Все это привело его сюда. И он понимает, с большим убеждением, что он не хочет быть здесь.       Но тогда что это?       Он смотрит сначала на Джина, потом на Хосока и Намджуна. Если Юнги не слышал всего этого, его навыки отключения звука должны идти с классом.       Юнги.       Он снова поворачивается к Хосоку и Намджуну. В его голове начинают активно вращаться шестеренки. К нему кое-что приходит. Он снова смотрит на Джина, который приподнимает бровь.       О.       О! Это не все, но уже что-то. Точка признания и осознания. Когда Джин видит, что они с Чимином, похоже, на одной волне, его хен скрещивает руки на груди, на его великолепном лице читается что-то вроде триумфа. Как Чимин мог этого не видеть? Возможно, он просто умотался с этими детьми-непоседами.       Теперь еще больше Чимин хочет смотаться нахрен отсюда.       Здесь.       Здесь.       Что это?       Чимин ахает. Все они поворачиваются к нему. Он ошибался все это время. Упущено много деталей, осознание некоторых потихоньку начинает просачиваться внутрь. Все это могло быть фактором, объясняющим, почему он сейчас здесь, все еще ходит туда-сюда с Хосоком. Но он здесь не поэтому. На самом деле все это не имеет никакого отношения к его прошлому. На самом деле, когда он осознает это и становится более честным с самим собой, ничто из того, что произошло, пока он был здесь, не касалось его прошлого. Но он был таким настоящим, таким в эти моменты, таким пленённым и удерживаемым, что единственный раз, когда ему пришлось вернуться в свое прошлое, это когда он был предоставлен своим собственным мыслям.       Он подавляет смех. — Я не хочу быть здесь, — и он наблюдает, как Джин поворачивается к нему с приподнятой бровью, а Хосок в отчаянии поднимает руки к Намджуну. Он наблюдает, как на лице Намджуна появляется замешательство. — Я кое-что понял о нас с тобой много лет назад. Ты слышишь меня, но не слушаешь. Вот почему я не буду тебе ничего объяснять или отвечать. Не имеет значения, что я говорю, ты хочешь собрать в своем уме больше улик против меня. И теперь я знаю, как выглядит слышание и слушание. Вся эта чертовщина давно в прошлом, что бы ни причиняло боль, это не то, где я нахожусь сейчас. Это больше не то место, где я хочу быть. Это даже далеко не тот образ, кем я прихожусь сейчас. Это не избавляет меня от вреда, который я причинил. Но меня никто не держит. Я больше не тот ребенок с неокрепшим мозгом. Я могу отвечать за свои действия и при этом продолжать заниматься своим делом. Поэтому, если мы не можем быть вежливыми друг с другом или говорить о том, что действительно причиняет боль, тогда мы попросту не разговариваем. Или, по крайней мере, я не буду говорить с тобой ни о чем. Потому что я не хочу драться и никогда этого не хотел. Тебе больно, и за это я прошу прощения. Ты можешь думать все, что твоей душе угодно, но, как я уже сказал, я не оставлю ни детей, ни Юнги одних на произвол судьбы. И я не позволю, чтобы надо мной издевались или давили. Я открыт для встречи с тобой там, где ты находишься в настоящем и где нахожусь я. Но если это не так, можем ли мы, по крайней мере, договориться держаться подальше друг от друга, пока другие здесь, потому что я не хочу, чтобы это еще хуже сказалось на детях?

*.*

      Что-то такое в том, как Юнги качает головой в такт музыке. Что-то в том, как он, кажется, обладает талантом к рифмам и стихам и пытается привязать интерес к детям и обучить их чему-то. Что-то в том, как это заставляет Чимина подпевать и показывать, что он действительно способен брать ноты. В том, как Юнги продолжает и продолжает говорить об этом после того, как услышал его.       Что-то в том, как Чимин запаниковал, пропустив будильник рано утром, только чтобы обнаружить, что Юнги был в процессе приготовления завтрака, убедившись, что дети вымыты и одеты, а машина собрана для поездки.       Это что-то в том, как пролетают три с половиной часа или около того, потому что Юнги взволнованно учит Тэхена играть в I-Spy, и он читал о том, как занять детей этого возраста. Это то, как он наблюдает за Юнги каждые несколько минут или около того, проверяет через зеркало заднего вида детишек, что они в безопасности на заднем сиденье.       Что-то в том, как Юнги стучится в дверь и его встречает его копия, по крайней мере, в расположении духа, открывающая дверь и встречающая его простым кивком головы, ворчанием, за которым следует «Мин Юнги». И больше ничего. Как это отбросило Чимина так далеко, что в итоге он неловко хихикнул от удивления.       Вот так Юнги проходит внутрь, снимает обувь и объявляет о своем присутствии своей маме, на которую он так чертовски похож в чертах лица, чтобы та, в свою очередь, выглянула из любой комнаты, в которой она находится, взглянула на него и сказала: — Ты похож на пельмеша, — и это все, что она говорит, прежде чем вернуться к своим делам.       И должно быть так, что с ее ракурса она не может видеть остальных позади Юнги, но с ракурса Чимина он все видит. Так что когда он сгибается пополам, хрипя от смеха, который поглощает его всего, она затем начинает возмущаться на Юнги, прежде чем ударить его, потому что он должен был объявить, что приехал он вместе с детками.       Дело в том, как мама Юнги продолжает суетиться вокруг Чимина и детей, в то время как Юнги продолжает стоять, выглядя оскорбленным, и в том, как Чимин не обращает на это внимания, не в силах перестать смеяться.       Или как Юнги надувает губы, пока его не встречает восторженный лай бодрого коричневого пуделя. — Хоть кто-то любит меня в этом доме, — и говорит он это тем самым писклявым, возбужденным голосом, который так ярко контрастирует с его обычным привычным. Тот самый, которым он читает детям сказки или хвалит ребенка, думая, что Чимин не смотрит.       Затем есть что-то в том, как Юнги снова надувает губы в ту минуту, когда щенок понимает, что у них есть компания, и скулит о том, что его здесь никто не уважает, и именно поэтому он перестает навещать.       За день до этого Чимин отпросился с работы, чтобы они могли отвезти детей к педиатру. Доктор Бэй великолепно справился с капризным ребенком, диагностировав ушную инфекцию в дополнение к прорезыванию зубов. Они упомянули, как это может объяснить кое-что из того, что произошло в среду. Врачи снабдили их указаниями к приему лекарств и рецептами, удобными в использовании, особенно в поездках. Врач также осмотрел Тэхена, который получил наклейку за то, что был таким хорошим, здоровым мальчиком.       К тому времени, как они добрались до Тэгу, ребенок то засыпал, то просыпался из-за лекарств, хотя все еще немного суетился. И Тэхен решил сообщить своей новой бабуле, что он должен есть все овощи, чтобы оставаться большим и сильным. Сейчас, к обеду, Чимин также знакомится с хёном Юнги, о котором тот часто упоминал, и наблюдает за тем, как безжалостно подкалывают Юнги, хотя с любовью. Дело в том, что Чимину ничего не стоило присоединиться и рассказать им обо всех способах, которыми он дразнит Юнги, и это не особо волнует его. И как Юнги дуется, потому что его так не уважают в доме, где он вырос.       Что-то есть в том, как они ссорятся из-за самых глупых вещей, потому что Мин Юнги просто должен быть прав, а Пак Чимин не хочет отступать.       Есть что-то в том, как он учит обоих детей играть с Холли, а Чимин наблюдает за ними из-за двери. Что-то в том, как он должен был это предвидеть. Как маме Юнги просто не терпелось побыть с ним наедине. — Мой Юнги, он похож на меня, но как же он похож на своего ворчливого отца, — говорит она, указывая на мужчину.       К удивлению Чимина, когда он поворачивается, он замечает, что отец Юнги удобно сидит в том же кресле, в котором он находился большую часть их пребывания в родительском доме, но с уснувшим Чонгуком, удобно устроившимся головкой на плече мужчины, обвивая своими маленькими ручками его тело. Оглядываясь назад, он думает о том, что моментом ранее вместе с ним был и Тэхён. И Чимин не уверен, что, черт возьми, сбивает его с толку больше всего. Тот факт, что ребенок был беспокойным большую часть дня, но папа Юнги, кажется, был единственным, кто его смог утешить. Или тот факт, что этот мужчина за все время почти не произнес ни слова, и все же он здесь, усмиритель неспокойных детишек с каменным лицом.       Она указывает на Юнги, играющего с Тэхёном и Холли, в то время как его хён смеется, делая забавные снимки. — Он научился любить руками. Как мой ворчун вон там. Один взгляд на него и все расступаются с дороги. Не поверишь, что он — гигантская миска овсянки, да? — она ухмыляется и подмигивает Чимину, который все еще смотрит на молчаливого мужчину, смотрящего шоу в своем глубоком кресле, держа на руках ребенка. — Ты ему нравишься, ты знаешь… — говорит она, и это выводит Чимина из транса. Он поворачивается, широко раскрыв глаза, смотрит внутрь комнаты, потом снова на нее. Она усмехается. — Моему мужу! — затем она шлепает его, заливаясь смехом.       И теперь Чимин знает, каково это — быть объектом шуток. — Ты бы видел свое лицо! — она ласково похлопывает его по спине и, прежде чем уйти, говорит: — Эти мальчики Мин не так хитры, как кажутся. Они практичны. Вот поэтому они и знают, что нужно делать в первую очередь. Ты учишься смотреть сквозь тишину. Но мой Юнги — ах, он более выразителен, чем даже сам себе кажется. Просто нужно знать, что заставляет его щелкать и тикать. Посмотри на этого большого дурака. Моя чувствительная манду. Ты думаешь, я не знаю, что он прятался от нас, потому что думал, что у него должна быть основательная причина, прежде чем вернуться сюда?       Эта близость, то, что здесь почти нет формальностей, немного пугает Чимина. Она улыбается. — Все мамочки знают об этом, дорогой, — затем она подмигивает и уходит, как будто не она это запутала Чимина и не она перевернула его понимание с ног на голову.       Когда они собираются уезжать, Юнги уже опередил его со сбором машины. Они решили один раз в неделю созваниваться в видеочате, и Чимин собирается добавить этот пунктик в их красочное расписание. Он думает, что это неизбежно, что им, возможно, придется включить его собственную маму.       Они обнимаются, целуются, также родители кладут им много еды (вероятно, больше, чем у них есть место для перевоза). Чимин наблюдает за тем, как Юнги отходит, чтобы поговорить со своим отцом. — Тишина не всегда молчалива, — шепчет мужчина, уже обращаясь к Чимину. Они обмениваются объятиями и обещаниями зайти или созвониться, когда вернутся. Он не видит того, что отец Юнги скользит рядом с ним, очень тихо, протягивая ему бутылку воды, держа в другой руке рисунок, нарисованный Тэхеном. Чимин — это объятия Парка и Парков, поэтому он отвечает на шок, ныряя в объятия молчаливого мужчины в знак благодарности. Он чувствует, как тот начинает дрожать от легкого смеха. Он похлопывает Чимина по спине и говорит, что ему следует навестить их в Чусок, если родители Чимина его не ждут.       Чимин предлагает сесть за руль, но Юнги мягко улыбается. Его плечи опустились, он меньше сутулился с тех пор, как они были здесь, и он сияет. — Не волнуйся, Чимини. Хен все понимает. Отдыхай.       Затем что-то еще щелкает, как это было несколько дней назад. И Чимин думает, что наконец-то начинает это понимать. В тот момент жизни Чимина, когда он подумывал о профессиональном танце, он научился выходить за пределы репертификации в погружение и созидание. Он научился брать представленные ему произведения и переделывать их как свои собственные. Он научился выражаться, и это появлялось на его пути. Он начал выходить за рамки этого и начал создавать свои собственные. Именно в этом пространстве он начинает видеть, что это такое. Так он брал то, что уже управляло его сердцем, и вливал в него с осторожностью, точностью и концентрацией. Дело в том, как он вырабатывал что-то даже из самого простого движения. Он провел достаточно времени с другими учениками музыкальных и художественных факультетов в школе, чтобы знать, что они тоже такими же путями прокладывали собственный путь к освоению искусства.       И вот он начинает понимать это.       То, как он постарался убедиться, что Тэхён не забыл отдать своему дедушке рисунки, которые он им сделал (в том числе один, на котором был отпечаток руки размером с ребенка).       То, как он выталкивал свою маму с кухни, чтобы помочь своему хёну с едой.       То, как он убеждался, что тарелка Чимина была полностью наполнена, прежде чем он накладывал себе. Или то, как он доливал им напитки.       То, как их близость разливается дельтой реки прямо в море.       То, как он не возражал, чтобы Чимин видел его детские альбомы.       То, как он никогда не сопротивляется, когда даже Чимин знает, что он может настаивать на этом, просто чтобы добиться своего.       То, как он также даст ему знать, будет ли это твердое «нет», твердое, но в то же время нежное.       То, как он помог своему папе с крышей. И теперь, когда Чимин действительно думает об этом, они устанавливали новые приборы, чтобы Чимину и детям было комфортно в комнате, в которой они остановились.       То, как он знал, что Юнги спит на диване.       То, как он помогал своей маме шить одеяла для младенцев.       То, как на прикроватном столике всегда стояла бутылка воды для Чимина к тому времени, когда он выходил из душа.       То, как он улыбался и оглядывался, поднимал обе брови, ты в порядке?       То, как он на самом деле довольно мягко разговаривает с другими. Таким образом, чтобы другие могли заполнить это пространство. Таким образом, чтобы позволить ему, когда он доволен, сидеть сложа руки и наблюдать, как другие развлекаются.       То, как он придумывает занятия для детей, как будто он записывает ноты на ноты.       То, как Чимин увидел детскую книжку в своей комнате, когда на днях принес свежее белье.       То, как он пытается скрыть свою улыбку, когда получает похвалу, но в конце концов она побеждает.       То, как он аплодировал громче всех, когда Чонгук сделал первые шаги на заднем дворе дома Минов.       То, как он просматривал этапы развития, чтобы объяснить родителям, как Чимин распознал основные этапы речи Чонгука.       То, как он учит Тэхёна гладить, кормить и выгуливать Холли.       Что это? Это все и ничего. Так много нужно обдумать и совсем не о чем думать. Она жизнерадостна, легка и безгранична. Все, что делает Мин Юнги — это искусство.       Любовь — это искусство.       Забота — это искусство.       Жизнь — это искусство.       Вот как он изо всех сил старался избавиться от мыслей о той ужасной среде. Потому что для Юнги он живет своей страстью. Он — страсть. А иногда страсть — это пылающий огонь, который тоже может быстро погаснуть. Страстный человек, который держится особняком, может управлять тем, насколько велик или мал огонь. Добавьте в смесь что-то лишнее, и это может превратиться в ад, или пламя может погаснуть.       Что это? Это Чимин смотрит на профиль этого человека, пока он везет их домой. Домой. И Чимин решает прямо тогда и там, что с ним все в порядке. И даже более того, он хочет быть тем, кто разжигает огонь, не туша и не разжигая еще больше пламя. Это Чимин принимает, делает частью себя и хватает ртом воздух, как будто в первый раз. Это откровение со слезами на глазах.       Такое ощущение, что оно начинается с пальцев ног и поднимается, медленно и покалывающе, к ступням, а затем вверх по каждой частичке его тела. Когда это достигает его сердца, он закрывает глаза, позволяя слезам свободно стекать по его щекам. Он делает медитативный выдох. Такой, который позволяет ему заметить, что его челюсти расслаблены, как и плечи, а руки разжаты.       Безмятежность.       Сквозь блестящие глаза он улыбается сам себе. Сначала едва заменто, потом все шире, по мере того, как все это поглощает его сердце. Он оглядывается на детей, и улыбка становится шире. В этот момент его охватывает тепло. Он действительно мог взлететь, пристегнутый ремнем безопасности или нет. Он скользит рукой по руке хёна, переплетает свои пальцы с пальцами Юнги.       Заземленность.       В какой-то момент своей жизни Чимин стал слишком бояться взлетать из-за того, как однажды сильно разбился. А когда ты находишься в четырех стенах, тебе не нужно беспокоиться о риске падения. Но теперь он видит, как, не моргнув глазом, он никогда не нуждался здесь, в этих стенах. Это не сбой, не ошибка. Он сам решает, как высоко или низко он поднимется. И на каждом шагу этого пути его встречали, где бы и как бы он ни приземлился. Юнги поворачивается к нему с мягкой улыбкой, которая сначала превращается в беспокойство при виде слез.       Иногда, когда ты действительно счастлив и плачешь, это не значит, что ты расстроен.       Он улыбается Юнги, чувствует, как их руки соприкасаются. Как Юнги уверенно сжимает его руку, позволяя слезам Чимина свободно течь. Юнги ничего не говорит, и этим все сказано.       Принятие.       Свобода.       Остальное неважно. Не имеет значения, что они знают друг друга всего неделю. Не имеет значения, что они могут быть в опасности. Что в будущем так много затянувшегося и неизвестного. Независимо от продолжительности времени, независимо от обстоятельств, независимо от его правил или правил общества, он знает, что это такое. — Хён, — улыбка легко скользит по его лицу, находя на губах Юнги улыбку в ответ, — когда мы вернемся домой, давай устроим это не-свидание.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.