***
Если бы глаза дона Мин обладали макросъёмкой, то он смог бы рассмотреть убийство детально еще раз. Он видел, как убивают людей, но когда это совершает твой любимый человек - вдвойне кажется страшнее и неправильно. Все к этому и шло изначально, и тут уже ни одна десятая не спасла бы, ни другое время и место, ни даже бы сам Туен Серра, если бы не пришел вообще сегодня. Чимин все равно бы убил именно сам его, где бы не подвернулся такой случай. Так же, как судьбы Чимина и Юнги, сценарий где-то в параллельной вселенной был расписан уже давно для каждого свой. Это неизбежная цепная реакция, что по пусковому устройству начинается с малого и кончается именно так, как произошло в комнате. И сколько бы раз ты не менял прошлое, добавлял или вычёркивал детали из полотна судьбы - исход будет одинаковым. И если Чимину было предписано убить того, кого и боготворил и ненавидел одновременно, то все произошло как нужно. Не пистолетом, так чем-нибудь другим. Но по иронии именно оружием дона Чимин и принес смертный приговор во имя своих чувств. И Юнги знал уже той самой частичкой себя, когда углубился в эту историю столь подробно, судорожно придумывая новый план, если Чимин, все же, омоет руки в крови. Не остановить, не переписать, не выжечь - лишь совершить кровавую репрессию, продиктованную механизмом психики. Все, что мог сделать Юнги - защитить свое. Допустить того, чтобы капореджиме угодил за решетку - он не мог, допустить того, чтобы семья преследовала Чимина за нарушение кодекса - тоже не мог. Оставалось только одно - спрятать капореджиме от всего и всех. Как долго продлится прекрасно спланированное убежище? А не пойдет ли крахом все прямо сейчас, доверив Чимина своему брату Виену, что взялся из ниоткуда и предложил помощь в защиту от полиции? И не едет ли его малыш уже сейчас с наручниками на запястьях, так удачно схваченный? Юнги даже не посмотрел на него. Не смог. Испугался своего ангела с кровавыми руками, хотя должен был подбежать, спрятать его собственные ладони от пустого и потухшего взгляда, прижать к себе и просто быть в это мгновение. В такие моменты разум отпирается думать многогранно, и дон Мин тяжело сглатывает ком, что дерет горло от горечи, только сейчас понимая насколько сильно может не увидеть Чимина в ближайшее время. Все это не дает Юнги нормально соображать, пока он выбирается из комнаты, в которой совершено убийство. Кровь, что стекает из плеча, привлекает много внимания даже в суматохе, в которой мечутся люди при обвале полиции. Где-то мигает свет, кто-то кричит, кого-то грубо скручивают, но Юнги удачно входит в служебное помещение, запирая дверь на ключ, который выкрал у одного полоротого работника. Бегло осматривая какие-то стеллажи, коробки, включает свет и стаскивает собственную одежду, что пропитана кровью. Открыв пару ящиков для персонала, дон обнаруживает форму официанта на размер больше его собственной. Оставшись в одних брюках, Юнги с трясущимися руками прикасается к плечу и чуть не прикусывает с силой губу от боли, когда запускает два пальца в рану и пытается достать пулю. Пот градом капает со лба, а он никак не может решиться копошиться в собственной плоти, чтобы достать помеху. Закусив рукав пиджака, Юнги резко воет от боли, ощущая, как свежая порция крови хлынула по предплечью. Трясущейся рукой кинув пулю на пол, он отпускает изо рта рукав и позволяет себе всхлипнуть, горько сглатывая привкус крови и слюны. Он всё-таки прикусил язык. Найдя тут же недалеко воду в бутылке и промыв зияющее отверстие от пули, рвет остатки рубашки на полоски и заматывает кое-как рану. Только после этого он переодевается в служащего и выбирается из помещения, прокладывая путь к лифту. Идти туда было опасно, ведь это единственный выход и вход здесь. Завидев полицию, Юнги одёргивает низ фрака и выпрямляет спину. Боль в плече, будто бы, обострилась до предела опять, зудя и теребя плоть, но дон стискивает зубы и уверенной походкой идет мимо троих служащих. Благодарит Туена Серра, что расквасил ему скулу и край левого глаза, так как эта часть лица распухла. Но для полной маскировки Юнги надел черную маску на рот и нос, так что теперь пол лица спасены от рассекречивания - это точно. Когда казалось, что он уже вошел в лифт и мог выдохнуть, один из полицейских его окликает. - Простите! Нога Юнги замирает, и он стоит спиной к нему. - Я к вам обращаюсь, - на это настырное восклицание приходится медленно повернуться, стараясь не встречаться взглядом с офицером. - Да? - отзывается дон Мин. - Вы работник? Следуя из вашей формы - вы работали сегодня официантом. - Не унимается полицейский. - Можете помочь следствию? Сегодня здесь на этом этаже было задержано больше двадцати представителей преступных группировок. - Правда? - наигранно удивляется Юнги, вскидывая брови вверх. - Вот только я прибыл на смену полчаса назад и не был с самого начала всего. - Кто вас нанял? - с прищуром осматривает его полицейский. - Почему лицо побито? - Эй, я же простой официант, - ощетинивается Юнги, - подрался с другом, поэтому еще и опоздал на смену. Лучше бы вообще не приходил, похоже... - Парень, кто твой наниматель? - подходит другой полицейский. - Содержать такое мероприятие - дело кого-то влиятельного в Корее. - Я ничего не знаю, - чеканит своё уверенно Юнги, - каждого официанта пригласили на эту ночь добровольно из других заведений, приманив нехилыми деньгами. Я могу дать вам контакты только своего заведения, что направили меня сюда работать сегодня. - Лин Хо, парень действительно не может знать нанимателей. Это уже вопрос к его хозяину... - Знаю, - огрызается тот, с отвращением осматривая пустующее место, что некогда было наполнено демоническими созданиями. - Я должен покинуть это место, верно, офицеры? - Нетерпеливо переступает с ноги на ногу Юнги. - Да, только выйдешь с нами. - Я только за, - наигранно изображая радость и полное подчинение, отвечает Юнги. Войдя в лифт, Мин прижимается к стенке и притихает. Болтливость офицеров полиции всегда была их главной проблемой, потому что эти двое, что продолжают трепаться, даже не подозревают кто за их спинами стоит. - Схватили даже дона из северной части Японии, что специально приехал в это злачное место. Представляешь, как он обделался, когда мы сорвали его сделку прямо сейчас... - А что насчет этого итальянца? Его отец здесь? - с интересом шепчет первый. - Дона Серра здесь нет, но какого будет его удивление, когда его сына вернут на родину в гробу, - хмыкает тот, что докапывался до Юнги. - Кончилось время мафии, сегодня мы им дали почувствовать всю оперативность корейской полиции. - Кто их сдал, интересно? - А я почем знаю. Мафия, чем и просирается, так тем, что собственные люди сдают тебя под носом. - Вещает все тот же. - Кто-то из их шайки решил подпортить жизнь всем. Не знаю, не доставай меня, младший помощник. Юнги кусает губу и обваривает услышанное. "Кто-то нас сдал уже заведомо, еще до мероприятия. Кто-то из нашей страны? Не мудрено заподозрить нас, ведь мероприятие в этом году проходит именно в Корее". - Эй, ты! Горе-работник, выходи уже. Проморгавшись, Юнги отлипает от стенки и благодарит полицейских за оказанные услуги. Они самолично вывели на поверхность одного из донов мафиозного синдиката, что просто выходит прямо сейчас и остается на свободе. Добежав до своего автомобиля, влетает пулей в салон, стаскивает маску и выжимает газ. Он жив только благодаря своей сообразительности, Чимин жив только потому, что Юнги был рядом. Домой ехать нельзя, укрыться у друзей тоже не вариант, потому что у Юнги их просто нет. Остается только скитаться всю ночь, а уж на утро здраво обдумать все. Хочет набрать Чонгуку или Виену, но вспоминает, что те уехали вместе с Чимином на остров, где связи и быть не может. - Консильери? Это дон Мин, - Юнги находит телефон в небольшом кафе, что заехал по пути, и тут же звонит в особняк. - Дон Мин? Юнги... - волнительно выдыхает в трубку его консильери. - Что произошло? Где вы? - Выбирайся из особняка, немедленно! Хьюн захватывает наши порты прямо сейчас, и его люди шныряют где-то поблизости. Уверен, и на особняк будет облава. Лучше сейчас переждать где-нибудь нам всем... - Что вы сделали? - Строго отзывается Лим. - Погнался не за тем зайцем. - Это все из-за капореджиме Пака? - Он - моя цель номер один, и всегда будет, - с щемящим сердцем проговаривает Юнги. - Звонил дон Ченг... - пытается со стержнем внутри характера проговорить Лим, но ему это даётся с трудом, - он... - Что? - Похоже, он в курсе того, что вы замешаны в его предательстве семьи. Ченг сказал, что вся эта история с итальянцем и вами - подстрекнули его капореджиме на радикальные меры. Он в этом уверен. - Он ищет меня? - Он ищет вас обоих, - лишь проговаривает консильери Лим. - Боже, Юнги только не говори, что ты был сегодня на встрече в отеле "Сэсанг"? - Был... - выдыхает Мин. - Чимин убил Туена Серра, спасая меня. И, да... он нарушил кодекс тоже из-за меня.Спустя 2 недели
За эти длительные четырнадцать дней Юнги, казалось, постарел на пять лет вперед. Он мотался от одного пристанища до другого, пытаясь не выдать свое местоположение. Консильери Лим с отцовской заботой и статусом, все еще, при исполнении обязанностей перед семьей Мин, предоставил своему дону небольшое укрытие в той части города, где масштаб влияния со стороны их семьи велик. Еще ни на один час Юнги не оставался без охраны или надзора, лишь только ночью ему удавалось побыть наедине со своими мыслями, которые были все до отказа забиты тем, как правильно сейчас поступить. Выдавать себя в таком шатком положении, когда его разыскивают сразу несколько - безрассудно и опасно. Хуже было всего то, что Юнги не имеет представления, как идти против нескольких сразу. Дон Хьюн - безжалостен и хладнокровен. Слушать даже не станет. Его разговор будет обоюдным лишь тогда, когда пистолет смело нацелится в грудь Юнги. За что такая неприязнь с первой встречи, Мин так понять и не мог... Ведь дело никак уж не в контрабанде, которой занимался отец Юнги и сейчас с горем пополам пытается удержать новоиспечённый дон. У Хьюна есть все, и даже помощнее, подкуплена вся полиция и местные власти - зачем ему столь мелочится ради какого-то мальчишки, что по принуждению пытается доблестно отстаивать память отца? Дон Ченг - главное препятствие сейчас даже больше. Он ищет Чимина в первую очередь. И исходя из тех нескольких попыток давать Паку шанс все исправить - теперь капореджиме все их упустил, подписав себе приговор. Нет, Юнги скорее утопится, чем даст найти Чимина. Ведь когда правую руку дона отрезают - нормальное существование обречено на провал. А что бы приспособиться жить полноценно, когда ты неполноценный - нужно время, которого ни у кого в мафии нет. Как и указал Туен Серра, дон Хьюн смог разорить все его порты до единого, безжалостно начав с перекрытия поставок с морских путей, скупив абсолютно каждого работника. И пусть консильери умалчивал, Юнги знал, что этот союзник действует исключительно безжалостно и никак уж никого не уламывает разговорами, скорее кости ломает. Слишком много крови - залог, что Мин не захочет дать отпор. Но Юнги не смог бы - не потому, что слаб, не потому, что плохо укомплектован солдатами, да и вообще действует без капореджиме, который и смог бы ему помогать в таких вопросах. Но Чонгука нет рядом, потому что тому наказано охранять только Чимина и никого к нему не подпускать в бухту. Ситуация подсказывает сейчас переждать бомбёжку, не выдавая своего место положения. Потому что на выстрелы прибегут все - и найдут каждого, даже хорошо спрятанного Чимина. В воскресное утро Юнги встал в самую рань и приоткрыл окно, чтобы немного вдохнуть свежего воздуха из этой коморки, куда пристроил его консильери Лим. Небольшая квартира на первом этаже, что принадлежит сыну консильери. И пока он отсутствует на учебе за границей, дон может позволить себе нормальное существование только тут. Про комфорт можно забыть, так как квартира новая, и из мебели тут только небольшой матрас на полу, одна подушка и плед, небольшая газовая конфорка, электрический чайник. Хорошо, что с водой нет проблем, и Юнги может позволить себе немного освежаться во временной душевой, но без тех условий, к которым привык жить. Роскошь портит человека, но Юнги никогда не считал себя избалованным, потому что отец никогда не позволял с лихвой насладиться богатством. Между тем он, всё-таки, научил его правильно распоряжаться всем этим так, чтобы даже на грани бедствия - быть королем. И в серой квартирке, с неудобными жилищными условиями, с холодной водой и едой быстрого приготовления Юнги все еще ощущает себя настоящим доном, что обязательно все еще исправит. Не умеешь выживать - не умеешь жить по-настоящему. Ближе к одиннадцати к нему обычно каждый день наведывается консильери Лим и приносит свежие новости. Но сегодня вместо него приедет Чонгук обратно в Сеул, который отпросился от патрулирования Чимина в бухте Таль. Оставлять его одного там было опасно, но Юнги согласился лишь на один день без надзора. Всё-таки, место было известно только Юнги и его отцу, ну, и капореджиме теперь. - Виен в порядке? - чуть позже спрашивает Юнги, с наслаждением выпивая из чашки кофе, что принес Чонгук. Его брат смог без задоринки помочь ему вывести Чимина, а затем вернулся к своей семье, так и не успев связаться с Юнги полноценно. - Все хорошо. Его ни в чем не подозревают. Ваша кровь семьи Мин помогает вам удачно выскальзывать из щекотливых ситуаций, - слегка улыбается Чонгук, рассматривая скудное жилье своего дона на этот непростой период. - Если бы не он, то я не знаю, как бы смог вытащить Чимина оттуда живым... Его бы точно схватили. - Он отличный... ну, Чимин, - выдыхает тут же вдохновлённо Чон, - такой болтливый, когда что-то спросишь, и умный одновременно. Много пишет и читает, почти все время проводя в своих мыслях. - Знаю, - стискивая ткань спортивных штанов, удрученно проговаривает Мин, - он... он... у него ничего не болит? - Не болит, - внимательно рассматривает его Чонгук, - но, отчего-то, мне кажется ты знаешь, что у вас обоих болит больше всего. Кивнув, дон прикусывает губу. Он скучает по нему так, что готов сгореть на костре, лишь бы перестать думать о Чимине. Мало того, что каждая ночь рисует кошмары с его образом, глазами, обрывками фраз, пистолетом в руках, так еще и сам Юнги накручивает себя из-за того, что Ченг ищет его. - Я поеду к нему, - вдруг выдает Юнги, - не могу думать, что он там один. А если его найдут... - Нельзя, - осторожно проговаривает Чонгук, взволнованно сжимая руки в кулаки и тут же разжимая, - тебя могут выследить. - Я должен к нему поехать. Ты не понимаешь, - слегка резко отвечает Юнги, - он убил человека, что ненавидел так долго. И как бы он не говорил тебе, что у него все хорошо - на самом деле это не так. Я слишком хорошо его знаю. - И что нам делать? Ченг ищет его. Мне удалось кое-что разузнать. - Что? - Чимину готовят омерту, только как отыщут. - Нет, - зная заранее ответ, все же пытается что-то выдать Юнги, - ни за что. - Когда поедешь? - Сегодня! - Вы оба ненормальные, - качает головой Чонгук, - он же там в порядке, ничего с ним не случится за день без твоего присмотра. Завтра я уже буду у него. - Чонгук, - у Юнги начинает болеть голова от этих разговоров, - впервые в жизни я хочу семью. И моя семья сейчас сидит один на моем же острове, где даже этот клочок земли не сможет уберечь от всех, как бы я не хотел. Либо ты мне поможешь, либо я вновь буду действовать так, как привык. - Я помогу добраться тебе до порта незамеченным, я же твой капореджиме, как-никак! - Воинственно тут же вклинивается в разговор Чон, а сам понимает, что чувства Юнги могут погубить их всех.***
С каждым приближением к знакомому пирсу своего пляжа сердце Юнги начинало отплясывать чечётку. Даже когда безмятежные волны и песчаный пляж, столь мирный и пустынный без единой живой души, внушали спокойствие, ему казалось, что Чимина тут нет. Его уже забрали, связали и приговорили к смертной казни, лишь потому, что он хочет... хочет быть с Юнги. Нечестно, но ничего не попишешь, ведь каждый договор подписывается, так и капореджиме подписался собственной кровью под кодексом однажды. Швартуясь на яхте, Юнги аккуратно выходит на пристань и неспешно идет к дому, осматриваясь. На террасе перед дверью притормаживает и видит небольшую книгу на плетёном стуле с подушкой. Незначительная деталь придает уверенности и спокойствия, потому что, наконец-то, присутствие капореджиме узнаваемо. Чимин, на самом деле, любил оставлять свои вещи. Эту привычку заприметил в нем Юнги сразу после нескольких совместных ночей. Так одно из колец было забыто в его машине, так ремень, удачно сброшенный, был закинут под кресло в особняке, а вскоре Пак сам стал не замечать, как всячески метил территорию Юнги. Интересная привычка, особенно, когда хочешь дать понять, что за это тебе ничего не будет, ведь Юнги только рад, если капореджиме будет за своими вещами возвращаться и лишний раз напоминать о себе. Но Чимин еще ни разу не вернулся за ними, будто оставляя на память что-то от себя. Так и сейчас все эти недели скитаний Мин носил его кольцо на безымянном пальце, периодически дотрагиваясь и целуя гладкую поверхность серебра, думая о Чимине. Войдя в помещение, дон Мин прищуривается, потому что как-то темно и тихо. Гостиная и совместная кухня не встречают его чем-то оживлённым, однако, здесь все так же чисто и аккуратно, как и остается каждый раз. Некоторые вещи передвинуты, как было удобно живущему тут, но это даже больше украсило небольшой дом. Чувство к прекрасному, определённо, - одна из черт капореджиме. Не задерживаясь, Юнги проходит в свою спальню, тихо приоткрывая дверь, и выдыхает полной грудью, наконец-то, за все две недели. Чимин спит на их кровати, сбагрив все подушки под себя, будто создавая иллюзию защищённости таким образом. Приятный дневной свет через окна мягким шлейфом обволакивает комнату и играется на волосах и коже капореджиме. Полное уединение, настоящий уголок, где спит самое драгоценное на свете. Юнги видел много денег и драгоценностей, покупал очень дорогие вещи, отмывал бесчисленное количество купюр, но только сейчас созерцает то, что для него бесценно. Выйдя так же тихо, как и вошел, он прикрывает дверь и отправляется на кухню за порцией чего-нибудь теплого. Он ехал на яхте сегодня чуть дольше, так как море в середине дороги разыгралось, пошел дождь, и пришлось сверяться с хронометром, чтобы не сбиться с курса. Сделав горячий чай, выходит на террасу и позволяет себе сесть на место, где лежит книга. Приоткрыв на странице с закладкой, тут же подмечает, что Чимин черкнул что-то для себя карандашом, как заметку: "От всякой беды есть два лекарства - время и молчание". Хмыкнув, Юнги прикрывает книгу, стараясь не поражаться тому, как иногда они с капореджиме мыслят одинаково. - Юнги, - вдруг доносится слева, и дон чуть не роняет кружку. Вскинув взгляд на голос, он чуть не скулит от вида живого и невредимого Чимина, что стоит в слегка большой кофте и широких штанах, босыми ногами вжимаясь в деревянный настил. Порывается к нему, но боится шелохнуться после того, как Юнги самолично не посмотрел в его сторону после случившегося и холодно приказал увезти сюда. А между делом печальные глаза Чимина осматривают его всего, подмечая каждую высеченную усталостью морщинку или вмятину от вынужденного существования в тех условиях, что пока может позволить себе дон Мин. Сконфузившись, Юнги опускает глаза, разглаживая свою выцветшую рубашку, что вообще принадлежит Чонгуку, одолжившему ее. Заметная щетина тоже бросается в глаза. - Плохо выгляжу, знаю, - тихо констатирует факт Мин, затем вновь вскидывает взгляд на него, - а ты такой же красивый, малыш. - Ты меня ненавидишь? - без запинки спрашивает следом Чимин, прикрывая дверь в дом. Он еще такой же заспанный, каким особенно любит видит его Юнги. - За что? - Я... убийца... - Малыш. - Печально осматривает его Юнги, игнорируя, как это слово режет сердце. Больно. - Я хочу к тебе подойти, - шепчет Чимин, - но я никогда не забуду, как ты испугался меня. Ты боишься меня? - Нет... Пожалуйста, подойди сюда, - отлипнув от спинки кресла, наклоняется в его сторону Мин. Чимин делает осторожный шаг, но переживает абсолютно за любой шорох, неверное движение, потому что не может выкинуть из головы ту реакцию. Все эти недели видел перед собой эту картину несколько раз, больно теребя рану. Вспомнив о ранах, тут же вскидывает взгляд на плечо Юнги и пытается уцепиться за что-нибудь, но подмечает лишь то, как дон ограничен в движении. Любимое лицо столь печально, как и его самого, на нем виден отпечаток сильной усталости и недосыпа, возможно еще и капелька нервов с нескончаемыми мигренями. Все это он считывает по его чертам, приближаясь и не зная куда деться. Хочется разбежаться и прильнуть к нему, утыкаясь в шею. А еще больше хотелось услышать, что они оба в безопасности. Но это не так, ведь Чимин совсем не дурак. Пусть он здесь без связи, но то, что его ищет дон Ченг - очевидно было сразу, еще до начала всего. - Пойдём в дом, - Юнги встает с кресла и заходит первым, запуская Чимина, параллельно терпя его близость и сдерживаясь. Все здесь напоминало о том, как было хорошо, а омрачать воспоминания скверной из реальности не хотелось ни тому, ни другому. Поэтому Чимин медленно поворачивается к нему и обнимает, прикрывая все ту же входную дверь. Говорят, у порога обниматься неудобно, но разве это останавливает кого-то, когда встречаешь любимого человека? - Юн-и, - шепчет Чимин в его губы, - прости меня. Я виноват, я не должен был так безрассудно... - Тише, давай не будем говорить. - Юнги обхватывает его талию, лучше прижимая через толщу одежды так, чтобы почувствовать знакомое ощущение чужого тела в руках. - Я здесь, успокойся. - Ты приехал ко мне, - напоследок выдыхает капореджиме, рассматривая его носогубную складку, верхний алый кантик губ. - И ты жив... ты смог выбраться. - Пожалуйста, не произноси ничего... - просит тихо Юнги, накрывая его губы своими, нежно опрокидывая чуть-чуть голову и прижимая грудь и живот к себе максимально близко. Замерев, Чимин чуть-чуть стискивает его складки одежды, сам себе подтверждая, что его Юнги реальный и так близко. Мечтать можно о великом, но сейчас капореджиме хватает и того, что мечта об его губах осуществилась за все эти дни порицания и осуждения. И то, что Юнги приехал сам, посмотрел в глаза, а теперь еще и целует - доказывает, что от Чимина отрекнуться он не сможет даже после проступка... ужасного для их будущего. Они оба прекрасно понимают, что повернуты друг на друге настолько, что, если оглянуться по сторонам, вокруг них уже складывается своеобразная крепость из прочного материала, в состав которого входят еще и... убитые люди. Безумие. А они короли этого бала.***
Ближе к вечеру Юнги отвлекается за готовкой, буркнув несколько раз Чимину выговор за то, что в холодильнике так пусто, будто он тут только воздухом питался. Оно и было заметно: без тени смущения, в свойственной манере так, как если бы Чимин принадлежал только ему, - а так и есть, - Мин разглядывает его похудевшее тело. Винить было глупо, ведь как еще может чувствовать себя человек, что убил другого человека? О какой еде может идти речь? Но жизнь странная штука, и она продолжается, не отменяя естественных потребностей, которые не стоит игнорировать. Вяло ковырнув палочками в рисе и тушёном мясе, Чимин запускает пару кусочков в рот. Он уперся взглядом в стол, не зная до сих пор, как себя вести так, чтобы вновь не отвернуть Мина от себя, хотя предпосылок и быть не может. - Чимин, - начинает тихо Юнги, съев кусочек редьки, - я знаю, что тебе сейчас нужно выговориться, чтобы стало легче. Небольшая лампадка горит у входа, освещая крыльцо, поэтому из окна кухни хорошо видно, как вьются насекомые у источника света. Мирный стрекот сверчков правильным шумом чего-то загородного разряжает гнетущую тишину, что так и стучится в дверь. Чем хороша бухта, так тем, что волны редко здесь бушуют и пенятся до состояния бури. Юнги сразу заприметил эту особенность, когда покупал дом. Тишина, правильная и ненавязчивая - очень ценна для него. - Нет, не хочу, - отвечает Чимин, отпивая из стакана сок. Вскинув взгляд на Юнги, задерживается чуть дольше, подтверждая, что все уже нормально. - Но ты был тут наедине со своими мыслями, пока меня не было. - Я всегда один. Мне не привыкать, - вновь какой-то двусмысленный ответ, что ударяет невидимо дона под дых. - Хочешь сказать, что я тебя часто оставляю одного? - нахмурив брови, Юнги скользит по его насупившемуся носу и дрожащим опущенным ресницам. - Ты действительно думаешь, что я делаю это по собственной воле? - Ну, мы же не официальная пара, поэтому истерик тебе закатывать я не собираюсь. Все нормально, не беспокойся, - лепечет Пак, слегка прикусив губу. - Я переживу то, что убил своего бывшего любовника, каким бы кошмарным человеком он бы ни был, но сказать то, что ты туда собирался к нему на встречу, мог бы, - сверкнув глазами, Чимин выглядит обиженным, - мы спим в одной кровати, Юнги, а ты так и продолжаешь от меня утаивать все. Прости, но чувствую себя просто подстилкой... - Что ты такое говоришь?! Тебе не приходило в голову что я тебя оберегаю? - выдыхает, рыча, Юнги и забывает про еду, так как сердце опять колит, - Между прочим сразу после первой ночи я сказал тебе, что буду защищать тебя так, как умею. - И к чему это все привело? - следом отвечает Чимин, перебирая палочки меж пальцев, не отрывая глаз от него. - Если мы сейчас не будем едины всем, чем можем, кроме секса, то я не смогу... - сглотнув, капореджиме старается быть мужественным, чтобы продолжить, - не смогу быть рядом с тобой. Меня ищет мой дон - я знаю это, меня хотят убить - тоже знаю, но то, что мой мужчина систематически не договаривает мне - убийственнее для меня, чем нарушение кодекса. - Чимин, подожди, - Юнги чуть наклоняется к нему, взволнованно осматривая. - Можешь запирать меня в комнатах, стукать оружием по затылку, укрывать здесь, но, Юнги... я люблю тебя, и поэтому хочу тоже быть для тебя полезным, как твой напарник не только в постели. Звучу, как безумец, но я такой и есть, раз не могу от тебя отойти и на шаг. Но я и не слабое звено, которое нужно постоянно защищать, прикрывать от пули. - Голос Чимина такой размеренный, правильный и очень приятный для слуха, что и вклиниваться не хочется. - Ты сам сказал тогда в театре, что я стану твоим капо. И вот, я весь твой, как ты и хотел. Я раскромсал все на своем пути, предал семью, убил твоего врага, хотя он был изначально моим врагом, но даже тут ты решил все за меня. И теперь добровольно сижу еще и здесь только потому, что я весь твой. И я не отрицаю ничего. Позволь мне стать для тебя полезным ради нас. Ведь мы - существуем, как отдельная ячейка сейчас, да мы и сразу откололись от остальных. И мне просто по-человечески страшно за нас. Юнги почти не дышит, слушая и покрываясь мурашками от речей своего малыша. Чимин, как и в зале суда, опять приковывает взгляд, обезоруживая дона Мин по самое некуда, разряжая пистолет, разбирая на детали только лишь голосом. Немного посидев в тишине, Чимин быстро доедает порцию, моет тарелку и уходит в комнату, оставляя Юнги одного со своими мыслями. На трезвую голову вообще нельзя что-то делать, поэтому дон позволяет себе бокал виски. Не убрав тарелки, он наливает еще, не желает загружать голову, поэтому встает и идет в их общую спальню. Расстёгивая пуговицы на рубашке и отпивая горькую, но безумно вкусную, выпивку, входит. Окинув взглядом Чимина, что лежит на левом боку и листает свою книгу в слабом освещении от прикроватного светильника, приближается. Вновь привлеченный вниманием от помехи со стороны дона, Чимин отрывается от пожелтевших страниц. Юнги обходит кровать с его стороны, опрокидывая последние глотки виски, ставит стакан и садится к его ногам. - Думаю, тебе нужно поспать, вместо распития алкоголя, - подмечает Чимин, скользя взглядом по его раскрытой шее и груди. Низ живота потянуло: он давно не чувствовал того самого удовлетворения, что снимает любой стресс, лишь прижавшись к его оголённой коже. Юнги молчит, хмельным взглядом рассматривая его, без промедления скользя ладонью по лодыжке. Действует по-хозяйски, ведь знает, что Чимин ни за что не откажется от ласк, да и гладить его нежную кожу хотелось до трясучки уже давненько. - Ты не подстилка, - тихо и спокойно проговаривает дон, большим пальцем слегка надавливая, - я лучше умру, чем позволю тебе так еще раз посчитать, малыш. Дыхание капореджиме сбивается, и он пытается сглотнуть под проникновенным взглядом, интуитивно подталкивая ногу ближе к его ладони. Привлечённый вниманием на нее, Пак прищуривается и смотрит на свое собственное кольцо, которое нарочно забыл когда-то, на худом безымянном пальце Мина сейчас. Оно в форме змеи, что свилась в круг и кусает сама себя за хвост. Знак уроборос. Цикличность, бесконечность и возрождение, поэтапное прохождение в другую реальность, в ту самую, что подарил Юнги Чимину прямо в этом месте. Приятное колющее чувство в груди распространяется теплом от навязчивой мысли, что зацепилась за мозг Чимина, только взглянув на эту деталь. - Талисман сделал из него? - Ну, не обручальное же, - шутит Юнги низким и хриплым голосом, обращая внимание тоже на кольцо. Не терпя больше и секунды, Чимин привстает и усаживается верхом, прижимая колени и голени к его бедрам и талии. Юнги окольцовывает руками вновь, как если бы сказали, что больше никогда не сможет обнять капореджиме - сильно и крепко. Максимально приблизившись лицом, Чимин выдыхает: - Хочу выйти за тебя... Подтолкнув за ягодицы к себе еще ближе, Юнги из-под низу рассматривает его губы. Аромат сладковатого запаха от любимого тела обволакивает не только стены этой комнаты, но и всего дона Мин пуще алкоголя. Перевернув быстро его на спину и вжавшись полностью всеми точками соприкосновения, скользит взглядом по мягким линиям идеального лица. Чимин вскидывает руки вверх по кровати и выдыхает в его губы, обдувая жаром от перехватившего дыхания и тряски в груди от неугомонного сердца. - Давай поженимся прямо тут, в бухте? Другого шанса может и не быть при наших обстоятельствах, - предлагает Мин, наслаждаясь касанием его бедер и голеней о свою талию. - Знаю, что не романтик, и кольца нет, но... ты выйдешь за меня? Тихо хмыкнув в губы, Чимин решает сначала глубоко и долго поцеловать его, покоряясь этим чувствам с лихвой. Как в первый раз, думает он, что с ним все быстрее и быстрее слетает по спирали, крепко уцепившись вот прямо так, как сейчас, руками. И отказаться-то не сможет, наговорив с тяжелой головой недавно всякого. Проталкивая через мягкие губы язык, сдерживает удары сердца о рёбра оттого, что чужой язык встречает его и с наслаждением принимается поддерживать любую страсть. Мычание со стороны Юнги подтверждает лишний раз, как он обожает вжимать его в постель, полностью ограждая собственной широкой спиной от воздействия чего-то постороннего. Целоваться нежно не получается, потому что это невозможно, когда хочется всего и сразу, а у вас двоих только парочка губ на это, что еле справляются с прикусами, глянцевой влагой и глухими поочередными стонами. - Согласен... - слегка отстранившись, шепчет Чимин, улыбается и разглядывает его искрящиеся глаза, затем вновь принимается выцеловывать на устах Юнги самую красивую улыбку на свете, что появляется только из-за него. - Хочу твою фамилию.***
Наконец-то эта ночь для них воссоздала тот уют, к которому привыкли оба. Нескончаемые обстоятельства и череда напастей не позволила забыть приятные объятия сквозь сон и тихое шептание в темноте комнаты о том, как было бы здорово всю жизнь усыпать в постели с любимым человеком. А на следующее утро Юнги сразу же после завтрака повел его за руку вновь в сторону того водопада, всю дорогу оживлённо что-то рассказывая, оборачиваясь и рассматривая Чимина, что только поспевал на внезапную бурю энтузиазма серьезного дона Мин. С приближением к срывающемуся потоку воды с утеса, капореджиме зябко ёжится от прохлады, что невидимой пыльцой орошает пространство. Маленькое озерцо у подножия с кристальной водой рисует на своей гладкой поверхности венцы от потоков, кольцами расползаясь по ширине. - Что ты удумал? - с небольшой улыбкой, заинтересованно осматривает он Юнги. - Идем туда, - указывает под бурный поток дон. - Ну, нет... Я не... - Боишься? - сверкает глазами Мин, стискивая его ладонь, а Чимин прикусывает губу, совсем не хотя казаться слабым. - Ладно, давай так... Пройдя вперед, Юнги разувается, снимает одежду до белья и входит в озерцо. Затем показывает Чимину, чтобы тот садился к нему на спину. - Юнги, ты серьёзно? - выдыхает с тихим смешком Пак. - Эй, поторопись и скорей согрей меня, иначе я тут себе все отморожу, - бубнит тот в ответ. Качая головой от таких внезапностей с утра пораньше, Чимин скидывает обувь и брюки, оставшись в тонкой рубашке и нижнем белье. Солнце вовсю пытается проникнуть в их мир, хотя бы чуточку зацепить согревающими лучами оголенные тела в прохладной воде. Пристроившись сзади, капореджиме получше усаживается на его спину, окольцовывая ногами и руками, тихо попискивая сам себе от захватывающих прикосновений к теплому и голому Юнги. Они медленно прокрадываются к водопаду, балансируя едино друг с другом: Чимин тихо сидит и не мешает Мину осторожно ступать и держать его максимально крепко. Перехватив руки, крепче прижимается и утыкается в шею дона, доверяя себя до конца их короткого пути. Опустив Чимина в воду, Юнги видит его скрючившееся лицо из-за холода и дискомфорта от сырости. Рубашка тут же намокает снизу, прилипнув к талии и прессу. - Пак Чимин, - начинает Юнги, прижимая его к себе и заглядывая в глаза, не обращая внимания, что потоки воды слегка колышут гладь. Слегка напрягаясь, Чимин взволнованно хмурит брови и точно так же смотрит безотрывно на него. - Прямо здесь, сейчас, я хочу сказать тебе... Горло пересыхает, щеки пылают, а глаза, отчего-то, слишком увлажнились, но Юнги продолжает рассматривать его исключительную красоту, лишь будто созданную для него. И именно в этом месте опять. - Юн-и... - поддерживает Чимин, стискивая его предплечья. - Все эти клятвы - лишь красивая традиция, - тихо, оттого и чувственно, продолжает дон Мин, - и я не слишком красив в речах, ты знаешь, но с тобой я понял, что доверяю сердцу на сто процентов, ведь оно отзывается исключительно лишь на тебя абсолютно в любой ситуации, где бы я ни был. В страхе, в наслаждении, в отречении и в безудержном круговороте всего - я отзываюсь лишь на твой голос, на твои черты. Замерев и забыв о дискомфорте, Чимин разглядывает его волнение, что так похоже на юношеское признание в первой любви. Юнги оттого столь уязвимый и такой волнительный, что невозможно было устоять, не хватаясь за его руки. "Боже, он совсем, как мальчишка... какой же чувственный!" - Счастье состоит из отдельных минут, из маленьких удовольствий — и все это ты, - шепчет Юнги далее, - я не хочу тебя ни в чем ограничивать, правда, просто ты мне очень дорог. Я хочу быть для тебя всем, кем бы ты хотел меня видеть, и твое биение сердца - мое биение. Хочу быть с тобой, - сипло и с дрожанием выдохнув, дон опускает глаза и пытается выровнять дыхание. - Я люблю тебя, - проговаривает Чимин, беря его подбородок и возвращая взгляд на себя, - прекраснее свадебной речи и быть не может, милый. Я согласен быть с тобой и в здравии, и в болезни, также правильно? Хмыкнув, Юнги благодарно ему улыбается и кивает. - Скажи, что тоже согласен и поцелуй меня уже, пожалуйста! - улыбается мягко в ответ Чимин, прижимаясь сильнее. - Согласен. Поцелуй той самой цикличности жизни: чередования между обретением свободы и вздёрнутых петель узника, гибели и перерождения, хорошего и плохо, греховного и божественного, но между этим есть баланс, который так старательно ищут Чимин и Юнги все это время. Повенчанные неофициальными узами брака под потоками водопада, свободные и влюбленные в жизнь, как в кислород, который перехватывает, когда они играются им меж своих губ и подбрасывают друг другу живительные дозы. Закованные и ограниченные в возможностях изменить судьбу навсегда, отступая каждый раз на шаг, как от огня или укуса опасного животного, потому что им не дают на это возможности абсолютно чужие люди. Но теперь нужно стать уроборос - символом объединения всего во вселенной, ее центром, как прямо сейчас посреди неизведанного острова Юнги прижимает Чимина к себе. И если уж они так часто стали притягивать к себе смерть, то и рождение чего-то нового происходит неизменно следом в природе. В этом и есть цикличность жизни.