***
Чимин танцевал давно, но сейчас легкие движения давались ему настолько быстро, что он даже прикрывает глаза от наслаждения. Мелодия арфы и нежного хор, якобы, олицетворяет пение ангелов, содрогает и напоминает чем-то церковный вой. Перед ним стоят люди, нет, скорее небожители, что попрятали свои сущности за белоснежными масками. Их было много: кто-то шептался, кто-то смотрел восхищенно, кото-то попивал напитки из хрустальных бокалов. Но Чимин воздвигает глаза к куполу потолка и мечтает вырваться отсюда поскорее. Ткань невесомо обтекает его тело, танцует вместе легким шлейфом и чем-то напоминает первую ночь, когда они с Юнги занимались любовью. Для хрупкости, может быть, и был создан когда-то Чимин, но все это позабылось в жесткости его жизни, а дон Мин показал ему каково это быть желанным и самым хрупким на свете. И выполнив очередной пируэт, изогнув спину и руки в легкой волне, Чимин встречается взглядом со своим доном. Нет, не тем, что является в жизни, а доном его сердца. Юнги смотрит безотрывно, сквозь всю эту толпу. И как он красив сейчас во всем белом, с этой оторочкой воротника пиджака и узорчатой маской с элементами кружева. Мин испепеляет его взглядом с подтекстом. И Чимин прекрасно знает, что он означает: Юнги прямо сейчас вновь напоминает, что весь от макушки до пят принадлежит ему. И хоть усмотритесь все на его ангела на сцене, на его прекрасное стройное тело, но Чимин под присмотром и во власти более искушённого зрителя. После окончания танца, Пак убегает за кулисы, посматривая на время. Ему осталось двадцать минут до прибытия той самой коробки на кухню, что расположена в конце коридора. Ему кровь из носу нужно перехватить поставщика, пока повара не открыли содержимое. Но тут его перехватывают руки и тащат вообще в другой конец коридора. Их узнать не сложно, поэтому Чимин не брыкается. Вот только досада, что Юнги его раскрыл так рано, выводит из себя от одной мысли, что план слегка пошел не по плану. Жар кладовки, в которую затолкал его Мин, еще больше напоминает западню, а то, что дон теперь еще и узнал, что Пак был приватным танцором, и вовсе обескураживает наповал. Между их небольшой перепалкой Чимин осматривает его и понимает, как пропадает в сию секунду. От Юнги глаз оторвать невозможно, и даже злость на то, что тот соврал и ничего не сказал о сегодняшнем визите сюда, немного приструняют Чимина. Вдруг Юнги приходит сообщение на телефон, на которое он отвлекается, и Чимин снова успевает глянуть на часы, в шоке понимая, что у него осталось три минуты. Взглянув еще раз на Юнги, Чимин догадывается, что тот изначально не знал местонахождения Туена Серра, а сейчас кто-то прислал ему разгадку. Глаза Мина прямо заблестели после этого, и капореджиме влетает опять в его объятия, боясь за последствия, которые уже в своей голове строит дон. Между делом Юнги шепчет, что никуда не хочет его отпускать, так и не добившись ответа, почему Чимин здесь. А Пак знал все изначально, он даже, пока не вступил на самый верхний этаж «Рая», был осведомлен, что Туен Серра уже сразу направился в «Мир Ада» и ждет там. Ждет Мин Юнги. «Я не должен допустить их встречи!», - в ужасе думает Чимин и жмется к Юнги сильнее, все обдумывая. И ответ приходит сам, как всегда всплывает в момент их близости. Юнги просто нужно отвлечь, отбить все мысли, затуманить их собой… соблазнить. Чимин, прикусывая губу, решается на этот шаг, будто вновь ставит в покере все деньги, проговаривая: - Давай встретимся в двенадцать в «Аду»? Я навсегда развею тебе сомнения о себе. Дон Мин попадает на удочку, на крючок которой сам же и насадился, когда узнал то, что Чимин не хотел ему рассказывать о своем прошлом. Цель была изначально уберечь Юнги от всего. И капореджиме это сделает во что бы то ни стало. Пути назад нет, потому что Чимин нарушил не только кодекс, но и вообще все правила в пух и прах сначала в «Раю», а дальше и в «Аду».***
Замерев на самой верхней ступеньке, Чимин сглатывает и осматривается. Прямо внизу, еще на этаж ниже, находится помещение чем-то походящее на самую настоящую бездну преисподней: весь периметр из зеркал от пола до потолка, из середины зала красным неоном, будто лазерными лучами, мигает подсветка во все стороны, поэтому все пространство погружено в тускло-красный цвет, искусственный туман тягучей рекой струится по полу меж большого количества людей, что мешаются друг с другом и двигаются в едином ритме музыки. Натыкаются, но не обращают внимания, так как увлечены опьяненным дурманом. Все это пространство, как один большой наркотик, который тянет за все складки одежды, которые капореджиме не успел пригладить у себя. Здесь не так, как на самом верхнем этаже, здесь далеко до мелодичной музыки, что подобна ангелам, умиротворенно сидящим на своих небесах. Нет, здесь хуже, и хуже не значит плохо. Нет-нет, здесь определённо лучше, чем в белоснежном пространстве с ослепительной обстановкой и правильными манерами. Здесь все неправильно, все преступно и идеально подходит, потому что Чимин отлично знает эту атмосферу. О, да, он был в ней не раз и ощущает свою каждую повадку, что сейчас отдается на звуки пробирающей до возбуждения музыки, ведь он так часто танцевал клиентам под нее. Тело так и потряхивает от гипнотического воздействия, поэтому он делает первый шаг и аккуратно спускается прямо в кишащую волну людей, что под кровавым неоном мешаются в собственных тенях. Здесь каждый сейчас забывает себя, забывает, что правильно, а что - нет, потому что единственный выход - отдаться инстинктам... и эти инстинкты, отнюдь, неприличные.Для атмосферы: «Kehlani – Gangsta»
Легкой походкой танцора Чимин обтекает людей по ступеням винтовой лестницы, приподняв подбородок и осматриваясь таким же гипнотическим и липким взглядом, который привлекает внимание нескольких, что оборачиваются. Конечно же это были мужчины… Но капореджиме не реагирует ни на одного, даже от кожи прогоняет мурашки, которые возбуждают тело от одной мысли, что он прекрасен в этом образе сейчас. Мне нужен гангстер, который будет любить меня Сильнее, чем все остальные, Который всегда простит меня, Который будет сражаться рядом до самого конца, Ведь именно так и поступают гангстеры. Потрогав на затылке узел от перевязанной маски, Чимин двигается по периметру, осматриваясь. Не видит людей, совершенно не может различить ни в ком что-то человеческое, потому что каждый облачен в маску демонических созданий точно так же, как и в "Раю", но наоборот, соответствуя этой обстановке. Однако Паку здесь намного комфортнее, чем там. Он чуть не хохочет, потому что считает, что лишился рассудка, ведь ему здесь нравится... Среди хаотичного апокалипсиса, бесподобно созданного личного ада, мрачного света и оголенных участков тел, что так и мелькают среди толпы. И для каждого этот ад разный, потому что каждый в этом зале вращается в танце точно так же, как и на кругах ада блуждают грешные души. Цилиндрическая тюрьма по среди моря огня, где собрались все души, что не спасти. Чимин не верит в эти теории, даже не задумывался никогда, но сейчас ему хочется замереть в этой реальности, отдаться полностью, погрузиться с головой с тем, кто ведет все это время его через абсолютно любую реальность, будь то жуткие кошмары или поднебесные покои. Юнги... Мин Юнги - вновь единственная мысль в голове. И они будут на вершине этой тюрьмы, что спиралью спускается в самое пекло. Узники, что поселились каждый в сердце друг у друга, добровольно преклонили колени, подставили руки для наручников. Юнги - преступник, что прошептал однажды: "Я хочу тебя попробовать, поэтому сними всю одежду". А Чимин разрешил смаковать/целовать/кусать себя маленькими дозами в нежных занятиях любовью или в жестком сексе на протяжении всех ночей и до самого утра, понимая, что в этом и есть его собственное преступление. У меня есть тайны, которые никто, никто, никто не знает. Но в постели я так же хорош, как и во всем этом дерьме, Я не хочу того, кого могу просто заполучить, мне нужен кто-то… Чьи секреты никому, никому, никому не известны. Сжимая кисти, делая вдох сквозь туго стянутый корсет на талии, продвигаясь медленной поступью прямо в центр зала, скользя взглядом по верхнему этажу балконов, видя только его... видя своего Люцифера. Манит каждой чертой серьёзного лица, что неторопливо осматривается сквозь маску, украшающую наполовину и без того красивое лицо. У Чимина бегут мурашки по затылку от его красоты и эстетики всей чёрной одежды на теле, которое оголенным выглядит в тысячи раз горячее и сексуальнее. На нем рубашка с россыпью маленького бисера, который искрится от окружающего света на темной ткани. Дон на втором этаже далеко, что не достать, но Чимину это неважно, потому что, смотря только на него, ощущает ауру Юнги, заполняющую все пространство. Он главный здесь, он настолько сильный со стороны, он чертовски сексуальный и даже кажется, что ад ему подвластен. И Чимину, надышавшемуся уже порядком приличной дозы одурманивающим дымом вокруг, чудится дикий секс с ним прямо у поручней этого балкона. Плохо дело, думает капо, вскидывая руку к горлу и пытаясь прочистить его кашлем. Феромоны душат всех вокруг, кто ниже на этаж, потому что сгусток тумана здесь колоссален. Тело кричит от желания наброситься на Юнги, раздеться и немедленно бесстыдно стонать от удовольствия вместе с ним. Мое безумство теперь на свободе и окружает тебя, Прошу, забери меня туда, где никто, никто, никто не бывал, Ты сам подсадил меня на эти чувства, и теперь я весь парю, И кайф, что летает, едва дает мне дышать, Поэтому ни за что не отпускай меня. Дон, облокотившись руками на поручни, смотрит вниз, прямо на эту кишащую толпу в поисках Чимина. Он решил пока не спускаться, так как просто не видит смысла блуждать в слепых поисках. Но, как только красный неон взрывается очередной вспышкой, ослепляя глаза, Юнги устремляет взор на источник и видит капореджиме прямо в центре зала. Дыхание будто притупилось или вовсе затихло без шанса на новый глоток воздуха, потому что Юнги, не моргая, смотрит на него. Узнал сразу: по гибким движениям худого тела, по тем самым рукам, что изящно сжимали уже бесчисленное количество раз кожу на спине у дона в немом желании оттягивать ее от резких ритмичных толчков члена внутри. А сейчас они встрепенулись вверх под вибрацию музыки, сжались в кулаки и вновь разжались. Чимин неспешно танцует, наклонив голову к правому плечу и нежно утыкаясь щекой, будто ища чьих-то объятий. Шепчет тихо-тихо, но лишь только для одного Юнги, как умеет это обычно делать, прильнув к его уху в пик блаженства и проговаривая вперемешку со стонами и матами: "хочу быстрее". Маска отлично скрывает лицо, поэтому со стороны вообще не догадаешься, но Юнги не обманешь. Уж слишком хорошо выучил это тело по глоткам, по поцелуям до красноты, по исследованиям изгибов талии, бедер и ягодиц, по скользящим движениям, которыми привык ласкать Чимина, ведь тот выгибается под ними точно так же, как под танец прямо сейчас. Что-то гулко ухает прямо вниз, когда Юнги удается разглядеть, помимо его черно-красной маски с блестящими полосами на пол лица, корсет, туго стянутый на той самой талии, что Мин сам так часто стягивает собственными руками, когда Чимин скачет сверху, закатывая глаза от удовольствия. Он вновь выделяется из всей толпы. Танец рождается из души капо, которую Юнги с трудом может разгадать, ведь совсем еще не верит, что Чимин также танцевал для кого-то другого. Но почему именно сейчас дону кажется, что Пак импровизирует только лишь для него одного? Весь его настрой, все идеально гибкие и мягкие движения телом так и кричат: "Твое... весь твой, только для тебя я хочу быть таким. Спустись скорей... уведи отсюда, спаси от толпы... возьми меня и никому не отдавай". И Чимин смотрит снизу прямо на него, приподняв подбородок, продолжая плавно двигаться, впиваясь взглядом вожделения и желания быть неодиноким в эту самую секунду. Маленький демон с крыльями ангела за спиной, что пеплом опадают прямо сейчас. Как же он привлекает внимание своим танцем, зная это со стороны. Приоткрыв губы, немного улыбается и выставляет кончик языка, вскрывая истинную сущность. Именно так, так и не иначе, ох!.. Всегда прощай меня, Бейся до самого конца, Ведь именно так и ведут себя гангстеры. Невидимым сигналом о том, что капореджиме догадался о своем сталкере, свидетельствуют его поэтапные поглаживания пальчиками, начиная с шеи, затем по собственной груди, животу, играясь с завязками корсета и испытующе маня Юнги к себе как можно скорее. Он медленно танцует, дыша открытым ртом, потому что воздух сжат здесь до невозможности, и скоро покажется, что дышишь и вовсе угарным газом, голова идет уже кругом от дыма. И если Юнги сейчас не поцелует его, накрывая своей кислородной маской, то в миг умрёт. Но Чимин знает причину своего головокружения, потому что силуэт дона Мин с балкона пропадает, а следом вся кожа покрывается мурашками, чувствуя его приближение. Как обычно любя испытывать момент на вкус, Чимин прикрывает глаза и продолжает двигаться под ритм музыки, ощущая небольшие толчки от посторонних, но не обращает внимания. Где-то со стороны к нему уже пристраивается очередной похотливый болван, что успел клюнуть на его танец, как это было когда-то. Чимин погружается в прошлое, вспоминая движения, понимает, как это безрассудно и пошло, но наркотический дым не дает здраво мыслить. А еще он знает, что сейчас его оградят от всех самые лучшие руки на свете - вот прямо эти, что уже обхватывают сзади, перекрывая любой шанс еще кому-либо коснуться, кроме него самого. Шумно выдохнув, Чимин ощущает, как дон припечатывается к нему всеми участками тела, дыша в самое ухо обжигающим дыханием. Именно под волной его жара капореджиме трясет ещё больше, а не от вибрации музыки. Он в безопасности, Юнги рядом и никому его не отдаст… - Привет, красавчик, - первый вступает в диалог Чимин после встречи в "Раю", повернув слегка голову в его сторону и не видя лица. - Ты безумен...- шепчет Юнги, чмокая его мягкую кожу виска и наклоняясь так близко, чтобы им обоим можно было расслышать сквозь музыку, - и прекрасен настолько, что я хочу тебя прямо здесь. - А я хотел тебя на том балконе, - трется виском Чимин об его нос и щеку, - ты меня заставил ждать, ведь я скучал. - Какой нетерпеливый, - почти рычит Мин и целует в ушную раковину, затем проговаривает уже не так уверенно, - сейчас не время для секса, знаешь? Чимин не верит, выдыхает еле-еле от мокрого языка в своем ухе, опускает ладонь вниз и поглаживает его выпирающий орган через брюки, как бы говоря "а он хочет, чтобы я позаботиться о нем сейчас". - Ты возбудился… - Не по своей вине, - проговаривает на ухо Мин с небольшой обидой, а Чимин сам себе улыбается, ведь понимает для кого так старался. Длинные пальцы Юнги скользят по атласу корсета, скрещиваясь на животе. Еще сильнее задышав, Паку кажется, что он давно умер, прямо под этими руками - и теперь это его личный грех, которой будет постоянно преследовать, медленно и искушено убивать самым лучшим образом. Он выгибается под ними, натыкается на самое лучшее ощущение ягодицами сзади и трется о ткань брюк. Юнги возбуждается по секундам и хрипит на ухо, прилипая все сильнее и сильнее к нему, будто боясь раскрыться. Дон скользит одной рукой по его груди спереди, доходя до шеи и наклоняя назад голову за подбородок. Чимин весь дрожит, и совсем не от сотрясающего ритма потусторонней электронной музыки. Покорно наклонив затылок назад, кладет на левое плечо дона. Боится открыть глаза, потому что бесповоротная бездна, что ждет его каждый раз там, прорывает все остатки здравомыслия и меняет их на безудержное беспутство. Маска на пол лица мешает нормально насладиться соприкосновением с кожей на щеке Юнги, но дон находит иной способ и средним пальцем начинает водить по его открытым губам, проникает и натыкается на влажный кончик языка. Толкая внутрь, ощущает тут же плотно сомкнувшиеся вокруг него губы Чимина, что начинает посасывать палец. Ухватившись за другую руку Мина у себя на талии, капо с подкосившимися ногами наклоняется назад, полностью опираясь на тело Юнги. Целует его пальцы, прикусывая подушечки. - Поцелуешь меня? - Тихо простанывает дон Мин в самое ухо, звуковой волной распространяя дрожь по коже и продолжая пальцем водить по его губам, что в ответ соблазнительно открываются. Еще чуть-чуть и он поставит Чимина на колени перед собой, не стесняясь вместо пальца приставить более длинное и теплое ко рту, если они не остановят сейчас все это. Юнги пьянеет на глазах точно так же, как и Чимин, под действием наркотического действия дыма. Чимин коротко кивает и слегка поворачивает голову для удобства. Сместив руку вновь к подбородку, Юнги поглаживает линию челюсти и целует его вполоборота. Из-за внезапно громкой музыки, что ударом взорвала танцпол, не слышно дыхания и стонов, которые несомненно выдыхает Чимин, поэтому Юнги прижимает его еще ближе к себе, стискивая рукой ткань корсета, путаясь пальцами в завязках. Одна только мысль, что Чимина могли бы сейчас перехватить, увидев всю его сексуальность, доводит Юнги до прикуса чужой губы. Хорошо, что он успел его поймать. Теперь он не публичный танцор и не приватный. - Ты мой, - чуть оторвав губы, констатирует Мин и возвращается к его открытому рту. И Чимин согласно кивает с хмельным взглядом, отвечая на все точки, что соприкасаются с ним. Какой же это адреналин целоваться посреди толпы, которой, вроде, и нет дела до тебя, но в тот же миг является непрошенным свидетелем их откровенной близости. Оба знают, что их никто не распознает за масками, но мурашки так и бегут приятной трусцой от мысли, что застукают. Голова кружится, легкие разъедает изнутри. Обмякнув от дыма помещения и жара тела Юнги, Чимин стискивает крепче его руку на своем животе ладонями и выгибает шею, чтобы углубиться в поцелуй. Жадность губит по секундам, разрывая душу на кусочки. И Чимин мычит высоким голосом, доходя до пика, в котором хочет раствориться. Юнги пахнет безумно вкусной страстью, будто он несколько минут назад ел карамель. Тягучая, теплая и мягкая, как его губы, которые хочется целовать до конца жизни. Они - запретные, оттого самые притягательные и горячие настолько, что обжигаешься каждый раз, раздирая кожу на собственных в кровь от треснувших капилляров. Больше нет смысла отрицать факт того, что за эти восхитительные поцелуи Чимин готов отдать всю душу, лишь бы погрузиться на самый низший уровень этой тюрьмы и целоваться с ним бесконечно, сгорая заживо. Сплетаясь языками точно так же, как их пальцы скрещиваются меж собой, Чимин держится на волоске между жизнью и смертью, подвешиваясь в невесомости. Музыка куда-то отстраняется и притупляется, трескаясь на многочисленные волны, и единственное, что слышат уши - это гортанные звуки, которые издает Юнги, пробирающие до самых костей. Знакомая дрожь, которая рождается у капореджиме только от объятий дона, заставляет Юнги вжаться в него еще и еще сильнее, хотя больше уже некуда. Ком от волнения замер опять преградой в гортани, ведь каждый раз Мину кажется, что он целует его, как в первый. Невозможно сладко, мягко, с придыханием и влажностью, которой хватит на двоих. Сквозь сочность и вкус губ рождается тихое и чувственное "Юнги... Юнги, еще...", и Чимин сильнее углубляется. С разрывом сердца продолжает целовать, не волнуясь о том, что может упасть навзничь, дробя коленные чашечки и ломая позвонки. Он давно убит. Самым ласковым и бесподобным мужчиной, которого во век не упрекнет в своей смерти. С украденным сердцем долго не проживёшь, думает Юнги, и он совсем не понимает, что это еще бьётся так сильно и гулко в груди, ведь через каждый поцелуй он отдает капореджиме все. Каждый глоток воздуха, каждый ритм пульса, каждую венозную и артериальную капельку крови, лишь бы Чимин чувствовал себя живым, любимым, желанным, красивым и нужным отныне. "Я люблю его... безумно, как это место, красиво, как его одежда... я не знаю ничего о любви, и мы мало о ней говорим", - думает сквозь поцелуй Юнги, - "но не могу отпустить ни на секунду, просто не знаю, как это больше не держать его в своих руках". - Если мне предписано сгореть, то я хочу сгореть только с тобой: я буду выбирать тебя всегда, - еле окончив поцелуй, выдыхает Мин ему в ухо, принимая тот факт из прошлого капореджиме. Он думает о том, что каждый в жизни ошибается, так и Чимин не исключение. И если он был приватным танцором - пусть. Человеком хуже он от этого не стал... Да, сломался, потерялся, встретил много грязи на пути, но ни на миг не останавливался и шел, будто в эти самые руки Мин Юнги, которые принимают и ни за что его теперь никуда не отпустят. Чимин разворачивается к нему лицом и осматривает маску, что гораздо красивее его собственной. Но обладатель за ней... Гипнотический взгляд лисьих глаз Юнги не скрыть ничем, а этот аксессуар добавляет ему только еще большей сексуальности и страсти. Он безумно тянет к себе, поэтому Чимин в ту же секунду окольцовывает руками его шею и прижимается вновь, чуть не запрыгивая левой ногой на бедро. Целует шею и подбородок, доходит до губ и замирает. - Хочу увести тебя отсюда и никому не показывать. - Уведи, - лишь отвечает Мин, наконец-то, осознав, что они не одни. Толпа продолжает двигаться волной ритма и неона, возвращая к реальности, в которой они пропали на несколько минут назад. Теперь пора бы уйти в более укромное место, а их здесь предостаточно. Схватив Юнги за ладонь, Чимин ведет его вновь к лестнице. Быстро поднимаются, проскальзывая меж таких же парочек, что слиты в единое и не желающие отстраняться хоть на сантиметр друг от друга. Чуть ли не бегут, держась скрещенным руками, посмеиваясь и осматриваясь. Выглядят глупо, выглядят как самые настоящие влюблённые, что не видят ничего на своём пути. Чимин притормаживает у одной двери, что-то громко говоря охраннику при входе. Руку дона не отпускает, а только сильнее цепляет пальцы. Не расслышав конкретных фраз, Мин видит, как Чимину дают небольшой ключик и кивают в сторону двери. - Идём, - повернувшись и с блестящими глазами, тянет капо его на себя. Остановившись у очередной двери, на которой в сердечке указан номер шесть, Пак отворяет маленьким ключиком и входит первый. Юнги тут же сглатывает, попав в атмосферу уединения из четырёх стен, что начинают давить. Но давить не приступом клаустрофобии, а мыслями, что так они с Чимином будут вынуждены быть максимально близко друг к другу. Кругом неоново-фиолетовая подсветка под потолком, интимно украшает пространство. В глаза сразу же попадает то, ради чего тут собираются: огромная кровать. Здесь есть еще небольшой диванчик и стол, на котором... «Блять...», - ругается про себя Юнги, силясь не смотреть на секс-игрушки на нем. Чимин оборачивается, прослеживает за его взглядом и возвращается вновь к глазам. - Малыш, я не думаю... что нам стоит... - потирая шею, смущённо говорит Юнги. Вся смущённость и зажатость с пересохшим горлом от волнения проходит тут же, как только взгляд Чимина касается черной ленты, что висит на спинке кровати. Здесь лежит еще несколько, по крайней мере меньше десяти специальных игрушек на столе, что смутили дона, но только атласная с кружевной оторочкой по краю лента заставляет сердце выпрыгивать из груди. Самая простая, непримечательная, но схожая с Чимином от и до по назначению. Казалось, что это именно он хочет стать этой лентой на ближайший час, ведь касаться сейчас она будет Мин Юнги, соревнуясь с капо в том, кто быстрее доведет его до экстаза. Сам Мин стоит у двери и судорожно осматривает комнату, затем задерживается чуть дольше на часах на стене. Его рука застыла на косяке, о который он опирается, скорее оттого, как волнуется. Точка опоры сменяется в следующую секунду, потому что Чимин хватает его за ладонь, тащит на середину комнаты и усаживает на стул. Шумно выдохнув, Юнги облокачивается спиной и расставляет ноги шире по полу. - Я вовсе не ангел... - наклоняется к нему Чимин, заглядывая в глаза, снимая маску сначала ему, затем себе. Густые волосы капореджиме неровными прядями спускаются вдоль лба, касаясь скул. Глаза притемняются от нависшей тени и сверкают потаенным огнем, вырывающимся дикими языками пламени из самого нутра. Капелька пота серебряной россыпью скатывается со лба, огибая изящную скулу, и притормаживает у ямочки рядом с губой. В его глазах есть что-то определённо дьявольское, что блестит просто безупречно, приковывая взгляд так же, как самый дорогой бриллиант на витрине. Юнги не хочет возвращаться к реальности, думать о времени, что утекает до встречи с итальянским мафиози, потому что желает сиять рядом с Чимином. И он будет блистать прямо сейчас, поджигая себя, как спичка от бенгальского огня. И если Пак горит искрами и золотыми фейерверками медленно и красиво, то Юнги испепеляется от него вмиг, превращаясь в пепел. - А мне и не надо рая без тебя, - шепчет Мин, дыша так учащенно, что рубашка колышется на груди. Завидев это, Пак кончиками пальцев начинает расстегивать ее, нетерпеливо сглатывая от взгляда напротив, что безотрывно следит за ним. От каждого поэтапного раскрытия ткани Чимин вдыхает терпкий аромат кожи, начинающей проглядываться. Так пахнет его мужчина, и так будет пахнуть сейчас он сам, вжимаясь в его пресс и грудь. Ни одной душе никогда не поведает об этом аромате, ведь так пахнет его первая близость с Мин Юнги. Тот самый раз, когда он пришел к нему и нагло вторгся на территорию. Именно в ту ночь дон, подвергшийся ревности, пропитал Чимина насквозь, как губку, что потом долго пришлось выжимать. И сейчас, наклонившись еще ближе, Пак трется носом об его шею и ключицу, вдыхая через открытый рот тоненькую ниточку страсти, терпкости, чего-то древесного и глубокого для понимания лишь одним мозгом, но очевидного на уровне любви. - О чем ты думаешь? - шепчет дон на ухо, обмякнув под его дегустациями кожи. - Мм... - Чимин облизывает его выступающую жилку на шее, - вспоминаю наш первый раз... без секса. - Почему именно его? - не совсем улавливает ход его мыслей Мин. - Ты так хотел меня... но услышал мою просьбу о том, что секс для меня - только боль, и был просто рядом в ту ночь, - Чимин скользит по плечам, опуская рубашку до локтей, - я никогда не забуду ее, и теперь хочу делать тебе всегда так хорошо, чтобы ты знал, как я тебя люблю за тот раз. Ты даже не представляешь, как я хочу быть для тебя всем, что ты так любишь. Сердце у капо колотится как бешеное, руки влажные и скользкие. - В тебе так много секретов, - шепчет Юнги, касаясь губами его щеки, - и даже сейчас я не знаю, что таится в тебе... Ты также их раздевал, как меня сейчас? - Я никого не раздевал, - качает Пак головой, - лишь только танцевал для них... Юнги плотно сжимает губы, прикусывая нижнюю. Тот факт, что капореджиме занимался приватными танцами, грызет все нутро, начиная от сердца. А между делом его рубашка уже летит на пол, а жар оголённого тела тут же искрится потом по гладкой и мраморной от бледности кожи. Капо сглатывает, любуясь им. - Тогда что ты сделаешь сейчас для меня? Только для меня одного? - тихо осведомляется Юнги, - что же я так люблю, по-твоему? Чимин удаляется на секунду, затем быстро возвращается, вновь наклоняется и молчит. Заведя руки за затылок Юнги, он присаживается к нему на колени, раздвигая бедра и прижимая к талии. Смотрит в самые радужки глаз, еле подмечая блеск из-за темноты помещения, что интимно дразнит и подстегивает на похоть. - Для тебя я сделаю все свои сто процентов, только для тебя одного, - как эхо долетает нежная фраза до Юнги, - и ты влюбишься в меня снова, ведь, по-моему, ты любишь меня сейчас больше всего, что тебе так нравится. - Не только сейчас, - поправляет Мин. - Хочу, чтобы ты любил меня... любого. Не успев переварить сказанное, Чимин придвигается еще ближе и изящным движением закрывает ему глаза лентой. Одновременно затягивает узел на затылке сзади и также повязывает в смятый и влажный узел спереди их губы. - Попрошу молчать - ты должен будешь молчать, попрошу выгнуться - ты выгнешься, - диктует прямо сквозь поцелуй Чимин, - попрошу остаться до конца... - Останусь до самого конца, - оканчивает Мин, облачённый в чёрную полосу на глазах, - но я... - Просто наслаждайся, - чмокает его Чимин в уголок губ, - сегодня ты снял меня на ночь, и я буду делать все ради твоего удовольствия. - Не хочу, чтобы ты был моей шлюхой... – выдал дон, услышав про тайминг. - Эй, - посмеивается Чимин, - я думаю, ты уже понял, что я - не твои грязные перепихоны на раз. И если тебе хоть чуточку хочется так считать, я буду для тебя таким, но эта ночь еще покажет кто в какой роли... Наслаждайся, но не называй меня больше так, - наклоняясь еще чуть ближе к его уху, он добавляет: - малыш хочет своего папочку… но сегодня жестче. - Ты что задумал? - с долей страха спрашивает тут же Юнги с завязанными глазами, сотрясаясь от макушки до пят. Капо заводит его руки за спину стула и остатками длинной ленты, что свисает с затылка, связывает хрупкие и бледные кисти. Вжавшись ягодицами в пах дона, Чимин ещё раз обнимает его и начинает игру, родившуюся в этом месте, наполненном фальшивыми чёртами. Вот только они с Юнги не фальшивки, ведь давно уже потонули в грехах. И это демоническое место, которое до нельзя уже пропитано потаенными желаниями, грязными фразами на ухо, что долетают, когда идешь по коридору, и одной четвёртой не передают то, что гораздо хуже в их душах, запертых в одной комнате с интимной неоновой подсветкой. Ад - не место или время, ад - когда уже перешел все, что дозволено, вместе с тем, кто ведет тебя следом за собой и не думает, что это плохо. Невесомо ускользнув с бедер Юнги, Чимин отходит чуть назад и осматривает его: дон сидит с раздвинутыми ногами; оголённая грудь и живот поблёскивают от влажности при тусклом освещении холодно-лилового оттенка, поэтому создается ощущение, что кожа Юнги соткана вся из неоновых огней, подсвечиваясь и искрясь; черный лоскут прикрывает глаза, будто какого демона, может ими в миг убить. И Чимин свято верит, что, если сейчас опустит эту полоску вновь возникшей грани между ними, его повергнут в статую только лишь эти глаза. Алые губы Мин Юнги приоткрыты и ловят тяжёлый воздух, который согревается от его дыхания. Поза, с заведенными руками назад, подвязанными запястьями в узел, так и тащит все нутро вниз, где уже так мокро и ощутимо твердо, стоит Чимину прикоснуться к своему выпирающему органу. Он опускается перед доном на колени, выставляя руки вперед, хватаясь за пояс брюк. Юнги встрепенулся, но тут же замирает, вновь тяжело глотая сжатый воздух комнаты. Ловкими и изящными пальцами Чимин расстёгивает ширинку, приспускает штаны, нижнее бельё и встречается с самым желанным гостем этого вечера. Привычно обхватив член в обе руки, он начинает оголять крайнюю плоть, будто играясь с его теплотой и эрегированностью, посматривая на реакцию. Юнги опускает голову вниз, касаясь подбородком груди, и прикусывает с силой губу. Оттого, что он тянет ленту вперёд, перевязанные руки больно впиваются в спинку стула, поэтому он наоборот запрокидывает затылок назад, шире раздвигая бедра. Нежным движением проведя по правой ноге, Чимин еще больше стягивает с него брюки до середины. - Почему ты молчишь? - гортанно постанывает Юнги, тяжело сглатывая. - Мои губы полностью заняты вами, дон, - после этих слов Чимин касается ртом его головки и проводит круговыми движениями языком сначала по часовой стрелке, затем обратно. - Ах, - выдохнув, Мин вжимается в стул сильнее, дыша так учащенно, что живот не перестает вздыматься и опускаться несколько раз за пять секунд, - горячо... почему твой язык такой горячий? Остановившись, Чимин привстает и наклоняется к лицу дона опять, дыша в самые губы, что встречно обдувают жаром. - Забыл? Мы же в аду, - прошептав, Чимин впивается в его губы, испепеляя тоненький кантик до красноты. Юнги хочет ухватиться за него, но забывает, что связан, поэтому покорно открывает рот на поцелуй, позволяя Чимину утянуть свой язык, который капо нежно ласкает. Но ему хочется услышать стоны, поэтому чуть-чуть прикусывает его так, что Мин в возмущении отдает нужную ответную реакцию. Руки жутко ломит, кожа грубо врезается в спинку стула, но Юнги следует правилу, в котором не должен останавливаться и перечить капореджиме. Вернувшись к изначальному замыслу, Чимин гладит руками его пресс и часть бедер, начиная ртом медленно заглатывать поэтапно головку, затем далее, пока полностью не доходит до основания. Задыхаясь и давясь, Чимин находит нужный лад и аккуратно доставляет ему удовольствие вниз-вверх, вверх-вниз, вниз-вверх, пока не собьется с ритма. Сидит на коленях перед Юнги, как перед статуей какого-то безумно красивого демона. Преподносит в жертву свой комфорт, больно припечатываясь коленями в пол, отлично зная, что будут синяки, но за эту реакцию, что выдает дон Мин в виде гортанных звуков, глубокого вдоха с дребезжанием, осипнув под конец на выдохе и повысив голос, Чимин готов драть кожу в кровь и продолжать минет, пока не устанет. Смотрит снизу на его лицо, поднимающийся и опускающийся кадык от сглатываний, и берет опять глубоко, вызвав в Юнги конвульсию в коленях так, что даже Чимин подпрыгивает вместе с ним. Свесив затылок назад, Мин стонет в потолок с открытым ртом, глотая учащенно невидимую слюну и выдыхая несколько матов. - Малыш... берёшь так глубоко, - шепчет сипло Юнги, сотрясаясь в ногах, - все хорошо? Тебе не больно? Чимин с хлюпаньем вынимает изо рта его орган, целует быстро по всей длине, прикрывая глаза и блаженствуя от ощущений, которые рождаются под губами. - Папочка заботится обо мне? – игриво и тихо спрашивает Пак. - Блять, Чимин… я хочу тебя видеть! - Юнги выдаёт что-то похожее на хрип раненого животного, и капо усмехается, с любовью осматривая озабоченное лицо дона, различимое даже через черную полосу. - Только любовь может причинять такую боль, - шепчет Чимин, продолжая стоять на коленях и поглаживая его бедра. Не совсем понимая, Юнги не успевает подумать, так как Пак приподнимает его и ведет куда-то. Темнота из-за ткани на глазах плохо дает ориентироваться, но дон определяет, что его повалили на что-то. Чимин стаскивает всю одежду с него до конца и придвигает за ягодицы к краю кровати или дивана, Юнги не понимает, так как утыкается щекой во что-то шершавое. - Малыш?.. - Шш, - Чимин наклоняется и прикрывает рукой его губы. Связанные руки больно, но терпимо выкручивает в плечевом суставе. Мин морщится и ощущает себя в каком-то пограничном состоянии, будто в сонном параличе, так как не сразу определяет, что Пак делает. Но как только тот раздвигает его бедра, приподнимая, проходясь пальцами в смазке вдоль, погружая несколько раз резкими движениями в течение минуты. Затем вводя свою головку члена между ягодиц, Юнги резко вздрагивает и выгибается. Он издает сдавленный стон, на выдохе выдав что-то похоже на: "ах, ты меня убьёшь". - Считай, что это мой "смертельный поцелуй", - тут же отзывается Пак над самым ухом, обнимая его за талию и входя ещё сильнее, - полюби его тоже, пожалуйста, дон Мин. Стиснув руками мягкую перламутровую кожу Юнги на ягодицах и части талии, Чимин выпрямляется в спине и пронзает его первым толчком смертельной боли, как входит нож, однако, дон вместо крика о помощи выстанывает и шипит возбуждающим голосом реакцию на своё же медленное убийство. - Прогнись, - упорно надавливает ладонью Чимин на его поясницу и теперь совершенно не кажется тем малышом, что так часто проговаривает ему Юнги. Так резко, узко, прожигающее горячо изнутри от чужого ощущения чего-то постороннего в себе, какого не испытывал в жизни. Чимин наносит следом свои смертельные поцелуи, как пули, вонзая в спину и двигаясь губами по позвоночнику к шее, параллельно вдыхая аромат влажной кожи и замирая носом в густых волосах на затылке Юнги. Стонет и упивается его ароматом больше, чем наркотическим дымом несколько минут назад на танцполе. - Сзади ты еще красивее, - рассматривает Пак его содрогающиеся лопатки, что остро, будто подрезанные крылья, выпирают, потому что Мин облокачивается на край дивана. Черная лента атласом струится по его спине и спускается с правого бока, покачиваясь от потрясающего ритма влажных хлопков. - Юнги, ты стонешь хуже меня... плохой мальчик, - лукаво замечает Чимин, прикусывая губу, - хорошо, правда, любимый? - Я без сил! - утыкается все также щекой Мин в диван, - Я не успеваю за тобой. Чимин на это еще больше ускоряется, наклоняясь опять и кусая нежную кожу, а затем тут же целуя. - Скажи, что тебе хорошо... - Хорошо, - громко простанывает Юнги, - ты прекрасен, хочу е… - Что? – переспрашивает капо, удивляясь, но в ответ лишь стон и молчание. Терпкий запах страсти тут же заполняет лёгкие, и Чимин зажмуривает глаза, перемещаясь носом по его шее и целуя в волосы. Юнги на это выгибает поясницу и сильнее опрокидывает голову назад, чтобы Чимин не посмел отпрянуть хоть на миллиметр. - Хочешь еще - это хотел сказать? Войти полностью? - шепотом спрашивает капо. - Д... да. - Я бы и не спрашивал, - опять прикусывает кожу на плече Чимин, хихикнув. Член начинает входить еще глубже, доходя до простаты. Звездочки в глазах не дают сфокусироваться, поэтому дон то закрывает глаза, то открывает, слепо определяя очертания комнаты. Не верит самому себе, потому что не узнает собственный стон, что поднялся на несколько октав, мутируя по мере скорости толчков. Словно пуля в пистолете, созданная из крови, пота и слез выстреливает первой по артериям прямиком к сердцу, что, опять же, в руках Чимина прямо сейчас. Юнги швыряет то на высоту, то опять вниз, то шепчет в бреду "да", то тут же "нет", то раздвигает ноги, то вновь сводит. Переминается перед сделкой с дьяволом, соблазняясь на вечное блаженство, но боясь расплаты за беспутство. - Хочу слушать всю жизнь только твои стоны... - выдыхает Чимин, тяня его за концы ленты на себя. Выгнув голову с шеей, Юнги в жизни не мог представить, что его будут иметь. Иметь так грязно со стороны, но восхитительно по ощущениям, целовать, кусать кожу и вдыхать аромат, снося крышу обоим от этого жеста. Сколько бы он еще удерживал в себе эти стоны, о которых не слышал у себя, если бы не Чимин сейчас, что ускоряется сзади и припечатывает его грудь и живот еще сильнее в несчастный диван, что сдерживает страсть? "Боялся ли я когда-то допустить такую сладкую и смертельную боль? Сойду ли сейчас с ума, если признаю, что я в восторге от поменянных между нами ролей?", - остатками здравомыслия, что разлилось из разбитого кувшина, думает Юнги. Лишившись рассудка - теряешь себя. И с каждым соприкосновением бедер Чимина об его ягодицы, дон забывает все свое существование. Как первым умирает сердце, заканчивая дрожащие удары, - точно такие же, как легкие шлепки, но резкие, будто хлыст, от ладошек Чимина, - так и потом следом умирает мозг без кислорода, который жадно забирает все тот же Чимин, разворачивая его лицо вполоборота и высасывая воздух прямо с губ Юнги, что дышит очень тяжело. И дон не видит абсолютно ничего из-за черной ленты, а ведь Пак безупречен в этой роли прямо сейчас позади него, приспустив брюки на полбедра, ослабив тесёмки корсета, оставляя все еще его на себе, так как хочет предоставить возможность Юнги раздеть его полностью чуть позже. Тогда, когда опять поменяются ролями. И смена карт произойдет через одну... две... три.... А, нет, еще рано, потому что Чимин хватается за его бедро, раздвигает сильнее. Для удобства Юнги опирает эту ногу коленом о диван, выгнувшись просто в фантастической позе. Чимину безумно все это нравится сзади, но он хочет обнять его из-за своей привычной романтической натуры. Поэтому схватившись за его плечи, помогает переместить руки Юнги на спинку дивана, которую он тут же сжимает крепко пальцами. Наклонившись сзади к его спине, Чимин заводит руку через талию на живот дона, прижимая к себе худое тело максимально насколько возможно. Запах от волос тянет к себе так, что капо вновь погружается в обоняние его тела, уткнувшись носом в затылок. Зажмурив глаза от очень глубоко проникновения, Чимин переходит в очень быстрый темп, прильнув к нему полностью. Все. Теперь он действует, как заведённый, доводя дона до полного изнеможения. Юнги шумно выдыхает в тот самый пик, когда ощущает растекающуюся чужую жидкость по своим бедрам. Опустившись сзади на его спину с двойным поочерёдным стоном, Чимин расслабленно вдыхает аромат любимого тела, поглаживая мускулы рук. Сам Мин не успел кончить, так как мысли о таком капореджиме потрясли его разум больше, чем тело. - Твоя очередь, - тихо шепчет Чимин ему, чмокая в правую лопатку, - ты заслужил. - Неужели мой час истёк? - Мин с содроганием ловит горячий воздух открытым ртом. - Нет, - тихо проговаривает капореджиме, - мы переходим ко второй фазе секса. Готовь свой член для меня. Ужасно хочу поскакать, - заговорщицки шепчет Чимин ему на ухо, вспоминая это прекрасное слово. - Звучит как последняя просьба перед смертью, - еле выдыхает тихий ответ Юнги, заводясь по новой. - Все верно, - продолжает игру из слов капо, - трахался бы с тобой до смерти, но даже после нее ты не дашь мне передышку, я знаю. - Твои грязные словечки сегодня меня точно прикончат, - бурчит Юнги. Отстранившись, Чимин развязывает ему глаза и руки. Освободившись от оков, Юнги резко присаживается на диван, расставив ноги по полу. Голова тут же кружится от резкого скачка, да и вообще от боли между ягодиц. Он тяжело вдыхает терпкий воздух, каким наполняется каждая комната, в которых они занимаются любовью каждый раз, грудью ощущает тяжесть, с которой упирался в диван. Опьяненно смотрит на Пака, что стаскивает полностью брюки и нижнее бельё, элегантно ногой откидывая их куда-то в сторону. Грациозно подойдя, виляя бёдрами, приземляется на его колени, заговорщицки улыбаясь. Томно выдохнув, искусно повелевает Мину смотреть только на него. - Твою мать, я так люблю твои бедра... - сглатывает дон, тут же стискивая его кожу, а Чимин ухмыляется раскосыми глазами и окольцовывает его талию голенями. Потряхивающими руками от судороги, Юнги вытягивает его рубашку из корсета, снимает через верх головы и откидывает прочь. Вот и пришел час самоубийства, когда Юнги испытующе скользит взглядом по почти оголенному Чимину; его черному корсету, что продолжает туго стягивать талию; бедрам, широко разведённым - они частично запачканы естественной мутной жидкостью от недавнего полученного оргазма. - Хочу тоже попробовать... - тихо сообщает Юнги, беря ленту в руки. Глаза капо сверкают из-под лба потаённым огнем согласия. - Здесь много еще других "вещей", - намекает Чимин, указывая взглядом в сторону, где лежат отнюдь не экспонаты музея, но такие же прекрасные предметы и с довеском возбуждения лишь от одного взгляда на них. - Хочешь променять его на что-то другое? - саркастично и ревностно подмечает Юнги, одними лишь глазами показывая на свой пах. Чимин следует взглядом за ним, придвигаясь еще ближе до тех пор, пока вся ощутимая длина члена дона не скрывается меж его бёдер. - Он-то твой полностью. - Будь по-твоему, вставляй в меня только его, папочка... но почему лента? - Хватит меня так называть! – бурчит Мин, краснея щеками опять. Чимин лишь улыбается уголком губ, наблюдая за его реакцией. Поддавшись вперёд, дон Мин накрывает теперь ему веки, но руки заключает в узел не сзади, а спереди. В отличии от Чимина, Юнги заботливо обматывает его запястья несколько раз широкой атласной тесьмой, завязывая бантик и затем целуя каждый пальчик. - Потому, что так ты выглядишь, как самая лучшая игрушка. Лишь подаренная мне в единственном экземпляре. Хочу тебя таким. - Ты хотел сказать секс-игрушка? - шутит Чимин, истомно вздыхая, - и как после этого тебя не называть папочкой? Пак поджимает губы так, как делает всякий раз, когда смущается. Искусные, с долей романтики и флирта, речи Юнги заставляют краснеть до корней волос уже не первый раз. И сравнение с самой лучшей игрушкой на земле, сделанной по заказу только для дона Мин, умеющей делать все для своего хозяина каждой частью тела с нежной красивой кожей, чтобы тому было тактильно-неописуемо, приятно и хорошо - комплимент достойный быть увековеченным в какой-нибудь книге. Окончив, Юнги осматривает Чимина на себе, стискивая его бедра ладонями и начиная поглаживать бархатную, преступную для касаний, кожу. Усмехнувшись, капо наклоняет голову набок и искушено манит своими губами, которые теперь так отчетливо контрастируют на фоне перевязанных глаз и блестят глянцем от влаги языка, что прошелся по ним только что Пак. - Трахнешь меня или так и будешь смотреть на свою игрушку? - дразнит Чимин, выставляя кончик языка и прикусывая. Юнги вскипает от его нетерпеливости и на это замечание резко дергает бедрами вверх, подталкивая его в ягодицы так, что Чимин заваливается вперед и падает прямо ему на грудь. Так как руки связаны, он беспомощно утыкается и дрожит, сидя на нем. Ухватившись за светлую макушку пальцами, Юнги последний раз рассматривает его демонически-ангельское лицо, искушено вдыхая жар сладкого дыхания, и целует. Целуется будто со слепцом, что не может противостоять и оттолкнуть. - Буду трахать, пока всего не выбью из сил, чтобы не смог больше шутить... и полегче с языком. - Ого, так ты ещё грязнее меня. - Хочешь считать меня папочкой? - сексуальность тихого голоса дона возбуждает Чимина вновь, Юнги держит его за пряди волос, всматриваясь в лицо с перевязанными глазами, - Тогда я буду трахать сейчас свою детку, как умею, ты понял? Судя по реакции дрогнувших губ Чимина, дон попал в яблочко. Задрав подбородок, Чимин слепо наугад отвечает с жаром ему в лицо: - Да-да-да! Сделай со мной уже что-нибудь… быстрее! Пак опять прикусывает алый кончик язычка, который дон тут же перехватывает и тянет в свои губы. Заведя свободную руку за спину капо, Юнги сжимает кожу на ягодице, затем смещается и начинает массировать анальное отверстие. Сквозь поцелуй слышится тихий стон, что перерастает в молящие всхлипы. Каким бы дерзким и доминантным сейчас не казался Чимин несколько минут назад, Юнги с блеском доставит им вместе неописуемое наслаждение, потому что с каждым разом пробует тело Чимина с таким превосходством, что у того слезы капают с ресниц оттого, как хорошо. Этому не научиться, этому нет объяснения, ведь все это - медленное и смертельное оружие. Игра. Вновь очередная игра, но с таким недетским сюжетом. Не с такими фразами, не с той локацией, не с таким фальшивыми и наигранными чувствами. Все взаправду - все до ужаса бесподобно, все на грани запретной любви, в какую они оба отныне любят играть, используя свои обнажённые тела. Бережно кладя голову Чимина к себе на грудь, Юнги приподнимает его горячие на ощупь ягодицы и насаживает на себя. В миг застонав, капо медленно оседает, скользя по твёрдому органу вниз, пока не достигает основания, ощущая безупречную влагу и тесноту. Создается впечатление, что он опять среди толпы, где узко, не протолкнуться и дышать невозможно. Но сейчас все это - лишь наедине с Юнги, с которым он хочет задохнуться от узкого пространства меж тел, стонать от стиснутых его сильными руками ягодиц, которые он больно раздвигает. Начинает насаживать, попутно поддаваясь бедрами, что в который раз шумно и пошло откликаются на соприкосновение с Чимином в привычных толчках. Целует мочку уха и прикусывает, звуковой волной вибрации откликаясь низким и хриплым стоном, что пробирает мурашками до самых костей. Утыкаясь носом во влажную грудь дона, Чимин оседает и выгибается в пояснице, сжимая пальцы на ногах. Связанные руки, как у узника, покалывают и немеют поэтапно, создают приятное ощущение беспомощности и подчиненности точно такое же, что несколько минут он сам воссоздал для Мин Юнги. Гул от музыки долетает через тонкие стены, басом стуча по поверхности и будто попадая под ритм секса, помогая им настроиться на идеальную звуковую дорожку, что пишется музыкой страсти и безупречной гармонии.Для атмосферы: «BLESSED MANE – Lost Orion» (рекомендую читать с прослушиванием этой музыки, потому что дальнейшие действия описаны под нее, отлично гармонируя)
Чимину хочется танцевать. Танцевать прямо сейчас на великолепном органе, на котором сидит. Поэтому аккуратно поворачивает лицо в сторону Юнги, натыкаясь на подбородок с небольшой щетиной, и нежно шепчет: - Я хочу танцевать... на тебе. Скользящим движением руки, Мин перемещается по его спине, дав тому приподняться. Помогая себе, Пак с завязанными руками отталкивается от его груди и уже в следующую секунду сидит с прямой спиной, запрокинув голову назад. Темнота устрашает, но живое ощущение жаркого и липкого тела под собой держит Чимина в реальности, где нет страха от неизвестности, что обычно порождают темные пространства. Лента, несомненно, доводит до такого пика невозврата, что кажется проводником в развращённый мир. Кто бы мог подумать, что обычная ткань в руках двух обычных людей, что становятся необычными наедине друг с другом, превращается в предмет роскоши и похоти? Ему не страшно, ни капли, ведь его мужчина держит его сейчас так крепко, даже чуть-чуть больно из-за сжатой кожи, но параллельно Юнги, будто очухивается от пьянства из страсти, и начинает гладить с колоссальной нежностью. Скользнув ладонями по прессу дона, Чимин замирает на уровне пупка, найдя точку опоры одними лишь кончиками пальцев, потому что запястья крепко связаны. Дрожит, ничего не видит, но кожей прямо чувствует взгляд на себе, что своим огнем прожигает и возбуждает еще больше. И он танцует. Для него… на нем. Музыка без слов - только ритм россыпью волн по пульсациям вен струится по телу. Огибает сейчас где-то там толпу людей в красном неоне с тенями, что скрывают грехи, обволакивая пространство атмосферой, но пуще всего она служит аккомпанементом для Чимина, что сидит верхом на Юнги и двигается плавно, переходя в релаксирующий экстаз, в котором обычно двигаются шаманы в медитации. Сливаются с душами давно ушедших, вникая в их отголоски былых жизней, позволяя переплетаться с физическим телом. Пак слегка закатывает глаза под лентой и постанывает с передышкой между вдохами мантру из нескольких поочередных слов: "Юнги /люблю тебя /держи меня /только не отпускай". Гортанный стон дона расползается туманом по комнате, пропитывая кожу, что покрыта вся мурашками. Впитывая каждое тихое слово Чимина, смотрит опьяненно на его тело и тоже шепотом отвечает: "только мой /никогда не отпущу /еще, малыш /только не останавливайся". И Чимин, будто в ритуале, воссоединяется с доном Мин, которого искал давно по свету, в других мирах, руками цеплялся за материи пространства, лишь бы достучаться до его души и призвать к себе. Спустить с небес или выдернуть из ада для себя. Покориться вместе в одном желании быть в том измерении, которое сами шьют лоскутками, отрывающимися от душ. Переплетая невидимые нити, жемчугом и блёстками из пота и слёз украшая лилово-неоновую материю, что синяками и засосами остается на телах после. Этой комнаты не существует, люди внизу ненастоящие, музыка - только набор нот. Юнги забывает о своем существовании, об ощущениях и мыслях. Он безотрывно смотрит на Чимина и слышит только стук собственного сердца, что гулко рвётся наружу. Влюбляется, покоряется ему опять. Маленькие пальчики упираются в низ живота, глубже проминаясь в кожу при каждом толчке. Юнги кажется, что они переломятся от туго связанной ленты, но, если он их развяжет, сделает еще хуже... или лучше? Ведь Чимин тут же прильнёт и обнимет его за шею, будто накидывая невидимую петлю, затем запустит в волосы и сожмет. Вместо этого он решает поиграться с завязками корсета, туже стягивая и очерчивая талию Чимина. Гулкий стон разносится тут же по комнате оттого, как у Пака перехватывает дыхание, а ребра будто трещат. - Ах... я задыхаюсь. Продолжая дергать за ниточки корсета, как за нити судьбы, Юнги тут же ослабевает их, искушено любуясь этой картиной. Ни на одной девушке он бы не сидел столь грациозно и безупречно, как на его Чимине. - Мне нехорошо. Развяжи меня, - вдруг хнычет Пак, замирая на нем, опуская голову к груди. Длинными пальцами Юнги сначала развязывает его ладони, потом одним лишь легким движением смахивает ленту с глаз. Чимин перехватывает ее, и дон понимает, что попался на уловку своего искусителя. Не успев моргнуть, как Мин уже ощущает приятный атлас ткани на своей шее, за концы которой тянет Пак, продолжая сидеть на нем и вновь возобновляя искусные толчки верхом. Запрокинув затылок назад, что упирается в спинку дивана, Юнги безотрывно смотрит снизу на него, дыша открытым ртом. Чимину нравится эта поза, поэтому он вдобавок ещё не только тянет за ленту на шее дона, но и ласкает пальцами другой руки его влажные губы, проникая внутрь. - Открывай, - со смехом просит Чимин и толкает кончики пальчиков, которые дон с ухмылкой прикусывает, а потом целует. Капо улыбается уголком, сверкая в сумеречном свете безумно красивыми для обычного человека глазами, но идеальными для демонического создания, призванного для приватного искушения. Искусство любви с успехом принадлежит ему, думает Юнги, немеет и просто громко стонет, упиваясь его красотой и всевластием, которое приравнивается к королевскому. Короны не видно, но Чимин носит ее, и прямо сейчас он восседает на Юнги, как на троне, поправляя съехавшийся набок от толчков аксессуар, что переливается всеми цветами призмы. - Я люблю тебя, - выдыхает Юнги, пропотевший и выбившийся уже из сил. Он еле держит его на себе, сжимая бедра. Чимин улыбается чересчур мило для демона, меняя сущность по щелчку на ангельскую. Отпускает концы черной ленты, будто поводья, откидывает куда-то в сторону и наклоняется к нему. Растрогавшись от сентиментальности своего мужчины, заглядывает в самые глаза, содрогается от удовольствия, что еще в приятном мареве продолжают дарить друг другу, разоряя комнату тихими шлепками. - Я же сказал, что ты влюбишься в меня снова. - Люблю тебя всего, каждую сущность, - искренне отзывается Мин, сидя под ним. - Малыш, ты делаешь мне так хорошо... спасибо. Растрогавшись ещё сильнее от искренности дона сегодня, Чимин прилегает к его губам и нежно целует, будто успокаивая и погружая на бархатные подушки поднебесных покоев. Нижняя губа такая мягкая и тёплая, поэтому Чимин прикусывает ее, смакуя на вкус, который оказывается превосходной амброзией, что по мифам создает сама луна и дарит бессмертие каждому, кто вкусит ее. Бессмертие было достигнуто той ночью, когда Юнги попробовал Чимина в бухте Таль (пер. с корейского – «Луна»). Божественный напиток для людей, которые еще не определились, кем являются на границах двух врат. И если они не поспешат, то амброзия может превратиться в яд. И даже так им кажется, что, сделав по глотку, яд не убьет, потому что вместе им ничего уже не страшно. И сегодняшняя ночь в "Аду" это доказывает, продолжая держать их в мире живых. Обхватив Юнги за шею, Пак тянет его и укладывается на диван, позволяя дону нависать над ним и поэтапно целовать каждую частичку лица. Вороша привычно его волосы, Чимин шепчет с содроганием слова любви, потому что любовь - это лекарство, а страх - болезнь, и если когда-то настанет ненависть, что является преступлением, то любовь - будет лекарством, что закрывает глаза неправильному правосудию, которое против такой любви, закрывает глаза любой войне в мире, закрывает глаза на все запреты. - Люблю... тебя, - выдыхает Чимин в губы и тут же преданно смотрит на него над собой. Юнги кивает и улыбается так легко, как улыбался еще давным-давно юношей, верующим в лучшую жизнь для себя, не обременённый судьбой, что продиктовал отец. Продолжая рассматривать друг друга, Юнги с небольшим треском расстёгивает многочисленные застежки спереди на корсете Чимина. Нежная, смуглая и ровная кожа блестит под приглушённым неоном, что по периметру подсвечивает комнату в фиолетовый оттенок. Будто собирая по крупицам аромат, Мин ладонями гладит каждую выемку на животе, касаясь кончиками пальцев выпирающих тазовых косточек, которые обтянуты в этом месте чересчур тонкой кожей. Самой лучшей реакцией содрогания Пак отвечает всем телом на это, истомно рассматривая попытки наслаждения дона Мин, который как заворожённый не отрывается. Заведя ладонь на талию, Юнги наклоняется к капо и целует его грудь, прикусывая и облизывая соски, затем дорожкой из влажного языка доходит прямо вниз до анального отверстия. Раздвинув его бедра ещё шире, Юнги начинает искусно ласкать Чимина там. Окольцовывая голенями влажную спину дона, Пак выгибается в пояснице и поддается ягодицами навстречу его языку, который настолько безумно массирует, что становится стыдно за влажность, которая образовывается в большом количестве. - Милый, ах, - выгибается еще сильнее Чимин, параллельно хватая его за волосы и прижимая голени к влажной спине, - ах... боже, ах... полегче...твой язык. Ему кажется, что Юнги его съедает полностью, испепеляет горячим языком вдоль и поперёк, кончиком надавливая и массируя. - Только не кончай, - выдает Мин, отстранившись, - понаслаждайся сколько можешь. - Пожалуйста... любимый, - хнычет Чимин, сотрясаясь от судороги. Собственная нога соскальзывает со спины дона, но Юнги сам забрасывает ее обратно и продолжает умело доводить/стимулировать до бешенства одним лишь языком. Еле вернувшись в исходное положение в позвоночнике, Чимин смотрит туда и чуть не теряет сознание, когда Юнги поцелуем проходится по внутренней стороне бедра, выпрямляя его ногу в колене вверх. - Ты посмотри, как тебе это нравится, - шепчет Мин, поглядывая игриво на него из-под влажной от пота челки, что неровно свисает на лисьи глаза. Алыми губами чмокает его кожу на голени и слегка прикусывает, оставляя не менее рдеющие следы, чем цвет его губ, - потек прямо мне на лицо, бесстыдник. Чимин обессиленно падает затылком назад на поверхность дивана, больше не в силах смотреть на Юнги у себя там. Между делом дон целует в последний раз его голень, вновь сгибает ногу в колене, отводит в сторону и медленно входит в Чимина. Дон Мин хочет распрямиться, но капореджиме не дает и обнимает его еще крепче, прося смотреть в глаза. Противиться воли любимого человека не хочется, поэтому Юнги покорно выполняет ее, входя глубоко так, что сотрясает не только Чимина, но и диван, который уже скрипит. Вновь послышалась музыка, что грохотом озаряет стены, и дону это не нравится. Он почти не различает за ней голос Чимина. Встать и пойти, чтобы попросить сделать ее тише - не может, даже оставить на секунду свое любимое создание не хочет, поэтому вместо этого начинает очень быстро трахать, повышая знакомый голос под собой. И пары секунд хватает, чтобы Чимин уже отражался эхом от стен беспрерывной чередой из трех, а то и четырех, стонов друг за другом озаряющихся в пространстве. - Юнги, - громко стонет капо, захлёбываясь слюной. Поняв, что собственное имя в каждый миг наслаждения звучит прекрасно, Юнги легко смеётся и не отводит глаз от пухлых губ Чимина. Вот такое звучание он заглушать не хочет, хотя мог бы для приличия затыкать его промежутками поцелуем. Но ему не хочется, ведь, - пусть даже случайный прохожий за дверью, что сейчас постучался кулаком от возмущения от этого бесстыдного и громкого стона, - пускай весь мир знает, как его Чимину прямо сейчас хорошо. Как он кричит следом, чуть ли не визжит, когда Юнги доходит членом до пучка с нервными окончаниями, сотрясая худое тело. Как капо хватается за его плечо в оргазме, сжав кистью больно кожу. Юнги не противится, терпит, ждет, потому что тоже погружается в собственный оргазм, через пелену видя закатившиеся глаза Чимина и открытые широко губы, что попробовали напиток любви. Рука Пака постепенно ослабевает, соскальзывая с плеча и свисая с края дивана. Он лежит будто в беспамятстве, переводя дыхание и продолжая рассматривать с любовью Юнги, который упирается руками по обе стороны от его талии и тоже шумно вдыхает спёртый воздух. - Это место ничто без тебя, - тихо проговаривает Чимин, содрогаясь и стараясь унять часто вздымающуюся грудь, - я - ничто без тебя. Ты был просто великолепен. Сглотнув, Юнги встряхивает головой и смотрит на него. Тут же поглаживает по скуле, спускается и большим пальцем проводит по пухлым губам. - Никогда бы не подумал, что однополый секс так превосходен. Ты даже не представляешь, как я ощущаю себя сейчас, проведя пол жизни в кроватях с нелюбимыми людьми. Губы Пака дрожат под его пальцем от этих слов, потому что тоже самое относится и к нему. Он тоже провел столько лет с нелюбимым человеком в одной постели, но в довесок и с насилием. Прочитав все это в его влажных от слез глазах, Юнги укладывается капореджиме на грудь и обнимает за талию, поглаживая и целуя влажную кожу. Закинув ногу к дону за спину, Чимин прикрывает глаза, вновь слушая гулкий ритм музыки где-то отдалённо. Он устал от этого места, ведь, протрезвев немного сейчас, чувствует, как накатывает небольшое отвращение. Заметив, как взгляд Юнги быстро бегает по комнате, Чимин догадывается, что тот ищет часы. И найдя их, дон приподнимается и встает с дивана, ища свою одежду. - Ты куда? – быстро присаживается Пак полностью оголенный и взъерошенный. - Ты думаешь, я настолько глуп? – выдыхает с рычанием Юнги, наспех накидывая рубашку и брюки. Тон его тут же со сладкого и бархатного меняется по щелчку на тот самый, с которым он выступал в зале суда, где собирались доны. А распрямив плечи и выперев грудь вперед, Юнги и вовсе вновь превращается в непоколебимую стену, что колким взглядом впивается в Чимина. Пак шарахается, прикрываясь своей рубашкой, спрыгивая с дивана и подбегая к нему. Подхватив маску с пола, Юнги резко сжимает запястье Чимина, грубо придвигает к себе и приближается к лицу. Вскрикнув, капореджиме выгибает руку, чтобы освободиться. Слезы ударяют из глаз, так как дон раскусил его вдребезги. - Соблазнил меня искусно. Ох, похвально, малыш, - грубым шепотом вещает Юнги прямо ему в лицо, хватает другой рукой за подбородок и сжимает щеки, - Но только как бы сладко ты меня не заманивал в свои сети своим телом, к Туену Серра я тебя не подпушу, слышишь? - Отпусти, - шипит Чимин сквозь сжатые губы и щеки от его руки, впивается взглядом в лицо Юнги, подгибая колени под чужой силой. - Нет, я тебя отсюда никуда не выпущу, - иронично и холодно выдыхает Юнги в его губы, - я стараюсь ради тебя, а ты все портишь своим присутствием здесь. Ты не должен быть здесь! Ты не должен, слышишь?.. Черт, я тебя не понимаю… – голос Мина вдруг дает раскол и слабину. Чимин выпускает несколько слез с краев глаз прямо на пальцы Юнги. - Я люблю тебя, поэтому я здесь, - через сжатые губы как-то проговаривает капореджиме прямо ему. - Прости меня за то, что я сейчас сделаю, но у меня нет выбора, - болезненно хмуря брови, Юнги выдыхает с горечью. Не успев сообразить, он бьет Чимина по затылку рукоятью пистолета, что достал в тихую за этим разговором. Легкое тело капореджиме оседает, а глаза одурманено прикрываются. Подхватив Пака под руки, Мин несет его полуголого к кровати, кладет, накрывает одеялом небрежно. Проверив не сильно ли течет кровь у того на затылке, целует крепко в губы и чуть ли не срывается на крик отчаяния. - Я тоже тебя люблю. Прости меня, пожалуйста, малыш. Соскользнув с кровати, надев маску демона вновь и выбравшись из интимной темноты комнаты, Юнги запирает дверь на замок и отдает человеку, что отвечает за ключи. Прижимая пистолет к груди под рубашкой, неспешной походкой, будто ничего не случилось, и его любовь не лежит там в номере без сознания, он идет по острым шипам, что впиваются в руки и ноги. Чимин был розой прямо несколько минут назад, пока занимался с ним любовью, но этими же шипами, что одно целое с цветком, прямо сейчас до крови впиваются Юнги в след. У него пара минут, чтобы добраться до нужного номера, где его ждет Туен Серра. Таков был «Ад»… и именно эта атмосфера сподвигла дона Мин на такие категоричные вещи в сторону капореджиме.