***
День, назначенный Туеном Серра в отеле «Сэсанг» приближался гораздо быстрее, чем хотелось бы. Это будет первый год, когда Юнги посетит данное мероприятие, на котором всегда присутствовал его отец. Неизвестность потряхивает руки, потому что Мин плохо осведомлен в этом. Как бы отец красочно об этой встрече не рассказывал, Юнги так и не мог понять. Единственное, что он должен был зарубить себе на носу это то, что эта ночь определит каким ты предстанешь в кругах других контрабандистов, какие связи заимеешь и какой товар сможешь распространять потом по стране. Как таковой круговорот связей, который похож чем-то на темную сторону интернета, куда доступ перекрыт обычным людям. Но у мафии есть свои определенные ключи от всех дверей, которые ведут в нелегальный мир. На такие встречи съезжаются очень влиятельные персоны: присутствуют все доны, доны (или их представители) других стран, с которыми подписано сотрудничество. Каждый год место сбора менялось для того, чтобы не оставлять следов для местных правоохранительных органов. Это могла быть другая страна, не обязательно Корея, но обязательно большое помещение, обязательно много людей (посторонних зевак, которых обычно зазывали под предлогом грандиозной вечеринки, и которые не ведали, что они развлекаются параллельно с самыми преступными персонами мира). Но злая судьба будто смеется и будто в этот год неблагосклонна для Юнги, который пойдет на такое собрание впервые, да еще и в родной стране. Это будет чем-то балом-маскарадом, где необходимо быть в маске, так как перемещаться меж толпы с открытым лицом слишком рискованно. К чему нужна эта массовость? Для полиции, которая даже не заподозрит, что при таком бале-маскараде будут происходить крупнейшие сделки, в которых непременно замешаны и наркотики. Обычно за такую ночь несколько людей переходят на худшую сторону, связанную с дурью. Юнги выгравировал почти на груди слова отца, чтобы тот в жизни не смел соглашаться на быстрый доход от наркотиков. - Алкоголь, табак, дорогие тачки… все, что угодно, Юнги. – Говорил строго отец, постукивая нервно пальцем по столу, - но только не наркотики! Не соглашайся на это даже под пьяным угаром, ты слышишь меня? Перевязывая боксерский бинт на правую кисть, вспоминает слова отца Юнги, что сидит у себя в небольшой комнатке подвала перед выходом на ринг через десять минут. Он пришел сюда для собственного успокоения, потому что через два дня ему нужно будет навсегда распрощаться со своими портами, либо не отдать этой итальянской мрази и гроша. Переходя на другую руку с бинтом, Мин прикусывает губы и до сих пор не знает, как ему поступить: вся жизнь отца была в этом морском бизнесе, вся жизнь и учение Юнги были посвящены этому бизнесу. Он не знает себя без этого, и он уже не тот мальчишка. Мин Юнги – дон своего дела, за которое готов уже рвать глотку. Но в глубине души он отлично знает причину своего недуга, в котором не может разобраться, как поступить. Жизнь Чимина на ладони Юнги, если он ничего не предпримет. Сразу после той перепалки и быстрого примирения с капореджиме в его квартире, Юнги удостоверился, что Пак будет в порядке и рванул сразу к северному порту. Добраться до него не представляла возможность по суше, поэтому вместе с Чонгуком и двумя другими солдатами они взяли яхту Мина и отправились по морю в нужную точку. Беспокойство, которое поселил в нем Чимин с самого утра своей речью, подхлестнуло дона Мин, и он решил наведаться в северную часть вновь, хотя самолично был там несколько дней назад. Отец всегда говорил, что за северным нужно наблюдать бдительней. Они неспешно подплывали на яхте, качаясь на волнах, когда Юнги привстал и прищурено издалека осмотрел порт. Все та же небольшая деревянная пристань, несколько ангаров вдоль стоящих по бетонному берегу. Издалека видны грузовые автомобили, которые разгружали люди, нанятые им. Вроде, все обычно и как и всегда. Выйдя с трапа на берег, Юнги заметил волнение в глазах работников, что приостановили свою деятельность по разгрузке ящиков. Хмурым видом обойдя глазами пространство, Юнги двинулся к ним. Чонгук шел рядом, шумно ступая по гравию. - Что-то не так, - шепнул он сзади. - Я заметил, - коротко бросил Юнги, не отрывая взгляда от только что подъехавшего грузовика с новой доставкой товара. Остановившись близ работников, что поклонились Юнги, дон еще раз осмотрелся и понял в чем дело. Вдоль берега и пристани не было ни одного морского судна, с которого обычно приходила поставка. Грузовики, что справлялись здесь на суше, были лишь для перевозки к дальним ангарам: по земле товар сюда доставить никак было нельзя. - Во сколько сегодня была поставка? – нарушает Юнги тишину, строго осматривая собравшихся. Он знает наперед ответ, потому что самолично распределил время прибытия ресурсов. Группка рабочих в комбинезонах из тринадцати человек, что оказались ближе к встрече дона сейчас, молчат. - Дон Мин задал вопрос, - гаркнул Чонгук в толпу, - живо отвечайте. Юнги не нравится, что Чон нарушает тишину так резко и напыщенно, но ничего поделать не может, так как самолично назначил его капореджиме на время. - Поставки… - начинает один пожилой мужчина, что нашел смелости и возглавил своим голосом толпу рабочих, - поставки не было уже неделю, дон Мин. Ни один катер не прибывал с товаром за это время. Это мы разгружаем то, что осталось, - машет в сторону грузовика мужчина. Юнги резко вскидывает подбородок и с каменным лицом замирает, колко смотря на него. - Почему со мной не связались? – он говорит это этому мужчине, но и бросает между делом на Чонгука резкий взгляд. Чон в оцепенении мотает головой, потому что тоже не понимает. Мужчина делает еще шаг к дону, судорожно потряхивая руками. Он боится, но раз начал говорить, то договаривает. - Мы знаем, что случилось с людьми в другом порту, который захватили враги, - продолжает речь, - к нам тоже приходили другие люди, дон Мин. Но ваши солдаты быстро устранили любое проникновение, однако после этого любая поставка прекратилась. Мы думали, что вы решили таким способом защитить порт. - Ничего не понимаю, - шипит Юнги, стискивая кулаки, осматриваясь, - я не отдавал приказа остановки работы здесь. - Получается… - встрепенулся рядом Чонгук, шокировано открывая глаза так, что стали похожи на блюдца. - Кто-то перекрыл доступ суднам с моря, - заканчивает за него Юнги и коротко кивает, чувствует, как по спине побежали мурашки от злости. Окончив бинтование рук для боксерских перчаток, Мин звонко хлопает себя по бедрам, склонив голову и шипит тихое в пустоту: - Блять… Все идет не по плану. Нечестная игра, которую ведет кто-то за спиной. Сомневаться в том, что это происки клана Серра уже нет сомнений. В ту бездну, что Юнги погрузился, нажив себе такого врага, злит пуще, и он выходит с этими чувствами на ринг. Под ненавистью нельзя что-то делать, потому что она сжигает кожу до пепла, превращая кости и внутренности в порошок. Ослепляясь на момент, Юнги пропускает несколько профессиональных ударов своего противника прямо в скулу и нижнюю челюсть. Боль резкой вспышкой пронзает голову и надчелюстной сустав, которым больно сделать малейшее движение в челюсти. Это самый подвижный сустав в нашем теле, который делает сразу несколько функций, но Юнги, склонившись к колену, не может даже вдох сделать не то, что челюстью подвигать для проверки на целостность. Он дерется сейчас отнюдь не с осязаемым противником напротив, даже не с Туеном Серра, о котором думает в сумбуре мерзости и злости. Юнги сражается сейчас сам с собой, со своей слабостью, что его так дурят прямо перед носом. Он считает себя сильным, властным, действительно доном, но все, к чему привела жизнь за это время, только утыкает его носом в ничтожность. Юнги даже не волнует сломали ли ему челюсть, потому что вспышкой появляется лицо Чимина, который жаждет так рьяно его защитить. Неужели он такой слабак, что даже капореджиме не видит в нем сильного мужчину, что может постоять за себя? А может ли он и правда постоять за себя, думает сейчас Юнги, поднимаясь с колен? Может ли он вообще что-нибудь сделать, чтобы его прекратили принимать за слабака? Двинувшись вперед после объявления судьи, что бой можно продолжать, Юнги пошатываясь и скользя подошвами по рингу, наступает на противника. В глазах мутнеет, как только он замахивается над ним, и в следующую секунду Мин падает на жесткое покрытие пола с последней мыслью: «даже добить противника не могу… слабак».***
Встрепенувшись, дон Мин вскакивает на диване. Озираясь по сторонам, определяет, что лежит у себя дома в комнате отдыха. Голова раскалывается, нижняя челюсть болит. Пошевелив ею вперед-назад, вправо-влево и круговым движением, определяет, что цел и невредим. За дверью слышатся голоса и… детский лепет. Думая, что окончательно свихнулся, Юнги падает обратно на подушку и не замечает, как в дверь входит человек. Вскинув устало взгляд в ту сторону, он обмирает прямо на диване и видит своего брата Виена. Знакомая каштановая копна волос вновь взъерошена и торчит во все стороны, брови дугой искажены выражением обеспокоенности, тонкие губы вытянуты в ниточку от напряжения. - Ты проснулся? – как можно тише спрашивает брат. Видеть его здесь, в доме, что они росли вместе под надзором отца, и спустя столько лет, было непривычно. Виен никогда не приезжал к Юнги, никогда не звонил и не намеревался это делать. Так почему он здесь? - Что ты тут делаешь? – холодно и без приветствия спрашивает Мин, присаживаясь вновь. - Консильери Лим перепугался за твое состояние, когда привезли сюда в отключке, и позвонил сразу мне, - размеренно говорит Виен и присаживается в кресло на приличном расстоянии от дона, - чем ты думал, идя на ринг в таком состоянии? Почему ты вообще с этим не завязал? - Пришел спустя столько лет и нотации читаешь? – грубо отзывается Юнги, сверля его взглядом. - Я беспокоюсь за тебя. - Тебе плевать на меня и то, что я делаю. Не нужно мне твоего сострадания. Вдруг в комнату входит красивая женщина, скромно прикрывая дверь. Она быстро вскидывает взгляд на Юнги, кланяется и здоровается. Приблизившись к Виену наклоняется и тихо произносит, но Мин все слышит: - Сэлайя заснула. Эта женщина была женой Виена, а Сэлайя – их новорожденная дочь, ей буквально исполнилось два месяца. - Вы пришли все вместе сюда? – чуть мягче и, отчего-то, тише после этих слов спрашивает Юнги. - Хорошо, Джунон, - ласково хлопает Виен жену по руке и улыбается ей, - подождите меня, я скоро приду, и мы поедем обратно. Мне нужно поговорить с братом. Вновь поклонившись, Джунон тихо желает Юнги скорейшего выздоровления и так же тихо, как и вошла, удаляется. Они мало общались, почти даже ничего. Когда Виен привел эту девушку в их дом и объявил о помолвке, Юнги не отреагировал никак. К тому времени они уже свели любые родственные связи с братом на «нет». Однако, отец был крайне рад этой новости младшего сына, заводя с тех пор речи о внуках. Юнги не слушал, но его сосало под ложечкой, что и тут он вновь пролетел по всем параметрам, чтобы угодить отцу, как это сделал Виен со своей новостью о свадьбе. - Твоя дочь тоже здесь? – взволнованно переспрашивает Юнги. Он не присутствовал на выписке Сэлайи из роддома, хотя Виен его звал. Юнги все пропустил, и сейчас понимает, что это были праздники жизни, на которых, все же, приятно было бы присутствовать. Они же родственники, как никак. - Да. Моя семья всегда со мной. – отвечает с подтекстом Виен, строго смотря на Юнги. Уколотый этим ответом, Мин замолкает и скрещивает руки на груди, как делает для самозащиты каждый раз. - Ты не догадываешься почему я здесь? Дон отрицательно качает головой. - Мне плевать на твои дела дона, - резко выплевывает слова брат, - но я прекрасно помню те дни, когда отец ходил раз в год на собрания. Ты прекрасно знаешь, о чем я. - И что? – вскидывает взгляд Юнги на него. - Я на стороне правосудия. На стороне обычных граждан, но ты мой брат, что погряз во всем этом без добровольного согласия. Я хочу попросить тебя, чтобы ты не ходил туда. Этот ответ вынуждает Юнги впиться в него взглядом, шокировано изучая. Что такого там будет, раз сам Виен приехал и отговаривает теперь самолично его не идти туда? - Я не могу. - Юнги, - вдруг резко произнесенное имя с уст брата слышится так непривычно, - копы уже знают о вашем месте нахождения, и они готовятся к массовому захвату. Виен не работал в полиции, но крутился в этой области, взаимодействуя с правоохранительными органами. Даже тут младший брат был лучше Юнги, который мечтал всегда стать полицейским. Однако Мин никогда не завидовал Виену, не злился на него, потому что остатками здравомыслия помнил их детскую дружбу и тлел надежду на возвращение всего этого хоть однажды. Эта новость должна была повергнуть дона в шок, но Юнги не понимает, что испытывает. У него есть четкий план, которому должен следовать, и, если он пропустит хоть один пункт только потому, что полиция накроет, жертв будет потом больше. А что полиция? Она всегда шпыняет поблизости, выискивая гангстеров, но они ее неустанно подкупают. Даже Юнги это делал. Однако, он чувствует, что в этот раз не прокатит, ведь перед стражами порядка будут на ладони прямо вот все, кого нужно усадить за решетку, да еще и в одном месте. А потом в голове дона Мин всплывает образ горячо любимых глаз, с которых крупными каплями скатываются слёзы к пухлым рдеющим губам, что дрожат и шепчут: «Юнги, я хочу защитить тебя. Я хочу быть с тобой». - Если я пропущу это собрание, дорогой мне человек погибнет. – Проговаривает в пустоту комнаты он, не смотря на брата. - У тебя… - еле дыша отвечает Виен сорванным голосом, - у тебя кто-то есть? Встретившись с ним взглядом, Юнги кивает и болезненно хмурится. Не просто кто-то… любовь, которую подарил самый лучший человек в мире. И этот самый лучший человек появляется на пороге его дома через несколько минут после разговора двух братьев, что слегка сблизились. Они уже вместе спускались с лестницы: Виен бодро и с небольшой улыбкой, Юнги вяло, но со спокойным сердцем, потому что его выслушали и, как бы не хотели отговорить, приняли факт. Чимин появился в дверном проеме весь запыхавшийся. Он тут же увидел дона и чуть не забыл, что не имеет права при всех тут же к нему броситься. Прочистив горло, смущенно замирает и смотрит на спускающихся братьев. Тут же вызывает у Юнги небольшую улыбку уголком рта от обеспокоенного вида, с которым он осматривает его лицо. «Наверное, та еще физиономия!», - вспоминает дон о том, что дрался недавно, и теперь все лицо опухло от ударов. - Капореджиме? – вспоминает формальности Мин, удивленный до нельзя сегодняшними визитами. – Что вы тут делаете? Посматривая в сторону консильери Лим, Пак скромно объясняет, что тот его позвал сюда сразу, после того, как дона доставили домой. Юнги обращает внимание на своего консильери, который все это время стоит в стороне, иногда поправляя очки в круглой оправе. Встретившись взглядами, Мин читает в них отцовскую заботу и догадку о том, что Чимин и есть тот самый человек, за которого так активно борется его дон в течение столь большого времени. Благодарно кивнув друг другу, Юнги с чувством окрыления осматривает собравшихся. Все так рядом, все, кто так дорог его душе, что скрывала это активно. Впервые этот особняк наполнен нужными людьми, в котором тут же накрыли ужин не для одного дона Мин. После ужина Виен шепнул Юнги на ухо предложение пойти посмотреть на спящую малютку Сэлайю. Игнорировать такое с внезапно оттаявшим сердцем дон не мог. Встав, он хлопнул Чимина, что сидел рядом, по плечу и указал идти вместе с ними. Виен неторопливо открыл одну дверь из многочисленных комнат в особняке. Это была в прошлом его комната, поэтому он по-хозяйски уложил с женой на кровать свою дочку спать здесь на время, пока все не уладится. Малышка Сэлайя спит меж многочисленных одеял, слегка причмокивая маленькими розовыми губками. На ее макушке торчит небольшой черный хохолок, забавно завивающийся на конце. Сердце Юнги пропускает пару ударов, когда он приближается и присаживается на край, легко ладонью прикасаясь к крохотному тельцу. Тепло и нежный молочный запах, в котором спала Сэлайя, обволакивают комнату воспоминаниями о матери Юнги и Виена, что ушла столь рано. Младший брат ничего о ней не знал, так как она умерла при его родах, но Мин старший старался много о ней рассказывать, отчего Виен с уверенностью мог олицетворить ее. Чимин и Юнги не заметили, как Виен вышел, и они остались только вдвоем с Сэлайя, что причмокнула, зажмурилась и продолжила дальше спать в сумеречном свете комнаты и небольшой лампы с мягким светом на прикроватном столике. Дрожа всем телом, капореджиме смотрел со стороны на дона, что гладит невесомо свою племянницу так трепетно, как и самого Чимина, когда они бывают рядом. Юнги настолько нежен и аккуратен в эту секунду, что Пак забывает об его разбитом лице, повергшем в шок, о новости, с которой позвонил его консильери Лим и с чувством просил приехать, и о том, что его собственный брат Виен здесь. Невесомо опустившись на колени перед Юнги и кроватью, на которой лежала Сэлайя, Чимин увидел причину Мироздания. Отныне свою причину существования в этом образе дона Мин, что сидит слегка сгорбленно над чистым, как слеза, ребенком, у которого вся жизнь впереди. А слезы, такие же кристальные и чистые, стекают по лицу дона, потому что он хотел бы жить по-другому, хотел бы второй шанс на новую жизнь. Но потом вскинув мокрые и сверкающие от влаги глаза на Чимина, что сидит у его ног и тоже еле дышит с разрывающимся сердцем, улыбается. Они есть друг у друга теперь после такого прошлого, где были лишь обида, боль, принуждение: у Чимина - со стороны Туена Серра, у Юнги - со стороны отца. И не это ли второй шанс на жизнь, думают оба, всматриваясь с любовью в глаза?***
Чуть позднее, когда Виен покидает особняк со своей семьей, Чимин задерживается. Обернувшись на лестницу ко второму этажу, с улыбкой смотрит на дверь кабинета с полоской света под ней, где сидит вновь Юнги допоздна. Легко постучав, получает согласие и входит. Приподняв глаза, Мин немного улыбается с очками на лице и вновь продолжает что-то раскладывать по папкам. Пройдя к его столу, Чимин вновь фокусируется на синяках и ссадинах на левой скуле дона, кое-где виден кровоподтёк и припухлость. Юнги не отстраняется от бумаг, строго осматривая стопки и скрепляя уголки степлером. Качнув головой на очередное игнорирование, капо улыбается мягко и аккуратно сам отодвигает кипы бумаг так, чтобы можно было присесть. Поняв, что с проверкой документов окончено, Юнги откидывается на кресле и смотрит на Чимина, что вновь присаживается на стол перед ним и тянет дона за предплечья к себе. Взяв Юнги за подбородок, Пак аккуратно одними лишь пальцами снимает очки за дужку и убирает куда-то вбок от себя. Рассматривая с заботой его ссадины и ушибы, не замечает, как дон Мин еле сглатывает под ним и не может оторвать глаз. - Так, что случилось?.. – тихо спрашивает Чимин, гладя подушечками пальцев его припухлость на скуле. - Подрался на ринге, - честно сознается Мин, - разряжал обстановку. - А ко мне не мог прийти? – спрашивает Чимин, придвигая его ближе и кладя голову к себе на колени. Юнги устало утыкается ему в живот и выдыхает, ощущая прекрасные поглаживания волос маленькими пальчиками. - Прости. Сидят тихо, вновь погружаясь в собственные мысли. Юнги совершенно не ожидал увидеться сегодня со своим братом, с его дочерью и женой. Они будто мираж, который Мин ужасно хотел всегда увидеть. Но Виен был осязаемым, потому что пришел с помощью. После разговора о предстоящей встречи Юнги в отеле с другими контрабандистами, которую дон никак не может пропустить, Виен предложил альтернативу. Нет, не сразу, а только после того, как увидел, как Юнги смотрит на Чимина. Он обо всем сразу догадался, стоило капореджиме появиться на пороге дома семьи Мин. И после, когда оставил их наедине с Сэлайя, видя через небольшой промежуток в двери, как Чимин опустился на колени перед доном. - Так это он? – шепнул позже Виен, когда Джунон собирала дочку и укладывала вещи в машину. – Ты влюблен в него. Юнги встрепенулся и стал как-то со страхом озираться. Но рука родного брата, что легла на плечо, вмиг успокоила, и дону пришлось лишь понуро кивнуть. И вот тогда, вдыхая ночной воздух и аромат роз в саду рядом, которые взрастила их мать, Виен предложил помощь Юнги в том, как выбраться из этого отеля не сцапанным полицией. В ту ночь капореджиме остался у дона на ночь в особняке, но попросил об отдельной комнате, видя то, как Юнги необходимо побыть одному после бурной и внезапной встречи с братом. Чимину просто хотелось быть рядом, просто под одной крышей. Но когда ночной воздух, что проникает через открытое окно его небольшой выделенной спальни, сменяется на знакомый аромат древесных нот, Чимин спросонья улыбается и принимает в объятия пришедшего к нему Юнги. Он тянется в темноте за поцелуем и прилегает к знакомым губам, что накрывают сверху, как обычно в излюбленной позе делает Мин, и чувствует соль на привкус. Мин Юнги плакал. И сейчас пришел к нему по среди ночи, в эту не столь уютную кровать, чем его собственная с черными шелковыми простынями, что приняли на себя однажды боль и ласку влюбленных тел. Чимин ни о чем не расспрашивает, а лишь направляет мягкие руки дона на свою талию, целует каждую ссадину и припухлость на лице очень нежно и аккуратно. Он знает, что Юнги борется с собой таким способом, но видя, как красивое лицо возлюбленного пережило такие грубые удары, капореджиме еле сдерживается от очередного порыва бежать и его защищать от всего. Подогнув край ночной рубашки, Юнги ускользает вниз, под одеяло, и целует его теплый живот. Поглаживая голову дона у себя на уровне живота через ткань, Пак задумывается о детях, о беременности, о продолжении рода. - Юнги, ты хочешь детей? – шепчет в пустоту комнаты он. Еще раз поцеловав бархатистую кожу, дон выбирается наружу и вновь сталкивается с капо нос к носу. - Почему ты спрашиваешь? - Я видел, как ты смотрел на Сэлайю, - горько и чуть всхлипнув, шепчет дальше, - ты хочешь детей, я вижу. Сглотнув комок, Чимин прикрывает веки и еле дышит, отвернув голову в сторону на подушке. Он тоже хочет этого, но не может ему дать. Не может быть источником новой жизни. Причиной Мироздания нового человека. Найдя в темноте вновь мокрые губы Чимина от слез, Юнги целует чуть сильнее, со стоном выдыхая. Мысли капо понять просто, но что на них отвечать, ведь дон прекрасно знает, что детей у них никогда не будет. Стянув нижнее белье, обхватив шею обеими руками и прогнувшись под ним, Чимин раздвигает бедра, позволяя Юнги войти неспешно. Дон тут же глушит тяжкий стон в шею, целуя с засосом и вдыхая сладкий аромат. Покрывало неровной волной двигается над ними, прикрывая тела, которые и так не видно в темноте. Но характерный звук слившихся тел, влажных хлопков и коротких выдохов на каждый толчок разоряют безмолвие. Если бы новая жизнь начиналась с ребенка, думает Юнги. Однако его собственный мир, новый и необъятный, находится в теле отнюдь не новорожденного дитя. Он в Чимине, что не уступает своей магией на еще один шанс зажить по-другому. В ту самую первую ночь, в этом особняке, с кроватью из черных шелковых простыней, когда Мин Юнги притронулся к его телу, как к источнику Мироздания, и было все предрешено.