Четыре дня назад
- Скажи, как такое возможно? – настойчиво спрашивает Юнги, перебирая в руках ручку. – Как он вышел так рано на свободу? Консильери Лим тяжело выдыхает, отводя глаза к окну. Он нервозно постукивает носком по полу и не спешит с ответом, который рвет Юнги изнутри. Он вообще не хотел ввязываться в дела с итальянской мафией, так как отлично знает, что из себя представляет эта раса людей. Но Лим не имеет права ставить свои условия, потому что должен подчиняться дону Мин. Хоть консильери и не ведал, что за человек так дорог Юнги, но рвение молодого дона в защиту его поражает со стороны. Мысли о том, что дона Мин и этого человека связывают более тесные отношения, все чаще забираются в голову. С одной стороны консильери Лим даже рад, что Юнги наконец-то завел отношения после длительного перерыва, но с другой – кто же знал, что придется коснуться другого преступного клана. И коснуться – не мимо проехать, а влезть в дело уголовной ответственности по строгим статьям. Длительное насилие человека, что не сопротивлялся, даже скорее, был не против, ставит все дело в тупик. Но Юнги уверяет его уже два дня подряд, что это сношение было не по добровольному согласию. Лиму неприятна эта история, ворошить грязное белье вообще отвращало его всегда, не знает за что хвататься, потому что единственное, что он может предложить – переговоры. - Клан Серра очень влиятельный в Италии, насколько я знаю, - нарушает консильери тишину кабинета, сверкая глазами, - ваш отец не сотрудничал с ними, но Серра активно работал бок о бок с семьей Ченг. - Ченг? – ухватывается за знакомую фамилию Юнги и останавливает потряхивающее движение ручкой. - Да, Ченг и Серра, можно сказать, друзья. Но несколько лет назад произошел раздор, как раз таки по делу Туена Серра. Дон Ченг выступил против него в суде, потому что во всей этой заварушке пострадал человек Ченга. Взгляды дона Мин и консильери встречаются на несколько секунд. Лим смекает, и тут же озаряет свою голову мыслью, что именно тот самый человек дорог для его дона. Нетерпеливо прикусив губу, Юнги понимает, что его только что раскусили. Говорить о капореджиме он не хотел, особенно упоминать имена. Его консильери Лим – человек проверенный, но что-то останавливало Юнги. И это что-то носило клеймо собственника, что ни за что, даже приближенным людям, не покажет в свет Пак Чимина. - Можете назначить мне визит к дону Ченг? – более спокойно и небрежно, будто ничего не значит, просит Юнги. Консильери Лим кивает, осматривая его внимательно через очки. Еще через день, около восьми вечера, Юнги не спеша ведет машину к указанному месту встречи. Рядом сидит Чонгук, которого он взял в качестве временного капореджиме, потому что появляться в городе в единственном лице становится чересчур рискованно. Он и так уже зачастил своими визитами в одиночестве в общественных местах, что роились слухи, которые долетали через солдат. Как-никак, но собственная безопасность превыше всего. Поэтому Чонгук сейчас сидит в приподнятом настроении, посматривая в окно справа от себя. Юнги не до веселья, поэтому немного раздражается на его настрой. Эта история с Туеном Серра достала его уже конкретно, а он еще не добрался и до половины всей завесы, которая укрывает его от Чимина. Чонгуку надо отдать должное, потому что он выглядит очень внушительно с этими мускулами и суровым взглядом, когда дело касается угрожающей опасности. К работе относится очень ответственно, даже если Юнги холодно предложил ему побыть временным капореджиме. Сам не знает, почему не назначает его официально, наверное, из-за того, что относится к нему более лояльно, боясь подставлять под возможные пули. Они были друзьями с юности, много проводили времени вместе, служили в армии, деля одну миску на двоих, когда не доставалось. Шли плечом к плечу, но Мин никогда не желал ему такой участи и места в своей семье. Если бы не отец Юнги, Чонгук никогда бы не попал сюда. И от этого было бы гораздо спокойнее на душе сейчас у Юнги. Лучше бы Чонгук сидел где-нибудь в кабинете на госслужбе, считая налоги, чем так же находился при семье Мин, считая грязные деньги параллельно рвясь на пост капореджиме. В отличие от Чимина он совершенно не подходит на эту должность, и Юнги не раз говорил ему прямо в открытую, как умеет, холодно и без чувств. Специально перехватил эту черту характера у отца, отлично понимая, что никого не убедит по-иному. Нет стержня характера – нет уважения. Но Чонгук не отступил и продолжал напоминать о себе изредка, прекрасно справляясь с другой работой. Лучше всего у него получалось принимать поставку грузов в двух портах, за которыми Юнги его закрепил. За недостачу Чонгук мог встряхнуть поставщика до сотрясения мозгов. Да, этот малый умеет говорить по-серьезному. - Ваш брат звонил, - вдруг говорит Чонгук, посматривая на Юнги. - Виен? Что он хотел? - Напоминает, что у него месяц назад родилась дочь. Юнги сглатывает, совершенно позабыв. Да, Виен как-то оставлял голосовое сообщение, но Юнги в вихре своих проблем, которые не кончались никогда, позабыл. Во многом, почему они отдалились друг от друга, был виноват сам Мин. - Просил, чтобы вы заехали на выходных, посмотреть, может быть... - продолжает Чонгук. - Я уезжаю из города на выходные. Позвони ему и скажи, что я приеду после. Меня вообще не будет здесь, и даже любую связь со мной оборву, чтобы не тревожили. - Но почему? Что-то случилось? – тон Чона меняется на обеспокоенный. - Могу я наладить немного свою личную жизнь? - слегка раздраженно бросает Юнги и припарковывается у ресторана. - Хм, ты все-таки задумался о моих словах про семью? – довольно спрашивает Чонгук, выбирается первым, обходит машину и открывает дверь дону. - Я и без тебя знаю отлично все про это. Чон не отвечает, покачивая головой, будто не соглашаясь. Неоновая вывеска искрится над крыльцом, приглашая посетителей, чьи карманы всегда полны шелестящих купюр. Такие заведения имеют крайне прибыльный доход от постоянных богатых клиентов, что всегда возвращаются. Неважно кто тут обедает или ужинает: дон ты или местный политик – неважно. В любом случае, к тебе отнесутся, как к королю, лишь бы ты сверху накинул еще и чаевые вровень зарплате. Услуживать богатым посетителям колоссальный труд, но о такой работе можно мечтать, если ты только приехал, к примеру, покорять город. И щуплый мальчишка с перевязанным фартуком на талии, работающий официантом, с восхищением и детским трепетом посматривает на богачей, мечтая о такой жизни для себя. И, возможно, он станет следующим доном, если постарается. Каждый живет так, как умеет. Но и про судьбу забывать не стоит. Все же очень важно родиться в состоятельной семье, кто бы что ни говорил. Но стоит не забывать одну вещь: пусть все и перейдет к тебе в наследство, а вот сил и знаний хватит также достойно продолжить богатый род, не спустя все на зеро (zero – с англ. «ноль»)? Юнги не выбирал себе такую участь, не хотел никогда прохаживаться по бархатному ковру дорогущих заведений, одеваться в изысканные костюмы и вести деловые беседы. Но принял всю свою судьбу до капли, будто выпил из священного кубка, что пророчил ему такую жизнь. И отступать было поздно, потому что такой стиль жизни так же засасывает, как и бедность. Нужно уметь только видеть грани, не доходя до высокомерия, заносчивых взглядов, оценивающих с ног до головы. Почти каждый посетитель в этом зале сидит с таким выражением, вызывая мурашки отвращения под рубашкой у Юнги. «Лицемеры. Каждый здесь ест изо дня в день с золотой ложки, не поднимая ничего тяжелее». Юнги не святой и понимает это прекрасно. Но коснувшись истории Чимина, услышав его крик, теперь будто прозрел на все это общество. И ему стало даже противно от самого себя, ведь он тоже является частью этого сословия. Тоже, как и Туен Серра, владеет богатством, тоже, как и он, наносил вред людям. Но в отличие от Туена Юнги никогда не унижал того, кто слабее, кто не заслуживает насилия, кто просит только лишь одну просьбу – любить. Это каким нужно быть алчным ублюдком, прикрытым со всех сторон деньгами отца, чтобы возомнить себя вершителем чужой судьбы? Самое острое чувство, что вело Мин Юнги к цели – справедливость. С ней он шел, как с флагом, тыча отцу, тыча самому себе, тыча судьбе. И сейчас он намерен вновь возглавить строй, идя вперед, потому что на другом конце моста стоит Пак Чимин и просит эту справедливость для себя. Безмолвно, кротко, как умеет краснеть, стараясь тут же мужественно воспрять и сжать кулаки для самоконтроля. Однако вот этого у него нет, и он будто с фонариком искал все эти годы для себя кого-то. Ему нужна помощь, которую Юнги ему обеспечит. Он станет для него не только справедливостью, но и всем другим, к чему допустит сам Чимин. Ведь Юнги много чего умеет и хранит в себе. Я теперь враг вашего государства, Ведь натура моя – все-таки, добродетель, Сколько бы вы не скручивали мои руки. Я был рожден тигром, И жить, как собака не умею. Попытки пробиться, закрепиться… Алкоголь, деньги и влияние… Сам всего добьюсь и ничего Не возьму с чужих рук. «Agust D – Give it to me» (как же вовремя мне подвернулась песня Юнги с этими словами!) Дон Ченг встречает его с пожатием руки и небольшим поклоном. Приглашает сесть за столик и заказать несколько блюд. Посматривая на него, Юнги гадает, как лучше начать разговор. Сегодня с ним его охранник, нет капореджиме Пака, будто специально знал. Возможно, Чимин сам отказался, либо же между Ченг и ним что-то произошло, потому что на его вечно ничего не выражающем лице сейчас красуется беспокойство от каких-то своих внутренних демонов. Они размеренно беседуют о бытовых вещах, что-то решают насчет казино, особенно про дела после весны, потому что в это время в страну приезжает много заграничных граждан, стремящихся потратить небывалые деньги. - Дон Мин, я ведь знаю, что вы осведомлены в деле Туена Серра, - вдруг произносит Ченг, откладывая столовые приборы и вытирая рот салфеткой, - у меня тоже есть знакомые в суде, которые оповестили о вашем…мм, - Ченг поджимает губы, - внезапном интересе к этому делу. Поскольку мое имя там присутствует, я всегда в курсе, кто его касается. Дернув уголком губ, Юнги не удивляется и облокачивается на спинку мягкого дивана. Скрестив ладони на коленях, смотрит прямо в светло-карие глаза Ченг. - Не буду отрицать, ходить вокруг да около, потому что не умею, - непринужденно отвечает Юнги. - Зачем вам информация об аресте Туена Серра? – Ченг достает сигару и закуривает. Чонгук сидит неподалеку, за отдельным столиком, и переводит взгляд то на дона Ченг, то на Юнги. Гадает о чем идет речь, параллельно медленно нарезая стейк. - У меня с ним разногласия. – Признается Юнги. Ченг стряхивает пепел и снова смотрит на него, будто выискивает еще какой-то ответ. Он непременно есть у Юнги, но он его никогда не услышит, потому что тут замешан его капореджиме. - Пусть так, - медленно рассуждает Ченг, - но вы могли бы сначала обратиться ко мне, чем сразу идти к федералам. Мы же теперь партнеры, и как-то обидно, что о деле, где фигурирует мое имя, вы узнаете не от меня. «Чего он так боится? Я же не собираюсь опровергать или обвинять его в чем-то», - нервозно думает Юнги, выдыхая через рот. Но тут же получает ответ на свой вопрос. - И вы прекрасно знаете, о каком потерпевшем идет речь в деле? – испытующе глядя в глаза, спрашивает Ченг, делая затяжку. - Нет, - врет Юнги, - кроме вашего имени и Туена Серра я ничего не знаю. «Чимин. В нем все дело. Ченг до ужаса боится, что кто-то нарушит неприкосновенность к его капореджиме!» Услышав это, Ченг разочарованно приподнимает брови. Мин его запутал, ну или на момент ослепил, потому что Юнги умеет врать. А врать во благо не так уж и плохо. У него и пострашнее есть грехи. - Хм, тогда зачем вы сегодня со мной встретились? Не имя потерпевшего узнать? - Нет, - легко и беззаботно отвечает Юнги, - Я хочу узнать, почему Серра на свободе, и как мне его найти, ведь он здесь. В Корее. Дальше молча докуривая сигарету, Ченг тушит неторопливо ее в пепельнице, орошает пересохшее горло алкоголем, шумно ставит на стол бокал и только потом возвращается к беседе. - Вы же не хотите развернуть какую-то перепалку между собой? – осторожно спрашивает он Юнги. - Точно так же, как мы сидим с вами сейчас, я хочу поговорить с ним. - Серра выпустили за прилежное поведение. - Давайте не будем врать сами себе, - нетерпеливо предлагает искренне Юнги, вздернув подбородок, - его отец тут отлично поработал. - Я крайне впечатлен о вашей осведомленности. Не думал, что семья Мин знает об итальянском клане. «Уж не без труда узнал!», - с каплей иронии думает Юнги. - Допустим я вам дам информацию об его местонахождении, - предлагает Ченг, опираясь о колени, - но почему мне кажется, что наше мирное время может пошатнуться. Вы человек новый, дон Мин, и то, о чем вы сейчас умалчиваете, может коснуться нас всех. - Я знаю это прекрасно, - Юнги отвечает без раздумий. «И также прекрасно знаю, кто подарил вам это мирное время. Ради него все тут и крутится. И я не остановлюсь!», - додумывает про себя дон Мин. - Скажите, если начнется вновь война, ну предположим, - взмахнув руками для пущего представления, предлагает Ченг, - как думаете, кто встанет на вашу сторону? Без сторон не обойтись, ваша семья слишком мала, солдат не так много, нет капореджиме. И вы, судя по информации, что имеем все мы остальными семьями, человек далекий от боевых действий. «Ха! Вот как! Вот какие обо мне слухи», - без грусти и слегка весело думает Юнги. Никто не знает его настоящего, никто не знает его прошлого, никто не знает его будущего. - Дон Ченг, уверяю вас, сторон не будет. – Твердым голосом, слегка хрипло и очень серьезно говорит Юнги. – Единственный смысл будет в защите своих близких. И если доны остальных семей умны, то сами сделают верный выбор. Обескураженный Ченг такими словами, кажется, что даже замер, как статуя. Юнги умело сделал ход на шахматной доске. Потому что дон Ченг уже сделал умозаключение и даже выбрал дальнейший сценарий для своей семьи. Несомненно, сила его клана была в капореджиме, вот почему он так ощетинился от наглого вторжения в дело Туена Серра, в котором был замешан Пак Чимин. Но он услышал немного другие мотивы, граничащие, все же, с возможностью второй войны. Однако войну можно будет предотвратить, если, как указал Юнги, умело обойти. - Я помогу вам в поисках Серра. - Правда? - Да, ведь мой капореджиме не справился с заданием, на которое я посылал его, чтобы наладить связи. Может, у вас это получится. - Он провалился? – удивленно спрашивает Юнги. - Да. Но я даю ему второй шанс, - снисходительно заключает Ченг, - А на вас? Я могу рассчитывать на вас? - В каком смысле? – не понимает Юнги. - Только переговоры. – Твердо произносит Ченг, смотря строго в глаза. - Только переговоры. – Подтверждает Мин. - Я делаю это только по нашему партнерству, - добавляет еще дон Ченг, - в другом бы сценарии я бы отказал вам, а еще сильнее – попросил бы вмешаться кого-то со стороны. Потому что дело, в которое вы влезли без спросу, вас не касается. «Это мы еще посмотрим!», - молча думает Юнги.***
Настоящее время. Субботнее утро. Бухта Таль (пер. с корейского – «Луна»).
Расставив тарелки с завтраком, Мин присаживается и зовет Чимина, который все продолжает валяться в спальне. Дон понимает, что тот просто не в состоянии пошевелиться, ведь они угрохали на первый секс всю ночь. Выбивали с каждым движением из себя остатки разума и собственного существования, и тут же выпивали из губ друг друга напиток греха со сладким послевкусием наслаждения и тягой к скорейшему повтору. Но цена этой ночи была бесценна, потому что никакие деньги не могли оплатить то, что им с блеском удалось сегодня. И хоть ты богат или беден, но для любви это неважно абсолютно. Ещё ни одно утро дона не было таким живописным, красивым и наполненным смыслом. Он, казалось, мог увидеть все вокруг в мельчайших подробностях, будто стал подмечать то, что не видел раньше, проходил мимо с серьезным видом, укрывал истинные чувства, не показывая никому. Но не сегодня и не сейчас. А все потому, что его грудь трепещет, дыхание стало чересчур учащённым, а уголок губ так и ползет все время вверх от воспоминаний каждого момента, когда прикасался к Чимину сегодня ночью. А их уже было, ох, как много. Он влюблен - и это верные симптомы этого, все же с медицинской точки зрения, заболевания. Но считая все плюсы, которых гораздо больше, чем минусов - это было очень плохо. Хорошо - для них двоих, плохо - для окружающего и страшного мира, в котором они живут. Немного полежав и повытягиваясь телом в разные стороны, Чимин садится на постели, где огромное одеяло похоже на один снежный ком. Протерев глаза, он хмурится от света, что проникает через окна. Ощупывает себя, поглаживая руки, грудь и живот. Видит оголенный пах и ноги. Тело сегодня совершенно другое по ощущениям еще от вчерашнего утра, например. Оно такое мягкое и нежное, будто совершенно другого человека. Будто Чимина сегодня ваяли заново при помощи объятий и поцелуев досконально по каждому участку. В общем, так оно и было. Улыбнувшись уголком губ и посматривая в сторону двери, ведущей к Юнги, Пак продолжает поглаживать себя в постели. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким живым, красивым и заново рождённым. Любим тем человеком, которому предписан давным-давно по всем правилам взаимной ангельской любви где-то в поднебесном мире, или наоборот кровью и огнём соединённые по законам противоречий в самой преисподней. Но Чимин не хочет быть ни ангелом, ни демоном, потому что с Юнги он возрождается новым существом, который вобрал после этой ночи черты обеих сторон. Он - его всадник апокалипсиса с улыбкой демона-искусителя и ангельскими крыльями за спиной, что перьями разлетаются при каждом прикосновении Юнги, превращаясь в пепел и сгорая на лету. Чимин не воскрешает, но и не убивает - маневрирует на грани каждого нерва, которые Мин оголяет своими пальцами, проникая через кожу. И Юнги такой же... но, если Пак сейчас его апостол, то Мин - греховный учитель, преподавший сегодня ночью первый урок. Не успев прожевать еще только первый кусок омлета, дон чуть не давится, видя, как Чимин выпорхает из комнаты в его чёрной рубашке. Она еле-еле прикрывает причинное место, а вот длинные стройные ноги бесстыдно красуются опять перед ним, напоминая о том, как Юнги вчера стискивал их руками и закидывал себе за спину. Три первые пуговицы вообще не застёгнуты, спуская один край рубашки с правого плеча, где выставляется острая ключица. Сонное лицо Чимина выглядит настолько ангельским с этими полными губами, которые сейчас слегка приоткрыты, что Юнги считает тут же свои вдохи и выдохи. "Черт, что он творит?" Легкой походкой пройдя к другому краю стола, Чимин краем глаза видит, а кожей чувствует, как его сжигают взглядом. Приятное спазмирующее покалывание протекает нарастающей волной от груди к низу живота. С трудом сдержав ухмылку демона-искусителя, капо садится напротив и тут же осматривает аппетитную еду. - Я не знал, что ты готовишь. - У меня есть личный повар, но иногда даю ему выходной, - Юнги силится не думать о нежной коже Чимина, что сейчас соприкасается и пропитывает его рубашку, - вот и практикуюсь. На самом деле Мин любит готовить, так как у него это получается без каких-либо проблем. Все всегда выходит с первого раза без единой подгорелой стороны или недоваренного риса. Но сейчас его мысли вообще забиты не готовкой и уж точно не раскрытием рецептов. Прямо напротив сидит сущее удовольствие, от торчащей светлой волосинки до голых стоп, скрытых под столом. Он чуть не ухмыляется пухлыми губами, прикусив нижнюю, и знает тот факт, как притягивает к себе голодный взгляд дона. - Ну, попробуем ваше творение, дон Мин, - сверкнув глазами, отзывается Чимин. Он медленно отламывает часть от ароматного омлета и кладет на язык все под тем же взглядом Юнги, которому еда просто не лезет в горло. С кусочка капает соус прямо на нижнюю пухлую губу, с которой Чимин поспешно стирает каплю большим пальцем руки, слизывая кончиком языка. Несмотря на дона, ощущает по энергетике, шедшей с того края стола, как Мин сам бы хотел слизнуть эту каплю. После совместной ночи в его особняке и сегодняшней, где они изучали себя вдоль и поперёк, Чимин вообще начинает остро подмечать и чувствовать телом, что хочет его мужчина. Такое приятное живое ощущение: знать, чего хочет он. - Думаю, у вас оно все же вкуснее, дон Мин, - заключает Пак, прожевав после минуты и посматривая на его тарелку напротив. - В каком смысле? Оно же готовилось на одной сковороде... Чимин хочет прыснуть оттого, как глупо и непонимающе смотрит Юнги, а от этого хочется поцеловать его еще больше. Ну прямо глупый котёнок, а не строгий и самоуверенный дон одной из четырёх семей. Поэтому капо, смотря прямо в его глаза, бесшумно проскальзывает голой стопой по деревянному полу и тут же натыкается на ногу Юнги. Медленно, поэтапно он задирает край брюк Мина и трется пальцами об его голень. Дон прищуривается, продолжая рассматривать в глазах Пака искорки игривого блеска, что сидит и покусывает губу. Дразнящее движение заводит сразу, как включается зажигание в скоростном автомобиле: и Юнги уже рукой перехватывает его ногу под столом и кладет к себе на колени, пальцами поглаживая мягкую и тёплую кожу. Ничего не видно, кроме их рук и верхней части тел. Все, что под столом, как спрятанный файл, в котором хранятся интимные моменты. К ним доступа нет для посторонних, и Юнги и Чимина это только раздразнивает ещё сильнее. Они хотят поскорее забить память собственными материалами, которые разделят, как по папкам: на позы, на степени поцелуев, на скорость темпа, на глубину погружения и взлетов, на число произнесённых имен и на продолжительность стонов. Сила, с которой они смотрят друг на друга, перерастает в гипнотическое воздействие, под которым они оказываются каждый раз, когда находятся в одной комнате. Чимин не двигается, даже бровью не ведёт, чувствуя лишь то, как Юнги гладит его ногу, слегка прищипывая кожу. Вскоре это перерастает в болезненное ощущение, и капореджиме отталкивает его пальцы и уже с силой прижимает стопу прямо тому в пах. Юнги держит все это время левую руку на столе, которая сейчас вмиг сжимается в кулак точно в ту же секунду, когда Чимин надавил ему на член своей ногой. - Я понял-понял, прости... - сорвавшись на шепот под гнетом со стороны капо, отзывается Юнги с перехваченным дыханием. Проигнорировав слова, Чимин встаёт, обходит стол и бесцеремонно присаживается на колени Мина к нему спиной. Берет вилку и отламывает маленький ломтик с его тарелки. А между делом его оголённые ягодицы начинают поступательно скользить по паху дона, который откидывается на спинку стула. Положив омлет в рот, Чимин медленно жует, улавливая приглушенный стон позади себя и шёпот: "ах, вот значит как?". А у самого щеки краснеют за секунду, и сердце выскакивает из груди от мыслей, что они сейчас творят за этим столом, который укрывает их части тела ниже пояса. "Непослушный малыш хочет опять своего Мин Юнги", - собственное умозаключение вызывает тут же у капо стояк. Чуть-чуть повернув лицо в сторону, Чимин краем глаза улавливает, как Юнги расслабленно сидит. Начинает поглаживать его оголённые бедра, проскальзывая влажными ладонями под ткань на их внутреннюю сторону. Чимин здесь особенно мягкий и тёплый, что так тактильно очень любит Юнги. После первого раза с ним сегодня Пак понимает, что его тело раскрыло сексуальность чуть ли не на девяносто процентов. Он прямо весь сейчас благоухает, неся в себе часть Юнги, которую тот поселил этой ночью. Хочет попробовать еще, хотя тело не отошло от усталости. "Мне нужно ещё... просто знать, впитать Юнги опять, пока выпадает такой шанс для близости!", - думает Чимин, медленно прикрывая веки от его поглаживаний. Но чтобы достичь сто процентов, нужно проделать колоссальную работу, поэтому Чимин краснеет еще больше, прекрасно понимая, что нужно будет сделать. Однако для этого еще слишком рано. Он еще просто ученик своего учителя, на котором сидит прямо сейчас, прося дополнительно позаниматься прямо с утра, прямо сейчас и срочно! Но... Чимин схватывает всегда все на лету, поэтому улыбается сам себе, искусно скользя по спортивным бедрам дона. Мин задирает край рубашки на нем и тут же содрогается, видя, как оголенные ягодицы тесно придавливают его член через пижамные брюки. А стопы Чимина, приподнятые на носочки из-за невысокого роста, опираются о пальцы на ногах дона. Даже эту мелочь Пак хочет делить на двоих, обостряя тактильный контакт до предела в каждой чувствительной точке. Сместив одну руку к анальному отверстию, Юнги начинает массировать его, определяя, что капо пришел с намеренными целями, ведь его сдаёт выделившаяся давно смазка. Вероятно, он уже себя возбудил до выхода на кухню. "Быстро же он пришел в норму. Ладно, я сам хочу попробовать снова! Он уже так уселся, ясно дав понять, что не отпустит, пока меня не получит!" - Малыш успел себя поласкать? - с ревностной ноткой спрашивает Мин. - Да, - слабым эхом вырывается из капореджиме, - но мне было мало... хочу твоих пальцев. Чимин опускает руку под стол и нащупывает свободную ладонь Юнги на бедре, затем самостоятельно перемещает ее к своему паху. - Тогда больше не делай это сам, - Мин еще сильнее надавливает на его дырочку, - а зови меня... хоть и ласкаешь себя ты превосходно! "Похвалил!", - победоносно думает капореджиме. Бедра Чимина тут же раздвигаются, а поясница выгибается вперед. Но сам он не оборачивается, продолжая есть маленькими кусочками приготовленный завтрак. - Ну что? У меня вкуснее? - спрашивает тихо Юнги. - Без вариантов, - с дрожанием еле отвечает Чимин, тяжело сглатывая, но короткий стон его все же выдает, когда Мин надавливает на нервные окончания чувствительного отверстия. Затем проникает кончиком среднего пальца, а свободной рукой раздвигает шире ягодицы. - Так лучше? Не больно? - осведомляется Юнги, чувствуя, как капо становится еще влажнее. Пак не в силах ответить, он откладывает со звоном прибор и хватается за столешницу, стараясь удержаться ладонями от проникновения. В следующий шаг через минуту Юнги оголяет член и проводит им сзади, слегка постукивая меж ягодиц. Чимин все это время сжимал в кулаке презерватив, зная заранее, что ему будет найдено применение, поэтому протягивает его дону. - Соблазнять с утра пораньше явно входило в ваши планы, капореджиме, - бархатистым до дрожи голосом шутит Мин. - Какой болтливый... - выдыхает Чимин, - займи свой рот поцелуями. "Боже, какое же это наслаждение брать над ним вверх и острить!" Юнги тихо посмеивается, но просьбу выполняет и, задрав на нем рубашку до лопаток, целует прямо в линию позвоночника. Перед глазами Чимина большое окно кухни, что открывает вид на лазурный пляж, где солнце играется уже вовсю с волнами в догонялки, а песчаный берег окутывает объятиями эту бухту изобилия. Но картинка начинает мутно растворяться, потому что Юнги, после того, как надевает защиту, приподнимает его и насаживает аккуратно на себя, придерживая за бедра. Это заставляет капореджиме еще сильнее ухватиться за стеклянную столешницу, на которой остаются отпечатки рук, пальцы на ногах приподнимаются еще выше для того, чтобы можно было насадиться без проблем. А глаза так и прикрываются блаженно от приятного проникновения. Искры чуть не сыплются из глаз после того, как Чимин делает несколько круговых движений бедрами под собой. Он сидит вновь на нем, но вогнав теперь в себя всю длину теплого и твердого органа Юнги. "Как же удобно, определённо - это самое лучше место для сидения!" - Больно? - спрашивает Мин. - Да, но так хорошо, очень хорошо. - Зря ты надел мою рубашку, - долетает до его уха шёпот, а затем поцелуй с засосом рождается на нежной коже шеи. Юнги начинает трахать сидя, задирая рубашку на Чимине и видя просто восхитительную спину с несколькими родинками перед собой. Кладет руку на правую ягодицу, помогая капо насаживаться на себя. Наклонив голову к столу, Чимин с силой держится за него и начинает стонать. Что ж, он сам себя поласкал, затем пришел к нему в таком виде, сам сел оголённым задом прямо на Юнги и сам сейчас же сгорает вновь на нем. - Ты уже успел соскучиться по моему члену, малыш? - Мне теперь, кажется, его всегда будет мало, - с жаром шепчет Пак, - он теперь мой. - Ловко ты установил на него права, - ещё каким-то образом успевает шутить Мин, в то время как Чимин просто срывается на стон. А эти слова ещё так дразнят, тем более, когда не видишь Юнги, а только ощущаешь его под собой. - Говори, что хочешь. У нас с ним выходит идеальное сочетание, - находит силы ответить Пак, сжимая стол так, что костяшки побелели, - оставь нас наедине. - Я начну ревновать, - отвечает Мин и делает сразу три быстрых толчка, поглаживая вновь его ноги и член. А затем убирает руки прочь и останавливается, - так и быть, оставляю... Чимин берет инициативу на себя и начинает усиленно двигать вперёд-назад бедрами, чувствуя, как стал мокрым мгновенно, а потом переходит в ритм вверх-вниз. Мин позволяет только ему сейчас право на толчки, поэтому просто сидит, расставив ноги. Он стонет хрипло и низко, пошептывая имя Чимина. Еле фокусирует взгляд на очерчивающейся талии сквозь тонкую черную ткань и часть ягодиц, что поступательно продолжают насаживаться. - Вы отлично смотритесь, - с интимным дрожанием шепчет Юнги, осматривая его зад на своем члене, - выгни поясницу, да, вот так... видишь, как стало еще приятнее? Тише, чуть медленнее, охх... не торопись, я никуда не спешу и не заберу его у тебя! Будоражащий кровь в жилах звук влажных хлопков разлетается по небольшой кухне. Нахмурив брови и прикрыв глаза, Юнги откидывает голову назад, тяжело сглатывая и вновь продолжая сам одной рукой насаживать Чимина на себя. Таким завтрак запомниться ему надолго, и здесь уже не поспоришь о превосходстве приготовления, потому что они оба сейчас дополняют друг друга, как какая-нибудь специя подходит к блюду. Если закрыть глаза, то вообще не поймешь, где находишься, потому что в голову тут же врезаются, как стрелы, пошлые хлопки бёдер и стоны Чимина. Колкие, с эхом отдышки в сотрясающейся гортани и замирающие на раскрытых губах. Преклонив голову прямо к столешнице, голос Пака глушится в поверхность, расстилаясь звуковой волной. Юнги еще больше запрокидывает голову назад, потеряв весь свой стержень, не только характера, но и, казалось, позвоночника тоже. Потому что он сидит, буквально, размякнув под весом Чимина, и ощущает только то, как упругие ягодицы вбивают его все сильнее и сильнее в стул. Издав сдавленный и хриплый стон от сильной тесноты набухшего члена внутри и сдвинув тарелки в сторону, Пак приподнимается, укладывается на стол грудью и животом для смены позы. Это заставляет Юнги теперь тоже встать, громко скрипнув стулом, и начать входить в него так, разминая затёкшие ноги. Облокотившись о локти и опустив голову к груди, Чимин тяжело дышит, ощущая, как Мин его бедра раздвигает шире, а рубашку задирает до лопаток, сжимает в кулак и тянет на себя. - Прогнись, - с хрипом просит дон, - как сегодня сделал, лежа на подушке. - Ох, Юнги, - вырывается из Чимина в тот момент, когда он выгибается максимально, а член входит до основания, заставляя капо еще больше распластаться на столешнице. Ухватиться было не за что, кроме как скользить ладонями по стеклу и сжимать кулаки. Имя с его уст слышится дону блаженной песней, заводящей каждую нервную клетку, поэтому Мин наклоняется к нему и целует шею, спускается к лопаткам, затем возвращается к правому уху и шепчет: - Хочу изучить тебя в любой позе... Толчки становятся напористей, но Юнги все еще помнит о той нежности, которую теперь дарит только телу Чимина. Накрывает своей ладонью сверху ладонь капо, что ищет за что зацепиться, и скрещивает с ним пальцы. С каждым толчком он сжимает крохотную ручку сильнее. - Не могу, - жалобно и сладко постанывает Чимин, - хочу видеть тебя. Выйдя членом из мягкого и невероятного по ощущениям пространства, Юнги переворачивает капореджиме и укладывает спиной на стол. Их взгляды тут же встречаются, и каждый любовно всматривается друг в друга, переводя дыхание. Как только дон приближается к столу, Чимин раздвигает бёдра и окольцовывает ими его талию. Стянув футболку и нервно отбросив на пол, Мин лучше освобождается от штанов, а затем поглаживает его лодыжки, поднимаясь ладонями по бедрам, и поспешно расстегивает несколько пуговиц на рубашке Чимина. Наконец-то раскрыв его грудь, тут же припадает к соскам, больно и одновременно нежно посасывая. Тяжело выдохнув и сотряснувшись всем телом, Пак ворошит его мягкие пряди. Юнги между делом берет член в руки и вновь входит, распрямляясь в спине. Безумное воплощение всех сексуальных фантазий с взъерошенными волосами лежит сейчас прямо на стеклянной столешнице, запутавшись в рукавах рубашки и плюнув на мешающуюся ткань, продолжает выгибаться в пояснице и нашёптывать его имя через рдеющие губы. Стол скрипит и двигается в их такте так, что Юнги приходится крепко ухватываться за Чимина. Капо гладит себя везде своими небольшими пальцами с несколькими кольцами, заставляя Юнги смотреть на сие самоласкание и возбуждаться ещё больше. Прикусив нижнюю пухлую губу до красноты, Чимин срывается на бесстыдный сладкий стон и открывает рот шире, поднимая кончик языка к нёбу так, что даже видна уздечка. - Прекрати быть таким сексуальным... - чуть не жалобно просит Юнги, до дрожи в коленях представляя минет этим ртом, - это слишком для меня. Выдохнув и расслабившись, Чимин опять смотрит на него и зазывает одним указательным пальцем, чтобы тот наклонился. Дважды звать не приходится, и Юнги наклоняется. - Не хочешь, чтобы я был сексуальным? - С одышкой проговаривает Чимин, посматривая на то, как член входит в него все быстрее и быстрее. Сверкнув зрачками, Мин не понимает, что тот задумал. Он и не успевает подумать, так как Чимин повелительно хватает его за подбородок и придвигает к своим губам, шепча с томным взглядом: - Но ты сам заводишь меня до смерти! Как нехорошо, дон Мин, и вы обязаны что-нибудь сделать с этим. - Ох, какие мы развязные оказывается, капореджиме, - Юнги хмурится, так как Чимин хватает его за ягодицы и помогает ему толкать в себя еще увереннее. Не выдержав обдуваемого жара, сорвавшегося со сладких губ, дон впивается в них и слегка мстит за те слова. Чимин мычит через плотную и мягкую завесу, через которую невозможно дышать и стонать. Целоваться приходится с трудом, потому что Юнги ускоряется, и их тела в энергичном темпе не попадают в такт соприкоснувшихся губ. - Хочу, хочу, хочу... тебя всего, - с последним глотком воздуха проговаривает капо, боясь просто отключиться оттого, как ему сладко и хорошо. Он отстраняется от его лица и обессилено укладывается обратно спиной на столешницу, хватаясь одной рукой за край. Они скользят друг на друге, намокнув от пота, что как роса скатывается по до дрожи красивым, горячим и молодым телам. Секс обоим кажется искусством, потому что он поглощает разум, перехватывает дыхание так, что после потребуется кислородная маска, воспаряет их обоих к небесам, выше линии моря, дальше горизонта, горячее солнца. Юнги опирается локтями на стол по обе стороны от головы Чимина, нависает так близко, что можно рассмотреть родинки и веснушки, параллельно гладя руками его виски и вьющиеся от жары волосы, так похожие на мягкие завитки воздушных облаков. Любуется с замиранием его бледными и полупрозрачными закрытыми веками с черными ресницами, что подрагивают и касаются румяных щек, похожих на спелые персики. Утреннее солнце, врывающееся в окно, бликами играет на его чуть подзагоревшей ровной коже, блестит на светлых прядях волос, что как золото переливаются в софитах. Делает несколько глубоких и сильных толчков, заставляя Чимина раскрыть пухлые искусанные губы от прошлой ночи еще шире, потому что тот кончает себе на живот теплой жидкостью, которая задевает и Юнги. Мин тут же целует и прикусывает его вздёрнутый подбородок от запрокинутой головы. Стон раскатистой нежностью разлетается по кухне, немного оглушая. Мин в жизни не видел столь прекрасной реакции, отразившейся на лице от получаемого оргазма. Пак не открывает пока глаза, дрожа длинными ресницами и ловя открытым ртом воздух. Будто рыбка, что выплыла на поверхность моря и по глоткам смакует вкусный свежий воздух. Его стон, что огласил кухню пару секунд назад, эхом тонет на алом языке, возвращаясь с дребезжанием в горло, окончательно стихая и немея. И только правое ухо Юнги, через которое Чимин так звонко оповестил о своем пике блаженства, еще шумной вибрацией слышит отдаленно сладкий голос. А пуще греет сердце дона то, что именно он создал сейчас это великолепие на любимом лице. Вновь стал художником-созидателем, которым не является по профессии, но хочет отныне рисовать, ваять, лепить, высекать каждую черточку на лице Чимина, что и без его вмешательств прекрасно. Но Юнги делает его просто неповторимым прямо сейчас только для себя. Такое лицо с легкой испариной, открытыми глянцево-влажными губами, глазами, что неотрывно смотрят прямо в душу, неосознанно распуская в ней, как в пересохшем и заброшенном саду, бутоны роз - это искусство только для Мин Юнги. - Какой же ты красивый, малыш, - сентиментальность вообще не конек Юнги, он даже и не предполагал, что может говорить такое дрожащим голосом, хрипя от волнения, - я хочу быть с тобой, хочу защищать тебя всегда... Чимин издает резкий сорванный вздох, открывает веки и начинает плакать навзрыд, все еще отходя от оргазма. Его трясет колоссально от сокращающихся мышц, поэтому цепко держится за предплечья дона. Серебристые крупные капли покатились мокрыми дорожками к вискам, прямиком падая в руки Юнги, который ловит каждую, как самый драгоценный камушек. - Малыш, - завидев такую реакцию на свои слова, Мин, с выскакивающим сердцем и сам чуть не плача, тут же прислоняется к его губам, нежно целуя, - не плачь, ты же мой храбрый сексуальный капореджиме. Чимин шмыгает носом, позволяя ему целовать каждый участок лица. Обнимает его широкие плечи так сильно, насколько может, потому что просто растворяется, не чувствуя уже ни поверхности стола под собой, ни слыша ничего постороннего, кроме шепота Юнги, не ощущая ничего, кроме его кожи, губ и входящего немного медленнее и аккуратнее твердого члена. Еще чуть-чуть и Пак думает, что просто умрет сейчас в объятиях любимого человека, ведь такая гибель не кажется ему плохой. Слово "любимым" - слишком малоемкое, потому что Чимин просто не может подобрать слов, что чувствует к Юнги. Но он постарался: это полное доверие всего себя, словно прыжок со скалы, где отдаешь свое тело на всевластие стихии, что подхватит и унесет тебя. Сначала тело встретит ветер и сила притяжения, что потащит вниз, а потом ты упадешь в воду с головой, попадая под буйный поток, прокручиваясь в нем, теряя ориентир, держа крепко пузырьки спасительного воздуха, потому что если сделаешь вдох - погибнешь. И Чимин, прыгнув сейчас со скалы в воду, делает вдох, потому что Юнги - его океан, что не даст утонуть. Он целует еще крепче, чувствуя, как дон передает ему свой кислород, лишь бы тот дышал. Если и суждено утонуть, то теперь отныне только в этом океане. - Где же ты был все это время? - всхлипывая, шепчет Чимин и тяжело сглатывает. - Все бы отдал, чтобы отыскать тебя раньше, - Юнги продолжает входить в него, ощущая, что тоже скоро закончит, - забрать из той прошлой жизни и никому не позволять уродовать это мое любимое тело... С этими словами он прилегает носом к его шее и укрывается от своей сентиментальности, так как просто сгорает со стыда от столь большого количества слащавых, но идущих от чистого сердца, слов. Пак обхватывает его затылок, прижимает нежно к себе и проговаривает: "как же хорошо с тобой", чувствуя, как Юнги делает последние толчки и кончает внутри, срываясь на стон, который глушит в поцелуе в его шею. - Я бы и вечность ждал тебя, зная, что ты однажды появишься в моей жизни, - капо аналогично сегодня чересчур многословен. Чимин тоже переводит дыхание, приглаживая дрожащими кистями сырые пряди от пота на лбу Юнги, который обессилено лежит на нем. Успокаивает своего дона и шепчет: "я рядом, тише-тише", а Мин глубоко дышит и жмется еще сильнее носом к нему, словно кот. Чувство пустоты, с которым жил Чимин все это время, заполняется новыми ощущениями с каждым разом, когда Юнги вот так обнимает его, целует, безмолвно протягивает руки помощи. Быть слабым перед кем-то не так уж и плохо, даже если ты взрослый и самостоятельный мужчина. Всем порой необходимо плечо, которое, как Юнги, например, подставил для Чимина. Сценарий избит давным-давно: он приходит, чтобы спасти его, такого сломленного и забитого, ищет справедливость скорее для себя, чем для него. Но сценарий этой истории, отнюдь, не так прост. И главный герой меняется, как маятник, раскачивающийся из стороны в сторону. Точно так же, как они качаются друг на друге. Перемещаются то сверху, то ложась под. Меняются, качаются, маются. А все потому, что являются одним целым, как магниты с разноименными полюсами, что, все же, притягиваются. Это все еще игра, и даже Юнги, который составил план своих действий наперед в отношении Туена Серра, не предполагает, что и сам Чимин организует в своей голове. Ведь он также борется за Мин Юнги, но в своей манере, не имея главной фигуры на шахматной доске. Время будто остановилось, притормозило, дав шанс им обоим вернуться на землю. Но минутную тишину перерывает характерный урчащий звук голодного организма капо, что так и не успел поесть. - Давай, всё-таки, позавтракаем? - посмеиваясь, тихо спрашивает Юнги, обнимая его талию и одним пальцем поглаживая. Привычные и обыденные вещи, как урчащий желудок, заставляют дона искренне улыбнуться. - Давай, - также легко усмехается Чимин.