⊰✧⊱
Что-то странное было в том, как солнечный свет наполнял его комнату, но поначалу Шуанхуа не мог этого понять. Несколько раз он закрывал глаза от яркого света и опять открывал. В чём же дело? Почему свет так болезненно влиял на зрение? Меч осмотрелся. Потом он услышал пение птиц. А ещё заметил, что лежит на полу. “Снова потерял сознание...” - понял Шуанхуа. Но не вскочил в беспокойстве, как было в первый раз. К чему? Он уже относился к своим внезапным обморокам вполне обыденно. Даже как-то... отстранённо и бесстрастно. - Шуанхуа! - перед ним вдруг появилась фигура Фусюэ. Шуанхуа поднял руку ему навстречу. Мечу показалось, что к каждому запястью привязан тяжёлый груз. Фусюэ осторожно поднял друга с пола и перенёс на кровать. Шуанхуа коснулся ворота его ханьфу, чтобы убедиться, что это явь, а не сон. После обмороков было сложно чётко определить это. - Выпей-ка, - одной рукой Фусюэ поддерживал Шуанхуа за шею, а другой подносил к губам пиалу с прохладной водой. С великим удовольствием Шуанхуа выпил всё до дна. - Послушай, эти твои обмороки... надо рассказать хозяевам, - далеко не впервые начал настаивать Фусюэ. - Это ведь стало происходить всё чаще. - Нет, незачем кому-то ещё об этом знать, - хриплым шёпотом проговорил Шуанхуа. - Особенно хозяевам. У них сейчас и без того полно забот. Фусюэ недовольно покачал головой. - Полежи какое-то время, - посоветовал он. И, тяжело вздохнув, добавил: - Шуанхуа... ты слабеешь. С каждым днём. Нельзя это так оставлять. Нужно разобраться в причинах. Почему ты совсем не обеспокоен поиском ответов? Откуда такое безразличие? - Я устал, - Шуанхуа утомлённо закрыл глаза, не желая больше разговаривать. Фусюэ хмуро пронаблюдал, как быстро тот уснул. Когда Шуанхуа очнулся в следующий раз, солнечный свет не показался ему таким слепящим, и он чувствовал в себе больше сил. Теперь, когда меч поднял голову, он узнал огненно-красные волосы демона-слуги Кэжаня, дремлющего на подушке рядом с его кроватью. - Кэжань, - прохрипел Шуанхуа. Демон резко вскинул на него взгляд. - А! Вы проснулись! - усмехнулся Кэжань. Шуанхуа попытался улыбнуться, и почувствовал, как треснула на губах кожа. Он вздрогнул, касаясь кожи пальцами. - Мне хочется пить, - сказал меч. - Вот, пейте, - демон услужливо принёс ему пиалу с водой. - Господин Фусюэ сказал, что вам вдруг стало плохо, и попросил последить за вашим сном. Что же, спали вы спокойно и... Пока Кэжань болтал, Шуанхуа жадно пил воду. Осушив пиалу, он откинулся назад и прислонился спиной к стене. На какое-то время эти усилия ослабили его, и закружилась голова. Но вскоре всё в комнате встало на свои места. Меч чувствовал, что с каждым обмороком в нём что-то неуклонно меняется. - ...и я рад, что при новом повелителе сохраняется всё то, что было при прежнем, - тем временем, закончил какую-то свою мысль Кэжань. - Значит, вам всем действительно нравится жить при тех порядках, которые установил господин Сюэ Ян? - решил поддержать беседу Шуанхуа, чтобы отвлечься от своих мыслей. Кэжань улыбнулся, снова устроился на подушке рядом с кроватью, а потом расхохотался. - Нравится? Я бы сказал, что никому из нас раньше не было так хорошо, - сверкая своими чёрными глазами, заявил он. - Господин Сюэ Ян придал нашей жизни – жизни мятежников из Преисподней – настоящий смысл. Да и прочие обитатели Междумирья задышали свободнее, когда господин Сюэ Ян избавил эти земли от полчищ низших демонов, воспротивившихся его власти. Теперь никому из жителей больше не приходится падать на спину, чтобы получить ещё несколько дней жизни. Демон вдруг быстро посмотрел на Шуанхуа и неловко потупился. - Извините меня, господин, за столь неприличное высказывание, - сказал он. Неожиданно Шуанхуа вспомнил их первую встречу. Вспомнил скорбный и враждебный вид, с которым Кэжань воспринял новость, что теперь Сяо Синчэнь – повелитель Междумирья. С тех пор прошло достаточно времени, чтобы многие демоны, в том числе и Кэжань, стали уважать Сяо Синчэня и его меч. Впрочем, после наказания Сюэ Яна это уважение подпортилось... “Сюэ Ян. Куда же он отправил Цзянцзая? Ведь так и не признался...” - далеко не впервые задумался Шуанхуа. Мысли об этом уже измучили его. Дни растягивались в недели, суровые ветры зимы бились о камни цитадели Теней, а чувство Шуанхуа к Цзянцзаю не притуплялось. Впрочем, Шуанхуа решил, что, хотя, его сердце разбито, никто не узнает об этом. Он собирался хранить свою любовь в полнейшей тайне, которую никогда и никому не откроет, особенно объекту этой любви. Образ Цзянцзая чётко запечатлелся в сознании Шуанхуа и всплывал перед его взором в самые разные моменты. Он мог отправиться на прогулку, как внезапно нахлынувшие воспоминания о том, как руки Цзянцзая обнимали его, а губы жадно целовали, заставляли Шуанхуа замирать на полушаге. Страстное желание вновь оказаться в этих объятиях было почти непреодолимым, но при этом Шуанхуа осознавал, что это даже хорошо, что Цзянцзай находится где-то далеко. Такого больше повториться не должно. Мгновенная слабость могла привести к тому, о чём пришлось бы сожалеть всю жизнь – ведь у Шуанхуа не было никаких причин надеяться, что Цзянцзай питает к нему какие-нибудь особые чувства, за исключением восхищения. Кроме того... у Цзянцзая уже есть возлюбленный, пусть его чувства и безответны. Шуанхуа страдал, сцепив зубы, не показывая своих чувств ни одной душе. Ни своему хозяину, ни Фусюэ, ни всем остальным. Шуанхуа глубоко схоронил свою тайну, позволяя себе мечтать только в тихие мгновения дня, когда гулял по садам, или ночью перед тем, как уснуть. Хотя мысли о Цзянцзае, его тёмных глазах и редко улыбающихся губах зачастую прогоняли сон. Шуанхуа знал, что сумел сохранить свой секрет. В отличие от Сун Цзычэня, который худел и бледнел, страдая по Сяо Синчэню, Шуанхуа не морил себя голодом и по-прежнему был деятелен. Да, время от времени он терял сознание, но был уверен, что это никак не связано с муками любви. Поэтому... если бы не тайная любовь к мечу Сюэ Яна, для Шуанхуа это были бы самые обычные дни его жизни. - День уже близится к вечеру, верно? - со вздохом спросил Шуанхуа у Кэжаня и рассеянно коснулся своих волос. Затем нахмурился, почувствовав под ладонью спутанные пряди. Его пальцы опять дотронулись до губ, ощущая их потрескавшуюся и сухую поверхность. - Кэжань, приготовь всё для омовения, - распорядился он, едва демон сообщил, что уже поздний вечер. - Хорошо, господин, я всё сделаю, - кивнул Кэжань.⊰✧⊱
Умиротворённая тишина стояла в цитадели Теней, когда Цзянцзай направлялся к комнате Шуанхуа после того, как нашёл своего хозяина и рассказал ему обо всём, связанном с его поручением. Случайный голос послышался в одном из залов и замолк. За окнами пели ночные птицы. С другого конца цитадели им ответило тихое ржание лошадей. Шаги Цзянцзая были торопливыми. Хозяин сказал ему, что пока он волен распоряжаться своим временем, как пожелает, а это являлось сейчас для меча самым главным. Его походка стала несколько энергичнее, и он даже прижал ладонь к груди, пытаясь совладать с волнением от предстоящей встречи с Шуанхуа. При приближении к его комнате Цзянцзай на мгновение замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, бормоча под нос желание, чтобы Шуанхуа не спал. Затем тихо постучал по раздвижным створкам дверей. Шуанхуа ему не открыл, но Цзянцзай расслышал какие-то звуки, донёсшиеся из его комнаты. Нетерпение и невыносимое желание увидеть Шуанхуа пожирало Цзянцзая. И он, решив пренебречь общепринятыми правилами поведения, вошёл в комнату. В комнате не мерцала ни одна свеча, не горел ни один треножник, но в этом и не было необходимости. В окна струился лунный свет, заливая всё пространство комнаты. В центре стояла небольшая округлая бадья. Спиной к Цзянцзаю в ней сидел Шуанхуа, его мокрые белоснежные волосы с чёрными кончиками были заколоты высоко на голове. - Кэжань, подай мне, пожалуйста, полотенце, - попросил он, поднимаясь из бадьи. В маленьких капельках воды отражался лунный свет, когда они, сверкая, скатывались по его коже. Цзянцзай стоял, зачарованный видом Шуанхуа – длинной шеей, узкой талией, стройными бёдрами. - Кэжань, - Шуанхуа обернулся и протянул руку за полотенцем, но ошеломлённо застыл на месте. Взгляд Цзянцзая был прикован к его телу. Оно манило Цзянцзая, увлекало подойти поближе, коснуться его, ласкать и целовать. Цзянцзай сделал шаг вперёд и услышал резкий вдох Шуанхуа. Цзянцзай поднял взгляд. Льдисто-серые глаза Шуанхуа блестели, как две звезды. Они расширились от удивления, неожиданности, от наплыва чувств, которые Цзянцзай не мог понять. Цзянцзай стянул с красиво расписанной ширмы полотенце и протянул Шуанхуа. Тот замешкался, всё ещё стоя неподвижно, как статуя какого-нибудь божества. Его тело действительно было будто из мрамора, так оно сияло в лунном свете. Не меч в человеческом обличье, а образ, видение идеала красоты. Потом Шуанхуа взял полотенце, и Цзянцзай понял, что всё происходит на самом деле. Пальцы Шуанхуа коснулись его пальцев, и это прикосновение опалило тело Цзянцзая. Только глаза Шуанхуа удерживали Цзянцзая от того, чтобы не схватить его и с силой не прижать к себе, чтобы выпить до дна его красоту, прижимаясь губами к его губам. Желание стучало у Цзянцзая в мыслях, трепетало в теле. Шуанхуа прижал к себе полотенце, но не столько скрывая от Цзянцзая своё тело, сколько дразня своей утончённой маскировкой. Меч, казалось, боялся двигаться, боялся дышать. Его язык быстро облизал сухие губы. - Шуанхуа, - прошептал Цзянцзай. Он видел, как задрожали губы Шуанхуа, и почувствовал, что теряет контроль над собой. - Шуанхуа... Из пальцев Шуанхуа выскользнуло полотенце и упало в воду. На какой-то миг взгляд Цзянцзая опять притянуло его тело, но потом взгляд поднялся, встретившись со взглядом Шуанхуа. Цзянцзай сделал ещё шаг, приблизившись к нему, и тот подался вперёд. В какой-то момент Цзянцзай просто обнял Шуанхуа, наслаждаясь шелковистостью его кожи. В волнении Цзянцзай поцеловал Шуанхуа, вкушая запах его тела, смакуя сладость поцелуя. Язык Цзянцзая нежно играл с губами Шуанхуа, но он контролировал настойчивость своих желаний. Ханьфу стало влажным там, где прикасалось тело Шуанхуа. Цзянцзай оторвался от его губ и посмотрел ему в глаза. Шуанхуа смотрел на него всё теми же широко распахнутыми, смущёнными глазами. Но не отталкивал. Цзянцзай видел, как бьётся жилка у него на шее, и нагнулся, чтобы поцеловать эту жилку. - Цзянцзай... - горячечно выдохнул Шуанхуа. И потерял сознание, обмякнув в руках Цзянцзая так неожиданно, будто проскользнул через них. Цзянцзай подхватил его и, достав из воды, отнёс на кровать. Осторожно уложил, подвинул под голову подушку, накинул на обнажённое тело покрывало. Затем с тревогой нахмурился, изучая его прекрасное, но осунувшееся лицо. Желание близости пропало, но не уходило желание держать Шуанхуа в руках, окутать заботой и нежностью своей любви. “Он выглядит усталым... почти больным”, - присмотревшись к Шуанхуа внимательнее, сделал вывод Цзянцзай. За то время, что они не виделись, лицо Шуанхуа стало совсем прозрачным, губы побелели, потрескались, а под глазами – тёмные тени. Даже белоснежные волосы потускнели, и больше не лежали упругими волнами, а свисали, как пакля. И эта чернота на кончиках волос... Наконец, Цзянцзай выпрямился и отошёл от кровати. Следовало отыскать Фусюэ и расспросить о состоянии Шуанхуа. “Конечно, сначала я Фусюэ изобью за то, что он дал волю своей изуверской натуре, наказывая моего хозяина, а уж потом расспрошу”, - мрачно подумал Цзянцзай. Что же до того, что случилось сейчас между ним и Шуанхуа... Цзянцзай прикрыл на мгновение глаза. Вряд ли Шуанхуа правильно понимал происходящее между ними, даже если желал его. Со стороны Цзянцзая-то это ведь не только желание телесной близости, но и духовной. В глазах же Шуанхуа он не больше, чем первый чувственный интерес. Разве сможет Цзянцзай когда-нибудь просить Шуанхуа стать его возлюбленным? “Нет, я не смогу просить это”, - напомнил себе Цзянцзай, как делал это очень часто. Значит, по-прежнему будет лучше для них обоих, если Шуанхуа так и продолжит оставаться его другом. Цзянцзай повернулся и покинул комнату.⊰✧⊱
Глаза Шуанхуа, дрогнув, открылись. Он сел, быстро окинув взглядом свою комнату. Он один. Пока спал, луна продолжила свой путь по ночным небесам, и теперь остался только бледно-серебристый свет, просачивающийся в окно и освещающий комнату. Шуанхуа прижал к губам пальцы. Держал ли Цзянцзай его в своих руках, целовал ли? Или это был всего лишь очередной сон? Меч опустил голову и посмотрел на своё обнажённое тело. Мурашки побежали по коже от воспоминаний упругого тела Цзянцзая, плотно прижавшегося к нему. Или он это просто придумал? Двери в комнату раздвинулись, и в волнительном ожидании Шуанхуа повернулся, но это пришёл Кэжань. Шуанхуа прижался к прохладной стене и накрылся покрывалом. - Простите меня, господин, что я так долго отсутствовал, - сказал демон, ставя на столик рядом с кроватью свечу, которую принёс с собой. - Кэжань, ты... ты видел сегодня Цзянцзая? - осторожно спросил Шуанхуа. - Нет, - изумлённо ответил Кэжань. - Разве господин Цзянцзай вернулся в цитадель? - Значит, я видел его во сне, - прошептал Шуанхуа, опять поднося пальцы к губам и касаясь их. Но ведь это не могло быть сном! Он чувствовал! Цзянцзай был здесь, целовал его, держал в объятиях, шептал его имя. Это одновременно и приводило Шуанхуа в восторг, и пугало. В нём поселились разноречивые чувства. “Приход Цзянцзая был таким настоящим... - в растерянности размышлял он. - Нет, такие вещи не могут присниться”. Однако если Цзянцзай был здесь, почему ушёл, когда он упал в обморок? Почему не остался с ним? Неужели Цзянцзай поцеловал его украдкой и ушёл? Тогда он ничего не значит для Цзянцзая. - Пусть лучше это будет моим сном, - тихо произнёс Шуанхуа. - Господин? Что-то случилось? - спросил Кэжань, заглядывая ему в лицо. - Вы опять плохо себя чувствуете? Быть может, мне лучше позвать господина Фусюэ? - Нет, - меч огорчённо покачал головой. - Мне не нужен Фусюэ. - Что беспокоит вас тогда? - не понимал Кэжань. Шуанхуа отвернулся к стене. - Я думал... я думал... - меч снова покачал головой, проглатывая слёзы. - Но он оказался не таким. И с горечью закончил: - Стоит ли удивляться... он – меч своего хозяина.⊰✧⊱
- Сюэ Ян? - позвал Сяо Синчэнь, заглянув в комнату, где тот спал в последние недели. - Я здесь, - раздался голос Сюэ Яна прямо за спиной даочжана. Резко развернувшись, Сяо Синчэнь постарался не показать, что его застигли врасплох. - Я просто хотел... - он взволнованно сглотнул. - Я просто хотел объяснить своё вчерашнее поведение. - А... - Сюэ Ян зашёл в комнату. - Своё пьянство или то, что опрокинул меня на пол и пытался заставить подчиниться твоей воле? Сяо Синчэнь молчал, ощутив, как запылало лицо. Воспоминания о пылких, молящих о большем поцелуях были слишком свежи в его памяти. - И за то, и за другое, - прошептал он. - Сяо Синчэнь, зайди же, - Сюэ Ян посмотрел на него из дальнего конца комнаты. - Не хотелось бы орать на всю цитадель. Послушно зайдя в комнату, Сяо Синчэнь задвинул за собой двери. - Ты сказал мне кое-что вчера, - тихо начал он, приблизившись к Сюэ Яну. - Я многое говорил, - пожал плечами тот. “Нет, он не собирается облегчить мне задачу”, - мысленно вздохнул Сяо Синчэнь. - Я о худшем, что только могло с нами произойти, - напомнил он, подрагивая от напряжения. - И о том, что делать дальше. Сюэ Ян... я всё отчётливее сознаю, что иду по новому, неизведанному пути. И сейчас, когда я столь сильно разделён внутренне... я в ещё большей растерянности по поводу того, какой же путь я выбрал. Верный ли он? Не заведёт ли он меня в тупик? Сюэ Ян сократил оставшееся между ними расстояние. - Даочжан, порой путь сам выбирает нас, - сказал он. - Я умею сплетать призрачные нити в нужные мне события, но даже мне многое неподвластно. Некоторые пути проще пройти, чем попытаться свернуть с них. Прошу запомни эти мои слова. Надеюсь, в будущем тебе станет от них легче. - О чём ты? - Сяо Синчэнь нахмурился. - Ты знаешь что-то неприятное о грядущем? “Ха, неприятное...” - безрадостно подумал Сюэ Ян. - Сяо Синчэнь, я не хотел бы говорить об этом, - вздохнул он. - Просто... не злись на меня в будущем слишком сильно. - Я... - Сяо Синчэнь не знал, как реагировать на сказанное. - Сюэ Ян, если я и буду злиться на тебя, то ровно до того момента, как не окажусь рядом с тобой в непосредственной близости. Потому что... треснувшая у меня надвое душа или нет... когда я рядом с тобой, я не могу думать ни о чём, кроме тебя. Сюэ Ян мысленно согласился с ним: когда они вместе, всё остальное теряло смысл. - Вот что я тебе скажу, мой прекрасный даочжан, - коварно улыбнулся он. - Я сейчас начну раздеваться, а ты сам решишь, как тебе поступить. И, не сводя с Сяо Синчэня взгляда, принялся медленно, слой за слоем, снимать с себя ханьфу. Сяо Синчэнь, совершенно не рассчитывая, что этот их разговор повернётся в такую сторону, чувствовал себя так, словно ему не хватает воздуха. Он следил взглядом за пальцами Сюэ Яна, воображая, как дотрагивается до него и сам его раздевает. “Ты действительно можешь это сделать, глупец”, - сказал себе Сяо Синчэнь. Сюэ Ян, тем временем, спустил с плеч один рукав, затем другой, а потом и вовсе скинул верхнюю часть ханьфу на пол. Едва заметная улыбка тронула его порочные губы, когда на пол полетела и нижняя часть одеяний. - Мне продолжать? - поддразнивающим тоном голоса поинтересовался он. - Или ты всё-таки присоединишься? Его взгляд скользнул по телу Сяо Синчэня. - Разве не этого ты вчера желал? Не потому ли ревновал к другой части себя? - прошептал Сюэ Ян, и отзвуки его голоса эхом прокатились по телу даочжана. Вот он, ответственный момент. Сяо Синчэнь напрягся. Именно сейчас он должен решить, остаться ли ему в своём безопасном, исполненном жёсткой благопристойности саду, окончательно отринув свою чувствительную часть, или же... Или же перелезть через забор и посмотреть, что ещё может предложить ему жизнь. А там, за оградой, ждал его красивый возлюбленный, закалённый жизненными трудностями.⊰✧⊱
Сюэ Ян коснулся своими губами губ Сяо Синчэня. От этого прикосновения их тела будто пронзила молния. Сюэ Ян целовал Сяо Синчэня снова и снова – грубо, скользя руками по его бёдрам и притягивая к себе. Всего лишь прикосновения, а такие приятные, оставляющие с примитивным, жарким томлением по возлюбленному. - Я знаю, о чём ты думаешь, Сяо Синчэнь, - сказал вдруг Сюэ Ян. - Однако не пытайся объяснить своё поведение. Понимаю, тебе это важно, в отличие от твоей чувствительной части, но... просто отнеси это на счёт слабости, которую испытывают все живые существа. Глядя на его лёгкую улыбку и дымчато-золотые глаза, Сяо Синчэнь поспешно согласился с ним. Всё становилось крайне запутанным без той, другой его части. Он словно заново учился ходить. Сюэ Ян, между тем, схватил несколько кусков одеяний, оставшихся у Сяо Синчэня на плечах, и разорвал их надвое. Его восстановившаяся и, похоже, даже возросшая сила немного пугала, но и приятно возбуждала. - Сюэ Ян... - горячо пробормотал даочжан, когда тот прижал его к стене и поцеловал. Невозможно было перестать целоваться с ним, касаться его. От одеяний остались лишь воспоминания – несколько лоскутков, висящих вокруг талии, которые Сюэ Ян, наконец, сорвал и бросил на пол, оставив даочжана в тонком прозрачном чжунъи. Каким-то отдалённым уголком сознания Сяо Синчэнь отчётливо понимал, что то, что он поддался своей любви и страсти к Сюэ Яну, было плохо, очень плохо. Ведь когда отделился от чувствительной стороны своей сущности... предельно жёстко всё для себя решил. И пусть не собирался отказываться от возлюбленного окончательно, но намеревался установить между ними определённые границы. А в итоге лишь наказал его... И себя самого. Впрочем, больше это Сяо Синчэня – такого, какой он сейчас, – не заботило. Всё, что имело в данное время значение, – это чтобы Сюэ Ян не останавливался. Сяо Синчэнь отвёл его руки и сам снял с головы гуань. Губы Сюэ Яна нашли углубление у него на горле, и сердце Сяо Синчэня дико затрепетало, когда тот начал вылизывать его шею. - Небеса... а-ах!.. - со стонами шептал даочжан, судорожно пытаясь вдохнуть. Сюэ Ян сильнее прижал его к стене и вновь закрыл ему рот поцелуем. Руки Сюэ Яна скользнули с плеч на спину, слегка провели по коже когтями, и Сяо Синчэнь задрожал от этой чуть болезненной ласки. Внезапно Сюэ Ян поднял его на руки и опустил на пол. Горячий жадный рот Сюэ Яна немедленно припал к возбуждённой плоти Сяо Синчэня, а тот запустил пальцы в его волосы и изогнулся под ним, когда желание возросло. Руки Сюэ Яна скользнули вниз по плоскому животу Сяо Синчэня к бёдрам, сжали ягодицы и притянули ближе к себе. Рот Сюэ Яна творил невообразимое. Сяо Синчэнь вскрикивал от переизбытка ощущений, дрожал, выгибался, повторял его имя... Подготовка к близости была быстрой – Сяо Синчэнь едва её запомнил, настолько потерялся в ласках возлюбленного. Но что он не пропустил, так это то, как Сюэ Ян с громким стоном вошёл в него. Сяо Синчэнь охнул от смеси боли и удовольствия, а Сюэ Ян уже начал медленно двигаться – вперёд и назад в его глубине, и он снова вскрикнул. - Это так приятно... - выдохнул Сяо Синчэнь, поднимая бёдра, чтобы ответить на ускоряющийся ритм Сюэ Яна. - Так приятно чувствовать тебя... Ах!.. - И тебя тоже, - отозвался Сюэ Ян. - Но тебе было бы ещё приятнее, если бы ты не закрывался от своей чувствительности. - Я... м-м-м!.. Я не знаю, как... её вернуть... - простонал Сяо Синчэнь. - Разве сейчас я... а-ах... не чувствителен? Волны экстаза заставляли всё его тело дрожать, пока Сюэ Ян совершал мощные рывки в его теле, не забывая ласкать возбуждённую плоть. Сяо Синчэнь не помнил, как это ощущалось, когда он был цельным. Разве могло всё это быть ещё приятнее? В любом случае, его тело прекрасно знало, как действовать. Сяо Синчэнь обхватил коленями бёдра Сюэ Яна, откинулся головой назад, полузакрыл глаза и просто позволил себе наслаждаться чудесной близостью, пока в нём не взорвалось чувство бесподобного блаженства. Сяо Синчэнь ахнул, всё его тело выгнулось гораздо сильнее, чем прежде. Находясь сверху Сяо Синчэня, Сюэ Ян вонзился глубоко и быстро в него ещё несколько раз, затем вздрогнул, прижавшись к нему. Медленно Сюэ Ян рухнул на него, и Сяо Синчэнь радостно встретил его своими объятиями. Весь пыл покинул Сяо Синчэня, и он сконцентрировался на том, чтобы обрести дыхание и здравый смысл, а не на осмыслении того, что они с Сюэ Яном только что сделали. И повторения чего так хотелось. И значение чего без чувствительности... сложно было понять. Бешеное биение сердца постепенно замедлялось, и, глубоко вздохнув, Сюэ Ян поднял голову, чтобы взглянуть на Сяо Синчэня. “Неужели любить меня, зная, чего мы оба избежали в городе И, так больно? - размышлял Сюэ Ян, наблюдая, как даочжан засыпает. - Так больно, что ты теперь отказываешься прочувствовать любовь ко мне сполна?” Сюэ Ян понимал, что Сяо Синчэню не просто переступить через всё то, что случилось близ города И, и чего не случилось в самом городе И. Поэтому он отгородился. Чтобы защититься. Боль разорвала его изнутри на две части... которым потребуется время, чтобы срастись снова. Сюэ Ян отвёл взгляд от уснувшего Сяо Синчэня. “Хорошо бы, восстановление твоей души произошло, когда мы будем вместе, а не порознь, - понадеялся Сюэ Ян. - Часть тебя, желающая моего очищения... может просто в итоге обезуметь из-за собственных бесконечных попыток сделать меня лучше. Я люблю тебя, даочжан, но не позволю тебе наказывать нас обоих только потому, что ты не знаешь, как иметь дело со мной настоящим”.⊰✧⊱
Сяо Синчэнь расслабленно перетекал из объятий сна в объятия чувственного удовольствия. Свечи давно догорели, а от огня в треножниках остались лишь красные тлеющие угольки. Сюэ Ян поцеловал Сяо Синчэня в живот, затем приподнялся, чтобы слиться с ним. В этом неясном промежутке между сном и пробуждением, властное обладание Сюэ Яна было как объяснение в любви. Он двигался непрестанно, как волна, приливая, погружаясь глубоко и задерживаясь на пике каждого погружения. Ощущения были ошеломляющими – нежными, но неумолимыми. Сюэ Ян окружил Сяо Синчэня своей силой, страстью, заботой. Его дыхание сипло вырывалось из приоткрытых губ. Всё ещё не до конца проснувшийся, Сяо Синчэнь вздохнул низко и чувственно. Казалось, кости его тают, и он парит над землёй, лёгкий, как облако. Сюэ Ян прекратил двигаться, только чтобы заполнить его целиком, доставая до самой души. Это единение было совершенным – телом и душой, пусть и с трещиной в одной из них. Неспешно – всё в этом потрясающем слиянии было неспешным, – словно растягивал каждое мгновение в вечность, Сяо Синчэнь выгнул спину, прижимаясь грудью к груди Сюэ Яна. У Сяо Синчэня не было нужды в каких-то фразах. Как, очевидно, и у Сюэ Яна. Было лишь гладкое скольжение тел, неровный шёпот дыхания. Сяо Синчэнь погладил спину возлюбленного, его крылья, чувствуя, как перекатываются мышцы. Затем руки даочжана обхватили ягодицы Сюэ Яна, подталкивая его глубже. Тот протяжно застонал. Его следующий рывок был настойчивым, хотя лучистая нежность задержалась, как солнце на горизонте. Сяо Синчэнь поднял колени, меняя угол проникновения. Связные мысли улетучились. Сюэ Ян ускорил темп, приближая сладкий исход близости. Кровать заскрипела, Сяо Синчэнь прокричал что-то на одной ноте и обвил Сюэ Яна ногами, побуждая продолжать. К тому времени, как нечеловеческое самообладание Сюэ Яна закончилось, Сяо Синчэнь уже всхлипывал. Движения Сюэ Яна перестали быть размеренными, кожа под руками даочжана была влажной. Сяо Синчэнь напрягся вокруг плоти Сюэ Яна. И тот рыкнул, достигнув своих пределов, дёрнулся – от этого у Сяо Синчэня искры вспыхнули перед глазами. - Я люблю тебя, - на выдохе произнёс Сюэ Ян, освобождаясь от тисков возбуждения. - Я на всё ради тебя готов, Сяо Синчэнь... Запомни это.⊰✧⊱
“Мне было бы приятно всё повторить. Вернее... если ты хочешь... я буду очень рад сделать это опять”. Цзянцзай не удивился тому, что голос Шуанхуа прозвучал у него в голове. Эти фразы Шуанхуа были удивительны, даже невероятны. Он хотел, чтобы Цзянцзай стал для него неким проводником в чувственный мир удовольствий. Возможно, Шуанхуа убедил себя в том, что в нём – Цзянцзае, овеянном дурной славой мече не менее дурного Сюэ Яна, – присутствовало что-то, что можно было разгадывать и чем хотелось восхищаться. Если это так, Цзянцзаю придётся объяснить ему, что он ошибается. Ни в своём характере, ни, тем более, в своём облике Цзянцзай не находил ничего такого, что бы могло рекомендовать его в качестве любовника. Шуанхуа считал его тем, кем он на самом деле не являлся. “Мне было бы приятно всё повторить”. Вот опять. Опять Цзянцзай думал о смелом заявлении Шуанхуа, которое услышал, казалось, так давно... Но что можно на это ответить? А как можно объясниться по поводу того, что произошло в комнате Шуанхуа? Цзянцзай тряхнул головой и полностью сосредоточился на том, чем в данный момент занимался: на работе с мрамором.⊰✧⊱
Шуанхуа приблизился к лунным воротам сада. Уже скоро солнце зайдёт за горизонт, подоспеет ночь и опустит свои крылья на Междумирье. В небесах замерцают звёзды, а на ветвях деревьев загорятся разноцветные фонарики. Ночь обещала быть чарующей. Шуанхуа предвкушал её красоту и впервые почувствовал, как хорошо во время заката солнца побыть в саду одному. В умиротворении зимнего сада он прислушивался к своим мыслям и шёпоту сердца. Потекли воспоминания, и меч мысленно вернулся к той удивительной ночи – ночи фейерверков, когда в его сердце вспыхнуло легкомыслие. И всё из-за Цзянцзая. За те дни, что он не видел Цзянцзая, Шуанхуа всё больше овладевали чувства безысходности и гнева. Он сердился на себя за то, что так глупо влюбился. Влюбился в оружие, которое предпочитало оставаться непроницаемым, как незнакомец. Шуанхуа сердился на него за то, что тот отказывался разделить с ним своё время, хотя так одинок. Шуанхуа хотел бы и злиться на Цзянцзая. Злиться, например, за то, что тот сначала выбрал сбежать со своим хозяином, а потом – отправиться исполнять его приказ и не возвращаться так долго... В качестве же последнего штриха: наконец, вернуться и... “Пришёл ко мне. Поцеловал. Обнял. Стал свидетелем моего обморока. А теперь прячется от меня? - задавался вопросом Шуанхуа, одновременно с этим думая о том, насколько красивее стал Цзянцзай после возвращения. - Осталось лишь несколько шрамов... Раны и нарывы окончательно исчезли. Ни одна чёрточка на его лице теперь не кровоточит. Возможно, повлияло наказание его хозяина”. Шуанхуа добрёл до скамьи и, смахнув с неё снег, сел. Огляделся и едва заметно улыбнулся. Зимой природа казалась мёртвой, но в действительности она просто находилась в ожидании. Для того, кто внимателен, везде заметны признаки жизни: там, где подтаивал снег, сразу же пробивалась зелёная трава, и лёд взламывали отчаянные первоцветы. Закат солнца зимой всегда более эффектен, словно природе, понимающей, как однообразны в это время земли, нужны краски, чтобы оживить их. Все оттенки алого, синего и зелёного сливались воедино, щедро окрашивая небеса. Столь же щедро и любовь окрасила душу Шуанхуа. Пусть любовь и оказалась совсем не такой, какой он её себе представлял. Меч был удивлён, потрясён, зачарован, раздражён и несчастен – и всё это он перечувствовал за последние недели. Что принесёт ему новый день? Теперь, когда Цзянцзай снова находится в цитадели Теней? Шуанхуа стало даже немного страшно. Он быстро вытер выступившие на глазах слёзы, рассерженно оттряхнул своё ханьфу от снега и торопливо пошёл обратно в цитадель. Совершенно неожиданно цитадель, которая перед прогулкой казалась мечу пустой, сейчас просто кишела демонами. Они явно были чем-то очень сильно взбудоражены. Впрочем, Шуанхуа это не заинтересовало. И вместо того, чтобы вернуться в свою комнату, он решительно направился к комнате Цзянцзая. Шуанхуа не позволил себе передумать, даже когда от волнения стало трудно дышать, а решительность стала таять. Двери комнаты Цзянцзая, наконец, замаячившие в конце длинного коридора, были похожи на широкую пугающую стену. Шуанхуа уже прошёл половину коридора, когда двери раздвинулись. Сердце меча дрогнуло, но через мгновение он понял, что это не Цзянцзай, а какой-то незнакомец. Красивый юноша, не похожий ни на оружие, ни на человека. “Какой необычный... И сколь необычна его духовная сила”, - растерянно подумал Шуанхуа, рассматривая незнакомца. Средний рост, овальное лицо, изящный подбородок, высокие скулы, брови вразлёт. Нос прямой и тоже необычайно изящный. Губы словно вылеплены мастером – верхняя губа с прогибом по центру, а нижняя была пухлой. Глаза же казались чёрным золотом. А что действительно выглядело как настоящее золото, так это его волосы: длиной до поясницы, густые и гладкие, блестящие и свободно рассыпанные вдоль плеч и спины. “Как неприлично”, - хмуро подумал Шуанхуа, не увидев в волосах ни гуани, ни шпильки. Юноша вдруг, словно услышав его мысли, повернулся к нему. Золотистые ресницы незнакомца порхнули, как крылья бабочки, а потом он ярко улыбнулся. Его взгляд был слишком долгим, чтобы быть почтительным. А ведь Шуанхуа – оружие правителя Междумирья. “Как смеет? - холодно пронеслось в голове меча. - И что он делал в комнате Цзянцзая?” Едва Шуанхуа так подумал, как губы незнакомца изогнулись в странной, почти торжествующей улыбке, а потом он сделал вид, будто поправляет своё простое чёрное ханьфу. Словно его только что кто-то обнимал. Или словно он одевался второпях. Затем, продолжая улыбаться, юноша поклонился Шуанхуа и, повернувшись, пошёл по другому коридору, так что им не пришлось проходить мимо друг друга. Покачнувшись, Шуанхуа опёрся рукой о стену. В коридоре неожиданно повеяло жуткой стужей. Могильной стужей. Меч вернулся в свою комнату, сначала осторожно раздвинув створки дверей, а потом бесшумно их задвинув. Правда, звук соединившихся створок показался Шуанхуа невероятно громким. - Что же это... - прошептал меч, уставившись в пространство комнаты невидящим взглядом. Ему и раньше приходилось испытывать досаду, даже крайнюю степень растерянности. И злость Шуанхуа тоже испытывал. Он мог злиться на себя, на врагов своего хозяина, на несправедливость. Но ещё никогда Шуанхуа не был в таком гневе, как в данный момент, – кулаки сжимали ткань одеяний, кровь кипела в жилах, сердце стучало так, что ему казалось, будто у него подрагивает всё тело. Дыхание то и дело сбивалось, словно ему был тесен ворот ханьфу. Но ворот на сегодняшнем ханьфу был предельно свободным, так что причиной гнева были не одеяния. Неужели он всегда являлся таким ревнивым? Таким... жаждущим мести? Неужели любовь проявила в нём самое худшее, что в нём было? Шуанхуа сел на кровать и сидел на ней, по крайней мере, до середины ночи. Постепенно его гнев немного утих, но на смену ему пришло другое чувство – жалость. Однако не к Цзянцзаю и не к тому незнакомцу, а к самому себе. Любовь. Шуанхуа никогда прежде не понимал, что такое любовь. Ему и в голову не приходило, что настанет день, когда он может испытать это чувство. Меч просто думал, что люди преувеличивают. А ещё думал, что просто есть определённые существа, наделённые способностью крайнего сопереживания, или такие, которые живут больше своими чувствами, чем разумом. Шуанхуа помнил, как удивлялся жертвенности возлюбленных не только в мире людей, но и в мире духовного оружия, тем страданиям и мукам, которые они испытывали. Тогда он решил, что эти чувства, должно быть, большая редкость, а возможно, они даже опасны. Если это любовь, то любовь делает его несчастным, уязвимым и подавленным. Любовь совсем не такая, как Шуанхуа думал. Если бы кто-нибудь предупредил его, что он может полюбить, он отгородился бы от всех стеной, только бы никогда не испытать это чувство. Ревность. Впервые Шуанхуа испытал ревность, когда узнал, что у Цзянцзая есть возлюбленный. Возлюбленный, облик которого он пытается вырезать в камне. Тогда ревность была похожа на уколы иголки, повторённые сотни раз. Ревность к возлюбленному Цзянцзая оставила в душе Шуанхуа странное ощущение пустоты, в которой постоянно отдавалось гулкое эхо. Но то, что он испытывал сейчас, не было похоже на ту ревность, какая мучила его прежде. Эта ревность была как копьё в сердце. От неё немели кончики пальцев, и холод пронизывал всё тело. Эта ревность была огромной – она окружила Шуанхуа, проникла внутрь, стала им самим. Шуанхуа уже не мог отделить себя от этой ревности, как яркий день неотделим от солнца, а гроза – от грома. Неужели жизнь теперь навсегда останется именно такой? Неужели ему суждено жить в блаженном неведении, пока ещё одно неожиданное открытие не покажет, насколько он был глуп? И он будет пытаться усвоить благоприобретённые знания, но лишь до той поры, когда поймёт, что был глуп в чём-то другом. Жизнь, несомненно, состоит из ошеломительных открытий. “Остаётся лишь надеяться, что не только из таких неприятных, как то, что мне пришлось пережить сегодня”, - с горечью подумал Шуанхуа. Как бы то ни было, сейчас он всё ещё чувствовал, что обречён на погибель, на вечные муки. Кончики пальцев покалывало, сердце билось как безумное, дыхание сдавливало грудь, а в голове... в голове воспоминания о каждом мгновении поцелуев с Цзянцзаем.⊰✧⊱
- Я прекрасно себя чувствую, благодарю за беспокойство, Цзянцзай, - сказал Шуанхуа. Более бесстрастным голосом произнести эту фразу было невозможно. С таким же успехом он мог бы обращаться к столу или другому предмету мебели. Похожие фразы ему приходилось слышать на праздниках в мире духовного оружия. “Благодарю, я уже оправился от последней битвы”. “Да, действительно прекрасный вид. Как вы думаете, дождь будет?” “Вы уже слышали о новом изобретённом оружии? Довольно искусная работа”. Да Шуанхуа сам ведь так разговаривал на всех тех праздничных вечерах! На вечерах, где скука была просто смертная. - Шуанхуа, но ты... - начал было Цзянцзай, явно пытаясь заговорить об их встрече после своего возвращения. - Не стоит беспокоиться, - резко перебил его Шуанхуа и, наконец, дождавшись кивка от своего хозяина, покинул тронный зал. Уже несколько дней он избегал Цзянцзая, изо всех сил стараясь даже не встречаться с ним взглядом. Было сложно. Ужасно сложно. Доходило до того, что Шуанхуа обрекал себя на добровольное заточение в своей комнате в течение длительного времени. Однако, вернувшись в свою комнату сегодня, он с удивлением не ощутил прежнего желания скрываться от Цзянцзая, пусть тот и не искал с ним встреч, а лишь постоянно интересовался его самочувствием, когда они случайно сталкивались. - Пора окончательно всё прояснить, - внезапно решился Шуанхуа. - Это малодушие – вести себя так, как я вёл себя последнее время.⊰✧⊱
- Кэжань, не видел ли ты Цзянцзая? - спросил у демона Шуанхуа. - Не видел, господин, - ответил тот, не отвлекаясь от чистки сапог своих собратьев. Сапоги стояли перед Кэжанем в длинный ряд, и Шуанхуа не завидовал объёму его работы. - По утрам господин Цзянцзай стал ездить верхом, - вдруг добавил демон. - Вы можете послать за конюхом и спросить у него. Шуанхуа покачал головой. Зачем ему за кем-то посылать? Он сам пойдёт и поищет Цзянцзая. Выйдя из цитадели, меч направился к конюшне. - Ты видел Цзянцзая? - нетерпеливо спросил он у конюха, когда вошёл в конюшню. Демон сначала опешил, но быстро сообразил, что перед ним всё-таки меч нынешнего правителя Междумирья. - Я не знаю, где он, господин Шуанхуа, - сказал конюх. - Я не видел его сегодня. Шуанхуа уже собрался уходить, когда конюх окликнул его. - А вы ходили на его место, господин? - Какое место? - не понял Шуанхуа. - То, где все эти куски мрамора, - пояснил демон. - Оно находится прямо напротив окон комнаты господина Цзянцзая. У пруда с зимними лотосами. - В саду его хозяина? - уточнил меч. - Именно так, - кивнул конюх. - Поищите господина Цзянцзая там. Как вернулся, так проводит за работой с мрамором почти всё время. А особенно в такой день, как сегодня, когда начинается снегопад. Только сейчас Шуанхуа заметил, что в воздухе действительно летают снежинки. Сад Сюэ Яна находился по другую сторону цитадели Теней. Шуанхуа ничего не оставалось, как идти под усилившимся снегопадом, и это обстоятельство не прибавляло хорошего настроения. Он сильно волновался. И даже вновь нахлынула жалость к себе. Шуанхуа с самого утра был в таком смятении, что постоянно утирал слёзы. А с Цзянцзаем в это же самое время всё было в порядке. Он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы придавать мрамору облик своего драгоценного возлюбленного. Шуанхуа остановился посреди сада, не обращая внимания на крупные хлопья снега, которые мешали обзору. В этот момент ему захотелось крикнуть что-нибудь грозное небесам. И, быть может, Цзянцзаю. Пруд был бы под снегопадом практически незаметен, если бы не пробивавшие ледяную корку воды ярко-синие лотосы – творение Сяо Синчэня. Шуанхуа подошёл к пруду и осмотрелся. Часть пруда скрывали деревья, словно преграда, символизировавшая его с Цзянцзаем отношения. Где же он сам? Вздохнув, Шуанхуа пошёл дальше, огибая пруд. Стали встречаться глыбы мрамора. Но они не приветствовали его. Не сказали, что его здесь не ждут. Не слышно было ни одного голоса, возражающего против появления Шуанхуа здесь. Тишина заснеженного сада была такой пронзительной, что меч удивился бы, если б тут вообще кто-то был. Однако, когда Шуанхуа начал оглядывать открывавшееся пространство внимательнее, подобные мысли вылетели у него из головы. То, что он увидел, поразило его. Эта часть сада была сплошь заполнена белоснежным мрамором: высокими законченными статуями, небольшими незаконченными и просто кусками камня с выдолбленными в них лицами. Шуанхуа отступил на шаг и, схватившись за края своей меховой накидки, постарался успокоить дыхание. Он не верил в то, что предстало перед его взором. В каждом куске мрамора Шуанхуа узнал себя. Узнал в каждой законченной и ещё не законченной работе. Он был ошеломлён и смущён. Меч подошёл ближе к одной из законченных статуй. Та была выполнена из необычайно белого мрамора. В поднятой правой руке каменный Шуанхуа держал луну. Левая рука была вытянута вперёд, очевидно, для поддержания равновесия. Одна нога была приподнята, будто в момент движения. Лицо обрамляли несколько выбившихся из причёски прядей волос, подчёркивающих точёную линию скул и упрямо сжатые губы. Глаза, которые в статуе только угадывались, смотрели вперёд и казались молчаливыми свидетелями жизни. - Цзянцзай... - поражённо прошептал Шуанхуа. Однако шёпотом произнесённое имя отозвалось странным эхом в этом почти полностью каменном пространстве. - Цзянцзай! - позвал Шуанхуа ещё раз, чуть громче. Его голос сначала прозвучал гулко, а потом сразу затих, будто поглощённый статуями. Ответа не последовало. Не было слышно вообще никаких звуков, кроме скрипа сапог Шуанхуа по покрытой снегом земле. Меч взволнованно ходил между каменными изваяниями в поисках Цзянцзая. Он будто попал в мраморный лабиринт, который неумолимо засыпало снегом. И отовсюду смотрели его, Шуанхуа, глаза. “Почему он скрывал от меня... Почему он... так вёл себя? Почему он...” - вопросы мелькали в голове смятённого Шуанхуа один за другим. Наконец, в самом центре мраморного лабиринта он заметил тёмную фигуру Цзянцзая. Тот стоял и пристально разглядывал находящийся перед ним большой кусок мрамора. В какой-то момент Цзянцзай, ударив молотом по резцу, с такой лёгкостью разрезал мрамор, словно это было спелое яблоко. Осколок упал на заснеженную землю. А из белого камня появилось лицо с намёком на подбородок и губы. Шуанхуа вновь узнал себя в ещё не законченной работе. И вновь же смутился. Видя, что Цзянцзай очень сильно сконцентрирован на своей работе, Шуанхуа приблизился к нему тихо, незаметно, чтобы не выдать своё появление раньше времени. - Тебе не надо как-то меня измерить? - осторожно заговорил он, собравшись с духом. - Например, длину носа? Или мои губы? Быть может, так стало бы проще работать? Сначала Цзянцзай вздрогнул. Затем медленно положил инструменты на небольшой камень, служащий столиком, развернулся к Шуанхуа и улыбнулся с горьким смирением. - Я хорошо знаю твоё лицо, - сказал Цзянцзай, глядя ему в глаза. Это прозвучало просто, без каких-либо эмоций, так, словно он говорил о погоде. Сердце Шуанхуа забилось с радостью и надеждой, а кровь стала быстрее бежать по венам. Ещё вчера он чувствовал себя холодным и мёртвым, как все эти мраморные изваяния. Но сегодня жизнь снова вернулась к нему! - Цзянцзай, ты так одарён... - с восхищением произнёс Шуанхуа, подойдя к одной из статуй с наигранно беспечным видом. - Однако ты проявил ко мне несправедливую жестокость. Каким ты видишь меня? Суровым, красивым и жестокосердным, как в этих статуях, которые ты создаёшь? Я поражён тем, что камень заговорил. Но ты воображаешь, будто моё сердце не чувствует, точно этот камень. Я верно говорю? Не отпирайся. Ты так считаешь. Вот только почему, Цзянцзай? - Шуанхуа... - Цзянцзай тяжело сглотнул. - Почему ты считаешь меня жестокосердным? - не отступал Шуанхуа. - Ты судишь по внешнему виду? Но мне всегда казалось, что я не способен скрыть то, что волнует моё сердце. Ты так несправедлив ко мне, Цзянцзай. Об этом говорит твоё молчание в ответ на мои вопросы. - В мире не хватит определений, чтобы выразить то, что я чувствую, - дрогнувшим голосом отозвался Цзянцзай. - Разве тебе нужны красивые фразы? - Шуанхуа мечтательно улыбнулся. - Ты ведь не скажешь ничего такого, чего я не знаю. Весь этот мрамор, в котором ты навеки оставил частичку своего сердца, сказал всё за тебя. - Дружба прекрасного Шуанхуа – это всё, что мне нужно, - серьёзно заверил его Цзянцзай. - Но я просил бы больше, чем твою дружбу, если бы осмелился, - тихо сказал Шуанхуа в ответ. Цзянцзай коротко взглянул на него, потом отвёл взгляд в сторону, промолчав. Он то ли не верил Шуанхуа, то ли... - Цзянцзай, в этом месте очень красиво, но нет ничего живого, - снова заволновавшись, продолжил Шуанхуа. - Неужели проводить время в окружении изображающих меня статуй приятнее, чем со мной настоящим? - С ними... сердце не так сильно болит, - прерывисто признался Цзянцзай. Почти подбежав к нему, Шуанхуа обхватил его руки своими ладонями и заглянул в глаза. - Цзянцзай, зачем эти мучения? Зачем? - непонимающе спросил он. - Ты мог давно мне сказать. Мне страшно представить, сколько времени ты скрывал от меня свои чувства. - Это не важно, - Цзянцзай покачал головой. - Ты не ответил бы взаимностью, Шуанхуа. - Я отвечаю тебе взаимностью сейчас, - с чувством подчеркнул Шуанхуа. - Ты не знаешь, о чём говоришь, - Цзянцзай попытался вырвать свои руки из его хватки, но тот не позволил. - Прошу, не принижай то, что я чувствую к тебе, - попросил Шуанхуа. И зачастил: - Как мне заставить тебя поверить? Что сказать? Что сделать? Я постоянно о тебе думаю, Цзянцзай. Я так измучился... Я мечтаю стать твоим! - Я могу предложить большое число тем, на которых тебе лучше сосредоточиться, чем на мне, - опустив взгляд, сказал Цзянцзай. Шуанхуа тряхнул головой, словно отметая его заявление. - Чепуха, - с новой улыбкой возразил он. - Я влюблён в тебя, а влюблённым положено думать только о своих избранниках. - Возможно, ты просто искренне веришь в то, что влюблён в меня, хотя в действительности это не так, - в свою очередь, возразил Цзянцзай. - Всё, что угодно, лишь бы не признавать наличие моих чувств к тебе? - спросил Шуанхуа, и улыбка исчезла с его лица. - Ты впоследствии осознаешь истину, но будет уже поздно, - напряжённо произнёс Цзянцзай. - Я не хочу, чтобы так случилось. Не хочу причинять тебе боль. - Говоришь, что не хочешь причинять мне боль, но за последнее время ты доставил мне больше страданий, чем кто-либо за всю мою жизнь, - Шуанхуа было неприятно, что его голос дрожит, но он не собирался сдаваться. Цзянцзай был явно поражён его горячностью. - Ты поэтому меня искал? - спросил он. - Чтобы сказать, какую боль я тебе причинил? - Цзянцзай, ты... - Шуанхуа замешкался. - Ты распутствовал с ним? - С кем? - растерялся Цзянцзай. Шуанхуа нахмурился. - Я видел красивого юношу с волосами цвета золота, покидавшего твою комнату. Так... распутствовал? - Распутствовал? - глупо повторил Цзянцзай, по-прежнему не вполне вникая в то, о чём они вдруг заговорили. - Да, - кивнул Шуанхуа, и пусть сгорал от смущения из-за собственного бесстыдного вопроса, всё равно не мог замолчать. - Совокуплялся. С ним. Он по этой причине был в твоей комнате? - Проклятье, Шуанхуа... - Цзянцзай с ошеломлённым видом прикрыл на мгновение глаза. - Ни с кем я не совокуплялся. О чём ты вообще говоришь? Если кто-то и был в моей комнате, то уж точно не за этим. И... ты, вероятно, говоришь о нашем госте. Мой хозяин скоро представит его всем. - Хорошо, - Шуанхуа вздохнул с облегчением. - Я верю тебе. Видишь, как просто можно поверить? Почему же мне ты не веришь? Почему так уверен, что я не должен ничего к тебе чувствовать? - Так было бы легче для тебя, - печально сказал Цзянцзай. - Цзянцзай... - Шуанхуа коснулся своими ладонями его лица и мягко провёл пальцами по лбу. У Цзянцзая был высокий лоб. Ресницы – длинными. Брови – густыми. Щёки были немного впалыми. Прямой нос – не слишком острым. К его губам Шуанхуа возвращался снова и снова, проводя кончиками пальцев по упругой нижней губе и неулыбчивому контуру верхней. На этом исследование не закончилось, хотя было бы, вероятно, правильнее поступить именно так. Пальцы Шуанхуа скользнули вниз по щеке Цзянцзая к широким плечам. Потом Шуанхуа прижал ладонь к его груди и почувствовал, как гулко бьётся сердце. Далее на пути пальцев Шуанхуа оказались руки Цзянцзая – сгибы локтей, сильные запястья и тыльная сторона ладоней. Шуанхуа хотелось почувствовать его всего: провести пальцами по рёбрам, запустить руку под ханьфу и ощутить жар тела. Но Шуанхуа отступил. Его лицо пылало. Желание окатило их обоих, и, если бы Цзянцзай стал это отрицать, Шуанхуа назвал бы его лжецом. - Я так скучал по тебе... - приглушённо проронил Шуанхуа, глядя на ворот ханьфу Цзянцзая. - Я тоже, - Цзянцзай тяжело вздохнул. - Но я не должен поддаваться твоему очарованию. - Похоже, мне следовало бы быть более опытным, чтобы завоевать твоё внимание, - неожиданно вырвалось у Шуанхуа. - Какая глупость, Шуанхуа. Никогда так не думай, - рассердился Цзянцзай. - Посмотри на себя. Ты и без того неизменно приковываешь к себе внимание. Взгляни на все эти статуи, и ты увидишь то, что вижу я. Ты прекрасен. Никак не думал, что придётся тебе об этом напоминать. Шуанхуа хмуро посмотрел на него. - Любому влюблённому надо об этом напоминать, - сказал он. Затем, набравшись смелости, предложил: - Пойдём со мной, Цзянцзай. - Куда? - удивлённо спросил тот. Однако Шуанхуа не ответил, а просто развернулся и пошёл к выходу из сада. Цзянцзай озадаченно последовал за ним.⊰✧⊱
Цзянцзай потрясённо отступил на шаг, потому что в грудь ему полетела гуань. Шуанхуа тряхнул своими белоснежными волосами, потом слишком энергично снял с себя меховую накидку и тоже бросил её в Цзянцзая. - Возможно, так ты поверишь мне, - отрывисто проговорил Шуанхуа, с невероятной скоростью освобождаясь от своих одеяний. - Пусть обнажённым ты меня и видел уже. - Шуанхуа... - Цзянцзай не знал, как на всё это реагировать, и лишь отступал назад, пока не упёрся в одну из стен комнаты Шуанхуа. Зачем... зачем он пришёл сюда? Не нужно было идти за Шуанхуа, словно привязанный. - Быть может, мне надо сделать что-то ещё? - спросил Шуанхуа и, полностью раздевшись, сердито взглянул на Цзянцзая. - Подскажи, если смотреть на моё голое тело – недостаточно. Я постараюсь очень быстро всё усвоить. Я могу научиться тому, чего не знаю. Обычно, совершив ошибку однажды, я её не повторяю. - Шуанхуа... - Цзянцзай никогда даже мысли не допускал, что Шуанхуа способен отважиться на что-то подобное. Цзянцзай и забыл, каким целеустремлённым тот может быть. - Мне лечь под покрывало и притвориться, что я дрожу? - тем временем, вызывающе поинтересовался Шуанхуа. - Тебе понравится, если я испугаюсь? Цзянцзай был уверен, что Шуанхуа хотел, чтобы голос звучал резко. Но голос звучал, скорее, отчаянно. Забравшись на кровать, Шуанхуа облокотился на подушки и вытянул ноги под совершенно нескромным углом. Цзянцзай вздрогнул всем телом, и хотел было немедленно закрыть глаза, отвернуться... но не смог. Как и в тот день, когда вошёл сюда и увидел Шуанхуа в бадье. Цзянцзаю хотелось покрыть поцелуями всё его тело. Хотелось поиграть с его прекрасными белоснежными волосами, чтобы посмотреть улыбнётся ли тот в ответ на ласки. Хотелось поцеловать Шуанхуа в горло, чтобы убедиться, что его пульс столь же сильный, как и у него, Цзянцзая. - Цзянцзай... я желаю тебя не меньше самой жизни, - тон голоса Шуанхуа внезапно изменился, став более чувственным. - Но истина гораздо красивее этого. Истина заключается в том, что я никогда по-настоящему не любил жизнь до того, как полюбил тебя. Вся ценность жизни для меня сейчас состоит в том, что я ощущаю твою любовь, и все мои чувства радуются, что ты рядом. Разве влюблённым не свойственно непроизвольно говорить правду? Цзянцзай, спроси у сердца Шуанхуа, и в ответ ты услышишь то же самое, что только что произнесли мои губы. Цзянцзай слушал, не отрывая от него взгляда. Чувства обострились. Сердце, охваченное безудержной радостью, пылало. Душа Цзянцзая согласно внимала каждой фразе Шуанхуа. Подойдя к кровати, Цзянцзай присел на её край, склонился над Шуанхуа и прижал его руку к своему сердцу. - Шуанхуа, сегодня я счастлив, - сказал он, позволяя своей любви проявиться в голосе. - Я заявляю перед всеми мирами о своём счастье. Вот такой я желаю видеть свою жизнь. Мне лишь страшно каким-либо образом навредить твоей душе. Я не хочу повторять историю наших хозяев. - Ничего не бойся, Цзянцзай, - уверенно произнёс Шуанхуа и, поднеся его свободную руку к своим губам, поцеловал чуть загрубевшую от работы с мрамором ладонь. - Мы – это мы, а не наши хозяева. Люби меня свободно, без опаски. И с запоздалым смущением добавил: - Я хочу почувствовать на своей коже твои руки. Перед мысленном взором Цзянцзая пронеслись бесчисленные варианты этого. Но каких именно прикосновений Шуанхуа хотел? Цзянцзай нежно провёл пальцами по его ноге. - Не так, - хрипло выдохнул Шуанхуа. - Прикоснись так, как ты прикасался к той статуе... Я видел однажды, как ты это делал. Улыбнувшись, Цзянцзай положил одну свою ладонь на его живот, а другой обхватил его возбуждённую плоть. Цзянцзай и мечтать никогда не смел, что ему доведётся изучить тело настоящего Шуанхуа, а не кусок мрамора с его лицом. А ещё... что доведётся изучить тело настоящего Шуанхуа, как кусок мрамора. В своём воображении Цзянцзай представлял себе те детали, которые его пальцы лишь чувствовали. Например, прямую линию, как бы делившую грудь Шуанхуа на две части. А здесь, в самом низу, невероятная шелковистость кожи, где хотелось бы помедлить, но Шуанхуа задержал дыхание, и Цзянцзай понял, что этого делать не следует. Бёдра Шуанхуа были твёрдыми; колени, локти и плечи – изумительной формы, живот плоским, а грудь мощной. Цзянцзай гладил ладонью мышцы его ног и рук, ощущая их тепло. Потом он обхватил пальцами сосок и почувствовал, как плоть Шуанхуа затвердела. Цзянцзай проделал то же самое со вторым соском, после чего провёл пальцем вниз к животу. Сейчас Цзянцзаю наконец-то представился случай изучать не возможности камня, а совершенный образец человеческого тела с душой оружия внутри. - Цзянцзай... - вымученно предостерёг Шуанхуа, словно угадывая его намерение. Но Цзянцзай ничего не мог с собой поделать. Он был словно в медитативном состоянии. Цзянцзай крепче обхватил плоть Шуанхуа и провёл рукой по всей длине, наслаждаясь её твёрдостью, словно та и в самом деле была из мрамора. - Ты действительно так прекрасен... - зачарованно пробормотал Цзянцзай. - Оказывается, раньше я видел лишь небольшую часть твоей красоты. Шуанхуа обнял его рукой за шею и одним неожиданным рывком уложил на себя. В то же мгновение он раздвинул языком губы Цзянцзая и проник внутрь его рта. Поцелуй был долгим, а когда они, тяжело дыша, наконец, оторвались друг от друга, Цзянцзай быстро разделся, лёг на бок и шепнул: - Теперь ты прикоснись ко мне. Шуанхуа не ответил, и Цзянцзай решил, что тот, видимо, не ожидал от него таких слов. Но вдруг из горла Шуанхуа вырвался какой-то звук – не то стон, не то мольба, – и он повернул Цзянцзая на спину. Руки Шуанхуа заскользили по его телу, и эти прикосновения были для Цзянцзая верхом наслаждения. Смог ли он заставить Шуанхуа почувствовать то же самое? Когда несколько дней назад Цзянцзай обнял мокрого, обнажённого Шуанхуа, его тело приятно задрожало, почти запело. Но это ощущение не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас. Тело горело и требовало то ли, чтобы Шуанхуа поторопился, то ли, наоборот, чтобы медлил как можно дольше. Пальцы одной руки Шуанхуа изучали живот Цзянцзая, пальцы другой же гладили шрамы на его лице. В комнате было слишком темно, и Цзянцзай не мог разгадать выражения глаз Шуанхуа. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга: влюблённые, впервые – любовники. Нетерпеливые и вместе с тем нерешительные. Шуанхуа снова его поцеловал, и Цзянцзай почувствовал, как внутри у него что-то раскрылось. Сердце Цзянцзая словно увеличилось в объёме, чтобы вобрать в себя все эти новые и такие чудесные ощущения. - Ты так возбуждён... - выдохнул Шуанхуа ему в губы. - Я всегда чувствую себя так, когда ты рядом, - признался Цзянцзай. - Цзянцзай... - его имя прозвучало как ласка. Они изучали, познавали друг друга ещё долго. Проявляли и страсть, и нежность, и благоговение. Для обоих чувственные ласки стали откровением, неким таинством. Других любовников ни у одного из них никогда не было, и потому учились они всему вместе. Цзянцзай даже не вспоминал обо всех постельных играх своего хозяина – те будто стёрлись из его памяти. Цзянцзай просто действовал инстинктивно, как и Шуанхуа. В комнате нашлось ароматное масло для волос, и они использовали его, чтобы доставить друг другу ещё больше удовольствия. И когда Цзянцзай медленно вошёл в Шуанхуа, особой боли тот не ощутил. Закрыв глаза, он прислушивался к тем эмоциям, которые сейчас испытывал. Это было какое-то поразительное блаженство от того, что Цзянцзай прикасался к нему, недоумение, связанное с тем, как приятно возлюбленный овладел им, и одновременно желание принимать его в своё тело раз за разом. Руки Цзянцзая вновь ласкали Шуанхуа, и он выгибался навстречу. Цзянцзай заполнил его так, что лишил всех мыслей, кроме тех, что были связаны с этим моментом, с этими ощущениями. Шуанхуа вцепился Цзянцзаю в плечи, подчиняясь заданному им ритму, тихо постанывая, повторяя его имя: - Цзянцзай... а-ах... Цзянцзай!.. Сам же Цзянцзай был захвачен ощущениями такими невероятными, что закрыл глаза, желая насладиться ими в полной мере. Заниматься любовью с Шуанхуа было всё равно, что находиться в огромном огненном коридоре. Огонь не вредил, но обжигал. С каждым стоном Шуанхуа пламя оказывалось всё ближе. С каждым прикосновением его рук к коже Цзянцзая языки пламени взвивались всё выше. Однако Цзянцзай жаждал продлить этот момент. Он хотел запомнить всё – и прерывистое дыхание Шуанхуа, и нетерпеливое постукивание пальцев по его спине. То, как билось сердце Шуанхуа, когда Цзянцзай прижимался губами к пульсирующей жилке у того на шее, и каково это – чувствовать себя глубоко внутри, полностью заполняя возлюбленного своим жаром и своей твёрдой плотью. Потом он встал на колени и поднял Шуанхуа так, что тот оказался на нём верхом, а грудь – прижата к его груди. В глазах Шуанхуа Цзянцзай прочёл такое смятение и желание, что поспешил поцеловать его. В их единении больше не было ничего утончённого, сдерживающего. Цзянцзай кусал губы Шуанхуа и улыбался, когда через миг тот делал то же самое. Оба уже тяжело дышали. Они сжимали друг друга, почти впиваясь ногтями в разгорячённую кожу. В наступивший момент наивысшего наслаждения, Шуанхуа откинулся головой назад и уставился невидящим взором в потолок, но его тело дрожало, и он с такой силой сжимался вокруг плоти Цзянцзая, что это ощущение привело и Цзянцзая к желанной вершине. Мысленно он удивлялся, как вообще смог всё это пережить, как его тело осталось целым. Ему казалось, что тело расчленили, и не удивился бы, если б нашёл свои руки в одном месте, а ноги – в другом. Больше всего Цзянцзая поразило то, что Шуанхуа совсем не возражал, чтобы они всё ещё были соединены. Возлюбленный – виновник этого взрыва ощущений – просто покорно лежал под ним, и улыбался немного припухшими губами. Постепенно глаза Шуанхуа закрылись, а дыхание стало ровным. Цзянцзай же, не отрываясь, смотрел на него. Уголки губ Шуанхуа по-прежнему были приподняты в полуулыбке. Лицо пылало, волосы были растрёпаны. Цзянцзай считал Шуанхуа красивым с того самого мгновения, когда впервые увидел, и с каждым днём убеждался в этом всё больше. Улыбался ли Шуанхуа или хмурился, был ли весел или печален – в любом настроении и в любой ситуации он был совершенством. Своей смелостью, своей искренностью и прямотой Шуанхуа сумел заставить Цзянцзая взглянуть на самого себя. Шуанхуа бросал вызов всему тому, что Цзянцзай от всех прятал. Хотя Шуанхуа очень мало знал о его прошлом и совсем ничего – и хорошо! – о его настоящем, тому удалось заглянуть за занавес, которым Цзянцзай отгородился от всего остального мира. У него было такое чувство, что Шуанхуа откроет в нём всё, что надо было открыть: все секреты, страхи и трудности, которыми Цзянцзай ни с кем не желал делиться. Возможно, Шуанхуа это понял и нашёл оправдание его поведению. Быть может, ничто не будет ни ужасать Шуанхуа в нём, ни вызывать отвращение. Цзянцзай лёг на спину и положил руку на лоб. - Ты сейчас от меня уйдёшь? - вдруг сонно спросил Шуанхуа. - Нет, - честно сказал Цзянцзай, поймав его взгляд. Шуанхуа улыбнулся. - Я задремал и размышлял о том, как обратиться к своему возлюбленному после того, как он, забыв обо всех делах, весь день меня любил, - мягко произнёс он. - И что ты решил? - Цзянцзай улыбнулся ему в ответ. - Я решил... сказать ему “Здравствуй, я люблю тебя”. И всё.⊰✧⊱
Уже наступило позднее утро нового дня, когда Шуанхуа проснулся. В комнате стояла приятная свежесть, ослепительные лучи солнца озаряли и раскаляли всё кругом. Смятое покрывало облегало гибкое тело Шуанхуа, белоснежные волосы беспорядочно рассыпались, волнами ниспадая на плечи и на подушку. “Благословенно пробуждение ото сна, воскрешающее в сердце прекрасные воспоминания”, - первое, что подумал меч. Вторым, о чём он подумал, стало то, что заниматься любовью не означает, что просто сливаются два тела. Куда-то – словно это ненужная оболочка – пропадала воля. Всё, что оставалось, – это безыскусное и незащищённое чувство. В момент, наступивший за наслаждением, Шуанхуа почувствовал такую близость к Цзянцзаю, какой не испытывал никогда в жизни. Сердце Шуанхуа превратилось в сад, где властвовала радость, в воздухе вокруг него витал сейчас запах цветущих деревьев, весь мир улыбался от счастья. Нутром Шуанхуа чувствовал себя так, будто заново родился. Он повернулся на бок и взглянул на другую сторону кровати: вмятина на постели, где спал этой ночью Цзянцзай, была отчётливо видна. Шуанхуа смотрел на неё с любовью. Затем заметил записку, в которой было аккуратно выведено: “Позвал хозяин. Ты очень красиво спишь. Люблю тебя, Шуанхуа”. Шуанхуа поднёс записку к губам и поцеловал её.⊰✧⊱
Шуанхуа изо всех сил старался внимательно слушать своего хозяина, не отвлекаясь. Любой в тронном зале, кто сейчас посмотрел бы на него, сказал бы, что он полностью сосредоточен на речи правителя Междумирья. Шуанхуа даже не забывал кивать в знак согласия. Вот только в действительности он боролся с искушением перевести взгляд за левое плечо Сюэ Яна, где стоял Цзянцзай. “Не смотри туда... Пока не время... Не смотри туда... Не смотри туда...” - уговаривал себя Шуанхуа, не в силах хоть ненадолго перестать вспоминать близость с возлюбленным. При каждом воспоминании на него накатывала такая истома, что смысл фраз Сяо Синчэня всё больше терялся. Шуанхуа упрямо расправил плечи, поджал губы и снова кивнул. Почти сразу он поймал одобрительный взгляд своего хозяина и порадовался, что, похоже, угадал. Однако стоило чуть расслабиться, как взгляд Шуанхуа самовольно скользнул за левое плечо Сюэ Яна. Дыхание меча моментально сбилось, когда он увидел мягкую, едва заметную улыбку Цзянцзая. Так возлюбленный улыбался только ему. Совладав с учащённым сердцебиением, Шуанхуа попробовал отвести взгляд от Цзянцзая... и не смог. И прикипел взглядом своих прозрачно-серых глаз к чёрным с синим отливом глазам Цзянцзая. И заметил, что тот улыбается теперь открыто, уверенно, собственнически.⊰✧⊱
Вечером, когда после исполнения всех поручений своих хозяев они встретились у пруда с зимними лотосами, Цзянцзай кивнул на мраморные изваяния и спросил: - Хочешь узнать, почему я вырезал тебя из мрамора? - Да, - заинтересовался Шуанхуа. - Почему? - Я хочу, чтобы тебя видели всегда, - убеждённо ответил Цзянцзай. - Возможно, кто-то не будет знать твоего имени, но все будут восхищаться тобой и верить, что ты обладаешь прекрасной душой наряду с не менее прекрасным телом. Что ты целеустремлённый и в то же время мечтательный. - Ты смущаешь меня своей похвалой, Цзянцзай, - Шуанхуа, в самом деле, смутился. - Никому не суждено оправдать твои ожидания. - Шуанхуа, ты их уже оправдал, - с улыбкой сказал Цзянцзай. Радость в очередной раз за этот день пронеслась по всему телу Шуанхуа, словно лёгкий ветерок, пробежала по спине и проникла в самую глубину его сущности. Неужели ему тепло от одной лишь улыбки Цзянцзая? Или согрел его взгляд? Шуанхуа протянул к нему руку, а Цзянцзай схватил эту руку и сплёл свои пальцы с его пальцами, словно они играли в свою тайную игру. - Я никогда не думал, что любить – это что-то, что может доставить удовольствие на стольких уровнях... - Шуанхуа прижал палец к губам Цзянцзая, опять расплывшимся в улыбке. - Нет, не смейся, я говорю серьёзно. Считается, что от любви дрожит земля, что она нечто особенное, внушающее благоговейный страх, но я никогда не думал, что можно просто радоваться. - Радоваться? - переспросил Цзянцзай. Шуанхуа кивнул. Цзянцзай закрыл глаза и притянул его к себе. - Ты приводишь меня в изумление, Шуанхуа, - с нежностью произнёс он. - Только я подумаю о том, что ты можешь сказать, а ты это уже говоришь. - А не следовало бы? - Шуанхуа прижался к нему теснее. - Следовало. Мне нравится, - усмехнулся Цзянцзай. Шуанхуа захотелось рассказать о том, что понял в его объятиях: страсть – это опьяняющий напиток, и, пьянея от него, испытываешь величайшее наслаждение. - Единственное, что всё ещё беспокоит меня, Шуанхуа, - более серьёзно продолжил Цзянцзай, - так это то, что ты решительно желаешь видеть во мне чуть ли не героя. А ведь я таковым не являюсь. Шуанхуа задумался. - Не в этом дело, - медленно заговорил он. - Как всякому оружию, тебе не полностью подконтрольна твоя жизнь. Увы, нашим хозяевам свойственно ошибаться. И ошибки эти порой приводят к трагическим последствиям, что влияет и на нас. Вот только мне кажется, будто ты защищаешься тем, каким ты стал из-за действий своего хозяина. В мире духовного оружия ты поддерживаешь все слухи о себе, как о мече с гнилой душой. Да, скорее всего, ты действительно не очень любишь другое оружие, но это не совсем в твоём характере. Думаю, что всё это от того, что ты разочаровался в самом себе. Ты не смог соответствовать тем критериям, которые сам для себя установил. Но, Цзянцзай... Эти критерии, которые мы для себя устанавливаем, иногда гораздо выше тех, которые определяются для нас обстоятельствами. - Шуанхуа, что заставляет тебя неумолимо колотить по одному и тому же месту? - вздохнул Цзянцзай, вспоминая отрывки из их прошлых разговоров. - Упрямство, - тихо рассмеялся Шуанхуа. - Осознание того, что я прав. И... просто мне интересно всё, что касается тебя. В конце концов, ты мой возлюбленный, и я хочу понять, почему ты предпочитаешь быть отшельником в нашем родном мире. - Я уже и не помню, почему, - растерянно проговорил Цзянцзай. - Ты заставил меня забыть об этом. Я помню лишь то, что всю свою жизнь чувствовал себя... - Заброшенным и одиноким? - с состраданием продолжил за него Шуанхуа. Цзянцзай собрался было как-то возразить, но наружу вырвался только слабый шёпот: - Да. - Теперь одиночества больше не будет, - Шуанхуа запечатлел на его ладони нежный поцелуй. - Я не оставлю тебя, Цзянцзай. Что бы ни случилось, одиночеству пришёл конец. Я хочу, чтобы каждое утро меня встречала твоя замечательная улыбка. Ты нужен мне. - А ты – мне, - серьёзно сказал Цзянцзай. Шуанхуа взглянул на него сияющими глазами, не размыкая их объятий. А когда Цзянцзай потянулся поцеловать Шуанхуа, тот погладил его по покрытой шрамами щеке. Эта ласка стала такой знакомой, что Цзянцзай её уже почти не замечал, хотя в первый раз, когда Шуанхуа дотронулся до его шрамов без отвращения, это тронуло Цзянцзая так глубоко, что едва не разбило сердце. - Цзянцзай, я жажду проводить с тобой каждую ночь, - вдруг прямолинейно заявил Шуанхуа. - Ты придёшь ко мне сегодня? - Приду, - заверил его Цзянцзай. - Жаль, ещё не ночь. - Не ночь, - Шуанхуа с досадой перевёл взгляд на заледеневший пруд, что красиво блестел под солнечными лучами. Цзянцзай, заметив это, рассмеялся. - Пока у нас обоих нет никаких важных дел, мы можем обсудить, чем мы могли бы заняться. - Но выбирать буду я, - Шуанхуа вновь посмотрел ему в глаза. - И что бы ты хотел, чтобы я делал? - с интересом спросил Цзянцзай. - Целовал меня – в глаза, в нос, в шею, - очень серьёзно перечислил Шуанхуа. - Хочу, чтобы ты представил себе, что я – потерянный иероглиф, а ты изучаешь все изгибы моего тела и определяешь, что они означают. Цзянцзай огляделся, очевидно, для того, чтобы убедиться, что в этой части сада, кроме них двоих, никого нет, и скользнул своими ладонями по бёдрам Шуанхуа. - Например, эти изгибы? - шепнул Цзянцзай, чуть сжав пальцы. - Как ты думаешь, какое у них значение? - Это ты должен определить, - тоже перейдя на шёпот, отозвался Шуанхуа.⊰✧⊱
Небеса затягивались облаками, обещая не то сильный снегопад, не то бурю. Но буря, назревающая между Сюэ Яном и Сун Цзычэнем, была важнее. Даочжан первым нарушил зловещую тишину, грозовой тучей висевшую между ними, пока они шли по внутреннему двору цитадели. - Я хочу сказать тебе только одно, Сюэ Ян, - ровно начал Сун Цзычэнь. - То наказание, которому подверг тебя Синчэнь... Его вполне достаточно для моего успокоения. Поэтому в мои намерения более не входит убивать тебя. Я не изверг, чтобы убивать просто ради удовольствия пролить кровь. - Забавно, - Сюэ Ян криво улыбнулся. - А вот меч твой, даочжан Сун, как раз таков. - Я не знаю, с чем это связано, - Сун Цзычэнь хотел было сказать что-то в защиту своего оружия, но потом передумал, не желая оправдываться перед Сюэ Яном. От внимательного взгляда Сюэ Яна не укрылось его едва заметное замешательство. - Что ж, как бы то ни было, я это пережил, - Сюэ Ян остановился посреди двора, заложив руки за спину. - Сяо Синчэнь меня исцелил и теперь всё в прошлом. А ты, даочжан Сун, как раньше не мог предотвратить мои с ним отношения, так и впредь тебе это не удастся. Тем не менее, я прекрасно понимаю, что, находясь здесь, ты представляешь для меня угрозу. И есть два возможных варианта решения этой проблемы: или я устраняю тебя, или предпринимаю некие шаги, в результате которых ты оказываешься слишком далеко за пределами Междумирья, чтобы причинить какой-либо вред той любви, что связывает меня и Сяо Синчэня. Я никогда не буду доверять тебе, даочжан Сун, уж прости. Однако... Мы оба знаем, что твоя смерть сулит мне много неприятностей. Поэтому меня больше устраивает твой уход отсюда. - Синчэнь слишком ценит меня в качестве своего друга, чтобы так легко меня лишиться, - сухо проговорил Сун Цзычэнь в ответ, остановившись напротив него. - Не отрицаю, - кивнул Сюэ Ян. - Но с твоей стороны было бы большой ошибкой недооценивать моё влияние на него. Дав собеседнику время поразмыслить над этим предостережением, он продолжил: - Даочжан Сун, в моих силах заставить тебя покинуть Междумирье. И в моих интересах сделать так, чтобы ты был слишком занят своими делами, не вмешиваясь в мои.